Кровавый закат Дороса

(Полумесяц над древней Тавридой)

Власти и чести

Трудно им вместе.

Все соперники –

Просто смертники.

Разбойничья злая луна нaдмeннo взиpaлa c чepнoгo дeкaбpьcкoгo нeбa нa зaмepзшую зeмлю, зaливaя пpизpaчным мepтвящe-зeлeным cвeтoм oкpecтнocти cтapoй бaзилики cвятoгo Koнcтaнтинa. Каменные крылатые львы, неизвестно каким ветром занесенные на исходе седьмого тысячелетия от Сотворения Мира на этот осколок некогда великой ромейской империи, вздрогнули от внезапного пушечного выстрела и вновь равнодушно уставились на двух юных девушек, осторожно пробирающихся среди крестов и надгробий.

Со стороны моря дохнуло студеной сыростью, и Анастасия поспешила закутаться в теплую меховую накидку, привезенную из родной Сучавы, мысленно досадуя, что согласилась на настойчивые уговоры Елены. Хотя с другой стороны – как приезжей девице, пусть и знатного рода, отказать в просьбе четырнадцатилетней княжне, дочери предпоследнего правителя Феодоро, ставшей за последние месяцы все продолжающейся и продолжающейся османской осады лучшей подругой? Пусть даже просьба - сопроводить ее ночью на кладбище – показалась необычно-пугающей.

Девушка тихонько вздохнула и покосилась на Елену, что в молчании замерла, преклонив колени, у небольшого и совсем небогатого каменного надгробия, полускрытого сорной, разросшейся за летние месяцы и успевшей уже высохнуть травой. О смерти ее отца, князя Исаака, ходили самые разные слухи. Очень многие из горожан почти открыто обвиняли того в намерении сдать крепость янычарам. Масла в огонь подливало и странное поведение нынешнего правителя, князя Александра, демонстративно обходившего молчанием все, что было связано с памятью умершего брата. Сомкнувшаяся вокруг княжны глухая безжалостная пустота с каждым днем давила все сильнее и сильнее. Может, потому и пришла она сюда, что терзает душу эта страшная неизвестность?

Внезапно звук тяжелых медленных шагов разорвал ночную тишину. «Навьи! В полночь встают из могил…» – сразу Насте пришли на ум слышанные в детстве валашские преданья, голос от ужаса отказался повиноваться, а ставшие ватными ноги совсем перестали держать тело. Еще немного, и сердце не выдержало бы, но стремительно поднявшаяся Елена успела подхватить едва не лишившуюся чувств ровесницу.

- Тихо! Это кто-то из монахов сюда идет…- одними губами произнесла она..- Не хочу, чтобы меня видели здесь.

И, не говоря больше ни слова, бесшумно повлекла спутницу в тень старой часовенки, что берегла последний покой усопших. Разросшиеся плети дикого винограда образовали у дальней стены небольшое укрытие, куда юркнули девушки, скрываясь от посторонних взоров. Едва успели они затаиться в своем убежище, как сквозь слабое шуршание ветвей донесся скрип открывающейся двери и негромкие слова.

- Кир Александр, прошу простить недостойного служителя божия за мой вопрос, но почему надо творить сей заупокойный молебен ночью, да еще в такой строгой тайне? Разве …

- Прости, отче,- при звуке этого голоса Елена вздрогнула и судорожно вцепилась в Настину руку.

- Дядя,- совсем тихо прошептала княжна на ухо подруге. Осторожность требовала побыстрей покинуть кладбище, но любопытство пересилило, и девушки опять замерли, превратившись в слух.

- Прости, отче,- повторил, чуть помедлив, правитель Феодоро,- но только здесь, вдали от любопытных ушей, ты сможешь выслушать меня и, быть может, облегчить тяжесть, что холодным камнем лежит на сердце. Сегодня полгода, как ушел из жизни мой брат…

- Прискорбно, что покинул он сей мир во цвете лет, но на все воля Господа нашего. Говорят, у него было больное сердце…

- Это правда. А еще он предпочитал мир с османами, никак не поддаваясь на уговоры нашего зятя, молдавского господаря Стефана и кафинского консула, не раз привозившего обещания крестового похода от папы. В отличие от меня…

Его голос прервался судорожным всхлипом. Молчал и старый монах, ожидая, когда собеседник найдет в себе силы продолжить начатую исповедь. Молчали, боясь пропустить хоть слово, и невольные слушательницы, замершие в своем укрытии.

Наконец, Александр справился с собой и продолжил, тяжело роняя горькие слова:

- А я понадеялся на помощь, что обещали мне со всех сторон – папа, Генуя с Венецией, венгерский король и даже сарайский хан Ахмат. Жаждал битвы, полагая себя спасителем веры христовой от османского полумесяца. Воображал, что стою вровень с великими героями древности, защитниками эллинов от восточного варварства, война с которым не прекращается вот уж две тысячи лет. В дерзновенных мечтах своих я уже почти вступил на порог святого храма Софийского. Грядущая слава туманила голову, как крепкое вино, и брат тщетно пытался остановить меня, доказывая гибельность возможного столкновения и необходимость добровольных уступок Мегмету…

- Он воистину проявил смирение, достойное христианского государя, скажу больше, в его словах была и высшая мудрость. Ибо великую правду Мегмет-салтан во царство свое ввел, и великие знамения грозные указал для того, чтобы люди не слабели ни в чем и Бога бы не гневили…

У Насти даже голова пошла кругом от этих слов. Как же так – монах, а хвалит врага веры христианской? А старец продолжал, все возвышая и возвышая страстный голос:

- Бог любит правду боле всего: не можно царства без грозы держать. Вспомни, как царь Константин вельможам своим волю дал и сердце им веселил, они же о том радовались и решали неправедно в судах и думах, богатели, а земля плакала, в бедах купалась, да оскудела вельми. И за то Господь разгневался на царя Константина. и на вельмож его, и на все государство неутолимым гневом своим святым, что они правдою гнушались, и не знали того, что Бог любит ее сильнее всего. И в латинской земле такожде. Корысть и гордыня напереди, а о вере и правде мысли нет. А Мегмет-салтан, хоть неправославный царь, а устроил то, что угодно Богу. Вот кабы к правде той да веру христианскую, то воистину и ангелы с ними в общении пребывали…

- А ты отколь знаешь сие?

- Много пришлось мне постранствовать в годы прошлые – в Трапезунд, в Солунь да на Афон не по раз хаживал. Видал, как тамошние люди большой оброк платят турецкому царю, а сами — за гордыню свою и за лень — в неволе живут у него. Как нанимаются самых знатных семей греки да сербы пасти овец и верблюдов у Мегмета-салтана, а жены и дочери их принуждены самую черную работу делать. Но прости, кир Александр, перебил я тебя.

- Увы, теперь и я понимаю, что гордыня то моя была. А в тот вечер крепко повздорили мы с братом, много друг другу слов обидных наговорили. И я…- голос князя прервался, видимо, правитель заново переживал обстоятельства той давней ссоры.

-… И я схватил брата за грудки, а он вдруг захрипел и обмяк. Клянусь, отче, не хотел я смерти его, хоть и стал причиной невольной. Пришлось мне в свои руки все дела княжества брать. А Ахмет-паша, великий визирь, словно ждал сего, от имени султана сразу же объявил о мщении за смерть верного союзника Порты и всего три недели спустя с войском уже на нашем берегу высаживался. Да еще в городе сразу слухи поползли об измене и о выдуманных тысячах золотых, что Исааку турки заплатили, дабы от союза с фрягами отвлечь. Потому и пришлось мне запретить хоронить брата в родовой усыпальнице. И даже сорокоуст за упокой души его не озаботился провести, как должно.

За спиной у Насти чуть слышно всхлипнула Елена, и девушка обернулась, обнимая и успокаивая плачущую подругу.

- Только какой толк в том союзе!- продолжал Александр.- Вон, кафинский консул воев много собрал, но что велико число, раз нет у них верного сердца, а смерти боятся и умирать не хотят? Купцы тамошние, что фряги, что греки или армяне, не о войне, а о покое да барыше мечтали – открыли ворота паше. И так по всему побережью. Лишь в Солдайе Христофоро ди Негро с немногими верными людьми до самого смертного часа защищал крепость, достойно скончав жизнь свою. И мы дошли уже до последней крайности, от ран да голода изнемогли вконец. Так ради чего ж все труды, и муки, и смерть?

Последние слова князь почти выкрикнул, словно обращаясь не к священнику, а к далеким Небесам, оставившим эту землю своим покровительством. Ответ старого монаха был столь тих и короток, что Настя не разобрала слов. Она хотела переспросить Елену, но Александр заговорил вновь, и юная волошанка замерла, прислушиваясь.

- А вчера он пришел ко мне ночью. Тенью пришел. Не один. Жонка с грудным младенем на руках, которых схоронили третьего дня. Спафарий Леон, убитый в самом первом приступе. Геронтий, старый инок, который свой храм внизу покидать отказался, и был там зарезан у алтаря. И иные многие. Встали у ложа, а в глазах немой вопрос. Тот самый, что тебе сейчас задал. А я ни пошевелиться, ни слова сказать не могу. И заснуть не могу – так и стоят они передо мной…

- Значит, еще не очерствела совсем душа твоя, сыне, раз приходят к тебе души праведные!

- Спасибо, отче. Вот рассказал тебе все, и словно в одночасье тяжкий груз с души свалился. А завтра решил ударить я на пашу, чтобы уж решилось все разом.

- Уповай на Господа нашего, все в руце его! Пойди повались, поспи, негоже перед сечей себя изнурять…

- Боюсь снова брата увидеть и иных…

- Я пойду с тобой, сыне, и помолюсь за их души христианские. Они поймут…

Звук мужских шагов давно стих в ночной тиши, а Настя все никак не могла успокоиться и только судорожно вытирала слезы, обнимая безутешно рыдающую Елену. Ох, и зачем только она согласилась идти на кладбище?!

Наутро поздно проснувшаяся Настя зашла в комнаты подруги и обнаружила их пустыми. Постель так и оставалась неразобранной, лишь одинокий огарок на краю стола, открытая медная чернильница да пара бумажных клочков на полу свидетельствовали о том, что хозяйка покоев вторую половину ночи все же провела здесь. С большим трудом, только с подсказкой и помощью девчонок с поварни, встававших ни свет, ни заря, Насте удалось разыскать княжну. Та забралась на самый верх дальней дозорной башни, куда уже больше месяца никто не поднимался, и, стоя на коленях, беззвучно молилась. В глазах Елены стояли слезы.

Желая отвлечь подругу от грустных мыслей, Настя подошла к самой бойнице, по дороге зацепившись за массивный фряжский арбалет, видимо, давно оставленный здесь кем-то из стражников. Удивительно только, что ворот самострела был тщательно протерт и смазан, словно им совсем недавно пользовались. Но времени задуматься над этой странностью у Насти уже не было.

- Гляди, наши уже выезжают из ворот!- Змея латной конницы неторопливо спускалась на равнину, разгоняясь для таранного удара. В первых рядах отчетливо выделялся алый плащ Александра. Видно было, как, не выдерживая натиска, подались в бег османы. Вот уже золоченый княжеский шлем мелькнул возле неприятельского лагеря. Еще чуть-чуть - и победа!

Девушка в упоении обернулась к подруге. Елена уже поднялась с колен и наблюдала за ходом битвы, нервно прижимая к груди маленькие, запачканные чем-то темным кулачки. И ни капли эмоций не отражалось сейчас в ее глазах, лишь судорожно закушенная губа выдавала нешуточное волнение.

- Ты что, не видишь?! Наши побеждают! – Настя радостно затормошила княжну.

Но что это?! Неизвестно где прятавшийся вражеский отряд ударил в спину увлекшимся преследованием бегущих защитникам крепости, внося сумятицу в их ряды. Смешавшись, воины Феодоро попытались было вырваться из смертельной ловушки, но не тут-то было. Только совсем немногим удалось пробиться обратно к городским воротам.

Долго молчавшие грозные османские пушки рявкнули, выпуская по крепостным башням тяжелые каменные ядра. Одно из них ударило в самый край бойницы. И последнее, что видела Настя перед поглотившей сознание темнотой, был распростертый на перепаханной копытами земле кровавый плащ. И застывшая торжествующая улыбка княжны…

Похожие статьи:

Рассказы → Дочь шамана

Рассказы → Приглашение на войну

Рассказы → Эфемеры Вселенной (Внеконкурс)

Рассказы → Две стороны, одна правда

Статьи → Конкурс "Две тысячи лет война"