Степан Васильевич мучился аритмией. Когда ты болен, то многие заботы отходят на второй план. Это раньше Степан Васильевич мог ловко нарубить дров, растопить печку в доме, приготовить баранину в сметанном соусе…
Пригладив волосы рукой, ветеран посмотрел на себя в зеркало. Он невольно вспомнил поручение, которое ему отдал командир в самый последний день Великой Отечественной. Преисполненный отваги, он не мог с ним согласиться.
- Я не позволю так с ним обращаться! – сказал Степан Васильевич командиру, имея в виду пленного немца.
Да, эти воспоминания до сих пор не отпускают ветерана. Не богоугодное это дело – убивать пленника.
На немце Фридрихе был последний фасон сапогов. Он смотрел совсем уж жалостливо на Степана Васильевича, на лбу кожа у него облупилась.
Под одобрительный гул пленников, Степан Васильевич развязал руки немцу. Тот был настоящим гигантом с ростом метра два. Глядел не лукаво, а по-доброму. Вид у него был слишком уж немецкий – блондин, холщовая кожа, гладковыбритый.
Степан Васильевич до сих пор хранил подарок Фридриха – дерматиновый футбольный мяч. Возможно, правду говорят: «в футбол играют все, а побеждают немцы».
Перед отправкой Фридриха в Западную Германию они со Степаном Васильевичем присели на скамейку на вокзале.
- Ты скучаешь по родине? – спросил у немца Степан Васильевич.
- Прости мой народ за всё, Степан – за концлагери, за бессмысленные убийства, за всё, - сказал Фридрих.
Немецкие солдаты отличались от советских многим, и прежде всего выправкой. Если немецкие командиры были личностями участливыми, были на короткой ноге с солдатами, то советские неизменно требовали от своих солдат подвига, и никак иначе.
Сердце у Фридриха действительно болело. Этот ребячливый взгляд, с которым он смотрел на окружающих.… Он рассказал, что в Германии у него остались жена, ребёнок, собака. Он говорил, что грезит о тех временах, когда мир простит Германию.
- Спасибо, что ты пригрел меня, - сказал на прощание Фридрих. – Эта война себя исчерпала. Она тянулась слишком долго, - он пожал руку Степану Васильевичу, и сказал напоследок: - Меня не покидает предчувствие, что мы ещё встретимся…
Они поддерживали связь на расстоянии – то Фридрих пришлёт ботинки, то Степан Васильевич отправит льняные штаны. Судьба их сложилось хорошо – у обоих были дети, внуки, уважение, почёт…
Снова проявилась мучительная боль в правом виске. Степан Васильевич дал себе обещание – он не будет делать себе поблажек, и неизменно будет присутствовать на всех парадах в честь дня победы.
В советское время он пахал в конструкторском НИИ. Когда Союз развалился, решил заняться разведением щенков. Даже пробовал себя на писательском поприще, но увы, безуспешно.
Зеркало отразило ещё статную фигуру. Степан Васильевич решил чуточку посидеть, перед тем, как идти на парад. Жара стояла изнурительная, почти летняя.
Да, Степан Васильевич уже давно заверил у нотариуса завещание, по которому он делит своё имущество поровну между детьми, внуками и правнуками.
Ему всё ещё было непривычно, что в его доме не слышится монотонный звук ткацкого станка – жены уже как шесть лет не было с ним. Она и борщ посолит как надо, и приберётся в дома.
Людочка с чернявыми волосами…Это он, весь седой, простой, неприхотливый…
Степан Васильевич закурил трубку. Да, он ощутимо состарился за последние несколько лет. Бывало раньше, придёт в баню с друзьями, здорово так пропотеет, и потом отправится наматывать круги вокруг стадиона….
Одевшись в благопристойную одежду, он был готов ехать к Площади Победы, где и пройдут торжества. Прошлогодний парад он помнил отрывочно – преклонный возраст сказывался и на памяти.
«Чего притворяться, - сказал себе Степан Васильевич, - я и живу-то на свете ради этого одного дня в году. Пропал мой привычный кураж в жизни. Только бы после смерти не попасть в пекло ада.. И каждый парад я думаю, как там мой милейший Фридрих. С ним я столько всего не успел обговорить… Он писал, что работает преподавателем. Я и сейчас помню этот его неистребимый оптимизм. Хоть увидеть его одним глазком, дотронуться до него… Как же промчалась моя жизнь! И как же сейчас нестерпимо больно…»
Взяв с собой лекарства, Степан Васильевич вышел из дома. Он почувствовал воодушевление, когда увидел двух школьниц с георгиевскими ленточками. Глаза девочек округлились, когда они увидели ветерана с орденами на груди. Они решили проводить Степана Васильевича к метро.
- Вы живёте в нашем микрорайоне? – спросила та, что выглядела постарше.
Степан Васильевич не стал озвучивать то, что он не живёт, а существует, и ответил утвердительно.
Что ни говори, но Степан Васильевич в последнее время выбирался из дома лишь изредка. Он держал дома кавказскую овчарку, и она была единственным его обществом – дети, внуки и правнуки жили заграницей.
Пригожий денёк. Витиеватые облака плыли по небу. Но тут небо дрогнуло и полил дождь.
- Дедушка, держите зонтик, - сказала школьница.
Капли забарабанили по зонтику. Тук-тук-тук. Непогода вовсю разыгралась, и обрушился ветер. Небо тускнело. От непогоды школьниц и Степана Васильевича скрывал тент, под который они встали.
Ветеран купил школьницам мороженое.
Повсеместно виднелись красные флажки, украшающие эту улицу. Улица была и впрямь красивой, как заставка на компьютере.
- Давайте мы вас тоже угостим, - сказала рыжеволосая школьница и достала из рюкзака пакет с пирожками.
- Да, не питаться ведь одними пилюлями, - пошутил Степан Васильевич и откусил кусок от румяного пирожка.
По истечении получаса дождь прекратился. Степан Васильевич со школьницами решили сократить путь и поехать на трамвае. В его глазах стояла печаль.
- Дедушка, вам грустно? – спросила одна из школьниц. – Вы совершили великий подвиг и не должны грустить.
Степан Васильевич решил не хитрить и поведал причину своей печали.
- Был один немец, его звали Фридрих, и он был воплощением всего хорошего, что только есть в нашем мире. Я без сомнений доверил бы ему свою жизнь. Он был по-хорошему безразличен к вещам. Он хорошо разбирался в выпивке и в оружии. А какой у него одухотворённый взгляд!
Перед Степаном Васильевичем отчётливо встала картина их с Фридрихом прощания на вокзале. Был канун нового года, ребятня баловалась с хлопушками.
Фридрих потушил сигарету и крепко обнял своего друга. Жуткая тогда была холодина.
Проводницы поторапливали отправляющихся, послышался протяжный гудок. Из глаз Степана Васильевича потекли непослушные слёзы.
- Меня не покидает предчувствие, что мы ещё встретимся…
Школьницы преобразились, что-то надумав.
- Дорогой дедушка, а давайте найдём вашего друга в интернете, - предложила рыжеволосая.
Степан Васильевич поднял на них усталые глаза.
- Мне представляется, что это отличная идея, - и он улыбнулся, подогреваемый смутной надеждой.
По удивительному стечению обстоятельств, школьницы нашли-таки Фридриха Мюллера из городка Майнц.
- Вы хотите отправить ему письмо? – спросили они у ветерана.
- Как же тесен мир! – воскликнул Степан Васильевич, когда ему показали фотографии Фридриха и его семьи.
Степан Васильевич застонал – кольнуло сердце. В следующий момент сердце словно раздулось, и ветеран стремительно потерял равновесие…
Степан Васильевич очнулся с одной-единственной мыслью – смерть была близка, как никогда. Он почувствовал всю прохладу больничной палаты.
На нём была расшитая узорами рубаха и какие-то слишком приятные на ощупь штаны. Мерно работала сушилка – на ней лежали чьи-то тапочки.
Ветеран всем своим слабым и добрым сердцем надеялся, что обошлось без неприятных неожиданностей. Он захлопал глазами, когда в палату зашла медсестра, и приподнялся на кровати.
Спустя минуту в палату зашёл сутулый доктор. Он излучал оптимизм.
- Вам повезло, что у вас такие заботливые друзья, - присев рядом, сказал доктор. – Правда, вам всю жизнь придётся принимать варфарин.
Степан Васильевич живо отреагировал на слова доктора.
- Неужели кто-то оплатил мою операцию? – спросил он.
- Ваш диагноз был, как петля на шее, - сказал подтянутый доктор. – Но нам удалось переломить ситуацию. Вы ведь знали, что вам нельзя кофе, вы ночь перед девятым мая не спали…. Держите хвост пистолетом – к вам посетитель, - и доктор замолчал, устремив взгляд на пациента.
Когда Степан Васильевич увидел посетителя, они с посетителем дружно заулыбались, с трудом сдерживая эмоции. Мгновенно Степан Васильевич преобразился и повеселел нравом – перед ним был Фридрих.
- Прекрасный день, чтобы снова увидеться, - произнёс немец на чистом русском. – Неужели ты, Стёпа, уже намылился на тот свет? Я молился за тебя всю ночь. Согласись, что ты ещё не выполнил в жизни своё предназначение, и тебе рано умирать. Многие наши друзья ушли, и мы с тобой просто не можем потерять друг друга.
Степан Васильевич пожал своё отёчной рукой руку Фридриха. Он был всё ещё храбр и готов был сражаться за свою жизнь.
- Ты должен беречь себя. Кстати, почему ты прекратил мне писать? – добродушно спросил Фридрих.
- Я бы с радостью полоснул бы своё горло вином вместе с тобой, вот только письма перестали доходить. Я посылал тебе телогрейки, варенье, сало, но посылки возвращались.
- А я тебе посылал чехословацкое пиво. Я так рад, что мы пронесли нашу дружбу через столько лет. Дай Бог нам здоровья, и мы горы свернём.
Фридрих достал из кармана листок бумаги и сказал:
- На этом листке будет список того, что мы должны успеть сделать. Только поступим справедливо – три позиции заполнишь ты и три заполню я.
- Ты скоро уезжаешь? – с беспокойством в голосе спросил Степан Васильевич.
В ответ прозвучало:
- Только тогда, когда мы исполним наши мечты…
Фридрих глубокомысленно вздохнул. Взору открывался прекрасный вид с высоты в три тысячи метров.
Вниз падали листья, камни. Плясали причудливые тени.
- Прокручивая свою жизнь, - заговорил Фридрих, - я понимаю, что совершил лишь один смертный грех.
Пение птиц сопровождало разговор у костра.
- Я видел, как на войне отправлялись в небытие мои товарищи, и я не убивал, так как служил медбратом. И ничто так не тяготит меня, как мой грех. Это меня преследует и поныне.
Фридрих поправил прилизанные волосы.
- … и это перевешивает то хорошее, что я успел сделать. Я мог спасти еврейского мальчика, если бы усыновил его, но так этого и не сделал.
Фридрих посмотрел на друга пытливым взглядом.
Вдруг солнце ослепило глаза. Прошло достаточно времени, прежде чем оно скрылось за тучами.
Тревога овладела Степаном Васильевичем. Солнечный свет разливался по равнине внизу, и было невозможно не заметить скрюченную фигуру, распластавшуюся там. Три тысячи метров высоты…
- Во всяком случае, Фридрих, ты выполнил все три свои мечты из списка, - сказал Степан Васильевич в пустоту и помолился.
Похожие статьи:
Рассказы → Приглашение на войну
Рассказы → Эфемеры Вселенной (Внеконкурс)
Рассказы → Яблоко
Рассказы → Дочь шамана
Статьи → Конкурс "Две тысячи лет война"
Запуталась в причинно-следственных связях)) Плюс некоторые шороховатости есть (типа "фасона сапогов").
