Клуб анонимных графоманов

Идея честно украдена у Semiurg’а.

День первый

Я бы не пошел, если бы не жена. Все эти ейные: что ты ерундой занимаешься после работы, лучше бы с детьми позанимался или в танчики погонял; да кому нужны твои шыдевры; в доме еды нет – всё прокреативил; из-за твоих творческих потуг на улице скоро окажемся.

Никакого уважения к тонкой душевной организации гения! Но разводиться не хочется, да и детей жалко, плачут, кушать просят. Пришлось пойти.

Пришел. Народ разный. Много новеньких, как я. По небрежной одежке, нечесаным волосам, огню в очах и нервно дергающимся пальцам, лишенным стилуса, опознал. Есть и те, кто давно ходят, изменения заметны: волоса стрижены с одной стороны головы, глаз горит только один (у левшей правый, в правшей – левый), на грязную рубашку чистый пинджак вздет.

Сидел, слушал. Выступали много. Новенькие многословны, метафоричны, эвфемистичны, любят пошвыряться шляпами и необособленными деепричастными оборотами. Родные души! Вижу, как им тяжело. Те, кто уже вступил на путь исправления, более кратки: отчитываются, как давно завязали, в неписун ушли. Гордятся собой, заметно. Но выглядят несчастными, чувствуется, что борются с трудом, вернуться на творческую стезю мечтают.

Жалко их, бедных! Не хотелось бы таким же стать.

Может, ну его, клуб этот?.. Нет, нельзя. Жене обещался.

День пятый

Собрался с духом и выступил. Рассказа, как пишу кровю и потом, серцем и душой, как дрожит под моими пальцами клавиатура, коей передается вдохновений, как не сплю ночами, бросаю все дела, включая секс, чтобы записать гениальную идею (других у меня не бывает!), как наплеваю на работу и домашние дела, чтобы нарисовать снежинку и развернуть фокал в проработанном лоре. О муках непризнания и зависти крытикоф тоже рассказал.

Хлопали мне дружно, но без огонька. Злые, жестокие люди! Где им понять страдания творческой души и тонкой организации. Думают, небось, что сами такие. Но таких как я не бывало, палец на отрезание дам! Мизинец. Все равно печатаю четырьмя указательными и средними.

После окончания собрания ко мне подошел неприятный молодой человек в белой рубашке и отглаженных брюках, с аккуратной стрижкой, повел пить растворимый кофе с дешевыми пончиками. Предложил кураторство.

Мерзкий тип! Явно давно ушел из нашего мира. Но что поделать, других среди кураторов нет.

Согласился.

День двенадцатый

Сегодня после собрания куратор (про себя я уже окрестил его ЧистоЛистом) повел меня в паб, где мне пришлось выслушать о его долгом и трудном пути к исцелению. Всякая чушь про освободившееся время, трезвую оценку собственных возможностей, наконец-то почитать издающиеся книги, посмотреть фильмы, не отвлекаясь на косяки бездарных режиссеров и сценаристов, которые пролезли в кино через койку, кстати, издатые тоже через нее лезут, или через знакомства. Потом поделился, что после лечения обзавелся девушкой, даже фотку показал. Отвратительная девица с накаченной задницей, симпатичными сиськами и блондинистыми волосами. Глаза совсем не горящие, такие не годятся в подруги истинным гениям.

Слушать все это было так отвратительно, что я выпил несколько больше пива, чем привык (а привык я не пить пиво), и куратору пришлось доставлять меня домой и сдавать на руки жене.

Свою порцию матных слов я получил наутро, а куратору, подозреваю, отсыпали сразу.

Впрочем, после словесной сковородки, от которой у меня распух мозг, и все еще бывшие в нем гениальные сюжеты и персонажи разбежались, супруга смягчилась, накормила меня завтраком и уже тише попросила или проводить встречи с куратором в детском кафе, или уж поменять куратора, раз он так мне противен, а я не умолчал о причине переизбытка пива в организме.

Спросила, разрешено ли членам нашего клуба вести дневник, не является ли он формой графомани. Успокоил жену: да, разрешено, как членам клуба анонимных наркоманов разрешается принимать поддерживающие таблетки, но это скоро пройдет.

На скоро пройдет жена успокоилась окончательно и выдала мне кусочек кекса к чаю. Кекс был похож на ЧистоЛиста – такой же аккуратный и безыдейный, творчески мертвый.

Сижу, выковыриваю остатки следов арахиса из зубов и сублимирую в этом дневнике вместо того, чтобы писать по-настоящему гениальные произведения.

Мерзкий клуб! Еще одна встреча – и адьёс!

День двадцатый

Сегодня к нам пришел новенький. Господи, как он хорош: длинные нечесанные кудри, испачканные чернилами пальцы, растерзанная рубашка, местами заправленная в потертые джинсы, огонь вдохновения в глазах!

Мне было так жаль его и себя тоже, себя, конечно, жальче, что после собрания в подбежал к зеркалу и увидел в нем незнакомого типа: с полупогасшими очами, полупричесанной шевелюрой.

А превращаюсь в зомби – приличного, не пишущего зомби! Надо что-то делать, пока не поздно!

К черту всё, к черту этот дневник! Где мои черновики! Я! Иду! Писать!

День тридцатый

Мой срыв не прошел незамеченным для жены и куратора. Оба они оторвали меня от любимого, кровю и потом залитого компьютера, исполненного вдохновения и великих идей, и утащили на кухню, где долго отпаивали кофе и пивом и откармливали аккуратными кексами, убивающими всё живое в мозгу и душе.

Пока жена ласково – подозрительно ласково – просила меня вернуться в программу, куратор аки тать в нощи прокрался к компьютеру и удалил все мои шедевры, аккаунты на литсайтах и в соцсетях, а потом отформатировал жесткий диск, откатил к заводским настройкам планшет и телефон.

Нет, я не питаю к ним злобы. Они исполнены лучших чувств, хотят вернуть меня в серый, скучный, приличный мир.

Я бы сказал им «Не причиняйте добра», но они не поймут. Они слепы и глухи, их души лишены пота и крови, они не знают, что я – истинный причинятель добра и наноситель света, Тот, Кто Творит На Благо Вселенной и Людёв.

Я пишу эти строки, запершись в туалете, на длинном рулоне – да умолчат моя деликатность и скромность о том, чем именно я пишу. Это – последняя страница моего дневника.

Сегодня ночью я возьму все гаджеты, достану спрятанную в загашнике флешку и навсегда покину родной дом. Мое место – на природе, в прекрасном лесу, где скачут белочки и поют вороны. Там и только там я буду один и наконец завершу очерденой том моей бесконечной опупеи в высоком, лично мной изобретенной жанре, анимэ-флеш-бояр-космо-реализма.

Прощайте, мои дорогие! Прощайте! Труба Музы зовет меня в дорогу.

Похожие статьи:

Рассказы → Правдивая сказка об Авторе