Куда девались все цветы.

Я ничего не понимал. Гена понимал еще меньше. А наш бортовой компьютер вообще отказался работать, когда мы с его помощью попытались проанализировать ситуацию.

Наш бортовой нейронный суперлогик со всеми его миллионами логических выводов в секунду оказался просто ящиком с элементами. Все его нейронные цепи до единой зашли в тупик, и компьютер начинал нагнетать напряжение в своих мозгах, пока не срабатывала защита. Да и в наших с Геной мозгах булькала каша. И было от чего.

Представьте себе такую ситуацию. Вы подлетаете к планете, выходите на орбиту и начинаете наблюдать. Сверху вы видите потрясающей красоты природу: высокие заснеженные горы, прозрачные чистые моря, густые пышные леса, цветущие степи. Вы выбираете местом посадки каменистый полуостров, что вдается в большое озеро, и начинаете спуск. Посадка без приключений. Вы надеваете легкий скафандр горя от нетерпения прогуляться по этому чудному лесу, что стеной стоит на берегу. Ворота шлюза открываются, вы вприпрыжку сбегаете по трапу и... Как вы думаете, что вы видите? Да, да там, где кончается каменистый полуостров. Лес?.. Ничего не видите!.. Ну, не совсем ничего, конечно, но того чудного леса восхитившего вас еще на орбите нет и в помине... Зато есть камни. Каменистая равнина от берега озера и докуда глаз хватает, в какую сторону ни глянь. И все такое серое, безрадостное, унылое... И небо над головой ровного серого тона, гладкое непроницаемое, как бетонная стена. И такой силы тоска исходит от всего этого пейзажа, что хочется встать на четвереньки и волком завыть.

Мы с Геной быстро вернулись на корабль, вынули из регистрирующих аппаратов все данные о том, что творилось за бортом во время спуска, и скормили их нашему суперлогику. До определенного момента компьютер переваривал информацию весьма бойко, но затем у него начиналось острое несварение, неизменно кончавшееся полным запором. И так несколько раз, пока мы не догадались заменить несколько блоков, превратив тем самым суперлогика в обыкновенный цифровой компьютер. «Цифровик» обработал информацию без запинки, и теперь мы с Геной тщетно пытались понять, что же произошло. Одно мы знали точно: то, что мы видели с орбиты не бред, не мираж — это реальность; то, что окружало наш корабль сейчас — тоже реальность. Но эти две реальности никак не хотели состыковываться.

В конце концов, мы бросили совмещать несовместимое и отправились прогуляться по каменистой пустыне. А заодно посмотреть какие здесь камни.

Выйдя из корабля второй раз, мы уже ничему не удивлялись, а вскоре и вовсе позабыли про исчезнувший лес.

Россыпь камней оказалась настолько интересной, что мы охапками набирали образцы до тех пор, пока наши роботы-пауки не заявили, что не смогут нести больше.

Результаты, выданные экспресс-лабораторией, привели Гену в восторг.

— Ты только посмотри! — вскричал он, тыкая пальцем в экран дисплея.

Я посмотрел и присвистнул.

— Руды всех металлов! Всех природных металлов! Ты понимаешь!?

Я понимал, и совсем уж было впал в телячий восторг...

— Ты представляешь, какую коллекцию мы соберем! — продолжил Гена, и радость моя погасла как выключенная лампочка.

— Вот именно, коллекцию... — сказал я.

Гена уставился на меня.

— Не бывает такого, чтобы все руды лежали на поверхности, да еще в одном месте, — пояснил я.

Мы поглядели друг на друга, затем, не говоря ни слова, пошли в экипировочную, натянули скафандры и, прихватив с собой роботов, вышли наружу. С помощью роботов мы разгребали россыпь камней до тех пор, пока не наткнулись на сплошную скалу. Роботы прозвонили ее на десять метров вглубь, но дальше никакой руды не было — сплошной гранит...

И впрямь, будто рассыпанная коллекция. Так я и сказал, когда мы вернулись на корабль.

— Брось, Леша, — ответил Гена. — Кому ее здесь собирать? Степи да джунгли — царство растений. И хоть бы один след разумной жизни или, хотя бы, животного мира.

Только Гена это сказал, как у меня в голове вспыхнула догадка.

— А ведь это и есть след разумной жизни, — сказал я и объяснил почему.

Мы начали спорить. Гена сразу самым решительным образом отмел «мифических собирателей», и твердо уперся на том, что россыпь камней принесена рекой.

Да. В озеро впадала река. Весьма полноводная, с быстрым течением. Полуостров же, на котором стоял наш корабль, лежал прямо на пути потока и отражал его вдоль берега. Гена был уверен, что на реке случаются паводки, а уровень воды в озере когда-то был выше... Короче, все просто, ясно и без всяких сказок.

Я прекрасно представлял описанный Геной процесс. Все логично, все очень вероятно, не подкопаешься. У меня был только один контраргумент: камни. Все они были крупные около пуда весом, и вес их не отклонялся от средней величины больше чем на один килограмм. Это я знал точно — мой робот не только разгребал камни, но и взвешивал их. Камни слишком тяжелые для такой реки, а, главное, практически одинаковые. И ни мелочи, ни песка кругом нет — одни только крупные, как на подбор. Гена пропустил мой аргумент мимо ушей и продолжал гнуть свое. Я не возражал: больше нечем было. Я только знал теперь, что Гена не прав.

Наверное, это смешно со стороны смотрелось. Гена осыпает меня фактами, строит безупречные логические связи между оными, а я, не имея более ни одного весомого аргумента, только повторяю: «Гена, все не так...»

Одним словом, наш спор закончился только тем, что мы устали спорить.

После этого мы принялись за принесенные во второй выход образцы. Их нужно было пронумеровать, сфотографировать каждый, расфасовать по ящикам, а ящики уложить и закрепить в камере находок. Во время этой работы мы не разговаривали — немного дулись друг на друга, да и притомились порядочно.

Когда последний ящик с образцами был водружен в ячейку на стеллаже в камере находок, на «улице» заметно потемнело. Наверное, наступал здешний вечер. И тогда я первым нарушил молчание.

— Гена, — сказал я, — пока не стемнело, схожу на берег, посмотрю что там.

Гена не возражал.

На берегу все то же: серая каменистая пустыня. Я отпустил своего робота искать камни вроде тех, что мы нашли на полуострове, и уселся, на большой глыбе лежащей у самой воды на берегу тихой заводи.

Как бы красиво смотрелся сейчас наш корабль на фоне заката. Черный, с огненными отблесками на корпусе, стоящий на совершенно черном берегу. И черное слегка размытое отражение падает на воду цвета расплавленного золота... Но я видел перед собой только серую тень на фоне темнеющего бетонного неба, и серое же размытое пятно на шероховатом стальном зеркале воды. И тоска... Тоска... Не зеленая даже, а серая как весь этот пейзаж...

Нет, Гена. Кто-то есть на этой планете. Но ты ведь не поверишь в это, пока не столкнешься на орбите с искусственным спутником; или, пока не увидишь закопченное небо в дирижаблях; или (вот это лучше всего тебя убедит), пока не подвергнешься обстрелу со стороны аборигенов. Вот это для тебя единственные и бесспорные признаки наличия разумной жизни. А то, что заметил я, кроме одинакового веса кусков руды, ты даже не стал бы принимать к рассмотрению. Что для тебя лес? В лучшем случае много деревьев. Ты, житель мегаполиса технарь до мозга костей, что ты мог увидеть? А я, потомок лесников в пятом колене, увидел. Увидел, но не понял сначала.

Когда мы первый раз любовались природой с орбиты, я почувствовал ту глубинную тихую радость, которую ощущал всякий раз, возвращаясь в родные места. Чем-то родным повеяло на меня от этих лесов и степей. Когда зонд принес нам фотографии окрестностей полуострова, я сперва удивился. Уж очень чистый культурный вид имел лес на берегу озера. Но выглядело это так естественно... А когда Гена сказал про коллекцию, до меня, наконец, дошло, что лес на берегу не дикий, и даже не ухоженный дикий — он выращен. Выращен не одним поколением отличных мастеров ландшафтной архитектуры. О сем предмете Гена не имеет ни малейшего понятия. Он вряд ли бы смог отличить дикую тайгу от еловой рощи насажденной возле Центра Подготовки к полетам. Здешние ландшафтные архитекторы дадут земным тысячу очков вперед. Даже я, прекрасно знакомый с этим делом, не сразу догадался.

После того, как мы разгребли кучу всевозможных руд, я уже представлял, что произошло с нами при посадке. Местные жители увидели наш корабль, вычислили место посадки и соорудили вокруг полуострова нечто вроде аквариума. Теперь они за нами наблюдают, присматриваются. И коллекцию руд всяческих высыпали, каждый кусок как на подбор. Намекнули нам, что они есть. А ты, Гена, говоришь, река камни принесла. Не справиться этой реке с такими камнями.

Я поглядел на устье реки и на меня на3лынули воспоминания.

Я вспомнил родную тихую речку. Вечер. Вода гладкая. Небо отражается в ней один к одному. Ветра нет, течение спокойное, и, кажется, нет такой силы, что могла бы поломать это зеркало. Я сижу на стволе нависшей над водой ивы и смотрю, как у меня под ногами проплывают лилово-золотые облака, освещенные снизу заходящим солнцем. Тишина. Благодать. Прямо под кроной ивы на воде, как на оконном стекле, лежат листья кувшинок. А у самого ствола на берегу незабудки сияют в траве нежно-голубыми звездочками. Луг на другом берегу речки. За ним лес: высоченные корабельные сосны. И там, в лесу, где кончаются сосны, начинается смешанный лес, орешник густой растет. А чуть дальше — полянка с ежевикой...

Я проснулся. Проснулся и тут же зажмурился от яркого света. Когда мои глаза привыкли, первой моей мыслью было: «Куда меня занесло?» Но, приглядевшись, я понял, что никуда меня не занесло. Я был на том же месте, где присел на камень. Но вместо унылой серой пустыни на берегу стоял лес. Тот самый цветущий лес, удивительной красоты творение здешних ландшафтных архитекторов, который приглянулся нам еще на орбите.

Конечно же, я вовсю удивленно глазел по сторонам. Но удивился еще больше, когда увидел на чем сижу. Камень пропал без следа. Его место теперь занимал ствол склонившейся над водой ивы. Сколько я ни протирал глаза, ива не исчезала. Так же как не исчезали желтые цветы кувшинок на воде под ивой. Так же, как не исчезали нежно-голубые звездочки незабудок у моих ног.

Я поглядел на часы. Оказывается, я уже больше девяти часов здесь сижу. То есть, я просидел всю здешнюю ночь. И за это время они по моим воспоминаниям создали земные растения! Ай, да собиратели... На этом мое удивление иссякло. Уже вряд ли будет что-нибудь удивительнее этого.

А воздух-то какой! Боже, как я соскучился по этому животворному запаху леса. Я встал, вздохнул полной грудью и... прямо перед собой увидел висящий на сучке шлем моего скафандра... Я только на всякий случай бросил взгляд на браслет. Белый огонек — в воздухе ничего опасного. Я взял шлем в руку. С него вспорхнула бабочка с черно-алыми крылышками, похожая на земную бабочку адмирал.

Пора идти на корабль. Гена, наверное, уже с ума сходит из-за меня: обещал вернуться, как стемнеет, и пропал.

По дороге я встретил группу из нескольких десятков корабельных сосен, заросли орешника и полянку с ежевикой.

Как все-таки искусны местные мастера ландшафтной архитектуры. В их творение были теперь добавлены новые элементы, которые не смотрелись как чужеродные. Я не мог отделаться от ощущения того, что среди здешних цветущих деревьев всегда стояли корабельные сосны, что орешник своей яркой веселой зеленью всегда украшал берег озера, что ива всегда стояла, склонившись над тихой заводью, и что кувшинки всегда цвели на воде под ее кроной.

От любования этой красотой меня отвлекла бабочка, которая все это время следовала за мной. Теперь она шелестела крылышками возле самого моего лица. Я остановился. Бабочка перелетела на шлем и немного попрыгала на нем.

— Намек понял, — сказал я, водружая шлем на место.

Спасибо, предупредили. В «аквариуме» всего один процент кислорода, остальное — азот и аргон поровну. Я пристегнул шлем и хотел было идти дальше, как вдруг в мгновение ока выцвели яркие краски, небо превратилось в бетонную стену, а вода в озере — в шероховатую сталь. Я снова оказался в «аквариуме». И первое что я увидел, было изумленное лицо Гены.

— Леша, это ты? — спросил он.

— Я, Гена, кто же еще. Извини. Я тут засиделся. Присел, понимаешь, на камень и заснул.

— Ну, слава Богу! Я уж думал, ты совсем пропал.

— А что случилось-то?

— Он еще спрашивает! Я чуть с ума не сошел, пока тебя искал. Лучше скажи, где пропадал всю ночь?

— Я же говорю, сел на камень, заснул.

— На камень? Не было тебя там!

— Как не было? Не на том камне смотрел, наверное.

— Нет, на том самом.

Гена побежал вдоль берега. Я за ним. Роботы-пауки за нами.

— Этот камень? — спросил он, когда привел меня на место.

— Да, этот. А как ты узнал?

— Твой паук прибежал, сообщил, что не может тебя найти. Я велел показать место, где он видел тебя последний раз. И он привел меня сюда. — Гена легонько пнул камень. — Тебя здесь не было. Мы с пауками весь этот берег облазили — ты как в воду канул. Я устал, вернулся на корабль, поспал до рассвета и снова тебя искать пошел. И, на тебе, ты откуда-то появился. А секунду назад не было.

Вот это да! Видимо, рановато я зарекся удивляться... Это что же получается? «Аквариум» не поверхность планеты, а какое-то отдельное пространство, и в нем имеет место грандиозная декорация озера и окрестностей. Ай, да собиратели! Ай, да ландшафтные архитекторы!

— Гена, я, кажется, понял, почему ты меня не нашел... — и я рассказал все, что только что пришло мне в голову. Во время моего рассказа лицо Гены изменило выражение с заинтригованного на сочувственно-насмешливо-скептическое. Нет, не убедил я его. Ни капельки.

— Плохи твои дела, Леша, — сказал он. — Тебе нужно срочно к психиатру.

Я застонал... Технарь чертов! Компьютер! Суперлогик железный без единого намека на воображение!.. Я повернулся спиной к воде и излил в пространство стон своей души:

— Да покажите же вы ему, наконец!!

И тут же мне пришлось прищуриться. После тусклости «аквариума» свет дня на поверхности казался ослепительным.

Со стороны Гены до меня донесся странный и жуткий звук: невероятная смесь гудка паровоза и грозного страдальческого рычания перегруженной электроподстанции.

Когда я открыл глаза, Гена с перепуганным лицом крутился на одном месте, оглядывая все вокруг.

— Леша, где мы? — простонал он, глядя на верхушки деревьев.

— Я тебе только что это объяснил.

— Но ведь этого не может быть!

— Ты же видишь теперь, что может.

Я усадил Гену на ствол ивы, и через некоторое время мне удалось его успокоить.

— Гена, — спросил я его тогда, — тебе что-нибудь снилось ночью?

— Да.

— Расскажи.

— Зачем это?

— Сейчас это очень важно для тебя.

Гена удивленно поглядел на меня, но стал рассказывать. Ему приснилось, как он гуляет в корабельной роще и прикидывает, сколько кубометров пиломатериалов из нее получится...

Было такое дело. Гостил у меня Гена незадолго до старта и, помню, все поглядывал хищными глазами на заповедную корабельную рощу...

Гена закончил. Я рассказал ему, что приснилось мне, а затем добавил:

— А теперь, Гена, обрати внимание, на чем ты сидишь.

— Ива, ну и что? — небрежно бросил он. В следующее мгновение он вскочил, будто сел на гвоздь. — Ива!.. Это та самая ива над речкой! Но как?!

— Ты видишь то, что снилось мне, — спокойно ответил я.

— Но ведь это не сон!

— Да, это не сон. Это собиратели постарались, пока я спал... Посмотри кругом, может еще что знакомое найдешь.

Гена посмотрел, узнал, потом спросил:

— О каких «собирателях» ты говоришь?

— О тех, что собрали и подсунули нам коллекцию руд: о жителях этой планеты, то есть. Я тебе уже вторые сутки втолковываю, что это планета с разумной жизнью. Если бы ты имел хоть малейшее понятие о ландшафтной архитектуре, ты бы еще с орбиты увидел, что на этой планете почти нет диких лесов. Почти все леса здесь выращены. Очень у...

Я не договорил. Гена тянул руку к незабудкам.

— Стой! Не трогай!! — вскричал я, но он уже сорвал один из кустиков. Сорвал, посмотрел и, бросил.

— Надо же, и незабудки здесь — сказал он и исчез.

Через секунду зазвучал его голос, удивленный и слегка напуганный:

— Леша, ты где?

— Да здесь я, здесь, — с горестным вздохом ответил я. Мне было обидно за Гену.

— Но я тебя не вижу.

— Еще бы. Я на поверхности, а ты — в «аквариуме». Скажи спасибо, что радио не отключили... Обиделись они на тебя. Я, кстати, тоже... Руки у него чешутся. Цветок ему неймется сорвать... Вот и сиди теперь с камнями, а я пока прогуляюсь по лесу.

— Но ведь в инструкции...

— Помню, помню. Нельзя одному. Как раз про тебя писано. Таким как ты нельзя без присмотра в лес — дров наломаете. Во всех смыслах... За меня не бойся — пауки со мной. Все. Конец связи.

Я отключил радио.

Пауки стояли, ждали распоряжений. И я распорядился, чтобы они сменили ступни ног и кисти манипуляторов. Комплект для слабого грунта на ноги и биокомплект на руки. Пока роботы переобувались и меняли перчатки, я снял скафандр и стопкой сложил его в кузове моего робота. Затем разулся... Как приятно было после долгих месяцев полета босыми ногами почувствовать живую землю.

Через полминуты пауки были готовы. Место металлических опор с пальцами-крючьями на ногах заняли мягкие пластиковые подушки, на которых роботы могли не проваливаясь бегать по снегу. Крепкие металлические клешни были заменены руками с мягкими гибкими пальцами.

Бабочка, что все это время порхала возле меня, запрыгала перед моим лицом и полетела вглубь леса.

— Намек понял, — сказал я и приказал роботам следовать за мной.

Хозяева звали в гости. Я последовал за летящей впереди бабочкой.

Похожие статьи:

Рассказы → Цена смерти

Рассказы → Назад в Ад: Ещё один нереальный детектив

Рассказы → Ад в огне

Рассказы → Нереальность (квест) [Сценарий игры об Ином Мире и Децербере]

Рассказы → 2063-й. Мы