Невзирая на опасения чиновников, ничего страшного не случилось: ни в тот ужасный день, ни на похоронах герцога.
Алана прибыла туда, как взрослая, - в карете, в сопровождении немалой свиты, которой, впрочем, пришлось дожидаться окончания церемонии во дворе.
Домовая церковь, хоть и была куда больше скромного храма возле замка юной госпожи, не вместила в себя и верников как самого герцога, так и его детей – трех сыновей и двух дочерей с супругами. Все они были высокими, статными, похожими на отца. И глаза их были так же холодны, как морские воды после бури. Все пятеро бросали яростные взоры на императорских чиновников и юную госпожу, но вынуждены были сдерживать гнев, памятуя, что находятся в святом месте.
Лучники и конники из города тоже были тут: якобы для отдания последних почестей отважному воителю, но Алана, учившаяся понимать то, что скрывалось за словами взрослых, догадалась, что императорские посланцы опасаются за жизнь тех, кто приехал отдать последний долг умершему.
Но всё было спокойно: и в церкви, и на кладбище, и после – на торжественном обеде, где говорили о герцоге: старые боевые товарищи вспоминали его отвагу в бою, сыновья и дочери – мудрые слова отца, вассалы – разумное правление. Наученная наставниками, Алана, после прочих речей, также подняла кубок в честь усопшего и сказала несколько добрых слов о герцоге, не оставившим её – сироту, волею Господа ставшую правительницей в самом юном возрасте, - советами и помощью, припомнила и письма старшим слугам, и хлопоты перед приездом императора.
Казалось, сейчас в последний путь проводили достойного повелителя, так искренни были речи собравшихся. Но Алана, помнившая холодный блеск глаз, усмешку, превратившую лицо герцога в дьявольскую харю, уже не могла верить ничему. Потому и не была удивлена, когда в конце обеда старший сын герцога почтительно попросил императорских чиновников расследовать гибель отца, ибо все родные и близкие были убеждены, что причиной смерти послужили не естественные причины, но злое колдовство, возможно, то же самое, что прервало жизнь и госпожи Агнессы.
При этом головы всех присутствующих в зале повернулись к Алане. Девочка ничего не поняла, но сердцем ощутила угрозу, сокрытую в словах нового герцога.
Однако ничего не случилось: ни после обеда, ни на обратном пути в замок, ни на следующий день, ни через день.
На третью ночь после похорон над замком, близлежащими деревнями и лесом пронесся ураган. Страшный ветер срывал двери и ставни с петель, ломал крыши, разрушил мельничную запруду; ледяной дождь безжалостно сёк людей, пытавшихся спастись и спасти жалкое имущество от кары Господней; молнии били в дома и хлева, поджигали деревья в лесу. Наутро ураган прекратился, как по мановению Божьей длани, а двор замка наполнился ранеными, искалеченными, оставшимися без крова.
Управляющий и домоправительница сбились с ног, по приказу госпожи расселяя бедняков в комнатах прислуги и дворовых постройках, оба лекаря без устали перевязывали раны, мазали целебными мазями ожоги и обморожения, кухонная прислуга варила и жарила еду, дабы накормить прибывших. Самые здоровые и крепкие слуги и стражники отправились разбирать завалы, искать выживших и погибших.
Алана ходила по двору, утешала оставшихся без крова, вытирала слезы сирот, распорядилась открыть кладовые и выдать одежду и одеяла обездоленным.
Послали за священником – помочь госпоже, - но святого отца не смогли найти ни в деревне, ни в церкви. Крестьяне говорили, что видели его ночью, тушившим пожар в трактире, потому все и опасались страшного – отыскать тело служителя Господня под обрушившимися перекрытиями, но то, что случилось на самом деле, оказалось куда ужаснее.
Посланные в деревню помощники нашли священника возле старого дуба, искалеченного молнией и превратившегося в обгорелое подобье человека, стоящего с воздетыми кверху руками. Святой отец был распят на дереве, подобно герцогу, только руки и ноги его были прибиты гвоздями к обожженной древесине, а горло перерезано.
Вокруг дуба бродил безголовый призрак, рыдая и бормоча молитвы, размахивал головой, ровно кадилом. Из головы поднималась струйка белого дыма.
Когда Алана прибежала в церковь, куда отнесли священника, и храм, и двор были забиты народом. Крестьяне, слуги, стражники шептали молитвы и оспаривали друг у друга право бдеть возле гроба. Служителя Господа любили при жизни, и сейчас, после страшной смерти, - оплакивали искренне, из глубины сердца.
Юная госпожа приказала поднять покров и, встав на колени, долго молилась за усопшего.
Императорские чиновники хотели было прикрыть изуродованное тело, но Алана не позволила.
- Ураган, пронесшийся над нашей долиной, был наказанием Божьим, хоть и не ведаю я, за какие грехи, но священник пал от руки человеческой, не дьявольской. Пусть же все видят его язвы и раны, пусть знают, на какие ужасные дела способны неведомые злодеи.
- Вы становитесь взрослой, госпожа, - тихо промолвил стоящий рядом целитель. – Слова ваши полны мудрости, какая была и у госпожи Агнессы. Сердце мое в печали, что мудрость пришла к вам раньше времени и при столь печальных обстоятельствах.
- Так было суждено Всевышним, - ответила Алана, и, закрыв лицо покрывалом, чтобы никто не видел ее слез, вышла из церкви.
Девочке уже не нужно было вслушиваться в шепот прихожан, чтобы узнать – так ясно, словно это было написано диамантовыми буквами на черной мраморной доске, - кто убил служителя Господня. Да, Алана знала, но ничего не могла поделать. Никто не видел разбойников, под покровом тьмы, за завесой дождя, при неверных вспышках молний и далеком зареве пожаров, прокравшихся в деревню, похитивших священника и жестоко умертвивших его.
Никто не видел, значит, этого словно и не случалось.
Алане казалось, такого длинного, бесконечного, тоскливого дня в ее жизни еще не бывало. Стоны раненых, доносившиеся из залы, превращенной в лазарет, плач женщин, лишившихся крова и всего нажитого, слуги, тоже с трудом сдерживающие слезы, страшная смерть бедного священника – всё это казалось кошмарным сном, от которого не получалось проснуться. Когда же под вечер в ворота замка въехали телеги с извлеченными из-под завалов погибшими и новыми ранеными, сопровождаемые усталыми, грязными слугами и стражниками, юная госпожа не выдержала, убежала в свою спальню, рухнула на кровать и зарыдала в голос.
Перепуганная нянюшка никак не могла успокоить Алану и позвала лекаря. Тот явился такой же усталый, как и все прочие в замке, - в нечистом костюме, с кровью на руках и платье, - посмотрел на госпожу, приказал подать стакан воды и накапал туда успокаивающей настойки.
Не имея сил спорить со взрослыми, измученная Алана выпила лекарство, позволила нянюшке раздеть и уложить себя, и почти сразу провалилась в пустой, темный, бездонный сон без сновидений.
И так же, как уснула, Алана и проснулась – разом, махом, словно кто-то постучал в дверь или окликнул ее по имени.
Девочка села на кровати. В углу, завернувшись в одеяло, похрапывала нянюшка, не пожелавшая оставить госпожу, в окно заглядывал тонкий серпик луны. Было тихо-тихо, словно весь мир замер, затаил дыхание, и пресекся бег времени, остановилось движение планет.
И в этой ненастоящей, мертвенно-сонной тишине Алана услышала стук в потайную дверь. Стук становился все настойчивей, все громче, превратился в немыслимый, невозможный грохот – страшнее тишины, что была до него, тишины, которую он проглотил, как рыба-кит Иону, разорвал на куски, как старую тряпицу.
Алана не слышала ни своего дыхания, ни самого биения сердца, ни похрапывания нянюшки, ничего.
Вдруг сквозь грохот прорезался вой - так воет собака по покойнику, - сначала негромкий, он делался всё яснее и четче.
- Впусти, впусти меня! Отвори дверь!
И скрежет когтей по дереву, и удары – один, другой, третий. Что-то жуткое, непонятное – не человек и не зверь – билось по ту сторону зеркала, пыталось и не могло войти.
Алана хотел перекреститься, но не смогла поднять руки, хотела молиться – но губы не шевелились.
- Папа, папочка! – билась в голове последняя мысль. – Папочка, где же ты?! Приди, спаси меня! Па-па!!!
«Отвори дверь!» - невидимый палец вывел кровью на зеркале.
И тогда Алана, превозмогая смертный ужас, превративший ее в паралитика, закричала.
Нянюшка подскочила с пола, бросилась к девочке, схватила, прижала к себе, принялась крестить зеркало, комод, кровавые буквы. За дверями послышались голоса, кто-то бежал по коридору.
Раздался звон, зеркало покрылось паутиной трещин, через дыру просунулась рука – черная, когтистая, шевелящая похожими на могильных червей пальцами, на каждом – по перстню, все - знакомые Алане, многажды виденные.
В тот же миг тяжелая дверь подалась под напором ломившихся снаружи, в комнате замелькали факелы и свечи, забряцало оружие.
Темная тень, испустив последний вой, исчезла в прорехе зеркала, втянутая неведомой силой.
«Я вернусь за тобой!» - послышалось Алане в этом вое.
С первыми лучами рассвета в бессонный замок, полный напуганных, бестолково мечущихся людей, коих никакая власть не могла сейчас призвать к порядку, въехала вереница тяжело груженых повозок. Опекун юной госпожи, прослышав о несчастье, отправил потребные вещи, лекарства и слуг в помощь.
Сам же он прибыл в карете спустя час. Долгая дорога утомила старика, но он отказался от отдыха, а прошелся по замку, успокаивая, утешая, приказывая и советуя. Прибывший с ним священник отправился в домовую часовню молить Господа об избавлении от всяких бед.
Видя почтенного старца, опиравшегося на трость и волочившего за собой почти бездвижную ногу, задыхающегося, но преисполненного решимости дать отпор любому злу, слуги и крестьяне устыдились и принялись за неотложные дела, коих было немало.
Барон же прошел в комнату своей подопечной, с ночи пребывавшей в горячке и метавшейся в бреду. Два лекаря делали всё возможное, чтобы исцелить Алану: поили снимающими жар настойками, обтирали мазями, обертывали выдержанными на льду простынями, окуривали комнату.
Увидев, что за юной госпожой ухаживают как нельзя лучше, опекун посмотрел на разбитое зеркало и кровавую надпись и посоветовал перенести Алану в ее прежнюю спальню, эту же комнату окропить святой водой, развесить по углам и на зеркале ладанки со святыми мощами и накрепко запереть.
Потом старик призвал управляющего, домоправительницу и имперских чиновников и поведал ужасающее. Страшное существо – полуволка, получеловека, одетого в одежды герцога, в его плаще – видели в ту ночь и в лесу, возле сожженного дуба, и в разрушенных ураганом деревнях, и возле герцогского замка. Проезжая через владения покойного, барон слышал, о чем шептались, крестясь, крепостные, стража и слуги: пришедший к усыпальнице священник нашел каменные двери разломанными на куски, витражные окна – разбитыми. Гроб же, сброшенный на пол с постамента, был пуст.
Похожие статьи:
Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения
Рассказы → Легенда о единороге
Рассказы → Красная Королева
Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]
Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)
