Девочка с лицом Ника Кейва

И. В. Мерзляков, депутат Верховной Рады от богом забытого избирательного округа, затерянного в бескрайних степях с заживающими язвами чахлых деревень и пьяным пыльным райцентром, взобрался на трибуну, постучал по микрофону, требуя внимания.
— Уважаемые коллеги, — прочитал он с листа, оглядел зал в поиске внимающих глаз. –  Хотелось бы поднять вопрос…
И тут зазвонил телефон.
— Простите, — Мерзляков виновато пожал плечами и ответил на звонок.  – Да! Да, дорогая! Я сейчас не могу… Потому что не могу! Это срочно? Что? Сейчас перезвоню.
И.В.  извинился перед аудиторией и выскочил из зала заседания.
Аудитория скучающими взглядами проводила несостоявшегося лектора.
— Зина! – Шипел в трубку Мерзляков, уединившись в сортире. — Сколько можно говорить – не звони мне в рабочее время! Только если что-то очень…понимаешь, о-очень  срочное.
— У меня срочное! О-очень! Я сижу в «Велюре», зашла перекусить, и оказалось, что все карточки заблокированы. Все! Что мне делать? Меня не выпускают, пока я не рассчитаюсь, а у меня маникюр через пятнадцать минут.
— Заплати наличными.
— У меня нет столько. Шесть тысяч. Я не ношу столько с собой. Что делать?
— Сколько? Шесть тысяч? Ни хрена себе, ты перекусываешь!
— Что с карточками?
— Я дома объясню. Не паникуй. Скажи им, чья ты жена, я потом расплачусь.
— Я говорю, а они грозят милицию вызвать. А у меня маникюр!
— Маникюр отменяется. Я сам тебе сделаю. Оставь им что-нибудь из побрякушек, езжай  домой. И ничего не покупай, ясно. Ничего! И нигде больше не перекусывай!
— На шесть тысяч? У меня нет таких дешёвок.
— Зина, разберись сама. У меня доклад.
И.В. отключил телефон, тяжело вздохнул. Закурил. Его слегка подташнивало. Его всегда подташнивало перед неприятностями. Нужно было ещё вчера сказать жене, но побоялся.  Не любил он скандалы. Политические любил, а с Зиной – терпеть не мог. Зина очень качественно умела выносить мозг. А потом трахать этот мозг в разных позах.

Жена встретила И.В. в слезах, подшофе  и с упёртыми в бока руками. Всем своим видом она требовала объяснений.  
— Зина, только не нервничай.  Всё под контролем.
— Меня унизили  и оскорбили. Ты даже представить не можешь! А это! – она протянула руки. – Посмотри на мои ногти! Ужас. Мне не так много нужно для счастья. И даже этого я не смогла получить. Отказать себе в маникюре! Что случилось?
Они сидели на кухне. Мерзляков потягивал «Хеннеси Паради Экстра» прямо из горлышка, а Мерзлякова нервно жевала золотистый фильтр «Treasurer».
— Понимаешь, Зина, это эксперимент. Мы все решили попробовать пожить так, как живёт среднестатистический украинец. Как все. Так сказать, оказаться в шкуре простого человека, чтобы понять его проблемы, и уже исходя из этого, разрабатывать законы, указы и прочую хрень в интересах народа.
— Народа? Что за чушь! Зачем?
— Не знаю. Так вышло. Я тебе не говорил, как мы голосуем? Нет? Короче, на пульте две кнопки – «за» и «против». Какая засветится, такую и нужно нажимать. Но, всё равно, та, которая не светится, не нажимается, а током бьётся.  Пробовали ради прикола. За что голосуем – никто не слушает. Кнопка загорелась, нажал, и дальше в тетрис играй. Выдали тебе бумажку – вышел, прочитал, и дальше можно спать. Оппозиция, правящие – это всё фикция. Спектакль для лохов. Ну, там грамотно всё – интрига соблюдается, дебаты, даже драки инсценируются. Голосования, какие надо, проваливаются, какие надо — проходят. Цирк, короче. Ну, за этот указ мы и проголосовали. Единогласно, причём.
— И что?
— А всё. Все наши счета заблокировали. Но это ненадолго, до новых выборов.
— Это же три года ещё! – Зина изменилась в лице, побледнела, но в обморок не упала. Железная женщина. – А как мы жить будем?
— Как все. Живут же люди. На зарплату. Придётся потерпеть. Ничего, выкрутимся, Зин. Завтра переезжаем.
— Куда это?
— На время наш дом опечатают. Нам квартиру дали на Троещине. Двушку, даже с мебелью. На седьмом этаже. Вид из окна – чудо. Нужно собрать самое необходимое. По закону мы можем взять с собой только вот это. – И.В. достал из кармана смятый лист бумаги.
Зина пробежала глазами по написанному и потеряла сознание.

Перед отъездом группа бритоголовых молодчиков перетрусили все чемоданы, следя, чтобы ничего лишнего не вывезли. Минимум наличных, никаких драгоценностей. С голой жопой в новую жизнь. Машины тоже опечатали, поэтому до новой квартиры добирались на метро, потом троллейбусом. И.В. еле уговорил Зину спуститься в подземку. Она всегда считала, что там – криминальная клоака, что у них сразу заберут чемоданы, её изнасилуют, а мужа забьют битой всякие негры и наркоманы. Но обошлось, и супруги во всю рассмартивали тех, ради кого они согласились на трёхлетний ад. И.В. жалел этих людей, но они почему-то не казались несчастными, даже наоборот. И подумалось – а может, всё не так страшно. Живут себе, не грустят, от голода не умирают, одеты прилично. Зина же презирала и ненавидела весь этот сброд. Она с ужасом рассматривала дешёвые шмотки, копеечную бижутерию, поддельные сумочки с наклепками модных брендов. И этот запах толпы вызывал тошноту. Жуть! В троллейбусе Зина чувствовала себя намного увереннее, и ей понравился процесс покупки билета, и она даже сдачу взяла какими-то металлическими кружочками.
Квартира оказалась чистенькой, но маленькой. Общая площадь меньше, чем кухня в оставленном доме. Незатейливые узоры дешёвых выгоревших обоев, волнистый линолеум, запылённые окна, скромная мебель, серая ванная и унитаз с тёмным налётом в глубине слива напомнили Зинаиде о своём детстве, которое она тщательно забыла, как думала, навсегда.
— Мерзляков, скотина, я здесь жить не буду. Говоришь, это всё ради народа? Вот и живи со своим народом. Даже можешь трахаться с народом. Мне уже всё равно. Я не буду ревновать.
— Зин, хочу тебя разочаровать. Во-первых, ты сейчас нищая. Во-вторых, тебе некуда уходить – это единственное наше жильё. Все дачи, квартиры и дома опечатаны. Ты, конечно,  можешь уехать к маме, в однокомнатную хрущёвку в Тихопёрдовке, я не против. А в-третьих, прекрати истерику. Помнишь, как ты прыгала с парашютом, как ныряла с аквалангом, как пьяная гоняла по городу на машине, как мешала пиво с шампанским. Зина, ты же экстремал! Это твоё всё. Посмотри на это, как на приключение!
— Три года пьяной в акваланге на парашюте? Прости. Экстримом было то, что я вышла за тебя. Хочу кофе.
Зина быстро соображала и молниеносно взвешивала варианты. Оптимальным было остаться и найти выход из положения. Она не собиралась жить, как народ. Она не народ! И никогда не будет народом с фальшивыми дерматиновыми сумочками.
Она пошла на кухню и вернулась оттуда с эмалированным чайником.
— Как он включается?
— Какая разница. Кофе нет.
— Так позвони, пусть привезут!
— Зина…
— Ну, да. Народу никто кофе на дом не привозит. Ясно. Тогда я сама.
Она отнесла обратно чайник, взяла кошелёк и вышла, хлопнув дверью.
И.В. присел на табурет, достал из пачки последнюю сигарету и тоскливо закурил. Ему мечталось, что Зина заблудится среди однотипных многоэтажек, детских площадок и киосков, что её похитят беспардонные люмпен-пролетариаты, что она застрянет в лифте, и когда приедет аварийка, то от неё останется высохшая мумия. Было бы неплохо, если бы кто-то забыл закрыть канализационный люк. Да мало ли что может случиться. Нет, И.В. думал об этом не потому, что не любил жену и желал от неё избавиться. Просто ему было стыдно перед ней, и он не знал, как смотреть ей в глаза. Ему легче было пережить её смерть, чем свой стыд. Но он знал, что Зина нигде не пропадёт.

— Вот, — Зина поставила на стол пакет, — я всё купила. Это кошмар! Полки полные, а купить нечего. Совершенно! Ни омаров, ни лобстеров, ни питахайи, ни моих любимых «Афичионадо»! О «Шато Монбуске» они даже не слышали. Я еле скупилась. Надеюсь, не отравимся.
Зина выставила на стол три банки чёрной икры, ананас, палку сухой колбасы, бутылку «Джек Дэниелс» и блок «Парламента».
— А кофе? – спросил И.В.
— Денег не хватило.
— Ты что, спустила всё, что у нас было?
Зина удивлённо посмотрела на супруга.
— Ладно, завтра зарплата, — вздохнул обречённо Мерзляков и открыл виски.

Всю ночь Зине снились кошмары: килька в томате, плавленые сырки, Жигулёвское пиво, Нескафе, белорусская косметика, польская мебель, турецкое бельё и чешская бижутерия, а так же городской пляж в Феодосии, трамваи, эмалированные  чайники, хозяйственное мыло и ещё много чего ужасного. И ещё ей снился Народ в виде вульгарной тётки, пахнущей ландышевыми духами и потом, с мозолистыми ладонями и небритыми ногами. И Мерзляков похотливо пуская слюни, снимал штаны, чтобы удовлетворить все её желания и прихоти.
И.В. наоборот спал, как младенец, и ему тоже снился Народ, но только это была молоденькая студенточка в простом ситцевом платьице, такая чистая и непорочная. И несчастная. Народ была сиротой, которую все пытаются обидеть. А Мерзляков решил удочерить её, обогреть, защитить, приласкать, накормить, красиво одеть, подарить что-нибудь такое дорогое, пусть и ненужное, но о чём она всегда мечтала. И любить её, как родную дочь, а она ответит взаимностью. И наступит гармония и счастье для всех.

На следующий день И.В. встал пораньше, чтобы вовремя попасть на работу. Пока ехал с двумя пересадками, обдумывал новый закон об общественном транспорте – ему десять раз наступили на ногу, двадцать раз ткнули локтем в бок и пять раз сунули под нос потную подмышку. Час пик необходимо отменить! Мало того, нужно было платить за проезд, а Зина потратила всё до копейки. Все льготы с депутатов сняли, и кондуктор язвительно предупредил, что на первый раз прощает. Как ехать обратно, И. В. Не представлял.
Заседание проходило вяло, каждый переживал личную трагедию наедине с собой. В курилке нервно молчали и стреляли сигареты. В буфете изменилось меню, и теперь подавали серые тефтели, кисло-пахнущий борщ, слипшиеся пельмени и дешевую водку. Но денег всё равно не было.
В конце дня объявили, что можно получить зарплату. Депутатам и раньше платили зарплату, но никто за ней не ходил, не хватало ещё из-за какой-то штуки баксов париться и стоять в очереди. Но сейчас кинулись все, толкаясь и шипя матюгами. Хоть зарплату уменьшили до двухсот долларов, чтобы как у всех, но и этим деньгам были рады.
— Вот, зарплата, — И.В. с гордостью положил на стол три купюры.
— Это что? – спросила Зина.
— Деньги.
— Не ври мне, денег так мало не бывает. Деньги всегда в пачках. Меня не обманешь. Где остальные?
— Это всё. Ну, налоги вычли, а то больше бы было.
— Пачка?
— Нет, ещё одна бумажка.
— Что такое налоги? – прищурилась Зина. – Зачем они?
— Налоги – это такие деньги, которые люди отдают в казну, чтобы мы могли их воровать. Если налогов не будет, нам нечего будет красть, понимаешь?
— Нет. Не понимаю. Если вам сейчас нельзя красть три года, то зачем нужны эти налоги? А если бы и можно было, то зачем тебе их платить, чтобы потом украсть? Где логика?
— Зина, понимаешь, экономика и политика – слишком тонкие материи, чтобы обсуждать их с женой на кухне. Я и сам ничего не понимаю. Так принято. Хотя тема интересная, нужно будет обдумать.
Зина потянулась за деньгами, но И.В. оказался проворнее.
— Дома жрать нечего, — возмутилась Зина.
— Знаю, так что лучше я скуплюсь.
— Милый, так хочется черепашьего супа. Если будут черепахи…туда ещё мадера нужна и байоннской ветчины кило…
Мерзляков никак не прокомментировал.

На следующий день Рада заработала во всю. Каждый пел о своём. На стол спикеру легла целая пачка проектов: о работе лифтов, о подаче горячей воды, о транспорте, об очередях, о ценах, о старушках возле подъездов. О наболевшем. Все кричали, махали руками, выглядели помятыми. В курилке висели дым дешевых сигарет, мат и возмущение.
— Да этой туалетной бумагой невозможно подтираться. Она же рвётся! Я все пальцы себе перепачкал!
— Нет, вы видели цены? Это грабёж! Ползарплаты потратил, и видеть нечего!
— Я сегодня только на третьем троллейбусе уехал. Не втолпишься!
— Нужно что- то с этим делать!
— Немедленно!
— Куда мы раньше смотрели?
— Как я ненавижу эту страну!
— Не зря нам пидарами называли. Ой, не зря!  Но теперь мы наведём порядок!
— Займите до получки!
— Несчастный народ!
Кнопки на пульте для голосования уже не подсказывали и током не бились, но все голосовали единогласно и в первом чтении.
Когда Мерзляков предложил отменить  подоходный налог, зал аплодировал стоя. Пошли дальше, и запретили вообще все налоги, а всех работников налоговой, даже уборщиц, решили отдать под суд, как врагов народа.

Депутаты ждали и надеялись, что народ сразу же начнёт носить их на руках, петь оды и восхвалять спасителей и благодетелей, но ничего такого не произошло. Народ продолжал жить своей удивительной, загадочной, непостижимой жизнью, словно ничего и не произошло. Зато слугам народа сразу полегчало. Закон о бесплатном общественном транспорте позволял экономить на проезде, и теперь можно было позволить себе выпить бутылку пива после трудного рабочего дня.
Но всё равно зарплата закончилась через неделю. Как Мерзляков не экономил, в кармане осталась жалкая горстка медяков.
Зина давилась гречневой кашей без масла, сарделькой, мягкой и скользкой и солёным бочковым огурцом, который муж украл у бабушки, торгующей возле метро. Зина давилась и плакала. Слёзы капали в тарелку, добавляя еде пикантный солоноватый привкус.
— Мерзляков, ты сволочь. Я не могу это есть. У меня после вчерашних макарон изжога и газы.
— Дорогая, гречка очень полезна, в ней полно микроэлементов и витаминов.
— А в сардельке?
— Не знаю.
— Из чего она сделана?
— Тоже…
— Что тоже? Из микроэлементов? Я не хочу есть микроэлементы! Я хочу стейк из парной телятины в соусе бешамель. Он мне сегодня снился. Я его хочу!
— Не капризничай.  Мы делаем всё, чтобы нам хорошо жилось. Понимаешь, нужно сделать так, чтобы каждый мог позволить себе стейк,  тогда и мы будем его есть хоть целыми днями.
— Я и так могла его есть, когда хотела. Зачем нам каждый? Представь, что каждый будет ходить завтракать в «Эгоист». Они сожрут все стейки ещё до обеда. Ты можешь себе представить, что наш сосед со своей неухоженной коровой будет сидеть с нами за одним столиком? Они будут рыгать, чавкать и пердеть. Я не хочу, чтобы каждый!
— Они совсем не такие. Они нормальные люди. Виктор Сергеевич – водитель «Камаза», его жена торгует на рынке, они уважаемые люди. Вполне приличные. Они не будут пердеть за столом.
— Зато другие будут.
Зина снова разревелась, отодвинула тарелку с недоеденной кашей. Её трясло от рыданий, она размазывала кухонным полотенцем слёзы и сопли. И вдруг, забывшись в нахлынувших эмоциях, тихо пукнула. Недостаточно тихо.
— Ой, — сконфуженно сказала Зина, — прости. Вот видишь! Это всё твои микроэлементы. Я их ненавижу! Я скоро стану такой же, как они! Ты этого хочешь?
— Да ничего страшного. Тут сегодня одного стошнило после беляша прямо на заседании… — сказал И.В., но сразу осёкся. – Ладно, пошли новости посмотрим. Мы новые законы утвердили.
Диктор с удивлённым лицом зачитывал принятые законопроекты.
Теперь не только не нужно было платить за проезд, а даже наоборот. Специально обученные кондукторы платили пассажирам за то, что те пользуются транспортом. Цены на товары первой необходимости упали до символической цены – хлеб стоил одну копейку, соль – две, спички – копейка за мешок. Пенсионерам, инвалидам и беременным всё это полагалось бесплатно. А беременным инвалидам полагался дополнительный бонус – килька в томате бесплатно. Минимальная заработная плата повысилась то пяти тысяч долларов, а пенсии до трёх.
— Вот видишь, нам только до следующей зарплаты дотянуть, а там заживём.  А завтра я тебе хлеба принесу, соли и спичек. Нужно будет и на сосиски цены снизить.
— И последняя новость – с сегодняшнего дня строго-настрого запрещено добавлять в колбасные и сарделько — сосисочные изделия туалетную бумагу.
Зина испепелила И.В. взглядом, лицо её позеленело, она вскочила с дивана и побежала в ванную блевать.

Очередное заседание Рады чуть не сорвалось из-за повальной неявки депутатов. Кто-то страдал несварением, кто-то физическим истощением, кто-то психическим. Некоторые пытались сбежать за границу, но у них ничего не получилось, и их вернули с позором, вытатуировав на лбу слово «предатель». Один даже застрелился. Всех, кроме самого хитрого суицидника доставили в здание Верховной Рады специальные милицейские бригады. Это был переломный момент, перестройка «организма», кризис, после которого становилось легче, наступало выздоровление, возрождение в новом, здоровом теле.
Депутаты были помяты, дурно пахли и спали на ходу. Самые крепкие собрались в курилке. Кто сидел на корточках, вспоминая веселые времена, проведённые на зоне, кто устало прислонился к стене. Дым «Примы» без фильтра висел густым вонючим туманом, вызывая скупые депутатские слёзы. Говорили мало, в основном матом. Обзывали президента и называли пидарами депутатов, доведших народ до такой жизни. Самоидентификация сошла к нулю, и теперь они были простыми парнями, хлебнувшими по самое немогу. Зрела революция. Революция сознания. Из-за туч робко выглядывало солнышко счастливого бытия в отдельно взятой стране.
Мерзляков дремал и видел в коротких снах хатки в цветущих вишневых садах, красивое сало, усатых бандуристов в самотканых вышиванках, девушек в венках из полевых цветов, водящих хороводы на бескрайних лугах, казаков в шароварах и с оселедцами на бритых головах. Ни одного хмурого лица. Ни одного обделённого, ни одного голодного, ни одного несчастного. А в облаках Тарас Шевченко одобрительно шевелил могучими усами.

— Вот тебе обещанный хлеб! – И.В. извлёк из пакета пять буханок белого, три нарезных батона, шесть булок с маком и каравай ещё тёплого ржаного. – С солью, говорят, очень вкусно.
Он поставил на стол две пачки соли.
Зина жадно схватила булку с маком, мокнула её в соль и принялась с аппетитом жевать, приговаривая с набитым ртом:
— Ага, и правда, вкусняшка.
И.В. смотрел, как из рта супруги падают крошки, как жадно она откусывает булку большими кусками и ему было жаль весь украинский народ. Как они живут на свои скудные зарплаты? Что они едят? Откуда берут обувь и одежду, мебель и телевизоры? Он понимал, что на улице каждый строит из себя успешного парня, а дома давятся булками с солью, перешивают старые вещи и реставрирует самоклейкой старые комоды, чтобы придать им более респектабельный вид.
— Ничего, Зин, потерпи немного.
— Будешь? – Зина протянула булку. – Нет? Тогда я ещё одну. Кстати, тут бумажку принесли.
Она достала из кармана халата помятый листок.
— Что это? Я ничего не поняла.
Мерзляков пробежал глазами по мелким буквам и крупным цифрам.
— Это счёт за коммунальные услуги.
— Как это?
— Ну, нужно платить за свет, за воду, за лифт, за вывоз мусора.
— Кому платить?
— Не важно.
— А зачем?
— Не важно. Завтра отменим.
— Своди меня в театр.
— Денег нет. Хотя, завтра решим и этот вопрос. Огласи полный список желаний.
— Я хочу, чтоб ты сдох, Мерзляков.
— Когда-нибудь сдохну. Но сейчас – я устроюсь на работу.
— Но у тебя есть уже работа.
— Будет ещё одна, чтобы денег больше было.
— И я хочу на работу. Это прикольно, ходить на работу?

Мерзляков устроился грузчиком на рыбную базу. Ночами разгружал вагоны. Платили хорошо и каждый день. Даже больше, чем остальным, потому что депутат.
Где работала Зина, И.В. так и не узнал, но его устраивало, что у неё тоже была ночная смена, и платили её тоже посуточно. Она возвращалась под утро на дрожащих ногах и сразу падала спать. «Бедолага, так выматывается, — жалел её муж. – Всё-таки, не такая она уже пропащая. Интересно, ей тоже доплачивают за то, что она жена депутата? »
Когда им удавалось поспать вместе, Зина прижималась к мужу и вдыхала аромат мороженой мойвы и кильки в пряном рассоле. Ей снились дары морей: зелёные мидии, лобстеры, гребешки и жареные акульи плавники. Утром вся майка И.В. была так обслюнявлена, что приходилось менять на новую.
Зато жить стало полегче. И до зарплаты осталось совсем немного. Но всё шло к тому, что зарплаты уже не понадобятся.

Все информационные службы трубили о невероятном феномене – страна из бандитско-феодально-крепостной за месяц превратилась в коммунистическую. В самом прямом смысле. Здесь всё было бесплатно, всё для народа. Зарплаты выросли неимоверно. При таких низких ценах получку потратить было невозможно.  Шопинг стал любимым занятием. На Украину сразу хлынули неудачники из Штатов, Германии, Швеции, Франции и даже из Японии. Но их не пускали. Своих девать некуда.
Хищный мир капитализма ощетинился и шипел на Украину. Не хватало, чтобы эта зараза захватила весь мир.
Северная Корея, Куба и Монголия послали специалистов, чтобы увидеть воочию свершившееся чудо и позаимствовать опыта.
Коммунистическая Партия ликовала.
— А мы вам когда ещё говорили? Коммунизм неизбежен! Предлагаем выкрасть Ленина из мавзолея, оживить, чтобы воочию посмотрел, как сбываются мечты.
Злые языки предвещали полный крах, погромы, бардак, хаос.
Но ничего такого не случилось. Студенты учились, рабочие вытачивали гайки, таксисты крутили баранку, проститутки всё так же стояли на окружной, офисный планктон бился с пасьянсами.
Зина вернулась к жизни. Снова появился блеск в глазах. Она попала в театр, съела свой любимый стек, принесла из магазина целую сумку косметики и новые шмотки.
— Дорогой, такое чувство, что у меня «Золотая карта». Я могу позволить себе всё, что захочу. Посмотри, какое платье! Пришлось, правда, потолкаться локтями.
— Вот видишь! Я же обещал! – выпячивал грудь И.В. и с намёком трогал жену за мягкие места.
Но она словно не понимала намёков и ссылалась на то, что жутко устаёт на работе.
— Да брось ты эту работу, — умолял её И.В. – Проживём на мою зарплату.
— Нет, мне понравилось работать. Я чувствую себя нужной и самореализованной.
Марзляков купил себе новый костюм, десяток галстуков и туфли.
Жизнь наладилась.
Но ненадолго.
Через три дня закончились деньги в казне.

— Предлагаю взять за жопу олигархов! – предложил главный коммунист. – Экспроприация – дело испытанное и верное. У них денег – пруд пруди. Пусть поддержат свой народ.
Все проголосовали «за», кроме пары олигархов – депутатов. Их пристыдили, оскорбили и ничего этим не добившись, устроили тёмную. Одного забили насмерть, а второго изувечили так, что деньги ему понадобятся только на памперсы и жидкую овсянку.
Была проведена молниеносная операция по захвату олигархов. Спецслужбы доставляли их со всех точек мира. Лондон возмутился, что его бюджет пострадает из-за оттока таких сумм. Лондон вместе с королевой был дипломатично послан на хрен.
Бывших миллионеров и миллиардеров поселили в коммуналках и назначили каждому за заслуги перед государством вполне сносные пенсии. Тех, кто особо рьяно сопротивлялся, расстреливали как врагов народа.
Пересчитав выручку ахнули – десять годовых бюджетов страны!
Всю эту сумму просрали за месяц. Самый лучший месяц в истории страны. Фейерверки били даже днём. Бомжи ходили в костюмах от Армани, слесаря заливались французскими коньяками и курили сигары, учителя труда ездили в отпуск на Мальдивы, а пенсионеры запасались халявными крупами и сахаром. Пенсионеры точно что-то знали.

Зина сидела в новом халате из тончайшего китайского шёлка, раскрашенного вручную филлипинскими умельцами, и пила «Кампари» прямо из горлышка, когда в дверь позвонили.
— Служба доставки.
На пороге стояла картонная коробка из-под телевизора.
— Распишитесь, — парень в фирменном комбинезоне протянул бланк.
Зина чиркнула каракулю и затащила в комнату посылку.
Открыв, она не смогла сдержать радость и захлопала в ладоши. Там были её вещи из прошлой жизни: медная джезла, кое-что из белья, красное вечернее платье, купленное в Вене, неполный сервиз лангентальского фарфора, мельхиоровая ложка, почему-то один туфель, сборник сочинений лётчика-героя Кожедуба с автографом, чехол от видеокамеры, Нокиа 3110 с треснутым экраном, флакон от духов. По мере осмотра восторг потихоньку переходил в непонимание, а потом уже в раздражение. Что за шутки?

— Мерзляков, я оценила твой юмор, — сказала Зина, только И.В. вошёл в квартиру.
— Ты о чём?
— Вот об этом, — она кивнула в сторону ящика.
— А, это, — И.В. понурил голову и уставился в пол, как нашкодивший ребёнок.
— Это что?
— Остатки.
— Остатки чего?
— Былой роскоши, — неумело пошутил Мерзляков.
— То есть?
— Это то, что не рас купили на аукционе. Я сейчас всё объясню…
— Ну-ну, — Зина уже всё поняла и приложила руку к пышной левой груди в ожидании инфаркта.
— Короче, это временно, понимаешь? Казна пуста. Олигархи раскуркулены, денег брать негде. Вот мы и проголосовали за то, чтобы распродать всё своё имущество ради спасения государства. Ты даже не представляешь, сколько получилось! Эти деньги помогут Украине встать на ноги. Без них никак.
— Наш дом?
— Со всем фаршем.
— И дачу?
— И машины.
— Ой, мама, у меня сейчас сердце не выдержит. А квартиру?
— Обе.
— Что, и парижскую тоже?
— И шато. Вместе с вертолётом.
— Что ещё?
— Всё. Все счета переписал. Да, и тот, что на Кипре, и тот, что в Швейцарии…все. До копейки, до цента, до тугрика.
Зина выругалась таким длинным матом, что любой собиратель фольклора  полжизни бы отдал за эту фразу. Потом забежала в комнату,  рухнула на диван, уткнувшись лицом в подушку, и зарыдала. И.В. смотрел на её вздрагивающие плечи и думал: «Какие же бабы дуры! Никогда им не понять счастья сделать что-нибудь для всех, а не только для себя. Эгоистки!» Спасть он лёг в другой комнате на полу, упёршись ногами в дверь, чтобы быть начеку, если вдруг Зина надумает его ночью прирезать.

Но Зина поступила иначе. Проснувшись, Мерзляков обнаружил, что к его лбу приклеена какая-то бумажка, скорее всего, суперклеем. Он побрёл в ванную и, посмотрев в зеркало, прочитал: «Мерзляков – козёл. Будь проклят. Прощай навеки. Я на балконе».
Зина висела на бельевой верёвке. Ноги не доставали до пола всего пару сантиметров. Зина молчала, ей уже не хотелось ни фуагра, ни сваровски, ни шмоток от Эмилио Пуччи, ни новенького Верту, ни Феррари. Как это здорово не иметь никаких желаний. Если ты ничего не хочешь, значит, у тебя всё есть. Зина показывала ему язык. Вот как я тебя обвела вокруг пальца, козёл.
И.В. ткнул её пальцем, чтобы раскачать тело. Ему всегда нравились маятники, но бывшая жена даже в петле висела суверенно и даже не шевельнулась, только палец увяз в мягком животе.

Мерзляков поехал на работу прямо в пижаме и с приклеенной запиской на лбу. Всё рушилось, всё разваливалось, песком просачивалось сквозь пальцы, и не было возможности схватить ситуацию и удержать в руках. Всё пошло наперекосяк. Благие намерения привели прямиком в ад.
Люди с интересом рассматривали странного господина с депутатским значком на пижаме. Дети показывали пальцем, а молодёжь откровенно хихикала. А Мерзляков смотрел на народ, для которого он пошёл на такие жертвы. В народе ничего не поменялось. Окружающие не выглядели несчастными, голодными и нищими. Румяные, здоровые лица, модная одежда, айфоны и айпады, красивые и беззаботные, они двигались по своим делам. Они жили своей жизнью, так и не понятой Мерзляковым, и им наплевать на кризисы, на рухнувшую экономику, на цены и зарплаты, на внешнюю и внутреннюю политику, на выборы, на перевыборы. Это проходило мимо, в совсем другой плоскости.
«И на хрена?» — сверлил мозг один монотонно повторяющийся вопрос.

На заседание явились все.
Мерзляков сел на своё место. Он никого не замечал, никого не слышал. Всё слилось в размытую акварельную картинку, где толком и не разглядишь деталей. Только издали, только общее настроение. Выступающие сменялись один за другим, что-то невнятное мямлили.
И вдруг раздался выстрел. Аудитория замерла, пытаясь поймать носом запах пороха. Из-за портьеры вышла девочка лет десяти в розовом платьице. У неё было лицо Ника Кейва и огромный бант на чёрных засаленных волосах.
Мерзляков не знал, кто такой Ник Кейв, он не любил рок, не любил музыку вообще. Разве что застольные песни, да и то, знал не все слова. Но девочка ему сразу не понравилась. Пронзительный наглый взгляд пробежал по залу, на мгновенье задержавшись на И.В.  В одной руке девочка держала томик «Кобзаря», а во второй Маузер.
Тишина стала невыносимой.
— Задолбали! – наконец, сказала девочка низким хриплым голосом.
Она повернулась к спикеру, словно требуя объяснений.
— А ты кто? – спросил спикер.
— Здесь вопросы буду задавать я. Хотя у меня нет к вам вопросов. С вами всё ясно.
— Но мы же всё как лучше хотели…- почему-то стал оправдываться спикер. – Для всех, для народа, для каждого.
— Ни фига не для народа! Для себя вы это всё делали! Плевать вам на народ! Такой был шанс исправиться, а вы опять только о себе думали, о своих дурацких проблемах. Неисправимы! От вас нужно было просто ничего не делать. Вы только мешаете стране. Путаетесь под ногами.  А мы без вас жили, живём и будем жить. Эксперимент не удался, вы показали свою полнейшую ненужность, бесполезность и вредоносность.
— Но мы же…
Девочка выстрелила в спикера, и тот свалился под стол.
— Короче, последние новости. Президент подал в от ставку и был пойман при попытке сбежать из страны. Приговор приведён в исполнение. Кабинет министров всем составом отправлен в зону отчуждения, в славный город Припять на общественные работы. А вас…а вас мы распускаем.
Мальчик с лицом батьки Махно выкатил на сцену пулемет «Максим» с бесконечной лентой патронов.
Мерзляков слышал, как стучит  пулемет, как цокают вылетающие гильзы, как кричат раненые, как пули врезаются в дерево, в метал и в мясо.
Потом всё стихло. Остался дым, удушливый букет крови и пороха и звук шагов. Мерзляков открыл глаза, пощупал тело. Цел!
И тут над ним склонилось курносое детское лицо со взрослым взглядом.
— Ты кто, девочка? – спросил И.В.
— Да какая разница?
— Просто интересно.
— Жаль, что ты меня не узнал. А ты кто?
— И.В.
— Илларион? Игнассиус? Иуда? Ирод? Иосиф? Иисус?
— Да какая уже разница?
— И то верно.
Ствол «Маузера» упёрся в глаз Мерзлякова, позволив ему увидеть перед смертью чёрную бесконечность.

Похожие статьи:

Рассказы → Этот мир...

Рассказы → Я – Справедливость

Рассказы → Чудовищная история

Рассказы → Разговор о наболевшем

Рассказы → Второй шанс