В соавторстве с Григорием РОДСТВЕННИКОВЫМ
Правильнее будет сразу предуведомить добрых читателей, что авторы никогда не предполагали воспроизводить на этих страницах всю новейшую историю гномов. Эти случайные хроники дошли до нас в пересказах, и не претендуют на документальность, поэтому широкой публике не следует относиться к ним слишком серьёзно.
Посвящается дуракам и тиранам…
-1-
Начнём мы с того момента, как суровый грубый бородач Гаргантюа проглотил голубой алмаз, и тотчас перестал быть самим собой. Нет, он не лишился бороды и не облысел. Но едва он украдкой от мастера Пуфуса сграбастал чудесный камень и, давясь, запихал в глотку, то немедленно ощутил странную радость. Тёмная и сырая шахта вдруг показалась ему тёплой и уютной, а перекошенные рожи соплеменников превратились в премилые мордашки.
Эта наиневероятнейшая метаморфоза приключилась даже со старой толстой и бельмастой ведьмой Бабсель. В одно мгновение эта бугрящаяся бородавками жаба исчезла, а на её месте возникла длинноногая, огнегривая (т.е игривая и рыжая) девчонка.
Озорной взгляд из-под загнутых кверху ресниц, осиная талия, крутые бедра и кое-что за пазухой новоявленной Бабсель заставили Гаргантюа помолодеть лет на триста. Он даже забыл, что она ведьма!
Гном протянул к ней ручищи загребущие, обнять желая, и уже мысли запредельные вскачь пустил, да только жирная жаба Бабсель вывернулась из его объятий, а ныне красавица писанная, ножкой топнула, пухлые губки надула и рекла слова чуднЫе и слуху Гаргантюа непривычные:
– Возлягу я с тобой на ложе, олень мой, многопрыткий и любить тебя буду так, что соком березовым древо твое день и ночь истекать будет, а душа в райских кущах наслаждаться станет, но только при одном условии – алмаз тобой вероломно скушенный мне отдашь.
– Так если отдам, ты мне явишься в своей стати первозданной: как есть ведро студня с раскосыми глазками, вместо волос пакля, вместо зубов угли и древо мое, тебя убоявшись под любым листом спрячется, и ты мне станешь без надобности, так что уж ты как-нибудь прикумекай ведьма, как бы нам без этого обмена неравноценного дело сладить. Может мастера Пуфуса спросим?
После слов обидных осерчала Бабсель, аки серый волк, да и зарядила хаму кулаком в мохнатое ухо. Хоть и стала она в глазах Гаргантюа топ-моделью изящной, а кулак однако ж не полегчал. Содрогнулся деревянный дом, бычьи пузыри на окнах полопались, а гном-бородач по стеночке сполз, сидит на полу, из носу пузыри пускает. А ведьма пеняет ему:
– Не знала я, что не только грубиян, но и тупица ты! Если скажешь Пуфусу –заарестуют тебя, ты же камень диковинный из общака стянул!
Гаргантюа тяжело поднялся, юшку кровавую с лица промакнул и буркнул:
– Ни чё, дальше шахты не сошлют…
-2-
Однако сослали и Гаргантюа за хищения особо крупных, и Бабсель за укрывательство, и Пуфуса тоже не забыли сослать за утерю бдительности. Сослали на край света всех троих. Там говорят во глубине земли алмазы краше, добывать их надо, но некому.
Однако, к удивлению Гаргантюа, здесь уже обосновалось порядочно гномов. Половина из них одетая в полосатые робы, каждое утро дружно маршировали к подножью высокой горы, неся на плечах кирки и лопаты, толкая перед собой тачки набитые разными необходимыми припасами. Другая половина гномов с пиками и палками наблюдала здесь порядок, вела учет, а большую часть времени добродушно позевывала. К великому разочарованию Гаргантюа партию вновь прибывших определили к полосатым.
Примерив на себя непривычную одежду, Гаргантюа загрустил и улегся на драную циновку с целью осознания своего нынешнего положения. Вот только погрустить ему не дали. Увесистая палка с лихим посвистом опустилась на его ухо, отчего последнее моментально вспухло и стало похожим на перезрелый баклажан.
Кипя от гнева и обиды, Гаргантюа вскочил на ноги и встретился глазами со своим обидчиком – толстым дородным крепышом, заросшим рыжей бородой до самой макушки. Рыжий грыз яблоко, и вяло отмахивался палкой от мух, черным облаком кружащихся вокруг него и заморского фрукта.
– За что?! – взвизгнул новоявленный арестант. – Я такой же гном, как и ты!
– Нет, – с набитым ртом ответил надсмотрщик, – ты не гном, а крыса.
По-жизни не испытывавший к крысам никакой враждебности добряк Гаргантюа, неожиданно воспротивился, нашёл сравнение обидным, а гнома с палкой вредным, потому первым делом он эту палку у него отобрал, об коленку сломал и за обидчиком погнался. Верно, что тому бы не поздоровилось, но к своему счастью он успел заскочить в шалашик, где его сподвижники обретались. Услышав, как товарищ их караул кричит, все они поспешили на выручку, и объяснений Гаргантюа не послушав, намяли ему бока изрядно.
В себя пришел строптивый гном в сыром, каменном, плохо освещаемом помещении. К удивлению, помимо него здесь же был и Пуфус. В рваном полосатом халате мастер примостился на корточках перед масляной коптилкой и чинил разбитые очки, стараясь приладить к чудом сохранившимся стеклышкам, отпавшие дужки.
Несолидный вид некогда важного Пуфуса обескуражил Гаргантюа, и даже где-то мелькнула в подсознании мысль, что виновником нынешнего безрадостного положения мастера является именно он, глотатель редкого минерала. Гаргантюа стало неловко.
Чтобы морально поддержать Пуфуса, а может самого себя, Гаргантюа разразился длинной обличительной речью, суть которой сводилась к тому, что в наш век толерантности и прекраснодушия одни гномы не должны поступать столь бесчеловечно по отношению к другим гномам.
Пуфус молчал и оратор приободрился.
– Они сатрапы!
Красивое хлесткое слово понравилось Гаргантюа. Он покатал его на языке, попробовал на вкус и довольно заорал:
– Сатрапы! Сатрапистые пресатрапистые сатрапы! Душители демократии!
Мастер Пуфус неожиданно вскочил на ноги и впечатал острый грязный кулачок прямо в нос горлопану. Пока обескураженный Гаргантюа приходил в себя, осторожно ощупывая рукой нос, Пуфус счёл необходимым сказать кое-что в продолжение дискуссии. Сделал это он горячо, порывисто и страстно, с отчаянной жестикуляцией и слюней извержением, возрастающими после каждого нового тезиса:
–Здравый смысл заключается в порядке, а не в свободе! Польза для гномов выше самих гномов! Деспотия не нуждается в демократии! Да здравствует сила простых истин! Правильные гномы не ошибаются!
– Пуфус, ты ел мухоморы? – сочувствуя мастеру, Гаргантюа сокрушенно покачал головой, и потом ещё раз осмотрелся вокруг, на тот случай если больному станет хуже и его придётся вязать. Верёвок не было. Зато в дальнем углу тёмной пещеры он разглядел закреплённое в каменной стене железное кольцо. В этом ужасном ошейнике пригорюнился скелетик, а над ним висел плакат: «Сомневаешься – займи его место!».
Гаргантюа опасливо отошел подальше от истлевшего бедняги, сел на заплесневелый холодный пол и задумался. Он не узнавал себя. Еще неделю назад он впал бы в неконтролируемую ярость и порвал бы тюремщиков на тысячу маленьких гномиков. Не зря соплеменники дали ему прозвище Бешенный. Даже главный тан – воевода, в последней войне с эльфами назначил его сотником над авангардом таких же бородатых отморозков. А теперь? Теперь он напоминал себе безобидного и податливого огородного слизня, разомлевшего на ласковом солнышке. Неужели во всем виноват алмаз? Проклятый камень застрял где-то в кишках и потихоньку колдует, превращая свирепого воина в покорную жертвенную овцу. И не выходит ведь, гадина, сколько Гаргантюа не изгонял его, кряхтя и потея над выгребной ямой.
Слушая, как беснуется сумасшедший Пуфус: «Хватит ныть – организуйтесь! Кирка и лопата жизненный принцип гнома! Даешь электрификацию всех шахт!», Гаргантюа вздохнул, свернулся калачиком и задремал.
-3-
Конечно, Бабсель не стала бы самой продвинутой ведьмой современности, если бы во всем и всегда не оставалась просто самой сволочной бабой. Логики она не признавала, мышей боялась, а схоронив четвертого мужа, сказала: «Хватит – набаловались!».
Слава о ней разносилась с силой её же визгливого голоса, переходящего в разговорах с начальством в одобрительное похрюкивание, и совершенно не мотивировано превращавшегося в некую сокрушающую мозги высокочастотную модуляцию во всех остальных случаях.
Едва попав на выселки, она сумела организовать здесь производство мёртвой воды посредством гидролиза и живой методом дистилляции, укрепивших её авторитет по обе стороны колючей проволоки. Но кроме этого с её помощью за короткий срок количество поданных наверх сигналов о бесхребетности руководителей шахт, потакающих произволу и расхлябанности, увеличилось в сто четыре раза. Ещё в 96 раз благодаря ей увеличилось количество требований несправедливо осужденных, взывавших к немедленному росту норм выработки, отмены выходных и банных дней, введению обязательного доносительства. Эти и многие другие прогрессивные волеизъявления трудящихся гномов возникли исключительно вследствие появления на территории Шахтостроя ведьмы Бабсель.
Сам наиглавнейший начальник здешних мест краснорожий и зловредный гном Тварус благосклонно отнесся к её новаторским идеям по поднятию уровня трудовой дисциплины, и ожидая новых достижений в нелёгком деле добычи драгоценных камней, выписал ей тройной паек и назначил премию в бочку варенья и корзину печенья. Вот только на ложе к себе не пригласил, ибо лишь в глазах подобревшего Гаргантюа ведьма выглядела сексапильной красоткой, остальные же обитатели шахты с трудом удерживали рвотный рефлекс при её появлении.
Бабсель злобилась, проклинала упрямого глотателя и всеми силами пыталась заполучить волшебный алмаз. Она даже подсыпала в его миску баланды лошадиную дозу слабительного, но после трёх дней безрезультатных исследований исторгнутого им содержимого прекратила бессмысленные поиски.
Всё это время Гаргантюа пытался решить дело миром и наговорил ей комплиментов в количестве достаточном, чтобы соблазнить прекрасную половину населения всех окрестных деревень. Перед его красноречием не устоял бы свободный полк поварих, прачек, продавщиц универмага, библиотекарш, проводниц вагонов дальнего следования, секретарш, маникюрш и стилистов. Все домохозяйки позабыли бы о милых их сердцам сериалах, услышав призыв нежно влюбленного гнома. На воротах женского монастыря был бы повешен замок. А фракция феменисток в рейхстаге потребовала бы возвращения к домострою. Однако, не такой была Бабсель.
– Что толку от твоего словоблудия?! – орала ведьма. – Мы по-прежнему каторжники, вонючие и бесправные! Мне нужна воля! Воля и роскошная жизнь!
– Ты и так роскошно живешь, – бурчал Гаргантюа, – спишь на мягкой перине, кушаешь за десятерых, хорошо пахнешь… фиалками.
– Дебил! – ярилась Бабсель. – Тупой пожиратель чужого счастья! Немедленно отрыгни алмаз! Блюй, сволочь, блюй!
Ведьма лупила кулачищами по податливой спине гнома, но волшебный артефакт так и не выходил наружу. «Распилить бы этого недоумка, да покопаться у него в ливере, – размышляла она, – но для этого нужно будет обратится к Тварусу, а тот не дурак и сразу оценит все выгоды, что сулит чудесный камень своему хозяину».
Бабсель почернела от ярости, а бородавок на ее теле прибавилось. Вожделенная мечта по-прежнему покоилась в теплых кишках Гаргантюа, а сам очарованный бородач хоть и злился на себя за глупую мягкотелость, продолжал с тупой обреченностью крушить киркой каменную породу во славу безжалостного Шахтостроя.
-4-
Когда Бабсель совсем уже было собралась доверить дело тайного расчленения Гаргантюа парочке маргиналов, бывших в прежней жизни не то прирожденными убийцами, не то просто добрыми обвальщиками из мясного цеха, в её судьбе неожиданно возникли стремительные перемены. Вместе с дюжиной лучших опричников Шахтостоя её отправили в столицу на съезд передовых алмазодобычиков.
Чувствуете как нашей жизни малосвойственна тонкая ирония, сплошной сарказм.
Съезд прошёл по заранее утвержденному плану – помпезно, с грандиозной торжественностью, пустословием, демонстрацией произведений станковой живописи и угрозами в адрес тех, кто ещё сомневался в силе лозунгов: «Солнце вращается в нужную нам сторону!», «Правильные гномы всегда правы!», «Все в забой!».
Бойкое выступление Бабсель на съезде принесло ей заслуженный авторитет и благосклонность правящей верхушки гномов-основателей Шахтостроя. Ведьма была назначена заместителем Тваруса по связи с общественностью. Паек и премиальные она теперь распределяла сама. И уж, конечно, не ограничивалась жалкой бочкой варенья и корзиной печенья – это для плебеев. Черную и красную икру она ела не ложкой, а половником. А потом глава Шахтостроя Тварус неожиданно скончался.
Кстати, говорили, что он подавился вишневой косточкой, но особо приближенные точно знали, что у покойника была жестокая аллергия на вишни, и они никогда не видели, чтобы Тварус подходил к этим плодам ближе, чем на сто метров. Зато эти же приближенные видели, как ведьма Бабсель готовила неизвестное снадобье, испытанное затем на огородных крысах – грызуны сдохли, что впрочем вскоре произошло и с его приближенными.
Почетные похороны Тваруса остались в истории примером беспримерного единения гномов над гробом своего товарища. Похороны, вылившиеся в массовые митинги и демонстрации (стихийные, но хорошо организованные – без мордобоя) закончились требованием наиболее прогрессивных гномов установить на шахтах не двадцати четырех, а двадцати пяти часовой рабочий день, о чем немедленно было объявлено в газетах.
В тот же день вдали от столиц, на выселках тихо упокоился мастер Пуфус, изрыгая очередной лозунг: «Долой мечты – импотенцию воли!», он вдруг поперхнулся, и, осев на землю, немедленно умер.
Гаргантюа на его поминках, смешивая живую и мёртвую воду, ошибся в пропорциях, и затем, пробуя полученное в результате смешения пойло, добился необыкновенных результатов обратной перестальтики, вследствие чего отрыгнул злосчастный алмаз. Неожиданно камень оказался красного цвета.
Неделю спустя Гаргантюа тайно уступил его знакомому гоблину и покинул наши края навсегда.
Вот и все собственно, что нам известно о героях этой истории.
Ах, да мы не всё досказали о Бабсель?
Бабсель жива до сих пор!
Похожие статьи:
Рассказы → Лизетта
Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах
Рассказы → Как открыть звезду?
Рассказы → Незначительные детали
Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")
