Демоника

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Этот роман был моим первым и, вероятно, последним опытом написания произведений «по мотивам», поскольку в дальнейшем у меня уже не возникало желания повторять нечто подобное. Как писал классик: «Теперь уж в это мне ребячество не впасть, но кто б тогда за всеми не повлёкся?». Малоизвестная игра «Демоника: Зов Смерти», созданная усилиями малоизвестных чешских разработчиков, встретилась мне в 2006 году, произведя на тот момент определённое впечатление, побудившее потратить время на написание сего труда, способного и по сей день заинтересовать и увлечь.

Откровенно говоря, в игре, которая, безусловно, была сделана талантливо и с любовью, присутствовало немало погрешностей и недочётов: как сугубо технических, что можно было списать на сжатые сроки подготовки, так и сценарных, выражавшихся в нарушении исторической и фактологической достоверности, нарушении внутренней логической непротиворечивости и так далее. Бредовые ситуации в духе эпопеи с вином для стражника или ключа, заметного на дне во мраке болота; главный герой позиционирует себя отталкивающим изгоем, но, при этом, персонажи общаются с ним довольно охотно, открыто и доброжелательно. Вместе с тем, речь персонажей зачастую неестественна, театральна и наигранна. В ответ на простой вопрос — незнакомцу могут выдать полотно подробностей, о которых он не спрашивал. А сопоставив указанные даты с возрастом персонажей и фактами из откровений главного героя — можно сделать неожиданные выводы. В игре присутствовали и некоторые неуместные клише, скорее портившие в целом небанальную картину, да и финал выходил несколько смазанным, а история — скомканной. Но, так или иначе, признавая объективные погрешности, о которых можно и нужно говорить, игроки полюбили «Демонику» вопреки всему сказанному за ту нестандартную идею, форму подачи и атмосферу, которые там царили.

Шикарное музыкальное сопровождение усиливало драматизм происходящего, а голос великолепного актёра озвучания — Петра Гланца (Иващенко) — вновь и вновь заставлял ожидать очередную литературно-художественную вставку, обилие которых, в основном, вытягивало на себе игру, заставляя пройти её до конца. Немногочисленная, но верная аудитория ожидала продолжения, которое, с одной стороны, даже готовилось к выходу, но, позднее, было отменено. Возможно, это и к лучшему, поскольку в некоторых ситуациях точка всё-таки предпочтительнее многоточия.

Как бы то ни было, поклонники долгое время твердили, что подобная история куда лучше воспринималась бы в качестве замечательной книги, нежели обманывающей ожидания игры (иллюстрации, описание и предварительные обещания явно преследовали коммерческую цель, не оправдавшуюся на деле: никаких тебе «классов», «уровней», «опыта персонажа», «сложной системы магии» или «динамичного экшна», поскольку в бою герой участвовал сравнительно редко, и то — немногочисленные сражения проходили весьма схематично). Вся соль игры была в текстах — игровых описаниях, диалогах и, конечно же, литературных вставках, описывавших всё то, чего не могла передать нехитрая графика.

Игровую и художественную условность речи персонажей и отдельных событий ещё можно принять: в конце концов — в театрализованной драме допустимо общение высоким штилем, чуждое бытовой повседневности, а художники-импрессионисты ставили целью не передачу бытовой достоверности посредством скрупулёзной дотошности, но донесение чувств и ощущений посредством общих штрихов и мазков. Однако же, сохранится ли дух оригинального творения без музыки, картинки и вкрадчивого голоса диктора? Судить вам.

Мною были использованы оригинальные тексты, диалоги и события из игры, местами несколько переработанные, изменённые и дополненные, поскольку не всё то, что уместно в компьютерной игре — адекватно воспримется в формате литературного произведения, как и наоборот. В то же самое время — я сохранил некоторые оригинальные фразы и ситуации, даже и вызывавшие у меня определённые сомнения. И, безусловно, я не претендую ни на авторство самой истории, ни на авторство оригинальной идеи — исключительно на авторство новеллизации, ведь я всего лишь взялся за труд внимательно и деликатно систематизировать и воспроизвести поданные нам фрагменты истории, заполнив пробелы новыми смысловыми оттенками.

Как бы то ни было, произведение, изначально написанное в качестве подарка для представителей довольно узкой аудитории поклонников оригинальной игры оказалось весьма интересным и для людей, весьма далёких от компьютерных игр, что говорит о его самостоятельной художественной ценности. Возможно, оно понравится и вам.

ПРОЛОГ

«Те, кто не привлекает внимания, — хуже всех. Они тихо появляются и снова исчезают. Никаких следов в лужах крови. Никаких свидетелей. Не люди — выродки, звери. Но один след — всегда остается. Скрытый за пределами этого мира, далеко от взора смертных. Именно там — я буду искать их…».

(Николас Фэрпойнт, Зверолов. 1349 г. от Р.Х.)

Сон, уже долгое время, не приносит мне покоя. Как только я закрываю глаза и ужасная усталость заставляет меня заснуть — они приближаются. Бесчисленное множество смертельно бледных лиц. Глаза, полные страдания. Уста, испускающие никем не слышимый пронзительный крик. Дети и старики, женщины и мужчины. Все — связанные друг с другом в царстве смерти, откуда не возвращаются.

Каждый раз, когда они появляются в моих снах, — мои раны открываются вновь. Каждый раз — одно и то же пробуждение. Незнакомая комната и странный враждебный город за окном. Горячая свежая кровь льется из ран на моих ладонях. Ночь безмолвствует. Я в полном одиночестве. Сижу в темноте и жду наступления нового дня. Дня, когда мне, может быть, снова придется оказаться среди них.

Это — моя работа. Я Николас Ферпоинт. Зверолов. Я Хареш — аль — Дорем: «Тот-Кто-Говорит-С-Мертвыми». Я преследую самых страшных монстров рода человеческого: выслеживаю и убиваю детоубийц, отравителей городских колодцев и поджигателей домов с мирно спящими невинными людьми.

Иногда я прихожу по приглашению, иногда сам отправляюсь в город, где, по слухам, произошло подобное зверство. Мне редко рады, и все счастливы, когда мое задание выполнено, и я ухожу. Мне все равно, я уже привык. Мне не требуется благодарность, дружба или понимание. Я видел худшее из того, что только может быть в этом мире. Я знал лишь гнилые, червивые яблоки из райского сада.

Клэрис всегда говорила, что, несмотря на все яды, которыми мы притупляем наше сознание, большинство Звероловов все равно кончает свою жизнь самоубийством. Я никогда не сомневался в ее словах, хотя сама она являла собой исключение.

На самом деле, я изгнанник. Люди вряд ли поймут и примут те методы, которыми я действую. По мере того, как я веду расследование, мои подвалы наполняются трупами допрошенных мною людей. Один неверный шаг — и я могу окончить свое существование под топором палача или на костре. Таким образом, каждое задание превращается в гонку. Успею ли я закончить задание, прежде чем мой подвал обнаружат? Хватит ли у меня времени замести все следы?

За моей спиной осталось несколько убитых чудовищ и большое количество досужих сплетен и подозрений. Я — чудак, который никогда не снимает капюшон и перчатки, весь в татуировках, как язычник. Я герой и спаситель для одних, молот ада для других. Я чародей. Почему я это делаю? Я не спаситель мира, и не герой. Я делаю это потому, что не умею ничего другого. И потому, что я обещал Клэрис не останавливаться, пока будет хватать сил. А эта клятва значит для меня больше, чем что-либо другое в этом мире. Здесь мне нечего терять, но там — она спросит с меня, насколько я преуспел…

Возможно — я лишь пытаюсь убежать от своего прошлого. Я не знаю…

Когда я был молод, я верил, что боль очищает. Я верил, что с кровью уйдут и мои грехи. С каждой раной ближе к Прощению. С каждым шрамом и царапиной. Я ошибался.

Ошибался и священник, что старался «сделать меня лучше». Боль никогда не делала меня лучше, она делала меня сильнее, решительнее. Я отлично помню тот момент, когда ко мне пришло видение. Я вырвал кровавый кнут из рук отца Грегора, сломал его и бросил на пол у его ног. Я никогда бы не смог избавиться от своего греха. Я сам был этим грехом. Меня не всегда звали Николасом Фэрпойнтом. Я родился во Франции, в 1324 году, под именем Джона Мортимера. Мое рождение хранилось в секрете, поскольку мой отец был не кто иной, как сэр Роджер Мортимер: тот самый Роджер Мортимер, который сверг английского короля Эдварда Второго, заключил его в темницу, а потом жестоко и беспощадно убил. И все это — с помощью своей любовницы: жены короля, неверной Изабеллы Французской. Моей матери.

Они недолго наслаждались английским троном: юный сын убитого короля Англии, Эдвард Третий, казнил Мортимера на том же самом месте. Кровь за кровь. Он поместил свою мать Изабеллу в темницу.

Англия снова управлялась благородным королем, и только горький привкус предательства и душегубства остался в памяти от имени Мортимера.

Таким образом, королевский бастард, потерянный сразу после рождения, вырос в далекой Франции под именем «Фэрпойнт». Практически никто не знал о моем истинном происхождении. Я был в относительной безопасности. В безопасности от других людей, но — не от собственной совести. Я был обречен оставаться в монастыре послушником всю свою жизнь, которая была опорочена еще до моего рождения. В какой-то момент я понял, что не буду прощен, если останусь в стенах монастыря. Я вступил в армию английского короля. Благодаря знанию языка и обстановки, я быстро стал незаменимым человеком во французской кампании. До того момента я держал меч в руках лишь несколько раз, но я сравнительно быстро освоил искусство фехтования. Днем я убивал врагов Англии, а ночью — молился, чтобы судьба позволила мне смыть доставшийся мне от отца грех. Хотя я шептал — я был услышан.

В качестве награды за мои заслуги, я был приставлен телохранителем к сыну короля, известному под именем Черный Принц. В жуткой битве при Кресси нас атаковали дважды, и дважды мы отбивали нападение. И тогда на почве, что уже не могла принять больше крови, я собственным телом принял удар, который предназначался принцу. Почти две недели я балансировал на грани жизни и смерти. Но я выжил, и я выплатил свой долг его семье.

Все еще не совсем оправившись, я отправился в Лондон. Не знаю, какого приема я ожидал там, но реальность оказалась ужасна. Город был выкошен Черной Смертью, и под милосердным покрывалом снега лежали кучи почерневших тел. Не осталось никого, кто бы мог их похоронить. Люди умирали везде: на скамьях церквей, за обеденным столом, в грязных трущобах и в благородных домах. Папа даровал прощение грехов всем, кто умер здесь, поскольку не оставалось никого, кто бы мог их исповедать. Как ни посмотреть — это был Конец Света.

Но я не боялся смерти: я наивно думал, что расплатился с долгами перед Богом и был готов умереть. Какой смысл в том, чтобы жить дальше? В мрачных раздумьях, я вошел в небольшую деревянную церковь в Черинг Кросс, чтобы дождаться там конца. Но я ошибался. Там меня ждала моя судьба. Женщина по имени Клэрис.

Она была ближе к смерти, чем к жизни, когда я ее нашел. Ее глубокие зеленые глаза постепенно затухали, но даже тогда, при смерти, она была прекрасна. Однако, как мне сейчас вспоминается, не это было основной причиной, по которой я взял ее с собой. Я помню, как нес ее по длинной дороге, вдоль которой одичавшие собаки дрались за замерзающие тела. Мимо окон, откуда слышался плач брошенных детей и бормотание молитв тех, кто еще верил в свое спасение.

Весь мир сошел с ума, но в ней было что-то, что меня успокоило. Она представляла собой порядок среди мира, который обращался в прах.

Она была в бреду пять дней и ночей. Беспокойно мечась по кровати и время от времени выкрикивая странно звучащие слова, от которых открывались окна, тухли свечи, а однажды треснуло большое зеркало на стене. Когда я стянул с нее тонкие кожаные перчатки, я обнаружил открытые колотые раны на ладонях. Они медленно кровоточили. Я тотчас же понял, что привел домой ведьму.

Нет. Не ведьму. Зверолова. Так она представилась, когда наконец-то пришла в сознание. Конечно, я слышал о них, но был уверен, что это просто легенды, бабушкины сказки. Охотники, что гоняются за страшнейшими преступниками, серийными убийцами. Они находили и уничтожали виновного почти всегда, но люди говорили, что рядом с ними происходят странные вещи. Теперь я поверил в это.

Встреча была нам предначертана. Тогда, в первый момент, у меня было странное ощущение. Ощущение марионетки, которая, взглянув на свои руки, видит нити, за которые дергают. Странное ощущение, что Кукловод связывает со мной свои планы.

Клэрис была прекрасным бойцом, но все равно она оставалась женщиной, и порой она балансировала на грани своих способностей. Мне, наемнику, некуда было идти: моя жизнь — была пуста и бессмысленна. Так я стал Звероловом. Встал на ее сторону.

Вскоре я осознал, насколько хладнокровна Клэрис.

Звероловы готовят себе зелья из особых растений, большинство из которых ядовиты. Зелья могут вылечить, или обострить чувства, но они могут и убить. При этом — у них есть одно общее свойство. За все, что они дают, — они что-то отбирают. Они притупляют эмоции, и Клэрис была тому хорошим примером: за все время, что я провел рядом с ней, она улыбнулась только дважды.

Ужасные сцены, от которых меня едва ли не тошнило, не производили на нее впечатления. Она никогда не плакала, и никогда не злилась. Ее равнодушие вызывало тревогу, а тот факт, что мне предстоит пережить то же самое, беспокоил меня еще больше.

Когда я впервые испытал галлюцинации, я был совершенно не готов. Мир перед моими глазами затуманился, и мое тело словно накрыло горячей волной. Затем совершенно внезапно, я перестал его чувствовать и услышал голоса. Крики, мольбы, просьбы и брань. Все они не имели никакого смысла, и это длилось всего одно мгновение, а потом — все вернулось на свои места.

Я понятия не имел, как это произошло. Клэрис выслушала меня, как всегда совершенно серьезно. С ней такого никогда не случалось, но такое было со Звероловом, с которым она странствовала. Это обычно происходило на месте, где кто-то погиб или произошло что-то подобное. Голоса могли повторять то мгновение, но обычно в их репликах не было особого смысла. Просто обрывки разговора из разных моментов времени. Скорее всего, причиной были те яды, которыми Клэрис потчевала меня, но даже она была удивлена силой ощущений, которые я испытывал.

Через несколько недель она посвятила меня в самый большой секрет охотников — «Демонику». Это язык демонов. Язык, с помощью которого старейший из них, согласно учению секты Хареш-аль-Дорем, создавал этот мир. В то время — простое произнесение его слов заставляло горы расти, а звезды светить. Реки начинали свое течение, а деревья покрывались листвой. Птицы обретали голос, а звери когти и клыки. Солнце взломало вечную тьму, оно первый раз осветило землю и медленно отправилось в путешествие по небу.

Все языки, на которых люди когда-либо говорили, восходят к общему предку, Демонике. Возможно, мы могли бы править миром с его помощью: язык должен был стать нашим наследием, символом нашего создания. Но, как бы то ни было, Демоника сейчас мертва для нас. Сохранились только фрагменты: отдельные слова и предложения, обрывки фраз. Звероловы передавали их друг другу. С их помощью они могли достичь границ между мирами Жизни и Смерти и связаться с душами невинно убиенных. Когда Клэрис рассказала мне, как это в действительности работает, — я отказался верить.

Мир приобрел новый облик. Облик, которого я раньше не видел, и в котором не было совсем ничего привлекательного. Сначала — нужно приготовить зелье из особых растений. Это зелье именуется среди Звероловов «Душехват». Затем — необходимо остаться наедине с трупом погибшего. Зверолов выпивает зелье и почти сразу начинает умирать. В этот момент невидимый Дан-эн-Нян, демон, уносящий души, хватает его своими серыми крыльями. В момент смерти он разрывает тело Зверолова, достает оттуда его душу и забирает ее в Царство Забвения. Однако — Зверолов должен приказать демону вместо этого отнести его в Храм Жертвоприношений. Странное место, лежащее между мирами живых и мертвых. Если он не может этого сделать — он умирает. Смерть — вот цена, которую платит Зверолов за большинство своих ошибок. В Храме он должен выбрать, какую именно душу он ищет, а затем — совершить жертвоприношение. Он приносит в жертву себя. Отсюда и берутся раны на ладонях, которые никогда не заживают. Стигматы Звероловов. Если все идет нормально, то демон находит и приносит душу, которая готова к общению, потому что чувствует присутствие своего мертвого тела рядом со Звероловом. Если погибший может назвать имя убийцы, это редкая удача. Но чаще Зверолов получает просто почти бессмысленные фрагменты из памяти погибшего, с чем и возвращается, слабый и истекающий кровью. Что может пойти не так? Все.

Клэрис очень редко говорила о Зверолове, с которым она работала раньше. Именно он научил ее всему, что она знала, хотя ее первые попытки постичь Демонику были не очень удачны и едва не стоили ей жизни. Она уважала его, но казалось, что между ними осталась какая-то нерешенная проблема. Каждый раз, когда она вспоминала, как он бросился с утеса Дувра навстречу собственной смерти, на ее лице мелькало выражение удовлетворения. Поскольку она никогда не лгала мне, я верил, что его уход был его личным решением. При этом я никогда не сомневался, что до определенной степени она была причиной его смерти.

Мы провели вместе два дела, затем взялись за третье. Тело двенадцатилетнего Джона Гристока было найдено в конце августа 1349 года неподалеку от церкви Святой Елены. Своей пятой жертвой Йоркский Мясник дал ясно понять: «Я вернулся, и останавливаться — не собираюсь». Воспоминания Джона о моменте своей смерти были довольно смутными, и мы с Клэрис не могли терять ни минуты. Запах новой крови уже витал в воздухе. Клэрис отправилась в Храм, а я ждал. Прошло достаточно много времени, но она нашла Джона. Небольшая деталь сохранилась в темном уголке мальчишеской памяти. Деталь, которая привела нас к магазину неприметного Томаса Поуса, и тогда Клэрис допустила ошибку, которая стоила ей жизни.

Впрочем, ее смерть была быстрой, и Дан-эн-Нян тотчас же подхватил ее и понес на своих серых крылах вдаль от нашего мира. А вот мистеру Поусу — повезло куда меньше. Раны, которые она нанесла ему, были незначительны, и у меня оставалось достаточно времени, чтобы сделать его последние часы весьма неприятными…

Через несколько месяцев меня нашел посланник из Каворна. Письмо, которое он мне передал, было адресовано «достопочтимому мистеру Фэрпойнту, Зверолову». Так все и началось…

АКТ I: СЛЕПОЕ ПРАВОСУДИЕ

Через несколько миль пейзаж изменился до неузнаваемости. Небо затянуло тяжелыми тучами, из которых, то здесь, то там извергались ослепительные когти молний и тонули где-то в глубинах леса. Во время этих коротких вспышек света становились видны перекрученные ветви деревьев, скрытые туманом и протянутые ко мне, словно руки мертвецов. Дождь оказался неожиданно холодным, и его капли оставляли горький привкус у меня на языке. Я натянул капюшон еще ниже на лоб и ускорил шаг.

Жертва никогда не приходит к охотнику сама. Охотник должен догнать ее. Где бы то ни было.

Через некоторое время туман рассеялся, и я увидел очертания деревянных стен, за которыми пряталась моя цель. Потом вдали проявился силуэт церкви, и через деревья я заметил на западе вход в шахты. Я был на месте, перед воротами Каворна. Я достал из кармана письмо, которое привело меня сюда, и снова перечитал его:

 

«Дорогой мистер Фэрпойнт!

Приветствую Вас и выражаю Вам свое искреннее признание. Я обращаюсь к Вам как мэр небольшого городка, которому очень нужна Ваша помощь. Мой друг из Йорка рассказал мне об успешном расследовании дела, вызвавшего у меня величайшее возмущение. Я очень хорошо понимаю, как много невинных жизней Вы помогли спасти, мистер Фэрпойнт. И поэтому я уверен, что Вы сможете разрешить неприятную ситуацию, возникшую в нашем злополучном городке.

Несколько дней назад пропали двое пожилых людей, недавно переехавших к нам в город: Ангус Греер и его жена. Через некоторое время мы нашли рядом с городом на краю болота их одежду, разорванную на куски и пропитанную кровью. Тела их так и не были найдены, но и без этого очевидно, что в городе было совершено тяжкое преступление.

Я уверен, что Вы хорошо представляете, какое сейчас тяжелое время. Нам удалось избавить наши земли от Черной Смерти, но она оставила свой ужасный след в виде горя и хаоса. И вот — нераскрытое двойное убийство. Только этого мне сейчас не хватало! С каждым днем жителей все сильнее охватывает страх. Я боюсь даже подумать, что случится, если это убийство окажется не последним. Поэтому я заклинаю Вас, сэр, приехать к нам и взять расследование этого дела в свои руки. Могу заверить Вас, что благодарность наших жителей и моя лично не будет иметь границ.

Искренне Ваш, Филипп Сент-Джон, мэр города Каворн».

 

Затем я двинулся к воротам. В стороне журчала река, унося прочь мутную воду, полную смытой дождем дорожной грязи. Над маленькими чахлыми кустами и выцветшей травой витал туман, казавшийся разумным и голодным. Вязкий, холодный и осязаемый — казалось, что если я возьму его в руку, то он медленно, словно бы нехотя, просочится сквозь пальцы. Я словно бы ощущал, что он разглядывает меня. А может, это просто игра моего воображения. Низкое серое небо нависло над дорогой, а влажный воздух был сдобрен ароматами сырой земли, прелых грибов и гниющих листьев. Откуда-то из лесной чащи раздался крик ворона и, словно бы отвечая ему, разгневанное небо сотряс раскат грома.

Город был обнесен частоколом, на всей протяженности которого располагались старые, но по-прежнему смотревшиеся внушительно дозорные башни. Немногочисленные стражники, которым не посчастливилось нести дежурство в этот ненастный день, заметили мое приближение. Когда я уже почти вплотную приблизился к Каворну, мой путь преградил молодой мужчина в форме городского гвардейца, держа наготове полуторный меч:

— Стой, незнакомец! Что бы тебе ни было нужно — здесь ты этого не найдешь. Ворота Каворна останутся для тебя закрытыми. Времена сейчас тяжелые, и чужаков мы не привечаем. Разворачивайся и уходи — или пожалеешь…

— Откуда такая враждебность к простому страннику? — стараясь излишне не провоцировать привратника, вежливо поинтересовался я, всматриваясь в источающие неприязнь льдисто-серые глаза.

— Можешь думать, что хочешь. Я считаю это необходимой осторожностью. Ты что, слепой? Ты не заметил, что за времена сейчас стоят? Черная Смерть выкосит нас всех, одного за другим. Всю позабытую Богом Англию! А ты удивляешься, что я не пускаю тебя за ворота! Разве ты не видишь, что за место ты собираешься посетить? Здесь все расплывается и пропадает прямо на глазах. Я уже несколько недель не видел солнца! И даже ветер не может разогнать этот спертый воздух! Ты пытаешься выдать себя за простого путника? Но я уже вижу отметки на твоей коже, человек в капюшоне. Должно быть, сам Сатана нанес тебе их! Заражён ты, или нет, но в город я тебя не пущу, — в измождённом голосе чувствовались страданье и отчаянье. Казалось, стражник просто искал, на ком выместить злость за те злоключения, что преследовали в это смутное время каждого из нас.

— Вы должны меня пропустить! Меня пригласил мэр Сент-Джон, — пытаясь вразумить агрессивно настроенного мужчину, настаивал я на своём.

— Что? Тебя пригласил мэр? И что же, хотелось бы узнать, мэру нужно от такого, как ты? Я знаю, что мэр тебя не приглашал, и более того, я знаю, кто ты такой. Ты — один из тех разбойников, что завелись у нас в окрестностях. Что ж, больше тебе не удастся никого убить. Твоей жизни пришёл конец! — с этими патетичными словами стражник изготовился нанести удар.

— Подождите! Меня действительно пригласил Сент-Джон! — воскликнул я, взывая к остаткам его поражённого гневом разума, и протянул письмо. Это несколько поумерило его пыл. Самую малость.

— Покажи мне приглашение! — по-прежнему не опуская оружие, он принял слегка намокшее от дождя письмо левой рукой и поднёс к свету. На моё счастье — он умел читать.

— Кхм… Да, я узнаю подпись мэра. Что за проклятые настали времена, если мы вынуждены приглашать к себе домой всяких негодяев! Подожди здесь, я хочу всё проверить. И знай, что я не доверяю тебе, и даже если тебя действительно пригласил мэр, я буду за тобой наблюдать. За каждым твоим шагом! — с некоторой досадой пригрозил гвардеец.

— Ради Бога. Только отстаньте, у меня нет времени на болтовню, — раздражённо кивнул я в ответ. Привратник исчез внутри, а я остался стоять один перед воротами. В иные времена, пока я был горяч и не умел ставить разум над чувствами и эмоциями, подобный тон привёл бы к стычке, в которой один лишь удар отделяет жизнь от смерти. Но я — не убийца.

Возможно, когда-то подобный выбор стоял и перед тем, за кем я теперь охочусь. И он — принял неверное решение. Это нас и отличает.

Честно говоря, я не ожидал тёплой встречи. Да и не получил её. Это мне вполне понятно. Кто будет рад видеть чужака в капюшоне, покрытого татуировками, как сарацин? Но я привык к этому. Дружелюбие и гостеприимство — предметы роскоши, которые только мешают мне в работе. Вырезая скверну, я иногда невольно вырезаю слишком глубоко. Но, пока все остаются для меня слишком чужими, в этом нет проблемы.

Вскоре появился Сент-Джон: лысый толстый человек пригласил меня войти, но по бросаемым им взглядам было понятно, что он сомневается, не было ли решение пригласить меня большой ошибкой. В этот момент он напоминал пастуха, опрометчиво попросившего медведя защитить своё стадо от волка и лишь сейчас осознавшего, что останется от его овец к утру.

— Добро пожаловать в Каворн! — с дежурной любезности начал свою речь мэр. — Я — мэр Филипп Сент-Джон. Надеюсь, ваша поездка была приятной. Сейчас в окрестностях небезопасно. Всюду разбойники, не говоря уже об этом ужасном тумане. Вам не встречались разбойники?

— Нет, но я думаю, я сумею с ними справиться, — заверил я, осматриваясь. Улицы пустовали.

— Прекрасно! Немало произошло с тех пор, как я написал вам письмо. Я всё вам расскажу, но лучше это сделать не здесь. Если вы не против, я покажу вам дом, в котором вы будете жить. Он примерно такого же размера, как тот, где вы останавливались во время своего последнего дела в Йорке. И у него тоже есть подвал. Надеюсь, вы останетесь удовлетворены, — всё так же стараясь поддерживать видимость радушности, предложил мэр.

— Рад слышать это, — коротко ответил я: мокнуть под дождём и далее в мои планы явно не входило.

— Если вы проследуете за мной, я вас провожу. Но прежде я хотел бы вам кое-что сказать. Пока я не поговорю с горожанами и не предупрежу их о вашем прибытии, большинство из них вряд ли захочет с вами разговаривать или даже может отнестись к вам враждебно. Сейчас к каждому чужаку в нашем городе относятся с подозрением. Поэтому сейчас для вас лучше пойти со мной. Впрочем, если вы желаете немедленно осмотреть город, то ступайте, я подожду вас у вашего дома. Уверен, вы сможете его найти, — заверил Сент-Джон. Поскольку спорить и бесцельно шататься по незнакомому городу, при данных обстоятельствах, было глупо, я вежливо поторопил Филиппа:

— Я запомню. Пойдёмте.

Миновав расположенный вблизи ворот дорожный указатель, показывающий направления к монастырю, доктору и в таверну, мы свернули и перешли через мост. Серая крыса перебежала дорогу. В крестьянском дворе кудахтали курицы. В небольшой пенёк, подле кладки дров, был воткнут топор. Окна светили своими подслеповатыми окошками, а постепенно убывающий дождь продолжал оплакивать землю. Трещали цикады, скрипело колесо водяной мельницы, но по дороге не встречалось местных обитателей, за исключением редких полусонных стражников, с неохотой несущих своё полуночное бдение.

Мы миновали таверну с причудливой выцветшей вывеской «Разбитый кувшин», расположенную вблизи добротного дома с яркой вывеской «Мэр», на который были изображены ключ и медальон градоначальника. Вскоре до нашего слуха стали доноситься звуки ритмичных ударов молота по наковальне. Рыжебородый кузнец, усердно трудившийся над созданием нового меча, на миг прервал свой труд, проводив нашу пару недобрым оценивающим взглядом, после чего вернулся к своей работе. В конце пути нас ожидало здание. Небольшое, уродливое, грубо сработанное, с покосившимися стенами, видавшей виды крышей и заколоченными окнами, из-под которых выбивался тусклый рассеянный свет.

— Вот он, ваш новый дом в Каворне, — словно бы говоря о чём-то прекрасном, с гордостью представил мэр. — Я приказал забить окна, чтобы дом был такой же, как был у вас в Йорке. Видите, я слежу за тем, что происходит в других городах! Но что же мы стоим на улице? Проходите внутрь!

— Хорошо, пройдёмте, — кивнул я, жестом приглашая мэра проследовать первым. Внутри — моё новое жильё смотрелось немногим лучше, чем снаружи, но поскольку мне приходилось обитать и в худших условиях, я не был привередлив. Предусмотрительно растопленный кем-то камин, дрова, кровать, стол, свеча, массивный сундук у стены, дверь, ведущая в подвал, заколоченные окна и портрет святой мученицы в рамке. В целом — приемлемо.

— От местных — вы сейчас не добились бы многого. Прошу вас простить их, просто прежде мне, очевидно, придётся собрать их и сделать официальное объявление. Вот увидите, какими дружелюбными они станут, когда я скажу им, что вы здесь — по моему приглашению. А если кто-нибудь и после этого станет чинить вам препятствия — скажите мне, и я обязательно об этом позабочусь. Я крепко держу этот город в руках, — потирая руки, с улыбкой отметил чиновник, после чего продолжил. — Что ж… И снова — добро пожаловать! На этот раз — в ваш новый дом! Думаю, вы останетесь довольны и домом, и подвалом. А теперь — перейдём к делу. После того, как я послал вам письмо, произошло ужасное событие. Девушка по имени Элеанор Вудбридж была убита. Это произошло в доме местного гробовщика, Роджера Данкомба. Элеанор была его невестой. Убийство было зверски жестоким. Изуродованное тело лежало на кровати, повсюду была кровь… Но самым ужасным было то, что со спины девушки была содрана кожа. Представьте себе, каков был наш ужас, когда мы её перевернули и обнаружили обнажённые мышцы, сухожилия и кости. Даже сейчас мне становится дурно, когда я вспоминаю об этом!

— У вас сохранилась её кожа? — задумчиво отмечая про себя сказанное, по-деловому осведомился я.

— Прощу прощения? Мне кажется, я вас не расслышал, — побледнев как полотно, переспросил мэр.

— Её кожа. Вы нашли её? — повторил я вопрос. Филиппа передёрнуло.

— Господи милосердный! Почему вас интересуют столь отвратительные подробности? Я не знаю, что случилось с кожей. Наверное, её сожгли вместе с девушкой. Поинтересуйтесь об этом у доктора Бейкера, — поморщившись, ответил он. Чёрт! Первая неудача… Впрочем, надежда ещё оставалась.

— Кто нашёл её? — продолжил выпытывать я.

— Мы все там собрались, я уже не помню подробностей, — напрягая лоб, признался Сент-Джон, но вскоре прищёлкнул пальцами. — Постойте-ка… Кто-то пришёл ко мне и сказал, что услышал в доме гробовщика женские крики. Кто же это был?.. Нет, не могу вспомнить.

Виновато разведя руками, мэр пояснил:

— Поймите моё впечатление, мистер Фэрпойнт. Как я уже говорил, картина была ужасной: её кровь была по всей комнате…

— Кхм. Интересно. Продолжайте, пожалуйста, — с готовностью кивнул я.

— Интересно? — в очередной раз шокированный моими словами, уточнил мэр. — Вы находите это интересным? Наверное, это потому, что вы не мэр этого города. Вы понимаете, какую реакцию среди населения вызывают подобные события? Только беспорядков мне здесь не хватало! Вы, возможно, привыкли к подобным зрелищам, но мы с такой жестокостью сталкиваемся впервые! Это было тихое место, господин Фэрпойнт! У нас никогда не находили освежёванных трупов!

— Здесь, пожалуй, слишком тихо, — отметил я. — Тихо, как в могиле.

— «Тихо, как в могиле?» — переспросил Филипп, с грустью в голосе признавая мою правоту. — Что ж, это, действительно, — не самый шумный город. За последние десять лет большинство жителей уехало отсюда. И это неудивительно, поскольку все эти годы мы несли катастрофические неурожаи. Солнце не показывается из-за облаков, а злаки поразила какая-то странная болезнь. Конечно, сразу же нашлись какие-то проходимцы, которые начали кричать о Божьей Каре, проклятье и прочей чепухе. Переездом ничего не решить. Ведь не мы одни переживаем сейчас нелёгкие времена…

— Давайте лучше вернёмся к убийству, — деликатно напомнил я.

— Да, конечно, — согласился Сент-Джон, начав поглаживать пальцами ухоженную бородку. — Итак, как я уже говорил, это было отвратительно. Но я скажу вам нечто, что вас удивит, дорогой Николас. Мы сами поймали убийцу! Представьте себе, им оказался юный гробовщик Данкомб, жених девушки! Впрочем, о его вине несложно было догадаться — ведь мы нашли девушку лежащей в кровати в его доме. Более того, он сам был рядом с трупом, а на его руках была кровь. Всё предельно ясно, не так ли? Естественно, мы немедленно связали преступника, а на следующее утро — повесили.

Сияя от гордости, мэр выждал мгновение, по всей видимости, ожидая услышать от меня в ответ слова восхищения; однако же, я спросил:

— Этот… Данкомб? Он признал себя виновным?

Улыбка плавно сошла с лица мэра, уступив место лёгкому раздражению:

— Дорогой Николас, вы что, не слушаете меня? Во-первых, мы нашли его рядом с трупом. Во-вторых, он был весь перепачкан кровью. В-третьих, она была в его доме, в его кровати. Мне кажется, доказательств достаточно, не правда ли?

— Повторяю, — чеканя каждое слово, настаивал я. — Он признал себя виновным?

— Нет, он не сознался, — с неохотой признал Сент-Джон. — Впрочем, он и не мог. Когда мы его нашли, Данкомб был совершенно безумен. Он просто смотрел на кровь на своих руках и бормотал что-то неразборчивое. Никто не смог добиться от него ни одного осмысленного слова. Жаль, потому что я уверен, что он сознался бы и в убийстве Грееров. Наверняка это сделал он. Я думаю, что всё случилось вот как: юный Данкомб был безумен, но ему удавалось это скрывать. В какой-то момент он наткнулся за городом на пожилых супругов, о которых я вам писал, и в приступе безумия убил обоих. Затем он где-то спрятал их тела. Но это не всё. Ему понравилось убивать, и его безумие всё больше охватывало его. А потом у него случился приступ, когда он был со своей невестой. Остальное вы знаете. Я уверен, что именно так всё и было.

— Мне не кажется, что всё так просто, — с сильным сомнением в голосе поделился я.

— Что, чёрт возьми, вам не нравится? — начиная терять терпение, мэр сложил руки на груди. — Я предполагал, что вы, дорогой Николас, как человек, постоянно встречающийся с такими вещами, оцените то, как быстро и безупречно я провёл расследование. Не думаю, что вам когда-либо удавалось установить виновного за такой короткий срок. Не так ли?

— Нет, в самом деле, нет, — с еле уловимым сарказмом согласился я. — Но если вы поймали убийцу, то чего же вы тогда хотите от меня?

— Конечно, жаль, что вы проделали такой путь только чтобы узнать, что преступления уже раскрыты, но вы всё ещё нам нужны. Изначально я приглашал вас, чтобы вы расследовали исчезновение старика Греера и его жены. Сейчас стало очевидно, что к этому был причастен Данкомб. Хорошо бы, если бы вы нашли этому доказательства, чтобы разрешить все сомнения. Это заставит замолчать тех, кто не верит мне. Вы могли бы, например, найти тела пропавших, а рядом какие-нибудь вещи Данкомба! Думаю, у вас не будет с этим сложностей, поскольку мы уже сделали за вас основную часть работы, — в очередной раз счёл не лишним заметить мэр.

— Да. Опрометчивой казнью главного подозреваемого, — парировал я.

— Слово «подозреваемый» выбрано вами крайне неудачно. Оно может привести к мысли, что мы ошиблись, вынеся приговор, а это очевидная нелепица. Вина Данкомба полностью доказана, — невозмутимо и твёрдо заявил Сент-Джон, продолжив более снисходительно. — А впрочем, должен признать, что такая поспешная казнь не была необходимой. С другой стороны, он не мог выговорить ни одного разборчивого слова, не то что признания.

— Я займусь этим, раз уж я пришёл сюда, — отмечая про себя всё новые факты, пообещал я.

— Рад это слышать, — потерев холёные руки, заверил Филипп. — Однако я хотел бы попросить вас вести расследование в описанном мною ключе. Если вы хотите осмотреть тело юноши, оно всё ещё находится на месте казни. Элеанор же, по желанию её родственников, была кремирована на погребальном костре. Однако её тело было осмотрено доктором Бейкером, так что он может вам всё рассказать. Но не принимайте все его слова за чистую монету: он нередко бывает груб и говорит о других гадости. А сейчас я расскажу горожанам о вашем прибытии и попрошу их оказывать вам максимальное содействие. Вы убедитесь, что мои слова имеют здесь вес.

— Рад слышать это. Любая помощь приветствуется, — поблагодарил я, горя желанием как можно скорее отделаться от общества этого человека.

— Да, ещё одно… — оглядевшись по сторонам, будто бы наш разговор могли подслушивать, мэр продолжил чуть тише. — Я кое-что слышал о вашей работе в Йорке…

— Что вы имеете в виду? — я насторожился, присматриваясь к мимике Сент-Джона сильнее обычного.

— Дело в том, что ваши методы ведения расследования отличаются, как бы это сказать… — он явно замялся и испытывал некоторые сложности, пытаясь точно сформулировать свою мысль. — Ну, скажем так, неортодоксальностью. Говорят даже, что вы используете какие-то зелья…

Дело принимало оборот, который явно был мне не по душе, и моя напряжённость не ускользнула от внимания Филиппа.

— Лично мне на это совершенно наплевать, — поспешно заверил он. — Но некоторые из горожан довольно любопытны, и поэтому могут причинить вам определённые неудобства. Я знаю, что в Йорке вы запирали свой дом, но здесь — у нас так не принято. К сожалению, пока что я не достал вам замок. Попробуйте попросить у кузнеца, но, должен предупредить, он весьма неучтив. Что ж, удачи, и если вам что-нибудь понадобится, обычно вы сможете найти меня дома или в таверне.

— Хорошо, если я что-то выясню — я обязательно вам сообщу, — в очередной раз пообещал я.

Дверь за мэром закрылась, и я остался один в своём новом доме. Мне не нравилось, как развивались события. Мэра было несложно раскусить. Он был слаб и труслив, и его скоропалительное решение повесить молодого гробовщика Данкомба только доказало это.

По его мнению, моя задача состояла в том, чтобы доказать справедливость его приговора и повесить вину за исчезновение Грееров на Данкомба. Только вот слишком уж часто я видел подобные поспешные казни, когда после обнаружения настоящего преступника — приговорённые убийцы превращались в невинных жертв.

С петлёй или топором палача — никогда нельзя спешить. Я сомневался, что Данкомб на самом деле убил свою возлюбленную и чету стариков. Это было простое предчувствие, но моя интуиция слишком редко меня подводила. Итак, с чего начать?

Сначала — мне следует осмотреть подвал, а затем — начать искать улики и беседовать с горожанами. Тело Элеанор было сожжено в пепел на погребальном костре. С ней я ничего не мог сделать. С гробовщиком же всё было не так безнадёжно. Если бы мне удалось снять его тело с виселицы и перенести в подвал, найти необходимые для «Душехвата» растения и приготовить его, я бы смог получить от мертвеца какую-нибудь информацию. Не то чтобы я сильно рассчитывал на этот разговор. Мертвец, да ещё и не в своём уме — не лучший из возможных собеседников.

Размяв затёкшие суставы, я прошёлся по комнате. Заправленная кровать манила после долгой дороги, но я не мог позволить себе прилечь, зная, что где-то снаружи, возможно, разгуливает убийца. Сделав несколько шагов по скрипучему полу, я приподнял массивную крышку допотопного сундука. Пусто. Впрочем, я не мог сказать, что удивлён. Не тратя драгоценное время на бесцельное хождение, я поспешил в подвал, попутно размышляя о судьбе бедной Элеанор. Кожа, содранная со спины. Никогда не приходилось иметь дело с подобным. Причуда нездорового сознания? Ритуальное убийство? Эх, будь у меня её тело, она могла бы пролить свет на причины случившегося. Впрочем, что сделано — то сделано.

Надо отметить, что подвал моего нового дома был более чем удобен. Мэр не мог знать, как именно я буду его использовать, но, тем не менее, он выбрал правильно.

Худшее, что его полное ужасов воображение могло подсказать ему — зрелище приготовления дьявольских зелий. В этом он не ошибался.

Большой, устойчивый стол идеально подходил для того, чтобы разложить на нём всё необходимое для приготовления зелий. А массивные балки прекрасно подойдут для подвешивания трупов и для того, чтобы привязывать мои руки в ожидании момента, когда демон начнёт вырывать душу из моего остывающего тела.

Какой милый дом для меня и моих будущих молчаливых компаньонов…

Помимо всего прочего, здесь находились пустующие поддоны, невысокая скамья, пустое деревянное ведро, водосток, ржавое металлическое кольцо на стене, очередной ветхий сундук и прочий хлам, который не интересовал меня, однако же — и не мешал мне в моей работе.

К чести мэра, редкая пыль и паутина не бросались в глаза, поэтому назвать мой новый дом свинарником, несмотря на некоторые неудобства, всё-таки не поворачивался язык.

Потратив некоторое время на расстановку своего алхимического набора, я почувствовал себя намного спокойнее и увереннее. Великолепно! Осталось лишь заняться сбором свежих трав и приступить к приготовлению новых зелий, которые неизбежно шли в ход при моей работе.

Теперь уже ничего не мешало мне ходить налегке: при себе оставались лишь моё оружие, лёгкая неприметная сумка для сбора трав и всевозможные насущно необходимые бытовые мелочи вроде трутницы, рабочих записей и моего дневника.

Алхимик? Оккультист? Демонолог? В широком смысле — да, но я неоднократно ловил себя на мысли, что Клэрис не смогла, не успела или не захотела передать мне все знания, которыми обладала сама. Я был полезен ей и действовал, что называется, на подхвате, обладая тем приемлемым уровнем знаний, без которого была немыслима сама возможность моей работы. Кто знал, что всё так обернётся и я останусь один? Судьба? Провидение?

Несколько зелий, основной ритуал, несколько главных фраз, имена наиболее значимых демонов, немного теории, немного практики. Но и это — уже существенно выделяло меня среди многих. Выделяло нас. Звероловов.

Звероловы изготавливают и употребляют различные зелья, которые улучшают и усиливают их способности, влияют на других людей либо могут быть полезными как-то ещё. Чтобы заняться приготовлением зелий, необходимо выполнить два условия. Во-первых, необходимо найти укромное место, где Зверолову будет удобно разместить свой алхимический набор и варить зелья вдали от посторонних глаз. Там, где никто не сможет ему помешать. Во-вторых — необходимо иметь в наличии набор ингредиентов, требуемых согласно рецепту для приготовления зелья. Желательно — свежих. Можно даже сказать — весьма желательно.

В ходе своих странствий, Звероловы уделяют почти всё свободное время сбору трав и прочих составляющих для своих зелий. Для этого у них в наличии имеется специальная сумка. Сумка всегда при себе, поэтому Зверолов знает, каких трав у него не хватает, а каких предостаточно.

Существует великое множество разнообразных компонентов, встречаемых в самых различных местах. Одни из них достаточно распространены и встречаются повсеместно, в то время как другие редки и находятся только в особых местах или при особых условиях.

Одной из наиболее распространённых трав, применяемых Звероловами и прочими знающими людьми, является «Пурпурный бурьян». Это растение названо подобным образом из-за характерного красно-фиолетового окраса. Для подавляющего большинства людей — это самый обыкновенный сорняк, не представляющий ровным счётом никакого интереса. Для Звероловов же это — один из самых простых компонентов для зелий, встречаемый практически повсеместно.

«Сатанинская удача» — оранжевая трава, происхождение названия которой сокрыто мраком. Она может повстречаться где угодно, однако обнаружить её достаточно сложно, поскольку в большинстве случаев она увядает, так и не дожив до цветения.

Как нетрудно заключить из названия, «Водная дрёма» встречается вблизи рек и озёр. По легенде, она произрастает возле тех мест, где кто-либо утонул. Сравнительно распространённое растение, оно входит в состав большинства зелий и является основным компонентом для многих целебных отваров.

Белые цветы «Каменной слезы», также называемой «Каменным сердцем», часто встречаются среди гор и камней. Судя по всему, подобная почва благоприятна для этой травы.

У «Гвинлока», странного растения с непонятным названием — весьма отталкивающий запах и желтоватые цветы. Оно встречается исключительно в болотистой местности. «Гвинлок» долгое время просушивается, сохраняя свой неприятный запах, но этот компонент входит в состав наиболее сильных зелий.

Я использую эти растения для создания зелий, необходимых при моей работе.

«Дыханием Снии» называется отвар красноватого цвета, носящий имя Снии — женщины, жившей много столетий назад. Согласно легендам, она была одержима одним из низших демонов, наделивших её способностью лечить. «Дыхание Снии» позволяет Звероловам исцелять лёгкие ранения, регулярно получаемые ими в бою, или быстрее оправляться после посещения Храма Жертвоприношений, но у этого зелья есть и более сильная версия для тяжёлых ранений — «Прикосновение Снии». В обоих случаях основными компонентами зелья становились «Пурпурный бурьян» и «Водная дрёма»: разница заключалась лишь в концентрации и, как следствие, содержании ядов в отваре заговорённой воды.

Зелье с говорящим названием «Сонные глаза» представляет собой снотворное. Достаточно мощное, чтобы свалить с ног взрослого мужчину, сделавшего хотя бы глоток. Однако же, запах его всегда был неприятен, что делало употребление отвара в чистом виде непригодным, и его приходилось подмешивать в иное питьё. Для создания «Сонных глаз» мне требовались «Гвинлок», «Водная дрёма» и «Сатанинская удача».

Я слышал от Клэрис и о других, более редких зельях, рецепты которых она либо не знала сама, либо не спешила передавать мне. К примеру, «Туман памяти» — отвар с говорящим названием, стиравший из памяти человека события нескольких последних дней. Позднее — они возвращались: смутные, не такие яркие, как прежде. Словно бы всё пережитое происходило во сне. Другим особенным зельем можно было назвать «Глаза Азраима». Согласно поверьям Хареш-аль-Дорем, этот отвар был назван по имени демона, наделявшего людей зрением. Это зелье позволяло видеть предметы, недоступные обычным зрением, но, вместе с тем, серьёзно отравляло даже привычного к ядам Зверолова из-за входившей в его состав «Серпентики» — крайне редкой травы, уступавшей в этом отношений, пожалуй, разве что «Змеиному языку».

Однако все эти зелья играли в нашем нелёгком ремесле вспомогательную роль, в то время как главным рабочим инструментом в арсенале Зверолова неизменно оставался «Душехват», в состав которого входили две порции «Гвинлока», одна порция «Сатанинской удачи», две порции «Водной дрёмы» и две порции «Каменной слезы».

Наиболее важное зелье, используемое Звероловом, оказывало эффект медленнодействующего яда, ввергая принявшего в состояние временной смерти. Благодаря этому появляется Дан-эн-Нян, демон-переносчик душ, которому Зверолов приказывает отнести его в Храм Жертвоприношений. После завершения ритуала — демон возвращает его душу в тело, которое ещё не успело остыть. Чтобы плодотворно использовать зелье — Зверолов должен находиться возле тела жертвы насильственной смерти, с чьей душою он собирается говорить в Храме. Если разговор состоялся — он не может быть повторён, поскольку демоны достаточно раздражительны и повторная просьба может привести их в ярость, за которой последует гибель самого Зверолова.

Также Зверолову необходимо найти место, в котором другие люди не смогут его найти во время проведения ритуала. В ходе путешествия в Храм Жертвоприношений — тело Зверолова остаётся совершенно беззащитным, в то время как вокруг происходят события, которые не могут показаться обычным людям естественными. Не говоря уже о том, что случайных свидетелей насторожит присутствие трупов в комнате Зверолова. Поэтому Хареш-аль-Дорем выполняет подобный ритуал в запертом подвале или глубокой пещере.

Эти прописные истины Клэрис заставила меня выучить назубок и повторять раз за разом, чтобы даже в мыслях не ошибиться в мелочах. Поскольку за любую свою ошибку Хареш-аль-Дорем платит страшную цену. Именно поэтому мы уделяем огромное внимание подготовке к нашему главному ритуалу: ритуалу Вхождения в Храм Жертвоприношений.

Каждый Зверолов носит на своём теле специальные татуировки, являющиеся своего рода опознавательными метками и защитными оберегами от сил, с которыми ему приходится иметь дело. Это — первое необходимое условие, без которого Зверолов не сможет практиковать многие свои способности, в частности — отдавать приказы демонам, используя их язык в своих ритуалах и, в частности, осуществлять переходы между миром живых и миром мёртвых.

Для того чтобы получить возможность поговорить с жертвой насильственной смерти, Зверолову необходимо раздобыть её тело. Поместив тело в безопасное место, где Зверолова никто не побеспокоит, он должен приступить к приготовлению зелья «Душехват». После того как Зверолов выпьет это зелье, — начинается ритуал вхождения в Храм. Необходимо помнить, что Зверолову не следует посещать Храм прежде, чем он будет обладать достаточной информацией для идентификации жертвы.

Если он неправильно определит принадлежность жертвы, сбитый с толку демон может разгневаться и убить его. С каждой душой можно поговорить только один раз, поскольку требовать от демона совершения повторного вызова — слишком опасно: демоны вспыльчивы и легко приходят в ярость. Чтобы демон принёс душу мёртвого человека из Царства Забвения — Зверолов должен принести жертву, указав при этом сведенья, необходимые для поиска. В первую очередь Хареш-аль-Дорем должен выбрать правильную комнату, картина на входе в которую соответствует характеру гибели жертвы. Что интересно, комнаты для вызова душ тех, кто погиб собственной смертью, — не существует.

В комнате — он должен пролить свою кровь на три алтаря, открывающие ему путь в Зал Откровений, где он и узнает, удался ли вызов или нет. Раны, полученные душой Зверолова в ходе ритуала — стигматы Хареш-аль-Дорема — остаются с ним на всю оставшуюся жизнь. Иногда — боль затихает, иногда — усиливается, но, так или иначе, раны на руках дают о себе знать, периодически открываясь, отчего Звероловы вынуждены носить перчатки.

Провал ритуала, в большинстве случаев, означает смерть Зверолова, хотя иногда он может «всего лишь» отделаться адской болью и увечьями, сохранив, несмотря на это, жизнь и рассудок.

Определившись с характером смерти жертвы, Зверолов должен определить принадлежность жертвы при помощи трёх Алтарей: Алтаря Знака, Алтаря Пути и Алтаря Демона.

Ритуал у Алтаря Знака, помимо крови Зверолова, требует знания звёздного Знака, под которым родилась жертва. Всего их четыре. Согласно легенде — это имена четырёх демонов, спустившихся на Землю, чтобы помочь людям её заселить. Каждый знак соответствует трём месяцам года. Вот они: Норвед, «Звездочёт», которому соответствуют декабрь, январь и февраль; Лертьян, «Пастырь снов» — март, апрель, май; Таланос, «Ткач времени» — июнь, июль, август; Рефен, «Кузнец судеб» — сентябрь, октябрь, ноябрь.

Далее следует Алтарь Пути. Путь — это стремления и желания, составляющие душу человека. Чтобы отыскать душу — необходимо определить, что на жизненном пути было для неё наиболее приоритетным. К примеру: Богатство, Любовь, Знания, Вера, Власть или Слава.

Назвав правильные слова и напоив жертвенный сосуд Алтаря Пути собственной кровью, — Хареш-аль-Дорем должен приблизиться к Алтарю Демона. Здесь — Хареш-аль-Дорем должен назвать имя демона, которому приказывает принести душу. Звероловы могут обратиться только к одному из двух. Дан-эн-Нян — «Переносчик душ», приходящий за душами умирающих смертных. Он доставляет души из Царства Забвения в Зал Откровений и после, по завершении ритуала, забирает их обратно. Обычно Звероловы пользуются только этой услугой. Маргет-эн-Дрият — второй демон, «Дарящий жизнь». Согласно некоторым легендам, он может не только перенести душу, но и вернуть её в давно мёртвое тело, вдохнув в него насильственно прерванную жизнь обратно. Впрочем, этот демон — крайне опасен и раздражителен, и неизвестно, выжил ли кто-нибудь после попытки его призвать, не говоря уже об эффективном использовании данной возможности. Поэтому — Звероловы не пытаются призывать его без очень веских причин.

Если Хареш-аль-Дорем завершил свой Обряд Жертвоприношения, обойдя все Алтари, пожертвовав кровь и назвав необходимые слова, — открывается дверь, ведущая в Зал Откровений. Если всё верно, Зверолов сможет переговорить с призванной им душой. Если же нет — демон может просто его погубить.

Но даже если душа явилась на зов, Зверолов не должен забывать о времени: мало того что оставшееся без присмотра тело будет беззащитно, чем дольше Хареш-аль-Дорем находится в Храме Жертвоприношений, тем меньше шансов, что он успешно вернётся обратно. Закончив разговор, он должен приказать Дан-эн-Няну отнести его обратно и вернуть в остывающее тело, пока ещё не стало слишком поздно.

На протяжении всего ритуала, начиная с момента принятия зелья и до момента возвращения, — Хареш-аль-Дорем должен безукоризненно произносить необходимые ему слова и предложения на Демонике. Ошибившись хотя бы одним словом, формулировкой или интонацией — он может навлечь на себя беду…

…Что ж, составив предварительное впечатление о ситуации в целом и мэре в частности, я решил решать возникающие проблемы по мере поступления, чтобы не множить хаос в своей голове.

Новый дом полностью устраивал меня — за исключением одного: на входной двери не было замка, и мне необходимо было достать его во избежание неприятных сюрпризов.

Похищенный труп гробовщика, бурлящие колдовские зелья, ожившие тени на стенах, бьющийся в припадке на грязном полу Зверолов, летающие и перемещающиеся без посторонней помощи предметы, светопреставление и прочие чудеса вокруг, увиденные посторонними, могут привести лишь к одному: пеньковой верёвке на шее и выбитому из под ног бочонку.

Следовательно — предосторожностями следовало озаботиться в первую очередь. Затем — мне необходимо было собрать травы, необходимые мне по рецепту, раздобыть как можно больше сведений о Роджере Данкомбе, с которыми я потом смогу отправиться в Храм и разузнать, что же случилось на самом деле.

Естественно, мне также необходимо будет выкрасть его тело, а до этого пораспрашивать людей, в первую очередь — доктора Бейкера, осмотревшего тело Элеанор. И посетить место преступления.

Честно говоря, логика и сообразительность никогда не были моими сильными сторонами, несмотря на то, что мне постоянно приходилось заниматься расследованиями убийств. Но я всё равно прикладывал все силы для поиска и наказания тех, кто не достоин того, чтобы жить.

Окончив свои домашние приготовления, я вышел на улицу. Судя по всему, прошло уже достаточно времени для того, чтобы мэр обратился к горожанам со своим сообщением. Разумеется, вряд ли у него хватило бы ума созвать в позднее время всех местных жителей, но, как я полагал, новость о расследующем убийство чужаке, переданная нужному кругу лиц, должна была разлететься в подобной глухомани довольно быстро.

Размеренно трещавшие уличные факелы вели неравную борьбу с окружившим их мраком, и, несмотря на трели сверчков и крики редких птиц, — было сложно сказать, поздний сейчас час или ранний. Обычно жители подобных захолустных городов, фактически — деревень, вставали ни свет ни заря. Подтверждением тому был уже ставший знакомым стук кузнечного молота. Пойдя на звук, я сделал глубокий вздох, ощутив в воздухе прохладу, царившую после недавнего дождя.

«Эшафот», «Монастырь», «Городские ворота» — подсказывал очередной указатель при ближайшем рассмотрении. Прошлый раз мы пришли к дому немного иным маршрутом и ранее я не увидел его или же просто не обратил на него внимания.

Улицы по-прежнему были в целом безлюдны, хотя слабое оживление всё-таки наблюдалось. Редкие нерасторопные горожане без особой охоты направлялись по своим повседневным делам, прерывая свой шаг лишь для того, чтобы бросить настороженный взгляд на постороннего незнакомца, какие, надо полагать, захаживали в эти края не так уж и часто. Вскоре моему взору предстал встреченный ранее человек, наносивший методичные удары по раскалённой болванке, в которой безошибочно угадывались очертания будущего меча. Несколько изготовленных ранее образцов располагалось возле обдающего жаром горна, а неподалёку от наковальни был заготовлен чан с водой.

Крепкий, широкоплечий, с обильной рыжей бородой, в заскорузлой практичной одежде и дублёном рабочем фартуке поверх неё — мужчина смотрелся вполне типично для городского кузнеца. Заметив моё появление, он прервал своё монотонное занятие, наградив меня неприязненным взглядом, совмещавшим безучастность с презрением.

— А-а, сам мистер Фэрпойнт? — выдавив из себя улыбку, напоминавшую звериный оскал, ехидно осведомился он. — И что же я могу для вас сделать?

— Ну, раз уж вам уже известно моё имя, давайте для начала познакомимся поближе. Расскажите мне о себе, — начал я, стараясь, насколько это было возможно, завязать доверительную беседу.

— Что ж… Меня зовут Джон Кобб, и я, как вы думаю, заметили — местный кузнец. Что-нибудь ещё? — с нескрываемым раздражением в голосе уточнил он.

— Как долго вы живёте здесь? — стараясь поддерживать ранее заданный тон «непринуждённой беседы», продолжил я.

— Я здесь родился и прожил всю свою жизнь, кроме тех пяти лет, что я был солдатом удачи. Похоронят меня тоже здесь, — всё так же раздражённо бросил кузнец.

— Почему вы не уехали из города, как это сделали другие? — настойчиво продолжая игнорировать его грубый тон, я, между тем, осматривал этого человека, в то время как он изучал меня. Как смотрят друг на друга два повстречавшихся волка, решая, стоит ли им разойтись или сцепиться.

— Да, то, что большинство жителей уехало отсюда за последние десять лет, — правда. Урожаи становились всё хуже и хуже, солнца мы не видели уже чёрт знает сколько, а животные постоянно заболевают какими-то странными болезнями. Пять лет назад — я и сам собирался уехать. Но Мэри умерла, и куда-либо уезжать — стало бессмысленно. Всё равно, я хотел уехать, только чтобы ей стало лучше. Бедная Мэри… — мужчина вздохнул и в его доселе пылавших неприязнью зелёных глазах — тоска и печаль по перенесённой утрате смешались с болью от ещё живущей любви.

— Что с ней случилось? — стараясь проявить как можно более участия, с сочувствием в голосе поинтересовался я.

— Я не знаю. В конце концов, что я в этом понимаю? Моё дело — кузница. Править подковы, да ковать вилы, косы и оружие для городской стражи, — словно бы не замечая меня, ответил следом Кобб, и, в какой-то момент, его крепкий уверенный голос сильного человека на миг дрогнул под тяжестью нахлынувших воспоминаний. — В какой-то момент она просто плохо себя почувствовала. Доктор пытался её спасти. Даже старая ведьма давала ей свои травы. Но к лету она умерла. Детей у нас никогда не было, так что, по крайней мере, никто не остался сиротой, верно? А когда умерли родители Роджера, я взял его на воспитание. Здесь, в своей мастерской, я учил его, пока не произошло это ужасное событие…

Наконец-то, картина начала несколько проясняться. Во всяком случае — слова Джона объясняли его поведение. Но задать вопрос лишний раз — всё равно не мешало.

— Скажите, почему вы так недружелюбны? Вы ведь даже меня не знаете, — прямо и откровенно уточнил я, уже предчувствуя возможный ответ кузнеца.

— Вы спрашиваете меня, почему?! — словно бы поражаясь моей наивности или наглости, воскликнул мужчина. — Вы начинаете расследовать убийство уже после того, как за него повесили человека! И вы — не собираетесь искать ничего нового!

Гнев мужчины словно бы передался окружавшей его природе. Небеса сотряслись от неожиданного раската, и с мрачных высот на грешную землю обрушился нарастающий ливень. Только этого опять не хватало. С другой стороны — это словно бы несколько поумерило его пыл. Переведя дух, Джон взял себя в руки и нашёл в себе силы продолжить уже спокойнее:

— Я знаю, зачем вы здесь. Мэр — просто боится, что он совершил ошибку, и поэтому послал вас, чтобы вы — сфабриковали доказательства его правоты и предъявили их людям. Тот факт, что беднягу повесили без суда и следствия, будет просто забыт. Так что делайте то, за что вам заплатили ваши тридцать серебряников, и, быть может, как говорит мэр: «Мы снова сможем жить спокойно».

Конечно же, я давно научился хорошо контролировать свои мысли и чувства. Ровно настолько, чтобы они не затмевали разум, мешая работе. Но, тем не менее, мне было крайне неприятно выслушивать подобные слова из уст человека, который на первый взгляд показался мне вполне заслуживающим доверия: несколько простой и грубоватый, он прямо говорил в лоб то, что думает, не скрываясь за лицемерными эвфемизмами. С другой стороны, его негодование и подозрение нельзя было назвать беспочвенными.

— Возможно, вы ошибаетесь… — мои слова заглушил очередной раскат грома, сопровождавшийся яркой вспышкой, на миг придавшей яркие краски этому унылому серому миру, но Кобб находился поблизости и всё-таки разобрал сказанное.

— Правда? Вам придётся доказать мне, что вы — не наёмная шавка, верно? Буду рад вас выслушать! — перекрикивая гром, пробасил кузнец, по-прежнему не приглашая меня укрыться от дождя под своим рабочим навесом. — У вас всё? Вы отнимаете у меня массу ценного времени, когда я и так вынужден работать не покладая рук. Мэр привёл новых солдат из Йорка, гарнизон удвоили и, как видите, ко мне поступил весьма большой заказ. И день, и ночь тружусь над новыми мечами и алебардами.

— Не совсем, — уже строже отрезал я, давая понять, что хоть я и не могу прямо сейчас предоставить Коббу подтверждение своих заявлений, отвязаться от меня так просто у него всё равно не получится. — Прежде всего, у меня ещё остались вопросы, на которые я хотел бы получить ответы. Ведь если вы действительно заинтересованы в серьёзном расследовании, вы должны мне в этом помочь, верно?

Мужчина тихо процедил что-то, советуя мне отправиться в своих поисках по некоему заведомо безнадёжному ориентиру, и, несмотря на то, что конец его фразы был заглушён новым раскатом, — общий смысл оставался для меня понятен. Что ж, пока стерпим. Но — ненадолго.

— Я хотел бы побольше узнать о местных жителях, — будто бы не расслышав его последние слова, продолжил я играть в дурачка. Посмотрев на меня некоторое, Кобб сплюнул в сторону, устало промолвив:

— Как вы сами уже знаете, немногие из нас решили здесь остаться… Вы, должно быть, уже хорошо пообщались с мэром — ведь это он вас сюда пригласил, значит, вы, наверное, друзья. Но я скажу вам одну вещь. Можете рассказать ему. Мне — всё равно. Мэр — самый большой ублюдок на этой проклятой земле! Он повесил бедного мальчика, даже не разобравшись, виновен тот, или нет! Послушайте меня внимательно… Если он даст мне хоть малейший повод, — я убью его, и мне всё равно, что будет дальше. Терять мне больше нечего.

— Ясно. Я понял, — кивнул я. Несмотря на то, что исходящая от Джона угроза была адресована мэру, — мне пришлось с лихвой ощутить её на себе.

— Потом — сюда приехала его молодая жена. Хелен, — уже более спокойно продолжил Кобб. — Она была милой девочкой, и очень жаль, что она связала свою жизнь с таким подонком. К счастью, в постель ей с ним ложиться не приходилось…

Поймав мой несколько недоумённый взгляд, кузнец пояснил:

— Она была для него несколько старовата, если вы понимаете, о чём я. Проклятый извращенец… Сам я, конечно, ничего не видел — но об этом всем известно.

— И что же известно всем? — слегка приподнимая бровь, настойчиво осведомился я, ожидая услышать в последующем ответе подтверждение своей ужасной догадки.

— Ну, говорят, что мэр любит маленьких детишек. Особенно чужих, — брезгливо поморщившись, поведал Джон. — Думаю, это имеет отношение к тому спору, что произошёл у них с доктором. Доктор… Хороший человек. Но за последний год он сильно изменился. Когда-то он был очень жизнерадостным человеком. А теперь стал совсем мрачным. Впрочем — не он один…

Красноречиво оглядевшись вокруг, кузнец поцокал языком и продолжил:

— Доктор может вылечить сломанную кость, но если заболел серьёзно, то лучше обратиться к травнице. Старуха Мод — слегка не в своём уме, но она помогла уже многим из нас. И, надо сказать, что доктор Бейкер этим не особенно доволен. Говорят, Мод может и навредить больному, но мою жену она избавила от ужасных болей, поэтому я не могу сказать о ней ничего плохого. У реки вы можете встретить Саймона. Это брат моей жены. Он приехал сюда, когда она заболела, и остался здесь. Впрочем, думаю, что он скоро отсюда уедет…

Тем временем дождь постепенно начинал затихать.

— Так, кто у нас ещё есть? — припоминая, задумался Кобб. — Ах да, Харрелы! Харрел — настоящий чокнутый сумасшедший, будьте с ним осторожнее. Ему вечно мерещатся какие-то голоса, а ещё он жутко жаден до денег, которых у него отродясь не было. За деньги он сделает всё, что угодно. Но они редко у него водятся. Жизнь его жены — настоящий ад, потому что он либо болтает о деньгах, либо пьян, как свинья. Эта мразь не раз поднимала на неё руку. Я даже как-то раз попытался вправить ему мозги и пригрозил, что если он снова тронет её хотя бы пальцем, то ему придётся иметь дело со мной. Но тот нажаловался мэру, а мэр навёл на меня городскую стражу. Впрочем, что они мне сделают? Единственный кузнец на всю Богом забытую округу…

«Да уж. Интересные нравы царят в этом городе», — отметил я про себя, поспешно уточнив:

— Кто-нибудь ещё?

— Улицы патрулируют стражники. Большую часть из них — мэр привёз сюда после этих исчезновений. Стражники — хорошие честные люди, но они злятся, что оказались в этой дыре. Иногда они заходят ко мне поболтать. А ещё у нас есть монахи. Живут в монастыре над городом. Странные люди. Раньше они вели себя, как все бенедиктинцы, но превратились в настоящих сектантов. Они даже носят серые одежды вместо чёрных! Монахи никого к себе не пускают, а в городе, время от времени, появляется их шпион. Говорят, что доктор несколько раз бывал в монастыре. А больше о них никто и ничего не знает. Они живут только для себя. Сомневаюсь, что вы сможете у них хотя бы причаститься, — выразительно скривив губы, кузнец пожал плечами и пробасил. — Что ж, может я кого и забыл — но вы сможете встретиться с ними самостоятельно.

— Что вы думаете об убийствах? — наконец перешёл я ближе к делу, мотая на ус всё ранее услышанное. Малость притихший огонь в глазах Джона после этих слов запылал с новой силой.

— Ну, во-первых, я советую вам попридержать язык, поскольку мне известно только об одном. Тела Греера и его жены так и не нашли. Кто знает, может быть, они просто также тихо покинули город, как и появились, а чтобы запутать нас — оставили несколько окровавленных клочков одежды. Они были странными. В большей степени язычниками, чем добрыми христианами. Подолгу пропадали в лесу и занимались разными непонятными вещами, — с решительным напором начал Кобб. — А во-вторых, я не знаю, зачем вам слушать то, что я скажу. Вы всё равно убеждены, что это сделал гробовщик. Беднягу Роджера обвиняли даже в неурожае, болезнях скота и других неприятностях. Чего ещё ожидать от этих людей? Но кое в чём я уверен. Самая большая опасность — не прячется где-то в кустах. Нет. Самая большая опасность — исходит от этого труса, мэра, который повесил невиновного человека только потому, что иначе ему пришлось бы, чёрт возьми, объяснять людям, почему он не может найти настоящего преступника. Он — самая большая опасность этого города!

— Так вы считаете, что Данкомб этого не делал? — в очередной раз для ясности уточнил я.

— Как вы можете спрашивать такое?! — гневно выпалил Джон. — Конечно же, он этого не делал! Они с Элеанор собирались пожениться и уехать отсюда. Я даже учил его кузнечному делу, чтобы он мог найти себе работу. Эта казнь была просто преступлением! Запомните мои слова: ещё прольётся из-за этого кровь. Он был таким молодым… В сентябре ему всего лишь исполнилось бы девятнадцать!

«Так, значит, в сентябре», — отметил я про себя. Кое-что, необходимое для проведения ритуала, я знал уже наверняка.

— Есть ещё кое-что, что меня интересует, — желая потихонечку закруглять этот без сомнения полезный, но при этом прилично затянувшийся разговор, деликатно заметил я.

— Итак, что ещё вы хотите узнать? — с вымученными нотками в голосе осведомился кузнец.

— Мне нужен замок на дверь, — перешёл я, наконец, к наиболее насущной и прозаичной стороне своих текущих проблем.

— Да, мэр об этом говорил, — с равнодушием констатировал мужчина. — У меня есть такой, но я использую его сам. К несчастью для вас, я потерял ключ от своего старого замка, поэтому использую этот.

Казалось бы, на ровном месте — удача вновь начинала мне изменять.

— А если я найду ключ? — с надежной в голосе взглянул я на Джона.

— Тогда — я с радостью отдам вам замок, — издевательским тоном заверил тот. — Предупреждаю, это будет нелегко. Я потерял его где-то среди озёр, близ болота, когда ходил по делам к травнице. Вполне возможно, что он лежит на дне одного из них. А если вы и найдёте его, то скорее утонете, чем его вытащите. Что ж, попробуйте, если хотите. Погибнете — слёз лить не буду.

— Всего хорошего, — коротко попрощавшись, я начал отходить. Не пожелав мне в ответ ничего вслух, Джон Кобб проводил меня красноречивым взглядом, вскоре возобновив прерванную работу. Дождь, к тому времени, почти стих и лишь редкие капли продолжали срываться с небес, стекая вниз по моему капюшону.

Что ж, вспыльчивый человек, не следивший за своими словами, как ни странно, оставил за собой в целом положительное впечатление. Молодой Роджер Данкомб, о котором Кобб заботился, как о родном сыне, — фактически был его родственником, и ненависть кузнеца к мэру была мне предельно ясна. Но убедить Джона в том, что я — не покорная марионетка в руках мэра — я не мог. Во всяком случае — пока.

Проследовав дальше по улице, я оказался на главном, по всей видимости, перекрёстке в городе, где, как уже было сказано ранее, по-соседски располагались таверна «Разбитый кувшин» и сравнительно скромный дом городского мэра, смотревшийся на фоне окружавших невзрачных домишек местных горожан настоящим особняком. У этого дома имелись собственный двор с большими запасами дров, курятник, сарай, да и в целом он выглядел вполне себе достойно. В сравнении с предоставленной мне халупой — вне всякого сомнения.

«Проклятый извращенец». Кхм. Разумеется, это тоже было достойно моего внимания, но, во-первых, в настоящий момент я был занят расследованием другого дела и не мог браться за всё и сразу. А во-вторых, несмотря на убеждённость кузнеца, я не мог бездоказательно обвинять пусть даже и неприятного лично мне человека, полагаясь на одни лишь слухи и сплетни. Если верить всему, что люди говорят обо мне у меня за спиной — можно было решить, что я завтракаю грудными младенцами. Разумеется, «никто не видел» — но «это все знают».

Вместе с тем, сейчас передо мной стоял выбор: куда отправиться дальше? По логике вещей, следовало заглянуть к доктору Бейкеру, но я не был уверен, что он уже открылся и ведёт приём. Для верности — можно было переждать. Можно было бы отправиться на эшафот и постараться выкрасть тело, но проводить ритуал без сваренного зелья — было просто невозможно, а без замка на двери — опасно. В то же самое время, скитаться по болотам в поисках ключа или собирать травы в такую темень — тоже было преждевременно и рискованно, хотя я и понимал: тело повисит некоторое время для острастки, но его могут снять в любой момент, поэтому откладывать дело в долгий ящик было нельзя.

Оставались таверна, в которой, судя по всему, уже начиналось оживление, мэр, к которому у меня ещё накопились незаданные вопросы, и место преступления, которое я в любом случае должен был осмотреть. Помедлив мгновение, я решительным шагом направился к дому мэра и собирался было постучать, как вдруг заметил, что входная дверь слегка приоткрыта. Я осторожно распахнул её — хорошо смазанные петли не издали ни скрипа.

Убранство временно предоставленного мне жилища — не шло ни в какое сравнение с убранством дома Филиппа. Бочонки с вином; кованые дубовые сундуки; мешки с зерном; красивые резные шкафы из красного дерева с рядами дорогостоящих книг; широкий добротный стол с лакированными, обтянутыми красным шёлком, стульями; изукрашенный растопленный камин…

На стенах красовались дорогие полотна, содержавшие известные сюжеты евангельской тематики: Спаситель и Магдалена, Тайная вечеря, Богородица с Младенцем.

Посредине помещения был расстелен узорчатый ковёр — широкий, как стена моего нового дома. В центре стола располагался графин с кроваво-красным вином. Неподалёку от входа находилась иная дверь, в то время как напротив неё была лестница, уходившая наверх.

Не замечая меня, девушка в платье служанки занималась уборкой дома, ползая по дощатому полу с щёткой в руке.

— Кхм-кхм, — деликатно, но достаточно громко кашлянул я, стараясь привлечь её внимание. Не ожидавшая моего внезапного появления, девушка опрокинула ведро, и мутная вода разлилась на пол, в мановение ока промочив дорогой ковёр. Судя по всему, по моей, пусть и косвенной, но вине — теперь её ожидал совершенно не тёплый разговор с хозяином. Однако же в данный момент она не столько, по всей видимости, волновалась об этом, сколько была взволнована и напугана моим внезапным появлением. Казалось, она была готова закричать. Я сделал осторожный шаг вперёд и вскинул руку, желая остановить и утешить её, тихо произнося:

— Прошу прощения. Не беспокойтесь, я скажу вашему хозяину, что это была моя вина. Господин мэр дома?

Несколько успокоившись и переведя дух, девушка промолвила с облегчением:

— А, так вы и есть тот самый мистер Фэрпойнт! Добрый день, сэр! Хозяин говорил мне о вас, на тот случай, если вы захотите сюда прийти. В настоящий момент его нет в доме. Скорее всего, он снова пропадает в таверне у Моллинза, узнаёт последние слухи. Сегодня — все разговоры только и ходят, что про вас! Чем я могу вам помочь? Ой!..

Словно бы не сразу сообразив, что недавно произошло, девушка поспешно начала избавляться от последствий, образовавшихся после опрокинутого ведра. Да, слухи здесь, как оказывается, разлетались даже быстрее, чем я думал. Вместе с тем, привлекал внимание ещё и тот факт, насколько непривычно доброжелательно и словоохотливо обратилась ко мне служанка. Чувствовалось, что дело тут не просто в распоряжении мэра. Характер? Или просто нехватка общения?

— Кто вы? — решил я начать с простого вопроса.

— Меня зовут Эмма, я служанка у Сент-Джонов, — решительно начала девушка, но, вопреки моим ожиданиям, на этом её ответ не закончился. — Мне двадцать три года, девять из которых я провела вместе со своей госпожой. Её семья взяла меня к себе, когда моя мать умерла в госпитале Сен-Жиль, в Мелдоне. А когда госпожа вышла замуж за мэра этого города — мы переехали сюда. Надо сказать, что жизнь в большом городе мне нравилась намного больше, но я люблю свою госпожу, поэтому с радостью последовала за ней. Я не жалею об этом… Но этот город — просто ужасен!

Вот так раз: в ответ на обычный, казалось бы, вопрос — я получил слишком много неожиданной информации, включая такие детальные подробности, которые, в данный момент, не показались мне важными. Впрочем, сама по себе — информация не бывает бесполезной: вопрос в том, где и как её возможно применить.

Казалось, у Эммы давно не было свежих ушей, с которыми можно было откровенно поговорить, пожаловавшись на свою жизнь. Хотя я и ценил всякую помощь следствию, я старался оценивать ситуацию трезво, и подобная излишняя доверчивость показалась мне действительно странной.

— Что вы можете сказать о местных жителях? — продолжил я, заранее ожидая получить столь же эмоционально насыщенный ответ. И, надо сказать, что в этот раз я не ошибся.

— На самом деле, у меня нет времени, чтобы с ними разговаривать, — с печалью в голосе посетовала девушка. — Моя госпожа Хелен — просто великолепна. Вы сами это поймёте, когда узнаете её получше. А мой господин — очень строгий и не очень-то меня любит. Госпожа несколько раз брала меня к старой женщине, живущей у болота, но я не понимала, о чём она говорит. Она меня пугает! Иногда я отношу что-нибудь на починку мистеру Коббу. Это наш кузнец. Или беру у доктора Бейкера книжки для госпожи. А к рыбаку Саймону я хожу за рыбой…

На миг — лицо девушки расцвело, приняв мечтательное выражение.

— …Это мне — больше всего нравится, — призналась она. — Иногда я встречаю мистера Лимси и его сына. Мистер Лимси — хороший, достойный человек, а его сын — мерзкий хулиган! Даже не верится, что он — может быть сыном такого человека!.. Господи, кажется, я заболталась! Вы ведь никому не скажете? — с резким волнением в голосе, взмолилась Эмма.

— Конечно, нет. Вам не стоит беспокоиться, — поспешно заверил я, переходя наконец к наиболее актуальному в настоящий момент вопросу. — Что вы думаете об убийстве?

Недавно цветущее от благодарности лицо девушки вмиг помрачнело, сделавшись бледнее простыни.

— Извините, я не могу об этом говорить, — взволнованно пролепетала она. — С того дня я не могу нормально спать и боюсь одна выходить в город.

— Но убийца, скорее всего, уже мёртв, — произнёс я, продолжая наблюдать за её реакцией.

— «Скорее всего?» — с сомнением повторила Эмма. — Простите, я не хочу показаться грубой, но, по словам моей госпожи, убийца всё ещё на свободе. И я с ней абсолютно согласна! Не знаю, кто это сделал, но это точно был не Роджер Данкомб.

Что ж, если не только собственная служанка, но даже и собственная жена Филиппа не верила в виновность Роджера — что можно было сказать про остальных? Положение мэра можно было назвать незавидным. Как, впрочем, и моё, до тех пор, пока я не нашёл бы способа доказать горожанам, что не действую с ним заодно, а заинтересован в серьёзном расследовании.

Поблагодарив разговорчивую служанку, я тепло попрощался с нею, в очередной раз попросив не переживать из-за испорченного ковра, обещав взять вину за случившееся на себя.

Милая приятная девушка. Не часто люди ведут себя со мной так открыто и вежливо.

Снова оказавшись на улице, я решительно направил шаг в сторону «Разбитого кувшина». Вид таверны не поражал оригинальностью ни снаружи, ни внутри. Камин, прилавок, столы, скамьи, простая посуда, винный погреб, нехитрые картины в дешёвых рамах, тучный трактирщик, хмельные и шумные завсегдатаи. Судя по большой высыхающей луже, на полу даже недавно что-то разлили. Но, тем не менее, судя по всему, это было наиболее популярное место в городе, пусть даже и не блиставшее широким выбором доступных развлечений.

В момент моего появления, собравшиеся несколько притихли. Угрюмые бородатые горожане, прервав свои насущные разговоры, смотрели в мою сторону неодобрительно и с вызовом. Мужчина за стойкой неторопливо потирал массивную пивную кружку о край своего рабочего фартука, изучающе разглядывая меня с головы до ног.

— Здравствуйте. Желаю вам приятного аппетита, — обратился я ко всем собравшимся. Кто-то неодобрительно фыркнул, что-то проворчав себе под нос, остальные промолчали.

— Покорнейше благодарю, вам того же, — учтиво промолвил единственный благовоспитанный посетитель: одетый скромно, но опрятно, он мог бы легко сойти за человека обычного происхождения, если бы не утончённо-благородные черты с печатью образования на лице и дорогой перстень на правой руке, в которой он сжимал пивную кружку. Кивнув вежливому человеку, я огляделся, обнаружив за одним из крайних столов мэра, восседавшего в гордом одиночестве. Барабаня пухлыми пальцами холёной руки по столу, он подманил меня, приглашая присесть неподалёку. И я уже было сделал первые шаги в его сторону, в то время как чья-то немытая рука легла мне на плечо. Обернувшись, я обнаружил неопрятного человека с безумным бегающим взглядом.

— Этот взгляд! Я вижу по твоим глазам, что ты тоже слышишь его! Мне это знакомо. Ты слышишь его, верно?! — мужчина был неприятен и на вид, но исходивший от него запах с лихвой выигрывал в этом своеобразном состязании.

— Да, да, я тоже его слышу, — смахивая руку, зачем-то подыграл я. Как вскоре оказалось — напрасно.

— И о чём он тебе говорит?! О деньгах?! Они мои! Ты понял меня?! Мои! — брызжа слюной, скрежетливым голосом завопил мужчина.

— Вообще-то, я не очень понял, что он говорил, — поспешно заверил я его, не желая участвовать в представлении этого балагана на глазах у присутствующей публики.

— Только Харрел может слышать его — и это хорошо! Очень хорошо! Все деньги достанутся Харрелу! Мне! Понимаешь?! А когда всё здесь станет моим, я, может быть, буду кидать тебе объедки со своего стола! — на последних словах — безумец неожиданно сорвался на такие ноты, что мои несчастные уши еле пережили этот звук.

— Какие деньги? Мне даже интересно стало, — припоминая недавно услышанное про этого человека, поинтересовался я.

— Даже и не смей думать об этом! — вконец срываясь на истерические нотки, запаниковал городской сумасшедший. — Они мои! Только мои!

Обведя взглядом собравшихся, Харрел обратился ко всем, пообещав:

— Если кто-нибудь захочет украсть мои деньги — он умрёт! Да! Если старого Харрела обманут, им не поздоровится!

— Не нужны мне ваши деньги. До свиданья, — наконец избавившись от общества этого шумного субъекта, я всё-таки сумел добраться до мэра.

— Не обращайте внимания, с этим старым дураком такое происходит регулярно. Что с больного взять? — отмахнувшись, Сент-Джон радушно продолжил. — Дорогой Николас, надеюсь, вы уже хорошо обустроились в своём новом доме? Как продвигается расследование? Если вам нужна моя помощь — только скажите.

— Ловлю вас на слове, — полушутя-полусерьёзно заверил я, присаживаясь напротив. — Для начала, я ведь по-прежнему недостаточно знаю о вас. Как давно вы занимаете пост мэра этого города?

— Ну, этим городом я управляю уже лет десять, и думаю, что неплохо справляюсь со своей работой, — не без гордости поделился Сент-Джон. — Родился я здесь, но некоторое время жил в Йорке. Кстати, вас мне порекомендовал один из тамошних друзей. Я много путешествовал и в одной из поездок привёз мою молодую жену… и её нахальную служанку.

После упоминания об Эмме, Филипп нахмурился, но вскоре продолжил привычным доброжелательным тоном:

— И представьте, оказалось, что семья моей жены родом из этого города. Они уехали отсюда всего сто лет назад. Так что получается, что она вернулась домой! Неудивительно, что ей здесь так понравилось.

«Понравилось? Кхм… Интересно», — с серьёзным сомнением отметил я про себя, продолжив выпытывать:

— Вы уверены насчёт убийств?

На этот раз голос мэра сделался несколько уставшим и вымученным.

— Вы уже знаете моё мнение, — словно бы нерадивому школьнику, напомнил Сент-Джон. — Как я изложил в письме, мы обнаружили у болота окровавленные клочья одежды. Попробуйте начать свои поиски там. Если вы найдёте их тела и доказательства того, что их убил Данкомб, то, значит, я был прав.

— Почти никто здесь не говорит про них, — деликатно заметил я. С одной стороны, пока что я не со многими-то и разговаривал, но, в то же самое время — это была чистая правда.

— Да, могу себе представить, почему. Они переехали сюда всего около года назад и не очень-то хорошо ладили с местными жителями. Кто-нибудь мог бы оставить их убийство без внимания — но только не я! — пафосно заявил Филипп. — Сейчас мы в безопасности, но от рук убийцы мог пасть любой житель города!

Сидевшие в таверне горожане отреагировали на этот возглас красноречивыми взглядами, выражавшими смешанные чувства. Сомнение, раздражение, неприязнь. Возможно, мне стоило продолжить разговор с Сент-Джоном, однако — в другой, менее людной обстановке.

— Ладно. Спасибо. Ну что же, если вы не против — я вернусь к делам, — улыбнувшись мэру и дождавшись утвердительного кивка, я поднялся из-за стола и направился к стойке, но, вспомнив о данном Эмме обещании, остановился, в двух словах обрисовав ситуацию. Естественно, мэр не был особенно доволен случившимся, но всего лишь раздражённо отмахнулся. А мне теперь предстояло знакомство с владельцем таверны.

— А, мистер Фэрпойнт, — с лёгкой усмешкой промолвил человек, протиравший пивную кружку. — А я всё ждал, когда увижу вас собственными глазами. Все дороги ведут в Рим, верно? В данном случае — в таверну. Итак, что вам нужно?

— Для начала — расскажите мне о себе и своей таверне, — предложил я.

— Я — владелец «Разбитого кувшина». Не смейтесь над названием. Это — лучшая таверна в окрестности! — с важным видом отметил мужчина, продолжив. — И, честно говоря, это — единственная таверна в окрестностях. А если серьёзно, то я живу здесь уже много лет, но собираюсь отсюда уехать, как и многие другие. Прибыль от таверны небольшая, а моя жена уже присмотрела нам местечко на восточном побережье. Я бы продал таверну и отправился туда хоть сейчас, да кто её купит?..

— Расскажите мне о местных жителях, — продолжил я, испытывая на себе недружественные взгляды, сверлящие спину. — Господин…

— Роберт Моллинз. К вашим услугам. Конечно, трактирщик должен знать о местных жителях больше, чем кто бы то ни было, — язвительным тоном согласился мой собеседник. — И так и есть на самом деле. Но вы — ничего от меня не услышите.

Поймав мой недоумённый взгляд, нетипичный трактирщик продолжил практически нараспев, будто читая молитву:

— В такие тёмные времена люди приходят в таверну, чтобы хоть немножечко развлечься. Почему я должен болтать об их делах? Нет, вы этого — не дождётесь. А если они рассердятся и перестанут ко мне приходить? Кто возместит мне убытки? Сомневаюсь, что это будете вы…

— Но я — расследую убийство! — возмущённо напомнил я.

— Какое ещё убийство? — лукаво сощурив голубые водянистые глаза, ухмыльнулся мужчина. — Убийца — давно уже повешен. Тут всё ясно.

— Вам что-нибудь известно о преступлениях? — сдержанно уточнил я, ожидая в очередной раз услышать язвительную колкость, однако же, к моему удивлению, в этот раз я получил, как мне показалось, вполне искренний ответ.

— Я плохо знал Грееров. Они сюда не ходили. Впрочем, я считаю что то, что случилось с девушкой, — ужасно, и мэр поступил правильно. Здесь и без сумасшедшего убийцы жизнь была не сахар. Вы только посмотрите на старика Харрела, — кивнув на уже знакомого мне неприятного субъекта, мужчина покачал головой, добавив более тихо и даже более деликатно. — Лучше спросите об этом у господина Лимси, нашего местного лендлорда. Сент-Джон хоть и мэр, но фактически — большая часть окрестных владений принадлежит ему. Включая участок Грееров.

Моллинз выразительно посмотрел на вежливого мужчину с перстнем на пальце, подтвердив мою невысказанную догадку.

— Что ж, спасибо и на том, — кивнул я ему, отходя прочь от прилавка.

— Угу, — буркнул тот, принимаясь за другую кружку.

Лендлорд следил за мной до того самого момента, как я приблизился к его столу и ещё не успел обратиться с просьбой разрешить мне присесть — начал разговор первым:

— Добро пожаловать, мистер Фэрпойнт. Это аристократическое имя, верно? Мне кажется, я его уже где-то слышал. Надо сказать, что на аристократа вы не похожи. Но о книге ведь не судят по обложке, верно? Почему бы вам не присесть…

— Премного вам благодарен, — совершенно искренне произнёс я, отмечая про себя столь редкую в наши дни деликатную учтивость собеседника. — Говорят, что почти вся земля здесь принадлежит вам, — констатировал я первым делом, усаживаясь напротив лендлорда.

— Да, это — правда. Я — Галфрид Лимси, самый богатый человек города, и мне принадлежит большая часть местной земли, — спокойно, без какого-либо гонора и даже с некоторой печалью в голосе признал лендлорд. — Но здесь — это не важно, друг мой. Я живу здесь со своим приёмным сыном Джоном. Он недавно вернулся из Оксфорда. Чёрная Смерть убила мою жену, так что мы живём вдвоём. Богатство ничего для меня не значит.

— Вы знали Грееров и Данкомба? — задал я вопрос в лоб.

— Я хочу подчеркнуть, что когда произошли оба этих ужасных события, я был далеко от Каворна, — тихим спокойным голосом уставшего от жизни человека, начал свой ответ Лимси. — Я совсем не знал Данкомба, так что не берусь утверждать, мог ли он это сделать или нет. О Греерах я тоже знаю мало, но, похоже, я один из тех немногих, кто с ними вообще разговаривал. Это были очень неприятные люди, но мне приходилось с ними общаться, поскольку они снимали один из моих домов.

И снова — никаких зацепок.

— Можете рассказать мне о них ещё что-нибудь ещё? — с надеждой попросил я.

— В общем-то, мне нечего о них сказать, — оборвав последнюю нить, подытожил Галфрид. — Вроде бы приехали откуда-то с севера. У нас они собирались провести остаток жизни. Любили гулять в глуши. На самом деле, они не сделали никому ничего дурного. Не сказал бы, что они были плохими людьми: скорее — просто нелюдимыми.

— Вы хорошо ладите с местными жителями? — не видя, в данный момент, пользы в дальнейших расспросах по существу, вернулся я к светской беседе.

— Я легко уживаюсь с людьми. К сожалению, этого нельзя сказать о моём пасынке. Если вы зайдёте ко мне домой здесь, в Каворне, — берегитесь его. К сожалению, он немного несдержан, так что старайтесь не раздражать его. Моллинз может налить вам доброго пива — единственного, что ещё приносит радость в этом проклятом месте. С мэром вы уже встречались. Кстати, у него очень милая молодая жена. Вы можете поболтать с рыбаком Саймоном, но я бы не советовал вам покупать у него рыбу. Я делаю это лишь от безысходности. А с остальными я общаюсь мало. Есть ещё доктор, но, в последнее время, он стал очень молчалив, — флегматично поведал Лимси.

Точно, доктор. Пожалуй, в эту минуту — я больше не мог выведать сколь-либо полезной информации, находясь в таверне, поэтому — пора было отправляться проведать Бейкера.

Лелея надежду, что доктор уже начал свой приём, я поднялся с места:

— А теперь, если вы позволите, прошу меня простить.

— Удачи вам в расследовании, мистер Фэрпойнт, — тепло пожелал лендлорд.

Душевно поблагодарив его за оказанное радушие, я спешно покинул трактир, продолжая ощущать на себе недоброжелательность остальных присутствующих.

Итак, Эмма показалась мне обыкновенной, открытой девушкой. Может быть, даже слишком откровенной для служанки. И, несмотря на то, что она оставила о себе хорошее впечатление, после разговора с ней я сильно сомневался в том, что она способна помочь мне в моём расследовании.

Роберт Моллинз, владелец «Разбитого кувшина», в отличие от неё, решительно не вызывал во мне положительных чувств и, более того, его озорной взгляд выдавал в нём мелкого жулика. Хотя под его нежеланием сотрудничать и демонстративным признанием правоты мэра могло скрываться и что-то большее. Судить об этом было слишком рано.

Но наибольшее впечатление на меня, безусловно, произвёл Галфрид Лимси: умный человек, на первый взгляд, показавшийся мне приятным джентльменом, который ничего из себя не строит. Для человека его положения — он слишком скромно одевался и вёл себя, не брезговал обществом простолюдинов, невзирая на то, что явно был образован и богат. Судя по всему, деньги портили не всех. Во всяком случае — заработанные честным путём.

Обогнув трактир, я проследовал вдоль журчащей реки и перешёл через грубый каменный мост. Разминувшись с угрюмым стражем, с серьёзным видом проследовавшим мимо меня с алебардой в руках, я двинулся дальше по тропе, петлявшей меж невысоких домов и многочисленных дворов. По сути, город Каворн действительно был не более, чем просто большая деревня. По крайней мере — так мне показалось на первый взгляд.

Однако же — двор Галфрида Лимси заметно выделялся среди серого унылого однообразия. Лишённый особых декоративных красот, двор, тем не менее, был довольно широк, совмещая в себе высокий добротный дом, сарай, хлев, курятник, парочку высоких деревьев, немалые запасы дров, бочек и разного хозяйственного инвентаря. В общем и в целом, здесь было чему позавидовать даже мэру, однако же — моё внимание привлекло кое-что другое. Вернее, кое-кто другой.

Высокий молодой сухопарый детина, сжимая в руках серый выщербленный меч, методично отрабатывал на битом чучеле приёмы фехтования. Естественно, я с первых же мгновений был уверен в том, кого именно я повстречал на этом дворе, и чего, по заверениям окружающих, следует ожидать от подобного молодого человека. Но, тем не менее, в моём расследовании мне могла пригодиться любая зацепка, а сложный характер Джона Лимси ещё не исключал возможности наличия у него полезной информации.

В любом случае, как мне казалось, я ничего не терял, поэтому решив, что доктор ещё немного подождёт, я тихо прошёл во двор, приблизился и поздоровался.

— Наконец-то! Кто-то ещё, кроме этих грязных крестьян! Что вам нужно? — вместо приветствия вымолвил молодой человек. Будь я моложе и несдержаннее, или, по крайней мере, повстречайся мне юный Лимси до того, как я познакомился с Клэрис и она научила меня контролировать собственные мысли, чувства и эмоции, — я с первых же его слов уже схватился бы за меч. Но теперь — я предпочитал проливать кровь подонков, а не тратить силы на идиотов.

Сделав зарубку в памяти, но временно прикусив нараставшее раздражение, я осторожно осведомился:

— Мне хотелось бы узнать кое-что о вас, сэр.

— Обо мне? — не в пример своему приёмному отцу, Джон Лимси не только был богаче одет, но и держался крайне надменно, разговаривая, в лучшем случае, снисходительным тоном с оттенком превосходства. — Меня зовут Джон Лимси. Отвратительное имя. Я получил его от приёмного отца. На самом деле, я оказался здесь случайно. Моя мать приехала сюда вместе с приёмным отцом, но, к сожалению, умерла от Чёрной Смерти, когда поехала в Лондон повидаться с подругой. Так что, как вы понимаете, я не по своей воле здесь застрял. Впрочем, я учился в Оксфорде и в будущем надеюсь переехать в более приятное место.

Судя по всему, молодой Лимси ожидал, что его слова произведут на меня должное впечатление, но, вместо этого, я сухо продолжил свой расспрос:

— Вы хорошо знаете местных жителей?

— Уважаемый, — поморщившись так, будто речь зашла о чём-либо дурно пахнущем, отмахнулся Джон. — Местные жители — это кучка примитивных селян, и я не желаю тратить время на разговоры о них.

Это начинало переходить всякие границы. Если поведение стражника у ворот я, во всяком случае, ещё мог как-либо понять и даже оправдать, — то в этот раз моё желание провести воспитательные процедуры со столь наглым и развязным юношей крепло с каждой секундой.

— Я хочу узнать, что вы думаете о преступлениях, — всё тем же предельно сдержанным тоном промолвил я.

— Насколько мне известно — дело закрыто. Гробовщик — получил по заслугам. Удивительно, но в этот раз наш безвольный мэр повёл себя достойно. А старые Грееры? На них наплевать. Но мне интересно, какое отношение вы ко всему этому имеете? — обратился он со встречным вопросом.

— Я веду расследование этого дела, по просьбе мэра, — не видя смысла утаивать этот, казалось бы, стараниями мэра ставший общеизвестным факт, ответил я. Судя по всему, молодой человек настолько мало интересовался происходящим в городе, что по-прежнему не был в курсе основных событий.

— Но здесь же не надо ничего расследовать! — с некоторым изумлением воскликнул молодой Лимси, разводя руками. — Правосудие свершилось. Послушайте моего совета и уезжайте прочь из этой богом забытой дыры, пока не умерли здесь со скуки.

Что ж… По всей видимости, этот человек не мог сообщить мне чего-либо полезного. Либо не захотел. Однако — за ним по-прежнему оставался один должок.

— Джон, вам никогда не приходилось слышать о том, что заносчивость — претит умным людям? — ненавязчиво, словно бы речь зашла о погоде, поинтересовался я.

Казалось, до рослого детины не сразу дошёл смысл сказанного, поскольку он целое мгновение раздумывал над сказанным, прежде чем лицо его сделалось пунцовым, и приёмный сын лендлорда гневно процедил:

— Что?! Следите за своими словами, сэр! Так разговаривать — вы можете с крестьянами, а не с человеком моего происхождения. Поскольку вы у нас новый человек, на первый раз я великодушно прощаю вам эту ошибку… Если вы сейчас же заберёте свои дерзкие слова обратно и принесёте извинения.

— Ранее вы упомянули Оксфорд… Признайтесь честно, вас ведь отчислили оттуда за неприемлемое поведение? — словно бы не расслышав его требования, ехидно поинтересовался я, всё больше входя в боевой раж.

— Да как вы смеете?! — тотчас вспыхнул Джон, бешено возопив. — Я!.. Я сам оттуда ушёл!.. Я!.. Вы!..

Вены на шее молодого Лимси напряжённо вздулись и, казалось, он был уже неспособен подобрать слов, когда он неожиданно произнёс:

— Что ж, вы сделали свой выбор. За свою наглость вы поплатитесь жизнью. Защищайтесь!

Едва я успел выхватить свой полутораручный меч из ножен, как на меня обрушился шквал ударов, которые я только и успевал парировать, на некоторое время просто уйдя в глухую оборону.

Вопреки моим ожиданиям, молодой Лимси был неплох — совсем неплох. И будь на моём месте кто-либо менее проворный и обладающий меньшей сноровкой в ратном деле — он вряд ли смог бы с такой лёгкостью отразить свирепый натиск его атак. Однако же, если на стороне молодого воина были его возраст и сила, то на моей — отточенные боевые рефлексы и немалый опыт сражений, в которых мне приходилось сходиться с противниками, превосходившими его как силой, так и умением.

Он бился свирепо и неистово, гнев полностью завладел его разумом, но, вместе с тем, он израсходовал слишком много сил на бесплодные попытки хотя бы зацепить меня. Он начал сбиваться с ритма, стиль его атак огрубевал, делаясь всё менее продуманным и всё более примитивным. Я понимал, что надолго молодого Лимси не хватит. Понимал это и он. И, в какой-то момент, отразив очередной, ещё в достаточной мере сильный, но не в достаточной мере выверенный удар, я резко перешёл от обороны к наступлению.

Как и ожидалось ранее, измотанный и сбивший дыхание от ненависти и впустую растраченных сил, он не был ни морально готов, ни физически способен оказывать мне и далее достойное сопротивление. Перекинув указательный палец через крестовину своего батарного клинка, я сдвинул руку ближе к центру тяжести меча, получив возможность лучше контролировать своё оружие, нанося более точные выпады.

Крикнув зверем, Джон пустился на отчаянный рывок, вложив все силы в один удар, напрочь позабыв о защите: это заставило его провалиться вперёд, в то время как я, уйдя с линии атаки, обрушил оголовок меча ему по спине.

Молодой мужчина лежал, распластавшись у моих ног, обессилено ожидая жестокой и скорой расправы. Но её не последовало.

Обычно я не радуюсь победе над столь жалкими существами. Но в этот раз — я улыбнулся впервые за долгое время, увидев ужас в его глазах. Если бы перевес был на его стороне — он убил бы меня без долгих размышлений. Но он — лежал на земле, и поражение оказалось для него большим ударом, чем все его раны. Когда он понял, что я не собираюсь добивать его, он встал и всем своим видом постарался скрыть боль от ран и горечь от постыдного поражения.

— Должен признать, что вы не такой уж плохой боец. Но я бы справился с вами, если не плечо, которое я ранил несколько дней назад, — начал неубедительно оправдываться мой незадачливый противник, тотчас же пригрозив. — Как только я поправлюсь, я покажу вам, как сражаюсь в полную силу!

— Жду с нетерпением, — заверил я, не торопясь убирать меча в ножны и отступая так, чтобы не терять молодого человека из поля зрения. Было вполне очевидно, что одним врагом на белом свете у меня стало больше. Но, впрочем, врагом больше, врагом меньше — разница, в самом деле, была невелика. Но, как бы то ни было, на мой взгляд — оно того стоило…

Всё ещё воодушевлённой недавней победой, пусть не способствовавшей продвижению в моём расследовании, однако же — доставившей некоторое моральное удовлетворение, я брёл по дороге, испытывая сравнительно хорошее расположение духа.

Ровно в той степени, насколько его способен испытывать человек с поугасшими от ядов чувствами и эмоциями, расследующий зверское убийство молодой девушки и таинственное исчезновение пожилой четы в этом Богом забытом месте.

Спустя некоторое время — посреди безлюдной дороги показался одинокий силуэт. Прибавив шагу, я разглядел, что это женщина, несущая на своих плечах непосильную тяжесть в виде объёмной связки хвороста.

— Мэм, разрешите, я вам помогу? — спешно догнав женщину, предложил я свои услуги.

Вздрогнув, та обернулась, с паническим страхом в голосе запричитав:

— Нет! Пожалуйста, уходите! Мой муж запрещает мне разговаривать с незнакомцами! Если он увидит, что мы разговариваем, — он подумает, что я рассказываю вам про его вымышленные деньги и изобьёт меня! Уходите! Можете поговорить с ним лично. Обычно в это время его можно найти в таверне…

— Я… — не успел я добавить и слова, как был перебит.

— Господин Николас Фэрпойнт. Я знаю, наш мэр рассказывал. Я — Мэри Харрел. И я ничего не знаю ни об исчезновении, ни об убийстве. Пожалуйста, уходите, умоляю вас… — едва не срываясь на плач, взмолилась старая женщина.

Запуганная, она, по всей видимости, регулярно подвергалась избиениям и унижениям со стороны своего ненормального мужа.

— Я не хочу доставлять вам проблем, — с пониманием кивнул я и удалился прочь, ускорив свой шаг.

Ведомый дорожными указателями, время от времени попадавшимися мне по пути, я проделал немалый путь вдоль реки, попутно собрав некоторые необходимые травы для своих отваров. Этого явно было, как минимум, недостаточно даже для создания самых простых из моих зелий.

Миновав очередной мост, я уж было отчаялся найти нужное мне место, как вскоре очутился вблизи полей с кукурузными початками, возле которых с достоинством расхаживали курицы, а напротив, в окружении маленьких неприметных домиков, располагалось небольшое, но примечательное здание с вывеской, гласившей «Клемент Бейкер, врач». На вывеске, по обе стороны от надписи, были изображены ступка и пестик — предметы, незаменимые в работе любого лекаря. Как, впрочем, и толкового алхимика. Из окон, за которыми наблюдалось убранство приёмной доктора, выбивался яркий свет, поэтому я решительно приблизился к зданию, отчётливо постучав в дверь.

— Да, войдите, — прозвучал из-за хлипенькой двери слегка скрипучий голос немолодого брюзги, приправленный лёгкой приятной хрипотцой. Получив разрешение, — я без промедлений отворил дверь, шагнув в помещение, и на короткий миг застыл в изумлении.

Доктор Бейкер показался мне человеком прогрессивным. Во всяком случае — подобное впечатление тотчас же складывалось от обстановки его дома, говорившей о том, что он определённо не простой костоправ. Я никак не ожидал встретить подобного человека в таком городе.

Многочисленные и нехитрые, но вместе с тем отличавшиеся прочностью и надёжностью шкафы ломились под гнётом собравшихся на полках научных трактатов, массивных фолиантов и всевозможного занятного инструмента, применяемого в нелёгком докторском ремесле. В расположении книг наблюдались отчётливая логика и строгий порядок. Не все из них имели не то что прямое, но даже косвенное отношение к медицине, но, вместе с тем, вызывали у знающего человека почтение.

Специально расположенные для удобства читателя пометки гласили как общо — к примеру, «латынь», «древнегреческий» или «валлийский», так и в частностях — «Точные науки», «Естественные науки», или совсем уж конкретное — «трактаты Роджера Бэкона».

Каждая книга каждой полки каждого шкафа имела свой порядковый номер, своё точно обозначенное место и положение в этой филигранно отлаженной стройной системе.

На стенах располагались обширные атласы, изображавшие схемы внутренней организации, присущей человеческому телу, планетам и звёздам, боевым требушетам или целебным пилюлям.

С одной стороны стола располагалась массивная армиллярная сфера, напротив одного из окон уверенно целилась в небо внушительная подзорная труба, расположенная на надёжной треноге. По другую сторону стола располагался пожелтевший от времени человеческий скелет, в то время как сам стол был заставлен всевозможными медицинскими и прочими записями, сложносоставными зарисовками и рабочими приспособлениями, которые могли бы пригодиться даже мне при моих более чем скромных познаниях в зельеварении.

Пестик и ступка, реторта, кальцинатор, перегонный куб, форматор с малым сливом, отсеивалка, сборник, сжигатель, омыватель, фильтр…

К сожалению, судя по внешнему виду многочисленных составляющих алхимического набора, они в большей степени представляли собой предметы декоративного характера, нежели использовались по своему прямому назначению. Наверное, доктор каким-то образом получил их с рук, и теперь хранил как милое его сердцу украшение.

В целом же, помещение можно было назвать обставленным более чем скромно: обычная кровать, обычный ковёр, обычный стул. Всё для работы — и никаких излишеств.

— Да, слушаю вас. Вы что-то хотели? — немолодой, давно облысевший мужчина сидел, согнувшись над столом, щурясь при чтении собственных записей. Поверх его повседневной одежды находилось рабочее облачение из плотной, насквозь пропитавшейся специфическими запахами ткани.

— Да говорите же, — повернув голову в мою сторону, доктор Бейкер напряг зрение, поправляя самодельные очки и, наконец, сумев разглядеть меня, медленно промолвил несколько отчуждённым тоном. — А-а, так это вы? Добро пожаловать в мой дом, мистер Фэрпойнт. Я знал, что рано или поздно вы зайдёте. А вот чего я никак не могу понять, так это того, как вам удалось получить приглашение от мэра. «Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро…».

Мужчина неожиданно прервал фразу на середине и замолчал, вонзив в меня выжидающий взгляд. Несколько мгновений я просто молчал, с удивлением глядя на доктора, и в какой-то момент в глазах за замутнёнными линзами очков возникло отчётливое недоумение.

— Что? Что вы имеете в виду? О чём вы говорите? — наконец подал я голос.

— Что?! Так вы не?.. Какое недоразумение! Мне так жаль! Боже, какая неприятная ситуация! — сконфуженно проронил он.

— Всё нормально, — заверил я, попутно уточнив не без интереса в голосе. — За кого вы меня приняли?

— Пожалуйста, забудьте об этом. Я — просто сделал ошибку. Давайте больше не будем об этом говорить, — сухо ответил Клемент, прочистив горло.

— Ладно, с кем не случается, — согласился я, тем не менее, не на шутку заинтриговавшись. Я не совсем понимал, что именно это означало, но доктор Бейкер явно принял меня за кого-то другого. За кого-то, кого он, кажется, ждал. Его фраза: «Ибо такова воля Божия, чтобы мы, делая добро…» — вне всякого сомнения, была первой частью какого-то пароля. Но кого он ожидал увидеть?

— Что ж… Давайте попробуем сначала, — сняв и протерев очки о край заготовленного ранее куска материи, с нарочито-напускной серьёзностью предложил доктор Бейкер. — Приветствую вас, мистер Фэрпойнт, но не думайте, что это из-за приглашения мэра.

— Вы что-то имеете против мэра? — изогнув бровь, поинтересовался я.

— Наш мэр, видите ли, дегенерат, — не поведя бровью, поделился доктор. — Я не буду вдаваться в детали, потому что не люблю болтать, да и к тому же это — врачебная тайна. Скажу только, что мы уже давно расходимся с мэром во мнениях по многим вопросам. Пожалуй, это всё, что я могу об этом сказать.

— Мне хотелось бы узнать больше, — тем не менее, продолжил я настаивать на своём.

— Мне не хотелось бы показаться грубым, но это — просто не ваше дело! — откровенно предупредил Клемент. — Это никак не связано с убийством. И я не хочу об этом говорить.

— Мэр, конечно, не идеален, но и вы кажетесь мне подозрительным, — ответил я откровенностью на откровенность.

— Подозрительным? Не пойму, о чём вы говорите, — казалось, доктор был искренне удивлён. — А, всё ясно. Я понял. Вряд ли после беседы с мэром у вас сложилось обо мне хорошее впечатление. Вы только прибыли и уже пытаетесь разрешить старые споры? Прошу прощения, но мне на это наплевать. Скажу больше, мне наплевать и на то, кому вы верите, мэру или мне. Мне не нужно ваше сочувствие.

Надо признать, что в этот момент я действительно растерялся. Логика этого человека явно не была для меня очевидна.

— Ладно, а что вы можете сказать о других жителях? — всё-таки я постарался вернуть разговор в более плодотворное русло.

— Вас пригласил сюда мэр. А значит, вы должны знать его жену, Хелен. Милая юная девушка. Хелен несчастлива с мэром, хоть и пытается это скрыть. Она достойна лучшего. Если вам понадобится помощь — обратитесь к Джону Коббу, кузнецу. Это суровый, но честный человек. Мэра он не любит, поэтому на ваше приглашение — не рассчитывайте. Ещё у нас есть юный Линс. Мы зовём его «Саймон-рыбак». Это брат умершей жены Кобба. Он приехал сюда, когда она заболела, — и остался здесь. К сожалению, я не мог помочь бедной женщине… Не думаю, что Саймон задержится здесь. Рыбы здесь мало, а ту, что удаётся поймать, — есть невозможно, — брезгливо поморщившись, Бейкер выдержал непродолжительную паузу. — Уж не знаю, что его здесь держит. Но он часто бывает на болотах и, возможно, знает что-нибудь для вас интересное… Местный трактирщик, Моллинз, утверждает, что он в стороне от наших дрязг. Но на самом деле — он за мэра! Кстати, о таверне — берегитесь старого Харрела. Он давно свихнулся и с каждым днём становится всё хуже. Болтает о каких-то деньгах, о том, что все пытаются его обокрасть… Да откуда у него вообще могут быть деньги?

Доктор замолчал, поэтому я решил, что пришло время задавать наводящие вопросы.

— Что вы думаете о травнице? — помня о словах Кобба, поинтересовался я для начала.

— Старуха Литкотт, — с брезгливой неприязнью проворчал доктор. — Боюсь, я вряд ли мог бы сказать о ней что-нибудь доброе. Говорят, что её зелья помогают людям. Но послушайте, что я скажу. То, что она кого-нибудь отравит, — всего лишь вопрос времени. И хорошо, если это будет один человек. Я слышал, что она льёт своё варево в местные колодцы! Если это правда — то её необходимо выгнать из города! Это — преступление!

Несмотря на пламенную речь доктора, что-то подсказывало мне, что сказанное им, как минимум, представляет собой не всю правду, и не в последнюю очередь его мнение основано на некоторой профессиональной зависти и ревности к конкурентке. Впрочем, пока что это являлось лишь моей неподкреплённой догадкой.

— Говорят, вы как-то связаны с местными монахами, — поднял я очередной интересующий меня вопрос.

— По правде говоря, я мало с ними общался, — попытался разуверить меня Клемент. — Был пару раз в их монастыре. Мэр каким-то образом собрал их в монастырском дворе, и я осмотрел их на предмет наличия Чёрной Смерти. Это всё. У них сейчас новый аббат, молодой брат Майкл. Мне кажется, все они не в себе. Они сменили чёрные одежды бенедиктинцев на серые и закрылись от всего прочего мира даже больше, чем остальные. На их совести есть и некоторые грехи. Нет, эти странные люди не принесут нам свет Господа, который сейчас так нужен. Они просто умрут. Как, впрочем, и все мы.

Сознательно пропуская мимо ушей последнее замечание Клемента Бейкера, я наконец задал ему свой главный вопрос. Вернее, даже не вопрос, а утверждение:

— Говорят, что вы осматривали тело погибшей девушки.

— Да, я осмотрел труп. Впрочем, у меня было мало времени. Её отец очень быстро забрал тело и сжёг… — доктор с раздражением покривился. — Все эти костры, раскрашенные камни посреди леса, деревянные идолы и прочая мерзость… Как я уже говорил, монахи давно отвернулись от города и живут только сами для себя, поэтому наши люди массово стали возвращаться к своим старым языческим корням. Устраивают пляски для спасения урожая, режут кур, забивают свиней и баранов. Да только всё без толку. Они уже даже сами не знают, во что верить…

— Доктор, труп, — вежливо напомнил я.

— Ах, да, простите. Итак, я толком не успел осмотреть её, но это дело — действительно загадочное. Она умерла от ножевых ударов — на теле было немало ран. Не знаю, что именно за оружие использовали, но раны были рваные, поэтому лезвие, видимо, было изогнутое. В ранах я обнаружил след земли, — уже более собранно поведал доктор.

На этот раз — я, наконец, получил от кого-то более-менее ценную информацию. Однако пока что этих фрагментов было явно недостаточно для того, чтобы сложить что-либо даже отдалённо напоминающее картину.

— А что с той кожей, что содрали с её спины? — задумчиво потерев подбородок, напомнил я.

— Ах да, кожа. Кожу так и не нашли. Ужасно, да? Никогда ничего подобного не видел, — пугающе хладнокровно изрёк доктор, временно замолчав, но вскоре продолжил. — А знаете что? Мы все в этом виноваты.

— Что вы имеете в виду? — настороженно уточнил я, в очередной раз теряя нить рассуждений этого необычного человека.

— Грехи, сэр, — с печальным вздохом ответил он. — На всё, что случается, есть воля Господа. Гниющие растения, удушливый туман, сходящие с ума животные… Всё это — расплата за наши грехи. Что может быть хуже Божьей кары? Сопротивляться нет смысла. Наказание настигнет нас всех…

«Вот только этого мне ещё не хватало», — удручённо отметил я про себя, стараясь отвлечь доктора, заодно выпытав из него как можно больше ценных сведений, пока его опять не занесло куда-либо не в то русло:

— Как вы думаете, это мог сделать Данкомб?

Пожилой мужчина пожал плечами:

— Честно говоря, я не знаю. Но если это так — в таком случае, по меньшей мере, странно, что у него так и не нашли оружия, которым можно было бы нанести подобные специфические раны. В любом случае, мэр не должен был сразу его вешать. Теперь нам уже никогда не узнать наверняка, виновен он был или нет.

— Я позабочусь об этом, доктор, — многообещающим тоном заверил я.

— Сомневаюсь, что вы заинтересованы в том, чтобы выяснить правду, — высказал своё скептическое предположение доктор, вместе с тем добавив: — возможно, я ошибаюсь. Посмотрим, как вы будете действовать дальше.

— В данный момент — я хочу узнать про Грееров, — прекрасно понимая, что речь идёт несколько о другом, всё-таки заметил я.

— О Греерах я могу сказать совсем немногое. Как, впрочем, и все остальные. Грееры приехали сюда сравнительно недавно, и никто их особенно не любил. Я ходил на болото, где обнаружили кровавые обрывки их одежды, но ничего интересного там не нашёл. Сомневаюсь, что у кого-то в Каворне были причины желать их смерти, — поделился сомнением Клемент.

— Да, если только убийца — не был безумцем, — парировал я.

— Да, вы правы. Только если он не был безумцем. Как, например, Роджер Данкомб, — согласился он.

Некоторое время мы просто молчали, каждый обдумывая своё. Затем, я вновь продолжил свой опрос:

— Много ли в Каворне работы для доктора?

— Всё не так просто, сэр. Местным жителям нужно лекарство не для тела, а для душ. Но с этим — я им помочь не могу, — разведя удручённо руками, признался Бейкер. — Всё, что мне остаётся — постараться, по мере возможностей, облегчить их участь. Но это напрасный труд, мистер Фэрпойнт. Мы обречены на медленную смерть. Воду здесь сложно назвать питьевой, а местный хлеб — вызывает спазмы. Здесь больше нечего защищать. Мы все платим за грехи предков.

Разумеется, доктора можно было понять. Но вместо этого, выслушивая подобное, мне хотелось больно его ударить. Тем не менее, Клемент Бейкер всё-таки не заслуживал подобного отношения, поэтому я лишь деликатно уточнил:

— Вы действительно заботитесь о местных жителях, верно?

— Я слишком долго прожил здесь, чтобы уезжать. Моё место здесь, с теми, кому я нужен. Пусть я и не могу сделать для них многого, — ответил он, тотчас же попросив. — А теперь, мистер Фэрпойнт, если у вас всё — прошу вас оставить меня: у меня действительно много работы.

Поскольку на данный момент мне на ум не приходило новых вопросов, а ожидаемую информацию я всё-таки получил, я не стал злоупотреблять гостеприимством доктора Бейкера и, любезно попрощавшись, покинул порог его дома.

Тем временем небо из непроглядно чёрного сделалось буровато-алым. Будто бы сбагренные кровью, небеса по-прежнему были окутаны густыми тучами, но, во всяком случае, худо ли бедно ли, позволяли различить что-либо уже и без света факела. Дальнейший же мой путь был намечен на место преступления…

…Сбор трав может показаться весьма увлекательным занятием. Естественно — для знающего человека. Поскольку мой путь пролегал через подлесок у берега широкой реки, я не терял времени даром, убивая двух зайцев сразу. Тем не менее, сбор «Пурпурного бурьяна» и «Водной дрёмы» не отменял необходимости отправляться на болота, на поиски тех трав, которых поблизости не водилось. Как, впрочем, мне следовало наведаться и в горы, куда я и направлялся в любом случае. Всё было просто: в горах над городом располагался монастырь, при котором находились кладбище и дом гробовщика Данкомба, в котором было обнаружено тело несчастной Элеанор.

Вполне вероятно, там могла находиться «Каменная слеза», также необходимая мне для приготовления «Душехвата». Но если с этими ингредиентами всё было более-менее ясно, то «Сатанинская удача», как обычно, вынуждала меня облазить здесь всё вдоль и поперёк.

На самом деле, Каворн был весьма небольшим городком, даже с учётом его окрестностей, и человеку, знающему их, как свои пять пальцев, — ничего не стоило в кратчайшие сроки добраться до любого нужного ему места. Но до тех пор, пока я здесь окончательно не освоился, — я продолжал, образно выражаясь, блуждать в трёх соснах. До тех пор, пока не обнаружил сидящую возле реки фигуру.

На встреченном мною рыбаке были грубая домотканая одежда и широкая соломенная шляпа и, судя по отсутствию вблизи него рыбы, с уловом ему везло сегодня не очень.

— Удачного улова, — пожелал я, по привычке подкравшись так тихо и незаметно, что человек в шляпе резко вздрогнул от страха и неожиданности. — Саймон Линс, я полагаю?

— Ой, вы меня напугали, — несмотря на окружающую обстановку в целом и моё внезапное появление, в частности, у этого человека было наиболее жизнерадостное выражение лица, из виденных мною за целый день. — Рад видеть вас, дружище. Нет ничего интереснее, чем встречаться с новыми людьми. Здесь так скучно… Что вас интересует?

— Будь спокоен, я пришёл сюда не из-за рыбы. Да и вообще, хотя я и шёл по указателю, но, всё-таки, кажется, заблудился, — посетовал я.

— Да? И куда же вы направлялись, господин Фэрпойнт? — поправив свою шляпу, осведомился Саймон.

— К дому гробовщика. Будь другом, подскажи, как туда скорее попасть, — попросил я.

— К монастырю — это в ту сторону. Немного правее. Над рекою там будет мост, на том берегу организуют погребальный костёр. А дальше — у них там ступени, ведущие к монастырю, а рядом с ним — то, что вы ищете. Если же вы и дальше пойдёте, как шли, — то выйдете к болоту, где обитает старая Мод, — пояснил рыбак.

— Ладно, спасибо. Раз уж я всё равно здесь, то, может быть, ответишь мне на пару вопросов? — запоминая маршрут, спросил я вновь.

— Конечно, спрашивайте. Чем смогу-помогу, только вряд ли я чем-либо смогу быть вам полезен, — с готовностью и сомнением кивнул Линс.

— Прекрасно. Саймон, можешь рассказать мне немного о себе? — начал я с простого.

— Ну, как вы уже знаете, меня зовут Саймон Линс, но люди называют меня Саймон-рыбак. Ну, знаете, как апостола Петра. Сестру мою тоже назвали в честь Пресвятой Девы Марии. Да, у нас были очень религиозные родители. Я переехал сюда несколько лет назад, когда моя сестра серьёзно заболела. Она была замужем за местным кузнецом. А после её смерти — я решил остаться. Тогда мне не хотелось никуда уезжать. Я просто не видел в этом смысла. А сейчас — я всё чаще стал думать о том, чтобы уехать отсюда. Жизнь здесь стала просто невыносимой.

— А как ты уживаешься с местными жителями? — продолжил выпытывать я.

— Это не очень-то весёлые люди. Особенно сейчас, в трудные времена. Кузнец — надёжный и искренний человек, он был женат на моей сестре. Мы редко друг друга видим. Он — не любит болтать. Особенно — после того, как повесили Роджера. Но он хороший человек. Трактирщик Моллинз — человек честный. Он вас не обсчитает. Ещё у нас есть Харрел. Держитесь от него подальше, он — чокнутый. Постоянно болтает о каких-то деньгах, а если поговорить с ним подольше — становится агрессивным. Неудивительно, что его жена в таком состоянии. А мэр у нас — довольно странный… Только не говорите ему, что я это сказал, а не то он отправит меня на костёр, — полушутливо заверил рыбак.

— Ну, я удостоился чести разговаривать с ним, — с пониманием кивнул я.

— Авторитета ему не хватает, не так ли? У него красивая и умная жена, но не её я считаю настоящим сокровищем дома мэра. Не знаю, видели ли вы уже Эмму. Каждый раз, когда мне становится грустно, я иду с ней поболтать, и мир становится светлее… — Саймон мечтательно улыбнулся, но, тем не менее, вскоре спустился с небес. — Но я отвлекаюсь… Так, что дальше? А, монахи. О них я знаю немного. Видел пару раз одного из них, или двух — и всё. Довольно много рыбы у меня забирает лендлорд Лимси. Очень приятный человек, нередко угощает меня стаканчиком. Но только когда рядом нет его ужасного сына. Старая Литкотт живёт у болота и готовит различные эликсиры. Она немного не в себе, но если вам действительно плохо — она поможет. Остальные? Думаю, вы сами разберётесь…

— Может быть, ты знаешь что-нибудь об убийстве стариков? — на всякий случай поинтересовался я и в этот раз.

— Всё это довольно плохо. Я иногда видел, как Грееры ходят по краю болота. И это я нашёл окровавленный клочок одежды. Впрочем, я с ними почти не разговаривал — это были довольно неприятные люди. Они говорили, что собираются остаться здесь до конца жизни. Что ж, так и вышло, верно? Данкомб… это другое дело. Мальчик не делал этого. Его гибель — на совести мэра. Спросите Джона, кузнеца. Он хорошо знал Роджера. В тот самый день — я говорил с парнишкой: у него было прекрасное настроение. На безумного он похож не был, — решительно заявил Саймон.

— Что ж… Меня интересует ещё кое-что, — отвлекая парня от печальных мыслей, слегка загадочно промолвил я.

— Да? — с интересом ожидал моего вопроса Линс.

— Тебе ведь нравится Эмма? — задал я откровенный вопрос.

— Ну, раз уж вы об этом заговорили… — щёки молодого рыбака загорели румянцем. — Мне она нравится. Она умна, красива, и я бы очень хотел познакомиться с ней поближе. Знаете, она — это всё, что удерживает меня в этом Богом забытом месте. Но я — уезжаю. Она может быть со мной лишь в моих мечтах. Почти всю свою жизнь она провела в большом городе. Зачем ей нужен такой человек, как я? — вздохнув, Саймон развёл руками.

— Как знать — как знать, — подмигнув, я похлопал парня по плечу. — Извини, но мне, правда, пора. И смотри, Саймон: главное — не теряй надежды.

— Удачи и вам тоже, — пожелал мне рыбак в ответ. — Если буду нужен — я сегодня тут ещё долго, только скажите.

Этот жизнерадостный и отзывчивый человек несколько не вписывался в общую картину, но он казался мне честным, и мне хотелось ему доверять.

Во всяком случае, одно полезное дело на сегодня я мог сделать точно: решив, лишь только представится возможность, поведать Эмме о чувствах Саймона и попытаться сблизить этих двух милых детей, не решающихся сделать первый шаг, — я продолжил свой прерванный путь.

Любовь. То, что, как я чувствовал, связывало этих двух нерешительных людей. Что значило это слово для меня? Было ли оно просто одним из слов, обозначающих возможный Знак Пути для призываемой души, либо что-то большее? Знал ли я когда-нибудь, что есть любовь, — не знаю. Любовь к Богу — пожалуй. Любовь к родине — возможно, хотя материнской любви мне испытать так и не удалось. Однако понимал ли я того, что чаще всего подразумевалось под этим словом? А именно — любовь между женщиной и мужчиной? Как знать.

Нет, разумеется, в моей жизни встречались женщины, пускай их и было немного. Однако я не мог сказать, что действительно по-настоящему любил кого-либо из них. Уважал? Да. Испытывал симпатию? Да. Доверял? В некотором роде — да. Но вот любил ли?

Клэрис… Клэрис не была для меня ни возлюбленной, ни любовницей. Просто нас что-то связывало, и я почувствовал это сразу. Утратив её, — я словно бы утратил часть себя. В какой-то момент она придала моей бесцельной жизни смысл. Как говорится: если не знаешь, во имя чего жить, — найди, за что умереть. Но оставшись один, без неё, я всё чаще начинал напоминать себя того, прежнего. За исключением, разве что, утраченных и подавленных чувств и эмоций.

Даже преподанный молодому Лимси «урок» был в большей степени продиктован не чувствами, а памятью о тех чувствах, которые я некогда испытывал.

Когда Клэрис погибла, я действительно страдал, тяжело перенеся эту утрату. Так мне, во всяком случае, тогда показалось. Но позднее, после некоторых раздумий, мне стало ясно, что на самом деле мне было жалко не Клэрис, а себя, утратившего способность к переживанию утраты и отчаянно пытающегося убедить себя в том, что это не так…

…Пролетев над моей головой, где-то над древесными кронами каркнула ворона. Вернувшись мыслями к текущему делу, я пригляделся и, обнаружив подходящую траву среди зарослей, — занялся сборами.

Следуя заданному курсу, я вскоре миновал мост и, проследовав к видавшей виды, но по-прежнему внушительной лестнице, — направился в сторону возвышавшегося над городом монастыря.

Ведущая ввысь лестница была украшена каменными статуями, ставшими излюбленными мишенями для помёта местных птиц. Огромные фигуры, мимо которых мне приходилось проходить, превосходили мой рост в разы.

Ангел с потрескавшимися крыльями. Святой, с отколовшейся головой. Возможно, человек с душевно тонкой организацией или красноречивый поэт сумели бы узреть в этом какой-то глубинный смысл и заключить в стихи. Но я не был поэтом. Я был Звероловом, идущим по следу. И для меня это были просто статуи над унылой и серой каменной бездной, которые не означали ровным счётом ничего.

Надо признать, мой подъём был недолгим, но, обернувшись — я смог насладиться видом городской панорамы. Возможно, это и не был особенно красивый вид, но я видел реки, видел проходившие через них мосты, видел место для погребального костра, расположенное под стенами монастыря, неподалёку от места, откуда я только что взбирался по ступням на гору…

…Дозорные башни, дорога, по которой я пришёл, дом мэра Сент-Джона, двор Галфрида Лимси, таверна Моллинза…

…Зеленовато-жёлтое, покрытое удушливо-туманной дымкой, болото, на окраине которого располагается дом травницы…

Я некоторое время всматривался, запоминая точное расположение ориентиров, а после — направился к главным воротам монастыря. Величественное здание, казалось, простояло в этих местах уже не один век. Откуда-то из его тёмных недр прозвучала органная музыка. Бесконечно печальная, и, в то же время, по-особенному чарующая. Во дворе, на значительном отдалении от меня, проходили фигуры людей в серых рясах с закрытыми лицами. Впрочем, у одного из них лицо закрыто не было. Сначала я деликатно пытался звать их, стараясь обратить на себя внимание. Они, безусловно, заметили меня, но предпочли не подавать виду. Положив руку на решётку главных ворот, я потряс её. Заперто.

Присмотревшись внимательнее, я обнаружил, что монахи расположились посредине внутреннего двора монастыря не случайным образом — на серой земле был прочерчен какой-то странный символ, в последнюю очередь напоминавший об Ордене Святого Бенедикта Нурсийского и христианстве вообще. С каждой минутой это начинало настораживать меня всё больше.

При желании, разумеется, можно было попытаться попасть внутрь — различного рода альтернативными способами, но, поскольку в данный момент передо мной не стояло подобной цели, не сумев привлечь внимания серых монахов к своей скромной персоне, я счёл лучшим ретироваться.

В конце концов, в этот раз я пришёл сюда не за этим. Походив некоторое время по склону, я собрал, по меньшей мере, часть редких трав с запасом, после чего приблизился к кладбищенской ограде, с которой граничил небольшой мрачный дом. Цель моего пути.

Приблизившись к мрачной, обитой потускневшими медными листами двери, я неторопливо распахнул её, вступив в ныне осиротевшую недавнюю обитель Роджера Данкомба. Дом гробовщика был более или менее похож на то, как я его себе представлял. Незаконченные каменные кресты, гроб, простая мебель. Но кроме всего этого я увидел по всему полу запёкшуюся кровь и скомканную простыню, валявшуюся рядом с простой кроватью.

Что-то здесь было не так. Я не говорю о следах крови — я видел слишком много подобных сцен, а здесь даже жертвы-то не было. Интереснее был тот факт, что я здесь ничего не почувствовал. В таких местах у меня обычно возникает неприятное жгучее ощущение, будто мои раны начинают открываться. Здесь же — ничего подобного не происходило.

Лопата, трутница, камин, скамейки и… всё. Как верно подметил доктор Бейкер, в доме не было ничего, напоминавшего то оружие, которым, по его словам, была изувечена и убита Элеанор. Как не было чего-либо, наводившего на мысль, дающего зацепку или подсказку.

Впрочем, откровенно говоря, в доме оставалось совсем немного вещей, говоривших о том, что здесь жил человек: скорее всего, сердобольные горожане просто не позволили пропасть ценному добру, оставшемуся после казни владельца — благо стражи у места преступления выставлено не было.

И снова возникали лишь новые вопросы, на которые по-прежнему не было ответов. Ни подсказки, ни зацепки, ни намёка. Пока что я не мог этого объяснить.

Покинув дом Данкомба, я отворил ржавую калитку, миновав кладбищенскую ограду. Многочисленные, сравнительно свежие могилы теснились до такой степени, что сложно было сделать даже шаг, не пройдясь по месту чьего-либо упокоения. Убийца, забравшая все эти жизни, звалась «Чёрной Смертью». Всё-таки, вопреки упрёкам доктора Бейкера в адрес язычников и паникёрских рассуждений о Божьей Каре, в первую очередь тела сжигались по более прозаическим причинам. Во-первых, таким образом горожане пытались предотвратить распространение чумы, и, во-вторых, в земле просто не оставалось свободного места, чтобы принять всю собранную чумой жатву. Люди погибали массово, и проводить отдельные похороны для каждого — не было возможности. Другого выхода просто не оставалось.

Блуждая среди плит, я присматривался к надписям: «Джон Харди — да обретёт он в смерти покой»; «Эдвард Скипвит — покойся с миром»; несколько неразборчивых эпитафий; «Сара Данч — мы встретимся, милая»; «Джолисия Стокдейл — покойся с миром»; «Алиса Сеймур — покойся с миром»; «Мэри Кобб — покойся с миром»; «Джонатан Винтер — зима в имени, лето в сердце»; «Жиль Пейтон — слуга божий»; «Джеймс Уиллот — поэт»; и снова — неразборчивые эпитафии…

На другом конце старого городского кладбища, возле высоких стен, находились другие монастырские ворота: старые, ржавые, они тоже были заперты, и через них также проблемно было бы перелезть.

Разумеется, при желании можно было попытаться взломать замок, сломать прутья решётки, либо выломать сами ворота, однако — веских причин для этого не наблюдалось, а обоснованное подозрение ещё не являлось достаточным оправданием для подобных действий.

Да, монахи вели себя странно — как, впрочем, и многие из обитателей этого города, но это ещё не давало мне повода обвинять их в исчезновении Грееров или убийстве Элеанор.

Пока что люди в серых рясах, находившиеся по ту сторону запертых ржавых ворот, по-прежнему продолжали демонстративно меня игнорировать. Оставив их, я направился в другую сторону — к фамильным склепам, расположенным подле дикорастущих кустов, в тени большого мрачного дерева: ещё не обрушившегося, но такого же мёртвого, как тела, находившиеся под могильными плитами. Один из склепов привлёк моё внимание сразу. Это был фамильный склеп семейства Сент-Джон, на котором мэр не поскупился заранее установить две бронзовые таблички: «Филипп Сент-Джон, январь 1302 г -…» и «Хелен Сент-Джон, ноябрь 1326 г -…». Что ж, интересно. И весьма предусмотрительно.

Как бы то ни было — мне нужно было отправляться на поиски потерянного Коббом ключа и сбор оставшихся ингредиентов для зелья, без которого я не мог провести ритуал. Причём — желательно было разобраться и с тем и с другим как можно пораньше, пока не стало слишком поздно, и оставалась возможность что-либо разобрать: шататься впотьмах по болотам я желанием не горел.

Бодрым шагом покинув кладбище, я вскоре уже спускался по ступеням обратно, оставляя за спиной неприветливый монастырь с его нелюдимыми обитателями, а в моей памяти продолжала играть по кругу всё та же приставучая органная мелодия.

Разумеется, впереди ещё было время, и загадывать я не хотел, но подводить некоторые предварительные итоги всё же следовало. Большая часть дня казалась бездарно потерянной в бесплодных поисках, в то время как я натыкался на новые препятствия, не продвигаясь, как мне казалось, ни на шаг. А, впрочем, когда это меня останавливало? Основную часть расследования, как правило, занимала именно рутина, требовавшая от меня железного терпения, собранности и умения поддерживать рабочий настрой.

На самом деле, если честно признаться, я в большей степени привык полагаться на свои зелья и ритуалы, нежели на логику и здравый смысл. Это вовсе не означало, что я был законченным дураком: я получил прекрасное образование, недоступное многим, умел мыслить и делать выводы и знал не в пример больше того, чем было положено обычному военному или аристократу. Но мудрость и знание — вещи разные.

Когда происходило сражение и от скорости принятия решений зависело моё выживание — я действовал быстрее, но в спокойной обстановке — я далеко не так скоро сводил все концы с концами.

С самого моего детства я не сразу замечал даже явное. Решение загадки могло занять у меня больше времени, чем у остальных, но я был терпеливым и никогда не сдавался.

Я был неплохим бойцом, в то время как думать за нас обоих — было прерогативой Клэрис. С тех самых пор, как её не стало, — я как-то худо-бедно справлялся сам, хотя не прошло ни единого дня, когда бы я об этом не пожалел.

Как и почему люди становятся Звероловами? Какие мотивы ими движут? Какие цели они при этом преследуют? Как известно, Звероловами — не рождаются. Ими становятся. Мужчины и женщины, скрывающиеся от преследования тамплиеры, кочующие бродяги, ведьмы и знахари, алхимики и оккультисты, бывшие монахи и обычные охотники за головами. Историй много. Как и причин.

Кем-то изначально движут благородные идеи: святая ненависть и желание избавить этот мир от зверей в человеческом обличье. Для других — это просто промысел, которым они зарабатывают себе на жизнь, занимаясь охотой за головами. Учёный мыслитель или философ может гнаться за знаниями, которыми обладают лишь те, кого больше нет с нами на этой грешной земле. А кто-то — жаждет использовать власть над демонами для достижения своих личных целей. Да, демоны способны толковать Писание красноречивее любого богослова; им ведомы тайны любого смертного, от последнего нищего до первого короля; они знают местонахождение всех кладов и превосходят любого учёного своим познанием наук. Но чтобы понимать речи демонов, — необходимо сперва изучить их язык, и даже тогда — ждать от них сострадания и бескорыстности не приходится.

Словом, мир знал различных Хареш-аль-Дорем: королей и нищих, идеалистов, начинавших наивными романтиками, желавшими больше узнать об устройстве мира, смысле жизни и своём месте в общей картине, и рациональных прагматиков, сознательно использовавших приобретённые ими силы и знания во вред окружающим.

Нередко идеалисты становились закоренелыми циниками уже в процессе своей работы. Жизнь обесценивалась. Своя ли, чужая — это не имело решительно никакого значения. Для каждого знакомство с миром демонов становилось настоящим испытанием: кризисом веры, крахом устоев, кардинальным пересмотром фундаментальных жизненных позиций и привычных ценностей. Многие ломались уже на этом этапе, не желая понять и принять той простой истины, что привычная им картина мира навсегда изменилась и пути назад более не существует. Остальные — справлялись, выживали и принимали отведённую им роль, несмотря на то, что это решение давалось им тяжело.

Я не был исключением, и иногда задавался вопросом, не становлюсь ли я шаг за шагом похожим на тех, за кем я веду свою бесконечную охоту. Но, как бы то ни было, Клэрис не лгала мне, и, хотя она сама не понимала всего, мы оба знали: это существует, оно работает, а значит — может и должно быть использовано для защиты людей и сохранения чужого счастья. Даже если для этого мы сами были вынуждены взамен пожертвовать своим.

Существует великое множество различных причин и историй. Но все, или почти все из них, оканчиваются одинаково: ошибка — и смерть, либо безумие — и самоубийство.

Зелья помогают нам. Изменяют нас. Они же нас отравляют. Но, вместе с тем, начиная с какого-то момента, Зверолов больше не может обходиться без них — от этого просто зависит его жизнь.

Общение с демонами, знание пугающей изнанки мира, жизнь, связанная с постоянным риском, убийцами и трупами, неприязнь окружающих и опасность быть раскрытым — всё это также оставляет свой отпечаток на личности Говорящего-с-Мёртвыми.

В такой жизни нет места нормальной семье, нормальной дружбе, осёдлости. Переосмысление картины мира даётся многим из нас весьма тяжело. Но выбор у нас невелик: сломаться или собраться.

Для того чтобы собраться, нужны конкретные цели. Пока ты занят полезным рутинным делом, например, сбором трав, — ты не думаешь больше, чем требуется для работы. Думать больше, чем нужно, — действительно бывает вредно, как бы смешно это не звучало на первый взгляд…

…Скитаясь по болотам, я собирал гвинлок, терпеливо заполняя свою сумку и сортируя травы по секциям. Несколько раз мне повезло, и помимо гвинлока с пурпурным бурьяном мне в руки попадалась и сатанинская удача. Ещё немного — и вопрос с зельями должен был быть решён. Во всяком случае — на некоторое время точно…

…Я и сам удивился, когда увидел блеск металла через грязную воду озера. Это, определённо, был ключ кузнеца. Я попробовал добраться до него, но, как только подошёл к воде, — почва под моими ногами начала уходить и тянуть меня вниз за собой. Мне просто повезло, что я смог выбраться из этой скрытой смертельной ловушки. Ключ был необходим мне, без сомнений, но я не собирался ради него тонуть. Очевидно, мне нужно было чем-то его оттуда выудить. Переведя дух, я отполз и осмотрелся. Ничего подходящего поблизости не наблюдалось, а деревья, казавшиеся более или менее прочными и надёжными, — тонули в болотном тумане. Выругавшись, я принялся очищать себя от тины и грязи. В какой-то момент — я остановился, ощутив на себе чей-то взгляд.

Наклонив голову, со скрюченной ветки расположившегося посреди болот дерева на меня смотрел ворон, в глазах которого читалась какая-то сверхъестественная разумность.

Некоторое время мы молча и осторожно наблюдали друг за другом, а затем — один из нас каркнул и улетел прочь. И, разумеется, это был не я.

Как бы то ни было, мне следовало запомнить место, приводить себя в порядок и потихонечку выбираться отсюда в поисках подходящего инструмента. Впрочем, ничего подходящего на ум так, сходу, и не приходило. Обычными крестьянскими вилами — ключ было явно не достать. Не говоря уже о том, что местные жители, в большинстве, не испытывали ко мне особых симпатий и вряд ли стали бы мне что-либо одалживать. Лопата, обнаруженная мною в доме гробовщика, не годилась также. А выпрашивать для этих целей у стражников алебарду звучало, по меньшей мере, абсурдно. В любом случае, желательно было успеть завершить все свои дела до наступления полной темноты, когда мне было бы проще выкрасть тело Данкомба и пронести его в подвал моего дома, не вызвав лишних подозрений.

Я всё ещё размышлял, отыскивая возможный выход из сложившегося положения, в то время как ноги продолжали куда-то следовать сами по себе. Стоп! Ну, конечно же! Саймон Линс — парень знал болота как свои пять пальцев, к тому же, возможно, его удочка могла бы мне пригодиться, чтобы выудить ключ. Однако — пока что я не освоился здесь настолько хорошо, чтобы сразу сориентироваться, как именно следует выбираться из того места, в которое я забрёл, и в какой стороне следует искать Саймона-рыбака.

Тем временем, на моём пути нарисовался интересный предмет — внушительных размеров истукан, которого можно было принять издалека в темноте за настоящее чудовище. Причудливая конструкция из множества толстых брёвен имела три точки опоры, в то время как в её навершии крепился ростовой щит с нарисованным на нём черепом. Истукан был обвешан всевозможными оберегами из кости и дерева, вороньими перьями, заячьими лапками, беличьими хвостиками и прочими своеобразными предметами. Проявления того самого язычества, о котором говорили доктор и кузнец? Или чей-то атрибут для колдовских ритуалов? А может быть, и то и другое сразу?

Вскоре моё внимание привлекло другое — из чащи, на границе леса и болота, раздавалось чьё-то пение. Это был женский голос. Оставив молчаливого истукана, я поспешил в ту сторону, где ожидал обнаружить живых людей. Вскоре обнаружилась и певица: молодая женщина со светлыми волосами, в зелёном шёлковом платье под цвет окружавшей её травы, неторопливо перемещалась, выискивая определённые травы и собирая их в свою плетёную корзину.

Впрочем, она была здесь не одна: городской стражник с алебардой не отлучался от неё ни на шаг, его товарищ — стоял в стороне, неся бдительное дежурство, и чуть поодаль маячил третий. Заметив моё появление, мужчины заметно насторожились, но незнакомка что-то тихо сказала ближайшему и, хотя я находился недостаточно близко и не расслышал, но видел, как гвардеец подал знак своим и те успокоились. Я понимал, что, судя по всему, повстречал в этой безлюдной глуши не кого-нибудь, а Хелен Сент-Джон. Жену мэра Филиппа.

— Приветствую вас, мистер Фэрпойнт, — любезно поздоровалась она, когда я, наконец, приблизился к ней; но за этой любезностью отчётливо читались напряжённость и волнение. — Добро пожаловать… Хоть вы и пришли в тяжёлые времена и ещё более тяжёлые принесли с собой. Вы не такой, как я ожидала.

— Ожидали? Вы слышали про меня от мэра? — переспросил я, удивившись не столько её словам, сколько тому, каким тоном они были сказаны.

— В своих снах травница предвидела ваше появление, — совершенно серьёзным тоном поведала мне женщина. — Она предупредила меня. Поговорите с ней, пожалуйста. Вы должны узнать свою судьбу. Это очень важно.

Девушка указала в сторону и, проследив за её рукой, я разглядел неприметный домик на окраине болота. Небольшой и ветхий, он напоминал жилище лесной колдуньи из детских сказок.

Судя по тону, госпожа Сент-Джон действительно верила в сказанное и считала, что дело не терпит отлагательств. Ну, что ж, в своё время я не воспринял бы подобные россказни про пророческие сны и предсказание судеб всерьёз. Однако теперь, когда я сам уже долгое время занимался вещами, находившимися за гранью естественного, являясь одним из тех, кого считал вымыслом, — я пересмотрел своё отношение ко многим вещам.

Тем не менее, это и не означало того, что я непременно и безоговорочно должен был верить любой сумасшедшей или гадалке. Впрочем, я ничего не терял, к тому же мне просто не хотелось огорчать такую очаровательную даму.

Хелен — была очень красивой женщиной. Но в её глазах таилось что-то странное. Что-то, что слегка пугало меня. Как и Лимси-старший, она выглядела очень скромно для человека своего положения. Возможно — даже чересчур скромно.

Говоря откровенно, многое и многие смотрелись тут нетипично: странно вели себя, странно разговаривали, странно думали. Нетипично неразговорчивый трактирщик, нетипично скромный и воспитанный лендлорд, нетипично откровенная с посторонним чужаком служанка, нетипично жизнерадостный рыбак, нетипично нелюдимые монахи, нетипичный во всех отношениях врач, нетипичное исчезновение и нетипичное убийство…

Порою казалось, что в этом городе просто не обитает обычных людей и не происходит обычных событий, а люди наподобие трусливого и циничного мэра, высокомерного, заносчивого и вспыльчивого Лимси-младшего, недоверчивого привратника и кабацкого сброда с типичным городским сумасшедшим в придачу — присутствуют здесь лишь для пущего контраста.

Но — всё равно, Хелен выделялась даже среди особенных людей: находясь посреди подобного рокового места, она напоминала мне едва ли не привидение, и я не верил, что она оказалась здесь просто случайно.

Как бы то ни было, но я не заставил её долго ждать и вскоре уже отворял дверь в жилище старой травницы: как и прочие жители Каворна, она не запирала своё жилище на ключ. Странная манера, которая, вполне возможно, стоила жизни Элеанор и, скорее всего, Греерам. Ещё более странным было то, что после смерти девушки и исчезновения стариков местные жители так и не усвоили урока. Конечно, улицы теперь патрулировала усиленная стража, но в первую очередь безопасность горожан зависела от них самих.

«Интересно, а если Кобб был прав, и Грееры действительно живы, и оставили окровавленную ткань, чтобы всех запутать? Возможно ли, что это была кровь, ну, скажем, петуха, а сами они затем и погубили Элеанор ради совершения языческого обряда? Впрочем, в пользу этой версии тоже ничего не говорит — с таким же успехом убийцами могут быть монахи. А могут и не быть», — успел я подумать, прежде чем перед моим взором возникла обитель старой ведьмы.

Два стола, три окна, растопленный камин, кровать, зажженная свеча, ведро, сундук, котёл с тихо бурлящим варевом, повешенные на просушку травы. В целом — ничего необычного.

Старая Мод Литкотт, седая, как лунь, располневшая к старости женщина, в далёкой молодости, должно быть, была очень хороша собой. Теперь же, судя по всему, главной радостью в жизни старушки в заплатанном платье было любимое кресло-качалка, в которой она, в данный момент, неторопливо покачивалась. В какой-то момент мне даже показалось, что старуха впала в транс или, что вероятнее, просто задремала, поэтому уже был готов развернуться и тихо уйти, стараясь не скрипеть дверью и не будить её, как вдруг она отчётливо произнесла, не разомкнув век:

— Добро пожаловать, странник. Я видела во сне, что ты придёшь.

— Видели? Но как? — растерянно произнёс я. К этому часу я уже решительно отказывался что-либо понимать.

— Тьма распространяется по земле, и моровая язва поражает всё живое, — вместо ответа, в манере обезумевшего пророка, произнесла травница. — Кровь её черна, дыхание её убивает. Но у нас ещё была надежда… Пока Посланник не прошёл через городские ворота. Он слеп, и он станет нашей погибелью. Да, я предвидела твоё появление. Но я не могу оградить тебя от твоей судьбы. Круг замкнулся. Пути назад нет. Ни для кого.

«Она не в себе», — мелькнула первая мысль. Помнится, мэр рассказывал о людях, предвещавших Конец Света и суливших прочие подобные напасти. Может быть, доктор Бейкер и не ладил с травницей, однако же, при сопоставлении, у них обнаруживалось немало общего. Оба проповедовали безнадёжный и неминуемый Конец Света, оба, как умели, лечили людей, и, главное, оба приняли меня за кого-то другого.

Вслух же я с сомнением произнёс:

— Гибелью? Вы говорите не обо мне, женщина.

— Я не чувствую в тебе зла, но наша судьба предрешена, и ты станешь её инструментом. Да, я видела, как ты придёшь из тумана. Странник, который совершит неизбежное. Но я не виню тебя в этом. Ты не выбирал свой путь, и то, что должно произойти, — произойдёт, — с глубокой убеждённостью в голосе, ответила женщина.

Конечно, будь я несдержан, я мог бы на неё накричать, пытаться заставить замолчать, просто развернуться и уйти, назвать безумной, в ответ на что она, в лучшем случае, просто упрекнула бы в безумии меня самого. За то, что я не готов понять и принять «свою судьбу», которая была открыта ей в очередном её сне. Но мне уже просто становилось интересно, поэтому я лишь вежливо попросил:

— Пожалуйста, рассказывайте дальше.

— Странные вещи творятся вокруг тебя, странник. Из-за твоей спины — смотрит множество мёртвых глаз. Почему? — словно бы заранее зная ответ на свой вопрос, всё-таки поинтересовалась она.

Я вздрогнул. Если до этих слов я сомневался в способностях провидицы, то теперь был вынужден признать как данность: эта женщина обладает особым даром. Следовательно, к её словам, пусть и казавшимся полнейшим бредом, всё же стоило прислушаться. Другое дело, что это по-прежнему не означало, что она всенепременно права во всём, что она говорит.

— Я — Хареш-аль-Дорем, — честно признался я ей, не видя смысла скрывать от неё что-либо и дальше.

— Тот, кто говорит с мёртвыми? Я слышала о таких, как ты. Твой дар поистине невероятен. Но ты — Посланник тьмы. А что это за призрак рядом с тобой, странник? Что это за мёртвая женщина? — всё также ровно и с интересом спросила колдунья.

До этих слов мне казалось, что после её первой догадки удивить меня чем-либо будет достаточно сложно. Но я ошибался.

— Что? Это невозможно! Клэрис? — вытаращив глаза, переспросил я.

— Я не знаю. Это всего лишь размытая тень. Кто-то очень близкий тебе, но покинувший тебя. Ты не пытался с ней поговорить? — словно бы даже с сочувствием поинтересовалась Мод.

Конечно, это не было делом её ума, но особых причин скрывать очевидное я тоже не видел, поэтому признался:

— Нет, мне не хватило мужества.

— Даже не пытайся, странник, — предостерегла меня старая травница. — Тебе это не дозволено. Она тебя дождётся… Что ж, ступай, тебя ждёт твоё предназначение.

Вежливо попрощавшись и аккуратно прикрыв за собой дверь, я расстался с Мод Литкотт в смешанных чувствах. Теперь — я чувствовал в этой старой женщине колоссальную внутреннюю силу. Впрочем, мне по-прежнему казалось, что она балансирует на грани разума и безумия. Неужели в её видениях я действительно принимал образ странника в капюшоне, который, как минимум, погубит весь город? Могла ли она оказаться права? Я не знал, что и думать. Травнице явно было известно о Звероловах больше, чем обычному человеку. И, более того, она, кажется, видела за моей спиной призрак Клэрис. Как могло такое быть? Погружённый в эти размышления, я и сам не заметил того, как снова приблизился к Хелен.

— Да, чем я могу помочь вам, мистер Фэрпойнт? — на время прервав свой сбор трав, поинтересовалась она.

— Мне бы хотелось больше узнать лично про вас, — всматриваясь в её манящие зелённые глаза, произнёс я. Судя по всему, она не просто так наведывалась к травнице и поддерживала с ней отношения, как рассказывала Эмма. Вполне возможно, она перенимала её ремесло. Но и этим дело не ограничивалось. В ней было что-то своё. Какая-то особенность. Внутренняя сила. Примета. Отличительная черта. Что-то, что роднило её с Мод. С Клэрис. Со мной. С другими Наделёнными.

Как говорится: «рыбак рыбака — видит издалека». Это же — справедливо и про нас. Я не могу объяснить вам, как мы это делаем. Сделать это — столь же невозможно, как при помощи слов точно объяснить слепому от рождения человеку, что такое цвет.

Или даже сложнее: не просто объяснить, что такое цвет, а, скажем, что представляет собой именно красный цвет и чем конкретно он отличается, к примеру, от синего или от зелёного.

Однако же, не один я ощущал «своих»: то же самое испытывали и другие. И Мод, и Клэрис ощущали во мне что-то отличавшее меня от обычных людей. То же самое должна была почувствовать и Хелен.

— Моё имя Хелен. Я — жена мэра Сент-Джона. Я приехала сюда, чтобы быть рядом с ним. Когда-то давно — тут жила моя семья. Так что здесь — мои корни. В этом городе я чувствую себя как дома, и стараюсь выполнять все обязанности жены мэра, — решительно заявила женщина, хотя от моего внимания не укрылась отчётливо прозвучавшая боль.

— Почему в вашем голосе слышна горечь? — без долгих блужданий задал я прямой откровенный вопрос.

— Простите меня, сэр, но вам этого не понять, — виновато улыбнувшись, ответила она, но её глаза таили в себе грусть и печаль. — Я росла в цветущих садах, залитых солнцем. В нашем доме — никогда не смолкала музыка… А теперь я здесь: тьма — вместо солнца, гнилые листья — вместо цветов, стоны — вместо музыки, а вокруг — лишь встревоженные лица горожан. Чума распространяется и пожирает всё на своём пути. Но вы знаете это и без меня, сэр.

— Почему вы не вернётесь к своей семье? — озадаченно произнёс я.

— Я могла бы сделать это, — кивнула она. — Муж был бы не против… Если бы вообще заметил. Но я решила остаться. Вступая в брак, я давала обеты. И должна чтить их.

— Когда весь мир вокруг сошёл с ума… — поражённый её принципиальностью начал я, но Хелен не дала мне докончить.

— …Обещания с лёгкостью нарушаются. Я это знаю. Но мир недостаточно ещё сошёл с ума, чтобы заставить меня нарушить это обещание. Я останусь здесь, с ним. Здесь моё место. У меня такое ощущение, что я связана с этим городом. Что я должна быть здесь, потому что… — Хелен задумалась, пытаясь подобрать слова, и сделала неопределённый жест рукой, будто бы пыталась выудить их из воздуха, но, в итоге, ответила: — Просто потому, что должна. Как актриса, без которой не может закончиться спектакль.

— Понятно, — не поняв, на самом деле, и половины сказанного, принял я к сведенью. — Я интересуюсь местными жителями. Как вы могли бы их охарактеризовать?

— Вы уже встречали моего мужа. Он… он мой муж, перед Богом и людьми, и это для меня — самое важное. А вот Эмму, мою служанку, вы вряд ли видели. Мой муж её не выносит, но без неё я не смогла бы здесь жить. Правда, она мне скорее подруга, чем служанка. Она — часть того светлого мира, что я оставила там, за туманами. Ещё я часто хожу к травнице, хоть мэр и против. Её зачастую бывает сложно понять, ведь её видение мира отличается от нашего. У меня есть чувство, что она всё время пытается мне что-то сказать, а я не могу услышать. Иногда заходит миссис Харрел. Жить с её мужем — сущий ад, поэтому я делаю всё, чтобы она могла отдохнуть. Доктор Бейкер — очень умный человек, но за последние месяцы он очень изменился. Раньше к нам часто приходила Элеанор, но потом случилась эта ужасная трагедия… Она была очень милой и бойкой девушкой, и её смерть потрясла нас, — печально, но отнюдь не испуганно, призналась Хелен. — Иногда ко мне заходит юный Джон Лимси и рассыпается в комплиментах, но он грубиян, и его поведение неприемлемо. А остальных горожан я редко вижу. Как вы заметили, компанию мне также составляют гвардейцы. Без них муж никуда меня не отпускает.

Кхм… Раз за разом мне говорили про одних и тех же жителей. Разумеется, городок был небольшой, но ведь не до такой же степени? Просто, скорее, на этом фоне мало кто особенно выделялся, поэтому представители ведущих профессий, их родственники и приближённые, как и отдельные уникумы, просто выделялись в этой глуши.

Говоря откровенно, задавать из раза в раз одни и те же вопросы, получая приблизительно схожие ответы, — мне тоже порядком надоело. Однако же — это были неизбежные издержки моей профессии. Редкое следствие обходится без опросов и сбора сведений, и никогда не знаешь заранее, где можно обнаружить зацепку.

— Я полагаю, в таком случае — вы ничего не знаете про убийства? — скорее для порядка спросил я.

— Как и большинство горожан, я не очень-то любила Грееров. Поэтому о них я знаю немного. Но, хотя у меня не возникает сомнений, что это убийство, я не думаю, что это мог сделать Роджер Данкомб. Я знала его и Элеанор и знала, как они любили друг друга. Роджер не убивал её. В этом я уверена. Мой муж совершил огромную ошибку, повесив его. Может быть, он подозревает, что был неправ, поэтому и приставил ко мне охрану. Мысль… а вернее, уверенность в том, что убийца всё ещё среди нас, очень пугает меня, — призналась жена мэра, и, несмотря на то, что её голос звучал уверенно и даже местами твёрдо, я не сомневался в искренности её слов.

— Не беспокойтесь. Я поймаю его, — с готовностью обещал я, попутно обратившись с просьбой: — А теперь, если вас, конечно, не затруднит, вы не подскажете мне, как вернуться обратно на дорогу из этого болота?

Если не получается главное, работай над деталями. В этом плане, половина дела была сделана: запасы пурпурного бурьяна и водной дрёмы имелись у меня в избытке. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о прочих травах, но у меня имелся вполне приличный запас гвинлока, приемлемое количество каменных слёз и парочка — другая сатанинских удач. Этого, как минимум, должно было хватить на первое время, а именно: для приготовления «Душехвата» и рабочего запаса вспомогательных варев. Но заниматься этим преждевременно я не спешил.

Другой приятный момент был связан с тем, что гвардейцы, по просьбе Хелен, не только указали мне наиболее кратчайший и безопасный путь, но даже предоставили грубо набросанную карту местности, которая, несмотря на свою более чем убогую схематичность, на первых порах могла оказать мне бесценную помощь. К примеру, с её помощью мне не составило труда в этот раз отыскать Саймона Линса. Однако здесь меня ожидало большое разочарование. Едва парень услыхал, что мне потребовалась его удочка, он высказался вполне чётко и категорично:

— Нет, мой друг, это невозможно. А если вы, например, её сломаете? Хорошую удочку сделать нелегко: это нечто большее, чем просто палка и клубок лески. Конечно, рыба здесь не очень. Но что я буду без неё делать?

Разумеется, это был неприятный, но вполне ожидаемый оборот. Да и Саймона тоже можно было вполне понять. В самом деле, он не был мне ничем обязан. Именно это я и собирался исправить.

В доме мэра по-прежнему было тихо. У меня даже начало складываться такое впечатление, что его настоящей резиденцией является всё-таки городской трактир, отлично подходящий как для сбора сведений от своих осведомителей, так и для публичных объявлений. Впрочем, в данный момент я пришёл не к нему. Эмма, как и прежде, была занята уборкой, и, заметив моё появление, прервалась, учтиво заметив:

— Да? Господина мэра сейчас нет дома.

— Я, собственно, сейчас не за этим, — с многообещающей улыбкой заметил я, собираясь сообщить ей радостную новость, но вскоре понял по странному выражению её лица, что только что сказал двусмысленную вещь.

— Госпожи тоже нет. Чем я могу вам помочь? — осторожно поинтересовалась Эмма.

— Просто чтобы сэкономить ваше время… — набрав больше воздуха, я с улыбкой добавил. — Саймон вас любит!

Эффект в виде радостного визга, который, должно быть, был слышен на всю округу, и того же самого ведра, опрокинутого на тот же самый ковёр, — не заставил себя долго ждать. Впрочем, казалось, в этот раз девушка даже не замечала этого.

— Откуда вы знаете?! Он вам сказал?! — приплясывая на месте, девица бросила щётку, захлопав в ладоши, и радостно прощебетала: — Я тоже его люблю! Он защитит меня от того, что здесь творится! Я поговорю с ним сегодня же, как только у меня будет время. Спасибо вам большое! Надеюсь, я смогу вас отблагодарить!

Простившись с Эммой, я спешно вышел из дома, испытывая на душе удовлетворение — немногим меньшее, чем после взбучки, устроенной Лимси-младшему. И пусть я пока не мог похвастаться явными успехами в расследовании, сейчас мне всё-таки было чем заслуженно гордиться. Разумеется, мной, в некоторой степени, двигал личный мотив. Насколько это понятие вообще применимо к действиям, совершаемым в общественных интересах. Но, в любом случае, меня «оправдывало» то, что я поступил бы сегодня точно так же и безо всякой выгоды. Тем не менее, в данный момент сотрудничество рыбака было для меня жизненно необходимо.

— Как я и говорил тебе, не надо себя недооценивать, — сказал я первым делом, вернувшись к Саймону. В ответ Линс наградил меня недоумённым взглядом, и мне пришлось поспешно пояснить:

— Я рассказал Эмме о твоих чувствах. Ты ей нравишься. Она сказала, что тоже любит тебя. Впрочем, это было понятно и без её слов.

— Что?! — словно бы огретый мешком по голове, отреагировал парень. — Но как, дорогой друг?! Вы сказали ей?! Сказали, что я всё время думаю о ней?!

Казалось, от радости у него отключилась логика, и Саймон не совсем понимал смысл сказанного. В какой-то степени, я ему завидовал. Вернее, завидовал им обоим: у них были они, у них были все шансы на создание счастливой семьи, у них была любовь, и, главное, — у них были чувства, которые не возникали у меня прежде и вряд ли когда-либо могли возникнуть теперь. Но если мне сложно было понять любовь, то по-настоящему влюблённый мужчина казался мне чем-то куда более странным, нежели по-настоящему влюблённая женщина: мне казалось, женщины более склонны усложнять, домысливать и идеализировать. Не все, конечно, но — в среднем.

— Ну, хорошо… — наконец обретя дар разума, несколько отошёл Саймон. — Самое главное, что всё окончилось хорошо. Это самая радостная новость, какую вы только могли принести! Да кому только нужно это солнце?!

Громко смеясь и пританцовывая, рыбак внезапно бросился ко мне и буквально повис на шее, слегка задушив в объятьях. От неожиданности я едва не потерял равновесие, что могло быть чревато падением в реку. Поведение молодого человека было для меня более чем необычно. За всю мою жизнь единственным человеком, которого с огромной натяжкой можно было назвать моим другом, — была Клэрис. Да, она, возможно, была готова отдать за меня жизнь, если бы это было оправдано целями и задачами, поставленными ею же перед собой. Прагматик, лишённый эмоций и чувств. Для неё просто не существовало таких вещей, как любовь, ненависть или дружба: лишь суровый рационализм. Целесообразность, возведённая в абсолют. Сказать тёплое слово от чистого сердца, обнять от души, как это только что сделал Саймон, совершить нелогичный, но милый сердцу поступок, не потому что так было выгодно, а потому, что просто так захотелось, — она не была на это способна.

— Тише, тише, спокойнее, — всерьёз беспокоясь за сохранность своих шейных позвонков, взмолился я, высвобождаясь из цепкого захвата.

— Да, конечно, извините, — всё ещё не отойдя от нежданно свалившейся на голову радости, проговорил скороговоркой рыбак. — Как я могу отблагодарить вас?

— Удочка, — напомнил я, потирая занывшую и затёкшую шею. — Я просил удочку.

— Да. Удочка. Помню, — пыл Саймона тотчас же поутих. — Я ценю, что вы помогли мне с Эммой, но удочка нужна мне самому. Как же быть?.. Кхм… Придумал! Мы поступим по-другому. Я зарабатываю на жизнь тем, что ловлю для людей рыбу. Давайте, я пойду с вами, и поймаю для вас то, что вам нужно? Что скажете?

— Конечно. Это великолепная идея. Пойдём, — охотно согласился я. Действительно, настоящий мастер мог справиться с удочкой намного быстрее и проще, чем это сделал бы я. Когда мы с Саймоном прибыли к озеру, меня одолели сомнения, сможем ли мы вообще достать оттуда ключ. Вода была слишком грязной. К счастью, рыбак управлялся со своей удочкой почти так же умело, как я управляюсь со своим мечом. С бесконечным терпением он опускал её в воду снова и снова, пока ему, наконец, не удалось зацепить ключ. Саймон вытащил его из воды с ликующим возгласом. Я помог ему, но он, без сомнения, сполна вернул мне долг. Я аккуратно спрятал ключ и с благодарностью пожал руку рыбака.

— Вот, держите. Возможно, это поможет… Постойте! Вы это слышали?.. А теперь? — настороженно подняв руку, напрягся Линс. Среди глухих болот доносился собачий лай, плавно перешедший в жалостливые поскуливания.

— Это было похоже… на лай собаки? — вкратце охарактеризовал я услышанное. Ни добавить, ни прибавить.

— Конечно! Это мой Бонни! Бедный пёс! — взволнованно воскликнул Саймон, начав вглядываться в ту сторону, откуда недавно до нас доносился лай. — Наверное, опять гнался за куропаткой и угодил в терновый куст. Что ж, ключ у вас; надеюсь, что вы сможете открыть им то, что вам нужно. А я — должен помочь своему псу.

Поймав мой взволнованный взгляд, и правильно истолковав отчётливо напрашивающийся, хоть и не высказанный вопрос, рыбак поспешил успокоить и заверить:

— Нет, я не сошёл с ума. Я знаю болото, как свои пять пальцев. Вряд ли оно сможет меня чем-то удивить. Простите, но я должен идти. Бонни, я иду, Бонни!

После этих слов Саймон направился вглубь болот и вскоре скрылся из виду; а меня ожидали собственные хлопоты, не терпящие отлагательств. И в первую очередь мне следовало нанести очередной визит кузнецу.

Как и в прошлый раз, Кобб в поте лица был занят работой, но, завидев моё приближение, рыжеволосый бородач на время оставил свой горн, одарив меня злобным оскалом:

— А вот и сам господин Фэрпойнт снова к нам пожаловал. Снова свои вопросы дурацкие задавать будет.

— Не в этот раз, — раздражённо нахмурившись в ответ, заверил я его.

— А чего так? Надо же отрабатывать мэровы деньги, создавать видимость работы… — судя по всему, Джон собирался язвить и дальше, но в этот раз у меня действительно не было на это времени, отчего я сразу пресёк его словесный поток.

— Я нашёл ключ, — коротко и ясно пояснил я, в доказательство продемонстрировав кузнецу свою находку. Сказать, что выражение его лица моментально переменилось, плавно приняв обескураженный вид с оттенком невольного уважения, — это не сказать ничего.

— Неужели? Кхм. Я удивлён! — нехотя признал мужчина, с досадой добавив: — Но я дал вам слово, и сдержу его. Вот замок с ключом. Поставить его на дверь — будет несложно.

— Благодарю, — приняв из рук кузнеца замок, я, не теряя больше лишней минуты, направился к дому. Некоторое время я ощущал на своей спине сверлящий взгляд Джона Кобба, пока тот не вернулся к прерванной работе, привычно зазвенев своим молотом.

Вскоре замок уже был на месте. И это означало, что теперь я могу без опаски заниматься зельеварением и проведением ритуала вхождения в Храм Жертвоприношений. Разумеется, речь шла лишь о сравнительной безопасности, но теперь мои руки были развязаны. Пришло время действовать.

Все нужные травы — собраны, алхимический набор — расставлен, дверной замок — на месте. Дело оставалось «за малым» — выкрасть тело гробовщика Данкомба. Проще всего это можно было сделать с наступлением темноты, хотя — учитывая, что я провёл на своих двоих целый день, а здешняя погода и без того не бывает солнечной, — ждать мне пришлось недолго.

Площадь перед эшафотом, на котором по-прежнему раскачивалось толкаемое ветром тело худощавого юноши, была пуста и безлюдна. Не считая одного, но очень весомого «но»: скучая на своем, прямо-таки скажем, не самом желанном посту, возле эшафота стоял стражник.

Разумеется, я не мог позаимствовать тело прямо у него на глазах, и с этим необходимо было что-нибудь предпринять. Причём, желательно — срочно.

— Да? — лениво поинтересовался караульный, когда я приблизился к нему фактически на расстояние вытянутой руки.

— Я хотел кое о чём спросить… — исподволь начал я, но суровый тон гвардейца пресёк наш возможный диалог в зачатке.

— Я не могу разговаривать. Ты что, не заметил, что я на страже? А вдруг что-нибудь случится, пока я с тобой болтаю? Мэр и так не даёт нам продыху. Я на посту уже семь часов, и мне чертовски хочется промочить горло. Думаешь, мэру есть до этого дело? Конечно же, нет, — угрюмо пожаловался стражник, опершись о древко своей алебарды.

Мэру, возможно, и правда не было дела до нужд обычных стражников. Но для меня это был шанс, за который я должен был ухватиться мёртвой хваткой. Но, для начала, мне всё равно не мешало бы лишний раз перестраховаться — за сим я и отправился в таверну на поиски мэра. Право же, отыскать Сент-Джона труда не составило — благо это был не ключ Кобба. Мэр сидел на том же самом месте, что и при нашем прошлом расставании, и даже кружка пива в руках казалась похожей, а возможно, что и той же самой.

— Я слышал, что вы уже успели пройтись по окрестностям, изучить наши местные немногочисленные достопримечательности, завести новые знакомства. Что я могу сказать? Похвально, похвально. Как в целом продвигается ваше расследование, дорогой Николас? — всё тем же наигранно-доброжелательным тоном осведомился Филипп.

— Сейчас я искал вас, чтобы поговорить о другом, — пояснил я, вскоре заметив на лице мэра смесь интереса и лёгкого недоумения.

— Что бы вы хотели узнать? — приговорив оставшееся пиво одним махом, Сент-Джон отставил в сторону опустевшую кружку и выжидающе сложил пальцы домиком.

— Стражникам нечего пить, — как можно более участливо констатировал я.

— И что? Почему это вас беспокоит? — ещё больше удивился мэр, недовольно проворчав: — Что ж, раз уж вы так мягкосердечны, ступайте к трактирщику, скажите, что я вас послал, и он вам что-нибудь для них даст.

— Премного благодарен, — коротко кивнул я, оставляя мэра с подозрением следить за мной из-за своего стола. Приблизившись к Моллинзу, я начал с доброжелательностью, которой он не заслуживал:

— Я хотел бы попросить вас об одной вещи.

— Спрашивайте. Быть может, я смогу вам помочь, — придирчиво оценивая чистоту одной из тарелок, снисходительно отозвался трактирщик.

— Стражники хотят пить… — начал я, прерванный язвительным смехом.

— А как насчёт жареного цыплёнка? Им не хочется жареного цыплёнка? — откровенно насмехаясь, осведомился Роберт, а следом — добавил уже серьёзно: — Мне не нравится, что они здесь торчат, поэтому я не буду ни кормить их, ни поить.

— Но меня послал мэр! — сходил я со своего главного и, по сути, единственного козыря. На несколько мгновений трактирщик прекратил ухмыляться и даже задумался. Но, впрочем, это продолжалось весьма недолго.

— Так, значит, мэр? Очень «мило» с его стороны. Но таверна — принадлежит мне. Если им так уж хочется пить, возьмите эти мехи, налейте туда что-нибудь и отнесите им. Хотя я думаю, что они не заслужили даже колодезной воды, — с этими словами трактирщик вручил мне старые пустые мехи. Комментарии, я полагаю, были бы излишни.

Как бы то ни было, вслух я не стал произносить ничего, за исключением благодарности хоть бы и за такую помощь. Хотя, по сути, подобного рода дифирамбы щедрости звучали плохо завуалированным издевательством, что, в свою очередь, не могло ускользнуть от внимания Моллинза, сердито буркнувшего что-то себе под нос.

Теперь мне предстояло взяться за алхимию, приготовив для стражника «Сонные глаза», пожертвовав на это благородное дело по одной порции гвинлока, водной дрёмы и сатанинской удачи. В первую очередь, мне, конечно же, было жаль наиболее дефицитную траву, однако же — это было делом наживным.

Снотворное было моим первым заговоренным отваром, приготовленным за этот день, но, в случае успешного похищения тела Роджера Данкомба, — обещало быть не последним. А если бы удача мне изменила, уже явно было бы не до этого.

Иногда — я мог позволить посвятить целый день исключительно сбору трав, а последующий — исключительно зельеварению. Но сейчас — я должен был действовать быстро. Целебные отвары могли и подождать, а варить «Душехват» заранее — так и вовсе было лишено всякого смысла.

Придерживая бурлящий буро-серо-жёлтый отвар (отвратительный одновременно на запах, на вкус и на цвет) специальными щипцами, я аккуратно заполнил им один из специальных походных пузырьков, изготовленных из специального сверхпрочного алхимического стекла.

Я обладал внушительным арсеналом подобного рода сосудов, не раз пригождавшихся мне в самых различных случаях жизни, но сейчас — мне было достаточно взять с собой самый маленький.

Стараясь не вдыхать едкий усыпляющий, да к тому же ещё и зловонный пар, от которого у меня начинала кружиться голова, а к горлу подступала тошнота, я подождал, когда отвар остынет, и, убрав его в свой карман, поспешил на улицу. Миновав всего пару домов, я остановился возле одного из колодцев, подняв ведро и следом наполнив мехи водой. Пары капель должно было хватить в самый раз, чтобы усыпить взрослого человека, в то время как большее количество могло бы убить и здоровяка, специально не подготавливавшего свой организм посредством длительного употребления точно дозированных ядов, близких по консистенции к этому.

Впрочем, как оказалось, я рано начал праздновать победу. Моё появление с протянутыми мехами в руках стало для стражника полной неожиданностью, по значимости сопоставимой со Вторым Пришествием. Произнеся тост за моё здоровье, стражник хотел было опорожнить винные мехи, но, вовремя смекнув, что те не пахнут алкоголем, раздосадовано проворчал:

— Что это? Вода? Прости, я, конечно же, ценю твою заботу, но когда я говорил, что хочу «промочить горло», — имелось в виду вино, или, на худой конец, пиво. А это, пожалуй, я лучше вылью, — с этими словами гвардеец выплеснул содержимое бурдюка на чахлую траву, после чего — возвратил его мне.

Конечно, я должен был это предвидеть. Необходимо было завязывать с дурацкой манерой мерить людей по себе и приучать себя становиться на их место, мыслить, как они. Впрочем, это было легко сказать, но, на деле, сейчас мне было бы сложно представить, кем бы я был, о чём думал и что любил, окажись я в чужой шкуре, если бы я не был тем, кем я стал. Если бы я не стал тем, кем меня сделала Клэрис.

К примеру: я никогда не был большим любителем выпить и употреблял спиртное только когда его мне настойчиво предлагали и ситуация не позволяла удобно отказаться. Как бы то ни было, если отыскать колодец ещё не составляло проблем, то теперь — задача ещё сильнее усложнилась.

Рассчитывать на благосклонность мэра или Моллинза не приходилось, но, впрочем, оставались ещё и альтернативные пути. Решение пришло быстро и просто, как всё гениальное, в очередной раз напомнив о том, что помогать хорошим людям порой бывает не только приятно, но ещё и выгодно.

— Да, да, конечно, сэр, спрашивайте о чём угодно. Я всегда с радостью готова вам помочь, чем смогу, — ещё не зная сути моей просьбы, доверчиво согласилась Эмма.

— Прекрасно. Вы можете налить немного вина в мой бурдюк? — протягивая девушке мехи, вежливо попросил я. Лицо служанки побледнело.

— Не могу. Хозяин узнает — и тогда мне станет ещё хуже, — виновато оправдывалась она.

— Не можете? Даже за хорошие новости о Саймоне? — использовал я запрещённый приём, вдобавок ещё напустив немного наигранной обиды. По лицу девушки было видно, что внутри у неё происходит настоящая борьба, подобная той жуткой битве при Креси. И, наконец, верх в этой битве всё-таки одержали «наши».

— Что ж… Вы правы. Я перед вами в долгу, — признала Эмма, принимая из моих рук бурдюк, и вскоре скрылась в винном погребе. Появившись уже через несколько минут, она протянула мехи мне и, судя по всему, вина в них было вовсе не «немножечко».

— Вот, получайте. Мэр не узнает… А если и узнает, то — чёрт с этим! Теперь мне на это плевать! И всё — благодаря вам, господин Фэрпойнт, — заголосила она так, будто бы и сама приложилась к вину, и довольно хорошо.

Мне правда не хотелось подставлять девушку, но сейчас — время играло против меня, а Эмма — добровольно сделала свой широкий жест. В любом случае, я знал, что за это мэр её не убьёт, а в случае чего — готов был встать на её защиту.

— Да? — с надеждой поинтересовался уже знакомый стражник, увидев меня с мехами вновь.

— Я принёс попить, — заговорщически подмигнув, сообщил я, протягивая ему мехи.

— Да благословит тебя за это Бог! Я уж думал, что помру сегодня от жажды. Твоё здоровье! — жадно припав к бурдюку, мужчина отпил большой долгий глоток, добавив. — М-м! А-а! Прекрасно! Я перед тобой в долгу! Спасибо!

— Всегда пожалуйста! — демонстративно попрощавшись, я отошёл прочь, создавая себе тем самым некоторое алиби. Побродив в гордом одиночестве по тёмным улицам, я вернулся на эшафот. Прошло совсем немного времени, а стражник уже тихо и мирно дремал на своём боевом посту. Не мешая ему, я поднялся по ступеням, приблизившись к раскачивающемуся телу Данкомба. Погода постепенно портилась, дело снова шло к дождю. Я не мог ослабить верёвку вручную, но всё-таки я недаром носил при себе меч.

Снять тело проблемы не составило. Стражник спал, и наверняка ему снилось, как он покинет эти места, а кроме него рядом не было ни души. Перенести труп в мой подвал так, чтобы меня никто не увидел, было несколько сложнее. Я крался со своей ношей вдоль стен и полз в темноте по краю болота. Если бы меня поймал какой-нибудь стражник, мне бы пришлось попотеть, объясняя, чем я занимаюсь. Но удача была на моей стороне, и я добрался до своего дома, так и не замеченный никем.

Я повесил тело Данкомба на одной из балок и запер дверь на ключ. Теперь мне было необходимо лишь пожертвовать нужные травы, приготовить «Душехват» и на время попрощаться с миром живых. Теперь — я уже не торопился. Некоторые дела нельзя совершать в спешке: здесь важна филигранность.

Расчищая то место, где в дальнейшем должно будет остаться моё тело, я организовал там подобие настила из обнаруженных в сундуках подвала тряпок, чтобы не получить переохлаждение, поскольку я никогда заранее не знал, как долго пробуду там.

Также я убрал подальше все те предметы, которые могли быть опасными, когда начнётся светопреставление и свистопляска с полётами ближайшей к телу мебели. Я подготовил всё необходимое и принялся варить зелья: «Душехват», который позволит мне призвать демона, и парочка пузырей «Дыхания Снии», на случай если по возвращении из Храма Жертвоприношений что-то пойдёт не так и мне придётся восстанавливаться дольше обычного.

Подобное хоть и редко, но всё-таки случалось, а перестраховаться — никогда не мешало. К тому же, целебные зелья хранят свои свойства сравнительно долго, никогда не бывают лишними и никогда надолго не залеживаются у Зверолова.

Казалось, тени на стенах ожили, наблюдая за каждым моим движением, и тихо перешёптывались, ожидая начала церемонии Вхождения в Храм. Тело Роджера Данкомба тихо и слабо раскачивалось на надёжной балке, и мне казалось, что он уже пытается заговорить со мной — вот только я не могу его услышать. Пока ещё не могу.

Я медлил, в очередной раз проверяя прочность ремней и остальные детали. Конечно, мне не впервой было проводить ритуал. Но к некоторым его составляющим невозможно быть готовым ни в первый, ни в сотый, ни в двухсотый раз. Тем не менее, время пришло, и тянуть дальше было нельзя. Я залпом выпил зелье. Клэрис научила меня, что очень важно выпить его как можно быстрее. Она очень хорошо знала, почему…

Мой язык почувствовал резкий горький вкус, и первая волна спазмов сотрясла моё тело. Мне не удалось выпустить из рук склянку, и я сдавил её так сильно, что она лопнула, и острые осколки вонзились в мои руки сквозь перчатки. Но у меня не было времени с этим разбираться. За короткий срок мне нужно было сделать многое… Или умереть.

Мир перед глазами дико крутился, я упал на колени и подполз к ремням, которые я приготовил заранее. Отлично. Привязать. Крепче. Ещё. Ещё крепче. Мой взгляд затуманился, и болезненные судороги прошли через тело, всё усиливаясь. Потом они прекратились. И в этот самый момент, когда моё тело фактически умерло и Дан-эн-Нян был уже рядом со мной, готовый вырвать мою душу и отнести её в Царство Забвения, я начал выкрикивать слова на Языке Творения. На Демонике.

— Деурру меллас гениус софээль канээль эльмиахрихол хаамиах хаэрэзол! Вохалл Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиус дамэй йахсанул! — что переводилось как: «Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!».

Помещение озарилось лазурным потусторонним светом, в единый миг высветившим всё, словно при вспышке молнии. Я чувствовал присутствие исполинской фигура Дан-эн-Няна, стоявшей за моей спиной. Непостижимым человеческому разуму способом, он мог одновременно находиться в сотнях тысяч мест, собирая свою страшную жатву. Каждый миг, во всех частях света, люди рождались и умирали. Демон всегда работал быстро, со знанием дела освобождая душу от пут, удерживающих её в бренном теле, и, бережно обнимая своими перепончатыми крыльями, — с шипением уносил вдаль над Серой Бездной. Потом — он же возвращал души в тела Звероловов, наделённых властью приказывать, и терпеливо ждал, поскольку некоторые из них бывали ослаблены после вызова настолько, что вскоре он забирал их вновь, совершая очередной, последний для них перелёт. Когда же этого не происходило, он с досадливым шипением исчезал. Но демон был терпелив. Рано или поздно, Звероловы всё равно умирали — у смерти более не оставалось от них тайн, ведь они слишком часто погибали, чтобы не знать того, что должно произойти в последний раз.

…И мой полёт начался. Прочь, над этим телом. Прочь, над этой комнатой. Над стенами этого дома. Над этим городом. Лесом. Горами. Страной. Миром. Жизнью…

Я стоял в Зале Судеб Храма Жертвоприношений. В центральном круге, от которого исходили шесть лучей в окружении двадцать плит с причудливыми изображениями. Вокруг меня располагались три высокие алебастровые колонны, поддерживающие свод, а пол из синего мрамора — отражал, будто зеркало. Широкий круглый зал был освещён светом трёх факелов, бесконечно размноженных в бесчисленных отражениях отражений. Но не это привлекало моё внимание. Меня окружали двери, за каждой из которых располагались алтари, и располагавшиеся над дверями картины.

Темы полотен, выполненных с непревзойдённым мастерством, внушили бы непосвященному человеку трепетный ужас своей непередаваемой кошмарной естественностью. Но Зверолову с притуплёнными чувствами на это было наплевать.

Охотники на серийных убийц, активно прибегающие к магии и алхимии, изгои, которых боялись и ненавидели настолько, что пугали ими малых детей, балансирующие на грани законности и морали, мы становились равнодушными ко многому. Применяя свои странные и пугающие методы, мы исцеляли за день раны, заживающие у обычных людей месяцами, общались с душами умерших, видели и чувствовали недоступное обычному глазу. Мы редко ошибались при вызове, потому что это стоило нам жизни. Я был уверен, что собрал достаточно информации о той душе, которую собираюсь вызвать: в противном случае это посещение Храма могло сделаться для меня последним. Я не имел права волноваться, чтобы не ошибиться.

Информация, собранная про Данкомба, была справедлива по отношению к тому Данкомбу, который существовал до того, как Дан-эн-Нян перенёс его душу в Царство Забвения. Смерть меняет людей. Сильно. И не в лучшую сторону. Редко нам с Клэрис удавалось найти понимание, сострадание, отзывчивость, получить точную информацию.

Обычно жертвы убийств помнили только боль. Они могли утратить рассудок, вести себя эгоистично, жаловаться, просить о чём-либо, тянуть время, насмехаться, ставить условия, и среди всего этого кошмара — приходилось выуживать частицы полезной информации. Иногда — Зверолову приходилось возвращаться в оставленное тело ни с чем: измученным и разбитым…

Я собирался с мыслями. Зал вокруг меня был полон странных звуков, мелодий и голосов. Одни из них смеялись, другие — нашёптывали мне что-то, третьи — завывали, исполняли горловое пение, стонали или плакали. Но я не должен был уделять этому внимания. Сюжеты картин представляли определённое разнообразие: люди на них, с соблюдением холодящих кровь подробностей, сгорали в пламени, тонули в воде, падали, поражённые оружием, агонизировали, отравленные ядом, висели, задушенные верёвкой…

…Но, в данный момент, меня интересовала лишь одна из них. Сделав несколько уверенных шагов, эхом отдавшихся в вековых сводах, я услышал приглушённый хрип, увидев, как оживший на картине человек забился в конвульсиях, и отчётливо произнёс:

— Вахалла я адеос зора провено сэмохайл!

Что означало:

— Я пришёл сюда, чтобы разделить боль задушенного!

После того как эти отчётливо произнесённые слова эхом прошлись по сводам Храма, дверь подле картины отворилась, явив мне нишу с тремя жертвенными алтарями и двумя дымящими жаровницами. Здесь были предметы, не отбрасывающие теней, свет, без источника, и тени, без предметов. Но меня — интересовали лишь алтари, и те слова, которые я должен был произнести перед ними вслух, прежде чем напитаю жертвенные чаши своей кровью. Первым мне предстояло насытить Алтарь Пути.

— Воххал севохархайлон иесор ярон носеени ягелору. Шемуэля хассатон шаддайл: тэхом, — произнёс я, что значило:

— Я ищу одного из бесконечной толпы безымянных. Слово, которое он услышит: любовь.

С коротким криком я напорол свои руки на шипы, и кровь, стекая с ладоней, постепенно наполнила чашу Алтаря. Всё ещё страдая от адской боли, я приблизился ко второму Алтарю. Алтарю Знака.

— Воххал севохархайлон амарзайём шавайт хушезаваар. Иахелла хэхора даяхэлл шимуэля хассатон шаддайл: Рафэна, везеннерах! — положив ещё кровоточащие руки на острия шипов, произнёс я. И это означало:

— Я ищу того, кто уже скитается по Царству Забвения, но был рождён в моём мире под знаком Рефена, кузнеца судеб!

Алая кровь, напитавшая чашу, была готова перелиться через край, и, в который уже раз, я не мог поверить, что вся эта кровь — моя. Вдалеке раздавался чей-то злой смех, но мне не было до него дела. Главное — не отвлекаться по пустякам. Предстоял третий, заключительный Алтарь. Алтарь Демона. Во всяком случае, здесь не планировалось каких-либо неожиданностей и возможных ошибок.

— Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиос дамэй йахсанул, йахха халаэльямелох хадламм кальптип тафтэру лахэл. Тэтурэшироз: Дан-эн-нян ягелор иехайм! — воскликнул я, нанизывая истерзанные ладони на лезвия жертвенника. Это дословно переводилось как:

— Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе. Расправь свои крылья над Царством Забвения. Твоё имя: Дан-эн-Нян, уносящий души!

Выбор был сделан. Пути назад не было. Исправлять что-либо — было поздно, и оставалось лишь принять судьбу таковой, какой она будет. Покинув алтарную нишу, я вернулся в зал, и на этот раз, не оборачиваясь, отправился в новую отворившуюся дверь: находившуюся не под очередным полотном, но изображённым прямо на камне чёрным солнцем. Символом Зала Откровений, в котором меня ожидали Врата Вечности.

Поначалу я следовал медленнее, но затем — ускорился. Иногда — каждое мгновение могло сыграть решающую роль. На этом ритуал ещё не заканчивался.

Зал Откровений был несколько меньше Зала Судеб и имел не круглую, а овальную форму. Над дверью, из которой я пришёл, возвышалась огромная статуя горгульи, напоминавшей крылатую смесь собаки и дракона в шипастом ошейнике. В левой и правой частях Зала располагались изображения львов. А прямо напротив меня — находилась дверь, через которую должен был явиться кто-то один из двух: либо Роджер Данкомб, либо смерть.

— Воххал шунмуэля лэймон. Воххал сеолам ваэт сезах. Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем!

Это значило:

— Я дал свою кровь. Я жду твоего ответа. Я — Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми!

После этих слов — массивные врата резко распахнулись, погасив факелы на стенах и оставив меня во мраке. Миновал трепетный миг волнительного ожидания и…

…Навстречу мне вышла душа Роджера Данкомба. Мертвецки бледный в буквальном смысле этого слова, с петлёй на шее и покрасневшими глазами, он выглядел равнодушным и отрешённым.

— Кровь… Везде только кровь… Потоки крови из её глаз, изо рта. Я не могу остановить её, не могу. Оставь меня, дай мне заснуть. Дай мне забыть, — сбивчивым, не живым, отвратительным голосом, пробиравшим до глубины души, несмотря на простоту сказанных слов, обратился ко мне Роджер. Мне слишком часто приходилось начинать разговор подобным образом: на начинающего Зверолова ещё можно было произвести впечатление подобным поведением, но я был неумолим. Я пришёл за ответами, и мне была дорога каждая секунда.

— Мне нужно поговорить с тобой. Я ищу справедливости, — игнорируя его просьбу, пояснил я.

— Справедливость? — ужасающий, полный отвратительных ноток, голос Данкомба усилился, прогремев эхом под сводами Зала Откровений. — Кровь не знает справедливости. Ты должен знать, что справедливости не существует, Николас Фэрпойнт, ублюдок, рождённый в грехе. Справедливость не вернёт кровь, вытекшую из ран, не заставит дыхание вырваться из остывших губ.

Криво усмехнувшись, Роджер продолжил с вызовом:

— Оставь. Мертвецов. В покое. Фэрпойнт! Забудь про справедливость…

Неожиданно, он прислушался и, начав оглядываться по сторонам, поднёс палец к уху:

— Тс-с! Ты слышишь это, Фэрпойнт? Кровь! Это капает её кровь!

Что ж, судя по всему, на это требовалось некоторое время.

— Ты не хочешь, чтобы убийца твоей возлюбленной был наказан? — взывая к его чувствам, настаивал я.

— Только тот, кто не знает, что ждёт здесь, на этой стороне, может задавать такие вопросы, — со смесью сочувствия, печали и зависти ответил Данкомб, злорадно и гневно продолжив: — В твоём мире нет наказания, Фэрпойнт! Там есть лишь месть! Вот — место наказания! Здесь ты познаешь, что такое страдания!

— Наказание — это ещё не всё. Мне нужно защитить другие жизни! — стараясь игнорировать патетические выпады Роджера, объяснил я.

— Меня — не волнуют чужие жизни. Меня — не волнует чужая кровь. Ты — глупец, Фэрпойнт, — с безучастным выражением лица, безмятежным тоном издевался надо мной гробовщик. Милый, несчастный мальчик: что сделала с тобой смерть?

— Мне — нужна твоя помощь! Я — хочу справедливости! — с сердитыми нотками, потребовал я, торжественно пообещав: — Я не дам тебе покоя. Я не дам тебе уйти. Мне нужны ответы.

Естественно, обладая целой вечностью свободного времени — он мог интересоваться тем, что происходит в Каворне, он мог интересоваться тем, что я делаю с его телом, кто я такой, что от меня ожидать. Но он не обладал всеведеньем. Он был всего лишь духом умершего человека. Он знал лишь то, что мог узнать за прошедшее время от других духов, но и он мог не знать, что я блефовал: я просто физически не мог находиться здесь вечно — равно как и он.

— Ты умрёшь, Фэрпойнт! — с ненавистью выплюнул молодой гробовщик. — Скоро твоя кровь окрасит траву! Да, я предвидел твою судьбу. Я расскажу тебе, какой конец тебя ожидает, дерзкий Фэрпойнт, тревожащий вечный сон мёртвых. Ты хочешь услышать это? Так слушай!..

— Я не боюсь смерти. Скажи мне, что ты знаешь! — я понимал, что он может лишь блефовать, я понимал, что он просто тянет время, отвлекает, усыпляет мою бдительность, провоцирует и пытается меня уязвить, но просто — в какой-то момент мне, действительно, стало интересно.

— Ты падёшь от собственного клинка, Фэрпойнт, — смакуя злорадное удовольствие, ответила мне душа мёртвого гробовщика. — Твоя кровь — будет последней, которую он прольёт. Прислушайся, и ты услышишь, как она вытекает из тебя.

— Все когда-то умрут, — с деланным безразличием констатировал я, хотя то, о чём он говорил, вполне соответствовало тому, как погибали многие Звероловы. — А теперь — отвечай! Я — не дам тебе уйти!

— Тише, тише, Фэрпойнт, — не пытаясь подавить нахальную усмешку, попытался умерить мой пыл Данкомб. — Спрашивай.

— Я знаю, что ты её не убивал. Что случилось на самом деле? — наконец задал я вопрос, ради которого прошёл через все эти муки.

— Ты знаешь, Фэрпойнт? — без язвительности, но с явным пренебрежением, раздражённо бросил юноша. — Что ты можешь знать? Впрочем, ты тоже прошёл через такое. Ты видел, как умирает Клэрис, верно? Ты не мог остановить кровь, текущую из её ран. Да, ты прошёл через подобное, Фэрпойнт. Я не убивал её. Я никогда бы такого не сделал. Когда я пришёл домой, она была уже мертва. Но я слышал, как она говорит со мной. Она обвиняла меня в своей смерти. Её мёртвые глаза — смотрели на меня. Это было страшно, Фэрпойнт. Слишком страшно для человеческого разума.

— Мне нужно найти убийцу. Мне нужна какая-нибудь зацепка, — попытался я направить ход его мыслей в необходимое мне русло.

— Тебе нужна помощь мёртвых, чтобы найти виновного среди живых? — с насмешкой и равнодушием поинтересовался Данкомб. — Я не знаю, кто это был, и мне всё равно. Когда-нибудь — я встречу его здесь. И тогда — я его узнаю.

— Я приведу его к тебе тем раньше, чем скорее ты мне поможешь, — счёл нужным напомнить я. Усиленный многократным эхом, смех безумца сотряс своды Храма. Но то не был смех радости или насмешка. То был смех горя и отчаянья.

— Это смешно, Фэрпойнт, — отсмеявшись, уже серьёзно продолжил гробовщик. — Что значит «раньше»? Время — не имеет для меня никакого значения. Но моя кровь — ещё не умерла! Очисти её, Фэрпойнт! Найди брошь! Она лежала на кровати, рядом с моей принцессой. Её забрал Сент-Джон…

Впервые в тоне Данкомба прозвучали нотки ненависти, адресованной не мне.

— Его я тоже когда-нибудь здесь повстречаю, — констатировал Роджер. — Найди брошь, и очисти мою кровь, моё имя.

— Что ж, это может быть важно, — с воодушевлением и надеждой в голосе, согласился я.

— И ещё одно, Фэрпойнт, — привлёк моё внимание гробовщик. — Я не хочу, чтоб моё тело гнило в твоём подвале, и не хочу, чтобы его сожрали черви. Я хочу пройти через огонь, как моя принцесса. Сожги моё тело. Обещай мне это, смертный Фэрпойнт.

Я защищаю живых, а не служу мёртвым. Но, почему-то, я ответил ему:

— Хорошо, я так и сделаю. Я сожгу твоё тело.

— Я сожгу твоё тело… сожгу твоё тело… твоё тело… тело… ло… о… — разошлись мои слова по сводам Храма Жертвоприношений. И, казалось, суровые картины, львиные головы и злорадствующая горгулья стали немыми свидетелями этой необдуманной клятвы.

— Ты дал мне слово, Фэрпойнт, — напомнил Данкомб. — И я буду наблюдать за тобой. Когда-нибудь мы снова встретимся.

Его общество утомляло меня, и было мне неприятно.

— Теперь ты можешь идти, — разрешил я, приготовившись произносить последние слова, которые должны были ознаменовать собой завершение ритуала.

— Шоэль сефирот тамай шамайл. Йаха халаэль ямело хадламм ас басс селохайм.

Это значило:

— Моё время здесь истекло. Подними меня на своих крыльях, демон, и отнеси назад, в мир живых.

Боль в ладонях была невыносима, как всегда. Я медленно отдышался — и открыл глаза. Потом — освободился от ремней и верёвок и отполз в угол. Каждое движение вытягивало из меня последние силы. Я прислонился спиной к холодной каменной стене и задумался. Кое-что я, всё-таки, выяснил.

Во-первых, было очевидно, что Данкомб невиновен. Кроме того — я знал, что он нашёл рядом с телом Элеанор какую-то брошь. Насколько это важно? В любом случае, мне нужно поговорить с мэром, который, скорее всего, её и взял…

…Прошёл, наверное, целый час, прежде чем я набрался достаточно сил, чтобы встать. Что ж, поговорив с Данкомбом, я не мог не отметить, что он пребывал в намного лучшем состоянии, чем я мог ожидать. Фактически я был удивлён тем, насколько разумно он говорил. Итак — Данкомб не имел отношения к убийству Элеанор и, по всей видимости, к исчезновению Грееров. Я почти уверен, что Роджер невиновен. На месте была брошь. Её забрал мэр. Нужно с ним поговорить. Роджер не убийца? Но кто же тогда? Мысли путались. Я соображал даже хуже и путаней обычного. Определённо, нужно было присесть и постепенно отойти от посещения Храма. Порой, мне приходилось совершать по нескольку посещений Храма за одни сутки, и тогда я справлялся со всем этим несколько проще.

Первое перемещение после длительного перерыва давалось несколько сложнее последующих. К тому же, я не знал, как долго я находился в Храме: часы могли длиться в нём, как минуты, а минуты — как часы. Это невозможно было угадать заранее. Поэтому работать вдвоём, как мы с Клэрис, было в разы удобнее и целесообразнее: пока один в Храме — второй заботится о нём, а потом — меняются.

Но Клэрис просто повезло со мной. Кто-либо другой мог оставить её умирать при первой встрече, убить, приняв за ведьму, затем, или просто не пойти за ней следом, услышав от неё всю правду про Звероловов. Я тем более не представлял, как я могу открыться кому-либо, и кто добровольно захотел бы составить мне компанию в моём нелёгком неблагодарном деле…

…Когда ко мне вернулась ясность мысли, я повторил для лучшего закрепления: брошь забрал мэр, если я отыщу её и узнаю, кому она принадлежит, — это может что-то прояснить…

…Всё? Или я что-то забыл?

Да, я обещал Данкомбу позаботиться о его теле. Точнее, я обещал его сжечь. Я и сам не отдавал себе отчёта в том, зачем я это сделал, но — обещание есть обещание, и нужно было как-то его сдержать. Отнести тело на погребальный костёр — было куда проще, чем украсть его с эшафота. Я знал, что даже если я не выполню своего обещания, Данкомб не сможет мне ничего сделать. Но обещание есть обещание — слово следует держать. И нет никакой разницы, насколько безумен или мёртв тот, кому это слово было дано. Возможно, он никогда не узнает, сдержал ли я слово или нет. Но это неважно. Я притащил тело на место костра, сложенного напротив массивного грубо сколоченного креста в горах, и положил его там. Оставалось только разжечь огонь. И в этом мне помогла моя трутница: вскоре заготовленные мной сухие ветви затрещали и пламя поглотило бренные останки молодого гробовщика, невинно осуждённого за убийство своей любимой.

— Покойся с миром, Данкомб, — искренне пожелал я ему. Конечно, он был со мной груб и неприветлив, но, возможно, причиной тому были душевная боль и обида за несправедливость. Кто знает, как бы любой из нас поступил на его месте. Можно говорить что угодно, но этого никогда не узнаешь наверняка, не оказавшись там.

Тем временем сизый дым поднимался ввысь, а я — уже спешил: огонь был заметен издали, и мне не хотелось привлекать к себе излишнее внимание.

На этот раз я, признаться, даже к некоторому своему удивлению, — не обнаружил мэра в таверне, как обычно. Не тратя более времени, я развернулся и вышел, поймав на себе недоверчивый взгляд Моллинза и подавляющего большинства завсегдатаев. Что ж, по всей видимости, Сент-Джон, для разнообразия, решил провести время дома. Однако, в целом — картина не отличалась: Филипп сидел напротив графина с вином, держа в руках глиняную кружку.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель, — наигранно прибедняясь, улыбнулся мэр моему появлению. — Вы — всегда желанный гость в этих стенах. Ну что же, присаживайтесь. Не хотите вина?

— Нет, спасибо, — сдержанно поблагодарил я.

— Кхм… Зря. Впрочем, для расследования вам действительно пригодилась бы свежая голова. Как, к слову, оно продвигается? У вас уже наблюдаются какие-либо успехи? — неторопливо отпив из кружки, поинтересовался Сент-Джон.

— Можно сказать и так, — кивнул я, без перехода сообщив: — Я полагаю, вы нашли брошь…

— Брошь? — с недоумением приподняв бровь, мэр напрягся, пытаясь сообразить, что я имею в виду, пока, наконец, до него не дошло. — А-а! Вы имеете в виду ту безделушку из дома Данкомба? Я её куда-то выкинул…

На лице мэра стало проглядывать некоторое прояснение, и хмель начал не то чтобы быстро, но отступать под натиском разума:

— Стоп! Одну минуточку… А откуда вы…

— Мне это нужно. Как можно скорее, — довольно резко и категорично перебил я.

— Мистер Фэрпойнт, — слегка заплетаясь, но уже связно и уверенно продолжил Филипп: — Дорогой Николас! Я не помню, что сделал с ней, и, честно говоря, не собираюсь вспоминать. Почему бы вам не заняться расследованием? Вы только теряете время. Если вы думаете, что брошь может быть уликой, то я уверяю вас, это не так. Это всего лишь безделушка, которую кто-то потерял. Совершенно очевидно, что преступник — Данкомб. Так почему же вы даже не пытаетесь продвигаться в этом направлении?

И снова — удача начинала от меня отворачиваться. За неимением других вариантов, я собирался отыскать брошь, полагая, что она способна помочь мне в моём расследовании, но мэр — заявлял, что выбросил её и не может вспомнить где. Я должен был каким-то образом заставить его сотрудничать. Но как? Проще сказать, чем сделать; ведь, в конце концов, я не оказывал на него, ровным счётом, никакого влияния…

…Однако же, если мне не изменяла память, кому-то здесь вроде как было «нечего терять». Что ж, это можно было легко проверить, и сейчас — ненависть Кобба к мэру могла сыграть мне на руку. Простившись с мэром, я, не теряя более ни минуты, направился к кузнице. Со времени нашей прошлой встречи изменилось немногое. По сути, у Джона, как он и говорил, действительно было слишком много работы. Однако же, как я полагал, моё известие было способно, как минимум, на некоторое время отвлечь его от повседневных дел. Так и получилось. Кузнец прервал свою работу, недовольно уставившись на меня, и уже собирался съязвить, когда я неожиданно выпалил:

— Мэр скрывает от меня улики и отказывается сотрудничать.

Открыв свой рот, он застыл, так и не успев произнести то, что собирался сказать до этого, и, сбитый с толку, поменялся в лице.

— Проклятый извращенец! — взорвался Кобб, покраснев от ярости и сжав кулаки до побелевших костяшек. — Не могу сказать, что я удивлён. Похоже, что вы действительно вплотную занялись этим расследованием. Буду рад помочь вам, чем смогу. Как только у меня будет время, я поговорю с ним. Уверен, после этого он станет более разговорчивым.

— Прекрасно, спасибо большое, — поблагодарил я его.

Что ж, определённых планов, за исключением поиска броши, на данный момент у меня не наблюдалось. Будь на моём месте Клэрис — я уверен, что она давно бы обратила внимание на те факты, которые я упорно продолжал не замечать, сопоставила одно с другим и предоставила бы мне чёткий план действий. Но я — не Клэрис. Я просто Николас. И я делаю то, что могу, и так, как умею.

С одной стороны, мне ужасно хотелось вздремнуть: путешествие в Храм, в ходе которого я временно покидал эту бренную землю, чтобы вернуться ещё более уставшим, вымотанным и разбитым, чем и без того был до этого, — явно не походило на отдых. С другой — завалиться сейчас на боковую, засиживаться в трактире и совершать что-либо подобное я тоже не хотел, поскольку не проследи я за тем, как будут развиваться события в дальнейшем, Кобб, судя по его манерам и характеру, действительно мог осуществить свою угрозу.

Не то чтобы я испытывал к Сент-Джону особое сострадание или не мог бы позднее допросить мёртвого мэра: вовсе нет, для этого у меня имелись, как мне казалось, все необходимые сведенья. Филипп родился в январе, следовательно — под Знаком Норведа, звездочёта. Ключевым словом Знака Пути его души, как мне виделось, было слово «Власть». Рисковать, вызывая ради такого случая Магрэта-эн-Дрията, — я всяко не собирался, так что с Алтарём Демона — тоже всё ясно.

Однако же, по возможности, я предпочитал не идти по пути наименьшего сопротивления и не множить дополнительные сложности, которые не смог бы потом разрешить.

Но, вместе с тем, хотя мэр и не вызывал у меня особых симпатий, если не сказать большего, — я всё равно не желал ему смерти. Во всяком случае — не такой, и не таким образом. Равно как я и не желал того, чтобы Джон Кобб сорвался и впоследствии угодил на тот же эшафот, с которого я не так давно снимал Роджера.

Словом, нужно было дождаться и проследить за развитием событий: припугнуть, но — не более.

Кобб по-прежнему относился ко мне несколько настороженно, хоть и более благосклонно, не зная, как реагировать на моё неожиданное сообщение: кто знает, может быть, мы с мэром просто чего-то не поделили. Поэтому — лишний раз мозолить ему глаза не хотелось, и я побрёл проследить за тем, что, в настоящий момент, творится на эшафоте.

Не приближаясь близко, я проложил свой маршрут таким образом, чтобы можно было просто бросить взгляд издалека. Естественно, тела не было, однако же — стражника я не обнаружил также. Судя по всему, бедолаге не поздоровилось. Мне даже было его жаль. Немного. Но, впрочем, у меня просто не было иного выхода.

Желудок кошмарно заурчал. Скверное дело. Зелья притупляли мои чувства уже настолько, что, без напоминания, я мог забывать даже о первоосновных вещах: усталости, голоде и прочем. Решив, что длительное пребывание в таком ритме не сулит мне ни скорейшего раскрытия этого дела, ни чего-либо хорошего в целом, я вернулся домой, чтобы наскоро перекусить чем-нибудь из своих скромных запасов и запить это всё колодезной водой. Потратив некоторое время на себя и собственные насущные дела, я вскоре, словно бы невзначай, вернулся к кузнице и, не обнаружив там Джона, — взволновался не на шутку…

…Я даже не бежал, а словно бы летел к дому мэра, однако же, когда я без стука распахнул дверь и ввалился внутрь, едва не сбив с ног несчастную Эмму, — мэр встретил меня недовольным и мстительным взглядом. Во всяком случае, я был рад уже тому, что худшие из моих подозрений так и не подтвердились.

— Мистер Николас… — нахмурив брови, промолвил Сент-Джон. — Это снова вы…

— Я хотел бы спросить про брошь, — как ни в чём не бывало, напомнил я.

— Да, эта чёртова брошь… — казалось, мэр вовсе не был удивлён моим вопросом и на этот раз, был трезв как стёклышко. — Так это вы прислали ко мне Кобба? И как это всё, позвольте вас спросить, называется? Вы меня очень разочаровали, мистер Фэрпойнт…

Понимая, что я не собираюсь перед ним извиняться, равно как и уходить без ответов, он с явной неохотой продолжил, глядя на меня, будто святой апостол на Иуду:

— Я выкинул её где-то на кладбище рядом с домом Данкомба. Не знаю, впрочем, стоит ли вам дальше продолжать расследование. Тем более, что вы — идёте по ложному следу…

— Всего хорошего, — кивнул я, покидая дом мэра под неприветливым взглядом его владельца.

Естественно, после того, в каком неожиданном для мэра ключе начали развиваться события, он вряд ли собирался бы мне заплатить даже в случае благоприятного исхода дела, хотя — на мою сторону, полагаю, встали бы горожане, у которых к тому времени возникли бы неприятные вопросы к нему самому.

Но дело было не в этом. Разумеется, я должен был за счёт чего-то существовать, но в голове у некоторых людей просто не укладывалось, что кто-то может не спать ночами, рисковать здоровьем, жизнью и душой, балансировать на самой грани острия, не ожидая при этом даже явно заслуженной награды.

Я занимался этим лишь потому, что не мог не жить иначе. Мой жребий был брошен уже давно. Собственные интересы были для меня не столь приоритетны, как выполнение текущей задачи: сейчас я имел цель и до чьей-либо неприязни либо симпатии мне не было особого дела. У меня был план. Я знал, где искать. Всё-таки я годился на что-то и без Клэрис.

Не стану повторяться, описывая дорогу до кладбища, и углубляться в излишние описания ненужных для вас деталей; скажу только, что с поиском этой броши мне пришлось повозиться — но оно того стоило. Казалось, я уже изучил каждый дюйм на этом чёртовом кладбище, когда, наконец, уже вконец отчаявшись, я обнаружил под кустами то, что так долго и упорно искал.

Однако на этом мои поиски на сегодня не заканчивались. Отыскать брошь — было всего лишь половиной дела. Оставалось отыскать её владельца. Пожалуй, я рискую вас удивить, сообщив, что не стал просто бегать с ней по всему городу, показывая всем и каждому и расспрашивая о том, не знаком ли им владелец данной вещи. Для разнообразия я решил постараться мыслить логически, отсекая всё лишнее, как это сделала бы на моём месте Клэрис.

На первый взгляд, украшенная брошь с места преступления выглядела вызывающе броско. Подобная, как выразился мэр, «безделушка» могла прийтись по карману далеко не каждому, но исключительно состоятельному человеку. Стражники и крестьяне отпадали сразу, Моллинз, Кобб, Бейкер, Эмма и Саймон — также. На монахов — не похоже. Про травницу, полагаю, не следовало и говорить. Что же до Харрелов, пока что я, как и все, был склонен считать, что все разговоры про тайные богатства являются не более чем бредом сумасшедшего. Во всяком случае, городской сумасшедший лишь распускал руки и пропивал последние деньги немолодой жены, но при этом — носил крайне неопрятное тряпьё и вряд ли где раздобыл бы подобную брошь. Грееры, со слов окружающих, также богачами не были. В итоге, из всех известных мне обитателей Каворна — подобную вещь могли позволить себе лишь четверо: Сент-Джоны и Лимси. Однако мэр не стал бы выбрасывать собственную брошь, тем более что этот трусливый слабак, судя по всему, просто испугался бы вида крови и не годился на роль хладнокровного убийцы. Во всяком случае, он не стал бы сдирать с девушки заживо кожу и оставлять рядом свою брошь, чтобы потом не забрать…

В общем, прямое участие мэра Филиппа в убийстве Элеанор смотрелось более чем маловероятным, хотя, будь на его месте более решительный и, главное, жадный до чужой крови человек, — подобное поведение казалось бы логичным: свалить всю вину за своё преступление на непричастного парня без рода-племени, а затем — подыскать человека сомнительной репутации, который возьмётся за расследование, сводящееся к фальсификации. Но нет: быть может, Филипп и был извращенцем, но — отнюдь не безумным убийцей. Типичный чиновник, держащийся за своё место всеми силами, заботящийся об общественном мнении и укреплении собственной власти. Эгоист, считающийся лишь со своими потребностями и не жалеющий ради них чужих жизней и судеб. Словом, мэр отпадал.

Хелен? Девушка была скромной и, насколько я разбирался в людях, искренней. Галфрид Лимси мог позволить себе подобную вещь, однако же — одевался и вёл себя более чем скромно для своего статуса. Он явно был не из числа тех людей, кто кичится своим состоянием. Хотя, сравнительно скромный перстень, должно быть, напоминавший ему о покойной жене, — всё-таки был его, образно выражаясь, «слабостью».

К слову, если так подумать, — каждый в этом городе кого-то потерял. Ну, или почти каждый. У Кобба умерла жена, у Саймона — сестра, у Эммы — мать, у Лимси — жена, у его пасынка — мать…

Чума сроднила многих в их общем горе.

Но, так или иначе, я вернулся от этих мыслей к настоящему. Итак, оставался Джон Лимси. Да, он, при его характере и повадках, вполне мог оказаться тем, кого я разыскивал, хотя, с другой стороны, его звериная грубость и надменная заносчивость были чересчур нарочиты, в то время как многие из серийных убийц — в обычной жизни были людьми тихими и неприметными. Но, для начала, прежде чем выдвигать человеку прямые обвинения, основанные на одном лишь неподкреплённом предположении, я всё-таки собирался проведать его отчима и подтвердить свои выводы. Во всяком случае, несмотря на остававшиеся у меня сомнения, казалось, расследование, наконец-таки, сдвинулось с мёртвой точки. Наконец-то у меня в наличии имелся вполне конкретный подозреваемый.

Как и ожидалось, я нашёл Галфрида Лимси в таверне. Этот благородный джентльмен, как обычно, топил свои переживания по поводу преследующих его неурожаев в очередной кружке эля, когда я подошёл к его столу, продемонстрировав дорогую брошь.

— Прошу, прощения, сэр, вам знакомая эта вещь? — внимательно наблюдая за его реакцией, осведомился я. Казалось, трактирщик тоже заинтересовался нашей беседой.

— Конечно! — не размышляя и мгновения, охотно согласился лендлорд. — Эту брошь потерял мой сын. Я отдам ему её, как только его увижу.

Есть. Наконец-то! Я знал, что рано или поздно — мне должно было повезти. И теперь — Джону Лимси, как минимум, предстоял крайне неприятный разговор.

— Не стоит. Я лучше сам верну ему её, — заверил я, аккуратно убирая брошь в карман.

— Как хотите. Он будет рад, — с благодарностью согласился Галфрид.

— Не сомневаюсь, — любезно раскланявшись с Лимси-старшим, я покинул таверну, направившись к его дому. Спустя некоторое время я безошибочно определил знакомый двор и неприятного мне человека. К тому моменту юноша уже оправился и вновь оттачивал своё мастерство, с удвоенной яростью поражая несчастное чучело. Впрочем, будь у меня выбор, я постарался бы в этот раз обезвредить его, не изувечив и не убив. Тогда — я всего лишь хотел проучить зазнавшегося грубияна. В этот раз — мои намерения были несколько иные.

— Он — неспособен дать вам сдачи, — заметил я, входя во двор.

— Вы! — гневно отреагировал Джон на моё появление, оставив в покое набивного дурака. — Почему бы вам не оставить меня в покое?!

— Это ваша брошь! — продемонстрировав детине безделушку, решительно заявил я.

— Моя? Что за чушь? Я никогда раньше её не видел! — не поведя бровью, заверил молодой Лимси.

— Я уверен, что мы можем найти кого-нибудь, кто это подтвердит, — убирая брошь в карман, я положил руку на оголовок меча, недвусмысленно намекая Джону о том, что может его ожидать.

— Ну, ладно, чёрт подери, она моя, — задира, пусть и нехотя, но признал очевидное. — Ну и что? Носить брошь теперь преступление?

— Нет. Но убийство, несомненно, преступлением является, — чувствуя исходивший от него страх, продолжил я логический ряд.

— Убийство? — покривившись, переспросил он, глядя на меня со смесью ненависти и опаски. — Послушайте, мистер Фэрпойнт, давайте расставим всё по своим местам. Я никого не убивал. Я нашёл Элеанор лежащей у моста, ведущего к монастырю. Она была тяжело ранена, но ещё жива. Я поднял её на руки и только тогда увидел страшную рану на её спине. Она пыталась мне что-то сказать, но я не мог разобрать её слова.

Переведя дыхание, он продолжил:

— Послушайте, мне тогда было нелегко. Должен признать, что она мне нравилась. Но, к несчастью для неё, она предпочла этого негодяя, Данкомба.

— Ладно, предположим, это правда, — к ужасу молодого Лимси, я выхватил меч из ножен, но пока не спешил пускать его в ход, а просто, как бы невзначай, встал, слегка опершись на него. — И что случилось потом?

— Ближайшим местом, где ей могли оказать помощь, был монастырь, — продолжил свою исповедь приёмный сын лендлорда. — С Элеанор на руках я перебежал через мост и стал звать на помощь, но всё было впустую. Верные слуги Господа! Они виноваты в её смерти! Она испустила дух перед воротами храма. Я не знал, что делать, но потом мне в голову пришла мысль. Я понял, как рассчитаться с гробовщиком. Его дом был неподалёку, а самого его дома не было. Я отнёс тело к нему домой и положил в кровать, а потом разбросал вещи, чтобы было похоже, что в доме была драка. Затем я пошёл домой, переоделся, побежал к мэру и сказал ему, что слышал в доме гробовщика женские крики. А то, что бедняга, вернувшись домой и обнаружив в своей кровати труп, тронулся умом и, пытаясь вернуть девушку к жизни, перемазался кровью, сыграло мне на руку.

— Я — Зверолов, и твоё время пришло, — прокомментировав услышанное, я поднял меч, готовясь к нанесению и отражению атак. Только на этот раз — я собирался сражаться в полную силу и не щадить это бешеное животное.

— Так, значит, я зверь? — Джон нездорово улыбнулся, глядя на меня с отчаяньем загнанной в угол крысы. — Но я же никого не убивал! Что ж, я признаю, что, в некотором смысле, меня, в самом деле, можно назвать убийцей. Но возьмём, например, мясника, забивающего скот на бойне. Он — убийца? А разве эти тупые селяне чем-то лучше животных?

— Я могу сохранить тебе жизнь. Горожанам это понравится, — великодушно предложил я.

— Что это? Внезапный приступ благородства? — язвительно изумился этот заносчивый сноб, с сомнением скривив губы. — Впрочем, я всё прекрасно понимаю. Если я останусь жив — они сами убьют меня мучительной смертью. И это будет лучшее правосудие, верно? Но, дорогой мой, вы не поняли, почему я всё это вам выложил. В мои планы не входит отпускать вас, чтобы вы рассказали обо всём этому сброду. Я сделал это, чтобы вы не умирали в неведении. Считайте это небольшой компенсацией за то, что сейчас я вас убью. Защищайтесь!

На этот раз — наш поединок был намного короче. Мой яростный напор сломил его неуверенную оборону, и вскоре, пропустив не смертельный, но весьма ощутимый удар, решивший исход поединка, молодой Лимси взвыл:

— Молю вас, пощадите!

Скулящий зверёныш, решивший померяться силами с матёрым охотником. С последним моим ударом — он упал на колени, как если бы собирался молиться. Я приставил кинжал к его горлу и нагнулся к нему. Смирившись, он отпустил свой меч, и тот упал на землю.

— Твоя жизнь — не принадлежит мне. Но запомни: позже — ты пожалеешь о том, что не я прекратил её. Я, здесь и сейчас… — слегка оцарапав его горло, пообещал я. Тонкая струйка крови стекла по шее верзилы, а ужас в его глазах отразил полное понимание правоты моих слов. Взволнованная толпа, ведомая мэром, собиралась вокруг. Они жаждали объяснений. И я всё рассказал им. Ну, почти всё…

Мэр не хотел верить. Он отказывался принять то, что все остальные уже знали. Что он приговорил к смерти невинного человека. По толпе прошёл зловещий ропот, и люди начали сжимать кольцо вокруг молодого Лимси, который пытался отползти в безопасное место. Мэр хотел взять ситуацию под контроль, но был смят толпой. Я пробился к нему через ряды растерянных горожан. Толпа окружила нас, и я, время от времени, видел голову сына лендлорда, которого тащили Бог знает куда. Я слышал его отчаянные вопли и после того, как он исчез из поля моего зрения. Внезапно я почувствовал себя крайне уставшим.

— Ну и дел вы наделали! — в бессильной ярости проорал мэр. — Вы хоть понимаете, что вы натворили?! Теперь — мне надо как-то предотвратить в городе панику! И кто во всём виноват?! ВЫ!

— Я?! Какой сюрприз! — переходя в наступление, язвительно парировал я.

— Ну конечно, вы! — не принимая моей иронии, гневно настаивал Филипп. — Вы понимаете, что ничего хорошего не добились? Данкомба — вы не вернули. Да и кому был нужен свихнувшийся гробовщик? Смерть Лимси — ничего не значит: при таком поведении, характере и отношении к окружающим его всё равно рано или поздно убили бы в драке. Настоящий убийца — на свободе, и в городе снова начнётся паника. Человек — разумен, толпа — нет. Кто знает, что теперь взбредёт в их горячие головы? Они могут убить меня, Моллинза, доктора Бейкера, травницу, вас, пойти штурмовать монастырь, изнасиловать мою жену и служанку, перебить городскую стражу!

Продолжая негодовать, мэр оживлённо жестикулировал, не зная, куда девать руки:

— В страхе — они могут начать подозревать всех и вся, по поводу и без, и устраивать скорую расправу, даже не посоветовавшись ни со мной, ни с вами, ни с кем-либо ещё! Помяните моё слово: пройдёт совсем немного времени, и всё это быдло начнёт грабить, убивать, громить таверну, мэрию, поджигать дома, насиловать скот и кур, и чёрт знает что ещё! Вы этого хотели?! Теперь — я должен придумать способ, как успокоить жителей!

— Имейте терпение, — холодно потребовал я. — До завершения ещё очень далеко. Я только начал.

— Я настаиваю! — с властными ледяными нотками в тоне продолжил Сент-Джон. — Вы должны найти убийцу, чтобы горожане не паниковали. Если вы, конечно, способны это сделать. И ещё кое-что. Вы не могли бы найти на болотах мою жену и попросить её вернуться домой? Я предпочитаю видеть её в безопасном месте: кто знает, сколько времени вам потребуется на поиски преступника…

Я с пониманием кивнул. Как же — манера игнорировать проблему, думая, что раз закрыл глаза, то она исчезла, — не помогла, и лишь теперь мэр забеспокоился за свою жену?

— Хотя лично я больше опасаюсь гнева горожан. Мало ли, что они могут сделать с ней. Хоть Хелен и непричастна ко всему этому — как-никак, она всё-таки моя жена, и кто-нибудь может захотеть отыграться на ней только лишь из-за этого, — сурово заметил мэр и, в очередной раз посмотрев на меня с укоризной, удручённо покачал головой, после чего — побрёл прочь. Теперь для его карьеры явно начались нелёгкие времена. Впрочем, это было меньшей из его проблем. А у меня, тем временем, оставалось немало своих.

Итак, молодой Лимси нашёл умирающую Элеанор под мостом у монастыря и положил её в кровать гробовщика. Его ревность стала причиной смерти бедного Данкомба. Но если он нашёл Элеанор живой — то кто же настоящий убийца?

Пока что я ещё не был готов дать ответ на этот вопрос. Но понимал одно: доказав вину молодого Лимси, я, судя по всему, приобрёл врага в лице мэра. Впрочем, меня это не особенно волновало, хотя, в свете последних событий, Сент-Джон показался уже не таким простым человеком, как я поспешно решил при первой встрече. Как бы то ни было, Филипп прекрасно понимал, что он ошибся и настоящий убийца бродит неподалёку. В любом случае я должен был передать его жене, которая ушла в сторону болота, чтобы она возвращалась домой. Некоторое время я просто стоял, в томительных раздумьях опершись о рукоять батарного меча, и переводил дух, но вскоре — направился на поиски Хелен.

До меня доносились разгневанные и встревоженные крики горожан, шум царившей в Каворне суеты, но сейчас я воспринимал происходящее, словно во сне, и просто брёл, не разбирая пути. На этот раз я уже изучил местность лучше и придерживался основных тропинок и знакомых ориентиров. Несколько раз мне даже удавалось обнаружить кое-какие из необходимых мне трав, растущих прямо при дороге, и я останавливался, без долгих раздумий срезая их. При этом я даже не задумывался — мои руки работали сами.

Через некоторое время я начал замечать на болоте огни. Это горели факелы стражников, совершавших обход городских окрестностей. Ориентируясь по ним, я вскоре добрался до знакомой опушки возле дома травницы. На этот раз Хелен, в сопровождении всё тех же верных гвардейцев, находилась чуть подальше от того места, где я встретил её впервые.

— Что за странный мир! Тот, кто несёт зло, исправляет несправедливость, допущенную другими, — прервав своё занятие, с улыбкой заметила Хелен, поставив перед собой полную трав корзину. — Надеюсь, Мод ошибалась насчёт вас, мистер Фэрпойнт.

«Откуда ей уже известно про Лимси? — опешил я, вновь поражённый её словами. — Травница?».

— Она неправа, и я в этом уверен, — категорично заявил я, с интересом осматривая обнаруженные Хелен травы. Да, среди них встречалось немало полезного мне, и я, скорее в шутку, отметил про себя, что из неё, должно быть, получилась бы идеальная жена для Зверолова. Жена для Зверолова — подобное словосочетание само по себе казалось мне абсурдным, и останься у меня чувство юмора — это могло бы меня повеселить. Впрочем, остальные бы меня всё равно не поняли.

— Возможно, вы правы, — с доверием в голосе согласилась юная женщина. — Надеюсь на это. Мод не похвалила бы меня за это, но я вам верю. Из всех людей, что я знаю, вы выглядите наименее достойным доверия, но всё равно — я вам верю. И я верю, что вы найдёте убийцу.

На миг поменявшись в лице, Хелен побледнела и просто взмолилась:

— Поймайте это чудовище. Тогда мы все снова сможем спать спокойно.

— Не беспокойтесь, я его найду, — ощутив внезапно нахлынувший прилив вдохновения, пообещал я ей. Почему-то, стоя здесь, рядом с ней, я чувствовал себя настолько хорошо и спокойно, как никогда в этой жизни. У меня не было любящей матери, которая могла бы заключить меня в тёплые родительские объятья, нежно прикоснуться губами к детскому лбу или провести ласковой материнской ладонью по моим волосам. У меня никогда не было друга, с которым я просто мог бы сидеть, разговаривая ни о чём или доверяя свои тайные переживания. Однако сейчас я испытывал необъяснимое чувство, будто бы наконец вернулся в дом, который могу назвать своим, и разговариваю с человеком, которого знаю не один десяток лет. Какое-то время мы просто молчали каждый о своём, и я знал, что готов простоять так хоть целую вечность, просто глядя в её зелёные глаза, но, вместо этого, я нехотя произнёс:

— Мэр сказал, чтобы вы возвращались домой.

— Моя жизнь здесь и так не слишком интересна, — посетовала Хелен. — И я не хочу провести её в четырёх стенах. К тому же, рядом со мной всё время есть охрана. Мне нечего бояться.

— Кхм, — в данный момент я испытывал смешанные чувства: умом я понимал, что дома, под защитой надёжных стен, она действительно будет под лучшей защитой, но, вместе с тем, я мог понять и её. А если честно — в тот момент я просто не хотел, чтобы она уходила.

— Воля ваша, — опускаясь на колени в траву, заметил я, обнаружив под ближайшим кустом заинтересовавший меня пурпурный бурьян. — Надеюсь, вы не будете против, если я к вам присоединюсь?

— Мужчина, собирающий корни, травы и ягоды? — с изумлением улыбнулась она. — Вы не перестаёте меня удивлять. Да! Конечно же! Просто это так необычно…

На время я позабыл о недавно терзавшей меня усталости. Впрочем, не замечал я и самого времени: в этом проклятом месте, где день практически ничем не отличался от ночи, а ночь ото дня, я, вопреки всему, испытывал радость и спокойствие, которых в моей безумной жизни так не хватало.

В какой-то момент — наши руки одновременно потянулись к одной и той же траве редкого многоцветного оттенка и, на короткий миг, соприкоснулись. Встретившись со мной взглядом, Хелен немного смутилась, ощущая неловкость, и я уступил находку ей.

Бдительные гвардейцы, несущие свою непрестанную стражу, продолжали настойчиво делать вид, что ничего не замечают. Однако они не были ни слепыми, ни глухими, и я понимал, что теперь у мэра может появиться ещё и дополнительный повод смотреть в мою сторону косо. Впрочем, это не имело никакого значения.

Тем не менее, я не желал беспочвенно компрометировать женщину, поэтому поспешно раскланялся, сообщив, что собираюсь заняться своими делами. Хелен понимающе кивнула.

Покидая неприветливые болота, я испытывал весьма двоякие впечатления. С одной стороны, хотя моё лицо оставалось угрюмым и хмурым, душа моя пела, как бы глупо или странно это ни звучало. В какой-то момент мне на ум начала приходить та недавняя история про Эмму и Саймона, но я отогнал эти мысли прочь. И в самом деле, ну что за глупости?

Но, вместе с тем, слова немолодой женщины по-прежнему не выходили у меня из головы. А что, если старая Мод действительно была права? Разумеется, я отказывался во всё это верить, но зёрна сомнения уже зародились в моей душе, а некоторые события косвенно наводили на мысли о её правоте.

Уже на подходе к ближайшим ко мне домам я понял, какого зверя я невольно выпустил на свободу. Опасения мэра во многом подтверждались. Как мне стало известно гораздо позднее, разгневанная толпа, жестоко расправившись с приёмным сыном лендлорда, ещё долго пребывала в страхе и панике, отчаянно выискивая виновных в своём удручающем положении, заодно решив свести старые счёты и припомнить под шумок прочие споры и обиды.

В первую очередь, мишенью народного гнева, как и ожидалось, сделался мэр, которого Джон Кобб, возглавлявший пытки и казнь молодого Джона Лимси, предложил повесить в отместку за Роджера. Подстрекая вооружившихся горожан, он повёл их на дом мэра, играючи сметя немногочисленных подвернувшихся под руки стражников.

Несчастные гвардейцы храбро и честно исполняли свой долг, несмотря на то, что симпатии многих из них были на стороне возмущённых крестьян, но, тем не менее, некоторое из них поплатились за своё служебное рвение и лояльность мэру.

Пострадавшие наблюдались с обеих сторон: на улицах царили настоящий погром и неразбериха, кто-то крал чужих птиц или уводил чужой скот, окна мэрии были разбиты камнями, кто-то, в безумной ярости не отдавая себе отчёта, поджёг сарай лендлорда, в котором хранились и без того немногочисленные запасы, отложенные им на чёрный день, в то время как сам Галфрид защищал Эмму, бежавшую в его двор в поисках защиты от гнева обезумевших селян. Её хозяин забаррикадировался в таверне вместе с Моллинзом, обложив себя охраной из лояльных ему гвардейцев. В то же самое время — кто-то из горожан призывал взять бревно потолще, ломануться гурьбой к воротам монастыря, вынести их и заставить монахов, как минимум не пришедших на помощь к Элеанор, а то и прямо виновных в её смерти, держать за это ответ. То есть — без суда и следствия перевешать их на первых попавшихся суках.

К счастью, до этого не дошло. К концу дня — городским стражникам удалось взять ситуацию под свой контроль, установив в городе подобие порядка, хоть это и далось им дорогой ценой. У некоторых из гвардейцев были проломлены головы, перебиты ноги или руки, кто-то из горожан пострадал не меньше. Но, во всяком случае, хотя многие раны оказались тяжёлыми, убитых не было.

Наиболее ретивых смутьянов, мародёров и подстрекателей решено было упрятать в острог до дальнейших распоряжений мэра, но связываться с Коббом гвардейцы побоялись, во избежание начала новых беспорядков: во-первых, в настоящий момент кузнец пользовался среди горожан наибольшим авторитетом, а во-вторых, как ни крути, Джон был незаменимым человеком для города. В особенности — теперь.

Как бы то ни было, но это был очень тяжёлый день. Для всех. А в частности, для доктора Клемента Бейкера, у которого за эти часы прибавилось работы как ни у кого другого. Я брёл по улицам города, наблюдая картины ещё большего уныния и разрухи, чем те, что встречали меня в первый час моего пребывания в Каворне. Хромающий стражник с трудом передвигался, опершись о свою алебарду, словно бы о костыль. Другой рукой он держался за своего товарища, который следовал подле него с перебинтованной головой. Серая повязка была пропитана свежей кровью. Казалось, они меня не замечали либо просто не хотели подавать вида. Отойдя от своего помешательства, люди разгребали следы недавнего погрома и подсчитывали понесённые ими убытки.

Вблизи дома доктора собралась немалая очередь гвардейцев и горожан, нуждавшихся в его помощи, и среди всего множества собравшихся я обнаружил Эмму, по мере возможностей помогавшую пострадавшим. По всей видимости, она была настолько занята, что просто не заметила меня, а я не желал её отвлекать и тихо прошёл в дом доктора, миновав нескольких поспешно расступившихся на моём пути человек. Ощущая на себе их взгляды, я, по идее, отчасти должен был бы испытать чувство вины. Однако же его не было по той простой причине, что я всего лишь действовал по обстоятельствам, поступая по совести и так, как считал необходимым. Да и мог ли я поступить как-либо иначе? Был ли у меня выбор? Не знаю.

Я сразу узнал лицо изувеченного человека, занимавшего в настоящий момент кровать в приёмной доктора. Это был тот самый привратник, столь недружелюбно встретивший меня ранее у ворот Каворна. Впрочем, меня нельзя было упрекнуть в том, что я желал для него подобной участи и испытал какое-либо удовольствие от лицезрения его страданий. Тем не менее, особого сочувствия я не испытывал к нему также.

— Это — Ричард Таннер. Да, беднягу отделали, что называется, будь здоров, — приблизившись, прокомментировал увиденное мною Бейкер. — Вы, как я полагаю, уже знакомы?

— Да, имел сомнительное удовольствие, — коротко кивнул я, не желая ворошить недавнее прошлое и вдаваться в подробности.

— У него тяжёлый характер, но он неплохой человек. Просто многие сейчас на пределе. Не вините себя в том, что произошло. Это случилось уже не по вашей вине. Вы — всё сделали правильно, — вытирая руки о перепачканную кровью рабочую одежду, заверил меня Клемент. — Ну, что ж, должен сказать, что я рад вас видеть, мистер Фэрпойнт. Итак, правосудие восторжествовало. Вы — первое хорошее событие, которое за последнее время с нами произошло.

— Боюсь, многие могут с вами не согласиться, — с виноватой улыбкой поделился я опасениями. — И, в частности, мэр.

— В задницу мэра, вот что я вам скажу, — прямо и откровенно ответил мне доктор, поспешив добавить: — Но ваши дела ещё не закончены. Возможно, дальше вам будет сложнее, но я буду счастлив помочь вам. Несмотря на то, что мне предстоит сегодня ещё немало дел, смею заверить вас, что моя хроника будет готова завтра. Более того, я дам вам ещё кое-какие интересные документы. Возможно, там вы найдёте сведения, которые вам пригодятся. Увидимся завтра.

— Хорошо, тогда до завтра, — прекрасно понимая, какие проблемы в настоящий момент выпали на голову Клемента, попрощался я, оставив доктора наедине с его нелёгкой работой.

Зрелище, представшее передо мной у эшафота, могло бы вывернуть желудок обычного человека наизнанку без особого труда. Обычного человека, но не опытного Зверолова. Молодой Джон Лимси, а, вернее, то, что от него осталось, было вывешено на всеобщее обозрение на том же самом месте, где ранее располагалось тело гробовщика Данкомба. Кровь за кровь.

Поблизости не было ни единого стража, и лишь немногие собравшиеся горожане с кровожадным огнём в глазах наслаждались видом обезображенного и изувеченного тела лендлордского пасынка. Ближайшим из них оказался ни кто иной, как Джон Кобб, руки которого в буквальном смысле были примерно по локоть в крови.

— Жернова Господа мелют медленно, но неуклонно, — с грозной непреклонностью палача произнёс он, заметив моё появление. — А вы им помогли! Я — ваш должник. Мне нужно кое-что сказать вам…

Выразительно оглядевшись по сторонам, кузнец тяжело вздохнул и продолжил:

— Знаете что, приходите ко мне завтра. Сейчас я говорить не могу. Бедный мальчик. Я всё время о нём думаю…

— Тогда я загляну завтра, — с пониманием кивнул я и, попрощавшись с Коббом, побрёл прочь. Ноги сами несли меня в направлении к дому, а я размышлял о том, что после всего пережитого за сегодня, как минимум, вполне заслужил упасть на кровать и заснуть.

Похоже, с тех пор, как я восстановил доброе имя Данкомба, кузнец стал относиться ко мне более дружелюбно — настолько, насколько он на это способен. И, как я полагал в этот миг, у меня появился весьма надёжный союзник.

Измотанный, я упал на кровать и стал думать о том, что произошло. Я неплохо поработал, пусть даже мэр думает по-другому. Но обдумав это более тщательно, я признал, что в чём-то он, конечно, был прав.

Молодой Лимси заплатил за свою подлость, но он совершенно не помог мне в моём расследовании. Убийца пожилой четы и девушки всё ещё разгуливал на свободе, и никто не мог быть уверен, что он не был занят в этот момент выслеживанием очередной жертвы.

Может быть, я напугал его? Может, он совершит ошибку? Я надеялся на это. Я ничего не знал, и страх снова распространялся по городу, как чума. Я всё ещё был в самом начале. Решив продолжить своё расследование, посетив монастырь, где Лимси нашёл умирающую Элеанор, я заснул.

Сон был беспокойным и не принёс мне отдыха. Странный голос говорил со мной, а я был нем:

— Ты хочешь погасить пламя, но несёшь факел. Зачем ты пришёл, странник? Ты хочешь залечить старые раны, но продолжаешь обнажать их своим мечом. Зачем ты пришёл, странник? Ты есть погибель. Ты есть проклятье. Ты, и твоя порченая кровь. Уходи, странник.

Ближе к утру, к нему присоединился другой голос. Голос Саймона Линса, молодого добродушного рыбака:

— Помоги, пожалуйста! Он почти здесь! Поспеши, иначе…

Я проснулся, но бодрости не почувствовал. Впрочем, после такого сна, это всё равно было облегчением.

АКТ II: ГОЛОС В ТЕМНОТЕ

Я мог с уверенностью сказать, что что-то не так, как только проснулся. Но только когда я вышел из дома, я понял. На длинной сырой траве было совсем немного крови. Гораздо больше стекало по стене моего дома. Я снял перчатку и осторожно коснулся одного из пятен. Я ощутил покалывание, будто тысяча иголок вонзилась в мою руку. Не было никаких сомнений — это человеческая кровь.

Тогда я заметил ещё кое-что. Палка, валяющаяся в стороне, на которую я поначалу не обратил внимания, оказалась сломанной удочкой. В этот момент время словно замедлилось, и я снова услышал этот голос, который ворвался ко мне из туманного мира снов, но при этом был слишком реальным. Крик о помощи, голос, который я уже слышал раньше. Голос рыбака Саймона Линса, который, очевидно, мог бы жить, если бы тогда я встал и вышел из дома.

Первый раз за многие месяцы я ощутил, как страх начинает вползать в моё сознание. Страх собственного поражения. Я знал, что мне стоит начать мыслить логически. Я огляделся. Следов крови, ведущих от дома, не было, и это удивило меня. Действительно ли Саймон погиб? Где, в таком случае, его тело?

Вокруг меня было много крови, но всё же недостаточно, чтобы человек умер. Тем не менее, я ощущал, что вчерашняя удача Саймона изменила ему. Я решил, что пока расскажу о случившемся только мэру, чтобы не множить понапрасну панику.

Под трели сверчков я продолжал прокручивать факты в своей голове, пытаясь сложить более-менее правдоподобную картину происходящего, однако, как я ни бился, словно рыба об лёд, мои попытки были тщетны.

Лимси умер жуткой смертью, не дав мне особых зацепок. Грееры, Элеанор, а теперь, возможно, и Саймон уже мёртв. Кажется, я слышал сквозь сон, как он кричал, пытаясь скрыться от какого-то преследователя у меня в доме. Остались только пятна крови. Но почему нет ни тела, ни следов того, что его куда-то утащили? Это начинало сводить меня с ума.

В очередной раз сожалея о том, что рядом со мной больше нет Клэрис, я внезапно услышал какой-то странный удаляющийся звук, природу и источник которого не смог определить. Подбежав к дорожному указателю, я растерянно осмотрелся по сторонам. Громко каркнув, надо мной пролетела вездесущая птица. В любом случае, что бы это ни было, я опоздал.

С небес заморосил лёгкий дождь, и это слегка меня освежило. Некоторое время я скитался по ближайшим окрестностям, пытаясь обнаружить следы крови, вещи Саймона или какие-либо иные улики, однако же — мои усилия были бесплодны. Если не считать нескольких обнаруженных мною трав, о сборе которых я, как истинно практичный человек не забывал даже в этот момент.

Так и не продвинувшись в своём расследовании, я бодрым шагом направился по дороге, и вскоре моим вниманием завладели знакомые ритмичные удары. Раны городских улиц ещё не затянулись после вчерашнего народного восстания, но, казалось, некоторые вещи не меняются в этой жизни никогда. А впрочем, это только иллюзия. Как бы то ни было, Джон Кобб, как обычно, находился на своём рабочем месте. Вдобавок ко всему — в хорошем расположении духа. В сравнительно хорошем, разумеется.

— Я рад видеть вас снова, мистер Фэрпойнт! — не в пример привычной для меня грубости, радушно приветствовал кузнец. — Что вам угодно? Только скажите, и старый Кобб сделает всё, что сможет!

Я собирался было спросить, когда он видел в последний раз Саймона Линса, но вспомнив, что пока не собирался множить хаос и сеять панику, вместо этого поинтересовался:

— Значит, с Данкомба обвинение снято, так?

Лицо рыжеволосого бородача вновь помрачнело, хотя, в этот раз, помимо печали и гнева в его голосе прозвучали и нотки удовлетворения:

— Ну, к жизни его не вернёшь, да и к мэру остался должок, но, по крайней мере, теперь бедный парнишка может покоиться в мире. Спасибо вам. Я несправедливо оскорбил вас, а ведь обычно я сразу вижу натуру человека. Но не беспокойтесь, я не останусь в долгу. У меня есть предложение. Когда-то я был солдатом-наёмником, и я, без сомнения, один из лучших мечников на много миль вокруг. Если хотите — заходите как-нибудь, я вас потренирую. Конечно, это немного, но начнём хотя бы с этого.

— Спасибо. Я обязательно вернусь к вам по этому поводу, — совершенно искренне заверил я. Померяться силами с человеком, в котором чувствовались характер и опыт, могло быть не только полезно, но и занятно. Однако же, в настоящий момент, я был для этого слишком занят.

— Подождите, подождите! — поспешно остановил меня Кобб. — Это ещё не все. Кто-то зажёг погребальный костёр на том берегу. Вы можете смеяться, но мне приснился сон, в котором ко мне явился бедный Роджер. Я не уверен, что полностью разобрал всё, что он говорил, — я простой человек, а его голос был так ужасен… Но кое-что я понял. Я думаю, что вы могли бы объяснить мне и остальное, но я не думаю, что готов это выслушать…

Пару мгновений Кобб как-то по-особому присматривался ко мне, и в проницательном взгляде его зелёных глаз можно было отчётливо прочитать: «Я знаю, что ты знаешь, о чём я».

— В любом случае, у меня есть ощущение, что вы помогли Роджеру более чем кто-либо другой, — подытожил кузнец. — А если вы докажете мне, что вы действительно хороший мечник, я кое-что вам дам.

Это уже начинало немного меня интриговать.

— Чем меньше вы знаете, тем лучше, — по-дружески предостерёг я. — Но, в любом случае, спасибо.

Уже собравшись уходить, на этот раз я задержался уже сам, на всякий случай поинтересовавшись:

— Возможно, вы догадываетесь, кто настоящий убийца?

— Хотелось бы мне… — со злой мечтательной усмешкой заверил Джон. — Я бы поймал его и вспорол ему брюхо раскалённым железом, чтобы он полюбовался на собственные внутренности. Я был на Востоке и кое-чему там научился. Поверьте мне, он бы умирал медленно…

Мечтательная улыбка плавно сошла с лица кузнеца, и он издал вздох сожаления:

— Но нет, мистер Фэрпойнт, я не знаю, кто это мог сделать. Когда вы найдёте его, сделайте одолжение, скажите мне первому. Думаю, Роджеру и Элеанор будет приятно посмотреть на это с небес.

Сомневаться в том, что Кобб действительно способен на подобное, — не приходилось. Однако же, это начинало переходить некоторые границы.

— Это не театр, Кобб. Это касается жизни людей, — с раздражением и укоризной напомнил я ему.

— Ну, хорошо, — нехотя признал мою правоту кузнец. — Делайте то, что считаете нужным. Полагаю, что если я не раскусил этого Лимси, то мне и лезть в это дело не стоит, верно?

Я не стал отвечать на этот вопрос, но, судя по всему, Кобб и без того уже решил всё для себя. Его предложение обучать меня фехтованию звучало заманчиво, хотя, вместе с тем, я мог бы ещё поспорить, кто из нас двоих лучше подходит на роль учителя для другого. Как бы то ни было, я попрощался с ним, обещая навестить в ближайшее время, и поспешил прямой дорогой в направлении дома мэра. Да, было видно, что здание несколько пострадало, однако — за исключением побитых окон оно отделалось на удивление незначительно. Мэра в доме не оказалось, что было хоть и неприятно, но не неожиданно. Однако же, здесь находилась Эмма.

— Правда, прекрасный день, мистер Фэрпойнт? — несмотря на все события вчерашнего вечера, девушка по-прежнему находилась в хорошем расположении духа, поскольку, судя по всему, уже строила планы на то, чтобы уехать с Саймоном прочь из этого проклятого города, подальше от неприятного и жестокого хозяина. Отчего сообщать ей дурную весть было вдвойне больно. Просто промолчать или солгать — я тоже не мог. Разумеется, я должен был утаивать факт происшедшей с Саймоном трагедии от остальных так долго, как это только будет возможно, поскольку уже убедился, к чему приводит массовая паника. Но Эмма неизбежно узнала бы об этом, и было бы лучше, если бы прежде её к этому подготовили.

— Саймон с минуты на минуту должен за мной прийти. Если бы вы только знали, как вы нам помогли! Мы будем благодарны вам до самой смерти! — с умиляющей детской наивностью обещала мне Эмма, по всей видимости веря в серьёзность сказанных слов.

Мне было тяжело. Я не мог говорить… Но и смолчать — тоже не мог. Поэтому — потянул время, морально готовя нас обоих к тому, что я должен был сообщить ей, а она — услышать.

— Поговорим о Лимси? — неожиданно для себя самого предложил я, просто чтобы завязать разговор.

— Я всегда говорила, что он способен на всё, — решительно заявила девушка. — Но кто будет слушать простую служанку? Меня называли нахальной.

Эмма фыркнула и резко выпалила:

— Да, может быть, я и нахальная, но не глупая! Должна вас поздравить, вы прекрасно справились с этим делом. Если кому-нибудь и удастся найти настоящего убийцу, это будете вы, мистер Фэрпойнт.

— Вы не заметили в городе ничего необычного? — сдержанно приняв её похвалу, продолжил я. Вопрос, разумеется, превышал своей откровенной бредовостью даже первый, но я просто не представлял, что мне ещё говорить. Мысли путались.

— Сейчас всё кажется необычным, сами видите, — вполне резонно заметила она. — Вы слышали, что тело Данкомба пропало? В таверне говорят, что это кузнец его забрал и похоронил. Или вот ещё: вчера я прошла встретить свою госпожу на краю болота, где она собирала травы для этой странной женщины, и услышала какие-то странные звуки из кустарника. Больше я никогда не пойду туда одна! Да и зачем? Теперь у меня есть Саймон. Он защитит меня!

— Какие звуки? — насторожился я.

— Что-то похожее на рык огромного зверя. Я тогда почувствовала себя как-то странно, — уточнила она. Я прекрасно понимал её. Это место действительно нельзя было назвать обычным ни по каким критериям.

Всё, тянуть время и дальше было нельзя. Это было выше моих сил. Я больше не мог держать её в неведении. Эмма должна была знать правду, чтобы не тешить себя более пустыми надеждами. Набравшись с силами, я выдавил из себя:

— Эмма, я должен сказать тебе кое-что о Саймоне…

— Да? Он попросил вас передать, что он задерживается, верно? Ничего страшного, — ничуть не смутившись, отмахнулась служанка. — Я подожду ещё несколько минут… или часов.

Приблизившись, я взял девушку за плечи и внимательно посмотрел ей прямо в глаза:

— Я боюсь, что он мёртв, Эмма…

— Что? — словно бы не поняв меня, переспросила Эмма. — Я… Думаю, я ослышалась, мистер Фэрпойнт. Мне показалось, что вы сказали, что…

— …Что он, скорее всего, мёртв, да. Мне очень жаль, — ненавидя себя за только что сказанное, повторил я.

— Боже мой, нет!.. Почему вы говорите мне такие вещи?! Вы видели его?! Что с ним случилось?! — вцепившись в меня мёртвой хваткой, начала выпытывать девушка.

— Я не видел его, но он, очевидно, где-то в болотах, — предположил я.

— Это чепуха! Полная чепуха! Вы наверняка ошибаетесь! Я сама найду его и приведу, чтобы вы увидели, какую чепуху говорите! О Боже, Саймон! — с совершенно не ожидаемой в подобном хрупком создании силой, она вырвалась из моих цепких объятий и с криками кинулась на улицу.

Только осознав, какую глупость я сотворил, я бросился за нею следом. Я гнался за ней из последних сил, но девушка в этот момент уносилась от меня прочь быстрее молнии. Я не разбирал улиц, домов, поворотов и лиц проходивших мимо людей, и поэтому когда мне начало казаться, что я вот-вот готов её нагнать, чья-то ловкая рука мелькнула перед моим лицом прежде, чем я успел разглядеть золотое кольцо.

Из моих глаз посыпались искры, и перед взором заплыли синие круги. Эмма была уже далеко, и, скорее всего, после моей последней обронённой фразы о Саймоне — она спешила искать его на болото, но в этот момент моё внимание уже было приковано к совершенно другому человеку.

— Что, мистер Фэрпойнт? — отдававшим хмелью голосом, осведомился Галфрид. — Пришли посмотреть на человека, потерявшего честь?

Несмотря ни на что, мне не хотелось ввязываться в драку с этим почтенным человеком. Однако, судя по всему, Лимси нуждался в помощи не меньше, чем Эмма, поэтому, оставив на её счёт в своей памяти зарубку, я просто обратился к нему:

— Потеря сына для вас, очевидно, меньшая утрата…

Я был морально готов к тому, что Лимси снова бросится в бой, но, вместо этого, он просто тяжело вздохнул и, слегка заплетаясь, ответил тоном, совмещавшим обиду, боль от утраты и смирение перед лицом своего горя:

— Вы прекрасно знаете, что он не был мне родным сыном, и знаете, что это был за человек. Моя вина в том, что я позволил его чудачествам и грубости зайти настолько далеко. Его смерть — трагедия, но я не виню вас, мистер Фэрпойнт.

Переведя дыхание и, казалось, окончательно поумерив свой пыл, он на какой-то момент потерял самообладание, закрыв лицо ладонями. Плечи его дрожали. Я невольно приблизился, неуверенно положив руку ему на плечо, чтобы несколько приободрить, но Галфрид резко и гневно её отринул, с гордостью произнеся:

— Знаете, у такого человека, как я, в жизни остаётся лишь одна настоящая ценность. И это не деньги. Нет. Это честь. Честь, которая у меня теперь запятнана.

Невесело улыбнувшись, он поднял на меня помутневшие безумно-пьяные очи, разразившись нездоровым смехом, плавно переходящим в подавленное рыдание.

— Ну-ну. Тише-тише! Лимси, на вас же смотрят люди!

В подобной ситуации, вряд у кого-нибудь повернулся бы язык в чём-либо его упрекнуть, но на лендлорда эти, казалось бы, совсем нехитрые слова подействовали благотворно: он действительно нашёл в себе силы взять себя в руки.

— Не вы запятнали её, — уже тише и спокойнее отвечал он, оттирая слёзы с припухших покрасневших глаз. — Вы заставили меня увидеть эти пятна. Я уверен, вы понимаете, что я не испытываю к вам благодарности за убийство моего сына. Но то, что вы сделали, поможет восстановить мою честь, и поэтому гнева у меня тоже нет…

Я ждал, продолжая внимательно присматриваться к этому человеку. Оставлять его посреди улицы в таком состоянии определённо было нельзя.

— Вам нужно что-нибудь ещё? — отдышавшись, с прежней аристократической деликатностью в тоне осведомился лендлорд.

— Как вы думаете, кто на самом деле убил Элеанор? — на всякий случай поинтересовался я.

— Мы можем поговорить о чём-нибудь ещё? — с явным раздражением осведомился Лимси. — Всё это дело очень неприятно, и мне не хотелось бы о нём говорить.

Как я понимал, это означало «нет». Поскольку я действительно не собирался более тратить время, я проводил лендлорда до его дома так скоро, как мог. На деле это оказалось не так просто, как я сперва ожидал. Впрочем, несмотря на некоторые неубедительные протесты с его стороны, сопротивления он не оказывал. Убедившись, что его жизни и здоровью ничего не угрожает, я вернулся на уже знакомый мне перекрёсток, пройдя в таверну, временно превратившуюся из обыкновенной забегаловки едва ли не в полевой штаб ведения военных действий. Несколько гвардейцев со знанием дела орудовали молотками, методично заколачивая гвозди, другие — подавали им доски. По всей видимости, окна, на всякий случай, было решено дополнительно укрепить.

Недовольный происходящим мэр — как и прежде — сидел на своём персонально отведённом месте в стороне, имея полный обзор над помещением, в то время как ещё более недовольный происходящим Моллинз — с нескрываемой досадой наблюдал за действиями солдат, прикидывая убытки. Тем не менее, многие из местных пьяниц и забулдыг по-прежнему были на своих местах, за исключением Харрела, отсутствие которого не могло не радовать.

Решив, что я и без того потратил достаточно времени, так что мэр может ещё немного подождать, первым делом я направился к Роберту.

— Добрый день, мистер Фэрпойнт, — скучающе-удручённым тоном поздоровался со мной трактирщик. — Хотите выпить? Наверное, нет, верно? Думаю, вы пришли, чтобы задать мне ещё пару вопросов…

— Убийца на свободе. Мне нужно знать всё, — в категоричной форме потребовал я.

— Что ж, я допускаю, что вы несколько изменили ситуацию, — с явной неохотой признал Моллинз. — Но всё равно, ничем не могу вам помочь. Я всего лишь обслуживаю тех, кто сюда приходит. Или вы думаете, что я подслушиваю, о чём беседуют мои клиенты?

Одарив трактирщика взглядом, который отображал моё к нему отношение красноречивее всяких слов, я развернулся и направился к мэру.

— Добрый день, мистер Фэрпойнт. Даже боюсь спрашивать, как продвигается расследование. Есть новости? — судя по крайне уставшему виду и голосу, Филипп перенёс настолько насыщенную бессонную ночь, что у него даже не осталось сил на то, чтобы злиться.

— Боюсь, что у нас есть новая жертва… — поделился я своими опасениями. Это возымело определённое действие. Во всяком случае, Сент-Джон тотчас очнулся и несколько взбодрился.

— Господи Иисусе! Говорите тише! Какая ещё «жертва»?! Вы должно быть, совсем с ума сошли! — буквально заорал на меня шёпотом мэр, наклонившись ближе через стол и, стрельнув осторожными взглядами по сторонам, спросил ещё тише. — И кто же это?!

— Скорее всего, это рыбак, Саймон Линс, — сбавив тон до приемлемого, прошептал я.

— Саймон? — настороженно переспросил мэр. — И что означает это ваше «скорее всего»? Вы нашли тело, которое не смогли опознать? Или что? Говорите же! Только, Бога ради, тише!

— Я не нашёл тело, — вынужден был признать я. — Но я предполагаю…

— Ах, так вы предполагаете? — уставившись на меня, как на последнего идиота, язвительно переспросил мэр Сент-Джон. — Да это же просто замечательно! Мистер Фэрпойнт, дорогой Николас, будьте так добры — в следующий раз, держите свои предположения при себе!

На последнем слове, мэр заорал на меня так, что на него невольно обратили внимание все обитатели трактира, и даже стражники на время прервали свою работу, пока он, поспешным жестом холёной руки, не велел им снова возвращаться к своим текущим занятиям.

— Саймон, без сомнения, бродит где-нибудь на болотах и уже скоро вернётся, — куда более спокойным тоном продолжил он и, набрав больше воздуха, положил руку на сердце. — Дорогой Николас, разрешите задать вам один простой, но, вместе с тем, очень важный вопрос… О чём вы вообще думаете?! И, главное, чем?! Из-за ваших слов — меня едва не хватил удар! Стыдитесь, мистер Фэрпойнт… Надеюсь, вы больше никому не говорили эту чушь?

— Только служанке. Она пошла искать его на болота, — предупредил я. Покривившись, мэр достал из кармана платок и протёр им вспотевшее лицо.

— Эмма? Что ж, ничего страшного. По крайней мере, у неё выветрится дурь из головы. А если она не вернётся, так и потеря небольшая. Тем не менее, я хотел бы вам искренне посоветовать, ни с кем не делиться подобными предположениями. Так вы не выставите себя дураком, — сначала постучав по столу, а затем и по собственному лбу, пояснил Филипп.

— Я пытаюсь найти убийцу, — напомнил я вконец охамевшему чиновнику, при этом неохотно признавая его частичную правоту. Разумеется, у Сент-Джона напрочь отсутствовали всяческие моральные принципы, но это, в свою очередь, не означало ошибочности его логики.

— Прекрасно, Фэрпойнт. Надеюсь, это не займёт у вас много времени, — с известной долей сомнения предположил мэр, продолжив далее уже громче, явно работая на публику. — И вы будете сообщать мне обо всём, что здесь происходит. Преступник должен быть пойман живым и осуждён по всем правилам. И на этот раз — нам не нужно внимание публики, вы поняли меня? Мы всё равно повесим его, но повесим по закону!

Ненадолго замолчав, мэр задумчиво погладил свою ухоженную бородку, продолжив:

— Кстати, это мне кое о чём напомнило. Тело Данкомба пропало. Вам что-нибудь об этом известно?

Сохраняя совершенно спокойный вид, я отрицательно покачал головой.

— Стражник заснул, и кто-то украл тело, — поведал Сент-Джон. — Я уверен, что это кузнец, который решил похоронить парня. Ну и чёрт с ним! Не хочу в это лезть, мне и так хватает забот. Пусть люди увидят, какой я терпимый. Кстати, между нами, заснувший стражник — ваша вина!

— Моя? — как можно убедительнее изображая из себя оскорблённую невинность, возмутился я. — Что вы имеете в виду?

— То, что сказал, — перестав, наконец, ходить вокруг да около, прямо заявил Филипп. — Принести ему выпить! Какая «прекрасная» мысль! Мне совершенно понятно, что произошло. Сначала он выпил, а потом подумал, раз уж он может промочить горло, то почему бы ему не присесть? А раз он уже сидит, то почему бы ему не полежать? Я прошу вас… вернее, строго запрещаю вам отвлекать стражников. Вы сами видите, к чему ведут даже мелкие нарушения дисциплины.

Как бы невзначай, мэр обвёл взглядом находившихся поблизости стражей, и те засуетились активнее.

Закончив с мэром, я на время задумался, покинув стены трактира. Куда дальше? Вчера, ложась спать, я собирался навестить монастырь. Но то было вчера, до странного исчезновения Саймона. Бежать на болота в поисках Эммы? Да, надо бы. Хотя, с другой стороны, она отлично знала эти места и без меня и, возможно, ей действительно требовалось некоторое время просто побыть наедине со своим горем.

Доктор! Точно! Сегодня он собирался передать мне хронику с какими-то важными документами. В любом случае, это было по пути, поэтому я не видел причины, по которой мне не следовало бы проложить свой маршрут подобным образом.

«Тише»! «По закону»! «Паника»!

Гибкость и лицемерие мэра, конечно, в некоторой степени начинали меня раздражать, хотя мне удавалось терпеть их достаточно долгое время. Успокоить народ, повесив невиновного человека, — а если бы новое зверство произошло бы сразу же следом? Это был всего лишь вопрос времени, и результаты были бы не менее разрушительны.

Я мыслил просто: если проблема есть — следовательно, за неё необходимо браться и решать по-настоящему, а не искать оправдания для преступлений, якобы совершённых с целью предотвращения всеобщей паники и больших бед.

— Харрел! Харрел! — взволнованная женщина стояла посреди дороги, и, сложив руки, раз за разом звала своего непутёвого мужа. Заметив моё приближение, Мэри с надеждой в голосе обратилась:

— Сэр, вы случайно не видели моего мужа? Его уже давно нет. Я начинаю волноваться.

— Простите, ничем не могу помочь, — покачал я головой, оставив несчастную женщину позади. Сумасшедшая пьянь. Скорее всего, напился и где-нибудь валяется, бормоча под нос про своё воображаемое золото. В принципе, это был один из тех людей, исчезновение которых, скорее всего, было бы воспринято без особых переживаний.

Добравшись до дома доктора, я обнаружил, что пациентов сегодня уже не видно. Это несколько прибавило мне настроения. Которое, впрочем, было тотчас же испорчено последующим заявлением Бейкера буквально с порога.

— Хорошо, что вы пришли. Произошла ужасная беда! — встревоженным тоном закричал он вместо приветствия.

— Успокойтесь, доктор, что случилось? — моментально настроившись на деловой лад, потребовал я объяснений.

— Я подготовил для вас свою хронику Каворна, но когда я ненадолго вышел из дома — её кто-то украл! — всё так же негодуя, воскликнул Клемент. Откровенно говоря, подобная оживлённая реакция несколько сбивала меня с толку.

— Это неприятно, но ведь там не было ничего важного, так? — недоумённо приподняв брови, промолвил я, искренне надеясь на свою правоту.

— В самой хронике — нет, но я нашёл вам несколько очень важных документов. Нельзя, чтобы они попали в злые руки! Вы должны найти эти документы и хронику! Это очень важно! — вопреки моим ожиданиям, продолжил настаивать доктор.

— А что было в этих документах? — окончательно теряя понимание сути происходящего, спросил я напоследок.

— У меня совсем нет на это времени, мистер Фэрпойнт. Всё слишком сложно, чтобы объяснить всё в нескольких словах. Найдите материалы, и вы сами это поймёте. Торопитесь, нельзя терять времени! — в очередной раз напомнил о срочности дела Клемент.

Что ж, из всего нахлынувшего на меня словесного потока я уяснил основное: кто-то украл у доктора летопись и некоторые другие документы, которые, по всей видимости, могли содержать какой-то ключ к происходящему здесь. Поскольку расследование убийства Элеанор продвигалось медленно, я решил попробовать копать в этом направлении. Однако я не знал, с чего мне следует начинать. Выйдя на улицу, я обошёл дом несколько раз: ни следа, ни человека, ни улики, ни зацепки. Надежда найти вора по горячим следам начала испаряться. Озадаченный, я вернулся обратно.

— Вы нашли хронику? Времени у нас осталось немного! — в очередной раз поторопил меня доктор.

— Вообще-то я пытаюсь сейчас поймать убийцу, — напомнил я о первоначальной цели своего визита. — Я должен знать, что оно стоит потраченного времени. У меня полно других неотложных дел.

— Прошу вас, мистер Фэрпойнт, — начиная терять терпение, возмутился Клемент. — Найдите документы. Как только вы с ними ознакомитесь, — ваши поиски станут намного проще.

— Слова, слова, слова. Вы хоть понимаете, что для успешных поисков я должен иметь чёткое представление, что я делаю и зачем? — наступила моя очередь возмущаться. — Так почему же вы не хотите рассказать мне про них подробнее?

— Всё слишком сложно и запутанно, чтобы передать вкратце простыми словами. Крайне важно, чтобы вы поняли всё абсолютно верно и в нужном контексте. Иначе вы можете совершить непоправимую ошибку. А теперь, я вас прошу, как можно скорее займитесь поисками, — по-прежнему продолжая играть в молчанку, потребовал врач.

— Допустим. Но не могу же я просто бегать по улице с криком: «Ко мне все воры, убийцы, мерзавцы!». Чтобы начать поиски, мне нужно узнать кое-что подробнее, — справедливо пояснил я.

— Конечно, — с неохотой признал мою правоту доктор. — Но многого я сказать не могу. Саму хронику я разрешил бы взять кому угодно, но документы были хорошо спрятаны. Когда я готовил их для вас, мне пришлось на несколько минут покинуть дом, так что я спрятал их под матрацем. А когда я вернулся — их уже не было!

— Куда вы уходили? — восстанавливая хронологию событий, уточнил я.

— Мне нужно было выйти. В конце концов, я всего лишь человек, мистер Фэрпойнт. К сожалению, я зашёл за дом, так что входной двери не видел, — посетовал Клемент.

— Как долго вас не было? — продолжил я выпытывать.

— Не больше пяти минут, — пожав плечами, отметил Бейкер.

— И кто-то вошёл и сразу обнаружил то, что искал, — озадаченно констатировал я.

— Ну, это, действительно, несколько странно, чтобы быть совпадением. Я не понимаю, откуда, но вор знал, где я спрятал бумаги. Все вещи были на своих местах, нечего не перерыто, не опрокинуто, не перевёрнуто. Никаких поисков и суеты — просто не было, — пояснил доктор, обводя помещение рукой и демонстрируя образцовый порядок на своём рабочем месте.

— Должно быть, он долго за вами следил, — нахмурившись, сделал я невольно напрашивающийся вывод.

— Да, это возможно. Может быть, он следил за мной через окно. Но это значит, что он наблюдал за домом довольно долго. Возможно, он прятался где-то поблизости и ждал, пока я покину дом. Знаете, когда я об этом думаю, это даже начинает меня пугать… — протерев свои очки, признался доктор.

— Кто-нибудь раньше интересовался подобными документами? — отмечая про себя всё новые факты, продолжил я.

— Никто из горожан даже не знал, что эти документы существуют. А хроника была публичной, кто угодно мог взять её почитать или сделать с неё копию. Я знаю, что монахам из монастыря зачем-то понадобилась полная история города, но я не думаю, что они в этом замешаны, — развёл руками доктор. — А, впрочем, кто знает?..

— Ладно. Дождитесь меня, надеюсь, я буду скоро, — попросил я, вновь выходя на улицу.

Что ж, за некоторыми людьми наблюдалось всё больше и больше странностей, и я, вконец запутавшись в этом клубке из, казалось бы, независимых интриг, окончательно сбился с пути, потеряв нить происходящего. Клэрис не стеснялась в своих выражениях, порой даже называя меня круглым дураком за некоторую наивность, поспешность принимаемых решений, неумение замечать очевидное и делать на его основании правильные выводы. Но это было не так. Вернее, не совсем так. Во всяком случае, хотелось в это верить. Просто моя интуиция и везение выручали меня намного чаще, чем холодная рассудительность, которой обладала моя суровая наставница, и которой был напрочь лишён я сам.

Да и в конце концов, если она была такая умная, — отчего ж, в таком случае, Клэрис стала такой мёртвой? Впрочем, я начинал противоречить самому себе. Конечно, во многом это была не только её ошибка, но и вопрос везения, и моя несвоевременно подоспевшая помощь, из-за чего я по-прежнему продолжал себя укорять. Тем не менее, я представил, как бы мыслила она, что бы она говорила и как бы повела себя, будь она здесь. И, конечно, обругав меня, она была бы в чём-то права.

Развивать скорость своей сообразительности мне и правда бы не помешало. Итак, скорее всего, вор мог проникнуть в дом доктора Бейкера через входную дверь, поскольку запасная была заперта изнутри, как и окна. В доме находились три окна, но лишь пара из них располагались так, что через них можно было бы непосредственно наблюдать за рабочим столом Клемента. Следовательно, вор должен был находиться где-то напротив, затаившись среди кукурузных початков.

Распугав клевавших зерно кур, я торопливо направился к зарослям, желая проверить своё предположение и, по возможности, обнаружить какую-либо улику. И, в этот раз, мои поиски увенчались успехом. Во всяком случае — в некотором роде. Обнаружить примятую траву оказалось несложно. Рассмотрев вытоптанное поле, я сделал вывод, что здесь могли поджидать, пока доктор выйдет из дома. На этом моё везение заканчивалось. Ни нити, ни зацепки. Пройдясь по ближайшим окрестностям ещё раз, я вновь и вновь проходил мимо колодца, вязанок дров, небольших построек, но так и не обнаружил следов. Фактически ни с чем я снова воротился к доктору Бейкеру.

— Я кое-что нашёл, — без особого энтузиазма поделился я.

— Да? — с надеждой поинтересовался Клемент.

— Вор, скорее всего, выжидал удачного момента на поле, — пояснил я. Разумеется, информация была небогатая, однако в данный момент я другой не располагал.

— На поле перед моим домом? На поле Лимси? Я бы его заметил. Хотя сейчас моё зрение и не то, что раньше, да и темно было… Возможно, вор на это и рассчитывал? Что ж, нам пригодятся все новые сведенья, хотя эта информация документы найти не поможет, верно? — с сожалением в тоне спросил доктор, однако я уже бежал прочь из дома. Так значит, кукурузное поле принадлежало мистеру Лимси. Разумеется, само по себе, это ещё не означало ничего: как мне было известно, к его владениям и без того относилась большая часть окрестных угодий. Но, если судить по его повседневной одежде и натруженным рукам, что было совершенно нехарактерно для подавляющего большинства известных мне аристократов, Галфриду не была чужда работа обычного фермера. Быть может, он сам трудился на собственных участках и замечал вытоптанную траву и ранее.

Разумеется, построенная мною логическая цепь имела весомые изъяны, и надежда оставалась весьма небольшой. За неимением же лучшего варианта — я вынужден был на неё положиться.

С момента нашей последней встречи — лендлорд выглядел заметно лучше. Он был всё так же подавлен, но уже держался молодцом. Было заметно, что он не забыл о нашем разговоре и моё общество его несколько смущает.

— Я к вам по поводу вашего поля, напротив дома доктора… — начал я, поясняя цель своего визита, однако Лимси не дал мне договорить.

— Вы видели, как Харрел его топчет? Чёрт с ним. Мне всё равно. В мире есть гораздо более важные вещи, — с явным безразличием промолвил Галфрид.

— Харрел? О чём вы говорите? — заинтересованный внезапным поворотом событий, насторожился я.

— А, я думал, вы хотите мне сказать, что он опять вытаптывает моё поле, — несколько оживившись, с недоумением поделился лендлорд. — Я дважды заставал его за этим. Он стоял там, всё вокруг было вытоптано, а он не двигался с места и тупо смотрел в одну точку. Я прогонял его, но через некоторое время он возвращался снова. Думаю, он по-настоящему опасен. Я решил, что с ним не стоит связываться. Пусть стоит там хоть до Судного Дня. Урожай всё равно ничего не стоит.

— Спасибо! Это очень ценная информация! — бросился я прочь со всех ног, собираясь поделиться с доктором добытой находкой.

Что ж, теперь я снова знал что-то конкретное. Так значит, Харрел? Интуиция по-прежнему подсказывала мне, что этот безумный пьяница, как правило, либо поднимающий руку на жену, либо пристающий к людям в таверне, вряд ли имеет прямое отношение к происходившим в Каворне исчезновениям и убийствам. Особой силы в старике не ощущалось, хотя безумцы, порой, бывают способны на многое. Однако же, он мог пролить свет на некоторые события, если, конечно, окажется в состоянии произнести что-то связное и осмысленное.

— Документы, по всей видимости, украл Харрел! — воскликнул я, едва не снеся дверь доктора с петель. Сердце бешено колотилось, а тело было горячим от пробежки.

— Харрел?! Но зачем ему это понадобилось? Даже если… — выражение лица доктора приобрело совершенно обескураженный вид, вскоре сменившийся гримасой ужаса и отчаянья. — О, Боже! Эти голоса в его голове! Мистер Фэрпойнт, дело серьёзнее, чем мы думали. Вы должны найти его. Любой ценой. Ступайте, прошу вас. Скорее!

По-прежнему пребывая в полнейшем недоумении, я выбежал на улицу, не закрыв за собой дверь. Всё так же оставаясь в полнейшем неведении о содержании и значимости этих документов, пока что я был склонен верить доктору на слово. Однако у меня имелись вопросы, от которых позднее он не сумел бы уже отвертеться. Во всяком случае, теперь у меня имелась вполне конкретная цель, и в деле объявился новый фигурант, а поиск способа достижения этой цели уже был делом другого порядка.

Итак, похоже, что именно старик Харрел украл летопись, хотя его мотивы мне были всё так же неясны, а доктор не стал ничего объяснять. Мне оставалось лишь отыскать Харрела и, как обычно, разбираться со всем самому. Поскольку его жена сама была занята его поисками ещё до того, как доктор потерял свои документы, — она вряд ли могла подсказать мне что-либо полезное. Обычно в подобное время его можно было обнаружить в таверне. Туда и лежал мой путь.

Преодолев бесчисленное количество дворов и подворотен, я, наконец, оказался на нужном месте. Благо, побродив по Каворну некоторое время, я мог похвастаться его приемлемым знанием и без помощи одолженной карты. Тем не менее, меня снова ожидало разочарование: осмотревшись, я так и не обнаружил старика на привычном месте.

— Вы случайно не знаете, где можно найти Харрела? — без долгих вступлений поинтересовался я у Моллинза.

— Не знаю, но если вы посидите здесь, вы с ним встретитесь, — неторопливо протирая стойку серой влажной тряпкой, с холодным равнодушием ответил мне трактирщик. — Здесь он бывает даже чаще, чем у себя дома. Впрочем, его жена не против.

— Что ж, спасибо, — к сожалению, Роберт не сообщил мне ничего такого, чего я не знал бы и без него.

— Всегда пожалуйста, — охотно кивнул он, потеряв ко мне интерес.

— Есть новости? — тихо приблизившись ко мне, поинтересовался Филипп, судя по всему, так и не покидавший своей нынешней резиденции.

— Мне нужно поговорить с Харрелом, — вместо ответа бросил я. — Вы не видели его? Это может быть очень важно.

— Этот старый пьяница? — с искренним изумлением уставился на меня мэр. — Не знаю, где он.

Казалось, у Сент-Джона начинало складываться устойчивое впечатление, что с самого начала сегодняшнего утра я просто взял за моду над ним издеваться. Не тратя времени на объяснения, я покинул таверну и поспешил в направлении кузнеца. Джон Кобб, проводивший целые сутки в работе у всех на виду, пожалуй, мог заметить проходившего мимо человека.

— Я ищу Харрела. Вы не знаете, где он? — в который уже раз отрывая человека от дел, нетерпеливо спросил я.

— Этот старый дурак? — казалось, кузнеца мой вопрос несколько удивил. — Вроде бы, он недавно купил у меня верёвку. Может он, наконец, повесился на каком-нибудь дереве и не будет больше нас беспокоить?

Верёвка? Это было интересно, но странно.

— Кобб, мне не до шуток, — с серьёзностью напомнил я. — Это очень важно.

— Понятия не имею, — всё так же серьёзно ответил Кобб.

— Ну что ж… Спасибо и на том, — поблагодарил я.

— Угу. Если что — обращайтесь, — вернувшись к прерванной работе, предложил кузнец. Что ж, откровенно признаться, вести запутанное дело, подобное этому — мне, и правда, прежде не доводилось. Так и не получив от опрошенных мною людей решительно никакой полезной информации, я просто продолжил бродить по городу. Возможно, упоминание кузнеца о верёвке имело какое-либо значение, однако же, возможно, что и нет. Мало ли, что может пригодиться человеку в быту, а уж тем более — взбрести на ум сумасшедшему? О местонахождении старика Харрела оставалось разве что гадать…

Остановившись, я, неожиданно для себя самого, осознал справедливость своей догадки. Ну а, собственно, почему бы и нет? Как ранее высказался мэр, мои методы ведения следствия действительно отличались определённого рода неортодоксальностью. Но кроме использования в моей рабочей практике алхимических зелий и вызова для допроса душ усопших — в этом мире существовали и другие нехарактерные способы ведения расследования.

Я не знал, каким образом к Мод Литкотт приходят её видения, и не знал, происходит ли это спонтанно, либо она, хотя бы в некоторой степени, способна контролировать данный процесс. Как и не ведал того, согласится ли она вообще помогать мне после всего, предсказанного ею ранее. Но, тем не менее, если она имела возможность раздобыть информацию, способную оказаться полезной, я должен был за это ухватиться.

Как бы то ни было, у меня возникла очередная причина вновь наведаться на болота, не говоря уже о том, что там я надеялся повстречать Эмму, мог случайно натолкнуться на Харрела и был бы просто не против того, чтобы снова увидеть Хелен…

…Нахлынувшие на меня воспоминания о жене мэра несколько увели мои мысли в другую степь, но приложив некоторое волевое усилие — я направил их ход в рабочее русло. В конце концов, от принятых мною решений и предпринятых шагов зависела жизнь людей, и я не имел права на вольности и праздные увлечения. В особенности на те, у которых просто не могло быть будущего.

Даже будучи занятым поисками, я не забывал о сборе необходимых мне трав. Во-первых, некоторые из них были довольно редки и не всегда доступны и, во-вторых, без моих зелий я всё равно не был способен на многое. Гвинлок, пурпурный бурьян и даже сатанинская удача попадались на моём пути, а запасов водной дрёмы у меня уже хватало в избытке. В этом отношении, окрестности Каворна казались настоящим раем для алхимиков, что было более чем странно. В особенности — в свете общего неурожая. Но, тем не менее, вполне объяснимо: особые травы росли в особых местах, не во всём подчиняясь правилам, присущим для прочих растений, что, в некотором смысле, роднило их с зельеваром. В свою очередь, меня, как заядлого травника, не могла не радовать подобная доступность ингредиентов. Иных же причин для радости, к сожалению, пока что не наблюдалось: ни Харрела, ни Эммы я на своём пути так и не повстречал.

Миновав устрашающего истукана, я взял курс на жилище старой ведьмы и вскоре набрёл на знакомую опушку, нарвав по пути ещё немного болотных трав. На этот раз Хелен забралась далеко, расположившись на самой окраине болота: дальше, чем обитала старушка. Решив, что Литкотт может немного и подождать, я направился к молодой женщине, приветливо помахав рукой охранявшим её гвардейцам, которые заметили меня первыми. Один из них, нарочито серьёзный, стоял навытяжку с алебардой, в то время как двое других просто бродили неподалёку.

— Доброго дня, сэр, — обрадовавшись моему появлению, вместе с тем, почему-то грустно приветствовала меня Хелен. — Я надеялась увидеть вас, но у меня были странные сны. Возможно, нам лучше не встречаться.

— Я надеюсь, вы не боитесь снов? — немало озадаченный очередным её заявлением, осторожно спросил я.

— Я боюсь смерти, мистер Фэрпойнт, — откровенно призналась она. — Смерти, которая придёт ко мне, когда мы будем вместе. В моих снах она погружает в меня свои острые когти и высасывает из меня жизнь. Иногда у смерти моё лицо. Моё собственное лицо. Оставьте меня, сэр, пока ещё не поздно. Пожалуйста…

Я не знал, что и думать. С одной стороны, было видно, что она, несмотря ни на что, доверяет мне. Во всяком случае, на её месте я не решился бы сказать малознакомому человеку что-либо подобное. Хотя я не исключал и такого деликатного момента, что принимаемое нами за уникально богатый внутренний мир, порой, на поверку, оказывается самым обыкновенным безумием. Или придурью.

Хотя, мне ли, при моём образе жизни, мышлении и тайнах, завесу которых я мог позволить себе приподнять далеко не для многих, было позволительно сомневаться во внутренней силе, исходившей от этой женщины, и серьёзности сказанного ей? Во всяком случае, она свято верила в то, что доверила мне.

— Не стоит бояться. Я защищу вас, — уверенным тоном поклялся я ей.

— И как же вы предлагаете сделать это, дорогой Николас? — над самым моим ухом неожиданно прозвучал до боли знакомый голос, который я ожидал услышать в последнюю очередь. — В следующий раз вам стоит быть побыстрее!

— Клэрис?.. — ошарашено произнёс я, спешно оглядываясь по сторонам. Болотные топи, покрывало сизого тумана, низкое ржавое небо, сокрывшее густыми тучами незримое солнце. Моей погибшей наставницы здесь не было. Отметив моё необычное поведение, жена мэра заметно напряглась.

— Вы в порядке, мистер Фэрпойнт? Вы побелели, как простыня. Я сказала что-то не то? — осторожно присматриваясь ко мне, поинтересовалась она.

— Нет, просто… я кое-что вспомнил, — не вдаваясь в подробности, отмахнулся я, поспешно заметив. — Прежде всего, вам просто нельзя находиться вне дома. Здесь небезопасно. Конечно же, я помню то, о чём мы тогда с вами говорили, и уважаю ваш выбор, но в чём-то я соглашусь с мэром.

— Со мной охрана. Но, всё-таки вы правы. Возможно, мне не стоит оставаться здесь надолго, — нехотя согласилась Хелен, в то время как я вновь и вновь вглядывался в безжизненную даль серых болот. Наверное, мне показалось.

— Я ищу Харрела. Вы его не видели? — сомневаясь в смысле вопроса, тем не менее, на всякий случай уточнил я.

— Нет. Но я знаю, что даже его жена ищет его. Бедная женщина. Ей с ним непросто, — с сочувствием в голосе заметила моя собеседница, по всей видимости, стараясь понять, что я пытался увидеть вдали. Казалось, она говорила вполне искренне, но за каждым её словом на протяжении всего нашего разговора таилась какая-то недосказанность. Как сказала бы Клэрис, пришла пора разбудить мозги. В конце концов, даже моя необъяснимая симпатия к этой женщине не снимала с неё подозрений.

— Такое впечатление, что вы что-то скрываете, — прямым и ровным голосом поделился я своими опасениями. Реакция Хелен в очередной раз меня удивила, несмотря на то, что я уже должен был бы привыкнуть к её манере ведения беседы. Нет, я вовсе не имел в виду того, что она, говоря много, при этом не сообщала мне ничего. Скорее, меня удивлял ход её мысли, в котором я по-прежнему так и не научился ориентироваться.

— Я… не знаю, что происходит. У меня такое ощущение, будто я раньше спала, а теперь проснулась. Всё вдруг показалось мне совсем иным, и вы, сэр, вы как будто меня разбудили… — так и не ответив на прямой вопрос, начала она, но вскоре всё-таки задумчиво продолжила. — Скрываю ли я что-нибудь? Не знаю, возможно. Я слышу разные голоса… Голос женщины вдалеке и тёмный, зловещий голос всё ближе ко мне. Я ещё никому не говорила. Даже травнице Мод. Но я боюсь…

А я, тем временем, сомневался, что в этом Богом забытом городе остался хотя бы один обычный и при этом здравомыслящий человек. С другой стороны — к словам Хелен я отнёсся совершённо серьёзно. Мне, отдающему приказы демонам и собирающему трупы в подвале собственного дома, — сложно было назвать «обычным» человеком себя самого, равно как отбрасывать странности, преследующие других.

Её окружали люди — но одним она не могла довериться, а другие — не могли её понять. Хелен ощутила во мне родственную душу и знала, что я не рассмеюсь, не сочту её безумной и не отброшу прочь. Она понимала и ценила это. Но, тем не менее, было очевидно, что она что-то скрывает. Даже от меня. Хелен нравилась мне всё больше и больше, поэтому я боялся даже представить, что она может быть как-то вовлечена в произошедшее в Каворне…

Тем не менее, пока что у меня не имелось к ней конкретных претензий, а остатки здравого смысла настойчиво напоминали о пропавшем Харреле и загадочной летописи, пропавшей из дома доктора. И действительно — чувство времени буквально вылетело из моей головы, что, в сложившейся ситуации, казалось мне непростительным упущением.

— Что ж… Прошу меня простить, но мне ещё предстоит сегодня совершить многое. А прямо сейчас — я должен поговорить с травницей. До свидания, Хелен. И помните — вы обещали мне, что пробудете здесь недолго, — напомнил я ей, стараясь вновь начать мыслить логически и вести себя ответственнее.

— Обещала? Ну, возможно. Хорошо. До свидания, — когда я отошёл на некоторое расстояние — она снова меня окликнула: — Удачи, Николас!

На самом деле, несмотря на то, что именно поиски Харрела привели меня на этот раз в дом Литкотт, — мне было крайне интересно узнать от неё и другое. В первую очередь, мне действительно было интересно услышать точку зрения травницы в свете последних событий. Переменилось ли её мнение обо мне?

Почему это казалось мне столь важным — я не знал. Но — предполагал, что от отношения ко мне этой старой женщины может зависеть многое. Мод по-прежнему неторопливо раскачивалась в своём скрипучем старом кресле-качалке, накрыв ноги тёплым пледом, и всматривалась в чарующий танец обитавшего в старом камине огня. Оранжевые блики пламени падали на её задумчивое и печальное лицо, но взгляд полубезумных глаз оставался неизменно задумчивым.

— Добро пожаловать, странник, — в свойственной ей манере, приветствовала она меня. — Чёрная кровь сочится из ран, которые ты разбередил. Её всё больше и больше, и её не остановить. Чьи руки останутся незапятнанными кровью после того, как ты исполнишь своё предначертание? Чьи, странник?

Утратив былой энтузиазм, с которым переступал порог этого дома, я упрямо заявил:

— Я не приношу зла, я вернул Данкомбу доброе имя.

— Да, это очень странно, — медленно кивнула травница. — Ты помог правосудию, а это значит, что я ошибалась, верно? Ты не можешь нести ту угрозу, что я видела в тебе… Но мир — странное место, странник. Что принесло твоё правосудие? Всё, чего ты добился, — это ещё одна прерванная жизнь.

— Молодой Лимси получил то, что ему причиталось, — вполне категорично заявил я. Люди тем чаще любили на досуге рассуждать о высокой морали, ставя в один ряд жизнь невинной жертвы и забравшего её подонка, чем дальше сами они находились от принятия жизненно значимых решений. Но щадить изверга — значит, поощрять зверство.

— Может быть — да, а может — нет, — ровным голосом произнесла Литкотт. — Кто ты такой, чтобы судить об этом? Ты — всего лишь инструмент, Посланник и палач. Знает ли кинжал, почему его вонзили в сердце жертвы? И может ли кинжал управлять рукой, держащей его? Ты — кинжал, странник. Ты — инструмент судьбы, а не тот, кто её творит. Ты можешь знать свою судьбу, но не можешь изменить её. Восстановил ли ты справедливость? Не мне судить. Должен ли был Лимси умереть? Да, ведь это была его судьба, сплетённая с твоей.

Кхм. Кто я такой, чтобы судить? Уж точно не ребёнок, не трус и не безумец, как некоторые. Во всяком случае — не обычный безумец. Бастард Английской Короны, ветеран Битвы при Креси, Хареш-аль-Дорем, и просто человек с принципами и совестью, не желающий играть по чужим правилам. И мне не первый раз приходилось общаться с человеком, который путал поток пафосных слов — с непреложной истиной, метафору — с доказательством, и себя — с философом. Вопрос был в том, кто она такая, чтобы судить о том, кто я такой, чтобы судить. Просто — безумная старая женщина, прожившая немалую жизнь и повидавшая немало странных провидческих снов…

Прождав некоторое время, я наблюдал за треском пламени камина, дожидаясь, пока утихнет моё внутреннее пламя, после чего спросил:

— Разве я мог сделать что-то другое?

— Ты всё ещё не понял, что по-другому и быть не могло? — словно бы сочувствуя моему неведению, тихо задала встречный вопрос травница. — Это была его судьба, странник. Судьба, записанная, как и тысячи других, в туманах, на границе Царства Забвения. Ты не мог поступить никак иначе.

Я по-прежнему придерживался собственного мнения на этот счёт, однако же — разводить споры и что-то доказывать желания не испытывал. В конце концов, я пришёл сюда не за этим.

— Мне нужна помощь, чтобы найти настоящего убийцу! — заявил я прямо, полагая, что в случае, если Мод способна назвать мне его имя или хотя бы описать внешность, — это позволит обойтись без поисков Харрела и пропавших документов, обнаружив зверя сразу, либо, как минимум, значительно сузив круг подозреваемых.

Меня ожидало лишь очередное разочарование.

— Я не знаю его, для меня у него нет лица. Я чувствую его присутствие в своих грёзах, но не вижу его. Однако ты близок. Пролита новая кровь, странник. Молодая и невинная. Я это почувствовала, — с печалью поведала мне Мод.

— Ещё одна жертва? Это был Саймон? — продолжая требовать от ведьмы ответы, уточнил я.

— Саймон-рыбак? Я не знаю, кто пострадал. Однако я огорчусь, если это был Саймон. Он был хорошим мальчиком, — с горечью в голосе ответила провидица.

— Ну, постарайтесь же! — взмолился я, наконец. — Он ещё жив?

— Я бы хотела тебе помочь, но я на самом деле ничего не знаю, — виновато призналась Литкотт. — Я просто увидела, как кровь льётся на влажную траву.

Глубоко вздохнув, я удручённо покачал головой и продолжил выпытывать:

— Почему бы просто не сказать, что вы знаете?

— Зачем мне произносить слова, которые ты не хочешь слышать, пропускаешь мимо ушей? Ты — Хареш-аль-Дорем, но при этом хочешь получить ясные ответы? Тебе должно быть известно, что ответы не бывают ясными. Не пытайся увидеть образы из моих снов. Ты не поймёшь их, и они могут причинить тебе вред, — будто нерадивому ученику, пояснила она. Для себя же я твёрдо решил, что если когда-нибудь открою в себе дар провидца, то явно не стану приобретать отталкивающей манеры изъясняться подобным образом.

— Я так понимаю, вы не видели Харрела? — отчаявшись получить понятный ответ на чётко заданный вопрос, осведомился я.

— Я не знаю, где он, и не хочу знать, — призналась мне травница. — Его разум — слишком тёмное и опасное место. Место, где он не один. И это плохо, странник.

— Но мне нужно найти его, — сделав акцент на важности своей просьбы, повторил я.

— Что ж, если тебе это так надо, может быть, я смогу тебе помочь, — неожиданно обнадёжила меня Литкотт.

— Даже если я «погибель» для всех вас? — с сомнением и осторожностью произнёс я.

— Ты удивлён, что я помогаю тебе, хоть ты и принесёшь нам всем гибель? — казалось, за всё время нашего знакомства эта женщина улыбнулась впервые. — Когда же ты, наконец, поймёшь? У меня нет выбора. Я не могу поступить по-другому.

Бред. Ну что за бред. Ответственность — подразумевает выбор. Мне было интересно увидеть её реакцию, если бы я просто взял и покончил с собою у неё на глазах, как предсказывал мне Роджер Данкомб, не став, тем временем, «погибелью» для неё и всех остальных, как предсказывала она. Признала бы старая ведьма ошибочность своих суждений, либо она по-прежнему находила бы спасение в пространных запутанных объяснениях, позволявших подносить её сумасшедшую речь под видом глубокой мудрости? Впрочем, я, кажется, тоже начинал тихо сходить с ума. Равно как я знал, что на самом деле не собираюсь совершать самоубийства. Что снова поднимало вопрос об её правоте.

— Забудем, ваши слова не имеют смысла, — удручённо прокомментировал я недавно услышанное.

— Хорошо. Не пытайся постигнуть сути окружающих тебя вещей. Возможно, для тебя неведение будет менее болезненным. Я не уверена, смогу ли я сказать тебе слова, которые ты хочешь услышать, к тому же это может оказаться опасным для тебя, но раз ты хочешь… — вновь безраздельно завладев моим вниманием, старая ведьма продолжила. — Ты должен принести мне особенную траву, известную как «змеиный язык». Она позволит мне отыскать Харрела. Но найти эту траву будет непросто. Безоружным глазом её не увидишь. Я дам тебе рецепт одного зелья. Возможно, ты о нём слышал. Оно называется «Глаз Азраима». Тебе нужно собрать необходимые травы и приготовить его. Одно из растений, «серпентику», я тебе дам — в наших краях найти её будет непросто. Когда ты выпьешь зелье, ты сможешь найти «змеиный язык», если подойдёшь к нему достаточно близко. Но я должна предупредить тебя. Ты начнёшь терять силы.

Дав мне недолго подумать, осмысливая её слова, — травница добавила:

— Как только найдёшь траву, возвращайся ко мне, и я выведу зелье из твоей крови.

— Но этот змеиный язык может расти где угодно! — резонно высказал я свои опасения.

— Когда услышишь голос безмолвного стражника, денно и нощно охраняющего болота, иди к нему, пока земля не исчезнет в глубинах. Там ты будешь ждать своего крылатого проводника. Он покажет тебе дорогу, — нарочито медленно произнесла Мод.

— О, прекрасно, снова загадки, — испытывая сильное недовольство, высказал я, уточнив: — Это всё?

— Почти. Когда ты принесёшь змеиный язык, из твоего тела нужно будет вывести всё зелье. Однако я чувствую, что тебя терзают сомнения. Ты всё ещё готов пойти на это? — напоследок предостерегла травница. Естественно, «сомнения» было ещё мягко сказано. Это казалось настоящим безумием и, разумеется, при наличии выбора я попытался бы отыскать Харрела как-нибудь иначе…

— У меня нет выбора, — со вздохом признал я. — Я попробую.

— Тогда возвращайся, когда обнаружишь змеиный язык. У тебя есть всё, что для этого нужно, — напутствовала старая ведьма, поставив меня перед сложным выбором. Как обычно, мне было необходимо некоторое время, чтобы подытожить… Подобным образом я подходил почти к любой приобретаемой мною информации, но, к счастью, в бою я не думал — я реагировал сразу.

Итак, травница предложила мне помощь в поисках Харрела, но попросила принести траву, называемую «змеиный язык». Конечно, это было не так просто. Я мог увидеть «змеиный язык» только после того, как выпью «Глаз Азраима», и лишь подойдя к нему достаточно близко. О месте, где могла появиться эта трава, травница сказала лишь: «Когда услышишь голос безмолвного стражника, денно и нощно охраняющего болота, иди к нему, пока земля не исчезнет в глубинах. Там ты будешь ждать своего крылатого проводника. Он покажет тебе дорогу». Ну, или как-то так. Опять загадки…

К тому же, после того, как я выпью зелье, я буду терять силы до тех пор, пока я не принесу «змеиный язык» и травница не выведет из меня яд. Мне стоило хорошо подумать, стоит ли овчинка выделки.

Разумеется, понаслышке я знал и об этом зелье, и о его эффектах, и об этой траве, и о рисках, связанных с их использованием. Как я уже говорил, это относилось к областям тех знаний, которые Клэрис не успела либо не захотела мне передавать. В некотором смысле, понять её было можно: я действую не особенно эффектно, но — эффективно. И если Клэрис была лекарским ланцетом, то я — топором, который, соответственно, и работал топорно, грубо, просто… В некотором роде — даже примитивно, и имей я в своём арсенале более сложные, непроверенные методы, чем те, которые я успешно практиковал и использовал, в какой-то момент у меня могло бы возникнуть искушение рискнуть всем без малейших гарантий на успех, чтобы использовать их. Как, впрочем, сейчас и получилось.

С благодарностью приняв рецепт от ведьмы, я в задумчивости побрёл на сбор всех необходимых ингредиентов. В дефиците, преимущественно, оставались цветы каменной слезы, которые можно было попробовать поискать под скалами, вблизи погребального костра, на котором я предал огню бренные останки бедного Роджера Данкомба.

Мои поиски на болотах, к сожалению, оказались бесплодными: в том отношении, что ни Харрела, ни служанки я так и не встретил. Однако же — у меня снова появилась надежда на успех моего расследования. Безвыходных ситуаций не бывает: бывают лишь выходы, которые мы не замечаем либо полагаем для себя неприемлемыми.

Но у меня и в самом деле не было запасено иных вариантов, поэтому — я, после долгих раздумий, всё-таки решил рискнуть. Запершись в своём подвале, я варил своё зелье с удвоенной аккуратностью, поскольку от этого, как обычно, зависела моя жизнь, но, при этом, мне никогда не приходилось готовить его ранее. Нарушить пропорции я не мог. Конечно же, старая ведьма могла, таким образом, попытаться заманить меня в ловушку и погубить моими собственными руками, но я надеялся, что это не так.

Знаю, Клэрис — явно не одобрила бы мою авантюру. И была бы совершенно права. В этот миг — из глубин моей памяти всплыли слова, некогда сказанные ею про этот «Глаз Азраима»: «Это зелье названо по имени демона, который давал людям зрение. Оно позволяет Зверолову видеть предметы и действия, которые остаются незамеченными простыми смертными. Использование его весьма опасно, это яд, который постепенно разъедает тело выпившего. Если зелье вовремя не вывести из организма, может наступить смерть».

Вот уж действительно: ни убавить — ни прибавить. Одна порция серпентики, одна порций каменной слезы, две порции сатанинской удачи, две порции гвинлока. Состав зелья изобиловал наиболее редкими и дефицитными в моей работе травами, и я искренне надеялся, что это себя оправдает, не говоря уже о том, что сам я, при этом, должен был остаться живым и здоровым…

Когда зелье было готово, я снова направился на болота. Некоторое время я просто скитался по малость проторённым путям, ломая голову над ведьминой загадкой. Заметив знакомые гротескные очертания истукана, величественно возвышавшегося среди болот, я направился к нему.

Что ж, под «безмолвным стражником, денно и нощно охраняющего болота» могло подразумеваться что угодно, но, не имея иных версий, я подозревал идола. «Пока земля не исчезнет в глубинах» — как мне показалось, это случилось уже давно. Под «крылатым проводником», который должен был показать мне дорогу, очевидно, подразумевалась какая-то птица.

Вот только фраза про «услышишь голос безмолвного стражника» несколько смущала меня: истукан совершенно не походил на разговорчивого собеседника…

Как бы то ни было, я достал заговоренный отвар из своей рабочей портупейной сумки и, откупорив фиал, поднял его перед ужасным лицом болотного «стража».

— Твоё здоровье! — произнёс я, понимая, что пути назад нет, и в ближайшее время я либо вернусь к Литкотт с необходимой травой, либо не вернусь к ней вообще. Идол промолчал. Наверное, он стеснялся разговаривать в присутствии посторонних.

Расследовав зверские убийства, отправив на тот свет жутких подонков и пережив рискованные кровавые ритуалы — казалось верхом идиотизма погибать от собственной глупости и наивности. Стремительно и быстро я опрокинул зелье в себя. В первый же миг оно едва не вышло из меня обратно.

— Какая мерзость, — с трудом сдержавшись, я всё-таки устоял на ногах. — Лучше бы это сработало…

Мир вокруг поплыл. Меня шатало. Я чувствовал, как ядовитая смерть растекается по моим венам. Мой лоб пылал, как горн Кобба. В этот момент мне хотелось лишь одного: остыть, упасть, погрузиться на прохладное дно болота. Но тренированный разум приказывал телу жить, и раб — покорно следовал приказу своего господина.

Словно из-под земли, я услышал неразборчивый шёпот, который говорил со мной на Демонике.

— Что это было? — произнёс я вслух, оглядывая мир замутнённым взглядом. Я чувствовал, как яд постепенно разрушает меня изнутри, и чувствовал, как начинаю терять сознание…

— Карр! — раздалось над моей головой, и вездесущий ворон пролетел, обронив перо. Превозмогая сковавшие меня боль и отчаяние, я последовал за ним. Не различая дороги, вскоре я уже просто шёл вперёд. Кто я, и что я здесь делаю, — было ведомо лишь немногим уцелевшим осколкам сознания.

Споткнувшись, я рухнул на землю. Птицы поблизости не было. Я упустил её. Сбился с пути. Заблудился. Умирал. Возможно, старая ведьма специально всё так подстроила…

Однако, как оказалось дальше, я был неправ.

Подняв взгляд, я обнаружил светящуюся, доселе ни разу не встреченную мною траву, растущую на расстоянии вытянутой руки. Стиснув зубы, я заставил себя протянуть руку и сорвать её, а затем, прокусив до крови губу, — я нашёл в себе силы подняться на ноги.

Обратный путь напрочь выпал из моего сознания. Я помнил лишь то, как ввалился в дом травницы и, рухнув с порога на дощатый пол, подполз к старой женщине ближе. Не будь я привычен к растительным ядам их регулярным употреблениям, — я вряд ли бы пережил и само употребление подобного отвара, но, всё-таки, я рискнул и справился.

— Я нашёл растение… Вот оно… — разжав кулак, продемонстрировал я свою находку.

— Покажи её мне! Да, да это действительно она. Очень хорошо, странник! А теперь мы должны очистить твоё тело от зелья, — по-будничному спокойно ответила старуха Литкотт. Травница помазала мою руку странным жиром, осторожно надрезала вену и пустила мою кровь в заранее приготовленную чашу. Жизнь начала постепенно покидать моё утомлённое тело. Но мне не суждено было умереть таким никудышным способом.

Когда мне казалось, что я слышу хлопанье крыльев демона, кровь остановилась и рана мгновенно закрылась. Я остался жив. Мой организм был очищен от яда, но, вместе с тем, я по-прежнему оставался настолько слаб, что жизнь моя продолжала ещё держаться на тонком волоске. Однако же, Мод сдержала своё слово — она вывела яд, как и обещала, и принялась готовить свой отвар. О большем речи не и шло. Остальное — было уже моими проблемами.

Что ж, справедливо. И дальновидно. Впрочем, и я что-то умел. Достав из своей сумки заранее заготовленный отвар «Прикосновения Снии», я вынул зубами пробку и, убрав её прочь, выпил зелье залпом. Вскоре целебное зелье подействовало, и я ощутил прилив сил, почувствовав себя намного лучше.

Вот теперь — моей жизни уже действительно ничего не угрожало. Во всяком случае — на данный момент. Это не смогло ускользнуть от внимания старой ведьмы, но она промолчала, продолжив заниматься своими делами.

— Так что, вы скажете мне, где найти Харрела? — с интересом наблюдая за её приготовлениями, переспросил я.

— Ты должен дать мне больше времени, нетерпеливый странник, — с лёгкой укоризной потребовала травница. — В некоторых делах спешить нельзя.

— Понимаю, — солидарно кивнул я. На самом деле, отвлекать человека, готовившего колдовское зелье, явно не следовало. Не только по этическим причинам: она могла потерять сосредоточенность или что-то забыть — и тогда вся её работа пошла бы насмарку и мои жертвы оказались бы напрасны.

В кои-то веки у меня просто появилось время, которое просто необходимо было потратить. И лучше было бы провести его, не изнуряя себя в томительном ожидании, но с максимальной пользой.

Поначалу я покинул дом травницы, продолжив бродить по болотам, занимаясь привычными сборами трав, но затем — вспомнил о предложении Кобба, заинтриговавшем меня ранее. Возможно, со стороны это выглядело бы безумием, однако же — к тому моменту целебный отвар позволил мне восстановиться уже окончательно, бодрость возвращалась ко мне, я снова был полон сил и понимал, что практика мне не помешает.

— Я бы хотел немного потренироваться, — напомнил я Коббу, застав его за перерывом.

— Хорошо, — неторопливо снимая серый рабочий фартук, согласился кузнец. — Но я должен вас предупредить. Я буду стараться не причинить вам вреда, но вы всё же можете получить царапину-другую. Обо мне не беспокойтесь.

Взяв ведро с водой, кузнец принялся приводить себя в чувства после работы, меж тем продолжив:

— Сомневаюсь, что вы можете поранить меня, но даже если пораните, у меня есть отличный крем старухи Литкотт, который быстро залечит раны. Вот — мой дом.

Мужчина указал на скромный дворик с небольшим домом, курятником и огороженной тренировочной площадкой с набивными чучелами.

— Стражники тоже иногда тренируются здесь, но старому Коббу они не ровня, — продолжил хвастаться мужчина, вместе с тем заметив: — Если захотите прекратить тренировку, можете просто в любой момент покинуть площадку. Во время боя — я буду пытаться оттеснить вас, вы — меня. Проигрывает тот, кто вышел, или тот, кто больше не может продолжать бой.

— Идёт, — согласился я, обнажая свой меч. Выбрав из своего арсенала другой, соответствующий моему по массе и габаритам, Джон простёр руку, приглашая меня первым пройти на площадку для дружеского поединка.

— Ну что, готовы к уроку фехтования? — с задорной усмешкой бросил Кобб, тотчас же обрушив на меня свой первый удар. Наши мечи со звоном скрестились, и, несмотря на то, что я сумел блокировать этот удар, надо было отдать Коббу должное: от меня потребовалось определённое усилие, чтобы просто лишь устоять. По силе кузнец превосходил молодого Лимси в разы. Как показали его последующие удары, по ловкости атак, скорости реакции и отточенности ударов — также. В Коббе безошибочно угадывались напор и опыт матёрого воина, но, вместе с тем, до меня ему всё-таки было далеко. Поначалу он вёл себя несколько легкомысленно, поэтому я, отразив серию выпадов и получив небольшую отрезвляющую царапину, — контратаковал, перейдя в наступление. Не ожидавший встретить во мне столь достойного соперника, Джон пропустил несколько ударов кряду, что и решило исход нашего состязания.

Первый бой остался за мной, пусть я и выиграл его не вчистую. Что, в свою очередь, значило, что сделать выводы следует нам обоим.

— Чёрт меня побери, Фэрпойнт! — с уважением пробасил Кобб. — А вы лучше, чем я ожидал. Я не уделял должного внимания защите, и это было моей ошибкой. Что ж, больше постараюсь не подпускать вас так близко!

Толком не дав мне перевести дух, Джон выкрикнул: «Защищайтесь!» — ринувшись на меня снова. В этот раз он держался увереннее, как, впрочем, и я. Оба мы уже успели изучить друг друга, и оба успели войти в раж, лихо обмениваясь ударами. Удар, пропущенный мною в первом бою — по-прежнему оставался единственным достижением Кобба, в то время как мне, время от времени, удавалось находить бреши в его защите, незамедлительно осыпая кузнеца ударами, которые он стоически выдерживал. Впрочем, в этот раз — ранить его оказалось сложнее. Но, в конечном итоге, вытесненный за пределы площадки, Джон с восхищением произнёс:

— Я снимаю перед вами шляпу. Конечно, я немного поддавался, но вижу, что вы боец — не хуже меня самого! Поверьте, в следующий раз мы будем сражаться на равных.

— Отлично, начнём, — раззадоренный, предложил я, уступая Коббу дорогу. Пройдя вперёд, он вернулся на свою исходную позицию, занеся меч.

— Эх, знаете, мистер Фэрпойнт, можете смеяться, но благодаря вам, в какой-то миг — я снова ощутил себя ребёнком. Бородатым, здоровенным, вооружённым ребёнком, — хохотнув, отметил мой противник. — Эх, давно я так не веселился!

Я улыбнулся в ответ. Нечто подобное приходило на ум и мне.

— Ладно, посмотрим, из чего вы сделаны! — воинственно воскликнул Джон, наступая на меня вновь. Пока что второй бой также оставался за мной, но будет ли так и дальше — я усомнился в тот самый момент, когда некстати пропущенный удар добавил шрам на моём теле. На самом деле, ранение было несерьёзным, однако — оно служило красноречивым свидетельством того, что я некстати расслабился. В настоящем бою — разница в один удар может означать разницу между жизнью и погибелью, и хотя в этот раз никто не собирался наносить этого рокового удара — я получил бесценный урок на будущее. Мне стоило подумать об этом и сделать выводы.

В очередной раз завладев инициативой, я перешёл в полное наступление. Со звучным звоном наши тяжёлые мечи встречались и расходились вновь, пока очередной мой удар, наконец, не поверг кузнеца на землю. Прервав наш приятельский поединок, — я приблизился, протягивая ему руку.

— Вы дерётесь намного лучше меня, — с благодарностью приняв предложенную мною помощь, признал кузнец, но, поднявшись, не стал отпускать мою руку, крепко пожав её. — Немного я встречал в жизни таких людей…

Итак, из трёх последовавших боёв — я выиграл три, став бесспорным лидером состязания. Тем не менее, Кобб спустил меня с небес на землю, подмешав в бочку мёда ложку дёгтя:

— Но вы сражаетесь слишком грубо, топорно и примитивно. За то, что вы сделали для Роджера, включая и костёр, я научу вас новым выпадам. Я вижу, что вы не только это заслужили, но и сумеете воспользоваться.

Некоторое время — я повторял продемонстрированные Коббом приёмы, с прилежностью старательного ученика осваивая новую технику, которую вскоре захотел закрепить в очередном тренировочном поединке.

В этот раз — наш бой продолжался недолго. Я лихо щеголял новыми атаками, в то время как кузнец, начиная с момента его второго успешного удара, более ни разу не сумел меня задеть. Мои атаки были более выверенными и, в какой-то момент, бой начал в большей степени походить на избиение: мой противник был достаточно измотан на сегодня и уже с трудом держался на ногах.

Пролетев мрачной тенью над местом нашего поединка, знакомая птица в очередной раз приветствовала меня своим криком. Ей вторил сотрясший небеса гром, и прохладные струи дождя пролились на наши головы, словно помои, выплеснутые сердобольной хозяйкой на головы сцепившихся котов. По нашему обоюдному согласию, это ознаменовало собой завершение поединка.

— Достаточно! Я весь изранен. Вы великолепно дерётесь, Фэрпойнт, — усталым голосом признал Кобб. — Боюсь, на сегодня я уже всё. Но это было здорово, правда. Если вы не против, завтра мы могли бы это продолжить.

— Это уже зависит от того, насколько я буду занят завтра, — честно признался я. Загадывать наперёд — я не мог.

— Понимаю, — кивнул мне кузнец. Откровенно говоря, я собирался уже попрощаться с Коббом и, вспомнив о травнице, вернуться на болото, но Джон снова удивил меня.

— Подождите-ка, мистер Фэрпойнт, — попридержав меня, кузнец велел оставаться на месте и, удалившись на некоторое время в свой дом, вскоре вернулся с весьма интересной ношей в руках. Это был изысканный рыцарский меч с широкой и тонкой изогнутой крестовиной, надёжно защищавшей пальцы воина от удара о щит противника.

Обёрнутый в промасленное полотно, клинок кузнеца отличался от моего, простого и грубого, словно дворянин от простолюдина. Впрочем, меч Кобба выделялся не только золотыми насечками, изукрашенным эфесом и двойной оплёткой черена рукояти. Он явно был и более удобен для ведения боя. При этом, меч, безусловно, был дорог. Более того, по самым скромным моим подсчётам — он должен был стоить целое состояние. Но, вместе с тем, красота его не была нарочито броской: красавец в сравнении с моим, вместе с тем он обладал сравнительно скромным и сдержанным видом, вполне соответствуя духу христианского рвения, характерного для первых Крестовых Походов. В большей мере это был инструмент воина, а не предмет роскоши.

Пребывая в полнейшем ошеломлении, я осторожно взял меч из рук кузнеца. Он был идеально сбалансирован. На одной из его сторон красовалась надпись: «In Nomine Domini». Это была латынь. Выражение переводилось как: «Во Имя Господа». Другая сторона была украшена надписью: «Horrebant dudum reprobi me cernere nudum», что можно было перевести как: «Когда я обнажён — злодеи дрожат».

— Откуда у вас эта вещь, Кобб? — не находя слов, в изумлённом восхищении вопрошал я, не отрывая взора от холодной стали. Было видно, что кузнец горд тем, что показал мне.

— Этот меч — очень древний. Согласно нашему семейному преданию, он был выкован из железа, упавшего с небес. Один мой далёкий предок — был таким же простым кузнецом, как и я. Он также привычно работал, когда, изготовив очередное оружие, начал молить Господа о том, чтобы жизнь подкинула ему что-нибудь особенное, потому что серые будни приелись, и он потерял ко всему интерес. В ответ на его мольбы — кусок металла упал на эту грешную землю, отколовшись от небесной тверди. Упавшая сталь была раскалённой и он начал наносить по ней удары, придавая ей форму, пока она ещё не успела остыть. Так и получился этот меч, — глядя на моё серьёзно сосредоточенное лицо, Джон рассмеялся, хлопнув меня по плечу с такой силой, что я едва устоял на ногах. — Говоря откровенно, я не берусь утверждать, что всё взаправду было именно так. Хотя и оспаривать — тоже не буду. Просто сам я всегда относился к этой притче как милой доброй сказке о том, как человеческая вера и труд помогают нам воплощать свои желания в жизнь. Как бы то ни было, изготовил ли его на самом деле кто-нибудь из моих предков, или же он достался нам как-то иначе, но меч передавался в нашем роду по наследству, как и наше ремесло. Я получил этот меч из рук своего отца, а тот — от своего отца. А теперь — я хотел бы вручить его вам.

— Мне?! — едва не выронив меч на выцветшую траву, выпалил я. — Но почему?!

— Мистер Фэрпойнт, как вы знаете — у нас с Мэри не было детей. Моя жена умерла и, судя по всему, у меня их уже не будет… — с тоской начал кузнец, в то время как я осмелился его перебить:

— Но вы ещё совсем не старик. Вы могли бы жениться снова и… — в этот раз уже я не успел докончить своё предложение.

— Моя жена умерла, — с нажимом повторил Кобб. — Детей у меня нет, и уже не будет. У меня нет наследника, которому я мог бы передать в руки такую ценную реликвию. Таким человеком мог бы стать Роджер. Этот меч должен был бы стать свадебным подарком для них с Элеанор…

Голос Джона сорвался на горечь и, прождав пару мгновений, он продолжил своим обычным тоном:

— Из всех, кто меня окружает, — вы единственный, кто достоин владеть им.

— Но, право же, — несмотря на большой соблазн, я решительно протянул меч обратно, рукоятью вперёд. — Я высоко ценю ваше предложение, и благодарен вам за него, но…

— Но что? — изогнув бровь, с плохо скрываемой обидой поинтересовался Кобб.

— Но я не могу принять его. В самом деле. Вы могли бы продать его, и получить взамен сумму, которой вам с лихвой хватило бы на безбедную старость, — поделился я первым своим аргументом.

— Пустое, — раздражённо отмахнулся Джон. — Я — одинокий и откровенно нелюдимый человек, мистер Фэрпойнт. Немногие добивались моего расположения и уважения. Моя жизнь… — Кобб провёл рукой, указывая на горн, наковальню и заготовки мечей: — Моя жизнь — это кузница. Я занимаюсь любимым делом, которое не променял бы ни на что в любом случае. Я — человек неприхотливый, и по-другому жить не привык, да и, откровенно говоря, меняться не собираюсь. Я честно зарабатываю на свой хлеб, и этого мне более чем хватает. Конечно, меч стоит немалых денег, но не это для меня определяет истинную ценность… Я… человек простой, и не обучен искусству изъясняться изящным слогом, но, надеюсь, вы и без того уже поняли то, что я пытаюсь до вас донести. Ну, более или менее.

— В некотором роде — да, — признался я. — И я по-прежнему благодарен вам. Однако же, деньги, как вы выразились, не главное и для меня. В отличие от вас я, к сожалению, не могу похвастаться тем, что занимаюсь любимым делом. Но кто-то ведь должен проводить расследования и заниматься поиском убийц, верно? А целого моря желающих, увы, не наблюдается. Мой меч — груб и прост. Он не поражает своей красотой, как ваш. И, как я вижу, уступает он ему и в остроте, и в качестве закалки. Но он — долгое время служил мне верой и правдой, и променять его сейчас было бы, в моём понимании, паскудным предательством.

Всматриваясь в серьёзное лицо Джона, я постарался выдавить из себя улыбку, чтоб смягчить сказанное:

— Кроме того, несмотря на то, что этот меч не просто лучше моего, а лучше многих, если не всех, какие мне доводилось встречать в своей жизни, я не могу принять его ещё и по другой простой причине.

— Это по какой же? — пребывая в угрюмом недоумении, поинтересовался Кобб.

— Ну, это же очевидно, разве нет? — с невинным видом развёл я руками. — Сам факт наличия подобного имущества, несмотря на все его боевые качества, ставит под угрозу жизнь его владельца. Очень многие пожелали бы завладеть им, что, в лучшем случае, вынуждало бы пускать оружие в ход намного чаще обычного. Поэтому, простите, но — я вынужден вам отказать. Ещё раз — спасибо за предложение.

— Кхм… — завернув меч вновь, Кобб призадумался. — Знаете, в мою бестолковую голову подобные мысли даже как-то и не приходили. Надо признаться, что я, конечно же, не афишировал факт его наличия по несколько иным причинам. Но — всё равно, Фэрпойнт, не надейтесь, что я просто так вас отпущу.

Скрывшись вновь, Джон, как и прежде, не заставил себя долго ждать. Однако на этот раз он вернулся без меча, зато — с кинжалом. Сбалансированный, острый, удобный — он был лишён излишних украшений, зато прекрасно подходил для своего главного предназначения. Убивать.

— Превосходный кинжал! — искренне оценил я, проведя сокрытым перчаткой пальцем по острию. Эта вещь удобно лежала в моей левой руке, что пригодилось бы при милосердном добивании поверженных врагов, да и вообще могла быть весьма полезна в моих повседневных делах, вплоть до срезания стеблей растений. Конечно, у меня уже имелся при себе один, но второй кинжал — мне тоже мог сослужить хорошую службу. На этот раз я с благодарностью принял оружие из рук кузнеца, который счёл нужным сообщить, что, если я когда-нибудь передумаю, — его меч будет меня дожидаться.

Простившись с Коббом, я собирался уже было направиться на болота — несмотря на занимательные уроки фехтования, диковинный меч и новое приобретение, о травнице и работе я не позабыл. Но, вместе с тем, у меня возникло желание сперва заглянуть к себе домой и заготовить дополнительных целебных отваров. Как показывала практика, подобные приготовления никогда лишними не были. В ходе моих расследований такие зелья пригождались мне чаще прочих, когда я излечивал раны сам или врачевал других. Другое дело, что даже в подобных, казалось бы, благотворно влияющих зельях таилась своя угроза. Во-первых, прибегая к их помощи чаще, чем того требовали действительно экстренные меры, к ним можно было очень легко пристраститься и не мыслить самой жизни без их частых приёмов. Отсюда же проистекала и вторая их угроза, поскольку, во-вторых, — «Прикосновение Снии» и «Дыхание Снии» всё-таки были настояны на основе ядовитых трав, посему, употребив их в течение короткого времени выше некой нормы, — Зверолов рисковал смертельно отравиться, не говоря уже про обычных людей.

Впрочем, это было общим свойством для всех лекарств: качественное отличие от яда, как такового, заключалось лишь в уместности их употребления и степени дозировки.

Как бы то ни было, пополнив свои запасы, я решительно выдвинулся в сторону болот, ожидая получить от травницы ответы.

— Ну, так что, вам было видение? Вы можете сказать мне, где искать Харрела? — не ходя вокруг да около, сразу же напомнил я.

— Да, странник, — обнадёжила меня старая Мод. — Он вошёл в мой сон из серого тумана. Его поглотила земля. Он попал в её пасть и должен оставаться там.

— Пасть земли? — с недоумением переспросил я. Судя по всему, начинало сказываться то, что я, по всей видимости, уже малость поднаторел в разгадывании колдовских загадок.

— Может быть, это шахта? — спешно поделился я своим предположением.

— У меня есть лишь мои сны и видения, — напомнила мне травница. — Но ты прав. Возможно, это значит, что он отправился в шахту.

— Спасибо! Наконец-то, какая-то полезная информация! — уже просто не веря в то, что затеянное мною безумие принесло свои полезные плоды, поблагодарил я, в спешке покидая дом пожилой женщины.

— Да? Что тебе нужно? — без особого интереса крикнул городской стражник, бросая скучающие взгляды со своей дозорной вышки. Стоя перед закрытыми воротами, я крикнул ему в ответ:

— Мне нужно выйти из города!

— Боюсь, сейчас это невозможно, — с сожалением констатировал тот. — Мы получили известие, что к нам приближается банда грабителей. Часть из них должна быть уже близко. Если я тебя выпущу, эти гады могут воспользоваться моментом и напасть на город.

С самого начала ситуация складывалась совсем не так, как мне хотелось бы.

— Но я совсем ненадолго! — попытался заверить я, но стражник был непреклонен.

— Знаю, но всё равно я не могу пойти на риск, — пояснил он. — Если тебе срочно нужно выйти, договорись с мэром. Это он приказал мне никого не выпускать, а нарушить приказ я не могу.

Хоть это и огорчило меня, но я понимал правоту и опасения стражника. Не желая более мокнуть под моросящим дождём у городских ворот, я побрёл в направлении таверны, надеясь обнаружить там мэра. Миновав дорожный указатель, я вскоре уже был на месте. К тому времени, как я успел заметить, дождь уже начал стихать: столь же внезапно, как и начался.

В таверне было сравнительно немноголюдно. В гордом одиночестве, за одним из столов восседал Лимси, продолжая топить своё горе в вине. Мне было действительно неприятно наблюдать за тем, как такой приятный благовоспитанный и порядочный человек откровенно спивается, совершая медленное, но верное самоубийство. Однако же, это были его жизнь и его выбор. Парочка угрюмых бородатых крестьян тихо выпивала в сторонке, подкрепляя себя нехитрой трапезой, в то время как мэр о чём-то оживлённо беседовал с Моллинзом. Заметив моё появление, Роберт ненавязчиво указал ему на это одними глазами.

— Дорогой Николас! — обернувшись ко мне, воскликнул Филипп. — Ну что, чем вы теперь нас обрадуете?

— Мне нужно ненадолго оставить город, — не желая без причины вдаваться в подробности, перешёл я сразу к делу. Сент-Джон и трактирщик выразительно переглянулись.

— Не то чтобы я буду по вас скучать, мистер Фэрпойнт, но могу я узнать причину вашей просьбы? — с некоторым подозрением в голосе поинтересовался мэр, следом уточнив уже открытым текстом. — Надеюсь, вы не оставите работу незаконченной?

— Я ищу Харрела, а он ушёл из города, — терпеливо пояснил я.

— Ах, вот оно что! — с негодованием в голосе, воскликнул Сент-Джон. — У нас практически перед городом расположилась банда разбойников, а вы предлагаете поставить под угрозу безопасность всех жителей, ради этого старого дурака!

Моллинз, наблюдавший нашу беседу со стороны, старательно делал вид, что занят исключительно собственными хлопотами, однако же, в какой-то момент, на его лице появилась кривая ухмылка.

— Прежде всего, я не верю, что он мог покинуть город. А даже если это ему и удалось, я не буду из-за него рисковать безопасностью города. Так что, прошу меня простить, но это невозможно, — подытожил Сент-Джон.

И снова — неудача. Казалось, фортуна просто надо мной издевалась, и на каждое моё сомнительное везение приходилось по несколько трудностей. Но я — не искал лёгких путей и не сдавался. Некоторое время, я пытался настаивать и убеждать, но всё было тщетно. В итоге мне пришлось покинуть таверну ни с чем.

Дождь уже стих окончательно, хотя небо по-прежнему оставалось мрачным, наводя тоску и уныние. Скитаясь по улицам, я не имел конкретного плана действий и просто размышлял над недавними событиями.

— Карр! Карр! Карр! — дополняя привычную картину, прозвучало где-то позади. Обернувшись на крик пернатой бестии, я резко дёрнулся от неожиданности, первым делом схватившись за оружие, но вскоре остановился. Птицы нигде не было, но вместо неё передо мной стоял человек в серой рясе, опоясанной толстой сыромятной верёвкой. Бенедиктинец сливался тоном своей одежды с серым городским пейзажем, поэтому сразу даже не бросался в глаза, но прежде всего меня поразило то, с какой незаметностью этот человек умудрился ко мне подобраться, несмотря на мои обострённые чувства, интуицию и рефлексы.

— Я должен поговорить с вами, незнакомец, об одном очень важном деле, — не показывая своего лица, произнёс он, неторопливо перебирая в руках лакированные вишнёвые чётки.

— Говори, монах, — намного спокойнее, но по-прежнему настороженно предложил я.

— Я пришёл по приказу аббата Майкла, — тихим вкрадчивым голосом произнёс человек в серой рясе. — Он просил вас найти время для того, чтобы прийти в монастырь и побеседовать с ним. Очевидно, дело касается чрезвычайно важных вопросов. Я должен передать ему ваш ответ.

Это было интересно. За всё время своего нахождения в Каворне, я впервые встречал монаха на расстоянии вытянутой руки и вёл с ним беседу, хотя был уже немало наслышан о монахах-отшельниках и даже успел повидать их издали. С одной стороны — я и без того собирался с утра наведаться в монастырь, ещё до того, как началась вся эта круговерть с исчезновением Харрела и вероятной гибелью Саймона. С другой — монахи вели очень замкнутый образ жизни, и мне сложно было представить, какая причина могла побудить их обратиться ко мне. Впрочем, пока городские ворота оставались для меня закрытыми, я не видел особых причин для отказа. Но, тем не менее, на всякий случай справился:

— Вы знаете, о чём он хочет со мной поговорить?

— Аббат — птица высокого полёта. И мне не пристало интересоваться делами аббата, — уклончиво ответствовал мне серый монах. — Поэтому мне это неизвестно. Аббат, несомненно, лучше меня объяснит вам, зачем ваше присутствие потребовалось в монастыре.

Что ж… Несчастная Элеанор, обнаруженная молодым Лимси в окрестностях монастыря. Пропавшая хроника доктора. Серые рясы, полнейшая изоляция, и странные символы на земле за воротами. Вопросов было немало. Но да, пожалуй, мне следовало задать их аббату лично.

— Если это так важно, то я пойду туда, — поспешил я заверить монаха.

— Хорошо. Мы будем вас ждать, — с благодарностью кивнул незнакомец. — При обычных обстоятельствах мы не допускаем в монастырь чужаков. Однако я должен передать вам ключ от главных ворот. Не знаю, что заставило аббата отдать такой приказ, но знайте, что это для вас большая честь. Не потеряйте ключ, и не отдавайте его никому. Всего хорошего.

С этими словами, бенедиктинец протянул мне небольшой медный ключ и вскоре спешно побрёл прочь, скрывшись за ближайшим поворотом. Судя по всему, сам он в монастырь не спешил, и встреча со мной была не единственным делом, входившим в его ближайшие планы.

Медленно осмотрев обычный, в общем-то, ключ, я аккуратно убрал его в карман и поднял взгляд на дорожный указатель. «Шахты», «Доктор», «Городские ворота», «Таверна», «Мэр», «Монастырь»…

Громко каркнув, вездесущая птица привлекла моё внимание в очередной раз. Подлетев ближе, она опустилась на указатель, словно на жердь, и, присев над стрелкой, указывающей на монастырь, с усердием принялась чистить свои чёрные перья. Ну, что же, ворон был прав: мой путь действительно в этот раз пролегал в эту сторону.

Облюбованные воронами врата монастыря терпеливо ожидали моего приближения. Напуганные птицы взлетели ввысь, начав кружить крикливой чёрной стаей. Вставив ключ, я медленно повернул его и толкнул высокую створку. С металлическим брюзжанием ворота распахнулись, открыв монастырский двор. Сам монастырь состоял из множества секций с массивными дверями и витражами высоких окон. За серыми камнями стен, хранивших мудрость столетий, существовал целый мир, живущий по своим правилам и законам, отдалённый от всего прочего.

Меня окружали высокие мрачные статуи святых, с тоской и печалью сложивших руки для молитвы. Бочки и ящики. Деревья. Бельевая верёвка, с развешенными на ней полотнами, покрытыми странными символами.

Вороны кружили в небе над моей головой, выкрикивая свои птичьи мольбы о лучшей доле, а люди в серых рясах стояли полукругом, изучая меня, будто диковинное создание. Один из монахов, молодой человек с чёрной, как крыло ворона, тонзурой, не скрывал своего лица и выделялся такими, казалось бы, несочетаемыми чертами, как смирение во взоре и властность в осанке.

Я называл подобное редкое обаяние «смиренная властность». И я не сомневался в том, что вижу перед собою самого аббата Майкла.

Откуда-то из глубин храма, тем временем, доносилась органная музыка, почему-то вызывавшая в моём сознании устойчивый образ: ступени, ведущие в небо.

— Добро пожаловать в наш скромный городок, мистер Фэрпойнт! — доброжелательно и, как показалось мне, вполне искренне поздоровался со мной человек в рясе. — Я благодарен вам за то, что вы нашли время к нам приехать. Я знаю, что вы помогаете другим людям, а в настоящее время — это редко случается. Возможно, вы сможете помочь и нам?

В голосе молодого аббата прозвучала надежда. Пока что я настороженно присматривался к нему, слушая его вступительную речь.

— Я не просто так дал вам ключ, — преисполненным нарочитой серьёзности голосом, заверил аббат, тотчас же сбив меня с толку последовавшими за этим словами. — Я выбрал вас, зная, что только вы способны нам помочь. Я могу доказать вам, что я не ошибался в вас.

По тому, как Майкл перебирал свои чётки, было видно, что он чем-то не на шутку взволнован. Впрочем, не он один.

— Бремя тяжёлых времён сломило одного из наших братьев, — удручённо поведал мне аббат, переходя, наконец, ближе к делу. — И сейчас он намеревается свести счёты с жизнью. Мне передали, что он находится неподалёку от дома могильщика и собирается прыгнуть со скалы. Вы не могли бы попробовать отговорить его? Я думаю, что вы сможете его переубедить.

Если до этого у меня в голове крутился десяток вопросов, то в этот момент — все они отошли на задний план. На некоторое время. После чего я, по-прежнему пребывая в смятении, всё-таки собрался и произнёс:

— Я пришёл поговорить на другую тему. Про Элеанор…

— Убитая девушка? — казалось, аббат был несколько озадачен. — Конечно, мы можем о ней поговорить. Но позже. Прежде всего, вы должны спасти этого отчаявшегося беднягу.

— Я?! Но почему именно я?! Ведь я даже его не знаю! — вконец растерявшись, в изумлении уточнил я. Логика аббата, пославшего за мной монаха с подобной целью, — была мне неведома.

— Именно потому, что вы с ним друг друга не знаете, — подняв для важности перст, ответил Майкл. — Думаю, я должен объяснить, что у меня, как и у остальных, были определённые разногласия с братом Томасом, и поэтому он не настроен с нами разговаривать. Но, несмотря на то, что его поведение нельзя назвать достойным, я не могу дать ему совершить такой ужасный грех. Нельзя позволять ему обречь свою душу на вечные мучения.

Что ж, в этом, возможно, и был определённый резон. Но — всё равно, я не собирался забывать о том, ради чего я пришёл сюда на самом деле.

— Ну, хорошо. Я попробую поговорить с ним, — не обещая большего, согласился я.

— Благодарю вас. Мы будем молиться за вас обоих, — осенив меня крёстным знамением, заверил аббат.

И он не солгал: не успел я ещё скрыться за воротами монастыря, как услышал за своей спиной проникновенное:

— «Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen».

Итак, я побывал в монастыре. Это было странно, но аббат доверял мне, человеку со стороны, настолько, что попросил меня отговорить брата Томаса от самоубийства. Несчастный собирался броситься со скалы где-то неподалёку от дома гробовщика. Аббат местного монастыря, несмотря ни на что, всё-таки показался мне человеком разумным, пусть меня, повторюсь снова и снова, и удивило его доверие, оказанное мне, чужаку. Допустим, его просьбу ещё можно было понять — но он даже доверил мне ключи от их главных ворот.

Пока что я находил лишь одно логичное объяснение столь странному поведению монахов. Должно быть, они дошли до крайнего отчаянья и по какой-то неведомой мне причине не имели возможности доверять кому-либо из горожан, даже остро нуждаясь в помощи. Эту причину мне и предстояло узнать в первую очередь, поэтому я сделал в памяти очередную зарубку. Казалось, скоро там просто не останется места.

…Вскоре я добрался до нужного мне утёса. Живописные пейзажи открывались мне с этих высот — лес, шахта, частокол с дозорными вышками, костры в лесу, поляна с причудливым языческим капищем, малая придорожная постройка с алтарём возле статуи святой…

Но в настоящий момент — меня больше интересовала серая фигура монаха, стоящего на самом краю. Немолодой человек с пепельно-крысиного цвета тонзурой готов был сорваться и полететь навстречу вечности в любой миг. Несчастный не знал того, что даже смерть — не является средством для побега и не прекращает страданий. Тело может упасть и разбиться, но душа — полетит дальше, сохраняя накопленную боль.

В этот миг в мою душу закралось весьма неприятное, но до боли знакомое ощущение. Дан-эн-Нян находился где-то неподалёку, терпеливо дожидаясь развязки. Мне не хотелось лишний раз оставлять ему добычу.

— Они послали тебя за мной, не так ли? — обернувшись, полным безумного отчаянья голосом обратился ко мне низкорослый полноватый монах. — Стой! Не пытайся отговорить меня, я принял решение!

— Самоубийство — великий грех, — стараясь не провоцировать монаха, просто напомнил я ему.

— Мне всё равно, — с горькой убеждённостью обречённого, ответил он. — Ты ничего не знаешь! Сколько времени ты провёл в городе? Месяц? Неделю? Я никогда не слышал о тебе, незнакомец. Тебе не понять, что здесь происходит. Мы все обречены. Прокляты. Пусть и не мы потеряли сокровище. Это наши предки. Но и наша вина не меньше. Мы не справились…

— Потеряли сокровище? О чём ты говоришь? — в недоумении осведомился я. Речь монаха производила впечатление полнейшей бессмыслицы.

— Нет! Оставь меня! Не говори со мной! — в ярости вскричал брат Томас, напоследок, взмолившись. — Боже, прости меня, я подвёл тебя!

С полными слёз глазами, в которых безошибочно читались боль, отчаянье и горе, Томас развернулся.

— Нет! Стой! — бросился я к нему. Но было уже поздно. Брат Томас расправил руки, словно бы это были птичьи крылья, и бросился вниз с крутого обрыва. Над серыми скалами разнёсся отчаянный крик — и вскоре всё стихло.

— Вы поговорили с ним? — с волнением в голосе встретил меня аббат. К сожалению, мне снова приходилось играть роль человека, принёсшего дурную весть.

— Да, и он не дал мне шанса отговорить его, — с сочувствием признал я. Вздохнув, фигуры в серых рясах принялись осенять себя крестными знамениями, произнося:

— Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

— Бедный брат Томас! — убитый горем, побледнел Майкл. — Да сжалится над ним Бог!

На некоторое время аббат присоединился к общей молитве, в то время как я, с пониманием, молчал. Позднее он заговорил вновь:

— Что ж, всё равно, я вам благодарен. Вы пытались помочь нам, и я этого не забуду. Для вас — моя дверь будет всегда открыта. А этой привилегией обладают немногие. Да придаст вам Господь сил для сражения со злом и нечистой силой!

Словно бы присоединяясь к пожеланиям Майкла, вороны закаркали оживлённее. В них ощущалась какая-то странная, можно даже сказать — неестественная связь с этим местом.

— Благодарю вас, — вполне искренне принял я его пожелания. — И мне, право же, неудобно отвлекать вас в подобный момент. В момент траура и горя. Но дело в том, что мне нужна информация, от которой зависят человеческие жизни. И у меня совершенно нет времени ждать.

— Да, конечно, я всё понимаю, — печально кивнув в ответ, согласился настоятель монастыря. — Итак, мистер Фэрпойнт, чем скромные слуги Господа могут помочь вам?

— Я хотел бы расспросить вас о погибшей девушке, — напомнил я то, с чего начиналась наша беседа.

— Элеанор, верно? — слегка неуверенно переспросил Майкл. — Да. Мы слышали о ней. Говорят, какой-то молодой выскочка нашёл её у моста под нашим монастырём. Думаю, я должен кое-что вам объяснить. Без сомнения, в городе найдутся люди, которые будут рады очернить нас в ваших глазах. Да, мы ведём довольно уединённый образ жизни, но кто в наши дни поступает иначе? Совсем недавно здесь свирепствовала Чёрная Смерть. За неделю погибло две трети братьев. Одной из жертв стал мой предшественник. Но даже те из нас, кто выжили, не смогли полностью оправиться от болезни.

Осенив себя крёстным знамением, Майкл тихо что-то прошептал, и вскоре продолжил:

— Я не знаю, за что Бог наказывает нас. Возможно, это испытание, через которое мы должны пройти. И я прошу вас, не впутывайте нас в дела, происходящие за пределами монастыря. Мы не занимаемся такими вещами.

Пока что я не был склонен ни безоговорочно верить аббату, ни отбрасывать его слова, как незаслуживающие доверия, поэтому деликатно заметил:

— Я слышал, что вы шпионите за горожанами.

— Шпионим? — с недоумением повёл бровью настоятель. — Что ж, думаю, я должен сказать вам правду. Слуге Господа не пристало лгать, даже если он делает это из благих побуждений. Ещё со дня основания в нашем монастыре хранится бесценный камень, обладающий огромной силой. Странно, но в истории монастыря об этом камне практически нет никаких упоминаний, и мы можем только догадываться об его истинной сути. Видимо, наиболее правдоподобной является версия, согласно которой этот камень — часть лежанки, на которой Христос воскрес из мёртвых. Этот камень был спрятан под полом часовни на протяжении сотен лет. Но когда на нас обрушилась чума, а с ней и другие бедствия, то я, став аббатом, решил попробовать изгнать зло при помощи этого священного камня. Тогда я приказал проломить вход в склеп, где должен был лежать камень. Склеп был пуст.

— Это то, о чём он говорил, прежде чем прыгнуть! — осенило меня.

— Брат Томас? — вновь удивился аббат. — Да, я ожидал, что он об этом заговорит. Нас постигла неудача, мистер Фэрпойнт. Очевидно, не виноваты ни мы, ни те из наших предшественников, кого мы ещё помним. Но всё же камень унёс из монастыря кто-то, кто принадлежал к нашему ордену. Возможно, это случилось пятьдесят лет назад. Возможно — пятьсот. Впрочем, это неважно. Тень зла нависла над нами.

— А вы уверены, что этот камень вообще был там? — в моём голосе отчётливо прозвучали нотки сомнения.

— Я слышал ваш вопрос, мистер Фэрпойнт, и я не думаю, что вам стоит повторять его, — оскорбившись, нахмурился Майкл.

— Прошу прощения, — поспешил я извиниться. — Но мне по-прежнему не ясно, как это связано со «шпионажем» в городе.

— Я послал одного из братьев, чтобы он просмотрел старинные записи, в которых мы, возможно, могли бы найти упоминания о потерянном камне. Понимаю, что это всё сложно объяснить, но все записи каким-то образом пропали. Осталась только хроника, которую ведёт местный доктор, но она затрагивает лишь малый отрезок времени, — с печалью в голосе поведал мне молодой аббат.

— Только что у доктора украли кое-какие документы, — к слову заметил я, пытаясь увязать недавно сказанное с известным мне ранее. Постепенно мозаика дополнялась всё новыми и новыми фрагментами, но их по-прежнему было недостаточно, чтобы сложить из них чёткую картину происходящего в Каворне.

— И именно в это время мы занимались поиском документов, касающихся истории города… — с пониманием кивнул Майкл, довершая мысль за меня. — Если вы так смотрите на вещи, тогда мы действительно попадаем под подозрение. Но я могу вас заверить, мистер Фэрпойнт, что все документы, которые мог предложить нам доктор, были взяты у него, изучены и возвращены в целости и сохранности. Его документы затрагивают события последних десяти лет и лишены для нас какой-либо ценности. Подумайте, зачем нам могло понадобиться их красть? Кто будет ломиться в открытую дверь? Мы по первой же нашей просьбе получили всё, что мог предложить доктор.

— Возможно, там были другие документы. Более интересные… — высказал я своё предположение.

— Вы хотите сказать, что у доктора есть более важные материалы? — с известной долей иронии осведомился настоятель монастыря. — Но почему же он, в таком случае, не показал их нам? Что ему скрывать? Нет, мистер Фэрпойнт, я думаю, что вы переоцениваете доктора Бейкера. Единственными документами, которые у него были, являются те записи, которые, за время работы у нас, вёл он сам. Мы точно знаем, что других документов не было. И нет. Я ведь не просто так посылал братьев в город. Да, если бы вы были правы, всё это было бы очень интересно. Но, к сожалению, по каким-то загадочным причинам — документов, касающихся отдалённого прошлого города, просто не существует. Если документы доктора и украдены, то эта потеря невелика. Я с ними ознакомился. Интереса они не представляют.

Что ж, я запутывался всё больше, уже не зная, кому мне верить. И, что самое скверное, мне не лгали. Просто каждый излагал мне ту правду, в которую верил он сам. При том, что возможностями что-либо доказать или опровергнуть я, к сожалению, не располагал. Во всяком случае — пока ещё.

— Что ж, спасибо вам и на этом. Прежде всего, конечно, я хотел бы сказать вам — мне очень жаль, что я не смог предотвратить самоубийство брата Томаса, — в очередной раз выразил я свои соболезнования.

— Не думайте об этом, — с пониманием посоветовал мне Майкл. — Господь свидетель — вы пытались спасти ему жизнь. Но просто Он — рассудил быть иначе. Но раз уж вы об этом упомянули, то есть кое-что ещё, что вы могли бы для нас сделать. Не знаю только, могу ли я просить вас об этом?

— Я готов попробовать, — пожав плечами, согласился я. — Вопрос в том, что вам нужно?

— Мы не можем просто оставить тело под утёсами, на растерзание диким животным, — с горечью в голосе пояснил молодой аббат. — В конце концов, он был добрым христианином! Вы не могли бы отправиться туда и похоронить его, или даже принести тело сюда? Там небезопасно и, к тому же, ни у кого из нас просто не хватит сил, чтобы принести тело сюда.

— Я не знаю, выпустит ли меня из города мэр, — поделился я своими опасениями.

— Он выпустит вас, поверьте, — заверил меня настоятель. — Это — единственное место, где ещё сохранилось наше влияние. Я скажу стражникам, что вы можете принести тело в город, и у вас не будет проблем с этим, когда вы вернётесь.

— Хорошо. Тогда я отправляюсь на поиски, — кивнул я, отмечая про себя то, как странно, порой, поворачивается русло жизни. Самоубийство Томаса дало мне возможность покинуть город и продолжить поиски Харрела.

Что это? Судьба? Или простое совпадение? И не слишком ли много их уже встречалось на моём пути? В любом случае, теперь у меня были развязаны руки, и появилась возможность действовать. Но прежде — мне следовало предстать пред светлые очи мэра, поскольку прыгать через его голову мне казалось излишним.

И всё-таки удача продолжала мне благоволить. Во всяком случае — в этот раз. Хотя мне не удалось отговорить брата Томаса от прыжка, я, по крайней мере, обещал принести его тело в монастырь. Это означало, что я смогу выйти из города, а стражнику сообщат, что я буду нести тело монаха.

Судя по тому, что рассказал мне аббат Майкл, монахи действительно не имели отношения к смерти Элеанор. Кроме того, я узнал то, почему они в отчаянии. Заветный камень хранился в монастыре с самого дня его основания. Не так давно они открыли склеп, где он должен был лежать, но так ничего и не нашли. Несчастные, они не могли даже предположить, когда он исчез оттуда, но продолжали пытаться найти его.

Я шёл и думал, что камня могло не быть там уже на протяжении нескольких столетий, если это вообще не было легендой.

— Я ищу Харрела и тело одного монаха из монастыря, — подняв начатый ранее разговор, пояснил я мэру. — И мне действительно необходимо на время покинуть город. Надеюсь, это ненадолго. Обещаю, что я доведу это дело до конца — на этот счёт вы можете быть спокойны.

— А, этот сумасшедший монах, что спрыгнул с утёса… — с явным неудовольствием промолвил Сент-Джон, напряжённо потирая виски. — Аббат проинформировал меня. И что же мне делать с этими бенедиктинцами? Поссориться с церковью — только этого ещё не хватало!

Призадумавшись, мэр всё-таки согласился с моей просьбой, пусть и сделал это с явной неохотой:

— Ну, ладно, ступайте, поищите его. Не знаю уж, чем вы там собираетесь заниматься, но, по крайней мере, никто не скажет, что я не сделал всё, что мог. Забудьте о Харреле. Один чёрт знает, где он сейчас. Вас выпустят за ворота, но постарайтесь не подвергать нас всех опасности.

— Само собой, — согласился я, уже покинув город в своих мыслях.

Вскоре — знакомый гвардеец помахал мне рукой с вышки, приветствуя вновь:

— А, это ты! Что ж, думаю, я могу пропустить тебя через ворота. Но должен сказать, что мне это совсем не нравится, хоть мэр и решил, что это необходимо. Ладно, если тебе нужно будет войти, или выйти — только скажи.

— Ладно, спасибо, — поблагодарил я, скомандовав: — Открывайте ворота.

Я снова был снаружи. Казалось, с того момента как я посетил город, — прошла целая вечность. Эти стены, это дело, эти люди — начинали потихонечку сводить меня с ума. Но я не отчаивался и по-прежнему был полон твёрдой решимости распутать этот адский клубок интриг и довести начатое до конца.

Определённым казалось одно: либо убийца не был обычным маньяком, а смерти девушки, Саймона и Грееров были не более чем звеньями дьявольской цепи более сложного плана, с которым каким-то образом были связаны монахи с их камнем и доктор Бейкер с его хроникой, либо имели место несколько независимых интриг.

К слову о докторе: его недосказанность и скрытность по-прежнему меня смущали. Фактически, даже травница Литкотт говорила более определённые вещи на чётко поставленные вопросы. Другое дело, что я не был готов с ними согласиться. Но Клемент — принял меня за кого-то другого и убедил меня помочь ему, не рассказав, в чём дело.

Так или иначе, интуиция подсказывала мне, что, несмотря на свою, возможно, оправданную скрытность, — этот человек заслуживает моего доверия. А что же до убийств… Горожане обнаружили всего одно тело, хотя жертв, судя по всему, было больше. Почему?

Возможно, кто-либо, умевший ловко заметать за собой следы, был заинтересован в том, чтобы это тело нашли. И не просто нашли, а обнаружили несчастную Элеанор в окрестностях монастыря.

Вероятно, кому-то было выгодно стравить меж собой горожан и бенедиктинцев, был выгоден хаос; и некстати вмешавшийся Лимси просто спутал карты, тем самым погубив гробовщика.

Но кто с этого выигрывал? В чём заключался мотив?

Всё это время я рассуждал, исходя из того, что мы имеем дело с одним хладнокровным убийцей. Быть может, убийца не только не был сумасшедшим зверем, но действовал не один, а находился в сговоре с другими обитателями Богом забытого города? Как минимум — со стариком Харрелом.

Однако же, если убийца не был безумцем и действовал по чётко спланированному плану, — это не проясняло мотивов как минимум четырёх убийств, оставшихся на его совести. Какая выгода убивать невесту гробовщика? Кому мог помешать Саймон-рыбак или парочка стариков?

Маньяк убивает просто потому, что желает и может убивать, но в других случаях нужны причины, цели и задачи. Маньяки — сумасшедшие и, как правило, «работают» в одиночку. Как это вяжется с пропавшим камнем и похищенной хроникой?

В очередной раз я возвращался к версии ритуальных убийств, хотя мне самому она казалась маловероятной, несмотря на обилие вокруг следов язычества и чудное, близкое к сектантскому, поведение бенедиктинцев.

Вопросы порождали вопросы. Впрочем, возможно, на самом деле — всё было намного проще, и я лишь усложнял и домысливал. Хотя, как знать…

Скажем, в Каворне мог действовать тайный культ сектантов-язычников, практикующий ритуальные убийства и кровавые жертвоприношения, и эти фанатики могли испытывать неприязнь к церкви, в лице монахов-бенедиктинцев. Таким образом они могли пытаться остановить и задобрить чуму, вернуть плодородность почве или что-нибудь ещё в таком духе. Возможно, культ даже был создан отступниками, выкравшими камень из монастыря. В старых хрониках могли содержаться какие-либо неугодные им сведенья, проливавшие свет на события тех дней, посему они могли выкрасть все архивные записи и заинтересоваться документами доктора. Они же могли обещать Харрелу вознаграждение, при этом отправив его за записями доктора Бейкера.

Вроде бы и логично. Более или менее. Хотя последнее, в таком свете, снова смотрелось довольно странно.

Но всё равно, многие вещи я, пока что, не мог объяснить ни самостоятельными действиями одинокого убийцы, ни сговором целой группы сектантов. К примеру, сама природа словно бы издевалась над этим местом. Пусть и на этом все странности не заканчивались.

Разумеется, Чёрная Смерть бродила по всей Европе; разумеется, падёж скота, неурожаи и прочие бедствия происходили не только в Каворне; но эти постоянные дожди и мрак, небо без солнца, болезни, языческие капища с идолами на болотах, безумцы и убийства — в своём гремучем сочетании не добавляли приятности городу.

Вполне возможно, что у кого-нибудь, действительно, от всего этого могла просто поехать крыша. Как это, например, случилось с бедным Томасом, на поиски которого я направился. Но если обезумевший от отчаянья брат Томас принёс смерть лишь себе одному, — другой, на его месте, мог принести её и другим.

Могло быть и так, что эти независимые дела каким-то образом сходились в общих точках соприкосновения, но не были связаны непосредственно. Я не знал, кого и в чём конкретно мне следует подозревать. Амбициозного Сент-Джона? Неразговорчивого Моллинза? Скрытного Бейкера?

Пробыв в этом городе всего ничего, я постепенно и сам начинал поддаваться общей подозрительности, и явно поддался бы ей, если бы не зелья, подавлявшие мои чувства…

— Эй! — внезапным свистом привлёк меня стражник, когда я успел уже несколько отдалиться от ворот. Обернувшись, я увидел, как он подманивает меня рукой.

— Что-нибудь случилось? — подойдя поближе, крикнул я ему.

— Я вижу вдалеке подозрительного типа. Извини, но если что — я не смогу ни помочь тебе, ни впустить тебя. Это может оказаться засадой, — пояснил стражник, снова вглядываясь куда-то вдаль.

— И что мне тогда делать? — крикнул я вновь.

— Ну, мы можем подождать, пока он уйдёт, а потом ещё, чтобы удостовериться, что он был один. Или же ты можешь сам с ним разобраться, — предложил гвардеец.

Что ж, хотя это и создавало для меня дополнительные сложности, в каком-то смысле я был даже рад наличию явного врага: интриги начинали меня утомлять. Тем временем, неисправимый зельевар во мне напоминал, что нужно сорвать то, что растёт по эту сторону, а то мало ли чего — вдруг потом у меня не окажется подобной возможности?

Однако я понимал, что это не увеселительная прогулка, и расставил приоритеты. Естественно, в первую очередь меня интересовал живой Харрел, а уже во вторую — тело мёртвого монаха, которому и так уже не стало бы лучше. Прочее — по мере возможностей…

Следуя вдоль частокола, я прошёл к реке и далее проследовал уже вдоль неё, попутно сорвав несколько пурпурных бурьянов и водных дрём. Всё-таки некоторые вещи неизбежно становятся неотъемлемой частью натуры. Спустя несколько минут я оказался напротив старого языческого капища. Несколько крупных валунов образовывали круг.

— Какое жуткое место, — отметил я, вместе с тем осмотревшись по сторонам. Вдалеке виднелся силуэт старой заброшенной шахты. Это было интересно, но пока что — я преследовал иную цель.

Определить то место, на котором разбился брат Томас, особой сложности не составило. Но далее возникали определённые странности. Тела не было — лишь лужа засохшей крови да воронье перо поблизости…

…Едва заслышав, как позади меня дрогнул куст, я тотчас же развернулся, обнажая батарный клинок.

— Так-так, что у нас здесь? Парень из Каворна? — с грубой усмешкой произнёс показавшийся из лесных зарослей незнакомец, нижняя часть лица которого была скрыта серой разбойничьей полумаской. — Отдавай всё, что есть. Сапоги я тоже возьму. Они мне нравятся.

— Я ищу тело погибшего монаха. Где мне его найти? — совершенно спокойным тоном поинтересовался я.

— Что?! Ты что, глухой?! Вываливай всё своё добро! А если тебе интересно, где этот молокосос, так я тебе скажу: я привязал к его ногам булыжник и бросил в пруд, что неподалёку отсюда. Конечно, похороны так себе, но меньше всего мне был нужен гниющий дохляк на расстоянии броска камня от лагеря, — рассмеялся головорез. — Если ты хотел его ограбить, приятель, тебе не повезло. У него ничего с собой не было. Только его монашеское тряпьё. Но я забрал его себе. Ладно, хватит трепаться — гони свои вещи!

— Ты хочешь ограбить меня? — снисходительным тоном обратился я к бродяге. — Что ж, попробуй!

Явно недовольный, но вполне ожидавший подобного развития событий, он ринулся на меня с мечом наперевес. Разбойник сражался немногим лучше, чем Лимси, но всё-таки намного хуже, чем Кобб. Поразив руку грабителя стопорящим ударом, я обрушил следующий удар полуторного меча на его ключицу. Стоя над поверженным, но ещё агонизирующим врагом, я сжалился и нанёс ему удар милосердия, которого тот явно не заслуживал.

Ранее, будь у меня время, я бы даже мог позволить себе напоследок помучить умирающего подонка, смакуя и растягивая его страдания. Однако же, как мне, во всяком случае, казалось, я давно уже перерос эти глупости…

Пройдя немногим дальше, — я обнаружил разбойничий бивак: спальные настилы, котелок, притушенный костёр, походное оснащение и всевозможный хлам, среди которого мне не удалось обнаружить ничего ценного. Однако мне удалось отыскать монашеское облачение брата Томаса. Мне так и не было ясно, зачем оно потребовалось грабителю. Быть может, для будущей возможной маскировки? Кто знает.

Впрочем, вызывать ради этого дела его душу на допрос у меня желания не возникало. Вместо этого я просто сложил монашескую рясу как можно плотнее и убрал в свою походную сумку, несколько потеснив собранные там травы и зелья. Интуиция подсказывала мне, что облачение погибшего монаха ещё может сослужить мне хорошую службу.

Судя по всему, повстречавшийся мне разбойник был здесь не один, но, в настоящий момент, он просто остался присматривать за лагерем. Я должен был уходить.

Оставив позади тело своего несостоявшегося грабителя, я вернулся к воротам, чтобы обрадовать стражника.

— Я видел, как ты умело с ним расправился! — радостно крикнул дозорный, сотрясая алебардой.

— Ну что, есть кто-нибудь ещё на горизонте? — уточнил я, терпеливо дожидаясь, пока гвардеец вглядывался вдаль.

— Не вижу, — признался он. — Но теперь, если больше никого не замечу, смогу тебя впустить.

— Хорошо. Я постараюсь закончить с этим скорее, — обещал я, направившись в сторону заброшенной шахты.

Двигаясь вдоль скал, я собрал ещё несколько необходимых мне трав, итого — ещё на пару «Душехватов» мне вполне должно было хватить. Впрочем, если с пурпурным бурьяном и водной дрёмой дела обстояли хорошо, то остальных растений набиралось намного меньше. В особенности — запасов сатанинской удачи.

Остановившись перед тёмным проходом шахты, я долго всматривался в голодный мрак, прислушиваясь к тому, что могло быть в нём сокрыто. На первый взгляд — ничего не настораживало.

Сняв с одной из стен старый факел, я достал трутницу и, потратив некоторое время, развёл огонь. Пламя затрещало, и неровные тени, заплясавшие вдоль по каменным сводам, показались мне живыми. В это время откуда-то из глубины старой шахты раздался звук, напоминающий громкий, бессмысленный шёпот. Быть может, всё это мне просто показалось. Не знаю.

Следуя вдоль по холодному тоннелю, я зажигал от своего факела остальные, встречавшиеся на моём пути, и опасался не столько духов или призраков, сколько возможного обвала: многие пути были просто засыпаны валунами и, судя по всему, не разбирались уже давно.

Эх, Харрел — Харрел. Если он был жив — я готов был его за это убить. В переносном смысле, разумеется.

После долгих бесплодных блужданий, в ходе которых я оставлял за собой путеводные огни, я вышел в широкое помещение, в центре которого располагалось широкое отверстие в полу, представлявшее собой своего рода спуск на нижний ярус шахты.

И действительно — не заметить его было сложно хотя бы и потому, что из него наверх пробивались лучи неровного света.

Но если отверстие было первым, что бросилось мне в глаза, то вторым, безусловно, оказалась верёвка. Новая и прочная, она крепко держалась, обвитая вокруг одной из старых балок.

Оставив свой факел, я ухватился за верёвку и, проверив лишний раз её надёжность и прочность, принялся спускаться.

Это было интересно и странно, но кто-то уже успел зажечь все настенные факелы нижнего яруса. Серые крысы, время от времени встречавшиеся на моём пути, разбегались с пронзительным писком, оставляя меня в некотором недоумении: и чем только они здесь питаются?

На протяжении всего маршрута меня преследовало гнетущее ощущение того, что кто-то за мной следит. Нет, мне не казалось — я просто знал это, потому что у меня имелось чутьё на подобные вещи. Но, вместе с тем, это было как-то по-особенному. Иначе, чем если бы кто-то просто крался за мной во мраке, бросая взгляды в спину.

Низкие своды казались ненадёжными и, чего уж говорить, — шахта представляла собой весьма мрачное и отталкивающее место. Воздух был спёрт, а каждый шорох усиливался, многократным эхом гуляя по сводам. Чем глубже я шёл, тем сильнее было моё желание повернуть обратно. Падающие капли, крысиные писки, загадочные шорохи, игра света и тени…

Казалось, этому не будет конца. Но всё-таки мои долгие блуждания не были совершенно напрасны. Из мрака коридора показалась маленькая комната. Я сразу заметил тело, лежавшее раскинувшись на полу. Это был труп Харрела, без всяких сомнений. Даже в слабом свете факелов я мог видеть длинные, глубокие раны на его теле. Что бы ни случилось здесь, я опоздал.

Только тут я понял, что я не один. Из сумрака ко мне медленно приближался силуэт человека в рваном одеянии. Его сопение было невыносимо.

— Фэрпойнт. Греер видит Фэрпойнта. Греер возьмёт и покажет. Не нужно живых… — омерзительным гортанным голосом произнёс незнакомец. Лицо его было безобразным, кожа свисала струпьями и была покрыта тёмными пятнами, от тела исходил зловонный смрад, от которого к горлу начинала подступать тошнота, а глаза слезились от зуда.

В фигуре по-прежнему угадывались человеческие очертания, но тело выглядело совершенно неестественным, его пропорции явно были нарушены. Омерзительные наросты на коже, глубокие рваные раны, сочившийся гной…

Внешний вид создания вызывал у меня отвращение, но гнилые пеньки зубов и безучастные мутные глаза были особенно ужасны.

— Что… Греер? Вы живы?! — в шоке произнёс я, теряя ощущение реальности происходящего.

— Фэрпойнт искал Греера. Греер ждал Фэрпойнта, — резавшим слух голосом ответило безобразное существо.

— Успокойтесь. Я отведу вас в город, хорошо? — предложил я, с опаской осматривая предмет, который он сжимал в руке. Это был старинный меч с отколовшимся наконечником: большой, широкий и ржавый.

— Фэрпойнту не нужно жить. Пусть лучше он умрёт! — издав тошнотворно-леденящий пронзительный крик, эта зловонная мерзопакость набросилась на меня, сотрясая своим примитивным оружием.

Как ни странно, Греер оказался невероятно ловким и быстрым бойцом. Умело отразив несколько моих выпадов своей грубой железкой, и своевременно уклонившись от других, он начал атаковать меня. Отражение его натиска потребовало от меня немалого труда, но в определённый момент мне пригодился тот новый приём, недавно продемонстрированный Коббом.

Нанеся Грееру рану, от которой другой бы на его месте взвыл и забился в агонии, я успешно провёл двойной рубящий удар и начал теснить его, осыпая градом непрерывных выпадов.

Клинок меча просвистел во мраке, и Греер получил ещё один удар. Он пошатнулся. Я замер и подождал, пока он упадёт на землю. К моему изумлению, он оправился после удара, встал, и со скоростью, которой я никак не мог от него ожидать, скрылся за ближайшим углом. Я осторожно вытер вонючую почерневшую кровь с моего меча. Наконец-то я смог собраться с мыслями. Что это значило, во имя всего святого?! Это, без сомнения, был Греер, но в каком он был состоянии! Его кожа свисала с него лохмотьями, а запах гниющей плоти был просто непереносим. Как он мог быть жив? Кто поверил бы мне, расскажи я о том, что только что видел? Нет, мне следовало держать это при себе. Во всяком случае — до поры до времени…

Бедняга Харрел больше никогда не смог бы ничего украсть. Как и получить своё вознаграждение. Старик встретил свою смерть во тьме старой шахты. Обыскав его труп, я так и не обнаружил при нём ни хроники, ни чего-либо другого. Впрочем, это меня не удивило.

В каком-то смысле, моё странное расследование продвигалось. Как-никак, я всё-таки встретил Греера. Но, честно говоря, я не знал, что и думать: он был в большей степени похож на мёртвого, чем на живого. Всё окончательно запуталось. Тем не менее, у меня, несмотря ни на что, теплилась слабая надежда, что Харрел, безумный и мёртвый, всё-таки сумеет пролить свет на то, что случилось в этом проклятом городе.

Я никогда не сумел бы пронести его мимо стражника просто так, но на помощь мне пришла предусмотрительно запасённое облачение брата Томаса. Нет, всё-таки во всех этих «совпадениях» явно проглядывала отчётливая система. И внутренние принципы её организации казались мне непостижимыми и странными.

Эту часть моих действий я, пожалуй, нахожу наиболее неприятной. Я одел Харрела в монашеские одеяния, взвалил тело на плечи и с трудом перетащил его на верхний уровень шахт. Раны Харрела ещё не просохли, кровь пропитала одежду и текла по моим плечам. Через некоторое время солёный горячий пот стал заливать мне глаза. Я ненавидел каждую секунду этих мучений. Когда мы добрались до ворот, стражник перекрестился и впустил нас. Очевидно, он решил, что Харрел — тот монах, о котором ему говорили раньше. По дороге к монастырю, — я быстро нырнул в свой дом, убедившись, что меня никто не видел.

Я смог отдохнуть лишь тогда, когда тело оказалось в моём подвале. Я не сомневался, что в закрытом монастыре не так скоро узнают, что я принёс тело монаха в город, так что я мог сказать им правду, — что я не смог найти тело. Лучшая ложь — правильно поданная правда.

Что ж, в первую очередь, мне, так или иначе, следовало навестить аббата Майкла, который, должно быть, ожидал моего появления намного раньше. Не следовало заставлять его ждать, иначе он мог отправить братьев справиться обо мне. А заодно — я мог бы пополнить по дороге в монастырь запасы тех трав, которых не имелось в наличии так много, как хотелось бы. В частности — каменных слёз и порций сатанинской удачи. Что же до Харрела…

Проводить вызов прямо сейчас, пока я не знал даты его рождения, — было преждевременно и весьма рискованно. Следовательно, я должен был найти его жену и выяснить все подробности. Бедная женщина: должно быть, всё это время Мэри скиталась по округе, тщетно выкрикивая имя мужа. Необходимо было успокоить её…

Но прежде мне следовало успокоить себя. Глубоко вздохнув, я снова вернулся мыслями к тому, что недавно перенёс. Так, я нашёл Харрела в шахте. Он мёртв. Его зарезали. И рядом с ним я нашёл Греера. Он был настолько дряхлым, что вообще не походил на человека. Он пытался меня убить. Я отразил нападение, но Грееру удалось уйти.

Этот бред уже начинал казаться правдоподобным мне самому, но я по-прежнему был уверен, что мне не следует кому-либо об этом рассказывать. В любом случае, мне следовало поговорить с Харрелом, как только я буду в состоянии это сделать. Да, я мог ещё сварить «Душехват», я мог приготовить ещё немало «Прикосновений Снии», но вскоре стало понятно, что после моих частых блужданий, редких трав в округе почти не осталось. Во всяком случае, тех, которые были знакомы мне. Теперь — мне попадались одни лишь сорняки. Конечно, уже собранного хватило бы на целый день неторопливых приготовлений, но…

…Сохраняя беспристрастное выражение лица, я начинал внутренне вскипать. Моя маниакальная одержимость, переросшая в устойчивую зависимость от ядовитых и одурманивающих трав, временами давала о себе знать, выливаясь в подобное угнетающее состояние. Таков был незавидный удел всех Звероловов.

Обойдя улицы города, я так и не встретил Мэри Харрел, поэтому — снова скитался по болотам, занимаясь своими сборами, пока не услышал:

— Харрел! Харрел!

Я пошёл на голос и вскоре — обнаружил измождённую старую женщину, малость охрипшую за сегодняшний день.

— Мистер Фэрпойнт, вы, случайно, нигде не видели моего мужа? Я нигде не могу его найти, — с надеждой спросила меня Мэри. Как я понимал и разделял её утомлённость.

— Я боюсь, что ваш муж мёртв, миссис Харрел, — устало, но честно произнёс я.

— Мёртв? — казалось, она была не столько напугана, сколько удивлена. — Но что с ним случилось?

— С ним… — в моём сознании возник отчётливый образ шахты, на глубине которой мне повстречались полтора мертвеца — убитый старик и Греер со своей ржавой железкой. Но я счёл, что несчастной старушке, настрадавшейся за сегодня и без того, совсем не обязательно узнавать все животрепещущие подробности убийства её мужа:

— Произошёл несчастный случай в шахте…

В каком-то смысле — я сказал чистую правду. Просто — не стал вдаваться в детали, которые бедной женщине не стоило слышать.

— Я думаю, нет смысла спрашивать, что он там делал, верно? — старушка осенила себя крестным знамением, посетовав. — Это всё его проклятые голоса! Я так и знала, что этим кончится. Он не всегда был «сумасшедшим Харрелом». Когда-то я выходила за хорошего человека, который меня любил. Но это было очень давно. Мы оба были так молоды.

Впервые за всё время я увидел, как миссис Харрел мечтательно улыбнулась. Пусть эту улыбку и нельзя было назвать весёлой.

— Кажется, эта новость вас не очень-то огорчила, — в моём понимании, реакция Мэри не очень соответствовала поведению несчастной вдовы, едва получившей известие о гибели мужа. Скорее даже наоборот.

— Я знаю, вам это кажется ужасным, но вы даже представить себе не можете, что это была за жизнь. За последние недели я не слышала от него ни одного разумного слова. Он и раньше бил меня, но в последнее время я просто начала опасаться за свою жизнь. Стоило мне сказать хоть слово — и он впадал в ярость. Он убил бы меня, мистер Фэрпойнт, без сомнения убил бы! — со странной смесью облегчения и горечи поделилась со мной миссис Харрел.

— Никому об этом пока не рассказывайте. Я ещё выясняю кое-что, — строго предупредил я.

— Конечно, как хотите, — с готовностью согласилась Мэри. — Я пойду домой и подумаю, что мне делать дальше. Я осталась одна… но я как-нибудь справлюсь с этим.

— Ещё один вопрос, — задержал я её напоследок. — Вы знаете, в каком месяце он родился?

— Но почему вас интересует это, сэр? — с недоумением подняв брови, переспросила пожилая женщина. — Тем более сейчас, после его смерти? Пару раз он говорил мне, что родился в День Святого Патрика, ирландского святого. Но он часто нёс околесицу, так что я не знаю, правда это или нет.

Что ж, это на самом деле была ценная информация.

— Я нашёл тело брата Томаса, — сообщил я аббату, в очередной раз переступив порог монастыря. Каркнув, на ближайшую статую присели две вороны. Создавалось такое впечатление, что у местных монахов установлено с ними полное взаимопонимание.

— Действительно? — осторожно переспросил настоятель. — Как я вижу, к сожалению, у вас нет с собой тела…

— Да. Разбойники привязали к его ногам камень и бросили в пруд. Мне очень жаль, — действительно разделяя трагичность ситуации, признал я. По рядам людей в рясах прошёлся взволнованный шёпот, после чего молитвы зазвучали вновь:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

— Бандиты?.. — ужаснувшись, Майкл помрачнел как сама смерть, и, казалось, молодой мужчина едва сдерживал подкатившие слёзы. — О, Небеса! За что? Такая чудовищная несправедливость… Бедный Томас! Несмотря ни на что, он был хорошим, достойным человеком. Это тяжёлая и горькая утрата для всех нас. Но умереть непогребённым…

Побледнев, аббат удручённо опустил голову:

— Уверен, он не хотел бы такой судьбы. Но сделать — ничего уже нельзя… Что ж, спасибо вам. Вы сделали всё, что было в ваших силах.

Разобравшись со всеми текущими делами, я снова вернулся домой и, заперев дверь на ключ, взялся за приготовление отвара. Торопиться было некуда, и, судя по всему, на сегодня с меня уже хватило приключений и впечатлений. По большому счёту, последние дни были насыщенными и необычными настолько, как не всякая жизнь.

Я всё ещё не понимал, во что я встрял, что происходит вокруг и кто был в этом заинтересован. Каким образом могут быть связаны между собой сумасшедший Харрел, похитивший документы доктора, заживо разлагающийся Греер, бенедиктинцы и бедная Элеанор? Мой разум отказывался это представлять. Более того, я даже начинал сомневаться, что Клэрис поняла бы в этом многим больше моего. Но, как бы то ни было, в любом случае я планировал, как минимум, сделать две вещи: сначала — допросить старика Харрела (к чему я, собственно, и готовился), а затем — заставить доктора Бейкера ответить на все мои вопросы без недомолвок и секретов.

Я нагревал и заговаривал воду, толок травы в ступке, преобразовывал их в первичные эликсиры, процеживал, очищал, поддерживая необходимую концентрацию, смешивал, получая производный экстракт; и, казалось, уже на этом этапе я ощутил внезапно налетевший в закрытом помещении ветер, пронзивший меня потусторонним холодом. Казалось, я слышал мерные взмахи перепончатых крыльев.

Когда «Душехват» был готов, я позволил зелью совсем немного остыть — и тотчас же отправился к заготовленным мною тугим ремням и верёвкам. Дан-эн-Нян терпеливо дожидался, пока я сделаю то, что собирался, а я — в сотый раз готовил себя к тому, как больно мне сейчас будет, перебирал в памяти то, что я должен буду сейчас произнести, и представлял, что должно было последовать уже за этим.

Тревога — это демон, который прилетает к нам тогда, когда устрашающие нас мысли бегут впереди наших действий. Чтобы прогнать его, необходимо присутствовать здесь и сейчас, в том, что ты делаешь. Ни теней прошлого, ни мрачных перспектив пугающего будущего. Лишь здесь и сейчас. Без терзаний изнурительными мыслями. Без суеты и переживаний о чём-либо отстранённом. Всех ожидает один конец.

Когда судьба наносит вам удар — будьте тверды настолько, чтобы она сломала о вас свой меч.

…Закрепив и в очередной раз проверив верёвки, ощутив ноющую боль в раскрывшихся ранах, я бросил взгляд на изувеченное тело Харрела и, глубоко вздохнув, выпил своё алхимическое варево.

— Деурру меллас гениус софээль канээль эльмиахрихол хаамиах хаэрэзол! Вохалл Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиус дамэй йахсанул!

(Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!)

Я знал, что обладаю достаточной информацией для проведения ритуала. Единственным, что вызывало у меня некоторые опасения, были слова Мэри, поскольку с выбором двери, Пути и демона — сомнений не возникало. В любом случае, мне скоро предстояло в этом убедиться.

Пройдя к двери, картина над которой изображала разъярённого человека, занёсшего изогнутый кинжал над встревоженной жертвой, распростёртой перед ним на земле, я приготовился называть необходимые слова:

— Вахалла я адеос зора провено ямеллох!

(Я пришёл сюда, чтобы разделить боль убитого оружием!)

Тем временем, изображение ожило, своды зала сотрясли ужасные предсмертные крики, и моему взору предстало леденящее кровь зрелище. Но я уже видел это не раз, да и пришёл сюда совсем не за тем, чтобы рассматривать картины. Повинуясь произнесённым мною словам, дверь под картиною отворилась. Пройдя в неприветливое и мрачное помещение с алтарями, я поставил ладони на острые пики Алтаря Пути, и, как того требовал обряд, произнёс:

— Воххал севохархайлон иесор ярон носеени ягелору. Шемуэля хассатон шаддайл: ха се ха!

(Я ищу одного из бесконечной толпы безымянных. Слово, которое он услышит: богатство!)

Поразив свои руки стальными жалами Алтаря, я сдавленно крикнул, ожидая, пока моя жертвенная кровь наполнит сосуд. С болью и страданием я снял свои руки с лезвий лишь затем, чтобы вскоре с силой нанизывать их снова, питая своей кровью Алтарь Знака.

Здесь, надо признаться, я переживал сильнее всего. Что будет, если Харрел солгал, или старушка просто ошиблась? Моя погибель, вот и всё. В любом случае, узнать, так ли это, мне предстояло в ближайшее время. Итак, по словам Мэри, Харрел родился в День Святого Патрика…

В ожидании новой боли я положил свои израненные руки на Алтарь и, собравшись с силами, произнёс:

— Воххал севохархайлон амарзайём шавайт хушезаваар. Иахелла хэхора даяхэлл шимуэля хассатон шаддайл: Лертьян, сатэрэлой!

(Я ищу того, кто уже скитается по Царству Забвения, но был рождён в моём мире под знаком Лертьяна, пастыря снов!)

Дело было сделано. Слова были сказаны. И теперь здесь, в комнате с тремя Алтарями Судеб, мне предстояло совершить самый простой выбор:

— Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиос дамэй йахсанул, йахха халаэльямелох хадламм кальптип тафтэру лахэл. Тэтурэшироз: Дан-эн-нян ягелор иехайм!

(Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе. Расправь свои крылья над Царством Забвения. Твоё имя: Дан-эн-Нян, уносящий души!)

Заплатив свою кровавую плату, я спешно покидал ужасную комнату под звуки далёкого хохота духов. Быстрым шагом, с кровоточащими руками, я следовал по тёмному тоннелю, соединяющему меж собой обе залы. Встав в центре круга посредине зала, я поднял свои окровавленные израненные ладони, демонстрируя их в знак недавно принесённой жертвы, и громко произнёс:

— Воххал шунмуэля лэймон. Воххал сеолам ваэт сезах. Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем!

(Я дал свою кровь. Я жду твоего ответа. Я — Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми!)

Я замер в томительном ожидании, которое пусть и длилось всего мгновение, показалось мне вечным. Загасив пылавшие на стенах факелы, массивные врата распахнулись, впустив потусторонний ветер, отдававший запахом могилы, а следом, растерянный и безумный, вышел Харрел.

— Где мои деньги?! Где мои богатства?! Харрел стал королём? Остальные ползают перед ним в грязи? — удивлённо вопрошал он меня. Было очевидно, что безумие, одолевшее им при жизни, не оставило его и после смерти.

— Нет, Харрел. Ты не король. Ты уже мёртв, — сообщил я ему горькую правду. Но старик всё так же отказывался в это верить.

— Мёртв?! — пронзительно взвизгнул Харрел. — Я не могу быть мёртв! Я должен был стать королём! Харрел должен был стать повелителем мира! Всего лишь за пару каких-то бумажек!

— Что это за пара бумажек, Харрел? — акцентировал я внимание сумасшедшего призрака.

— Всего лишь старая книжка! И за неё — я должен был получить столько денег! — алчно выкрикивал безумец. — Но где они?! Где мои деньги?!

— Тебе предложили деньги только за хронику или за что-нибудь ещё? — на всякий случай поинтересовался я.

— Да, ему хватило бы и хроники. Но Харрел — не дурак. У доктора были и другие бумаги. Харрел забрал всё. Больше бумаг — больше золота. Харрел — всё правильно сделал! — алчным бесом злорадно рассмеялся мертвец.

— Кто это «он»? Кто-то предложил тебе деньги за летопись? — осторожно спросил я, направляя поток речи безумного духа. Разговор постепенно принимал очень интересный, пусть и ожидаемый, оборот.

— Да! Да! Богатства для Харрела — и нищета для остальных! — ликуя даже сейчас, от выгодной, на его взгляд, сделки, подтвердил старик. — И за что?! Всего лишь за то, что я принесу хронику в шахту!

— И что там произошло? — продолжил я допрашивать. Пока что Харрел не сообщил мне толком ничего такого, чего я не знал бы или о чём не догадывался. Разве что теперь можно было с твёрдой уверенностью сказать, что похищение было не собственной блажью, а спровоцировано кем-то другим. Тем, кому Харрел должен был передать украденное. И, скорее всего, этот загадочный «кто-то» был тем самым убийцей, которого я искал.

Одиночка? Глава очередного еретического культа? Или его рядовой исполнитель? Время должно было показать. Разве что появление мертвоподобного Греера окончательно разрушало выстроенную мной картину, не желая вписываться в логический ряд. Впрочем, это мне тоже предстояло выяснить. Быть может, здесь задействовано что-то особое, нечто большее, чем даже и просто ритуальные убийства. Возможно, убийца подобно нам, Звероловам, практикует нетрадиционные методы для достижения каких-то поставленных перед ним целей, и появление Ангуса в шахте было как-то связано с этим?

Во всяком случае, пока что я пребывал в полнейшем недоумении и не мог с полной уверенностью что-либо объяснить. Мне лишь оставалось надеяться на Харрела, среди безумных и алчных речей которого могла промелькнуть ценная информация, способная окончательно прояснить картину происходящего.

Тем не менее, несмотря на всё своё отталкивающее поведение, отвратительную манеру речи и безумие — Харрел, пусть и не совсем осознавая происходящее, шёл на сотрудничество охотнее язвительного и насмешливого Данкомба.

— Я зажёг те старые факелы, но никто не пришёл! Никто не принёс Харрелу его деньги! — продолжая говорить о себе то в первом, то в третьем лице, одержимо возмущался бедолага. — А потом — появился Греер! Жадный, скаредный Греер! Возможно, это он забрал деньги, которые предназначались Харрелу!

Казалось, появление ходячего мертвеца, прервавшего его земное существование, было для старика меньшим горем.

— Он хотел убить меня, я уверен! Но Харрел убежал! — с ликованием рассмеялся алчный дух.

— Ты не убежал, Харрел. Ты мёртв, — в очередной раз напомнил я ему.

Откровенно говоря, я начинал уже потихонечку от этого уставать, но Харрел, как и в прошлый раз, просто пропустил моё замечание мимо своих мёртвых ушей.

— Харрел не умер! Харрел — разговаривает и думает! Харрел должен отдать хронику! — с упрямством осла отвечал он.

— И где же она? — устав спорить, поинтересовался я в ответ.

— Где она?! Где хроника?! — спохватившись после моих слов, в отчаянье запричитал старик, но вскоре — встревоженный тон сменился презрительным гневом. — Должно быть, её забрал Греер! Я должен найти его! Мы ещё посмотрим, кто, в итоге, получит деньги!

Казалось, это было просто безнадёжно. А что же до Харрела — его дух даже после смерти не желал расставаться с мечтой о богатствах, горя желанием побороться за них.

— Ты что-нибудь знаешь об убийствах в Каворне? — уже без особой надежды спросил я.

— Убийства? — казалось, бедняга даже не понял смысла моего вопроса. — Я ничего не знаю. Харрела не интересуют другие. Живые или мёртвые. Ни у кого не будет столько денег, чтобы он смог хотя бы заговорить с Харрелом на равных!

— Иди же, безумный Харелл. Больше мне ничего от тебя не нужно, — не желая более оставаться в Храме, рискуя жизнью из-за безумного бреда старого идиота, я вознёс руки, в очередной раз обратившись к демону:

— Шоэль сефирот тамай шамайл. Йаха халаэль ямело хадламм ас басс селохайм.

(Моё время здесь истекло. Подними меня на своих крыльях, демон, и отнеси назад, в мир живых)

Я знал, что Дан-эн-Няну, как обычно, сейчас предстоит двойная работа. Он должен был унести нас обоих из Храма Жертвоприношений, следуя различными путями. Меня — ожидало царство живых, а бедного старика — царство мёртвых, отныне ставшее его постоянной обителью. И я был уверен, что демон, как всегда, справится. Ну, почти уверен…

На этот раз — возвращение обратно далось мне проще. Немалую роль сыграло и то, что Харелл не тянул время умышленно, пытаясь задержать меня подольше, как это делал Роджер. Спустя некоторое время я был в порядке уже настолько, что мог отправляться в гости к доктору. И на этот раз — у меня было что сообщить.

Терзаемый тревожными раздумьями, доктор прождал меня целый день. Моё появление было встречено вздохом облегчения, за которым незамедлительно посыпались взволнованные расспросы, но я пресёк их с порога, заявив:

— Харрел мёртв. При нём ничего не было.

— Это самое плохое, что могло случиться, — удручённо поникнув, прокомментировал услышанное Клемент. — Я просто обязан был узнать, зачем Харрел взял документы. И что он собирался с ними делать. Это могло бы помочь нам понять, где они находятся. Но теперь нам этого не узнать. Всё пропало.

— Мне удалось выяснить это, — обнадёживающим тоном приободрил я его. В водянистых глазах доктора отчётливо проступило изумление.

— Но это невозможно! Как вы узнали? — воскликнул он, тотчас же перебив себя самого. — Впрочем, как я сам говорил, сейчас не время для долгих объяснений. Если вы действительно всё знаете — скажите мне.

И я рассказал Бейкеру то, что мне стало известно от Харрела, опуская те моменты, которые ему совсем не следовало знать.

— Тогда — всё кончено, — совершенно потерянным голосом отрешённо заметил доктор, рассеянно потирая покрытый испариной лоб. — Уезжайте, мистер Фэрпойнт. Здесь больше некого спасать. Уезжайте как можно дальше. И продолжайте жить своей жизнью. Она вряд ли продлится долго.

Всё. Моему ангельскому терпению пришёл конец. Приблизившись вплотную, я сгрёб доктора за грудки, рывком срывая его с места. С недосказанностью и паникой следовало покончить. Раздался грохот опрокинутого стула. В моей крови ещё бродили остатки недавно употреблённых зелий, но крохи гнева, выбиваясь из самых глубин, всё-таки давали о себе знать. Слегка оторвав мужчину от пола, я сердито процедил:

— Так, хватит, доктор! Я хочу знать всё! Всё!

С этими словами я отпустил его, с силой оттолкнув от себя, и немолодой человек упал, распластавшись по холодному полу. Разумеется, я не стал бы прибегать в этот раз к допросам, сопровождающимся пытками, но лишний раз отрезвить, припугнув, — при данных обстоятельствах не показалось мне лишним. Пусть даже я, пожалуй, несколько и перегнул палку.

Действительно, Клемент оживился, мысленно вернувшись в текущий момент настоящего времени.

— Что ж, у вас есть право узнать это, — уже поднимаясь, признал он. — И, возможно, если я поделюсь этим бременем, оно не будет так на меня давить. Однако сейчас — не время для этого.

Поймав мой суровый нахмуренный взгляд, доктор поспешно пояснил:

— Поспите, мистер Фэрпойнт. Ваш разум должен быть чист и незамутнён. Завтра будет долгий и трудный день. Один из последних дней Каворна…

— Ладно, значит, завтра, — переведя дух, сердито принял я его слова, сурово пригрозив ему перстом. — И никаких больше секретов!

Переступив через порог дома доктора, я побрёл по дороге обратно.

Как минимум, он действительно был прав в одном: мне определённо не помешало бы сейчас уснуть. К тому же, как мне всё-таки теперь казалось, я в самом деле вспылил зря, внезапно дав волю гневу. Подобное проявление столь редкой для меня несдержанности позднее могло отвернуть от меня хорошего, в общем-то, человека. Хотя, с другой стороны, в тот миг — меня тоже можно было понять и оправдать.

…Тем временем, кое-что показалось мне действительно странным. Поначалу, это было всего лишь нехорошее предчувствие, и без того преследовавшее меня целый день, а после разговора с Харрелом только усилившееся. Но вскоре я осознал: в Каворне было слишком тихо. Ни трелей сверчков, ни криков ворон, ни отдалённых голосов горожан. Даже тише, чем обычно. Впрочем, что это сейчас меняло? В мрачном безмолвии ночи я тихо добрёл до своего дома и, заперев за собой дверь, устало упал на кровать.

Незадолго до этого — на ум мне пришли мысли об Эмме, которая, так и не встреченная мной, в лучшем случае, возможно, ещё продолжала скитаться по болотам, разыскивая своего любимого Саймона. В ворохе дел безумного дня — я просто забыл о ней. Чувство вины горькой желчью засело в душе, но я был слишком измождён и вымотан за сегодня, чтобы сейчас об этом размышлять.

Хоть я и не ожидал, что мне удастся заснуть после такого дня, моё тело взяло верх над чувствами, и сон пришёл, веки отяжелели. Сны сменялись один другим. Я видел спальню, кровать, на которой лежал я сам. Рядом со мной сидела Хелен, смотрела на меня… будто бы любящим взглядом. Я видел, что, хотя она улыбалась, по её лицу текли слёзы. Затем — она погладила моё лицо и положила другую руку под подушку, под мою голову…

Яркий свет прервал этот сон и принёс другой. Я сидел в лодке, в середине бесконечного озера. Напротив меня сидел Саймон и улыбался. Он открыл рот, чтобы сказать мне что-то, но вместо слов — из его рта поползло множество маленьких чёрных змей. Одна за другой. Снова яркий свет, и снова другой сон. И ещё один. И опять тот голос. Глубокий, ревущий. И снова — он пропадал. Он повторял всё то же, что и раньше:

— Ты хочешь погасить пламя, но несёшь факел. Зачем ты пришёл, странник? Ты хочешь залечить старые раны, но продолжаешь обнажать их своим мечом. Зачем ты пришёл, странник? Ты есть погибель. Ты есть проклятье. Ты, и твоя порченая кровь. Уходи, странник.

Из безумия, творящегося в моей собственной голове, меня вырвал громкий стук. Я открыл глаза. Кто-то ломился в дверь.

АКТ III: ТЕНИ ПРОШЛОГО

Поднявшись, я немного размял кости и бодрым шагом направился к сотрясавшейся от мощных ударов двери. За ней меня ожидал незнакомый мужчина в неброском дорожном плаще, намокшем от дождя. С первых же мгновений бросалась в лицо наша некоторая схожесть: хотя мой неожиданный ранний гость и не носил бороды, но его усы, форму лица, цвет волос, глаза, подбородок и нос, при желании, можно было сравнить с моими.

Аналогичным образом, он имел одинаковый со мной рост, фигуру, подобную моей, и был примерно так же одет: схожий капюшон, перчатки, брюки и сапоги, схожая портупейная сумка на левом бедре и полуторный меч в ножнах на поясе. Впрочем, его меч отличался от моего хотя бы наличием небольшого креста на оголовке рукояти.

Также, к немногочисленным различиям между нами, к примеру, можно было отнести плотный плащ, накинутый поверх укороченной дорожной куртки, скрывавшей его руки, не в пример моему дублёному жилету.

Словом, мы были во многом похожи, но всё-таки отличались. Настолько, что посторонний человек, обнаружив нас вместе, мог принять нас не за единоутробных близнецов, а просто за близких родственников: братьев или кузенов.

Грянул гром. Моросил мелкий дождь.

Первые мгновения наше внешнее сходство, казалось, несколько озадачило моего загадочного визитёра, но вскоре он собрался с мыслями и начал свою речь в довольно дерзкой манере:

— Надеюсь, я вас не потревожил? Я бы не хотел показаться назойливым. Позвольте мне представиться. Для вас меня зовут Фабиус. Итак, закончим обмен любезностями и перейдём к делу. Я хочу попрощаться с вами, дорогой мистер Фэрпойнт.

— Попрощаться? Вы только что приехали и уже уезжаете? — осведомился я, не совсем понимая спросонья, кто этот человек и что, собственно, вообще происходит.

— Мне нравится ваше чувство юмора, — с улыбкой оценил таинственный странник, продолжив уже с меньшей благосклонностью в тоне. — Да, приехал я, действительно, недавно. А вот уехать, боюсь, придётся вам.

Словно бы придавая вес его словам, громовой раскат сотряс небесную твердь снова.

— Это — всего лишь ваше разыгравшееся воображение, — заверил я Фабиуса, продолжив, как ни в чём не бывало: — Я не собираюсь никуда уезжать.

— Но это ошибка! Огромная ошибка! — с явной угрозой в голосе предостерёг меня собеседник. — Ошибка, которая может стоить вам жизни…

— Оставьте свои угрозы при себе, и проваливайте, — равнодушно и беззлобно предложил я. Шёл дождь, воздух был влажен и свеж, утренний холод пробирал меня до костей после тёплой кровати, и я постепенно начинал ощущать в себе силы продолжать свою прерванную работу.

— Я думал, вы будете мудрее… — с некоторым сочувствием признался странник. — Что ж, в таком случае, желаю вам удачи.

Мужчина уже собирался было развернуться и уходить, как вдруг внезапно спохватился и продолжил:

— Да, и ещё одно. Если увидите доктора Бейкера, передайте ему, что я его ищу. Он может подождать меня, например, в таверне. Прощайте.

С этими словами, он все-таки, наконец, развернулся и побрёл прочь.

— Зачем вы приехали? — перекрикивая очередной раскат грома, бросил я ему вслед.

— А это — уже не ваше дело, — не оборачиваясь, ответил он мне и, на некоторое время остановившись у придорожного указателя, направился куда-то в сторону монастыря, оставив меня в полнейшем недоумении.

Когда небесные своды сотряс очередной раскат, Фабиуса простыл и след, в то время как я, как мне казалось, проснулся уже окончательно. И в этот момент я решительно не мог понять две вещи: что это вообще было, и с кем я только что разговаривал?

Недавно прибывший в город человек, представившийся мне Фабиусом, по непонятной для меня причине, сразу же попытался сделать так, чтобы я уехал из Каворна. Имя его — явно было вымышленным, поведение — странным, а манеры — неприятными. При всём при этом, он разыскивал доктора Бейкера.

Чего он хочет? Пожалуй, это был главный вопрос, возникавший у меня в настоящий момент. И пока что — я не обладал достаточной информацией для того, чтобы дать на него убедительный ответ.

Однако я своевременно напомнил себе о том, что мне действительно необходимо кое-кого проведать, если мне действительно хочется что-то для себя прояснить. Впрочем, меня несколько смутили слова незнакомца о том, что он не смог встретиться с доктором. Найти его дом при помощи указателей не составляло труда. Стало быть, это могло означать одно из двух: либо доктор ещё не открылся, либо его нет у себя на привычном месте.

Учитывая то, как Фабиусом недавно был прерван мой сон, первое вряд ли стало бы для него препятствием. Следовательно, причиной могло быть второе. Впрочем, в этом тоже не было ничего удивительного: в конце концов, Клемент тоже был просто живым человеком, как и все. Что ж, в таком случае мне лишь оставалось надеяться, что теперь доктор Бейкер вернулся, дожидается меня и помнит о своём вчерашнем обещании. В противном случае — мне пришлось бы ему об этом напомнить…

Закрыв дверь, я решил отправиться к нему в гости и всё проверить. Джон Кобб, как обычно, уже вовсю звенел своим молотком, не обращая внимания ни на моросящий дождь, ни на пробирающий до костей холод.

— Я рад видеть вас снова, мистер Фэрпойнт! — радушно улыбнувшись мне, подмигнул дюжий кузнец. — Как продвигается ваше расследование? Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Как насчёт тренировки? Меч ржавеет без дела…

— Вы говорили с Фабиусом? — приблизившись к Коббу, поинтересовался я, укрывшись от дождя под его рабочим навесом.

— Фабиус? — переспросил Джон, откровенно добавив: — Мне он не понравился. Этот парень довольно опасен…

В этом я был совершенно солидарен с кузнецом. Мой утренний визитёр действительно производил впечатление отталкивающего и подозрительного человека. Во всяком случае, такое ощущение складывалось после нашей первой встречи.

Не желая более отрывать кузнеца от работы, я вынужден был отказаться от его заманчивого предложения, сославшись на наличие неотложных дел и пообещав обязательно заглянуть к нему в другой раз.

Более не медля, я шёл к дому доктора, не отвлекаясь ни на что вокруг. Вскоре я был на месте. В окнах знакомого дома горел свет, и это рассеяло мои недавние подозрения. Приблизившись к входной двери под вывеской, я услышал внутри хождение, шелест перебираемых бумаг и переставляемых вещей. Я тихо отворил дверь, и каково же было моё удивление, когда вместо доктора Бейкера перед моими глазами возник мэр Филипп! Толстяк, по всей видимости, не замечал меня, стоя ко мне спиной, и с интересом обыскивал шкаф доктора, в то время как под его ногами образовалась весьма приличная подборка из свалившихся с полок книг.

Когда я вошёл внутрь, мэр вздрогнул, услышав скрип половицы, и, прервав своё более чем странное занятие, резко обернулся. Увидев меня, Сент-Джон вздохнул с явным облегчением и жизнерадостно улыбнулся:

— Прекрасный день, не так ли? Ситуация — меняется к лучшему! Скоро в городе будет восстановлен порядок! Ваше присутствие здесь больше не требуется, вы с чистой совестью можете покинуть нас.

— О чём вы говорите? Что меняется к лучшему? — в этот момент мне показалось, что обычно сдержанный мэр внезапно окончательно съехал с катушек.

— Спокойствие и порядок, мистер Фэрпойнт! Спокойствие и образцовый порядок будут царить в этом городе, когда вся власть будет в моих руках! Никаких исчезновений! Никаких убийств! Даже муха не пролетит здесь, если Сент-Джон ей не разрешит! — словно бы в подтверждение своих слов, мэр, вооружившись одним из фолиантов доктора, приблизился к столу, обрушив массивный том на пожелтевший скелет, куда приземлилось обозначенное насекомое. Убить крылатую тварь не удалось: испуганная, она перелетела на анатомический атлас доктора, вскоре принявший на себя очередной удар мэра. На этот раз — с успешным исходом.

— Скоро все будут чествовать Сент-Джона! — ликуя над поверженным противником, посулил Филипп. — Очень скоро!

— Я уже слышал, как кое-кто так говорил… — комментируя недавно увиденное и услышанное, подумал я вслух.

— Кто? Кто-то хочет занять моё место? Украсть у меня власть? — тревожно осмотревшись по сторонам, Сент-Джон счёл нужным заглянуть под стол, а затем, приподняв свисающий край одеяла, — и под кровать.

— Что вы здесь делаете? И где доктор Бейкер? — вконец ошарашенный словами и действиями мэра, ни по каким критериям не походившими на нормальные, уточнил я.

— Вы где-нибудь его видите? Здесь его явно нет, — выползая из-под кровати, Филипп отряхнулся от пыли и покачал головой. — И это всё, что мне известно. Если вы его ищете, то здесь вам делать нечего, не так ли?

— А вы-то что здесь делаете? — по-прежнему пребывая в полнейшем недоумении, резонно справился я. — Может быть, вы что-нибудь ищите?

— Ищу ли я что-нибудь? — с явным раздражением переспросил мэр. — Вы становитесь слишком назойливы, вы не находите? Но это моя вина. Не стоило вас сюда приглашать. Но, думаю, что меня можно простить. Чтобы успокоить вас, я отвечу. Я действительно кое-что ищу. Ищу, не записал ли доктор где-нибудь свои грязные домыслы, порочащие моё доброе имя! Скоро всё изменится! Сент-Джон начнёт всё сначала! Все грехи прошлого будут забыты! Всё начнётся заново!

— Что начнётся? О чём вы говорите? — с возмущением и порицанием нахмурился я.

— Спокойствие и порядок, дорогой Николас. Спокойствие и порядок, — вновь завёл свою шарманку мэр. По всей видимости, он всё-таки явно был не в себе.

— Доктору следует узнать об этом, — произнёс я, единовременно подразумевая под сказанным как наглое самоуправство мэра, так и состояние его душевного здоровья.

— И что? Что он сделает? — елейно поинтересовался Сент-Джон. — Доктор — старый дерьмовый клеветник, который уже много лет пытается очернить моё доброе имя. Но как только я буду крепко держать этот город в руках, — он у меня получит!

— Это как-то связано с прибытием Фабиуса? — с подозрением поинтересовался я, наблюдая за тем, как мэр снова возвращается к книжному шкафу, начиная повторно разбирать ворох уже опрокинутых книг.

— Вы говорите об этом новом чужаке? — между делом уточнил Филипп. — Не знаю, кто он, я его не приглашал. Однако у него были кое-какие полномочия, выданные Римом, так что я предпочёл его впустить. Но какое это имеет значение?! Скоро вся власть будет у Сент-Джона, и чужакам придётся уехать. И вам, и ему.

После этих слов мэр утратил ко мне всяческий интерес, с головой окунувшись в беспощадное потрошение книжных полок.

Решив, что задерживаться здесь и далее, судя по всему, не имеет ни малейшего смысла, я покинул дом доктора, и, выйдя снова под дождь, начал обдумывать происходящее, словно бы отвечая на вопрос громового раската. Всё это напоминало мне какую-то игру в прятки. Я искал в доме доктора, а нашёл мэра. Куда мог деться доктор именно сейчас, когда он собирался поведать мне какую-то важную информацию? Снова мне приходилось кого-то разыскивать. Почему всё должно быть таким запутанным?

Я мог сколь угодно укорять себя за то, что не настоял вчера на своём, заставив Бейкера выложить всё, что он знает. Мог укорять себя за то, как грубо себя с ним повёл. Но это — ничего не решало. Необходимо было не думать о прошлом, а решать насущные проблемы. Скитаясь по городу, я миновал двор Лимси, прошёл через мост, миновал водяную мельницу, расспрашивая всех встреченных мною испуганных горожан и гвардейцев, однако ни один из них так и не смог поведать мне чего-либо полезного. После некоторых бесплодных блужданий, я снова вернулся к Коббу.

— Что, Николас, так быстро вернулись? Так, значит, вы всё-таки решили составить мне компанию? — отойдя от огнедышащего горна, кузнец опустил какой-то раскалённый предмет в воду, чем вызвал громкое шипение кипящей воды и обильное выделение пара.

— Вы видели доктора? — с надеждой спросил я у здоровяка.

— Вы имеете в виду сегодня? — не отрываясь от дел, уточнил он. — Нет.

— Жаль. Спасибо. Что ж, не буду вас отвлекать, — оставив Джона в покое, я поспешил со всех ног к таверне, в надежде, что тамошние завсегдатаи могут быть в курсе последних дел. Однако в это утро даже таверна была на редкость безлюдна. Даже Лимси, начавший было пьянствовать напропалую, в этот раз не объявился. Люди словно опасались чего-то. Угрюмый Моллинз всё так же нёс постоянное дежурство за своей стойкой, а двое крестьян, тихо выпивавших за одним столом, оказались единственными посетителями.

— Добро пожаловать, сэр! Что желаете выпить? — с издевательской любезностью поприветствовал меня Роберт, прекрасно осознавая, что я, как обычно, явился сюда совсем не за этим.

— Доктор был здесь? — не тратя времени на фальшивые любезности, сразу спросил я.

— Вы — второй человек, который задаёт мне этот вопрос за сегодняшний день. Сначала какой-то чужак, назвавшийся Фабиусом, теперь вы… — с явным неудовольствием отвечая на мой вопрос, поведал Моллинз. — Нет, сегодня я не видел доктора.

— Вы говорили с Фабиусом? — с интересом уточнил я, заметив озвученную Моллинзом деталь. Возможно, во всём этом присутствовала какая-то связь.

— Этот чужак? — покривившись, Моллинз ответил. — Надо сказать, что происходящее здесь не перестаёт меня удивлять. Несколько месяцев подряд здесь не появлялось новых лиц, и тут приходите вы, а за вами — этот чудак. И начинают происходить странные вещи. В общем, этот человек был здесь. Обменялся парой слов с мэром, но пить ничего не стал. Затем он расспросил меня о докторе и ушёл. Вёл он себя так, как будто всё здесь принадлежало ему.

Выслушав Моллинза, я благодарно кивнул, следом задав другой вопрос:

— И что же это за «странные вещи», о которых вы упомянули?

— Самые разные, — невесело констатировал трактирщик. — Ситуация с Данкомбом, исчезновение Харрела… Вы знаете, сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь видел рыбака Линса? Не хочу вас обижать, но до сих пор у нас ничего подобного не происходило.

— Что ж… — не имея возможности что-либо к этому добавить, я попытался разрядить обстановку ненавязчивым вопросом: — А что нового происходит вообще?

После этих слов — Роберт уставился на меня, как на конченного кретина, но всё-таки, пусть и в своей излюбленной ядовито-змеиной манере, ответил, по мере повествования загибая пальцы:

— Итак, что у нас нового? Посмотрим… Харрел — пропал. Его жена — совершенно спокойна. Вслед за Харрелом — пропал и рыбак. С болот — постоянно доносятся странные звуки. Убийца юной девушки — ещё на свободе. В нашем городе — объявился ещё один подозрительный незнакомец… нет, ничего необычного не происходит.

— Я спрашиваю совершенно серьёзно, — нахмурившись, напомнил я.

— А я — совершенно серьёзно отвечаю вам, что в последнее время, на мой взгляд, слишком много всего происходит. И на этом я бы хотел закончить наш разговор, мистер Фэрпойнт. Захотите выпить — только скажите. А больше вы здесь ничего не найдёте, — сурово ответил трактирщик. — У вас, я надеюсь, всё?

— У меня — всё, — кивнул я. — Желаю всего хорошего.

В этот раз дождь, судя по всему, и не думал быстро затихать. Впрочем, он и не усиливался.

Нежелание Моллинза сотрудничать, как и его подозрения, конечно же, огорчали, но и его можно было понять. Покинув неприветливые стены таверны, я направил свой шаг в сторону болота. Конечно, с одной стороны, травить себя снова, теперь уже ради поисков доктора, в мои планы, пока что, не входило, но, возможно, травница сумела бы подсказать мне какой-нибудь дельный совет.

…Невзирая на дождь, невзирая на навалившиеся со всех сторон проблемы и трудности, я не мог ничего с собой поделать и, завидев где-либо по пути сокрытое в самых незаметных местах, но необходимое в моей алхимической практике растение, — останавливался и отправлялся за ним. В итоге, в моих запасах наблюдалось явное нарушение пропорций — в то время как одних трав у меня имелось намного больше, чем это было необходимо мне в данный момент, я испытывал душевный дискомфорт по причине того, что с остальными дела обстоят хуже в разы…

— Бонни! Бонни, глупый пёс, ну, давай же! — услышал я голос Эммы, зовущий из мрака болот. Едва не сойдя с безопасной тропинки, я быстро забросил недавно срезанный гвинлок в свою рабочую сумку и тотчас же ускорил шаг.

Служанка выглядела ужасно: некогда белый фартук её платья выглядел едва ли чище окружающих болот, волосы её были спутаны, а взгляд усталых глаз безумен. Но больше всего меня шокировало другое: девушка сжимала в своих руках поводок, на другом конце которого я обнаружил тело растерзанной собаки. Вернее, только верхнюю половину тела. Ещё вернее — лишь то, что от этой половины осталось. Несчастное животное, его останки выглядели так, будто бы пёс побывал в пасти у самого Дьявола.

— Плохой, плохой пёс! Видите, он не хочет искать хозяина! — в отчаянье обратилась ко мне Эмма, когда я, наконец, сумел к ней приблизиться. — Но всё равно — он нас к нему приведёт!

— Эмма, ради всего святого, что вы делаете?! — в ужасе воскликнул я, наблюдая за тем, с каким усердием девушка пыталась вернуть к жизни собачьи останки.

— Я не нашла Саймона. Но нашла на болоте его собаку. Так что теперь — мы ищем его вместе! — с радостью поведала мне служанка. — Уверена, что мы его найдём! Да, Бонни?! Бонни — отличный следопыт!

— Ради всего святого! Собака мертва! — пытаясь вразумить девушку, воскликнул я, встряхнув её за плечи, но Эмма снова лишь вырвалась, попятившись назад.

— Это очень жестоко с вашей стороны, мистер Фэрпойнт! Бедняга Бонни этого не заслужил! Может, он и не так резв, как был раньше, но ведь он уже и не молод! А вам — везде мерещится смерть! Думаю, вам нужно отдохнуть, — посоветовала она.

— Может, вам стоит пойти домой? — осторожно поинтересовался я. Тащить силой через всё болото сумасшедшую и отбивающуюся девушку, с мёртвой собакой на поводке, в мои планы явно не входило. Но корень её проблем был куда глубже — внешне она выглядела вполне здоровой, и я был рад, если не сказать больше, что, во всяком случае, обнаружил её живой. Но её разум окончательно помутился. Пожалуй, я должен был спросить совета у ведьмы и по этому поводу.

— Как я могу пойти домой, когда меня ждёт Саймон?! Вы соединили нас, мистер Фэрпойнт, а теперь хотите разлучить?! Ничего не выйдет! — забившись в истерике, закричала девушка. Разговаривать с ней сейчас — было бесполезно, но я, тем не менее, велел дожидаться меня здесь и поспешил к Мод, продолжая слышать, как за моей спиной Эмма зовёт Саймона и называет Бонни ленивым псом. Несчастный пёс. Впрочем, всё здесь теперь казалось каким-то мёртвым. Птицы более не кружили, растения, в большинстве, увядали, листва осыпалась со многих деревьев, а туман властвовал безраздельно.

Моей милой Хелен я в этот раз не увидел. На знакомой опушке сиротливо расхаживал лишь один из ранее виденных мною стражников, регулярно сопровождавших жену мэра в её странствиях к травнице. По-видимому, печальному одинокому гвардейцу не посчастливилось быть назначенным в «болотный патруль», если это, конечно, можно было так назвать. Тем не менее, отсутствие приятной мне женщины вызывало у меня смешанные чувства: с одной стороны, было похоже на то, что она всё-таки сдержала своё слово, вняв сперва моему голосу, а затем — и голосу разума, но с другой — мне было жаль, что я не увидел снова этих глубоких зелёных глаз…

Но отвлекаться было нельзя, поэтому я вскоре уже переступил порог жилища травницы. Правда, незадолго до этого я успел остановиться и прислушаться — мне почудилось, что кто-то идёт за мной следом…

Наверное, просто показалось.

Пожалуй, я ожидал услышать от старой Литкотт всё, что угодно. Пересказ любого кошмарного сна. Любой бред, порождённый её опасными колдовскими зельями. Любой, кроме того, что она произнесла.

— Всё должно когда-нибудь закончиться, как день должен быть поглощён вечной темнотой. Но я много раз говорила, что я не виню тебя за твои действия, потому что ты — всего лишь Посланник. Я готова умереть, так что делай то, что должно, — в свойственной ей безумно-пророческой манере с примесью траурно-пафосного тона предложила мне травница.

Сказать, что её слова повергли меня в шок, было не сказать ничего, и пусть внешне я, вероятно, смотрелся всё таким же бесчувственным и отмороженным, внутренне я ужаснулся от её речей. Казалось, старуха превзошла саму себя. Остался ли в этом бедламе хотя бы один здравомыслящий человек? В каком-то смысле, я начинал уже понимать брата Томаса, очертя голову прыгнувшего вниз с утёса. По сути, я успел провести в Каворне всего несколько дней, но сколь насыщенным был этот кромешный ад.

— Вы имеете в виду, что я собираюсь вас убить? — обретя самообладание, попытался я подтвердить свою догадку.

— Как ты можешь этого не знать? — казалось, теперь уже пришёл черёд удивляться ей. — Я видела это в туманах моих снов. Фигура в капюшоне, приходящая в мой дом и отнимающая у меня жизнь… Я чувствую, что момент моей смерти близок. Возможно, время для этого настало, странник.

— Ваша смерть может быть рядом, но не мне суждено её принести, — с неподдельной обидой заверил я старуху. Женщина ничего не ответила. Она просто молчала, словно бы дожидаясь чего-то.

— Вы мне можете, наконец, объяснить, что здесь, чёрт возьми, происходит?! — повысив голос, прямо спросил я.

— Ты чувствуешь себя марионеткой, слепо ведомой судьбой? Марионеткой, которая не может управлять своими действиями? Какие чувства могут быть у марионетки? Если хочешь понять — оглянись вокруг, — провела рукой старая травница. — Тьма пробуждается и вылезает на поверхность. А ты, странник, ты — должен исполнить своё предначертание. Ибо дорога, по которой ты идёшь, не имеет поворотов. Ты всё ещё здесь, и тебе суждено пролить ещё много крови. То, что должно случиться, — случится.

Я терпеливо вздохнул. Похоже, переубедить Литкотт было выше моих сил. Даже если бы она пережила этот злополучный день, или я, наконец, поймал бы проклятого убийцу, она всё равно осталась бы при своём мнении, а я при своём. Впрочем, тогда бы это уже, скорее всего, не имело бы для меня особого значения. Что ж, настало самое время сосредоточиться на текущих целях и задачах.

— Эмма сошла с ума. Вы можете ей помочь? — с надеждой в голосе поинтересовался я. Всё-таки в том, что случилось с бедной девушкой, отчасти была и моя вина, хотя мой разум настойчиво твердил мне обратное, упорно указывая на обоснованные оправдания. И — тем не менее…

— Я? — переспросила старая женщина. — Можешь ли ты сам помочь ей, странник? И хочешь ли? Возможно, ей суждено забыть о несчастьях этого мира и быть счастливой в то короткое время, что нам осталось до того, как нас поглотит пасть тьмы. Вот, возьми этот рецепт зелья. Оно называется «Туман памяти». Если хочешь, ты можешь приготовить его и дать ей выпить. Тогда она забудет обо всех событиях последних нескольких дней и впадёт в расслабленное состояние. Эффект зелья длится около недели. Ты сам знаешь, что случится за это время.

С благодарностью приняв из рук Литкотт клочок пожелтевшего пергамента со специальными обозначениями, я начал припоминать. Да, Клэрис было известно это зелье, просто иногда она называла его несколько иначе и рассказывала о нём чуть по-другому.

— Мне нужно найти доктора Бейкера, — добавил я, прозрачно намекая на наш прошлый совместный опыт.

— Мы не должны делать этого второй раз, странник. Иногда «второй раз» — означает «последний», — отрицательно покачав головой, ответила Мод. Было странно, почему она против, если я — «Посланник» и её будущий убийца.

— Что ж, и на том спасибо, — поблагодарив травницу, я поспешно покинул её дом, направившись в свой.

Да, несмотря ни на что, она не желала менять своего мнения обо мне и отказалась в этот раз участвовать в поисках доктора. Стало быть — мне оставалось надеяться только лишь на себя. Однако некоторую помощь я от нее, так или иначе, получил. Травница дала мне рецепт зелья со странным названием «Туман памяти», которое должно было помочь Эмме позабыть о смерти Саймона и вернуть ей душевное спокойствие. Я надеялся, что оно будет достаточно сильным, потому что Эмме это было действительно нужно.

«Предназначение этого зелья очевидно, — всплыл из моей памяти голос Клэрис. — Оно нужно для того, чтобы заглушить плохие воспоминания и переживания. После того, как человек выпьет зелье, он забывает события последних двух дней, а также места, в которых они происходили. Воспоминания начинают возвращаться примерно через неделю, но они будут гораздо менее яркими».

Отчего Клэрис поведала мне об этом, но отказалась передать рецепт приготовления? Возможно, она боялась, что я, в какой-то момент, захочу забыться и переборщу с дозой? Когда-то — возможно, но — не теперь.

Итак, я знал состав: три порции водной дрёмы, одна порция каменной слезы и одна порция гвинлока. Всё это у меня было. Не буду утомлять вас подробным рассказом о том, как я добирался обратно, с трудом собирая на бестравье последние подходящие ингредиенты; как миновал молчаливого «болотного стража»; как я проходил вдоль берега реки, вспоминая своё знакомство с весёлым жизнерадостным Саймоном; как по дороге мне встречались уставшие и хмурые стражники, ненавидящие свою жизнь и место, в котором они волей судьбы оказались…

Приготовление отвара не заняло у меня особенно много времени, да и порция, если верить ведьминому рецепту, в данном случае требовалась совсем небольшая. Наполнив крошечный пузырёк мутноватой коричневой субстанцией, я поспешил на болото к Эмме. Не став дожидаться меня на прежнем месте, она уже успела забрести в другое, но, к счастью, я успел повстречать её прежде, чем она наделала бы глупостей.

— Выпейте это, — командирским тоном приказал я, протягивая девушке зелье.

— Не обижайтесь, но на это у меня нет времени! — даже не пытаясь понять, что и почему я предлагаю, отмахнулась девушка. — Смотрите! Похоже, Бонни взял след! Верно, Бонни?

— Это зелье поможет вам найти Саймона, — солгал я во благо. На этот раз моя просьба возымела действие.

— А, это совсем другое дело! Давайте мне его быстрее! Скорее! — приняв заговоренный отвар из моих рук, Эмма осушила его залпом. Поначалу не происходило ничего, и я с разочарованием было решил, что старая травница что-то напутала, начав всерьёз опасаться за жизнь и здоровье служанки мэра. Но вскоре Эмма словно бы очнулась:

— Что происходит?.. Всё кружится, растворяется в тумане…

Я подскочил, поймав потерявшую равновесие девушку на руки.

— А вы… Я ничего не помню… Мы знакомы?.. — растерянно промолвила она, со страхом и волнением оглядываясь.

— Эмма, немедленно идите домой, и не выходите оттуда, — без долгих объяснений, приказал я ей.

— Хорошо… Как скажете… Моя госпожа, наверное, меня уже ищет… Я… Мне… У меня всё плывёт перед глазами… Ноги не слушаются меня… — пожаловалась она.

— Понятно, — зло проворчал я. Время бесплодно уходило, но, впрочем, это не была её вина. Подождав, когда её голова прекратит кружиться, я проводил её, помогая покинуть болото, и, доведя до дверей дома мэра, взял с неё слово, что она сейчас же приляжет и не станет бродить одна по улицам. Сам же я — побрёл в монастырь. Я терялся в догадках, и хотя монастырь, возможно, был бы последним местом, где я ожидал обнаружить Бейкера, но, впрочем — кто знает? В свете последних событий, разговоров о хронике и монахах — возможно, он действительно мог нанести им визит и поделиться какими-то мыслями с аббатом Майклом. В любом случае, мест, в которых ещё можно было искать и спрашивать, — оставалось всё меньше и меньше.

— Добро пожаловать, мистер Фэрпойнт. Как это ни прискорбно, я думаю, что наша судьба — оставаться во тьме, лишёнными Божьей благодати до конца наших дней. Конец близок, я это чувствую, — поделился со мной молодой аббат, перебирая лакированные чётки, пока мы следовали вдоль широкого обрыва, с печалью во взглядах взирая на то, во что превращался этот мир.

— Что здесь происходит? — спросил я Майкла, когда мы неторопливо дошли до места, с которого ранее бросился в пропасть бедный брат Томас.

— Всё, что мы делаем, обращается во грех и зло, — удручённо констатировал аббат. — Ничто не избавит нас от грехов, ничто не спасёт нас. Как вы не смогли спасти брата Томаса от гибели, так и мы, движимые нашими благими намерениями, несём лишь гибель. Пропали двое из наших братьев. У меня нет ни малейшего представления о том, куда они ушли.

— Вы уже искали вокруг? — с участием поинтересовался я.

— Да, я посылал других братьев. Но никто ничего не нашёл. Они не оставили никаких следов, — с волнением и печалью в голосе поведал мне Майкл.

— Могли они уйти по своей собственной воле? — разделяя опасения аббата, я всё-таки счёл нужным это спросить. После этих слов — в глазах Майкла смешались негодование и обида. Он явно был возмущён дерзостью моего логичного предположения, но, вместе с тем, в душе понимал его обоснованность.

— Мне следовало бы осудить вас за подобное богохульство. Но настали тяжёлые времена, и даже мы, слуги Господа, являемся всего лишь смертными, борющимися с искушениями, — вздохнув, аббат нехотя признал: — Да, возможно, они ушли. Однако в таком случае кто-нибудь наверняка увидел бы, как они спускаются по мосту.

Я призадумался. И на всякий случай — подошёл ближе к краю обрыва, посмотрев вниз. Ничего. Вернее, никого.

Отойдя на безопасное расстояние, я подытожил. Доктор Бейкер исчез, но в монастыре он, как я, в принципе, и ожидал, — не объявлялся. Вместо этого я узнал, что аббат Майкл не может найти пару братьев, но он уверен, что они не покидали монастырь по мосту. Со скалы — они тоже не бросались. Так куда же они делись?

Осматриваясь, я принялся обходить монастырь: поникшие деревья, увядающие травы, проржавевшая высокая решётка, скрипучие ворота, дом гробовщика Данкомба, кладбище…

…Я прошёл внутрь. В окружении больших покосившихся крестов, потрескавшихся склепов и серых каменных плит ходил Фабиус, с интересом всматриваясь в поблекшие и неразборчивые эпитафии.

— Вы ещё не уехали? — заметив моё появление, прокомментировал он. — Но это может оказаться смертельной ошибкой! Посмотрите по сторонам. Видите могилы? Человеческая жизнь, мистер Фэрпойнт, штука хрупкая и недолговечная. И часто для того, чтобы она окончилась, достаточно всего одной ошибки. Вы — образованный человек. Думаю, вы знаете намного больше, чем обычные люди. Почему вы не хотите послушать моего дружеского совета? Почему не хотите собрать вещи и уехать?

— Почему вы так настойчиво требуете, чтобы я уехал? — осведомился я. — Вы ведь даже ничего обо мне не знаете.

— Я знаю достаточно, но никогда не упускаю возможности узнать больше, — поспешно заверил меня мой собеседник, продолжая свою речь своеобразным тоном, причудливо сочетавшим праздный интерес, издевательство, некую долю уважения и большую долю снисхождения. — Вы не обычный человек, мистер Фэрпойнт, вам этого не скрыть. Не скрыть от того, кто уже встречал таких, как вы. У вас, без сомнения, есть необычные способности, которые я, при других обстоятельствах, был бы рад исследовать. Но время, к сожалению, не терпит…

Он стоял, изучая меня. Я стоял, изучая его. Это было интересно. Однако же, времени на подобное не было не только у него, но и у меня. Сводя все известные мне факты воедино, я начинал задавать себе пока что пусть и не подкреплённые чем-либо, но напрашивающиеся вопросы.

Не этот ли человек, разыскивавший с утра Клемента Бейкера, должен был сообщить ему вторую часть пароля при встрече? Не его ли видела в своих снах травница Литкотт, случайно спутав его со мной?

Но, в первую очередь, после сказанного им, в моём сознании родилась очередная внезапная догадка. А что, если Фабиус — на самом деле является таким же Звероловом, как и я, за тем простым исключением, что он прибыл в этот город не по приглашению мэра, а, к примеру, по просьбе всё того же доктора Бейкера, или кого-нибудь ещё? Меня несколько смущало упоминание особых санкций, выданных Римом; но, впрочем, это не было критично. С другой стороны, каждая из моих догадок могла оказаться пустыми домыслами. Но, тем не менее, осознавая весь возможный риск, я всё-таки почему-то решил ему довериться и честно спросил:

— Вы — тоже Хареш-аль-Дорем?

— Я — Хареш-аль-Дорем?! — взорвавшись гомерическим хохотом, странник опёрся о старую, покрытую зелёным мхом могильную плиту и, отсмеявшись, продолжил: — Простите, но это правда смешно! Должен признаться, что вы меня удивили своим признанием. Я думал, что обычно вы не раскрываете себя, стремитесь к секретности…

Коротко рассмеявшись снова, он язвительно добавил:

— Нет, я — не Хареш-аль-Дорем, но я о вас слышал. Я подозревал, что вы из них, и рад, что моя догадка оказалась верной.

— Вы мне совсем не нравитесь, — прямо и откровенно признался я ему. — Я буду приглядывать за вами.

Снисходительно улыбнувшись, он ответил откровенностью за откровенность:

— Удивительно, но в вашей компании довольно весело. Поэтому можете пока побыть рядом.

— Посмотрим, кто будет смеяться последним, — с неприкрытой угрозой обещал я ему. Насмотревшись на окружающий унылый пейзаж, я поинтересовался:

— Что вы ищете на кладбище?

— Тот, кто много спрашивает, — много узнаёт, — вместо ответа произнёс Фабиус. — Я осваиваюсь. Любуюсь архитектурой. Ищу вдохновения. Выбирайте сами. Что, если бы вам пришлось мне отвечать? Я поговорил почти со всеми стражниками города, но они не могут найти одного городского гвардейца — Роберта Отли. Может быть, вы знаете, где я могу его найти?

— Вы шутите? Вы всерьёз полагаете, что я вам помогу? — нахмурившись, возмутился я.

— Поступайте как угодно, — пожал плечами мой подозрительный собеседник. — Вы можете потом пожалеть, что не помогли мне, когда у вас была такая возможность. И я — не угрожаю вам. А просто объясняю, что это в ваших же интересах.

Что ж, на самом деле, я понятия не имел о том, какого стражника зовут Роберт Отли. И более того, я не знал по имени ни одного из них, за исключением разве что Ричарда Таннера. Другое дело — в лицо, поскольку их тут, на самом деле, было не так-то уж и много.

Ладно уж, обычные горожане. Ну, допустим, монахи. Но если в городе начали пропадать вооружённые стражи порядка — дело действительно плохо. Впрочем, оно и раньше не было «хорошим».

Я не знал, откуда у Фабиуса хватило дерзости попросить меня о помощи в поисках. Но даже если бы я и помог ему, то что бы я мог с этого получить?

— Мистер Фэрпойнт, — видя моё некоторое смятение, снова продолжил мужчина. — Вы должны понять, что мы с вами, по сути, идём к одной общей цели. Общественному благу. Но просто следуем к ней различными путями. Вы — получили официальное приглашение из рук самого мэра города и поэтому взялись расследовать преступление. А я, скажем так, провожу своё собственное расследование, никак не связанное с тем, чем прежде занимались здесь вы, по поручению людей, наделённых куда большими полномочиями, чем мэр Каворна. Поймать преступника — всего лишь означает ликвидировать угрозу. Это похвальная, но лишь малая, частная цель. В конечном итоге, намного важнее сделать жизнь людей лучше вообще. Исправить…

Фабиус выразительно осмотрелся вокруг, поднял взгляд в слезоточащее, затянутое тучами небо, ответившее ему яркой вспышкой и громом:

— …вообще всё это. И сейчас я говорю не конкретно о Каворне.

— Что вы имеете в виду? Каким образом «исправить»? — несколько опешил я, но, вскоре сообразив, что Фабиус по-прежнему просто надо мной издевается, заметил; — Послушайте, как вы верно заметили, вы приехали в город, преследуя свои цели. В то же самое время, у меня есть неоконченные дела, требующие моего внимания. И две эти плоскости — не пересекаются. Я вам не товарищ и не друг.

— Николас, давайте обойдёмся без взаимных оскорблений. Оскорблять всех — буду я, — рассмеявшись вновь, но теперь уже от своей собственной глупой шутки, Фабиус продолжил: — Хорошо, признаю, наше знакомство, вероятно, началось не с самых лучших нот, и это задало определённый тон. Тому были свои причины, и, возможно, в том была доля моей вины. Но, всё-таки, прошу вас, как минимум, поразмыслите над моими словами.

— Ну… хорошо, — согласился я, разворачиваясь и уходя прочь. Пока что мне было не в чем открыто обвинить этого человека, однако — я чувствовал в нём убийцу. Чувствовал в нём зверя. На его руках — определённо была чья-то кровь. Как сказала бы Клэрис, от таких людей «веет мразью».

Томас Поус, Джон Лимси, мэр Сент-Джон, старик Харрел, Фабиус — в некоторых людях я сразу чувствовал смрад исходившей от них гнильцы. Не все из них обязательно были убийцами, но они обязательно сеяли вокруг себя горе и страдания для окружающих.

Они не вырастали из земли, не выползали из нор. Их рожали самые обыкновенные матери и отцы, воспитывая не лучше и не хуже, чем остальных детей. Вот только из них вырастали довольно опасные и коварные создания.

Вместе с тем, мне вспоминался Саймон-рыбак с его открытой нараспашку душой, Эмма, с её простым и добрым характером. Саймон мёртв. Счастье Эммы разрушено.

Жизнь — сложнее, чем может покажется нам на первый взгляд. Нам может показаться, что в ней больше не осталось смысла, и нет места ни для чего, кроме боли и отчаянья. И тогда, подобно Томасу, или наставнику Клэрис, мы будем готовы прыгнуть с обрыва, если вовремя не скажем решительное «нет» и не увидим нечто более важное, чем собственное существование.

Я потратил уже немало времени, так и не сумев обнаружить доктора Бейкера. И когда я обошёл весь город вдоль и поперёк, не забыв заглянуть даже в городские колодцы, меня посетила мысль, поначалу показавшаяся мне совершенно безумной.

А что если доктор направился в шахты, желая самостоятельно отыскать и вернуть похищенные Харрелом документы и хронику? Пожилой человек. Без меня. Без оружия. Один. Нет, Клемент Бейкер просто не мог оказаться настолько самоуверенным кретином, чтобы рискнуть жизнью во имя каких-то записей, пусть даже и очень важных… Или, всё-таки, мог?

За неимением лучшего варианта действий, я решил снова покинуть город и прогуляться к шахтам.

— Открыть ворота! — скомандовал я, махнув рукой дозорному и, прождав недолгое время, оказался по другую сторону городских ворот. Да, здесь осталось намного больше не собранных мною трав, но, в настоящий момент, меня волновало не это. Взяв курс, я чётко следовал по уже знакомому маршруту в направлении старой заброшенной шахты, пока не прервал свой путь, увидев взволнованного крестьянина, притаившегося за деревом. Бросая на меня опасливые взгляды, он молчал до тех самых пор, пока я к нему не приблизился. После чего — испуганно закричал:

— Отойди, адское отродье! У меня для тебя ничего нет! Оставь меня в покое!

— Успокойтесь. Что случилось? Вам нужна помощь? — участливо поинтересовался я, удивившись поведению и реакции человека.

— Тебе не обмануть меня человеческим лицом! Я узнал тебя по глазам! — пятясь от меня, полным отчаянья голосом заявил незнакомец.

— Успокойтесь, я доставлю вас в город в безопасности, — как можно доброжелательнее, заверил я его.

— Куда ты хочешь меня забрать?! Настал мой последний час?! Я не хочу умирать! Я ещё не готов! Дай мне больше времени! — развернувшись, мужчина, с диким криком, очертя голову бросился в лесную чащу.

— Похоже, это безнадёжно. Удачи, безумец, — проводив его сочувствующим взглядом, вздохнул я. В последнее время местные жители начинали сходить с ума быстрее, чем раньше. Виной тому было достигшее своего пика отчаянье, как результат всех навалившихся разом бед. По идее, я должен был бы проявить к ним большее сочувствие и сопереживание, но, на деле, я был безучастен.

Виной тому были зелья, лишившие меня как страха, так и многих обычных человеческих чувств. Разумеется, где-то в глубине души я продолжал понимать умом: «это смешно», или «это чудовищно», но я давно утратил и слёзы, и смех.

Однако же, это было просто необходимо при моей работе. Испытывай я страх выше того, который у меня сохранялся, я ни за что бы в жизни не отправлялся бы из раза в раз в Храм Жертвоприношений, не раскапывал бы могилы, не похищал мёртвые тела, не путешествовал бы по тёмным шахтам и мрачным склепам.

Сейчас — я собирался найти доктора Бейкера, и у меня не было ни времени, ни возможности заниматься всеми. Знакомые умирающие деревья, обвитые выцветшим плющом, который, умирая сам, в отчаянной борьбе за жизнь вытягивал последние соки из них — говорили о том, что я двигаюсь в правильном направлении. Действительно — вскоре показался мрачный проём знакомой шахты. Но даже отсюда я видел мерцание кем-то зажженных факелов. Я поспешил. Втайне надеясь, что мои опасения не подтвердятся, я бежал не оглядываясь, понимая, что если я прав — нельзя терять ни единой минуты. Серые пискливые крысы и богато раскинувшиеся паучьи угодья в этот момент не могли завладеть моим вниманием. Однако я сохранял бдительность, ожидая внезапного появления врага в любой момент…

…Зажжённые на протяжении всего пути факелы освещали мой путь, но их дрожащий свет не справлялся со всем окружающим мраком, лишь ослабляя его, а отбрасываемые тени казались живыми. В какой-то момент — я ощутил резкий запах разложения: противник мог подбираться тихо и незаметно, но он был не в силах скрыться от моего обоняния. Выхватив меч, я успел молниеносно подставить лезвие под удар массивной ржавой железки, обрушенной на меня из холодного мрака подземелья. Прошипев пугающим бесцветным голосом, Ангус Греер налетел словно вихрь, начав рубиться с отчаянной неистовостью, казавшейся недоступной человеку. Во всяком случае — живому. Да, глядя на его злой насмешливый звериный оскал, я ощущал его ненависть и гнев, исходившую от этого существа неприязнь ко всему живому. Он просто ненавидел меня за то, что я был жив, а он — нет.

Боль. Пропущенный удар пришёлся мне в бок, и будь у него в руках не старый затупленный ржавый клинок с отколотым остриём, а настоящий остро заточенный боевой меч — моё опоздание стоило бы мне очень дорого. Так же, как и пропущенный следом удар в плечо. Стиснув зубы от боли, я крикнул берсерком и с трудом, но удержав меч в руках, пошёл в наступление. Своевременно отражённый выпад заставил его открыться, и я не медлил. Описав дугу, батарный клинок обрушился на его голову.

…Переводя дыхание, я выпустил меч и устало сполз по стене, присев возле поверженного противника. Ударившись о пыльное дно заброшенной шахты, бастард издал звон, разошедшийся эхом под сводами пещеры. Запустив руку в сумку, я быстро нашёл необходимое зелье в положенной ему секции. Вынув зубами пробку, я небрежно выплюнул её на пол и, переведя дыхание, залпом выпил отвар. Вскоре — мне заметно полегчало. Свежие раны затянулись, и я снова был бодр и полон сил.

Да, будь у меня подобное зелье во время Битвы при Креси — это могло бы решить многое. Впрочем, сейчас меня ожидали другие битвы. Возможно — не менее важные. Во всяком случае, для меня.

Убрав склянку, я поднял меч и, бросив напоследок очередной взгляд на поверженного противника, перешагнул через труп, продолжив поиски доктора. Греер лежал с раскроённой головой в луже вязкой вонючей крови, в которой плавала отколовшаяся часть черепа. Забирать его тело для проведения обряда — я бы не рисковал. Во-первых, я не знал о нём, фактически, ничего, и местные жители, не общавшиеся с Греерами, вряд ли помогли бы мне с выбором Знака и Пути. А во-вторых, я не был уверен, что у этого чудовища есть душа. И была вообще.

В сущности, я по-прежнему не вполне осознал, что это была за тварь. Но, во всяком случае, в этот раз она казалась мертвее и спокойнее, чем была ранее…

…Вконец отчаявшись обнаружить Клемента живым или хоть бы даже и мёртвым, я забрёл в один из дальних концов шахты и, вглядевшись в полумрак, заметил какую-то фигуру. Сняв со стены факел, я приблизился, высветив серые стены и находившегося там человека. Это, без сомнения, был доктор Бейкер. Потрёпанная одежда была испачкана, залита кровью и местами порвана. Впрочем, мне приходилось видеть кровь на его костюме и ранее, а потрёпанность одежды бросалась в глаза не так сильно, как могла бы. Но самое главное — он всё ещё был жив. Во всяком случае — пока что. Привалившись к стене, доктор тяжело дышал. Подняв на меня глаза, он болезненно простонал. Найдя в себе силы, доктор произнёс усталым голосом:

— Лязг мечей. Я слышал его даже отсюда. Очевидно, был бой? Хорошо, что вы его убили. Но я боюсь, что наши беды ещё не закончены. Вернее, ваши беды, потому что мои — закончатся очень скоро.

Губы Клемента еле двигались и кровоточили, слова давались с огромным трудом. Огромные тёмные синяки обезображивали морщинистое лицо. Очки были разбиты.

— Зачем вы пришли сюда? — пребывая в негодовании от увиденного, взволнованно произнёс я.

— Я знаю, что я глупец, и надо было сперва подождать вас, — сглотнув, признал раненый. — Но эти украденные документы слишком важны. Когда я узнал, что вы нашли здесь тело Харрела, я должен был прийти и убедиться, что бумаг здесь нет. Но я не только не нашёл их, но и попался Грееру. Вернее, тому, что от него осталось.

— Я до сих пор не могу поверить. Это был живой мертвец? — с недоумением поинтересовался я у доктора.

— Живой мертвец? Да, мистер Фэрпойнт… — речь Бейкера прервал нездоровый кашель. Сплюнув на серые камни яркую кровь, он продолжил:

— Не бойтесь это признать. Вам, без сомнения, предстоит ещё встретиться с более невероятными вещами.

— Вы серьёзно ранены? — на всякий случай уточнил я, и без того понимая, что доктору явно не поздоровилось. Вопрос лишь в том — насколько.

— Да, очень серьёзно, — с горечью кивнул мне Клемент. — Всю свою жизнь я посвятил изучению человеческого тела. Мне известно такое, о чём большинство моих коллег не имеет ни малейшего представления. Но какой мне сейчас от этого прок? Я могу описать вам все свои раны с точки зрения анатомии, но не могу вылечить их. Печальная судьба доктора, который слишком много знает, но слишком мало умеет.

— Возможно, ещё не всё потеряно, — попытался я его обнадёжить, но был одарён взглядом, полным сомнения. Установив факел в настенное крепление, я спешно вновь отворил свою верную сумку, извлекая на свет очередной заговорённый отвар. «Прикосновение Снии», не раз приходившее мне на помощь в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. По сути, собранные мною травы и приготовленные мною же зелья — были и оставались моими верными и единственными союзниками и друзьями. Откупорив сосуд, я поднёс фиал к губам доктора:

— Вот лечебное зелье. Выпейте.

Казалось, Клемент не очень понимал что это, и какой в этом прок, но, тем не менее, он выполнил мою просьбу. Спустя некоторое время он вновь заговорил окрепшим голосом:

— Я был дураком, когда недооценивал силы природы. Похоже, что все мои раны закрылись. Посмотрите, от них не осталось и следа! Но я всё равно чувствую, что моя жизнь на исходе, мистер Фэрпойнт. Думаю, Греер отравил меня своим трупным ядом. Я чувствую, как он расходится по моим венам, по моему телу. У нас мало времени. Помогите мне. Мы пойдём к вам. Мне нужно вам многое рассказать.

Насколько это было возможно, я привёл доктора в чувство, смыв кровь с его лица водой из ближайшего озера, на дне которого, судя по всему, ныне покоился несчастный монах. Солгав стражнику у ворот, что доктора потрепал лесной разбойник, я провёл его до своего дома и, на всякий случай сразу же заперев за нами дверь, усадил Клемента на свою кровать.

— Я проиграл, Николас, — слабея на глазах, с трудом произнёс он. — Яд распространился по моему телу и постепенно отравляет мозг. Смотрите, мои раны вновь открылись. Простите старого дурака, но я больше не смогу вам помочь.

— Скажите, в каком месяце вы родились? — спросил я, не позволяя ему терять сознание.

— Что? — кашлянув кровью, недоумённо переспросил доктор. — В июне. Но почему вас это интересует? Есть столько вещей, о которых вы могли бы меня спросить, а вы спрашиваете, когда я родился.

— Тс-с! — поднеся палец к губам, тихо промолвил я. — Молчите. Я чувствую его приближение.

— Кто это? Почему стало так холодно? Я ещё не готов… Мне нужно… — в этот момент доктор издал последний вздох, и я ощутил как, Дан-эн-Нян, подхватив его душу своими острыми когтями, с филигранной, оттачиваемой веками сноровкой вырвал её из плоти, унося вдаль, в Царство Забвения. Тело Бейкера обмякло, и я, глядя с печалью и болью на то, как опустилась на грудь его безжизненная голова, тихо прошептал:

— Прощайте, доктор…

Несмотря на всю трагичность момента — медлить было нельзя. Все видели, как я проходил через городские ворота в компании доктора, и я же был последним, кто разговаривал с ним. После его исчезновения — ко мне могли возникнуть вопросы, на которые мне совсем не хотелось бы отвечать. Более того, мэр, с гвардейцами, могли бы обыскать дом и обнаружить тела. Теперь — я должен был действовать быстро, как можно скорее завершив это дело и покинув город. Помимо этого, медлить с ритуалом тоже не следовало: душа недавно умершего человека, безусловно, неизбежно менялась, но в ней оставалось больше человеческого в привычном для нас понимании, что существенно упрощало опрос.

Приблизившись к кровати, я взвалил бездыханное тело доктора на свои плечи и спустился в подвал так быстро, как смог. Поместив труп доктора возле тела Харрела, я торопливо вернулся к столу, выкладывая собранные травы из сумки. Спустя минуту содержимое моих алхимических приборов уже вовсю бурлило, дымило и источало характерные ароматы, в то время как я терпеливо бормотал под нос слова необходимых заговоров, последовательно истолчая в однородную кашицу две порции водной дрёмы, две порции каменной слезы, две порции гвинлока и порцию сатанинской удачи.

Вскоре я уже держал в руке дымящий синеватый отвар, жар которого обжигал мои кровоточащие ладони даже сквозь дублёные перчатки. Стигматы Зверолова открывались.

Подготовив то место, с которого должно было начаться моё новое путешествие в Храм Жертвоприношений, я плотно и надёжно связал себя, надёжно закрепив узлы, и, залпом выпив зелье, успел лишь выронить его на холодный каменный пол до начала первой волны болезненных судорог.

Начинался приступ. Времени, как обычно, имелось катастрофически мало. Преодолев волевым усилием адскую боль и принуждая себя оставаться в сознании, я произнёс:

— Деурру меллас гениус софээль канээль эльмиахрихол хаамиах хаэрэзол! Вохалл Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиус дамэй йахсанул!

(Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!)

Демон услышал. И покорно выполнил приказ. Впрочем, в его понимании, — человек, даже отдающий команды, которых он не мог ослушаться, не был, да и не мог быть его повелителем или хозяином, наделённым реальной властью. Зверолов был лишь тем, кто, владея нужными знаниями, до поры до времени, мог направлять, водя за нужные нити. Во всяком случае — человеку хотелось в это верить…

— Вахалла я адеос зора провено хэмэхонзеваллех! — промолвил я, выбрав из множества дверей ту, полотно над которой изображало человека с перекошенным лицом, ронявшего из рук чашу. Это означало: «Я пришёл сюда, чтобы разделить боль отравленного!».

Ожив, изображённый на полотне человек забился в мучительной агонии, а дверь покорно отворилась. Сначала меня, как, впрочем, и обычно, ожидал Алтарь Пути. Возложив на него руки, я произнёс с ритуальной торжественностью:

— Воххал севохархайлон иесор ярон носеени ягелору. Шемуэля хассатон шаддайл: хамайл!

(Я ищу одного из бесконечной толпы безымянных. Слово, которое он услышит: знание!)

Напоив жертвенный Алтарь своей кровью, я оставил его, возложив кровоточащие ладони на Алтарь Знака:

— Воххал севохархайлон амарзайём шавайт хушезаваар. Иахелла хэхора даяхэлл шимуэля хассатон шаддайл: Таланос, тетраграмматон!

(Я ищу того, кто уже скитается по Царству Забвения, но был рождён в моём мире под знаком Таланоса, ткача времени!)

Последний Алтарь, как обычно, не предвещал никаких неожиданностей:

— Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиос дамэй йахсанул, йахха халаэльямелох хадламм кальптип тафтэру лахэл. Тэтурэшироз: Дан-эн-нян ягелор иехайм!

(Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе. Расправь свои крылья над Царством Забвения. Твоё имя: Дан-эн-Нян, уносящий души!)

Покончив с этим, я спешно оставил жертвенное помещение с окровавленными Алтарями и, всё ещё морщась от боли и судорог в пронзённых ладонях, прошёл в Зал Откровений, встав на середину. Подняв окровавленные руки на уровень своих глаз и показав незримым обитателем Храма Жертвоприношений свои свежие раны, я произнёс:

— Воххал шунмуэля лэймон. Воххал сеолам ваэт сезах. Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем!

(Я дал свою кровь. Я жду твоего ответа. Я — Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми!)

Теперь же — мне оставалось только ждать…

— Где я? Это вы, мистер Фэрпойнт? Где мы оказались? — растерянно оглядываясь, первым делом спросил у меня доктор, показавшись из-за массивных врат.

— На границе между миром мёртвых и миром живых, — как можно спокойнее пояснил я ему. Казалось, мой ответ его заинтриговал.

— А почему мы здесь? Так вот, как это происходит… — с удивлением и интересом промолвил Клемент, следом добавив уже более печально: — Я мёртв, верно? Что ж, делать нечего. Я думал, будет хуже.

Я понимал, что, возможно, всё самое страшное ожидает его ещё впереди, но не видел смысла пугать без причины хорошего человека, да и любого человека вообще, поэтому просто промолвил:

— Тем лучше. Не будем терять времени. Я пришёл за ответами.

— Тогда наберитесь терпения. Вы многое должны узнать, — заранее предупредил меня Клемент, начав свой рассказ, более походивший на лекцию. — Всё началось много веков назад. У римлян была традиция трижды в год открывать «Mundus Cereris» — яму-врата в мир духов и мертвецов. Они приносили им различные жертвы, чтобы умиротворить их. Тогда мирные демоны выходили из ямы и проходили по улицам города. В эти дни никто не работал, а сражения приостанавливались. Но в одно жаркое лето, спустя примерно девяносто лет после рождения Христа, ритуал пошёл не так. Один из мал`ери, древних и могущественных демонов, вырвался из ямы в мир людей. Демон не мог существовать в нашем мире без человеческого тела, поэтому он попытался завладеть телом кого-нибудь из жрецов, проводивших обряд. Он сразу же убил четверых, и лишь в теле пятого сумел удержаться. Жрец впал в кому, но остался жив. Яму немедленно закрыли, а жреца отнесли в его дом. В тот момент никто не понимал, что они выпустили на волю. Пока лучший римский доктор пытался пробудить жреца, демон, поселившийся в его теле, набирал силы. Он учился жить в новом теле, контролировать его. Изучив же содержимое памяти жреца, демон был весьма заинтригован.

Пока что я решительно не понимал, почему меня должны интересовать тысячелетние древности, но полагал, что, учитывая обстоятельства, доктор не станет говорить о чём-либо без веских на то причин, и, стало быть, сказанное имеет непосредственное отношение к происходящему сейчас в Каворне. А чем больше я перебивал бы человека, тем позднее бы он закончил свою речь. И это при том, что он и без того разговаривал в удобной для него, размеренной и основательной манере.

Поэтому я с интересом спросил:

— И что же было дальше?

— Мир людей так очаровал демона, что он решил стать его повелителем. Однако он понимал, что может контролировать лишь одно человеческое тело, поэтому решил узнать людей получше. Найти их слабости и использовать их. Понять, как управлять их разумом. Постепенно демон овладел телом жреца настолько, что ночью он мог бродить по тёмным уголкам города. И тогда он начал убивать. Демон выбирал больных и старых, тех, кто не мог сопротивляться. Он забирал силу из их крови, а их судьбы, желания и страхи читал, словно по книге, по их коже. Убийства всё продолжались, и вскоре весь Рим дрожал от страха. Прошло почти две недели, прежде чем обнаружилось, что убийца — жрец, который днём оставался недвижим, а ночью — сеял смерть на улицах города. Демон яростно сражался и убил многих стражников, но всё же его удалось одолеть. Трое мудрецов сделали специальную клетку, в которую посадили демона. Клетку заперли при помощи двух ключей — редких камней. Однако было понятно, что демона нельзя оставлять в Риме. Горожан пугало его присутствие, к тому же он пытался контролировать разум охранников. Солнце закрыли тёмные облака, а животные начали болеть.

— Кажется, теперь я понимаю, — сделав для себя ужасающее открытие, промолвил я и, по-прежнему пребывая в тревожном изумлении, справился. — А теперь демон где-то здесь, да?

— Да, — подтверждая мои худшие опасения, ответил Клемент. — В то время римская армия вела боевые действия на территории современной Англии. А на этом месте военачальник Гней Юлий Агрикола обнаружил какие-то древние подземные постройки, на которых он основал самый западный аванпост Римской Империи — крепость Каверниум. Эта крепость снабжала армию припасами. Могли ли римляне найти лучшее место, куда отправить демона, чем самый край известного им света? Демона привезли сюда и поместили глубоко под землю, где его легче было охранять. Один из камней также привезли сюда. Второй же оставили в Риме, чтобы два камня находились как можно дальше друг от друга. Местонахождение демона должно было оставаться в тайне, но скоро легенда о нём разошлась по всему свету. Учёные съезжались со всех концов мира, чтобы увидеть демона и поговорить с ним. Казалось, что демон успокоился, но на самом деле он жадно впитывал знания, которыми учёные, сами того не подозревая, делились с ним. У него было много времени…

— Почему нет никакой информации о нём? — задал я резонный вопрос, несколько усомнившись в правдивости этой, без сомнения, занимательной, но, всё-таки, на данный момент, не вполне убедительной притчи.

— Сейчас вы это узнаете, — многообещающе и в то же время с оттенком печали заверил доктор, возвращаясь вновь к своему прерванному повествованию. — Небольшое поселение со временем выросло в процветающий город Каворн. Сюда продолжали съезжаться учёные. Всё было спокойно, пока в городе не появился иудейский мудрец по имени Йерик. Он остался в городе надолго и, видимо, хотел остаться на всю жизнь. Однако Йерик не смог ужиться в одном городе с демоном. Он был единственным человеком, кто понял, что демон становится всё более и более опасным. Демон понял, что его план раскрыт, и впал в ярость. В приступе гнева он попытался вырваться из своей клетки. Клетка устояла, но от сильнейших ударов произошло землетрясение, и своды подземной тюрьмы обвалились. Йерик, демон и несколько стражников остались навеки погребёнными под слоем земли. Когда об этом узнал папа Феодосий I, он понял, что опасность миновала. Но он хотел убедиться, что никто не будет искать погребённого демона. И тогда было создано Братство Безмолвия.

— Братство? Но зачем? — казалось, в надежде что-либо понять из такого обильного потока на редкость подробной информации — я запутался, вместо этого, ещё больше.

— Его задачей было уничтожить все имеющиеся записи, касающиеся демона. Часть членов Братства поселилась прямо здесь, в Каворне. Благодаря их работе, а также жёсткому подавлению тех, кто отказывался молчать, за несколько десятилетий история о демоне превратилась в сказку, а потом и вовсе была забыта. Остальные братья ездили по миру, уничтожая все сведения и всех, кто знал о демоне, — поведал мне доктор Бейкер.

Картина становилось понятнее…

— Примерно в это же время сгорела Александрийская библиотека, так? — задумчиво поглаживая бородку, уточнил я.

— Браво, мистер Фэрпойнт, ваши знания поражают меня, — неожиданно, со смесью удивления и уважения в голосе, произнёс Клемент, поспешно продолжив: — Да, методы у Братства были варварские, но они выполнили своё предназначение. Все успокоились, и демон, похороненный в глубинах земли, был забыт. Со временем в Каворне не осталось ни одного Брата Безмолвия. Проблема перестала существовать. По крайней мере, так казалось на протяжении последующих веков. Но около тридцати лет назад дела в Каворне стремительно пошли под гору. Всё меньше и меньше солнечного света, плохие урожаи, болезни животных… Люди начали покидать Каворн. А два года назад, благодаря случайному совпадению, я нашёл секретные материалы: дневники живших здесь членов Братства. Из них я всё и узнал. Честно говоря, я в это не поверил, но чтобы быть уверенным, я написал письмо, обрисовав в нём нашу ситуацию, и отправил его в Рим, по адресу, постоянно встречающемуся в дневниках. Да, это была безумная идея. Братство, возможно, давно прекратило своё существование, а по этому адресу наверняка уже давно жили люди, не имевшие к нему никакого отношения. Тот, кто получил бы письмо, наверняка подумал бы, что я — сумасшедший. Но всё же я ожидал, что сюда прибудет кто-то из Братства, и я узнаю его по тайному паролю.

— И что это за пароль? — скорее для порядка спросил я, поскольку догадывался, что сейчас назовёт доктор.

— Член Братства должен закончить цитату из Библии. Её начало — «Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро…», а завершение — «…заграждали уста невежеству безумных людей», — охотно подтвердил мои догадки Клемент.

— Вы проверяли меня! — воскликнул я, памятуя о досадном инциденте, имевшем место в ходе нашей первой встречи.

— Да, сначала я думал — вы один из них, — признал он.

— Почему вы никому не сказали? — спросил я доктора, пылая праведным негодованием. События, при взгляде на них с подобного ракурса, начинали представать совершенно в ином свете.

— Как я мог? — разведя руками, задал встречный вопрос Клемент. — Без этих документов — мне бы просто никто не поверил. А в них содержалась слишком важная информация, чтобы её кому-то показывать. К тому же, я сам до конца не верил во всё это.

— Значит, сейчас демон разгуливает по земле? — обескуражено произнёс я, всё так же с трудом осмысливая только что полученную от доктора информацию.

— Ну, не так всё просто, — поправил меня Бейкер. — Если это не сказки, значит, демон всё ещё погребён под землёй. В противном случае всё было бы гораздо хуже. Но я думаю, что всё это время демон пытался выбраться наружу. Возможно, у него есть слуги, которых он посылал на поверхность. В шахтах я дрался с тем, что осталось от Греера. Может быть, есть ещё такие же существа. Не сомневаюсь, что одно из них принесло демону кожу Элеанор. Мистер Фэрпойнт, я сомневался в том, что всё это правда, но после кражи в моём доме я стал в этом уверен. Он пытается выбраться и собирает информацию — видимо, поэтому Харрел и украл хронику.

— Но что он там может найти? — с недоумением обратился я к духу с очередным вопросом. — Он и сам всё помнит.

— Я не уверен, но думаю, что его интересует одно: местонахождение камней, ключей от его клетки, — высказал предположение мой задумчивый собеседник.

— К счастью, этого он там не сможет прочесть, — с надеждой произнёс я. По крайней мере, после всего сказанного, так мне хотелось думать.

— К сожалению, вот в этом-то и заключается наша проблема, мистер Фэрпойнт, — разрушив последние оплоты моего душевного спокойствия, покачал головой Клемент. — Есть сведенья о том камне, что привезли сюда вместе с демоном. Вокруг него образовалась странная религия, которая развивалась на протяжении нескольких веков. А когда члены Братства уничтожили все следы демона, они выкрали камень и где-то его спрятали. В документах я наткнулся на странную загадку, которая, судя по всему, указывает на место, где спрятан камень. Она звучит так: «Там, где я стоял, осень уже закончила своё правление, но весна ещё не проснулась. Она спала, как спали мёртвым сном трупы, лежащие вокруг. И перед моими глазами, в той стороне, где засыпал день, я нашёл то, что искал». Если это действительно описание места, где находится камень, вы должны отыскать его. Хоть мы и не знаем, получил ли демон второй камень, тот, что был в Риме, рисковать мы не можем. Если он вырвется на свободу, его будет не остановить.

— Хорошо, я попробую найти его, — осознавая всю важность и ответственность ныне возложенной на меня миссии, обещал я доктору. — И что потом?

— Большего я сказать не могу, — с сожалением и сочувствием произнёс доктор, будто бы извиняясь. — Меня зовут, Николас. Пожалуйста, отпустите меня. Теперь — всё зависит только от вас.

— Спасибо, доктор. Покойтесь с миром, — искренне пожелал я ему, незамедлительно обратившись к Дан-эн-Няну: — Шоэль сефирот тамай шамайл. Йаха халаэль ямело хадламм ас басс селохайм!

(Моё время здесь истекло. Подними меня на своих крыльях, демон, и отнеси назад, в мир живых!)

Дан-эн-Нян с неохотой вернул мою душу в измождённое распластанное тело, и некоторое время терпеливо ожидал, пока я испущу последний вздох и мы полетим в Царство Забвения. Поняв, что этому не бывать, он явно огорчился.

Демон с шипением исчез, и я свернулся на холодном каменном полу. Пожалуй, я никогда не находился в Храме так долго. Слова, что сказал мне врач, вертелись у меня в голове. Внезапно всё начало складываться в стройную картину.

Тьма, накрывшая Каворн, исчезновения, убийства — всё это сразу объяснялось. Даже личность неприветливого Фабиуса более не казалась тайной. Но что мне теперь делать? Как могу я, простой смертный, встать на пути одного из древнейших демонов?

Хоть я и не знал, как исправить ситуацию, по крайней мере, я мог постараться сделать так, чтобы не стало ещё хуже. Мне нужно было найти камень.

Прошло немало времени, прежде я смог подняться на ноги. Рискуя получить на сегодня передозировку зельями, я выпил очередную порцию «Прикосновения Снии». Это придало мне достаточно сил для того, чтобы, немедленно покинув дом, направиться на поиски камня.

В очередной раз я прокручивал полученные сведения в голове, чтобы обрести большую ясность и понимание того, что, как и зачем мне предстоит совершить.

Итак, по словам доктора, всему, что здесь происходит, был причиной могущественный демон, заточённый столетия назад где-то под городом. Он, очевидно, пытался освободиться, для чего ему были нужны два магических ключа. Мне не было известно почти ничего о возможном местонахождении первого, но второй должен был быть спрятан где-то здесь, в Каворне. Даже если во всё это было сложно поверить, мне всё же следовало постараться найти этот ключ. Следующая загадка, возможно, должна была привести меня к тому месту, где он был сокрыт: «Там, где я стоял, осень уже закончила своё правление, но весна ещё не проснулась. Она спала, как спали мёртвым сном трупы, лежащие вокруг. И перед моими глазами, в той стороне, где засыпал день, я нашёл то, что искал».

Решение загадки давалось мне с некоторым трудом. Казалось очевидным, что речь в ней идёт о кладбище. Впрочем, я мог ошибаться и здесь. Однако же, даже если слова о трупах относились к этому месту, с остальным ориентирами дела обстояли сложнее. В конце концов, не мог же я перевернуть вверх дном весь погост?

Неожиданно я застыл, словно бы поражённый громом. Мне вспомнилась необычная эпитафия на одной из могил, увиденная мною ранее: «Джонатан Винтер. Зима в имени, лето в сердце». Ранее она запомнилась мне по причине своей оригинальности, однако же — сейчас мне начинало казаться, что могила может оказаться фальшивой. В таком случае, значит ли это, что то, что я ищу, находится в ней вместо тела?

Нет, вряд ли. В загадке даны и иные ориентиры. Могила — исходная точка. Покосившийся крест указывал на запад, в сторону «где засыпал день». Место, где могильная ограда упиралась в часовню. Скорее всего, камень мог ожидать меня там. Если, конечно, никто не раздобыл его веками ранее.

С этими мыслями я прошёл всю дорогу до самой кладбищенской ограды. Судя по всему, прошло уже немало времени, однако — среди могил по-прежнему блуждала знакомая фигура Фабиуса. Должно быть, минул целый день, но этот человек, скорее всего, и не думал уходить. Не мог же он провести целый день здесь? Или всё-таки мог? И, главное, что он здесь искал? Камень, как и я, либо что-то иное? В любом случае, присутствие посторонних вообще и Фабиуса, в частности, — было для меня неприемлемо.

После разговора с погибшим доктором Фабиус более не представлял для меня неразрешимой загадки. Он, несомненно, являлся членом Братства, которое много лет назад уничтожило упоминания о демоне, заключённом под Каворном. Но оставались ещё и другие вопросы. Какова цель его приезда? Возможно, он приехал, чтобы уничтожить доктора, который дал понять, что ему известно о демоне? Или он приехал по другому поводу?

— А, это вы, дружище? — как обычно, язвительно и дерзко приветствовал меня Фабиус. — Как ваши дела? Я искренне надеюсь, что вы всё-таки подумали над моими словами, когда ваша горячая голова немного остыла. Но вы, как я понял, всё-таки решили оставаться здесь и дальше. Сент-Джон не заплатит вам, вы зря теряете время. Мне просто интересно, почему вы не захотели уезжать?

— «Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро…», — вместо ответа, произнёс я первую половину пароля.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — нахальная улыбка моментально улетучилась, а насмешливый взгляд Фабиуса тотчас переменился на опасливый.

— Что такое? Я заставил вас нервничать? — неторопливо приближаясь к нему, поинтересовался я. Поспешно опустив руку на эфес своего меча, он сделал шаг назад.

— Послушайте, Фэрпойнт, — серьёзным тоном, без тени иронии, обратился он ко мне вновь. — Некоторые вещи — вам лучше не знать. Собирайтесь и уезжайте. Забудьте обо всём, что вы видели и слышали. У вас нет ни малейшего представления о том, что здесь на самом деле происходит. Вы шутите с вещами, которые могут поглотить вас живьём. Я не желаю вам зла. Поэтму — уезжайте, пока не поздно!

Вдумчиво всматриваясь в его напряжённые лукавые глаза, я сообщил своему «другу»:

— По поводу вашей просьбы: я видел Роберта Отли к северу от дома травницы, на самом краю болота. Он совершает там обход. Если вы поторопитесь, то, возможно, ещё успеете застать его там.

Конечно же, я соглал — но мне просто было необходимо, чтобы Фабиус срочно ушёл, и, желательно, как можно подальше. Помимо прочего, сгинь он в незнакомых болотах, — это вряд ли бы могло сильно меня опечалить.

— А, травница… — слегка успокоившись, странник кивнул. — Туда мне тоже стоит зайти. Спасибо вам, мистер Фэрпойнт. Возможно, я когда-нибудь отблагодарю вас за помощь. Итак, я на некоторое время останусь здесь, а потом пойду к ней.

С деланным равнодушием я кивнул ему в ответ. Отвернувшись от меня, мужчина продолжил ходить среди могил, всматриваясь в эпитафии, и оглядываться, словно бы он любовался видами. Решив не отставать от него, я прошёлся для вида вдоль серого ряда безымянных могил. В конце концов, если он не собирался что-либо мне объяснять, чем я хуже?

Случайно, в грязи напротив древнего потрескавшегося склепа, мой взгляд обнаружил небольшой клочок одежды. Поначалу я даже не обратил на него внимания, поскольку он просто сливался по цвету с окружающей землёй. Я осторожно оглянулся на Фабиуса. Он стоял ко мне спиной, внимательно изучая табличку на стене одного из склепов и, казалось, не замечал моего присутствия. Быстро и незаметно, я поднял грязный клочок одежды и рассмотрел его. Без сомнения, некогда ткань была частью монашеской рясы. Точно такой же, как носили местные обитатели. Осмотревшись по сторонам, я надеялся обнаружить что-либо ещё, но — иных следов не оказалось.

— Николас, вы что, заблудились? — заметив моё смятение, с очередной насмешкой поинтересовался Фабиус. Но я не слышал его. Запомнив это место, я решительным шагом направился к аббату, погружённый в свои тревожные мысли. Проводив меня озадаченным взглядом, Фабиус перестал ухмыляться.

— Посмотрите, что я нашёл, — без долгих вступлений произнёс я, протягивая Майклу обнаруженный мною клочок одежды.

— Клочок ткани из рясы? — аббат выглядел удивлённым. — Где вы нашли его?

— Неподалёку. На кладбище, рядом с одним из склепов, — указывая на ржавую калитку, ведущую на погост со стороны внутреннего двора монастыря, пояснил я.

Разумеется, я не питал иллюзий касательно того, что, скорее всего, могло произойти с несчастными монахами, однако — я не мог сказать об этом открытым текстом, как не мог и рассказать аббату про камень.

— Это возмутительно! — пылая негодованием, воскликнул Майкл, прокомментировав услышанное. — Двое братьев обыскивали кладбище, но ничего не нашли. Я поговорю с ними ещё раз. Они стары и зрение их подводит.

Небеса сотряс громовой раскат и, как это обычно здесь бывало, с вечно беспросветного неба обрушились струи внезапного дождя. Каркнув, чёрный ворон залетел под один из выступающих навесов, скрываясь от ливня.

— Нужно послать кого-нибудь открыть склеп, — пояснил я аббату, бросив взгляд на небо.

— Вы считаете, что это необходимо? Не стоит тревожить старые кости… — с опаской и возмущением заметил аббат, тем не менее, продолжив. — Впрочем, что мы теряем? Мы уже прокляты в глазах Господа. Хорошо, я подожду, пока братья вернутся с молитвы, а затем пошлю туда кого-нибудь помоложе. Если мы что-нибудь найдём, я сообщу вам.

— А почему бы не сделать это безотлагательно? — с недоумением осведомился я.

— Братья погружены в молитву. Мы и так слишком долго гневили Бога, — терпеливо пояснил мне молодой аббат, перебирая свои чётки. — Молитва — это всё, что нас связывает. Мы не должны мешать им или торопить их. Я и сам в скором времени буду молить Господа о милости. Но не беспокойтесь, — как я уже говорил, если мы что-нибудь обнаружим, я вам сразу же сообщу.

Мы оба подняли головы, наблюдая резко проскользнувшие по небу белые штрихи молний. Раскат, от которого едва не выбило витражи в окнах, а жалостливо закричавшие вороны спешно перелетали на новые места, красноречиво говорил нам о том, что склеп — вряд ли будет открыт и осмотрен в ближайшее время.

Поблагодарив Майкла и получив в ответ аббатское благословение, я вышел за монастырские ворота. Когда я на миг обернулся, чтобы затворить за собой калитку, — он осенил меня крестным знамением. Я чувствовал, что кто-то по-прежнему в меня верит. И это было для меня действительно важно.

К тому моменту как я вернулся на кладбище, Фабиус уже ушёл. Более не теряя драгоценного времени, я поспешил в дом Данкомба в поисках старой грязной лопаты. В каком-то смысле, казалось удивительно, что местные жители, вынеся всё, что могло быть им полезно в хозяйстве, оставили здесь кладбищенскую лопату. Как мне казалось, дело было не в том, что эта вещь могла в дальнейшем пригодиться им всем, — скорее, это касалось бытующих в народе поверий.

Отыскать её не составило особого труда. Вооружившись лопатой, я вернулся к могиле с причудливой эпитафией и, отмерив от неё несколько шагов на запад, остановился, слегка погрузив её в увлажнённую дождём почву. Да, это было совершенно некстати: работать с тяжёлой мокрой землёй было бы не в радость вдвойне. Однако же, у меня просто не было выбора.

Я копал очень долго, и уже начал сомневаться, что копаю в правильном месте. Что, если камень находится где-то ещё? Что, если кто-то нашёл его уже давным-давно и унёс? Но, в конце концов, моя лопата задела что-то твёрдое. Я заглянул в яму и среди остатков сгнившего дерева, очевидно, много лет назад побывавшего в руках плотников, нашёл то, что искал. Маленький камень с насечённым на нём странным символом, один из двух ключей. Я ещё не знал, что именно я буду с ним делать, но был твёрдо уверен, что, пока он при мне, демон не сможет его использовать. И на тот момент — этого было вполне достаточно.

Тем не менее, мне следовало определиться: что же дальше? Доктор не оставил мне ответа на этот вопрос, даже если и знал. В чём я, лично, сильно сомневался. Рассказывать про свою находку, историю с демоном и сопряжённые с этим детали аббату Майклу было, как минимум, преждевременно. Во-первых, в его глазах камень имел статус священной реликвии, и любая иная трактовка толковалась бы им как кощунственная. Во-вторых, отнесись аббат к моим словам с пониманием, что было крайне маловероятно, у него неизбежно возникли бы вопросы, ответить на которые я не был готов ни сейчас, ни в дальнейшем.

Бедные монахи. Бедный брат Томас. Они даже и не ведали, чем была та реликвия, по причине утраты которой они начинали сходить с ума и сводить счёты с жизнью…

Из всех людей, к кому я мог обратиться за помощью, оставалась лишь травница Литкотт, поэтому, отбросив прочь перепачканную во влажной грязи лопату, я спешно отправился в путь.

Я вошёл в комнату и захлопнул дверь за собой. Сначала я увидел травницу. Старая Мод Литкотт сидела в своём кресле, как всегда. Но теперь она не качалась, и её поникшее безжизненное тело лежало, как тряпичная кукла. Без всяких сомнений, её задушили: об этом свидетельствовали пепельного цвета лицо и выпученные глаза. Впрочем, у меня не было времени разглядывать её, моё внимание было привлечено другим. Странное существо, возможно, бывшее когда-то человеком, будто танцевало вокруг остывающего тела. Я взглянул в его глаза. Это были глаза разозлённого животного в порыве безумия. Я сразу понял, что это примитивное, взбесившееся существо определённо не могло совершить хладнокровное убийство травницы. Я не видел никаких следов борьбы, никаких ранений. Тогда кто же?

Чудовище двинулось в мою сторону. Выхода не было. Повернуться к двери означало оставить спину открытой, а эта ошибка часто оказывается смертельной. Мне нужно было драться. Драться и уничтожить то, что когда-то было человеком, а теперь стало марионеткой в руках демона.

Человек? Оживший мертвец? Лесной зверь? Однозначно, это создание не напоминало мне ничего из перечисленного. Чёрт знает что. Маленькие, глубоко посаженные, злые, алого цвета, глаза; длинные когтистые пальцы худощавых рук; тело, покрытое розово-бурой огрубевшей кожей; пасть, полная острых и изогнутых клыков…

Без страха или сомнения оно набросилось на меня. В первые же мгновения на меня обрушился целый шквал неистовых атак, две из которых я пропустил, о чём теперь горько сожалел. Сбитый с ног, со всё ещё кровоточащими ранами на груди и щеке, я видел, как кровожадная образина подбирается ко мне, и, рывком поднял свой меч, описав дугу на уровне её коленных чашечек. Словно подрубленный куст, раненное, но по-прежнему живое, адское отродье с грохотом рухнуло, в исступлении царапая пол когтями, при этом издавая душераздирающие звуки. Однако оно и не собиралось сдаваться. Движимое яростью, создание начало подбираться ко мне, подползая по дощатому полу. Забившись в угол, я судорожно нащупал стену за своей спиной и, поднявшись на ноги, с криком опустил свой полуторный меч на трепыхавшуюся подле меня тварь, вложив в последовавший при этом крик всю сдерживаемую годами ярость.

Стены дома окрасились нечестивой кровью. Мерзопакость уже не боролась, но ещё шевелилась. Встав над нею во весь рост, я занёс свой меч и, издав отчаянный вопль, — опусти его вновь. Кровь из собственной рассечённой щеки стекала по моей бороде и капала на безжизненное тело, сумевшее, наконец, обрести покой.

Если хорошенечко вдуматься, в этот момент я испытывал к нему скорее сочувствие, чем гнев. Кто знает, кем оно было раньше? Мужчиной или женщиной? Юношей, или стариком? Кого любило? Во что верило?

Быть может, подобная судьба ожидала не только Грееров, но также и двух пропавших монахов, а также несчастного Саймона Линса. Можно ли винить бешеную собаку в том, что её заразили бешенством? Скорее всего, нет. Но это не означает, что её не следует при этом убить, избавив себя от исходящей от неё угрозы, а её саму — от невыносимых страданий.

Допив своё последнее целебное зелье, я медленно оттёр дублёной перчаткой кровь со своего лица. Это становилось уже опасно. Я понимал, что моя зависимость превысила все разумные пределы и это может закончиться плохо. Скорее всего, к этому всё и шло.

Мои раны поспешно затягивались, в то время как при обычных обстоятельствах на это могли бы уйти дни и недели, если не больше. Такие дозы отваров могли меня погубить. Но я испытывал эйфорию. Мир плыл перед моими глазами. Лишь услышав звон склянки, мгновение назад сорвавшейся из моих расслабленных рук и разбившейся при падении о пол, я вспомнил, где и зачем я нахожусь. Про себя я отметил, что запасы подошли к концу и необходимо будет пополнить их в срочном порядке, как только представится возможность. Во всяком случае, между возможной смертью и смертью наверняка — первый вариант казался предпочтительнее.

Я аккуратно поднял старуху и покинул дом. Город, как обычно, был тих и спокоен, будто вымер, но, тем не менее, я шёл осторожно и присматривался к каждой тени. Добравшись до своего подвала, я усадил травницу на скамейку и собрался подняться, чтобы запереть дом. Но в этот момент я был уже не один…

— Оставьте её, Николас, — раздался знакомый голос за моей спиной и, резко обернувшись на звук, я увидел словно бы появившуюся из ниоткуда жену мэра Филиппа. — Пусть она спит. Прошу вас. И в следующий раз — не забудьте закрыть за собой дверь. Гостям здесь будет довольно неуютно.

— Хелен? Уйдите, это не для ваших глаз! — пребывая в полнейшей растерянности, воскликнул я, наблюдая, как странная женщина неторопливо, но верно приближается ко мне, спускаясь из яркого света дверного проёма в начале лестницы в зловещий полумрак подвала.

— Нет, я останусь здесь, — спокойно, тихо, но решительно заявила она. — Здесь моё место. Всю свою жизнь — я чего-то ждала. Всю жизнь я искала свою судьбу. Не прогоняйте меня, я всё равно не стану вас слушать. Я не знаю, как вы ко мне относитесь, но я решила остаться с вами. Вы не обязаны меня любить, но не пытайтесь от меня избавиться.

— А как же мэр? — будто бы огретый тяжёлым обухом по голове, совершенно растерянно произнёс я. Происходящее казалось мне странным сном и полнейшим бредом.

— Вы действительно считаете, что после всего этого я захочу остаться с ним? — с некоторым удивлением произнесла Хелен, остановившись передо мной на расстоянии вытянутой руки. — Я никогда его не интересовала, и я думаю, что для меня он был лишь рукой судьбы, которая привела меня сюда. Нам суждено было встретиться, и наши пути пересеклись здесь.

— Но вы не знаете, кто я, на самом деле, такой… — обводя рукой мрачное, заваленное мёртвыми телами помещение, с ожидающими ритуала ремнями и путами, расставленными алхимическими приспособлениями и повешенными на просушку травами, осторожно напомнил я.

— Вы считаете меня идиоткой, Николас? — с сочувствующим тоном осведомилась миссис Сент-Джон. — Думаете, меня не шокирует то, что вы заполняете свой подвал трупами? Послушайте меня. До этого момента — я не жила по-настоящему. Я не знаю, было ли причиной моего пробуждения ваше проявление, но в любом случае, я изменилась. У меня начались видения, странные сны. Я увидела прошлое моего рода, поняла, что за кровь течёт у меня в венах. Вы думаете, что вы — особенный! Николас Фэрпойнт! Зверолов! Но вы даже не можете представить, что я видела. Позвольте мне самой выбирать, что для меня лучше. Я выбрала вас.

Я долго смотрел на неё. Это было невероятное зрелище. Она стояла в комнате, полной трупов, и совсем их не замечала. Потом она обернулась ко мне, и холодок пробежал по моей спине. Она была права. В ней в самом деле было что-то странное. Некая внутренняя сила, которую я вдруг почувствовал. Это была уже не та Хелен, которая скромно собирала травы на болотах. Огонь её глаз сжигал меня заживо. Она протянула мне руку, и мы поднялись по лестнице. В следующие часы всё, что окружало меня, стало далёким и несущественным.

Хелен решила рассказать всё мэру, забрать свои вещи и принести их сюда. Она не хотела проводить ещё один день под крышей с ним. Возможно, она думала, что мы немедленно уедем куда-нибудь далеко. Я не стал портить ей радость словами, что если я потерплю неудачу, то места, достаточно далёкого от Каворна, чтобы жить спокойно, в этом мире просто не будет. Когда мы с ней вышли из дома, она просто светилась от счастья…

…До тех самых пор, как из-за угла дома нам навстречу не вышел сам мэр.

— Так-так, что это у нас тут? Моей благоверной жёнушке понравился наш дорогой гость, мистер Фэрпойнт? Как мило! Ты не оставишь нас на пару слов, дорогая? Нам надо поговорить, иди домой, хорошо? Что, ты тоже хочешь мне что-то сказать? Хорошо, мы с тобой обязательно поворкуем. Но эта беседа касается только меня и мистера Фэрпойнта… — проводив жену строгим презрительным взглядом, Филипп вновь продолжил, обращаясь уже ко мне. — Итак, теперь мы одни, и Сент-Джон хочет сделать вам определённое предложение.

— Я хочу поговорить про Хелен, — сурово начал я, ожидая начала серьёзного мужского разговора, однако же — мэр лишь пренебрежительно отмахнулся.

— Но с ней это никак не связано! Я думаю, вы уже заметили, что отношения между нами довольно прохладные. Вам она нравится? Забирайте! Мне она не нужна. Сент-Джон и без неё прекрасно проживёт, — брезгливым тоном, великодушно разрешил он. — Может быть, вам будет сложно это понять, но мы стоим на пороге новой эры, нового мира. Мира, в котором Сент-Джон будет играть огромную роль. Но в этом новом мире найдётся тёплое местечко и для вас. Ваши способности поражают, особенно, когда вы столь продуктивно их применяете.

— Думаю, я знаю, о каком мире вы говорите, — не став ходить вокруг да около, с подозрением произнёс я, всматриваясь в горящие маниакальным блеском глаза мэра Филиппа.

— Вы знаете? Вы поняли, что здесь происходит? Что ж, вы сообразительнее, чем я ожидал, — рассыпаясь в лести, продолжил свою речь Сент-Джон, потирая ладони. В этот момент, он больше всего напоминал мне омерзительную жирную муху, приземлившуюся на кучу дерьма и потирающую передние лапки в предвкушении сытной трапезы.

— Но тогда нам тем более нужно это обсудить. Прошу вас, приходите в мой дом, и мы поговорим. Здесь не место для подобной беседы, — осмотревшись по сторонам, предложил мэр, одарив подозрительным взглядом пролетавшего в небе ворона. Вскоре мэр ушёл, оставив меня наедине со своими мыслями и делами. Было очевидно, что мэр постепенно сделался марионеткой, подобно Харрелу. Постепенно уподоблялся он ему и в своём безумии. Демон умело играл на страстях и слабостях смертных, обещая им неземные богатства и власть. Опьянённым гордыней и алчностью разумам было невдомёк, что у демона нет причин держать своё слово, угождая прихотям своих приспешников. Для него — они были не более чем инструментами для собственного возвеличивания.

Тем не менее, если к утратившим волю ожившим мертвецам я ещё мог, в какой-то мере, испытывать чувства, близкие к сочувствию и состраданию, то добровольные помощники демона вызывали у меня лишь чувство безмерного презрения.

Человек, имеющий разум, был способен на выбор. Искушение преследовало монахов. В наших снах — демон пытался разговаривать со мной, Мод и, как я полагал, с Хелен. Но мы — не поддавались на его увещевания и угрозы.

Мне не составило бы труда расправиться с мэром, однако же, если было ещё не поздно, предпочтительно было бы спасти его. Возможно, он не был ещё безнадёжен. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.

К тому же, прерви я его жизнь — и что бы я потом объяснял городской страже? Для начала нам, в любом случае, и правда не помешало бы сесть за стол переговоров. Как минимум, я мог бы получить от мэра какую-либо ценную информацию, выслушать его предложение, узнать о дальнейших планах демона и далее уже действовать по ситуации. А протянуть сжатый кулак вместо открытой ладони я успел бы всегда.

Потратив некоторое время на свои насущные потребности, не заслуживающие пристального внимания, я решил пока оставить тело травницы в покое и отправиться на переговоры с мэром. В любом случае — я всё ещё не знал месяца, в котором родилась Литкотт.

Филипп ожидал меня за столом в располагающей к долгому и продуктивному общению обстановке: затопленный камин, графин вина, пара кружек, радушная, пусть и фальшивая, улыбка на лице хозяина дома.

— Я рад, что вы пришли, — любезно отодвигая для меня стул, отметил Сент-Джон. — Присаживайтесь, выпейте вина! Нам многое следует обсудить.

— Хорошо, рассказывайте, — сев напротив него, согласился я. Улыбнувшись, мэр разлил вино по нашим кружкам и, отпив немного из своей, заметил:

— Из нашей последней беседы я понял, что вы, дорогой Николас, по крайней мере, имеете представление о том, что здесь происходит?

— Незачем это скрывать. Я знаю про демона, — признался я, отпив своего вина. Надо было признать, что в этот раз мэр Филипп не поскупился на вино для своего гостя: вкус и правда оказался отменным. Разве что он показался мне слегка необычным.

— Господину не нравится слово «демон», Николас. Запомните это, — пригрозив мне пальцем, сердито предостерёг мэр, снова отпив из своей кружки. — Впрочем, хорошо, что вы хоть что-то знаете. Это сбережёт нам время. Итак, настала пора владычества Господина! Он будет повелевать всем миром, а путь его начнётся здесь, и Сент-Джон будет первым из его последователей!

Я нахмурился, но промолчал, ожидая продолжения, пока Филипп выжидал паузу, словно бы подчёркивая всю значимость и важность момента. Жажда власти окончательно и безраздельно завладела всем его сознанием, лишив мэра способности смотреть на вещи критично.

— Я пойду за ним, — с истовой верой в глазах продолжал Сент-Джон, — и буду смотреть, как катятся по земле головы королей и империи рушатся от его взгляда. Сент-Джон будет жить вечно, и он будет служить Господину, пока вся земля не превратится в прах под его ногами!

Отпив ещё немного, чтобы скрыть напрашивающуюся снисходительную улыбку, я вспоминал слова, которые некогда выкрикивал один умалишённый проповедник на улицах поражённого чумой Лондона: «Короли и воители! Аристократы и нищие! Вас всех ожидают лишь кружащие вороны, крики убиенных и скрежет зубовный! Чёрная Смерть войдёт в каждый дом на улицах Лондона и поднимет мёртвых из глубин преисподней, чтоб пожрали живых! Станет меньше тогда живых, чем мёртвых!». Ну, или что-то в этом роде. Не суть важно.

Речь мэра Филиппа напоминала мне в этот момент аналогичный бред, если не больший. И я просто поражался его наивности. Если в мрачные прогнозы, при сложившихся обстоятельствах, охотно верилось, надежды Сент-Джона ухватить кусок мирового пирога виделись мне, по меньшей мере, весьма сомнительными.

— На данный момент, ваш Господин заперт под землёй, — ненавязчиво указал я на одну из его насущных проблем.

— Да, в этой проклятой клетке, — с неохотой признал Сент-Джон. — Но она будет открыта, Николас. Два ключа уже близко, совсем близко…

— Но у вас пока нет ни одного, верно? — сделав глоток, поинтересовался я.

— Нет. Ещё нет, — с улыбкой авгура, вынужден был снова признать Филипп. — Я не знаю, как Господин желает получить второй ключ, но первый уже в пределах досягаемости. Возможно, я уже смогу забрать его прямо сейчас, как вы думаете?

— Как… Господи, голова кружится… — улыбка мэра начала двоиться, комната — пришла в движение, краски окружающего мира потускнели и расплылись, и сквозь стремительно обволакивающую мой взор пелену я слышал лишь отдаляющийся злорадный хохот Сент-Джона. Выронив кружку из ослабевших рук, я упал, опрокинув стул, на котором сидел.

— А ваши конечности тяжелеют, верно? — поинтересовался Филипп, наклоняясь ко мне. — Я мог использовать любой из множества ядов, но этот — мой любимый. Действует он очень медленно, а смерть от него — поистине мучительна.

В этот момент он говорил как гурман, со смаком пересказывающий рецепт любимого блюда.

— Вы хотели спросить, откуда я знаю, что один из камней у вас с собой, не так ли? Просто знаю. У Господина много глаз. Он всё видит из своей подземной темницы. Возможно, он поговорит с вами, прежде чем вы умрёте. Конечно же, вы понимаете, что я просто вынужден был вас убить. Вы же не думали, что можете забрать что-то у Сент-Джона и избежать наказания? — в очередной раз срываясь на злорадный смешок, ликовал мэр.

— Что будет с Хелен? — из последних сил, сдавленно, прохрипел я. Отравленный мир бился в предсмертной агонии, но в этот момент — для меня не существовало ничего важнее.

— Тише, Николас. Чем больше вы говорите, тем больнее вам будет, — с фальшивым беспокойством посоветовал мне Филипп. — Не волнуйтесь за Хелен. Её смерть была относительно быстрой.

— Вы убили её! — сквозь кровавую пелену прокричал я. В этот миг — мне хотелось встать, протянуть руку и с силой вырвать его подрагивающий при смехе кадык. Но мне не хватило сил…

— Зачем мне было совершать такой ужасный поступок?! — нарочито невинным тоном воскликнул мэр. — Бедняжка поскользнулась и упала в реку. Какое несчастье! И кто мог такое ожидать? Жаль, что рядом не оказалось никого, кто мог бы ей помочь. Я даже буду немного скучать по ней. Но ваши глаза закрываются, Николас. Вы не должны так быстро покидать Сент-Джона, Фэрпойнт!

Голос мэра растворился в тихом гудении, и на какой-то момент стало совсем тихо. Вокруг была леденящая тьма. Долгое время ничего не происходило, а затем я услышал знакомый женский голос:

— Как ты мог это выпить? Неужели я ничему тебя не научила?

Клэрис была такой же милой, как и при жизни.

— Тебе очень повезло, что он использовал яд, к которому ты был отчасти приучен. Когда ты придёшь в себя, тебе нужно сразу приниматься за дело — осталось совсем немного времени.

Я пытался сказать, что без второго ключа демону не сбежать, но не мог.

— Почему ты так уверен, что у демона всё ещё нет ключа? Не трать больше времени на путешествия в Храм. Тебе нужно действовать в ЭТОМ мире, ты понял меня?

Воспоминания о мэре принесли с собой невероятную волну ненависти и образ беспомощной Хелен. Хелен — я знал, что мне нужно вернуть её. Любой ценой.

— Глупец!

Клэрис взорвалась. Первый раз я слышал в её голосе гнев.

— Оставь её! Не время для твоих глупых чувств! Тебе не вернуть её к жизни!

Но я твёрдо решил, что сделаю это. Даже если единственной причиной было моё нежелание закончить так же, как она. Только теперь я понял. Передо мной было то, чем я не хотел становиться. Я не хотел стать таким же, как она, ожесточённая Клэрис, неспособная на чувства. И для этого я собирался вернуть Хелен обратно. Я зацепился за эту единственную мысль. Мне нужно было встать…

И тогда тьма постепенно рассеялась. Я лежал в доме у мэра. Медленно поднялся. Мэр сделал огромную ошибку, не убедившись, что я действительно умер. Огромную ошибку…

АКТ IV: НАПАДЕНИЕ ТЬМЫ

Судьба всегда так поворачивается? Она показывает твои мечты на расстоянии вытянутой руки, а когда ты дотягиваешься до них, по её велению, они испаряются. Временами, именно в этот момент, она наносит удар в спину. И медленно поворачивает нож. Хелен была мертва. Я знал, что должен попытаться вернуть её к жизни. Я не знал, как именно это делается, и даже подозревал, что это может вовсе не сработать. Но мечта ещё не ушла навсегда.

Сент-Джон полностью находился во власти демона. И он убил Хелен. Я не знал, насколько сильно демон повлиял на него, но это было не важно. Я знал, что когда я доберусь до него, — он будет страдать. Очень долго страдать.

Я не знал, сколько времени я так пролежал на полу, но, судя по всему, немало. Судя по потухшему, к тому времени, камину — кроме меня в доме уже давно не оставалось никого. Опершись руками о стол, я перевёл дыхание и, нашарив руками памятный графин, со злостью запустил им об стену. Во мраке комнаты раздался звон разбитого стекла, а воздух напитался ароматом алкоголя.

Мысли путались. Голова ещё кружилась. Но ненависть к мэру и любовь к Хелен не могли заставить меня позабыть и об основной проблеме. Не было никаких сомнений в том, что мэра сейчас контролирует демон, причём, он не только отобрал у меня ключ, но ещё и убил Хелен. Но какой толк демону от одного ключа, если у него нет второго? Или я был неправ и второй ключ уже тоже у него?

Я знал, что обязан был пойти за мэром и вызволить ключ любой ценой. Нельзя было допустить, чтобы у демона одновременно оказались оба ключа.

…Впрочем, прежде мне следовало позаботиться о себе: я был слишком слаб и плох, и прежде, чем порываться что-либо делать и кого-либо спасать, — мне не мешало бы прежде оправиться самому. Откуда-то снаружи раздавались встревоженные крики и вопли, гремел набат. Судя по всему, я пропустил много интересного. В душу начал закрадываться страх. А вдруг я опоздал? Вдруг, я пробыл в беспамятстве больше, чем следовало? Но эти мысли вытеснила всепоглощающая святая ярость.

Не важно. Всё это совершенно не важно. Я должен найти её. Найти её. И отомстить…

Все погибают. Постоянно. Пока мы едим, спим, выпиваем, радуемся жизни. По одиночке, или все, везде и сразу — не всё ли равно? Но, так или иначе, жизнь даёт нам шанс. Даёт разнообразие. В чём её смысл? Быть может, в подготовке к вечности. И что есть моя душа? Бабочка духа, заключённая в коконе плоти.

Постепенно приходя в себя, я выбрался на улицу. Не успев ещё в полной мере освоиться с затуманенными чувствами, я первым же делом споткнулся о лежавшее на моём пути тело. Это был труп городского стражника. На теле павшего бойца зияли кровоточащие раны. Присев, я осмотрелся вокруг. Хлеставший на мою голову дождь смывал кровь, обильно пролитую по улицам проклятого города. Кругом лежали мёртвые тела, цвет кожи которых разнился от мертвенно-бледного до трупно-синего. В полнейшем беспамятстве, я снова поднялся на ноги и направился по окровавленной дороге из моего ночного кошмара. Несколько раз спотыкаясь, я падал в мокрую от дождя, перемешанную с кровью грязь, и поднимался вновь. Переводя дух, я опирался руками о стены осиротевших домов. Кто-то ещё был жив — я слышал отдалённые голоса, которые что-то выкрикивали, кого-то звали…

Я не разбирал ничего. Ноги сами донесли меня до знакомого дома с заколоченными окнами и, распахнув дверь, я ввалился внутрь, свалившись на пол. Переведя дух, я смог добраться до подвала. Когда я входил в дом, мне показалось странным, что он не заперт. Но только входя в подвал, я понял, в чём дело. Мэр или кто-то другой проник сюда и унес все тела. Меня почти охватило чувство отчаянья, но тут я заметил, что кое-что всё-таки сохранилось. Всё необходимое для приготовления зелий осталось лежать на столе. Так что удача не совсем изменила мне. Это давало мне шанс выжить самому и попытаться вернуть к жизни Хелен — после того, как я смогу отыскать её тело. Однако нужно было начать мыслить логично и действовать последовательно. Для начала я твёрдо решил перегнать имеющиеся у меня в избытке травы в такое количество целебных зелий, которое была способна принять моя сумка, оставив свободный сосуд лишь для будущего отвара «Душехвата».

Да, это было и рискованно, и смертельно, но ситуация начинала складываться гораздо хуже, чем я ожидал, и если в этот момент нужно было выложиться по полной, пожертвовав всем для достижения своей задачи, — мне казалось, что я был к этому готов. Во всяком случае, я не знал, что может ожидать меня там, в склепе, у которого я обнаружил клочок от рясы и за которым, судя по всему, находился проход в подземное царство демона. И, стало быть, я должен был отправиться туда во всеоружии. А там уж — будь что будет. Казалось, терять мне уже было нечего. В конце концов, хотя я и не имел права на неудачу, я всё-таки допускал подобную возможность и должен был рискнуть. Тогда — я был бы достоин, по крайней мере, самоуважения.

Мои приготовления заняли определённое время. Я не буду говорить «много», я скажу «столько, сколько мне на это потребовалось». Мой дух пылал праведным гневом, но первая его волна уже отхлынула от моей головы, и теперь моё состояние скорее можно было назвать ледяной яростью. В конце концов, я, в первую очередь, должен был выполнить поставленную перед собой цель, и уже во вторую, если получится, выжить. Но я был уверен, что поспешив — я не сумел бы достигнуть ни первой, ни второй задачи.

Убедившись, что сумка моя забита до отвала и в подавляющем большинстве незадействованными остались лишь травы, необходимые для создания «Душехвата», я опорожнил «Прикосновение Снии». Я знал, что выпил слишком большое количество зелий за слишком короткое время и передозировка может погубить меня не хуже вражеского клинка, но вскоре это уже не имело бы значения. Мне стало лучше. Настолько, что я ощутил себя в состоянии уверенно держать меч и бороться за свою мечту.

Скитающимся духом святого отмщения следовал я по улицам города, держа в руках обнажённый меч, в поисках того, кого он мог поразить. Некогда тихий город превратился в кровавое царство смерти. Однако, как оказалось, я был не единственной мятущейся душой, которой не нравилось подобное положение дел. Насколько это было возможно, на душе моей стало спокойнее, когда я обнаружил Джона Кобба.

Дюжий бородач возвышался со своим легендарным мечом над изувеченной тушей поверженного чудовища. В глазах его играл кровавый азарт.

— А, мистер Фэрпойнт! — едва завидев меня, ликующим голосом приветствовал меня кузнец. — Где вы пропадаете? Такому бойцу, как вы, просто нельзя пропускать такое веселье!

— Что здесь происходит, Кобб?! — не разделяя его энтузиазма, воскликнул я, пиная обезображенный труп твари носком своего сапога. Оглядевшись, я увидел клюющую чей-то труп ворону.

— Эти твари внезапно появились здесь и начали нападать на всех, кто попадался им на глаза. Стражники сдерживают их у болот, так что большинству людей удалось спрятаться по домам. Я не знаю, что происходит, но это похоже на Конец Света! — с восхищением воскликнул Джон. Да, действительно, дожить до Конца Света — выпадает не всем. Особенно, если тебе уже нечего терять…

— Почему вы не спрятались? — недоумённо поинтересовался я, проведя рукой вокруг, указывая на окружающий вороний пир.

— Вы что, шутите?! — по-дружески хлопнув меня по плечу, кузнец радостно рассмеялся. — Я веселюсь, как никогда в жизни! Если это — наши последние часы, я не собираюсь провести их, прячась под одеялом. Чем больше этих тварей ко мне подойдёт — тем больше отправится обратно в Ад!

Что ж, возможно, это и было похвально. Каждый сходит с ума по-своему. Впрочем, меня сейчас волновало не это.

— Вы не видели мэра или Хелен? — с удвоенным вниманием поинтересовался я.

— Хелен? Господи, да вы действительно освоились здесь, мистер Фэрпойнт! — с уважением и гордостью отметил кузнец, подмигнув. Возможно, он не знал всего. Во всяком случае, мне было совершенно не весело.

— Не то чтобы я не желал вам удачи, но, к сожалению, я её не видел, — виновато посетовал Кобб, тотчас же гневно добавив: — Зато я видел этого жирного борова мэра! Он бежал к болотам. Теперь его, без сомнения, разорвут эти чудовища. Жаль, я хотел сделать это сам.

— Только после меня, — со злой усмешкой предупредил я, хлопнув Кобба по плечу в ответ. — Ладно, удачи вам в обороне города. Рад бы вам с этим помочь, но у меня, правда, сейчас есть дела…

— У вас вечно какие-то дела, Николас. Да и вообще, странный вы человек, скажу я вам, мистер Фэрпойнт. Зато такой, каких ещё поискать! Я не знаю, увидимся ли мы снова, но хочу, чтоб вы знали: я высоко ценю то, что жизнь свела нас, — протянув мне свою крепкую мозолистую руку, признался Джон.

— Я тоже, — совершенно искренне произнёс я, пожимая её. — Удачи, Кобб. Прощайте.

— Удачи и вам с вашими делами, что бы вы там сейчас ни задумали. Но я бы лучше сказал вам не «прощайте», а до свидания! — рассмеявшись, ответил кузнец. По-видимому, в душе он всё же надеялся пережить Конец Света.

— До свидания! — с улыбкой простился я с ним. И, казалось, часть его нездорово бодрого настроя — передалась и мне.

Я бежал со всех ног. Но, тем не менее, душераздирающий крик, донёсшийся до из таверны, заставил меня приостановиться. Удобнее перехватив полуторник, я распахнул дубовую дверь ударом ноги, заходя в знакомое помещение. Несколько опрокинутых столов, битая посуда, растерзанные пьяницы. В самом центре зала, озлобленно прикрываясь когтистыми лапами, стоял отвратительного вида кадавр, в то время как Роберт, в отчаянной борьбе за жизнь, скрывался за своим прилавком, метая в эту тварь всё, что только подворачивалось ему под руку.

— Ради Бога, помогите мне! — паническим тоном прокричал трактирщик, разорительно метая в тварь массивными пивными кружками. — Уберите от меня этих дьявольских тварей! Умоляю!

«Ах, значит, теперь тебе потребовалась моя помощь? Ну-ну», — отметил я про себя. Разумеется, в какой-то степени, я ощутил невольное злорадство, увидев Роберта в беде. Эмоции и чувства, казавшиеся уснувшими, постепенно просыпались одно за другим.

Впрочем, несмотря ни на что — Моллинза нельзя было назвать однозначно плохим человеком. Неприятным? Да. Недружелюбным? Да. Жадным? Возможно. Но, во всяком случае, насколько мне было известно, он вёл свои дела честно, относился ко мне с подозрением не без причины и не был недостойным жизни подлецом или подонком.

— Держитесь, Моллинз! Кровь покроет эти стены! — провоцируя внимание чудовища на себя, я попытался выиграть время для Роберта, чтобы он сумел убраться подальше. Издав отвратительный гортанный булькающий рык, тварь метнулась ко мне. Мой меч описал в воздухе дугу, но кадавр оказался проворнее, успев уйти из-под удара, казалось бы, в самый последний момент. Следующий мой выпад также поразил воздух.

Когтистая лапа метнулась наперевес моему мечу, и я пропусти удар, едва не заставивший меня потерять равновесие. За ним последовал очередной. Перелетев через стол, я чудом не выпустил меч из рук и вскоре уже поднимался с залитого чужой кровью пола. Моллинз забился в угол, с тихим ужасом наблюдая за развитием нашей битвы. Крикнув в ответ, я опрокинул стол на пути подходящей твари. Это несколько задержало её. Ненадолго. Подскочив к горящему камину, я выхватил оттуда кочергу и запустил её навстречу своему противнику. Воздух таверны сотряс душераздирающий визг. Запахло горелой плотью. Входя в боевой раж, я ринулся на него и, не давая опомниться ни единого мгновения, что было сил начал крошить его в капусту…

…В себя я пришёл лишь после того, как Моллинза вывернуло неподалёку. Стены, столы, половицы, входная дверь, заколоченное окно — всё было забрызгано кровью. Бесформенные останки твари покоились у моих ног. Однако же, разобрать, на каком месте ранее должна была находиться голова и откуда вывалились кишки — я бы в тот миг не рискнул. Достав из сумки зелье, я с ухмылкой выдернул зубами пробку и, опорожнив отвар, разбил склянку на счастье. Казалось, я просто начинаю сходить с ума. Но я поймал свой настрой. И это было мне сейчас просто необходимо.

— Спасибо, мистер Фэрпойнт! Спасибо! — переводя дух, запричитал Роберт. — Если бы не вы, я был бы уже мёртв. Что это за адские создания? Как спастись от них?

— Закройте дом и никого не впускайте, — разворачиваясь к двери, посоветовал я, коротко бросив: — Удачи!

Едва покинув трактир, я услышал, как Моллинз баррикадирует дверь. Впрочем, это уже были не мои проблемы. Проследовав в направлении городских ворот, я не обнаружил ни единого стражника ни у самих ворот, ни на дозорных вышках. Лишь алая кровь по всей земле, мёртвый гвардеец и несколько изрубленных тварей. Что ж…

…Путь мой лежал в направлении болот. Вернее, в направлении реки на границах с ними. По пути мне попадались тела растерзанных людей и животных. Старики, мужчины, женщины, дети, скот…

Впрочем, время от времени встречались и тела приспешников демона — всё-таки городская стража вполне оправдывала своё содержание. Да и на Коббе, я полагаю, список сильных духом и телом горожан не оканчивался.

…Поначалу я даже не заметил лежащее в придорожных кустах тело. Затем — принял его за труп. Но вскоре — услышал стон и, тотчас же прервав свой путь, поспешил поближе. Это был Лимси.

— Видите, Николас, какая-то тварь оцарапала меня, и вот чем всё заканчивается, — прикрывая рукой открытую кровоточащую рану, с тоской поделился лендлорд. — Смерть может быть такой же нелепой, как и жизнь, верно? Жаль, что я не успел вернуть себе доброе имя…

Как обычно, Галфрид был в своём репертуаре. Даже сильно выпивший и серьёзно раненый кадавром — всё так же рассуждал о репутации. Впрочем, это было достойно моего уважения. Наверное.

— Что это была за тварь? — уже раскрывая сумку и доставая очередной фиал, я настороженно осмотрелся.

— Я знаю, что это прозвучит нелепо, но она была похожа на жену Греера, — с трудом произнося каждое слово, ответил мне Лимси и, слегка переведя дух, продолжил: — Но я бы не сказал, что это был человек. Может быть, открылись врата Ада?

— Ваше время ещё не пришло. Выпейте это, — откупорив зелье, я сунул его под нос лендлорду.

— Думаете, это поможет? — с сильным сомнением принюхавшись к незнакомому вареву, он, тем не менее, доверился мне, неторопливо приняв содержимое, и, прождав некоторое время, промолвил уже свободнее: — Хм-м, мне действительно намного лучше. Думаю, мне стоит пойти домой.

— Подождите здесь. Я проверю, безопасна ли дорога, — попридержав Галфрида, я закрыл сумку и обнажил меч, с осторожностью направляясь в сторону знакомого двора. Внутри, вблизи знакомого мне тренировочного чучела, околачивалось зловонное рычащее существо, одетое в грязные окровавленные лохмотья, некогда бывшие женским платьем. Почуяв моё приближение, оно развернулось, продемонстрировав мне оскаленные клыки.

— Ну что, иди ко мне, красавица! — рубанув для острастки воздух, подманил я. Зловеще прошипев мне в ответ, чудовище, некогда бывшее пожилой женщиной, начало осторожно ко мне подбираться…

— Ну что? Я хочу убраться отсюда, — устало произнёс Галфрид, заметив моё благополучное возвращение.

— Вы можете идти. Дорога свободна, — отирая листами подорожника гнилую кровь со своего меча, заверил я.

— Спасибо, мистер Фэрпойнт. Я вас не забуду, — с некоторым усилием поднявшись на ноги, торжественно сказал мне лендлорд. Всё-таки, мне следовало убедиться, что он добрался до дома живым, поэтому я успокоился лишь тогда, когда сам проводил его до порога, велев забаррикадироваться изнутри. Всё, терять время и далее — я не мог, поскольку, помогая каждому в отдельности, — я неизбежно проиграл бы свою главную битву. Впрочем, у меня оставалось одно дело, во имя которого имело смысл её выигрывать. Во всяком случае — для меня.

Бурное течение алой от крови реки, ведомое известными лишь ему путями, вынесло её тело на берег. Там я её и обнаружил. Бедная Хелен. Я знал, что должен вернуть её…

Я осторожно поднял её и перенёс в свой дом. Я чувствовал, как гнев и ненависть к мэру перешли все границы, которые ранее, благодаря зельям, казались непреодолимыми. Я был только рад этому. Я не пытался прятаться. Никто не мог остановить меня в эту минуту.

Плотно перетянутый верёвками и ремнями, я бросил последний взгляд на погибшую женщину моей мечты. Смерть не лишила её красоты и, могло показаться, что моя милая, любимая Хелен всего лишь вздремнула после тяжестей минувшего дня.

— За тебя, любимая, — подняв отвар «Душехвата», словно бы это было вино, я залпом осушил фиал, успев в этот раз отбросить его прочь, прежде чем моё тело сотрясли первые волны судорог. То, что я собирался сейчас совершить, было особенно рискованно после всех зелий, выпитых мной за последнее время. То, что я собирался сейчас совершить, было особенно рискованно потому, что я никогда не пытался совершать это прежде. То, что я собирался сейчас совершить, было особенно рискованно потому, что по сию пору мне не приходилось слышать ни об одном Зверолове, сумевшем успешно призвать Маргет-эн-Дрията. Но это — не имело для меня никакого значения. Значение — имела лишь она. Да и в конце концов, всё когда-то случается впервые.

— Деурру меллас гениус софээль канээль эльмиахрихол хаамиах хаэрэзол! Вохалл Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиус дамэй йахсанул!

(Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!)

— Вахалла я адеос зора провено паттриссет пэрайм!

(Я пришёл сюда, чтобы разделить боль утонувшего!)

Человек на полотне начал тонуть и захлебываться, пуская пузыри на поверхности пруда. Но мне и прежде не было до этого дела. Тем более — сейчас.

Спешно влетев в комнату за отворившейся дверью, я торопливо пронзил свои руки, пролив свою кровь на Алтарь Пути:

— Воххал севохархайлон иесор ярон носеени ягелору. Шемуэля хассатон шаддайл: тэхом.

(Я ищу одного из бесконечной толпы безымянных. Слово, которое он услышит: любовь)

Не теряя времени, я перешёл к Алтарю Знака, привычно вонзая кровоточащие ладони на лезвия жертвенника:

— Воххал севохархайлон амарзайём шавайт хушезаваар. Иахелла хэхора даяхэлл шимуэля хассатон шаддайл: Рафэна, везеннерах!

(Я ищу того, кто уже скитается по Царству Забвения, но был рождён в моём мире под знаком Рефена, кузнеца судеб!)

Теперь же — предстояло самое интересное. Алтарь Демона. Главным было — не назвать по привычке не то имя:

— Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиос дамэй йахсанул, йахха халаэльямелох хадламм кальптип тафтэру лахэл. Тэтурэшироз: Маргет-эн-Дрият, яммат хаввалайм!

(Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе. Расправь свои крылья над Царством Забвения. Твоё имя: Маргэт-эн-Дрият, дарящий жизнь!)

Всё. Что сделано — то сделано. Теперь, меня ожидало одно из двух. По завершении ритуала — нас было бы двое: двое мертвецов, либо двое выживших.

Покинув нишу, я бросился со всех ног в Зал Откровений на встречу с той, что стала для меня всем. Впрочем, любил ли я её? Любил ли я себя, любящего её? Радовался ли «игре не по правилам»? Поступал ли я назло Клэрис? Желал ли я просто совершить то, что не удалось до меня никому иному? Или просто отвык, каково это — быть «как все», не сдерживая собственные чувства и эмоции под тяжким грузом ядовитых трав? Пожалуй, всего понемногу.

Встав в ритуальный круг посередине зала, я продемонстрировал свежую кровь на своих израненных ладонях незримым наблюдателям, произнеся, как того требовал обряд:

— Воххал шунмуэля лэймон. Воххал сеолам ваэт сезах. Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем!

(Я дал свою кровь. Я жду твоего ответа. Я — Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми!)

Я ожидал. Волнительно. Долго. Терпеливо. И, по прошествии бесконечно длившегося мгновения, — Врата Вечности отворились…

…Но в этот раз — из-за них не последовало души. Вместо этого навстречу мне явился яркий, всепоглощающий белый свет, который не слепил и согревал душу…

Некоторое время я лежал на полу и ожидал, вдруг Дан-эн-Нян изменит своё решение и всё-таки унесёт меня в Царство Забвения. Это трудно себе представить, но я действительно выжил. Я пережил вызов демона — создателя жизни. Я никогда раньше не слышал, чтобы кому-либо это удавалось. Впрочем, оставалось ещё самое главное. Мне нужно было убедиться, что мне действительно всё удалось. Я встал и осторожно осмотрел Хелен. Увы, я не обнаружил ни единого признака жизни. Я осторожно встряхнул её. Ничего. Я не совершал ошибок. Сам факт того, что я вернулся живым, значил, что я всё сделал правильно. Так почему с ней ничего не произошло?!

Я сидел рядом и долгое время просто смотрел на неё. Смерть не забрала ни капли её красоты. Я знал, что больше я ничего не могу сделать. Мне нужно было идти. Зло снаружи — не будет меня дожидаться. С тяжёлым сердцем я оставил её одну, спящую вечным сном.

Мой путь пролегал в монастырь. Не замечая нечеловеческих криков и воплей, выпотрошенных и обглоданных останков, разбитых окон домов и опрокинутых телег, я просто шёл безразличный ко всему. У меня не осталось ничего, кроме моей мести. Мне нечего было терять. Но я сохранял ещё достаточно рассудка для того, чтобы понимать, что в жизни остались вещи важнее моих чувств и моего горя. Возможно, счастье было не для меня. Возможно, я просто его не заслуживал. Но всё-таки я желал для мира лучшей участи — и, быть может, у остальных будет то, чего никогда не суждено было испытать мне. Да, жизнь вокруг была далеко не сахар — но другой у нас не было, и я должен был сохранить то, что мы имели.

В яркой вспышке, на мгновение, всё сделалось светло, как не бывает здесь даже днём. За вспышкой последовал и раскат. Ледяной ливень нещадно хлестал, и моему нездоровому сознанию уже начало казаться, что это не более чем кровь, стекающая из раскрывшихся небесных ран.

По словам Кобба, мэр бежал на болота, однако — монахи не могли пропасть иначе, чем под кладбищенскую землю, за склепом, где должен был находиться демон. Сент-Джон, где бы он ни находился сейчас, должен был отнести свой ключ к нему, и мне оставалось надеяться, что я успею перехватить его прежде. Также меня по-прежнему волновала судьба аббата Майкла и прочих бенедиктинцев.

— Карр! Карр! Фэррпойнт!

Я застыл. Мне показалось, или я ослышался? Во всяком случае, я словно бы очнулся и, в некоторой степени, вышел из состояния, в котором сейчас пребывал. Проследив взглядом за чёрным вороном, летевшим в сторону монастыря, я ускорил шаг, сначала миновав мост, а затем взобравшись по пролегавшим над пропастью ступеням.

— Врата Ада открылись! Из глубин преисподней — на землю лезут демоны! — с тревогой встретив меня, в отчаянье закричал аббат, провожая меня за главные монастырские ворота, поспешно закрытые серым привратником. — Я чудом добрался сюда живым и здоровым!

«Добрался? Куда это он уходил в такое время?», — поразился я, но, откровенно говоря, сейчас меня волновало не это.

— Здесь появлялись какие-нибудь монстры? — справился я, перекрикивая очередной раскат грома.

— Сначала мы видели, как они лезут в город со стороны болот, — с силой схватившись за мои плечи, будто бы утопающий за тростинку, начал рассказывать Майкл. — Затем одно из чудовищ появилось у дома гробовщика. К счастью, оно ушло куда-то в сторону города. Это — не создания Божьи! Это — исчадия Ада!

— Возвратитесь в свои кельи и запритесь, — непреклонным тоном потребовал я, однако же — ответ бенедиктинца меня поразил.

— Бежать не имеет смысла. Или Бог сжалится над нами, и тогда наши враги будут повержены и обращены в прах; или мы обречены, и в этом случае нам не скрыться от Божьей Кары, где бы мы ни были, — с пламенем истовой веры в глазах, решительно отклонил моё требование аббат. Фигуры в серых рясах начали неторопливо сходиться к нам. Я почувствовал себя весьма неуютно.

— Что там со склепом? Вы открыли его? — не желая более тратить время на бесплодные попытки убеждения, перешёл я к более значимой для меня, на данный момент, теме.

— Да, в конце концов мы справились, — заверил меня аббат. — В склеп был проделан путь откуда-то из глубин земли. Вы можете себе это представить? Я счёл за благо удостовериться, что склеп будет снова закрыт.

— Мне нужно войти туда, — сделав акцент на важности моего безотлагательного дела, пояснил я.

— Я советую вам изменить ваше решение, — с волнением и беспокойством посоветовал мне Майкл. — Именно оттуда и появляются эти существа.

— Именно поэтому мне нужно войти туда, — продолжил я настаивать на своём.

— Что ж, если вы настаиваете… — аббат явно не был рад моему решению, фактически граничившему, в его понимании, с самоубийством, однако же — перечить мне более не стал. — Я пошлю к вам кого-нибудь, кто поможет вам попасть внутрь. Как только вы сделаете это, мы снова закроем вход. Когда вы соберётесь выходить — крикните нам.

Внутри склепа я и в самом деле нашёл дыру, достаточно большую для того, чтобы через неё мог пролезть взрослый человек. Я осторожно заполз. Через некоторое время грубо вырубленный туннель сменился большим коридором. Я выполз и выпрямился. Воздух был холодный и затхлый. Факелы на стенах были кем-то зажжены, и их жуткий свет лился в комнаты, в которых нога человека не ступала, без сомнения, уже сотни лет. И где-то там, впереди, был он, демон. Погибель. Я не знал, что мне нужно делать, как не дать ему освободиться. Но, тем не менее, я должен был попробовать.

Осторожно ступая вперёд, я тихо и медленно обнажил свой меч, который мне стоило определённых трудов протащить. Внимательно осматриваясь по сторонам, я шёл, прислуживаясь к каждому шороху, пока неожиданно прозвучавшие слова не заставили меня вздрогнуть. За старой и ржавой решёткой, слева от меня, в полумраке коридора, стоял Фабиус. Опасный, самодовольный и надменный. В руках его играло пламя факела.

— Эй, Фэрпойнт! — едва не доведя меня до сердечного приступа своим неожиданным появлением, окликнул он, и, очевидно, наслаждаясь произведённым эффектом, продолжил: — Значит, ваши поиски привели вас сюда. Интересно. Смело. Но довольно глупо. Вы не знаете, что ждёт вас впереди. Разворачивайтесь и уходите. Я предупреждал вас и ранее, послушайте меня хоть на этот раз.

— Если вы можете выжить здесь, я тоже могу, — решительно парировал я. По мрачным сводам тёмного подземелья прошёлся насмешливый хохот Фабиуса, уже начинавший меня раздражать. Во всяком случае, теперь любая тварь точно знала где мы, если только не ведала этого раньше. Но Фабиус находился по одну сторону решётки, а я — по другую.

— Неправильно, друг мой, — отсмеявшись, с ядовитой язвительностью покачал головой воин Братства. — У меня — есть сведенья о каждой норе в этом подземном лабиринте. А что есть у вас? Ни-че-го.

— Вы знаете, где сейчас мэр? — утомлённый его отталкивающими выходками и манерами, осведомился я.

— Мэр? — Фабиус криво усмехнулся. — Бедняга, должно быть, тронулся рассудком. Я видел его некоторое время назад, и этот жирный дурак напал на меня! Было довольно забавно. Представьте, я нашёл уже то, что искал долгое время.

Это было сказано тоном, который мне не понравился.

— Нам нужно не дать демону освободиться! — теряя терпение, повысил я голос. Человек по другую сторону ржавой решётки лишь рассмеялся вновь. Я нахмурился. Мне это совсем не нравилось. Впрочем, отсмеявшись, он ответил мне совершенно серьёзным тоном с оттенком уважения:

— Что? Вы уже и об этом знаете? Почему же я продолжаю вас недооценивать, мистер Фэрпойнт? Вы — весьма умный и опасный человек. Но к вашему сведенью, освободить демона — это как раз то, что я хочу сделать. И поэтому согласие между нами невозможно. Вы знаете только часть того, что происходит вокруг. У вас есть труп и убийца. Но вся картина — намного больше, а вы видите лишь её фрагменты. Вам этого не понять.

— Но почему?! Вы же принадлежите к Братству! — в изумлении и отчаянье воскликнул я.

— Что вы можете знать о Братстве? Ничего, — раздражённым тоном бросил Фабиус. — Поэтому, слушайте меня внимательно. На некоторое время Братство, фактически, прекратило своё существование. Обстоятельства заставили нас возродить его, хотя цели наши изменились и о демоне Братство не беспокоилось. Но письмо, в котором рассказывалось о том, что здесь происходит, вновь заставило нас вспомнить о демоне. И это было хорошо. Наши предшественники были слишком слабы для того, чтобы использовать его силу. Мы — не повторим их ошибки. Я подчиню демона. Я долго к этому готовился.

— Вы сошли с ума! Он убьёт нас всех! — взывая к остаткам его куриных мозгов, пояснил я очевидное.

— Скоро мы увидим, кто из нас безумец! — с вызовом бросил мне странник.

— В любом случае, вы не сможете освободить его, — лелея надежду удержать его от совершения непоправимой ошибки, отговаривал я.

— Хм-м… — приподняв брови, не без возрастающего интереса, взглянул на меня Фабиус. — Итак, вы знаете о камнях. Что ж, тогда мне придётся вас разочаровать. Я привёз один из них с собой. А второй мне дал, хоть и не совсем по своей воле, сам мэр Сент-Джон. Но, уверяю вас, мы используем силу демона во благо!

Что ж, по всей видимости, я ошибался, когда вёл речь о крупицах куриных мозгов. У Фабиуса их не было совсем.

— «Во благо»?! Вы ставите под угрозу весь мир! — в бессильной злобе закричал я на него.

— Судьба Церкви, мистер Фэрпойнт, также в опасности, и чтобы спасти её, можно пойти на риск, не так ли? Папа поселился в Авиньоне, а его домом должен оставаться Рим. Мне больно говорить о том, что происходит в Церкви. Папа перестал слушать Господа, теперь он служит лишь французской королеве, — с гневным возмущением поделился со мной член тайного общества. — Как вы думаете, почему на нас обрушилась Чёрная Смерть? Простое совпадение? Нет, мистер Фэрпойнт, мы не пытаемся уничтожить мир. Мы пытаемся сделать его таким, каким он должен быть. Вернуть его к свету Божьей Благодати. Увести от порока и греха. Неужели это недостойная цель?

Да, в том, что он говорил, возможно, была доля истины. Однако же, для своих благородных целей — члены Братства выбрали отнюдь не благородные методы, если не сказать больше. И все мы прекрасно знали, куда был вымощен путь, состоящий из благих намерений…

— Ваша мотивация неоправданна, — всё так же твёрдо отвечал я ему. — Мы не должны этого допустить.

— Ваше мнение меня не интересует, — тем не менее, явно разочарованный моим ответом, отмахнулся Фабиус. — То, что задумано, должно случиться. А всё, что остаётся вам, — наблюдать. Если, конечно, вы доживёте. Прощайте.

С этими словами — он развернулся и побрёл прочь, вскоре завернув за угол. Свет от его факела некоторое время отбрасывал блики, но вскоре — исчез, уступив место царившему ранее полумраку.

Напрасно я звал его, пытаясь образумить. Напрасно сотрясал ржавые, но на редкость прочные прутья решётки в отчаянной попытке согнуть или выломать их. Протиснуться на ту сторону — я тоже не мог. Стало быть — мне следовало продолжить действовать на этой.

Цель приезда Фабиуса теперь была яснее ясного. Он приехал из Рима, чтобы использовать демона. Для этого он привёз второй ключ, который был спрятан всё это время. Глупость и самонадеянность привели его прямо сюда, демону в лапы. Его мотивация была проста — он хотел очистить и усилить Церковь, избавить её от стремительно растущего влияния светского общества.

Надо отдать человеку, назвавшемуся Фабиусом, должное: это действительно был довольно оригинальный и интересный план, однако у меня были серьёзные сомнения, что ради этого следовало рисковать судьбой всего мира.

Путём долгих бесплодных блужданий, я набрёл на мост, пролегающий над широко раскинувшейся бездной, из тихого мрака которой ощущался чей-то недобрый взгляд. Несмотря на прошедшие века, мост выглядел, как ни странно, вполне надёжным, поэтому, сделав несколько пробных шагов, я смело прошагал по нему, достигнув противоположной стороны. Возможно, в иной ситуации, это показалось бы мне поразительным: огромное подземное поселение, имеющее, надо полагать, многочисленные выходы по всему Каворну.

Но сейчас я старался просто принимать всё как данность, сосредоточенный на достижении главной цели: демон ни в коем случае не должен был обрести свободу.

Затхлый воздух. Череда запущенных и мрачных помещений, в которых всё напоминало лишь о смерти и упадке. Гниющие полотна и обратившаяся в прах мебель. Обваленные стены и потолки. Разбитые предметы обихода. Судя по большому обилию ставших трухой ящиков и бочек, когда-то здесь располагались склады.

Тяжёлая дверь, расположенная в конце широкого коридора в окружении древних поистлевших штандартов, явно скрывала за собой что-то важное. Взламывать замок мне было нечем, ключа поблизости не наблюдалось, а выбить её, как вскоре стало очевидно, оказалось всяко выше моих сил.

Впрочем, я не унывал: раз имелась дверь, следовательно, где-то здесь должен был иметься и способ её открыть. Если только мне действительно туда нужно. Во всяком случае, альтернативы пока что не было, а наличие цели, хоть бы даже и ошибочной, заставляло меня действовать более эффективно.

Иных вариантов я предложить пока не мог, поэтому — отправился осматривать прочие помещения. Череда однообразных комнат, сломанных и заваленных дверей, древних предметов быта: кроватей, сундуков, подсвечников, столов… Всё было разрушено, а от обилия пыли и паутины мне уже было дурно. Возможно, здесь раньше обитали стражники, или гости?

Миновав заваленную дверь с потухшим факелом на стене, я свернул в более просторное помещение, напоминавшее своим видом кухню. Множество старых развалившихся столов и скамеек, множество битой посуды, котелки, и даже какой-то водоём, полный мутной и грязной воды, стекавшей через расщелину в стене…

В этот момент, мои рефлексы не подвели меня, сработав даже прежде, чем я успел осознать, что был не один. Удар обрушенного мною меча, усиленный разворотом корпуса, отбросил подкравшегося врага прочь, оставив на нём страшную зияющую рану. Тем не менее, создание и не думало умирать. Сжимая что-то в одной из своих лап, оно яростно накинулось на меня, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Даже напоровшись на меч, бестия продолжала осыпать меня ударами, оставив глубокие кровоточащие раны на предплечьях и сильно ударив меня по лицу. Сплюнув зуб, я продолжил борьбу.

На это потребовалось некоторое время. Разделав кадавра, как свинью, я привалился к ближайшей стене, переводя дух. Казалось, таких одичавших безумцев мне прежде не доводилось встречать даже среди чудовищ. Уже давно не заботясь о скопившемся яде, количество которого могло сгубить меня не сейчас, так позднее, я осушил до дна очередной целебный фиал. Право же, без моих зелий я уже раз десять мог бы остаться покойником. Если не больше. Тем не менее, когда я брезгливо вытер свой меч, меня заинтересовал причудливый предмет, которое напавшая на меня полумёртвая тварь сжимала в своей лапе.

Даже не знаю, как это можно было бы описать. Небольшая вещь была выполнена искусно и удобно лежала в ладони, но её предназначение оставалось для меня загадкой. Загадочный предмет с ребристыми краями и подобием небольшой ручки для удобства хвата. Это не было оружием и больше напоминало мне деталь какого-нибудь механизма. Во всяком случае, я решил оставить его при себе, убрав в свою сумку, и двинулся дальше, прислушиваясь к каждому звуку и вглядываясь в тёмные углы с утроенной осторожностью.

…Новое помещение и новый каменный мост, выступающий над пропастью. Куда более узкий, без каких-либо опор, и удобств, петляющий и неровный. Судя по всему, раньше он был иным, но после обвала — утратил многие части и приобрёл нынешние очертания. Стараясь не бросать взгляды в бескрайнюю мрачную пустоту и не терять равновесия, я преодолел расстояние, отделявшее меня от другой стороны обрыва. Поначалу мне, как и прежде, встречались лишь полные хлама сундуки, трухлявые ящики и бочки, разрушенные кровати, дохлые крысы, пустые вёдра, паутина и смрад, но вскоре — ситуация несколько изменилась. Я оказался в помещении, напоминавшем мне какое-то особое хранилище. Шесть затворённых дверей без ручек, судя по всему, приводились в движение действием шести рычагов, расположенных в ближайшей комнате за входом. Однако же, одно из гнёзд было пустым. Впрочем, сняв с настенного крепления один из негоревших факелов, я воткнул его в разъем, заменив отсутствующий рычаг. Подходит.

Стоило мне повернуть первый из рычагов — со страшным скрежетом, осыпая пыль и каменную крошку, одна из массивных дверей уползла куда-то вверх, отворив свою нишу. И в то же время опустился засов, скрывший тот проём, через который я прошёл. Поначалу я запаниковал, но стоило привести рычаг в обратное положение — входная дверь отворилась снова, а ниша затворилась. Кажется, я начинал понимать.

В силу каких-то предосторожностей, при открытии любой из внутренних дверей — закрывалась дверь внешняя, отворяясь лишь тогда, когда все рычаги принимали то положение, при котором открывающиеся ими двери были закрыты. Что ж, это надо было учитывать. Я не спешил открывать все двери сразу, не представляя, что может меня за ними ожидать, поэтому — решил быть последовательным, снова отворив первую.

Левая дверь в самом конце залы, возле странных креплений у факелов на стене, отворилась, однако — её обыск не дал мне ничего. Пустая, грязная комната с истлевшим настилом на полу. Разочарованный, я попробовал отворить вторую — ту самую, для которой я использовал импровизированный рычаг. И, надо признать, то, что ожидало меня за ней, превзошло все самые смелые ожидания.

— Смерть, освобождение! Я уже сотни лет жду этого! — полным надежды голосом взмолился обезображенный узник, тело которого источало отвратительный смрад разложения. Я не знал, кто этот несчастный, не знал, почему он не бросается на меня, как остальные, ранее встреченные чудовища, не знал, как он сохранил рассудок и речь, но, вместе с тем, я по-прежнему был настороже.

— Кто ты? — с сочувствием и ужасом спросил я, с отвращением всматриваясь в чудовищное лицо кадавра и его гнилую, свисающую струпьями кожу.

— Неважно, кем я был, и неважно, кем я стал. Я тот, кто ждёт смерти, в которой ему отказано. Сотни лет я влачил своё существование в этой дыре, — голосом, полным страдания и боли, поделился узник.

— Почему ты не такой, как другие? — всё ещё ожидая какого-либо подвоха, уточнил я, держа наизготовку меч.

— Когда затряслась земля и обрушились подземные ходы, я оказался пленником в этой клетке, — с тоской и горечью делился он. — Постепенно, демон превратил всех стражников в своих слуг. Я тоже не мог устоять перед ним, и вот во что я превратился. Но я был слишком далеко от демона, чтобы он мог напрямую мной управлять…

Многие детали по-прежнему казались для меня не совсем логичными и понятными, однако же, во всяком случае, он не кидался на меня со звериным рёвом, как остальные, пытаясь меня убить, поэтому — я продолжил свой расспрос:

— Как получилось, что за эти сотни лет ты не сошёл с ума?

— Я молил о безумии, которое погрузило бы меня в беспамятство, но оно не пришло. Ты не можешь представить себе, что я пережил. Умоляю тебя, прерви мои страдания. Если ты обещаешь мне сделать это, я открою тебе тайну, — неторопливо перебирая своими мёртвыми губами, тихо произнёс кадавр.

— Ладно, тогда рассказывай, — заинтригованный, я был рад любой полезной информации. Если только это не было уловкой демона. Что, впрочем, казалось слишком сложным, нецелесообразным и посему маловероятным. Для ловушки — это было как-то нелепо.

— Куда бы ты ни шёл, не пропусти библиотеку. Ты найдёшь там очень важную информацию, — прохрипел в ответ мой весьма необычный собеседник.

— Библиотека? В заваленной комнате? — припоминая выделявшуюся, но не проверенную дверь по пути, переспросил я. Времени на чтение древних фолиантов у меня, определённо, не было, но кто знает, что могло там меня ждать.

— Она завалена? Да, это возможно. Но в неё есть и другой выход. Найди в следующей комнате потайной переключатель. Он откроет дверь, — устало ответил он, с нетерпением добавив: — А теперь — сделай то, что обещал.

Что ж, свою часть сделки он действительно выполнил. И я был готов сдержать слово, хоть мне и было жаль страдальца.

— Вот твоя долгожданная свобода… — изготовив с этими словами меч для удара, я приблизился к нему…

Прежде чем последовать его совету, я счёл нужным проверить и остальные помещения в этом месте. На этот раз неожиданностей было поменьше. Пожелтевшие скелеты узников, сгнившие настилы, всяческий мусор…

Однако же, в пыли и грязи одной из комнат я неожиданно для себя обнаружил всё тот же странный предмет, как две капли воды похожий на покоящийся в моей сумке.

Убрав его следом, я поднял рычаги и, дождавшись того момента, когда отворится главный вход, покинул эту мрачную темницу.

…Поиски спрятанной кнопки потребовали некоторое время, но вскоре я услышал характерный щелчок — и участок стены отъехал, открыв для меня проход, использовавшийся, по всей видимости, для секретного посещения прочих комнат в этой части подземного города. Однако меня интересовала исключительно библиотека. Нужно было признать, что инженеры древности потрудились на славу: собственные механизмы пережили их на многие века, но всё ещё оставались в пригодном состоянии.

…Библиотека смотрелась более чем внушительно, но оценить её грандиозность я смог лишь разведя огонь и обойдя с ним старые настенные факелы. Древние свитки, каменные плиты, скульптуры, картины, толстые фолианты…

Многие шкафы были обрушены, немало книг оказалось рассыпано по полу, а их страницы были нещадно загублены обвалом. Тем не менее, одно место тотчас же привлекло моё внимание. Просто и нехитро, на подставке, напоминавшей аналой, располагался огромный изъеденный временем свиток, содержимое которого, тем не менее, ещё можно было при желании разобрать.

«Всем стражникам, в настоящем и будущем, дабы они, исполняя свой долг, не допускали промашек в служении, — поднеся памятку к свету, прочитал я вслух. — Запомни, что каждый, кто посещает демона, должен сопровождаться двумя стражниками, которые могут вмешаться в случае необходимости. Лишь трое могут открыть дверь в тюрьму демона. Но не все смогут его увидеть. Посетитель должен правильно разложить камни. Лишь тот сможет войти, кому известны стихии, смертные грехи и Число Зверя. Не следует забывать, что и стражникам нужно удостоверить свою личность прежде, чем они будут допущены к демону. Один из ключей от восточных ворот — всегда должен находиться в этой комнате»… Кхм… Что ж…

Вернув памятку на место, я принялся блуждать по помещению с факелом в руке, выискивая тот самый ключ, о котором было сказано в сообщении, надеясь, что он и в самом деле оставался где-то здесь. Подобная, казалось бы, несложная, но требующая особой внимательности работа отняла у меня немало времени. Но оно того стоило. В конечном итоге, красивый фигурный ключ из покрывшегося пылью и грязью серебра попался мне на глаза, блеснув в свете факела.

Итак, ключ от восточной двери был у меня, но я чувствовал, что, прежде чем идти дальше, мне нужен глоток нормального воздуха: местный был просто способен убить. У меня уже кружилась от него голова, и шли круги перед глазами. К тому же, я не забывал о бенедиктинцах.

Ответив на мой крик, дежуривший по ту сторону человек покорно отворил склеп, и моему взору предстал трясущийся от волнения и ужаса молодой монах. Миновав его, я вздохнул, подставив лицо ледяному дождю. Сейчас это казалось как нельзя кстати. Покинув кладбище, я поспешил к главным воротам монастыря, но, сбавив шаг, бросил взгляд вниз. Мост через реку был разрушен. Зло выругавшись, я бросился к Майклу.

— Мистер Фэрпойнт! Вы живы! Это хорошие новости! — радостно воскликнул аббат, осеняя себя крестным знамением и радостно вознося руки к громыхающим небесам.

— Мост через реку разрушен. Что случилось? — не разделяя его восторга, встревожено выпалил я.

— Это не мы, мистер Фэрпойнт. Думаю, это один из монстров. Возможно, они пытаются изолировать нас, — тотчас же поникнув, промолвил он. Я глубоко вздохнул и, удручённо покачав головой, достал из ножен свой старый кинжал, протянув его Майклу рукоятью вперёд.

— Вот. В случае чего — постараетесь защитить себя и братьев. А лучше — послушайтесь моего совета и просто запритесь, — посоветовал я. Ошеломлённый аббат не решался принять предложенный клинок из моих рук, глядя на него словно на ядовитую змею.

— Мистер Фэрпойнт, мы — слуги Господа, и нам не пристало брать в руки оружие, и тем более — проливать кровь. Я полагаю, вы должны это понимать, — неуверенно противясь, возразил мне настоятель монастыря.

— А умирать слугам Господа, стало быть, уже пристало? Это — НЕ люди. Как вы сами недавно сказали, эти твари не создания Божьи, а порождения Ада. На них это не распространяется. Более того, вы, как слуги Господа, должны в первую очередь давать им отпор. Нельзя сражаться одними молитвами. Если вы будете только мокнуть под дождём, плакать и просить у Бога спасения — то на кой вы Ему такие нужны?! — наконец, не выдержав, вспылил я и всучил ему кинжал.

— Мистер Фэрпойнт, да что вы себе позволяете?! — отшатываясь от меня, как от беса, возмутился он, но вскоре переведя удивлённый взгляд на лежащий в его руках клинок, поинтересовался: — Николас, вы и в самом деле так считаете?

— Безусловно, — кивнул я. — Ну что, мне пора. Я скоро вернусь. Надеюсь. А вы — лучше всё-таки закройтесь изнутри.

Бросив последние слова, я вновь поспешил со всех ног в сторону склепа, перемещая подаренный Коббом кинжал из-за голенища сапога в освободившиеся ножны, приходившиеся ему как раз в пору. Оставалось надеяться, что монахи послушаются голоса разума…

…Уже почти добравшись до конца тоннеля, я услышал позади крики и, проклиная всё и вся, вынужден был возвращаться назад. Очень странно. Дверь склепа была открыта, но монаха поблизости не было. Лишь свежая лужа яркой крови на редкой кладбищенской траве. Бросившись к выбитой ржавой калитке, я устремил взгляд во внутренний двор, где не было никого. Ни живых, ни мёртвых. Лишь три чёрных ворона, испуганные внезапным громом, с отчаянными криками пролетели над моей головой, начав кружить над серыми стенами монастыря. Ключ от главных ворот был теперь совершенно бесполезен — кто-то их попусту выломал. В любом случае, я и без того потерял немало времени и не мог позволить себе потерять ещё больше. Отныне бенедиктинцы должны были полагаться лишь на свои собственные силы, а я, ненавидя себя за поступок, который, при иных обстоятельствах, показался бы мне трусливым предательством, спешно вернулся в склеп и прополз обратно по уже знакомому тоннелю.

Преодолев уже знакомый мне маршрут, я встал перед восточной дверью и, достав недавно раздобытый ключ, осторожно вставил его в замочную скважину, опасаясь нечаянно сломать его или повредить старый замок. Как и ожидалось, ключ подошёл. Дверь медленно отворилась, открыв вид на другой мост. На той стороне стоял мэр Сент-Джон и дрожал, как осиновый лист. Как, чёрт возьми, он туда попал?! Казалось, всем остальным всё давалось проще, чем мне. Но это всегда было именно так, и всё равно я никогда не отступал. И я не собирался делать этот случай исключением.

АКТ V: ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Мой разум рисовал картины зверской расправы, пугающие своим богатым разнообразием. За свою практику Зверолова мне приходилось видеть многочисленное количество изувеченных трупов невинных людей, умерших ужасной смертью от рук зверей в человеческом обличье. Но, казалось, даже наиболее изощрённая больная фантазия, присущая этим выродкам, не могла породить того, что я собирался проделать с мэром Филиппом.

Приближаясь к нему со своим мечом, я ожидал, что он начнёт умолять, бросится бежать, наделает в штаны или выкинет что-нибудь подобное в том же духе. Довольно часто многие жестокосердные убийцы, мнившие себя матёрыми волками за свою безнаказанность, оказавшись перед лицом возмездия, — начинали вести себя именно так.

Но Сент-Джон и не думал бежать. Казалось, он вообще меня не замечает. Обращаясь в пустоту, он, сглатывая слёзы, проревел:

— Сент-Джон подвёл Господина! Господин не простит его! Сент-Джон потерял ключ! Он погибнет!

— Да. Я сам убью вас. Так же, как вы убили Хелен, — с каждым шагом превращаясь во всё большего зверя, пообещал я.

К сожалению, а, может, и к лучшему, я не сумел в этот раз выполнить своего обещания, потратив драгоценное время на долгое и мучительное убийство мрази, безо всякого сомнения сполна этого заслужившей.

— Сент-Джон не может уйти без Господина! Нет, не может! — издав отчаянный крик, эхом разгулявшийся во мраке бездны, Филипп бросился в пропасть. Безумный вопль становился всё тише, пока, наконец, не утратил силу. Задержавшись на мгновение лишь затем, чтобы смачно плюнуть ему вослед, я отправился дальше, жалея, что у меня не было возможности его помучить. Сент-Джон — явно не заслуживал такой лёгкой смерти.

Итак, из-за безумия и страха перед демоном и его яростью мэр покончил с собой. И теперь ключ, который он у меня украл, находился у Фабиуса. Это было очень печально. Но у меня ещё оставался шанс. Во всяком случае, мне хотелось верить, что ещё не всё потеряно.

Оставив позади холодную бездну, поглотившую мэра, я обнаружил путь, имеющий две развилки. В конце одной из них меня ожидал массивный разведённый мост. С первого же взгляда мне было очевидно, что он поднимается посредством механизма и этот механизм должен располагаться где-то с моей стороны. Скорее всего, демон располагался по ту сторону моста, а все меры предосторожности, подобные этой, должны были чинить на его пути дополнительные препятствия. Но я не питал иллюзий и понимал, что должны существовать и окольные пути, которые успешно использовали мэр и Фабиус. А мне, по всей видимости, предстояло поломать голову здесь.

Не обнаружив вблизи самого моста никаких рычагов воздействия, я вынужден был вернуться на развилку, после чего проследовал уже в иную залу. Теперь смысл памятки для стражников стал мне понятен. В просторном зале, своды которого покоились на массивных колоннах, находились жаровницы без огня, четыре ниши и диковинные плиты с нанесёнными на них римскими цифрами. Плиты и жаровницы был расположены в самом центре зала. Осторожно приблизившись, я наступил на одну из крупных плит, ожидая, что она может являться частью какого-то механизма. Не произошло ничего. Другая? То же самое. Решив осмотреться, я начал заглядывать в ниши. Фактически, это были всего лишь маленькие пустующие комнаты. Не считая одной особенности: в двух из них находились своеобразные настенные разъёмы, по форме смутно мне что-то напоминавшие. Открыв свою сумку, я достал один из найденных мною причудливых предметов, приставив его к разъёму. Подходит. Более того, повернув его, я услышал щелчок. Судя по всему, это был своего рода ключ. Посетив такое же точно помещение, я разместил и повернул второй. Я не имел ни малейшего представления о том, для чего это нужно, но что-то подсказывало мне, что это могло быть очень важно.

Естественно, до обвала существовала определённая процедура допуска к демону, над которой работали серьёзные люди своего времени. И, судя по всему, опускающий мост механизм использовался ими неоднократно.

В глубоком раздумье, я принялся блуждать по залу, пока вновь не наступил на одну из плит. На этот раз — она продавилась под моим весом. Так. Я, кажется, понял. Если я, конечно же, правильно истолковал то, о чём узнал в той записке в библиотеке, для того чтобы попасть к демону — то есть опустить мост — я должен был составить Число Зверя.

Разумеется, я был один, но вряд ли для плит имелась существенная разница в том, что за груз на них давит. Вернувшись обратно, я отыскал среди разнородного хлама необходимое мне количество старых вёдер и, наполнив их грязной мутной водой из местного водоёма, перенёс их сюда.

Итак, на плитах имелись римские цифры, выбирая из которых я должен был составить необходимое мне число. И, насколько я помнил Писание: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти Число Зверя, ибо число это человеческое. Число его шестьсот шестьдесят шесть». Следовательно, Числом Зверя было «DCLXVI».

Неожиданно в доселе спокойных алтарных жаровницах неведомым мне путём вспыхнуло яркое пламя. Алхимия? Магия? Инженерные премудрости умельцев прошлого? Я не ведал, да мне было и не важно.

— Работает! — ликующе воскликнул я, услышав издалека звук опускаемого моста. Не медля больше ни мгновения, я помчал быстрее стрелы. Зверолов, спешащий навстречу Зверю.

Это было нужное мне место, хотя я представлял его себе совсем по-другому. Комната была почти пуста. Какие секреты эхом отлетали от этих стен? Сколько людей проводили здесь обряды? Скольким были отданы приказания? И сколько из них действительно их поняли? Я ожидал, что мне предстанет что-то громадное, чудовищное. Будь то, к примеру, разъярённый дух, столб живого дыма или, возможно, какое-то странное животное. Но в клетке был просто человек, тяжело опирающийся на прутья. Его тело изменилось, но человеческая форма всё ещё угадывалась. Голова его была склонена, он тяжело дышал. Я был рад, что мне не нужно смотреть ему в глаза. Может, я пришёл слишком поздно? Оба ключа лежали рядом с клеткой, и странный запах исходил от тела, находившегося внутри. Демон.

Рядом стоял Фабиус, очевидно, в трансе, и ждал, когда демон войдёт в него. Несмотря на то, что клетка ещё была закрыта, её сила, несомненно, заканчивалась. Я подошёл поближе, и только тогда Фабиус заметил меня.

— Я много раз предупреждал вас, но вы не послушали! — в гневе и раздражении воскликнул посланник Братства Безмолвия, оборачиваясь ко мне. — Почему вы так упорно игнорируете факты? Вы что, не понимаете, что я делаю доброе дело? Что сейчас у нас есть возможность изменить мир к лучшему? Господи, да вы хотя бы попробуйте подумать!

Обнажив, на всякий случай, свой меч, он указал пальцем на существо, находившееся в клетке:

— Мы должны завершить начатое! Демон — покидает тело, и уже не может вернуться! Ему нужно новое тело. Моё. У нас мало времени!

Что ж, я понимал, что он действительно верит в то, что говорит. И понимал, что демон действительно сейчас попытается занять любое новое тело. Однако сможет ли Фабиус его контролировать? Положим, что да. И что далее? Нет, конечно же, мир не так прост и не всегда очевидно делится на чёрное и белое, правильное и неправильное. Всё упирается в детали и частности. То, что мы желаем видеть, и то, на что закрываем глаза.

Даже окажись Фабиус прав, меня терзал вопрос — что было бы дальше? Как я полагал, в ближайшее время — Папа бы умер, и вскоре на его месте оказался бы ставленник Братства Безмолвия. А следом за этим — Церковь обрела бы могущество, которое не снилось ни одному из смертных правителей. Один за другим — монархи бы гибли, а новые Крестовые Походы прошли непрерывной чередой, сметая всех, кто не желал принять происходящих в мире перемен…

В конце концов, кто сказал, что люди, подобные Фабиусу, дорвавшись до власти, не сотворили бы всё тот же кромешный Ад на земле, что и демон? Разве что, при этом прикрываясь благородными идеями, оставляя детей сиротами с именем Господа на устах. Я не желал этого допускать. И вообще — я устал и одинаково ненавидел их всех. Сент-Джона, демона, Фабиуса…

— Нет. Пролито уже достаточно крови. И ваша — будет последней, — коротко обещал я ему перед тем, как первым кинуться в атаку. Привычные гонор и спесь слетели с него моментально. Пожалуй, он слишком долго не рассматривал меня всерьёз, как реальную угрозу. Это и стало его роковой ошибкой.

Признаться, Фабиус меня разочаровал, поскольку я ожидал от воина Братства больших неожиданностей. Я был готов увидеть в нём умелого воина. Как минимум, равного. Но после короткого обмена спорадическими выпадами и блоками — я перешёл в плотное наступление, загнав его в глухую оборону. Фактически противник не сумел нанести мне ни единого удара — большинство из тех, с кем мне пришлось иметь дело с момента моего приезда в Каворн, держались не в пример лучше его. За исключением, пожалуй, Джона Лимси. Я выверено уводил или пресекал любую атаку Фабиуса, в свою очередь, поражая его вновь и вновь. Впрочем, живучести ему было не занимать, что да то да: окажись на его месте другой — то давно бы уже упал на холодный пол бездыханным трупом. Тем временем демон не терял времени даром и, ощутив в себе прилив сил, поднял свои страшные красные глаза, со стороны ожидая исхода боя двух «близнецов» в капюшонах. Наконец остриё моего клинка распороло шею Фабиуса, опрометчиво позабывшего о её защите. Выронив со звоном меч, посланник Братства упал на колени, стискивая руками рассечённое горло. С каждым ударом сердца алая кровь сочилась сквозь его пальцы. Прохрипев, он протянул ко мне руку, и в этот момент я безжалостно пнул подыхающего врага сапогом в лицо.

…Итак, Фабиус был мёртв. Нас осталось двое, и только сейчас в мою, без сомнения, умную голову пришла ненавязчивая мысль о том, что за неимением одного тела — демон просто постарается занять другое в пределах досягаемости. Ледяной хваткой моё тело сковал паралич. Я пытался сопротивляться и вырваться, но взгляд и голос древней твари обладали особой подчиняющей силой.

— Жалкий нелепый смертный, как смеешь ты стоять у меня на пути? — ужасным голосом из моих худших ночных кошмаров вопрошал демон. — Я предупреждал тебя, но ты — не послушал. Ты хотел разрушить мои планы, но теперь ты станешь моим инструментом. Да, Фэрпойнт, и использую твою нечистую кровь. Я оставлю тебе разум, которого хватит лишь на то, чтоб ты видел, как твои руки покрываются кровью сотен и тысяч жертв. Вдвоём мы поставим этот мир на колени…

Демон злорадствовал, в то время как я постепенно наполнялся ужасом осознания его правоты. Он не лгал мне, и я это отчётливо понимал. Никогда в жизни я не испытывал такого суеверного страха. Казалось, я сделал всё, что мог. Но и этого всё равно оказалось недостаточно…

…Или нет?

— Но что это?! — тотчас же переменившись в голосе, мой враг воззвал ко мне с непередаваемым отчаяньем, словно ища поддержки. — Фэрпойнт! Что это?! Запах крови Йерика?! Это невозможно! Почему этот запах преследует меня, словно призрачное эхо?! Он мёртв, Фэрпойнт, давно мёртв! Я видел его тело, обращающееся в прах! Это невозможно!

— Держитесь! — раздался отчаянный женский крик, и в помещение, будто бы ангел-хранитель на выручку мятущейся душе, ворвалась Хелен. — Услышь меня, демон! Я — та, в ком течёт кровь Йерика, известного как Справедливый, и я предлагаю тебе свою душу и тело!

За считанные мгновения я ощутил, как некая могущественная и злая сила пронеслась мимо меня, устремляясь к раскинувшей руки женщине. После этого — тело в клетке обмякло, а я ощутил, как ко мне возвращаются ясность ума, сила и свобода движений. Ошарашенный, я повернулся к Хелен, не в силах даже сформулировать своего вопроса.

— Я должна была бы поблагодарить вас за то, что вы вернули меня к жизни. Но я сделала бы для вас то же самое, — как ни в чём ни бывало, с улыбкой заметила женщина.

— Во имя всего святого, что здесь произошло?! — наконец обретя дар речи, воскликнул я. — Как вы это сделали?!

— В ином мире мне открылось множество вещей. Лишь там я, наконец, поняла своё предназначение. Я говорила с Йериком, умершим много веков назад. Здесь, в городе, он зачал ребёнка с одной из местных женщин. Я узнала, что в моих венах течёт его кровь. И мне стало известно, как заставить демона войти в моё тело, — поведала она мне, напомнив в этот момент внезапно помолодевшую Мод. Схожие странные речи, но большая сила во взгляде.

— Но как вам удалось вернуться к жизни? И как вы попали сюда? — памятуя о разрушенном тварями мосте, изумлённо спросил я.

— Слишком много вопросов, дорогой. У вас ещё будет время узнать на них ответы, — ласково обещала мне Хелен.

— Это будет непросто, когда демон начнёт контролировать вас, — не разделяя её жизнерадостный энтузиазм, с опасением заметил я. Недавно было возвратившееся ко мне чувство спокойствия — начало улетучиваться на глазах, а в воздухе вновь ощущалось напряжение.

— Вы всё ещё не поняли? Демон не сможет управлять мной. Кровь Йерика ему неподвластна. Я думаю, что сумею удерживать в себе демона, и он никак не сумеет себя проявить, — с непоколебимой убеждённостью заверила Хелен.

— Вы так думаете? Но что, если вам не удастся его сдержать? — всё с тем же сомнением упорствовал я.

— Если демон сможет овладеть мной, мир погибнет, — нехотя признала она. — Но если вы хотите, то можете закончить всё здесь и сейчас. Я почти уверена, что смогу удерживать демона в своей душе, пока она не покинет этот мир. Если вы думаете, что так будет надёжнее… то, пожалуйста, постарайтесь не промахнуться.

Я стоял перед тяжёлым выбором. Но, как бы я ни желал, чтобы меня минула чаша сия, я понимал, что всё должно решиться здесь и сейчас. Ранее мне казалось, что я испугался слов демона? Это было до слов Хелен. Тяжело. Очень. На одной чаше весов находилось моё личное счастье — с неоправданным риском для всего остального человечества. На другой — гарантированное спасение несметного количества жизней ценой собственной трагедии. Я думал. Я медлил. Взвешивая умом и сердцем, я оттягивал время настолько, насколько это было возможно. Враг был повержен, и у нас имелась в запасе та передышка, которую мы заслужили после всего пережитого.

Но затянувшейся истории должен быть положен конец. И Хелен, святая невинность, терпеливо ожидала, готовая понять и принять любое моё решение. Я чувствовал, что не могу это сделать. Мне было бы намного проще сразиться вновь с оравой недавно убитых мною чудовищ, нежели лишить жизни её одну. Её. Мою любовь. Мою Хелен. Она была моим единственным шансом на нормальную жизнь. В той степени, какая была возможна для нас обоих. Она была моим шансом на очаг, на понимание, любовь и заботу, которых мне так не хватало в этой жизни.

Кажется, теперь я, наконец, начинал понимать, почему все попытки Звероловов призвать Маргет-эн-Дрията были заведомо обречены на провал. Конечно, это было не более чем моё личное предположение, но, тем не менее… Мне казалось, что для того, чтобы вернуть человека к жизни, — он должен стоить для тебя очень много. Нет, не так. Он должен быть для тебя всем. Ты должен любить его всем сердцем, всею душой. И надо действовать, пожертвовав всем, с твёрдой верой в успех. Иначе — ничего просто не выйдет. При этом вполне возможно, что эти чувства должны быть взаимны.

Звероловы же — утрачивали свои чувства и эмоции. Шаг за шагом. Глоток за глотком. Капля за каплей. Ни к кому не привязываясь, не испытывая ни любви, ни ненависти, ни боли, ни сострадания, чужие для всех и равнодушные ко всему — они заведомо были обречены на провал.

…Теперь же я попытался представить себе, на что может быть похожа наша совместная жизнь. Безусловно, Хелен была Наделённой ещё и до этого. Кратковременное пребывание в Царстве Забвения сумело повлиять на неё ещё больше, не говоря уже о том пленнике, которого она, до поры до времени, была способна сдерживать силой своей крови. Но что дальше? Жить под одной крышей, постоянно озираясь друг на друга со страхом и подозрением? Чувствовать ту постоянную внутреннюю борьбу, происходящую внутри неё? И утопая в её зелёных глазах, испытывать ужас от осознания того, что кроме неё на тебя в это время смотрит ещё и он? А если у нас будет ребёнок — не попытается ли демон завладеть уже им? Я представил себе наши будни. То, как мы ложимся в кровать и я, каждый раз, тайком, чтобы это не видела она, кладу под свою подушку кинжал, подаренный мне кузнецом…

После этой мысли — всё встало на свои места. Чёткая картина начала выстраиваться в моём сознании. Слова Данкомба: «Ты падёшь от собственного клинка, Фэрпойнт. Твоя кровь — будет последней, которую он прольёт». Сцена из моего кошмарного сна, когда Хелен опускала руку под мою подушку…

Кажется, я перенял бесценный урок в разгадывании снов и загадок. Бедная Мод, в каком аду ей постоянно приходилось жить? Увидеть — ещё не значит понять. И ложно истолкованное пророчество — может стоит жизни и нам, и другим. Только теперь до меня дошёл весь ужас едва не совершённой мной ошибки. Клинок. Пасть от собственного клинка. Речь в пророчестве гробовщика — шла вовсе не о самоубийстве. Хелен убила бы меня моим собственным кинжалом, достав его из-под моей головы, если бы я не сумел поставить вовремя разум над чувствами.

Вернее, это уже была бы не Хелен, но тот, кто сумел ею завладеть. А бедной женщине пришлось бы лишь молча наблюдать за тем, как её руки сперва убивают её любимого человека, а затем — и всё оставшееся человечество. Выбора не осталось. Этого нельзя было допустить. Я не мог этого сделать… но должен был.

ЭПИЛОГ

Как далеко может зайти человек, принося себя в жертву? Это было невероятно. Посреди всего этого безумия и смерти — я нашёл кого-то, кто мог бы придать моей жизни смысл. Кого-то, кто пробудил во мне чувства, которые давным-давно были погребены под грузом ядовитых растений. Кого-то, кто должен был умереть, чтобы остальные могли жить в мире…

…Когда она услышала, как я достал меч, она неуловимо вздрогнула. Её тело безмолвно сползло на землю, но этот тихий вздох отразился от стен и, став в сотни раз сильнее, заполнил мой слух. Я сидел рядом с ней и держал её за руку, пока она не стала такой же холодной, как камни вокруг нас. Я сидел ещё долго. В глубине земли, среди лесов Альбиона, где я забрал жизнь той, кого любил, чтобы снова служить клейму проклятых… и спас мир.

…Лендлорд Лимси выздоровел и восстановил своё доброе имя. Он стал мэром Каворна, который позже был переименован. Своим первым решением новый мэр основал отряд самообороны горожан, который был возглавлен кузнецом Джоном Коббом. Вместе они прочесали все окрестные леса и болота, и ни один из приспешников демона не ушёл от них. Одним из последних под клинками их мечей пал рыбак Саймон…

…Благодаря моей помощи, Эмма смогла поправиться. Возможно даже, она всё забыла. Она осталась жить в доме мэра, но теперь — как жена Лимси. Я получил от неё сотни пригласительных писем, но это место — я не хочу больше видеть никогда…

…Несомненно, трактирщик Моллинз — совершенно изменился. Теперь он более приветлив с посетителями и всем рассказывает, как я спас ему жизнь. Он даже изменил название таверны на «Руки Сарацина». Возможно, на такое название его навели мои татуировки. Я не знаю…

…Из монахов выжило только трое: аббат Майкл — и ещё двое. Они, в конце концов, решили не оставлять всё в руках Господа и заперлись в здании. Впрочем, в городе они не остались. И как только снаружи стало немного безопаснее, они покинули эти места. Никто не знает, куда они отправились. Возможно, они поселились в каком-нибудь другом монастыре, а возможно, они бродят по миру в поисках веры…

Каждый год все жители отправляются в паломничество на кладбище и зажигают две свечи. Одну — за Хелен, спасшую всех нас, чьё тело я предпочёл сжечь, чтобы быть уверенным, что демон никогда не вернётся на землю. Вторую — за меня. И каждый год эту свечу сопровождает одна и та же молитва. Молитва за мою душу.

Похожие статьи:

Рассказы → Клевый клев

Рассказы → Крогг

Рассказы → Мы будем вас ждать (Стандартная вариация) [18+]

Рассказы → Бездна Возрожденная

Рассказы → Анюта