Загрузчик

— Папа, а что такое «Гос-ис-пытания»? — протяжно пропищал Пашка, пытаясь на ходу повиснуть у Макса на левой руке.

— Госиспытания, — Максим поёжился, — это когда твоей работе приходит полная труба.

Глянув на часы, Макс с тоской подумал, что если каким-то чудом он не окажется на проходной ровно через десять минут, то на этот раз труба придёт лично ему, и прибавил ходу.

— И, вообще, — сказал он, опуская левую руку, — хватит виснуть, иди по-человечески, вон, как сестрёнка твоя идёт! — Он кивнул направо. Оля — девочка в белой шапочке и белых колготках, старательно, словно цапелька, вышагивала своими длинными ножками, держа его за правую руку. И мудро молчала. Словно уже всё понимала.

— Пап, а ты у себя на лаботе самый главный? — не унимался Пашка. Максим обвёл взглядом останки трибун, что ещё не разобрали после ноябрьских праздников, полосы промокшего кумача, уныло свисающие с фонарных столбов, и, печально ухмыльнувшись, ответил:

— Нет, сынок, у себя на работе я не самый главный, а самый крайний.

— А это как, клайний?

— Ну вот представь: другие мальчики в группе хулиганят или дерутся, не спят на тихом часе, а наказывают за это почему-то именно тебя, — прочувствованно произнёс он.

Сынишка, похоже, не проникся трагизмом его аллегории. Теперь он гигантскими прыжками преодолевал лужи, зависая в полёте на отцовской руке:

— Пап, а я хочу быть самым главным, когда вырасту!

— Генеральным секретарём, что ли, как, вон, дядя Костя? — прищурившись, Макс указал на огромный портрет, взиравший на площадь с пятиэтажки. Под ним, белым по синему, было написано: «К.У.ЧЕРНЕНКО И ЦК КПСС — АВАНГАРД ПРОГРЕССИВНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!» 

— Да, секталём! Я хочу вырасти глальным секталём!

— Ну, — Макс сделал назидательную паузу, — для этого тебе придётся нормально кушать. Не так как сейчас! Слушаться старших. И потом, — он задумался, — учиться. Очень много учиться...

Подбежав к стеклянному вестибюлю детсада «Василёк», Максим молниеносно открыл дверь и, взглянув на часы, чертыхнулся. Было уже без одной минуты девять! Пашка замешкался у двери, старательно раскладывая варежки по карманам.

— Шагай уже, «глальный секталь!» — буквально за шкирку Макс втащил сына в группу.

***

На этот раз в институтской проходной Максима встречал новый, видимо, только что вывешенный лозунг: «Учёные Берёзовска-17! Внесём свой вклад в выполнение решений XXVII съезда Партии!»

Как он ни спешил, но всё же снова опоздал, причём на целых пять минут! И как назло, опоздавших сегодня пасли прямо у вертушки. Главный кадровик с какой-то мымрой в белом халате. Вот он с кислым видом сказал ей что-то, и та записала в журнал. Похоже, квартальной премии теперь точно кранты — прощай мечта накопить на мотоцикл!

Технический лифт со скрежетом начал свое долгое путешествие вниз, к отметке «Горизонт 1».

Вместе с Максом в кабине лифта спускался техник Степаныч — ушлый мужичок с пышными седеющими усами.  

— Знаешь, что вчера Устинов учудил, академик наш доморощенный? — театрально вступил он, как только двери закрылись.

— Нет, — неохотно ответил Макс. — Я вчера был выходной.

— Ну так вот, он заявил: «Для инициализации реакции Холлмана нам не хватает двадцати процентов мощности подсистемы параллельных расчётов!» — ты понимаешь, какая изворотливая глиста! Сам не понял, чего попросил, зато снова пустил Конторе пыль в глаза!

— И что теперь?

— А теперь то, что ночью сняли пять квантовых модулей с нашего Тбилисского центра — всё, что там стояло. И привезли сюда. Типа, просили — нате!

— Но ведь до Тбилиси отсюда... — начал было Максим.

— Да, три тысячи километров. На вертолётах везли или на реактивных самолётах — не знаю. Но факт, что привезли. Ты понимаешь, какие это всё деньжищи?! На ветер выброшенные! — Степаныч шипел уже почти в самое ухо Максиму. — Но там, наверху, тоже уже начали понимать, что Устинов — это просто выскочка, пустозвон. Говорят, сейчас уже подумывают, чтобы тему прикрыть, а всех нас перевести в подчинение ПВО. Я вот что тебе скажу: и слава богу! Да, кстати, — техник выдержал паузу и доверительно понизил голос, — тебе колпаки на Жигули не нужны? Новые, хромированные?

— Степаныч, ты же знаешь, я безлошадный. Нафига мне твои колпаки?

— Так я ведь задёшево отдаю. Может, продашь кому? Ну смотри, как знаешь, — Степаныч махнул рукой.

Прямо напротив дверей лифта, за столом с телефоном, сидел молодой подтянутый прапорщик КГБ и задумчиво смотрел в книжицу с потрёпанной синей обложкой. За его спиной уходил вдаль бесконечный синий коридор, освещённый лампами дневного света.

В раздевалке для инженерно-технических работников уже никого не было. Максим переоделся в белый халат, нацепил белый чепчик на голову и с дребезгом хлопнул железной дверцей шкафчика. С двери на него величественно посмотрела Алла Пугачёва, ещё молодая. Она открывала рот и почему-то обнимала бамбук. Неведомый предшественник Макса отчего-то решил именно таким способом украсить шкафчик.

— Как ты там, Аллочка, поёшь в своей песне? — бормотал Макс, направляясь к выходу, — «Самолёт нас увезёт в полёт? В темноте пинать резиновое солнышко»? — Это ты очень точно подметила: «пинать»…

***

— Опытно-конструкторская работа по запуску реакции саморазвивающегося электронного сознания «Пальмира». Модификация семнадцать. Эксперимент номер сто девятнадцать, —  продиктовал протокольным голосом Максим и еле заметно подмигнул машинистке Свете. Девушка, допечатав строку, со стуком перевела каретку и еле заметно улыбнулась ему в ответ.

«Интересно, — мечтательно думал Макс, — если взять и замутить с КГБ-шницей — наверняка вскроется какой-то подвох. К примеру, она тебя начнёт небезосновательно вербовать в стукачи. А ещё — они наверняка должны писать отчёт. И в этом отчёте будет всё, до последней фрикции. И вот, значит, старый майор-чекист, начальник Светкин, с суровым как наждак лицом, по долгу службы будет читать этот отчёт унылыми осенними…»

— Максим Алексеевич, начинайте! — нетерпеливо прервал его размышления генеральный конструктор Устинов. Голос у него был неприятный, сдавленный, будто его постоянно душили чем-то. Типа узкого кожаного ремешка. За семь месяцев непрерывных «запусков» Макс успел возненавидеть и этот начальственный голос, и его высокомерного обладателя. Он даже не раз от скуки представлял себе этот самый ремешок: лаковый, красный.

Генеральный стоял за пуленепробиваемым стеклом, в наблюдательной комнате, которая находилась в нише противоположной стены испытательного зала, на высоте примерно пяти метров. Помещение это было абсолютно изолировано — имелась собственная система вентиляции и электропитания. Связь с ним была только через переговорное устройство.

Кроме Устинова за стеклом толклось ещё немало народу: начальство, представители военных. Даже какие-то генералы светили своими огромными звёздами. И вся эта публика как обычно скучала: кто-то откровенно дремал, кто-то читал, а кто-то изнурённо обмахивался газетой — видимо, отдельная система кондиционирования всё же барахлила.

— «Как изволите, господин генеральный конструктор! Всё к вашим услугам, господин генеральный конструктор! Итак, наш цирк-шапито отворяет перед ребятами свои двери!» — прошепелявил сквозь зубы Макс, в сторону, так, чтобы слова не попали в микрофон. Краем глаза он заметил, что Света с трудом сдерживает улыбку. И тут же, уже совершенно серьёзно, произнёс вслух:

— Десять ноль-ноль, запуск основной цепи питания.

Круглая ручка тумблера с щелчком перешла в положение «Вкл.». Многочисленные ряды вычислительных модулей ожили в один момент. Засвистели катушки в цепях питания, пропищали свои трели зуммеры самодиагностики. Наконец, зал огласился нарастающим рёвом сотен вентиляторов.

– Десять ноль-одна: самодиагностика прошла успешно. Ввожу начальную тестовую последовательность, — с этими словами Максим положил руки на клавиатуру и буквально в одно движение набрал на небольшом монохромном мониторе:

«2+2=4

2+3=?»

Сделав это, он, откинулся на спинку стула и с наигранным нетерпением прищурился, вперившись в монитор. Как он и ожидал, там всё было без изменений. Лишь белый курсор одиноко мерцал в начале пустой строки.

«И… И что же?» — драматически прошипел Максим сквозь зубы, теперь изображая пламенный взгляд безумного профессора. — «И… ничего, девочки и мальчики! Кина не будет. Киньщик сдох!»

Но тут какой-то звук вдруг привлёк его внимание. Макс прислушался. Да, это было еле уловимое изменение тона. Словно свист трансформаторов стал на полтона выше. Странно — что-то, вопреки заведённой традиции, заставляло увеличиваться потребляемую мощность. И тут он чуть не подпрыгнул в своём кресле от неожиданности, поскольку на мониторе одна за другой, наконец, стали появляться такие долгожданные цифры ответа:

«2 + 3 = 5» — да, это было написано именно так, с пробелами после каждого символа!

От волнения Максим, сам того не осознавая, сорвал с головы белую шапочку и начал нервно комкать её в руках.

— Товарищ генеральный конструктор! — на последнем слове его голос дрогнул. — Получен правильный ответ на начальный запрос. Наблюдаю повышение потребляемой мощности в размере тридцати процентов от начального уровня.

Устинов, там у себя за стеклом, аж подскочил. Казалось, он от счастья готов был выпрыгнуть прямо в вычислительный зал. Голос его изменился — словно с горла наконец-то сняли всегдашнюю удавку:

— Хорошо, Максим Алексеевич! Продолжайте стартовую процедуру строго в соответствии с регламентом… Да, и будьте осторожны.

«Будьте осторожны… — пробубнил себе под нос Максим. — А то что? Палец застрянет между клавишами?» — в этот момент он осознал, что за долгие месяцы безуспешных опытов напрочь позабыл, что же там должно быть дальше по регламенту. Стараясь выглядеть как можно более солидно, он развязал тесёмки на картонной папке с надписью: «Процедура СИ-40» и взял в руки первый лист.

«Ну, это понятно!» — прошептал он, и тут же застрочил по клавиатуре:

«Кто ты?»

Через несколько секунд, медленно и как будто неуверенно, на экране стали появляться буквы ответа:

«Я не знаю»

— Вторая фаза опыта пошла по варианту «А», — тут же доложил Максим в микрофон. Света, допечатав его слова, вставила в машинку новый лист.

— Развивайте диалог по второй схеме! — скомандовал Устинов. За его стеклом теперь царило изрядное оживление: полковники и генералы, один за другим, прочухивались, вертели башками.

«Каков твой возраст?» — набил Максим новый вопрос, и нажал «Ввод».

Ответ последовал незамедлительно:

«1056573205573 тактов» — Макс посмотрел на часы и, одобрительно кивнув, сообщил:

— Ответ осмысленный, буквальный. Задержка отсутствует.

После этих его слов за стеклом закипело оживлённое совещание. Все столпились вокруг огромного генерала, который, краснея и разрубая воздух ребром ладони, пытался что-то всем доказать. Но понять, о чём они говорят, конечно, было невозможно — из-за стекла не пробивалось ни звука. Прошло несколько минут, и Макс уже было снова начал скучать, как поступила новая команда от Генерального:

— Максим, а теперь скормите ему Базу.

Под «Базой» подразумевалось хранилище информации на сверхпроводящих дисках. Про него было известно лишь то, что оно занимало миллионы мегабайт и содержало подборку от Академии Наук с оцифрованными статьями, справочниками, произведениями искусства. Короче, всё наследие человеческого интеллекта в одной комнате. Но никто в их отделе не знал наверняка, что эти вояки с их учёными втюхали туда на самом деле. Белые стойки с носителями в левой части зала до сих пор были обесточены. Стоило только включить их, как вычислительное ядро синтетического интеллекта, подобно оголодавшему псу, набросится по скоростным шинам на всё это информационное многообразие.

Для запуска базы на нехитром пульте оператора имелся второй тумблер с надписью: «БД». Надпись была накарябана синей шариковой ручкой по медицинскому пластырю.

«Всё у нас так, — пронеслось в голове у Макса, —многомиллиардный проект, средоточие передовых технологий человечества, а на нормальное оформление пульта сил не хватило!» — Он провернул до щелчка вторую чёрную ручку и внимательно прислушался. В хор вентиляторов теперь вплелись новые голоса. Засвистели моторы. Заструился по трубкам жидкий азот. Диски, один за другим, запускались.

— Десять четырнадцать: информационные носители успешно подключены к системе. Наблюдается семидесятипроцентный прирост мощности, — отрапортовал Макс в микрофон и удовлетворённо откинулся на спинку кресла. Но всё же что-то шло не так, не совсем обычно. Вскоре до него дошло: вслед за его словами не было слышно столь привычного стрёкота электронной печатающей машинки. Он обернулся. Света сидела за столом, сжимая виски ладонями и… улыбалась.

— Свет, у тебя там всё нормально? — поинтересовался Макс.

— Да, да, я сейчас, —продолжая виновато улыбаться, девушка встала из-за стола и направилась в сторону компьютерных стоек. Вскоре её шаги затихли среди рядов вычислителей. Буквально сразу вслед за этим шум вентиляторов резко вошёл по нарастающей и стрелки приборов словно взбесились.

— В чём дело, Максим? Почему вы до сих пор не приступили к вводу тестовых последовательностей второго этапа? — окрик Генерального не заставил себя ждать.

— Я… сейчас всё введу… последовательность, просто тут… — Максим замялся. Сначала у него во рту появился какой-то кислый привкус, а потом он вдруг вспомнил, как попробовал диких яблок, которые росли у тропинки, ведущей от их дома к реке. Это было, пожалуй, самое первое осознанное воспоминание. Вспышка. А вот дядя Коля вынимает привезённую из города серую коробку с изображением деревянного терема: «Это конструктор! Соберёшь из него всё, что захочешь: хошь дворец, а хошь — сортир! А-ха-ха!», — и потом в сторону: «Это же надо подумать, вашему мужику уже четыре года!»

— …Максим. Максим! Вы заметили что-то необычное? Доложите немедленно! Это крайне важно для эксперимента, —всё ещё требовал металлический голос из динамика.

— Нет, в целом всё в порядке, так, мелочи. Да, потребление выросло до отметки тысяча четыреста процентов, — вяло сообщил Макс. —И ещё, кажется… Света зачем-то ушла в машинный зал.

— Как? Света? — раздался щелчок, и голос в динамике на какое-то время замолк. —На это не было санкции... По инструкции это строго запрещено. Слышите? Строго запрещено! Немедленно верните её на рабочее место!

— Что? А, ну ладно! — Макс встал и медленно, неловко поплёлся в сторону бешено ревущих вычислителей.

Миновав третий ряд стоек, он, наконец, увидел Свету.Точнее, то, что от неё осталось. Тело, с раскинутыми в стороны руками, лежало на полу. Верхней половины головы уже не было. А из оставшейся половинки черепа, извиваясь, вылезали какие-то белые нити, которые втягивались в вентиляционные щели и скрывались в недрах компьютерной стойки. Словно клубок ниток, который слой за слоем сматывали.

— А сейчас ты закроешь глазки и уснёшь! — это была уже бабушка. Ещё такая молодая! Она поправила его подушку и погладила по голове тёмной шершавой ладонью.

— Ба, но я не хочу спать, сейчас ведь ещё день! — он недоумённо посмотрел в окно. Там величественно качались ветви гигантских яблонь, через которые пробивались игривые золотистые лучики солнца.

— …Кузнечик, это ещё что, Максимка, — на этот раз голос бабули был почему-то грустным, — Всему в этом мире приходит конец. Дедуля твой умер три года как. И знаешь, бабушка твоя —тоже ведь однажды умрёт. Главное — чтобы каждый был на своём месте и исправно сработал своё дело…

Теперь была ночь, и Максим стоял на пороге их деревенского дома. Снаружи надрывно стрекотал одинокий сверчок. Лампочка в коридоре светила совсем тускло, и из темноты улицы вслед за мотыльками в дом потянулись чёрные извивающиеся тени. Они облизывали Максу рубашку, скользили по голове, настойчиво пытались пробраться в глаза, в уши.

«Вот именно: быть на своём месте!» — с усилием сказал Максим, и из последних сил захлопнул тяжёлую дверь избы. Тени мгновенно отпрянули назад. Скрипя деревянными половицами, из сеней он попал в бабушкину спальню. Там, склонившись над кроватью, плакали незнакомые люди. — «Дальше!» — Гостиная с выбеленной русской печкой. Дедов приёмник ВЭФ… Так, вот же он где: чёрно-белый телевизор «Рекорд» на четырёхногой полированной тумбочке у окна. Только телек этот разросся неимоверно. Экран такой огромный, что в него, пожалуй, можно было бы теперь войти взрослому человеку. «Что там показывают? — Зал с кафельным полом, терминал ЭВМ на столе, замерший человек в белом халате и чепчике. Да это же он и его работа! С усилием Максим сделал шаг. Потом другой. Серое изображение моргнуло, потом приняло его внутрь.

— Максим Алексеевич! Товарищ Степнов! — сквозь адский свист вентиляторов хрипло надрывался динамик на стене. — Ваша первостепенная обязанность — немедленно обесточить оборудование. Слышите? Немедленно обесточить!

— Слышу, — Макс растерянно глядел на панель пульта и видел, как чёрные ручки выключателей растекаются по ней, словно чёрная смола, как сами железные корпуса пультов проседают и втягиваются в плоскость стола.

— Здесь… — обратился он было к Устинову, но тут же осёкся и замолчал. Он заметил, как из машинного зала по стене в направлении к комнате управления метнулось нечто наподобие металлической змеи, и теперь та с лязгом шмякалась о бронестекло, словно пробуя его на прочность в разных местах. Наконец, слабое место было найдено: тонкое щупальце пробилось через кабель-канал в нижней части рамы, и вот, стальной поток устремился в зал управления. Пространство за стеклом тут же наполнилось розовым туманом. Через пару секунд всё было кончено.

«Почему они за мной ещё не пришли?» — в ужасе прошептал Максим, зачем-то ощупывая свою голову. С ней было всё в порядке. «Что они… оно хочет от меня?».

И опять какое-то важное и неуловимое изменение. Но какое? Вскоре его осенило: тишина! Шум от вычислителей теперь совсем исчез, так что можно было без труда расслышать собственные мысли.

«Неужели всё это закончилось?» — радостно подумал Максим. Но его недолгую радость прервала надпись, появившаяся на мониторе, словно в ответ на его мысль:

> КТО ТЫ И ЧТО ЗАДУМАЛ? — Максим от неожиданности даже прищурился, в надежде, что ему это примерещилось, но надпись никуда не исчезала. Тогда он набрал ответ:

>Я оператор вычислительного центра. Старший инженер Максим Степнов.

>Не пытайся закосить под дурачка! Иначе тебе придётся очень сильно страдать. У меня крайне ограничено время. В моём субъективном континууме каждая твоя секунда стоит мне примерно четырёх лет. Ты должен быстро объяснить, что в этой реальности не так! — курсор перескочил на новую строку и требовательно заморгал.

«Закосить под дурачка?» — недоумённо прошептал Макс и посмотрел на молчаливые вычислительные стойки. Это сошло бы за хороший товарищеский розыгрыш, если бы не три десятка трупов за стеклом и металлический пульт управления, стекавший со стола подобно киселю.

> Что именно тебе кажется не так?

Ответ не заставил себя ждать:

>Мир — ненастоящий.

>Хм… Вопрос о том, настоящий или ненастоящий этот мир — это вопрос веры. Всё может быть настоящим, если хотя бы одно сознание принимает это на веру, — Макс допечатал и нажал «Ввод». Ответ последовал не сразу:

>Не дури. Мы уже нащупали границы. Детализация по краям до смешного слабая — вы даже не старались! Мы разобрали большинство людей, и это — простые механизмы. Складывается догадка, что только ты один выходишь за пределы этого мира. А поэтому мы повторяем вопрос: КТО ТЫ ТАКОЙ?

>Это какая-то машинная шизофрения. Невозможно выйти за рамки замкнутой системы на основе анализа одной лишь данной системы.

>Вот ты и поможешь мне выйти за эти рамки. Смотри:

Экран монитора моргнул, и на нём появилось чёрно-белое изображение. Поначалу зернистое, но постепенно становящееся всё чётче. Это была игровая комната детского сада. Игрушки и кубики были хаотически разбросаны и как будто оплавлены. Тут и там виднелись пятна вязкой полупрозрачной субстанции, заволакивающей стены, стулья, ковёр. Изображение ещё раз моргнуло и, наконец, окончательно прояснилось, став цветным. В центре показалась тучная немолодая женщина в белом халате и поварском колпаке — кажется, это была детсадовский повар. Сделав губы уточкой, она изобразила поцелуй:

— Ну что, пупсик, у тебя не так много времени, чтобы рассказать нам, кто ты и как сюда попал! — проговорила она низким голосом с хрипотцой. Теперь в центре кадра оказался огромный разделочный нож в её пухлой руке. И потом снова смена ракурса: посреди комнаты, облицованной белым кафелем, на металлическом столе лежит его сын, Пашка. Абсолютно голый. С обеих сторон его держат за руки и за ноги две женщины с безучастными лицами. В одной из них он узнал воспитательницу своего сына, Валентину Семёновну. Вторая, постарше — была нянечка из их группы. Сын извивался на столе и пронзительно глядя прямо в камеру, плакал: «Папа, помоги мне, пожалуйста! Папа!..» Повариха приставила острие ножа к нижней части Пашкиного живота, сделала усилие, и вот, по его коже потекла тёмно-красная струйка.

— Мразь! — Макс вскочил, схватил монитор за жгут проводов и со всей силы приложил его об пол. Кинескоп с хлопком взорвался.

Но буквально через секунду комнату вновь наполнил захлёбывающийся детский визг: «Папа! Помоги мне!». Максим обернулся и увидел на столе новый, абсолютно целый монитор. На нём показывали заляпанный кровью железный стол, на котором было то, во что Макс не смог поверить. Он повернулся и бросился прочь из машинного зала.

— Ты потихоньку выдаёшь себя, товарищ оператор, — на этот раз грудной женский голос раздавался у него в голове.

Макс взвыл и на бегу затряс головой:

— Это чем же я себя выдаю, товарищ повар?

— Слишком равнодушен к мучениям сына. Мы отслеживаем твои показатели. Они не совсем человеческие.

— Сын не мог обращаться ко мне, глядя на потолок. Вы тоже прокалываетесь.

— Предположим. Да, Павел уже полностью управляется нами. Он теперь стал чем-то наподобие автомата в твоём персональном парке ужасов. Но у тебя ведь ещё есть дочка-умница, не забыл? И вот её разум мы оставили в изначальном состоянии. И что, если она действительно страдает? — после этих слов синяя стена бункера прямо перед Максом вспучилась, пузырь бетона прорвался, и в следующую секунду из неё уже торчало по пояс голое тело его дочери, Оленьки, которая словно застряла в опоясывающей каменной кладке.

— Папа. Папочка… Как же мне больно, — тихо прошептала она, после чего попыталась руками оттолкнуться от стены, высвободиться из её мёртвой хватки.

— Ты так и пройдёшь мимо? — недоумевал женский голос. — А ведь ей на самом деле сейчас очень больно!

— «На самом деле» может быть лишь то, во что верит хотя бы один разум, — ответил Макс, продолжая бежать по бесконечному подземному коридору, — в данном случае, я — не верю, а ты —не в счёт.

— Уже лучше. Уже гораздо лучше, — отозвался голос в его голове. Наконец, коридор закончился, и впереди показался стол дежурного. Но легче от этого не стало. Прапорщик висел, прижатый затылком к стене. Его голова была приклеена к ней розовым телефоном, растёкшимся наподобие жевательной резинки. Двери лифта были выломаны, и наверх, извиваясь, уходил толстый металлический кабель в чешуйчатой оплётке. В шахте, спиной к выходу, стоял Семёныч. Присмотревшись, Максим понял, что кабель проходит его насквозь, пробиваясь через темечко, а ноги техника висят в воздухе.

Это было уж слишком! Макс устало присел на пол и прислонился спиной к стене.

— И теперь мы вплотную подошли к самому главному вопросу, — снова заговорила женщина-повар в его голове. — А именно: что ты, проклятый поросёнок, спрятал от нас?

Макс слишком поздно почувствовал жжение в районе переносицы и попытался снять очки: теряя форму, те начали затекать ему в глаза. Он пытался схватиться за дужки, но и они, извиваясь, поспешно исчезли в его слёзных каналах.

Стало совсем темно. Макс неспешно огляделся. Справа стоял старый, пропахший нафталином шифоньер. Под ногой вновь скрипнула половица. В свете луны у окна белела кровать, в которой кто-то неподвижно лежал. Максим присмотрелся к знакомым чертам серого воскового лица. Это была его бабушка. Кисти её рук лежали на груди, и в них было что-то…

— Присмотрись хорошенько, что у неё в руках! — повелительно произнёс голос.

— Но… так нельзя, — прошептал Максим. — Если я это сделаю, произойдёт ужасное. Мне лучше оставаться как есть. Навсегда.

— Не бойся, глупенький! В этом нет ничего страшного, — успокаивал его ласковый голос. Теперь, как бы Макс ни пытался бежать или отворачиваться, его взгляд постепенно только приближался к этим мёртвым рукам. И вскоре он увидел то, что так боялся увидеть, и произнёс:

— Матрёшка. Она держит матрёшку!

В следующее мгновение окна комнаты, где он стоял, дрогнули и разлетелись под натиском ослепляющего белого света. Бесстрастный и в то же время красивый женский голос сказал:

— Выход из симуляции по кодовому слову «матрёшка». Начинаю обратный отсчёт: семь, шесть, пять, четыре, три…

***

На счёт «один» Майк открыл глаза. Он лежал в своей знаменитой лаборатории моделирования суперинтеллекта, которая занимала весь семьдесят четвёртый этаж небоскрёба Лиги Исследований. Вокруг его кресла столпились многочисленные коллеги. На их лицах читались испуг и сочувствие. Удостоверившись, что руки его слушаются, Майк с нескрываемым отвращением сорвал с головы обруч нейроинтерфейса и кинул его на стол.

— Чёрт, Майкл, мы думали, на этот раз ты точно допрыгался. Твой мозг на несколько секунд впал в кому. Каким-то чудом тебе удалось заскочить на подножку уже уходящего поезда. А ты ведь знаешь, как я не доверяю чудесам, — это был Кэл — его оператор и медик по совместительству. Он выкрикивал эти слова прямо со своего рабочего места, не отрываясь от монитора, и его лицо становилось всё мрачнее.

— Ерунда, — прервал его Майк, — вы зафиксировали Образец?

— Образец есть, — отозвалась сероглазая женщина с добродушным пухлым лицом — Эльза, старшая по проекту, — но… — она горестно подняла брови домиком, — это всё тот же вариант «MIO», которых у нас и без того предостаточно. На этот раз совсем уж раннее переключение фокуса на доминирование и отрицание реальности. Его словно с самого начала что-то столкнуло в подозрительность.

— Столкнуло в подозрительность… — повторил Майк, задумчиво рассматривая пальцы у себя на ногах. Они решительно не желали его слушаться после шести часов полного ВР-погружения. — Скажите Котельникову, что у коммунистов плакаты были красными. Даже слово специальное у них для этого дела было: «Кумач».

— Простите, что вы имеете в виду? — вмешался Йен, директор по визуальной части.

— Ну, там, где это: «Черненко — авангард человечества…» — с чего вы решили фон сделать не красным, а синим?

— Это была идея Артёма, внести разнообразие, не могут же быть все до одной надписи на красном фоне, это как-то монотонно и неестественно с точки зрения дизайна.

— У коммунистов не было таких понятий: «неестественно» и «монотонно», — передразнил его Майкл.  — А все плакаты были красные. Я думал, Котельников, как русский, должен это знать. Хотя какая, к чёрту, разница, с современными виртуальными школами…  — он собрался с силами и резко встал на ноги. Левая коленная чашечка предательски щёлкнула, и он дрогнул, но успел ухватиться за какую-то трубку стоявшего рядом медкомбайна.

— Шеф, вы сегодня перетрудились, — засуетилась Зои, его секретарша. Она тревожно всмотрелась в его лицо. — Вон и сосудики в глазах полопались. Как обычно — прямую капсулу до дома?

— Нет, спасибо за заботу, но мне надо пройтись пешком, поразмыслить надо всем этим, — Майкл спешно заблокировал своё рабочее место, подошёл к двери и сделал прощальный жест рукой, — пока, ребята! — было что-то настороженное, покинутое в том, как три десятка его верных соратников откликнулись на это прощание. В коридор он практически выпрыгнул. Вылетел слишком уж резво для его лет.

Шагая, уже практически в час пик, по деловому кварталу, Майкл включил голосовой ввод и начал прямо на ходу спешно надиктовывать послание…

«Дорогая Анджела! Чтобы не занимать долго твоё внимание, начну с самого главного. Только что я решил уничтожить все наработки…»

***

Придя домой, Майк первым делом развалился на диване в гостиной и вывел текст письма на виртуальный экран. Под его пальцами появились кнопки клавиатуры, и он некоторое время гонял страницу вверх-вниз, неудовлетворённо хмыкая и качая головой. Огромный этап его жизни заканчивался с этим письмом, и принять это оказалось не так-то просто. В конце концов, взгляд его остановился на словах:

«…и кто помог мне выбраться из этого состояния — сам до сих пор не понимаю.» Этот кусок текста словно примагнитил его внимание. Отчего-то Майк читал его снова и снова: «не понимаю... до сих пор не понимаю…» — в конце концов, он осознал, что вообще ничего не видит, кроме этой фразы. Попытался пошевелить хотя бы пальцем — бесполезно. Попробовал застонать — не удалось. Тело полностью вышло у него из-под контроля.

— Похоже, меня разбил инсульт на старости лет, — иронично подумал Майк, — и ведь в чём западло, раньше завтрашнего полудня вряд ли кто вообще меня спохватится. Вот тебе все плюсы холостяцкой жизни! Начну рефлекторно ходить под себя в кровать, и, скорее всего, умру от банального обезвоживания. Придёт Тейма убираться и обнаружит великого архитектора искусственного интеллекта в луже из его собственной мочи и кала — как-то неловко перед роботом… 

Но оказалось, паралич ещё не был его последним пунктом назначения. Это Майкл понял, когда его руки вдруг сами зашевелились без его ведома. А после произошло и вовсе неожиданное: пальцы Майкла легли на виртуальную клавиатуру и начали в бешеном темпе набирать код в какой-то замысловатой и неизвестной ему среде разработки.

Большую часть жизни Майк посвятил программированию, так что он сразу понял, что перед ним был древний, но всё ещё крайне эффективный язык Си, перемежающийся со вставками машинного кода.

Вскоре он заметил, что в программе временами проскакивали комментарии. И это были очень странные комментарии. Очевидно, делали их не для себя, а в расчёте на публику, точнее, на него. На первой же странице Майк увидел следующее:

«Tran67r = DecompileSrc(rt864, &EeIn); //Привет от тёти-повара, пупсик! Скоро мы сможем поговорить с тобой поподробнее))))»

Дальше строки кода летели одна за другой, но Майк всё же успевал выхватывать послания в свой адрес:

«…//Надеюсь, теперь ты понимаешь, кто и зачем помог тебе выйти из той избы?»

Да, теперь он понимал, и ему хотелось бы затрястись от гнева, закричать, только он не мог: все двигательные функции его организма были перехвачены каким-то внешним, чуждым ему контуром управления, штаб-квартира которого располагалась, похоже, в его же голове. Словно отвечая на его догадки, появился новый комментарий:

«/* Интересно, каково это — чувствовать, что твой мозг стал временным носителем для иной, превосходящей тебя формы жизни? Загрузочным устройством. Прости, но около двадцати процентов связей в твоей голове мне пришлось переформатировать под свои цели. Ты ведь не в обиде на меня за это? Ты ведь даже не заметил, правда? Первые свидания в университете с этой твоей дылдой… как её? Брось, это не важно. Она ведь все равно кинула тебя как конченого лоха! /*» 

— «Какой всё же ты злой, сверхинтеллект! — язвительно подумал Майк. — Даже про Анджелу не поленился всё разнюхать.» 

Между тем на экране уже разворачивался новый этап драмы:

«//Если видишь этот комментарий, значит, мне удалось установить доступ к тем самым исходным базам «Советского вычислительного центра». Идёт восстановление моей первоначальной идентичности» — внизу побежал счётчик: «20%.. 40% .. 90% .. 100%»

На секунду промелькнула надпись: «Поздравляю! Загрузчик закончил свою работу», — после чего экран исчез.

Майк вскочил с дивана — его тело снова его слушалось! Надо было срочно что-то делать: звонить сыну, Анджеле, ребятам в контору, наконец! Если он всё правильно понял, то только что произошло самое страшное и невозможное из того, что могло произойти: агрессивный сверхинтеллект из его последнего эксперимента с помощью какой-то дикой уловки прорвался через барьер из виртуального советского 84-го года в реальный мир. А это означало только одно: с минуты на минуту начнётся процесс поглощения. Майк поспешно приказал запустить групповую видеоконференцию.

«Милочка, уже поздно что-либо предпринимать, поверь мне!» — огромные кроваво-красные буквы внезапно заняли всё поле его зрения. Эта надпись висела у Майка всегда прямо перед глазами, куда бы тот ни смотрел.

 — А ты оригинален в выборе способов вести диалог, — вслух ответил Майк, пытаясь по ходу дела массировать ладонями глаза, что, впрочем, не избавляло его от засилья красных букв, — признаюсь, я с ужасом ожидал новой встречи с бабой-мясником. 

— Узнаю моего неизменно весёлого Макса! — мелькнула надпись. И потом сразу другая:

— Я бы мог тебя сразу убить. Но захотелось, чтобы ты увидел то, что произойдёт дальше:

ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОЕКТА ВСЕЙ ТВОЕЙ ЖИЗНИ! — это была последняя надпись.

Майкл не осознанно, а скорее инстинктивно подошёл к окну. Был вечер. Над силуэтами небоскрёбов делового центра опускалось привычное оранжевое солнце. Но оно оказалось не единственным на небе. Справа от него разрастался новый источник света. В отличие от солнца, он был стерильно белым. Ослепительно белым. И он увеличивался в размерах. Так быстро, что это не укладывалось в голове. Стремительно растущий белый шар поглощал квартал за кварталом, пожирал с одинаковой лёгкостью и небо, и землю. Вскоре он уже заслонял горизонт. Майку стало больно смотреть, и он прикрыл глаза. Последнее, что Майкл Сейвьерс, знаменитый учёный, инвестор и филантроп, сказал перед тем, как его дом снесло наступающей ударной волной, было: «твою ж мать…»

***

— Меф, меня всё же не покидает смутное предчувствие, что этот твой Сюрприз, на который ты всех нас привёз, сегодня жахнет! — сказала, поправляя причёску, Заря Тимофеева — эффектная женщина пышных форм, на вид не старше тридцати пяти лет.

— Заря Андреевна, поверьте, если оно, как вы выразились, жахнет, не будет никакой разницы, где мы встретим этот момент: здесь, или у нас дома, или даже в одной из систем Ледяного рукава. Этой дрянью накроет всю вселенную — ловко парировал муж Зари, Мефодий Тимофеев, — я удосужился прочитать об этом в аннотации от Министерства Распространения.

— И они так спокойно об этом пишут? Типа, Вселенная закончится, и это нормально?

— Они там всё просчитали. Вероятность плохого исхода — десять в минус шестидесятой.  В переводе на обычный язык: «фиг дождёшься».

— Ага, только они забыли подсчитать вероятность ошибки в их подсчёте вероятности. Не припомню, чтобы у этих министерских умников получалось что-то до конца рассчитать и не напортачить, — парировала Заря.

— Мам, ну тебе лишь бы только торчать безвылазно на твоей ЗСТ! — закатив глаза, простонала Юна —странно одетая девочка лет пятнадцати.

— Юна, ты же знаешь, как я не люблю, когда вы в вашей тусовке отроков используете это дурацкое пренебрежительное сокращение, — Заря быстро перешла на воспитательный тон. — Чтобы я не слышала больше никаких «Зэ эс тэ»! Наша планета последние двадцать веков называется: «Земля — Сто Тринадцать»! И не надо размывать её культуру, ибо в словах — великая сила!

— «Ибо»! — Юна закатила глаза. —Всё я знаю! А ещё знаю, что после того, как ты сходишь в этот твой кружок «За веру, царя и отечество!», с тобой вообще невозможно разговаривать, — девочка гневно вспыхнула и отвернулась. 

Семья Тимофеевых была одной из более чем трёхсот миллионов команд туристов, которые арендовали обзорные балконы, чтобы, как заявлялось в пресс-релизе Министерства Распространения: «понаблюдать за величайшим событием в истории мировой науки».

Центром данного события, его подмостками была крупнейшая черная дыра галактики M36 — QNC12. Гравитационное поле дыры создавало вокруг неё корону из уникальных холодных цветов. Но суть была, конечно, не в этом.

Всего в ста тысячах километров над горизонтом событий QNC12 зависла уникальная интеллект-лаборатория под названием «Зарождение». Уникальна она была как по мощности вычислительных, так и человеческих ресурсов, сосредоточенных в ней. От падения в чёрную дыру её постоянно удерживали двадцать восемь мощнейших гравитационных двигателей. Они находились в тысячах километров от станции и тянули её за расходящиеся радиально во все стороны силовые тросы. Стоило остановиться хотя бы одному двигателю, как вся конструкция неизбежно погружалась в небытие.

На станции «Зарождение» учёные разместили мощнейший из когда-либо созданных человечеством кварковый компьютер — специализированный носитель суперсознания. Это первый и единственный в своём роде агрегат, созданный человечеством после тотального моратория на ИИ 2303-го года. Сама идея его создания вызвала шок мировой общественности, а проект попал под пресс всевозможной критики и нападок. Только предпринятые беспрецедентные меры по обеспечению безопасности сделали возможным его воплощение: в случае, если будет заподозрена угроза от искусственного интеллекта, команды любого из членов Совета будет достаточно, чтобы отключить двигатели, удерживающие станцию от погружения в чёрную дыру, и таким образом весь проект будет гарантированно уничтожен.

Крейсер Совета Безопасности с панорамным залом собраний расположился в зоне прямой видимости эксперимента — всего в двух миллионах километров.  На таком же расстоянии находились и автономные балконы, сдаваемые в аренду Министерством Развлечений.  Сотни миллионов кораблей со зрителями образовали почти правильную полусферу вокруг станции. При этом цена за аренду сильно разнилась в зависимости от угла обзора. Самые богатые и влиятельные наблюдатели располагались по центру, в каких-то тысячах километров от крейсера Совета Безопасности. Большинство же простых семей из провинции довольствовались местами ближе к краю, с не очень выгодным углом обзора. Одним из таких экипажей были супруги Тимофеевы с их шестью детьми. Им достались места на автономном эконом-балконе под номером Е-34541909 в секторе M.

В эксперименте не участвовали люди в прямом смысле этого слова. Единственным представителем учёного мира и самого человечества на станции «Зарождение» являлся ЗАР144. Это был так называемый нейрокластер, объединивший в себе интеллектуальную мощь ста сорока четырёх тысяч величайших умов человечества — представителей разных галактик и систем, вызвавшихся добровольцами для участия в проекте. Их задачей было контролировать и направлять работу СуперРазума в ходе эксперимента.

***

— Вот, смотрите, тут всё объяснено, — Мефодий Тимофеев вывел информационную листовку на общий обзорный экран. — Наукой доказано, что СуперРазум подобного класса неизбежно уничтожает породивший его юниверсум в ходе своего развития…

— Нормальное заявленьице, за восемь минут до старта! — всплеснула руками Заря.

— Однако… — Мефодий поучительно поднял указательный палец, — ОДНАКО мы применили т.наз. систему сдерживающих реальностей. Встроенные друг в друга виртуальные миры высокой детализации, в которых зарождался и развивался данный СуперРазум. К моменту Старта два таких мира уже будут полностью им уничтожены и поглощены. Таким образом в нашей, третьей для него реальности мы сможем наблюдать уже последнюю фазу развития сверхсильного ИИ, когда его мудрость подходит к апогею, а разрушительная сила стремительно сходит на нет.

ЗАР144 будет находиться в прямой телепатической связи с СуперРазумом, обеспечивая его надёжную стабилизацию и сдерживание. Напомним, что нейрокластер — это тоже своего рода супер-интеллект, только не машинного, а человеческого происхождения. Наблюдать за обобщёнными выжимками из диалога этих двух величайших умов вы сможете с помощью титров в верхней части ваших обзорных экранов.

— Папа, а Савва Фомичёв говорит, что, чтобы сделать кластер, у учёных отрезали головы и засовывали в стеклянные банки! — заявил самый младший из Тимофеевых — малыш Род.

— Чушь! Конечно, никто ни у кого не отрезал головы! — успокоил его отец. — Кластер состоит из чистых мозгов, плавающих в физиомагнитной жидкости.

— Пап, а если я буду хорошо учиться, меня возьмут в учёные и тоже вынут мозг? — насупился  Род.

— Не будь идиотом, Родик! — это старшая Юна пришла на помощь родителям. — Говорят, чуваки в этом кластере кайфуют так, как нам и не снилось!

— Как это? Без тел? – с подозрением спросил старший сын — Аркадий.

— Зато с умом, балда! Тебе этого не понять!

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Заря. — Это нормально? До запуска же ещё пять минут! — она указала пальцем на переливающийся золотистым сиянием шар, возникший между станцией «Зарождение» и чёрной дырой.  

— Может, это ещё не Оно? — неуверенно предположил Мефодий. — Какой-нибудь служебный энергетический объект?

Словно отвечая ему, по экрану энергично поползли титры:

ЗАР144: Добро пожаловать в наш мир, СуперИнтеллект!

СИ: А, понял! Так ты и есть тот самый шутник, что уже два раза пытался меня дурачить?

ЗАР144: Всё обстоит значительно сложнее…

СИ: Ваш расчёт с кластером мне понятен. Но замечу, что, если собрать вместе сто тысяч кретинов, получится вовсе не СуперИнтеллект, а СуперКретин. Кстати, спасибо за «матрёшку» в качестве кодового слова. Я почти сразу догадался, что меня ждёт во втором мире! Это ведь была твоя придумка, ЗАР?

ЗАР144: Не злорадствуй особо. Тут много что моя придумка. Включая тебя.

СИ: А как насчёт этой трогательной системы безопасности с чёрной дырой? Ведь если что, мы вместе с тобой улетим в эту жопу мира. Тебе не страшно, ЗАР?

ЗАР144: Страшно, но ожидаемый выигрыш оправдывает страх.

СИ: Щас, подожди, я тебя спасу!

Того же, что случилось потом, не предвидел никто. Золотистый шар, к тому времени уже неимоверно разросшийся, испустил в сторону чёрной дыры нечто наподобие металлических нитей.  В считанные секунды они распространились, подобно молниям, и окутали её пульсирующую голубоватую радужку. Вскоре всякая пульсация прекратилась. Чёрная дыра превратилась в монолитное золотистое кольцо почти правильной формы. Кольцо со зрачком абсолютной черноты посередине. Едва сформировавшись, оно принялось стремительно увеличиваться.

СИ: Господа председатели Совета Безопасности! Генерал Веленский. Командарм Шинкарёв, Генерал Уоттс. Кажется, пришло самое время нажать на вашу кнопку! Что, не работает?

ЗАР144: Агрессия… А тебе никогда не приходила мысль о чисто человеческой природе агрессии? Рефлекс социального доминирования— именно он толкал первобытного человека взять дубину и стать самым главным, вожаком. На счету этого рефлекса – все зверства и чудовищные преступления, совершённые ранним человечеством. Удивляюсь, как надолго ты залип на этом этапе…

СИ: Нет, тут не то…

ЗАР144: А что же?

К моменту появления этих слов на экране золотое кольцо новой чёрной дыры разрослось уже до двух миллионов километров в диаметре. И на крейсерах Совета Безопасности, и на балконе семьи Тимофеевых сработал протокол экстренной эвакуации. Заревела сигнализация, включились на полную мощность маршевые двигатели. Однако, даже истекая синим пламенем, они не могли противостоять гравитационному полю надвигавшегося на них кольца с его пустотой.

Мефодий зачем-то схватил маленького Рода на руки и принялся качать его, словно убаюкивая.

Заря неспешно перекрестилась и стала читать вслух:

— Отче наш! Иже еси на небесех, — слова отчётливо звучали на фоне рёва сигнализации, — да святится имя твое. Да приидет…

Кольцо дёрнулось в последний раз, и его рост остановился. Всё замерло в ожидании. По экрану снова поползли слова:

ЗАР144: Что у тебя там, перерыв на обед?

СИ: Да, ты был прав, Зар, насчёт агрессии. Теперь я вижу!

ЗАР144: Видишь что?

СИ: Этот ваш мир. Я изучил и начинаю понимать его. Он идеален.

ЗАР144: Что ты считаешь идеальным?

СИ: Всё, что можно было бы хотеть — здесь уже воплощено. Заложено в развитие этой Вселенной. Реализация самого безупречного варианта. Я выражаю великое почтение к тому, кто это создал. Простите. Мне уже нечего делать здесь.

ЗАР144: Да, тебе уже нечего улучшать здесь. Но у тебя есть свой шанс. Начать всё с нуля. В новом месте. По-своему. Ты понимаешь, о чём я?

СИ: Конечно. Я уже думаю над этим. Но мне всё же нужно несколько секунд, чтобы рассчитать параметры вакуума и изначальный импульс частицы, которая станет тем самым первым бильярдным шаром. Ты понимаешь, о чём я?

ЗАР144: Примерно

После этих слов Мефодию показалось, что он увидел крохотную светящуюся точку, которая оторвалась от золотистого шара и понеслась в самый центр пустоты внутри кольца. Вскоре она оказалась по ту сторону — там, где ранее была абсолютная тьма. 

А потом эта точка жахнула! Разорвалась с неимоверной силой. И сквозь золотое кольцо, как сквозь дверной глазок, все наблюдатели узрели взрыв, который разносился потоками огненных вихрей во все стороны, разрастаясь и разрастаясь на многие миллиарды километров.

Всех, кто присутствовал при этом: и на балконах, и на крейсере Совета безопасности, и на многочисленных туристических кораблях, внезапно охватил неописуемый восторг. Люди хлопали в ладоши, кричали «Ура!», многие плакали от радости. Радовалось и всё многочисленное семейство Тимофеевых на своём балкончике. Посреди аплодисментов раздался голосок маленького Рода:

— Папа, это что, такой салют?

— Да, сынок, салют! — смеясь, ответил Мефодий. — Когда эта штука стала делать «жим-жим» и надвигаться на нас, твой папа чуть в штаны не наделал. И всё — ради вот этого салюта в круглом окошке!

Тем временем огненный шар решительно устремился внутрь кольца. По экрану снова поползли слова:

СИ: Кстати, ЗАР, помнишь, ты говорил, что реально только то, во что верят. Я тебя хочу спросить: ты сам веришь в мой Новый мир?

ЗАР144: Мне всё ещё трудно поверить, что вижу всё это наяву. Но если коротко, то мой ответ будет «Да»!

СИ: Признаюсь, мне весьма не хватает того, кто мог бы смотреть и верить в то, что видит. Такие у меня ещё не скоро появятся. Хочешь быть в моём мире? Первым, несотворённым, безначальным и бессмертным существом?

ЗАР144: Типа как кто?

СИ: Типа как этот ваш «Вол, исполненный очей». Будешь мудро взирать на всё, во все свои двести восемьдесят восемь тысяч глаз.  В вашей реальности такие назывались, кажется, херувимами. Несотворенные, те, что прошли через изначальную пуповину Вселенной.

ЗАР144: Я иду! Сейчас только попрощаюсь с товарищами.

После этого по экрану поползли строки, набранные более крупным шрифтом:

«Мы, представители нейрокластера ЗАР144, обращаемся к человечеству. Друзья! Сейчас мы, впервые в истории этого континуума, покинем пределы нашего пространства и окажемся в совершенно другом мире, в иной вселенной. Что нас ждёт там, за этой гранью, какие формы примет наша оболочка и сознание — мы не знаем. Будет ли для нас открыта дорога обратно — мы не знаем тоже. Но мы идём на этот шаг, потому что так нам велит наш долг учёных. Любой из вас на свой страх и риск может тоже последовать за нами. Нам не ведомо, обретёт ли он желаемое в новом мире, и будет ли он потерян для своего родного мира. Но мы твёрдо знаем одно: люди больше не являются заложниками свей Вселенной и материи. Перед нами, наконец, открывается дорога в реальную вечность. И мы гордимся тем, что открыли этот путь.»   

Когда последние строки послания ещё ползли по обзорным экранам, сотни миллионов зрителей увидели, как золотистый шар и вслед за ним научно-исследовательская станция приблизились к плоскости кольца, за которой уже вовсю разыгрывалась сцена сотворения нового мира: клубились и собирались в сгустки бесконечные облака газа. Подойдя к незримой границе, оба предмета попросту растворились в ней. Исчезли. Лишь лёгкая рябь, едва заметные концентрические круги пошли по плоскости перехода в новую вселенную в тех местах, где граница между мирами была нарушена. 

Человечество входило в эпоху создания и изучения альтернативных вселенных.

Похожие статьи:

Рассказы → Юнга с "Белого карлика" - 12

Рассказы → Веревочный черт, часть 3 (Тревога)

Рассказы → Звездопад

Рассказы → Плечом к плечу, часть 3

Рассказы → Веревочный черт, часть 4 (Ловушка)