В соавторстве с Daredevil
Прибывший наутро мастер по ремонту электрических сетей, прежде всего, проверил работу рубильника и категорически заявил обеспокоенному мистеру Смоллу, что «сам переключиться в другое положение механизм не мог. Наверное, вы, уходя, забыли отключить систему».
Джонатан, не страдавший забывчивостью, спорить с электриком не стал. Зачем рассказывать постороннему человеку о зародившихся подозрениях, когда их еще доказать требуется.
Поэтому в ответ на слова мастера бывший моряк только согласно кивнул и повел гостя по всем комнатам: проверять проводку и качество работы электрических сетей.
Через пару часов мастер – человек ответственный и грамотный в своем деле, - облазив весь дом, начиная с холла и заканчивая чердаком, уехал, а мистер Смолл, на всякий случай выключив рубильник и заперев щиток на ключ, отправился на ежедневный обход территории.
Погода стояла чудесная, никаких сверхъестественных или близких к ним приключений со сторожем не случилось, так что он вернулся в Тринити-Хауз в прекрасном расположении духа, не отказавшись, впрочем, от своего замысла, который и решил реализовать немедленно.
Как уже говорилось, Джонатан Смолл терпеть не мог непроясненности и загадочных явлений, потому и старался всегда и во всем докопаться до сути. Желательно, научной.
***
Еще утром, сопровождая мастера по электричеству к центральному щитку, сторож заметил то, что должен был заметить еще накануне, если бы не был так обеспокоен странными синими молниями, вылетавшими сквозь крышу дома. А именно: дверца, ведущая из кухни в подвал, была слегка приоткрыта. За все время пребывания в Тринити-Хауз Джонатан не лазил в подпол – нужды не было, - а единственный ключ покойно пребывал на своем месте в связке, выданной сторожу мисс Шейлой.
Если бы в дом пробрались грабители, о которых предупреждал Брайан Донован, они уже наверняка дали бы о себе знать самым бандитским способом. Да и не было у воров возможности попасть внутрь Тринити-Хауз: окошки в подвал были не только забраны решетками, но и столь малы, что взрослый человек через них не пролез бы. Что же касается иных окон или входной двери, то Джонатан недаром считался прекрасным сторожем: бывший моряк мог голову дать на отсечение, что ни на единую секунду не оставлял открытыми доступы в поместье.
Значит, неведомый человек или имел собственный ключ от подвала; или же вниз существовал другой вход – о котором мистер Смолл не знал.
Поэтому, вооружившись револьвером и взяв фонарь (включать электричество Джонатан не стал, да и неизвестно было – проведено ли оно ниже первого этажа), сторож начал спуск по темной узкой винтовой лесенке.
На последней, слегка влажной ступеньке сторож поскользнулся, едва не упал и, выронив трость, схватился за перила. Переведя дыхание, мистер Смолл наклонился, чтобы поднять палку (нога сегодня разболелась больше обычного, так что ходить без дополнительной опоры было тяжеловато) и в неверном свете фонаря разглядел на полу электрический провод. Конец кабеля был не оборван и не отрезан, но аккуратно замотан изоляционной лентой (видимо, для защиты оголенных контактов).
Джонатан осветил стену: кабель поднимался от пола на высоту человеческого роста и шел вглубь подвала. Бывший моряк двинулся вдоль стены за новоявленной Ариадниной нитью, не обращая внимания на боковые коридорчики и комнаты, где, судя по волнам холода и доносившимся запахам, хранились солености, копченья, варенья и вина. Но во владениях местной кухарки сторожу делать было нечего.
Мистера Смолла куда больше занимал тот факт, что коридор – темный, мрачный, извилистый, с каплями влаги на потолке и неровными каменными стенами, - точь-в-точь походил на тот лабиринт, который Джонатан видел в кошмарном сне. К счастью, стены и пол были абсолютно неподвижны. Да и звуков адской машины не слышалось.
***
Коридор закончился аркой, пройдя под которой, мистер Смолл очутился в большой комнате со сводчатым потолком. Углы зала тонули в темноте, поэтому определить его размеры не представлялось возможным, но, судя по пройденному расстоянию, сторож находился сейчас в правом крыле Тринити-Хауз, под теми комнатами, которые некогда занимал старый хозяин поместья.
Джонатан двинулся по периметру, подняв фонарь и разглядывая находящиеся в подвале предметы. Казалось, бывший моряк оказался в чудовищной кунсткамере, где были собраны страшные, диковинные предметы – порождения какого-то извращенного ученого ума. Продолжением кабинета редкостей мистера Дьюиза назвал бы его сторож, если бы здесь – в подземной каморе – экспонаты не были столь пугающими и живыми.
Вот фонарь осветил чучело вставшего на задние лапы пса светло-желтого цвета. Присмотревшись, мистер Смолл узнал в собаке своего друга Голди, или зверя, полностью сходного с ним видом. Чучело было сделано с таким искусством, что казалось живым псом, на мгновение замершим, словно для отображения на фотографической пластине.
Дрогнувший луч осветил картину, изображавшую больную девочку, лежащую на богато убранной постели. Личико ребенка покрывала предсмертная бледность, глазки были полузакрыты, рыжие волосы разметались по подушке.
Джонатан развернул фонарь в другую сторону. В темноте мелькнул край высокого, в человеческий рост, зеркала в изузоренной раме. Подойдя поближе, сторож с удивлением обнаружил, что отражающая поверхность темна: ни самого мистера Смолла, ни даже легкого отблеска фонаря не было на ней. Сторож попробовал сдвинуться чуть в сторону, полагая, что находится перед предметом оптического искусства, именуемым кривым зеркалом: в нем можно увидеть свое отражение (часто искаженное – вытянутое, округленное или вверх ногами) только с определенного ракурса.
Что-то дрогнуло в ртутной глубине, появилось, стало приближаться изнутри к краю рамы. Бывший моряк, не верящий ни в черта, ни в бога, вгляделся, вздрогнул и начал креститься, бормоча слова молитвы, не вспоминаемой с детских лет.
По ту сторону отражающей поверхности плясала красавица-цыганка. То приближаясь, то отдаляясь, она, казалось, хотела и не могла преодолеть границу, отделявшую ее от мистера Смолла.
Испуганный сторож сделал несколько шагов назад, стремясь избавиться от дьявольского наваждения, и, споткнувшись обо что-то, чуть не уронил еще один экспонат: модель, предназначенную для студентов-медиков или анатомического театра. Высокий, мускулистый мужчина со спущенной кожей, так что были видны все связки, мышцы и кровеносные сосуды, был сделан из какого-то странного материала, до отвращения напоминающего человеческую плоть, непонятным образом законсервированную и убереженную от гниения и тлена. Модель (да модель ли это?) была одета в темно-синий полицейский мундир. На обнаженной от волос, красно-синей голове в прожилках вен, сосудов и переплетении серо-желтых нервов, сверкала каска.
Мистер Смолл, стиснув зубы, закрыл глаза и постарался успокоить дыхание: сейчас не время бояться и паниковать, он должен разобраться в происходящем.
Вновь обретя душевное равновесие (в той мере, в которой это было возможно), бывший моряк двинулся в обход зала, изучая другие экспонаты. Здесь были и странные засушенные растения – не гербарии, но дурно пахнущие комочки, когда-то бывшие розовыми букетами или лавандовыми венками; были изысканные подвески из кроваво-красных, словно налитых кровью, рубинов и синих, как девичьи очи, сапфиров. Встречались невысокие деревца странной формы в низких кадках (такие, кажется, только начали входить в моду, будучи завезенными из Японии) – изломанные, словно умоляющие о пощаде. Были древние книги со слипшимися страницами, покрытые плесенью; клетки с обломками косточек птичек или мелких зверюшек; растекшиеся пятна грязи, пахнущие гнилью и болотом, и при этом упрятанные под стеклянные колпаки, как ценнейшие из экспонатов; странные фигурные дверные ручки, напоминавшие то человеческий глаз, то оскал черепа. Несколько могильных плит с неразборчивыми надписями лежали на полу.
И по всему залу веял запах тления, смерти, животного, непреодолимого ужаса: он впитывался в одежду; проникал под кожу; впивался в корни волос, заставляя их шевелиться. Он был подобен той липкой грязи, что мистер Смолл ежедневно вытирал с полок и витрин в кабинете редкостей старого мистера Дьюиза.
Джонатан почти задыхался в этом обширном склепе, назначения и замысла которого не способен был постигнуть. Отступая назад к арке, сторож поднял фонарь повыше и разглядел в центре зала письменный стол, на котором, словно приглашая к прочтению, лежала раскрытая тетрадь.
***
Спустя пару часов (а, может, миновала целая вечность), закончив чтение ужасающего документа, Джонатан Смолл закрыл тетрадь и вытер липкий пот со лба.
Воистину, первый владелец Тринити-Хауз – мистер Хауард Энтони Дьюиз – был чудовищем в человеческом обличье. И, что самое ужасное, чудовищем многознающим и ученым.
После смерти супруги, скончавшейся родами, сэр Дьюиз стал искать средство, которое позволило бы ему воскресить – нет, не мать своего единственного сына, - но ту красавицу-цыганку, которую он сам же и убил.
Найдя после долгих опытов и экспериментов подходящий, как ему казалось, эликсир, Хауард Энтони опробовал его сначала на существах живых, однако не обладающих разумом, – водорослях в пруду и деревьях возле дома. Однако всё, чего ученый убийца смог достичь, был ежедневно возникающий и вскоре пропадающий эффект мгновенного состаривания означенных растений.
Тогда, углубившись в старинные манускрипты и заклинательные книги темных магов средневековья, мистер Дьюиз начал искать способ, который позволил бы ему воскресить не тело, но эфирную душу живого существа, дабы она потом смогла помочь физической субстанции восстановиться. Для этого требовалось понять, где именно скрывается та истинная сущность человека, которую именуют душой. И, как следовало из дневника, Хауард Энтони раскрыл сей секрет, хотя и потратил долгие годы на свои исследования. А, раскрыв, обнаружил, что по-прежнему не в состоянии вернуть жизнь умершему, зато в силах – за счет использования чужих душ – продлить собственную.
К счастью, в дневнике первого владельца Тринити-Хауз не сохранилось описания и принципа действия машины, которая позволяла забирать субстанцию души у других людей, дабы воспользоваться ею самому. Тем не менее, Джонатан был абсолютно убежден, что эта тетрадь не должна попасть в руки и пред глаза других людей. Наука призвана служить облегчению трудов, рассеиванию суеверий, продлению человеческой жизни, но никак не отнятию оной.
Мистер Скотт поднялся со стула и взял дневник, намереваясь покинуть страшный кабинет: сторож уже догадался, что все редкости были – в той или иной степени – сувенирами, памятками загубленных человеческих душ, многие из которых так и не смогли обрести покоя, приходя на место своей гибели в облике привидений.
В этот миг чахнущий фонарь в последний раз вспыхнул, а затем, зашипев, погас.
И тут же загорелась яркая электрическая лампа под потолком.
- Я так и знал, что ты рано или поздно доберешься сюда, - прозвучал странно знакомый голос.
Мистер Смолл обернулся. Под аркой стоял старый мистер Дьюиз – не призрак, нет, но человек из плоти и крови.
- Ты понравился мне, моряк, - Хауард Энтони спокойно проследовал мимо стола в самый темный закуток зала. – Я даже надеялся, что мне не придется тебя убивать. Но теперь у меня нет другого выхода.
И мистер Дьюиз резко сорвал серую ткань с какого-то странного большого предмета, до сей поры укутанного, сливавшегося с темнотой и потому не видимого.
Глазам Джонатана предстал огромный агрегат, с одной стороны которого, почти на уровне пола, находилась большая воронка, переходящая в длинную, изогнутую стеклянную трубку, которая соединялась с другими трубочками и резиновыми шлангами, а через них – с колбочками разной формы и лейденскими банками. По другую сторону (видимо, там, где заканчивался цикл работ машины) размещались конвейерная лента, выезжавшая из нутра, прикрытого прорезиненными шторками, и полукруглый бак для слива отходов, вмонтированный в пол.
- Полюбуйся моим изобретением, ибо это последнее, что ты видишь в своей жизни, - расхохотался бессмертный безумец, нажимая кнопку на передней панели прибора.
Заходили вверх-вниз гигантские поршни, залязгали цепи и шестеренки; в колбочках и шлангах начала подниматься и бурлить какая-то густая жидкость; голубые и синие искорки замелькали внутри лейденских банок и побежали сквозь гелеобразную субстанцию, окрашивая ее во все оттенки от голубого до синего.
Огромный раструб воронки развернулся к мистеру Смоллу, со свистом втягивая в себя воздух и создавая ветер, который повлек сторожа к чудовищной машине.
Джонатан изо всех сил сопротивлялся, хватаясь поначалу за стол, затем за другие предметы, находящиеся в зале, но завихрения воздуха все усиливались, втягивая бывшего моряка в воронку.
- Душа человека хранится в его воспоминаниях! – прокричал мистер Дьюиз, потрясая воздетым кулаком. – Твоих мне хватит лет на тридцать спокойного существования.
Уже наполовину засосанный чудовищной машиной сторож, из последних сил цепляясь за края воронки, размахнулся и с отчаянным криком швырнул свою трость в безумного ученого. Тяжелый, окованный железом конец ударил мистера Хауарда Энтони Дьюиза прямо в висок. Обливаясь кровью, первый и единственный владелец Тринити-Хауз упал.
…Поля иван-чая в родном селенье, где Джонни бегал босиком летними вечерами. Синие глаза матери, провожавшей сына на военную служу, – полные слез и бесконечной нежности. Золотые косы Мери-Энн – портовой проститутки – доброй и милой девушки, не по своей воле избравшей такую работу. Пороховой дым сражений, тонущие корабли, развороченная, с торчащими наружу обломками костей, грудь полкового командира. Цветущие акации парижских бульваров…
Перемалываемые чудовищной машиной кости захрустели, и Джонатан закричал еще раз. А потом мир вокруг погас.
Эпилог
«Миссис Шейла Энтони Дьюиз с прискорбием сообщает о кончине своего супруга – Хауарда Энтони Дьюиза.
Смерть воспоследовала после продолжительной болезни, на континентальном курорте ***.
Тело будет перевезено на родину и захоронено в склепе родового поместья Тринити-Хауз.
Отпевание и прощание с усопшим состоятся в приходской церкви, 15 июля 19** года».
Молодая вдова, небрежно бросив черную шляпку с вуалью на кухонный стол, спустилась в подвал и быстро прошла по коридору в сводчатый зал.
Тони, конечно, жаль: он был снисходительным мужем и умел не замечать ее маленьких проделок, - но, с другой стороны, надо было быть осторожным: и в обращении с машиной, и с этим умником-сторожем.
Конечно, сейчас Шейла еще молода, ей не нужны чужие воспоминания, чтобы продлить свою жизнь, но как знать, может быть, когда-нибудь…
Миссис Дьюиз подошла к агрегату, который (слава Богу!) был оснащен системой автоматического отключения после завершения цикла, - и подобрала выпавшие из-под резиновых шторок на конвейер флакон с дистиллятом воспоминаний и книжку с изображением бравого моряка на обложке.
Флакон Шейла аккуратно поставила на полку в шкафчик, где уже хранились другие такие же: некоторые пустые, а некоторые – еще наполненные, а книжку швырнула на стол.
Мужа забавляла его коллекция редкостей, но молодая дама принадлежала иной эпохе и не страдала излишней сентиментальностью.
К чему ей этот бесполезный сувенир – отходы души мистера Джонатана Смолла?
Похожие статьи:
Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)
Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения
Рассказы → Легенда о единороге
Рассказы → Красная Королева
Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]
точнее, мое мнение с читательским однозначно не совпадет 
Никак не ждала такого финала. 
