Да здравствует!..

Свет не проникал через тонировку, и солнце казалось лишь тусклым шариком. Позади глухо бормотал терминал, бил в затылок неразборчивой вереницей слов. Он стоял, прислонившись лбом к оконному стеклу, влажному и безупречно ровному. Капельки конденсата оседали прозрачной испариной. Ему захотелось, чтобы стекло вдруг стало ледяным и обожгло его холодом, но на нем не было ни блика, ни единой трещинки, а застывшие перед глазами капли – лишь результат его дыхания.

   Терминал тихо кашлянул, словно боялся потревожить, пришлось повернуться и сфокусировать взгляд на экране. Оттуда, нерешительно наклонив голову, на него смотрело мягкое женское личико. Эти серые глаза, пухлые губки, редкая челочка и длинная светло-русая коса - детище программистов. Психологи говорят, что компьютер подобрал мордашку, проанализировав все его склонности, характер, чувства, что она для него идеальна. Он менял бы их каждую неделю!..

  – Господин Вамид Бор, к вам прибыл сотрудник с "СИМа". Впустить?

  – Зачем? – спросил Вамид с иронией, – пускай часа два под дверью посидит.

  – Вы уверены в своем решении? - спросило личико совершенно серьезно.

  – Впусти его, впусти. Кто это, кстати?

  – Господин Гэр Дерсэ.

  – Тем более... Она еще спрашивает...

   Вамид потер ладонью подбородок, в глубине померкшего монитора отразилось его немолодое лицо.

   Дверь исчезла, и в каюту ворвался звонкий голос главы лаборатории "СИМ":

  – Приветствую, Вамид! И сколько можно терпеть это бурчание за спиной?

   Вошедший покосился на терминал, тот свернулся и пропал, Вамид почувствовал лишь маленький вихрик на месте голосившей панели.

  – Она мне не мешала…

   Тот отмахнулся, подходя к иллюминатору.

  – Маленький, – постановил Гэр, прикасаясь к стеклу, оно бросилось в стороны, отвоевывая площадь у сверкающей металлом стены.

   Вамид сложил руки на груди, смотря, как Гэр меняет на свой вкус очертания его жизненного пространства на "ЯФЕТе".

  – За тысячи лет нашего знакомства ты ни капли не изменился. Все то же нежелания считаться с теми, кто старше.

   Молодой человек склонил голову в знак почтения, но тут же снова показал на тонкую прозрачную пластинку, отделяющую их от бесконечности.

   Под ними грузно и степенно поворачивалась планета, голубой шарик под бледной пеленой испарившейся воды. Он казался хрупким и полым, переливающимся серебристыми блестками. Гэр вспомнил, что когда Вамид впервые увидел ее, то назвал подвешенным комочком грязи...

  – Она прекрасна, Бор! Один из самых красивых миров… Теперь он будет заселен! Люди, такие же, как мы, будут любоваться этими видами!

   Вамид не видел, как шевелились губы Гэра, тот предпочитал не пользоваться голосовыми связками, звук, казалось, шел из всего тела Дерсэ, гулкий и объемный. Бор провел согнутым пальцем по переносице, развел руками.

  – Угу. Да, у нее красивая голубая атмосфера, богатая кислородом и мягкий климат. По крайней мере, в моей ее части. Может, сделать из нее санаторий, а под эксперимент отдать менее симпатичную.

   Гэр ничего не ответил, лишь отвернулся и ближе подошел к стеклу. Вамид потрепал юношу по плечу:

  – Радуйся, Творящий! И не обращай внимания на мой сарказм. Девять миллиардов лет наш народ развивался – от дикаря с топором до новой модели живого существа. Теперь и мы дали шанс другим.

   Просиявший Дерсэ обратил к Бору взгляд, полный теплоты и понимания, но вдруг помрачнел, опустил голову, голос прозвучал тревожно:

  – Выживет только одна раса, Вамид. Мы создаем три расы, потому что точно не знаем, что станет с планетой в будущем. Три проекта: твой, мой и Роны Негвэ. "СИМ", "ХАМ" и "ЯФЕТ". Три расы, приспособленные к разным условиям.

  – Будет хуже, если выживут все. Им придется повторить наш путь вражды и непонимания.

  – Не надо вспоминать пренатальный период развития нашей цивилизации.

   Вамида окутала волна негодования, исходящая от Гэра, и лишь затем тело парня содрогнулось в приступе омерзения. Боль миллионов людей, убитых, оскорбленных, униженных в первые тысячи лет развития его планеты вывернула его сознание. Седая, слегка изогнутая бровь Вамида приподнялась, он сказал сипло:

  – Это естественно. Каждый народ проходит через этап, когда его представители могут убивать, причинять страдания, пытать, насиловать...

   Изящные пальцы с тонкими розовыми ногтями, пальцы Дерсэ, предки которого сотни поколений не брали в руки оружие, пальцы, привыкшие к панелям центрифуг и микроскопов, сжались в кулак.

  – Участь этого народа будет менее печальна, –  темные глаза его сверкали, на висках проступил пот и влажные полосы пролегли по щекам, – я заложил программу в их генофонд. Каждую тысячу лет на землю будет приходить мой генетический двойник, он будет гений, он ускорит...

   Спокойствие Вамида удивило Гэра, в главе "ЯФЕТа" ничего не изменилось, лишь легкая улыбка приподняла уголки губ.

  – Мой клон будет являться в этот жестокий мир чуть чаще –  раз в сто лет. На счет Роны Негвэ я ничего не знаю...

   Гэр потеребил мочку уха и покосился в иллюминатор. Из-за гигантской сферы планеты выплыло маленькое синее пятнышко – станция-лаборатория "СИМ". Где-то уже вторую тысячу лет отмеряет эллипсы-орбиты грузный оранжевый "ХАМ", и лишь грозного "ЯФЕТа" не видно с двух лабораторий – черная полоса его модулей сливается с искрящейся бездной.

   "Рона, где ты?" – спросил он  пространство.

   "Я на "ХАМе". Мне прибыть на "ЯФЕТ"?

   "Мы с Вамидом были бы рады увидеть тебя".

   "А я не рада видеть Вамида..."

   Гэр напрягся, не желая, чтобы почтенный Вамид Бор почувствовал их беседу. Глава "СИМа" знал, что факт разговора Вамиду уже известен, но смысл ускользает то него, и Дерсэ спросил:

   "Почему? Бор – один из виднейших представителей нашей расы... Твои личные взгляды..."

   "Вамид мне омерзителен, но я буду," – оборвала девушка.

   Гэр шумно выдохнул, произнес:

  – Сейчас она будет здесь.

  – В последний день эксперимента Рона наконец-то соизволила посетить "ЯФЕТ"?

   Пространство дрогнуло от досады Дерсэ:

  –Последний день… Только через пять тысяч лет я окажусь здесь вновь?

   Перед Вамидом развернулся бортовой журнал, причудливая вязь ложилась спирально, струилась в воздухе. Гэр видел, как ставится точка в первой фазе эксперимента.

  

  

   Рона свернула парившую в воздухе раскладку. Неясность в голове, отвращение в душе. Отвращение к эксперименту, к Вамиду, к себе. Нелепая цель и отвратительные средства.

   За окном мягко пульсировала бездна, Рона чувствовала ее, та тепло щекотала кожу, и тонкое стекло казалось ненужным, и бьющий в него свет чужой звезды больше не радовал. Каюта в инфракрасных лучах и ощущение ошибки на грани бреда...

  – Терминал, – позвала она ультразвуком, окутавшая каюту густая тишина не прервалась ни на секунду, – пожалуйста, предоставь мне транспорт на "ЯФЕТ".

   Короткие волосы щекотали плечи. Рона медленно шла по коридору, по металлической стене плыло мутное оранжевое отражение девушки.

   Быстрее из этого давящего мира.

   Капсула качнулась, и ее принял мир, где она – и эти звезды только бисер в ее руках, и жгущий холод материи как фата. И судьба этого мира – ее трагедия. Трагедия Творца.

   Серые стены капсулы душили, слишком узкой казалась ей прорезь иллюминатора, но только слабая мысль: "Прекратить! Убрать!" и капсула стала прозрачной. Девушку окутала бесконечность, миг восторга и восемьсот тысяч лет ее жизни показались наносекундой.

   В сознание гнусной слизью влился голос терминала:

  – ...вы успешно состыковались с "ЯФЕТом". Господин Вамид Бор рад приветствовать вас. Его каюта на втором уровне.

  

  

  

   С легким шорохом развернулось пространство, вырывая терминал из мира сжатой материи. Показалось, что голос прозвучал сипло, и Вамид обернулся. Ему так хотелось чтобы в этом мире стерильности появилось хоть что-то инородное. Но картинка оказалась прежней, и голос звучал все так же мягко:

  – Господин Вамид Бор, приветствую! К вам прибыла госпожа Рона Негвэ. Впустить?

   Вамид вздрогнул, выдохнул из себя:

  – Да...

   Личико улыбнулось запрограммировано мило и распахнуло двери.

   Это был взрыв и тишина, эйфория и агония, мышечный спазм и ясность мыслей. Вамид почувствовал, как терморегулирующий костюм впитывает проступившие капли пота. Она вошла, и все исчезло. Осталось лишь негодование и липкие дорожки на морщинистой шее.

   Рона кивнула. Рыжие блестящие волосы упали на лоб, коснулись ровной розовой кожи, оранжевый комбинезон облегал идеальную фигуру.

   В душе его перевернулась волна отвращения. Его раса лишена промахов природы, четыре с половиной миллиарда лет назад были повержены болезни, два с половиной миллиарда лет назад – старость и смерть, теперь они достигли уровня созидания. Полтора миллиона лет назад родился Вамид Бор.

   Его тошнило от этого совершенства! Можно говорить, не открывая рта, можно видеть, сомкнув веки, можно существовать, распавшись на атомы. А еще можно не стареть, не дышать, не воспроизводить себе подобных, не чувствовать боль. Он стремился к боли, он усиливал рецепторы, он подставлял нервы под жала электродов. А потом смотрел на свое немолодое лицо с синюшными полосами под глазами, морщинами на лбу, седыми кудрями волос и ликовал.

   Но он любил этот мир за стопроцентную гарантию покоя, Вамид знал, что он будет лежать, наслаждаясь своими мыслями, вдыхать этот воздух, щуриться от света, отдаваться ласкающим струям воды. Но раньше у Вамида была уверенность, что с ним будет Рона. Теперь четыреста лет без ее тепла. Пусть фальшивого, но тепла, пусть ненастоящего, но голоса, пусть виртуальных, но ласк.

   Бор знал, какими эпитетами она его наделяет. Желчный, скрытный, скользкий. И сейчас в ее светло-карих глазах лишь желание прервать встречу, быстрее удалиться отсюда, а в его тлеет понимание, нежелание и упорство. Он будет для нее язвительным и грубым, ведь она этого заслуживает. Четыреста лет – достаточно, чтобы понять разницу между ними, чтобы разочароваться в совершенстве.

  – Здравствуй, Творящая! – произнес Гэр, улыбка засияла на смуглом лице, на щеках появились ямочки, и губы растянулись, показывая белоснежные зубы. И Вамид знал, что у Роны зубы такие же, белые, ровные... А еще он знал, что у нее розовый мягкий язык, теплые губы и родинка на шее. Но за все пятьсот лет он ни разу не слышал ее голоса.

  – Приветствую, Творящие!

   Вамид выдохнул:

  – Что заставило тебя в последний день посетить мой скромный обитель?

  – Мы многое делаем неправильно.

  – Хм, - глава "ЯФЕТа" посмотрел на нее сверху вниз, сложив руки на груди,  – умная женщина как двигатель внутреннего сгорания. Когда вы в последний раз видели двигатель внутреннего сгорания?

   Дерсэ неодобрительно покосился на Бора, но тот не дал ему возразить:

  – Я ознакомился с твоими расчетами и выкладками, совпадение сто процентов. И с математической и с генетической точки зрения. Могу похвалить тебя за отличную работу.

   Негвэ покачала головой, Вамид почувствовал, как трудно ей сформулировать мысль, которая глумится над ее душой уже добрых восемьсот лет. Приличный срок, чтобы все осознать и принять решение. Рона протянула:

  – Расчеты... цифры... Дело не в них. Посмотри глубже, неужели ты не видишь? Мы создаем смерть, поднимаем из могилы времен страдания, реанимируем боль. Эти люди многие тысячи лет будут убивать, унижать, насиловать, болеть, рожать в муках, стареть и умирать. И все ради того, чтобы мы получили какую-то соответствующую модель, чтобы мы продолжили себя.

   Во рту было сухо, переносица горела. Вамида разрывало от осознания ее неправоты и ошибочности пути всей цивилизации. Отсутствие болезней, патологий, страданий - цель любого человеческого вида. Но как ужасно быть обреченными на вечную чистоту и стерильную жизнь. Иногда ему хотелось заболеть, чтобы его бил озноб, и он не мог сам принести себе воды, и чтобы Рона стояла над ним ночами, клала на лоб мокрый лоскут и говорила, что он поправится. Ее тонкие пальчики касались его потерявшей блеск молодости кожи…

  – Почему ты смотришь так однобоко? – Вамид сделал шаг в сторону Негвэ, та отступила, смотря в его аристократичное немолодое лицо, – они будут любить! Сидеть, обнявшись, чувствовать друг друга, будут уметь находить красоту в несовершенных, грубых, неталантливых... По крайней мере, первые два миллиарда лет. А потом наступит время, когда все станут одинаково молодыми и здоровыми, будут жить сотни тысяч лет и любовь потеряет смысл.

  – Ты все ищешь смысл? Что ты понимаешь? Ты стоишь такой же здоровый и молодой, как и все, просто в этом образе у тебя бледные выцветшие глаза, морщины и седина!

  – Как бы то ни было, я поставил точку в эксперименте. Уважаемый Гэр Дерсэ согласился со мной, – Вамид материализовал бортовой журнал, тот лег в его руки обыкновенной книгой. Негвэ приняла ее, сказала тихо:

  – Я хотела бы еще раз спуститься на планету. Надеюсь, никто из почтенных не будет возражать?

  – Воля твоя. Пусть журнал будет на "ХАМе". Удачи тебе, Рона Негвэ…

   Она шла по коридорам "ЯФЕТа", в руках непривычно лежал журнал. За черным переплетом – плазменные страницы; девушка раскрыла книгу, и взгляд ее заскользил по вязи символов, написанной рукой Вамида. Негвэ едва не вскрикнула от возмущения, в ее мозг врезались полные сухости и безразличия слова:

   "Мы человека сотворили по нашему образу и подобию, чтобы испытать его возможности выживать при смене условий и в условиях ранней истории гуманоидных рас..."

 

Нет, это не она оторвалась от корабля, это он выплюнул ее, как чужеродный объект. И она сразу избавилась от тесной капсулы, и от этого тела.

   Рона чувствовала себя раздавленной и обесчещенной, ее правду подвергли сомнению, ее слова не приняли всерьез, ее мечты приколотили к плите страданий гвоздями прагматизма. Почему они не могли пощадить ее мечту?

   Так больно.

  Душа Негвэ ныла. Она ныла за миллиарды поколений, которые обречены испытывать вечные страдания, мучиться, болеть, видеть, как умирают родители, как насилуют сестер, как унижают детей. И ее мечта осталась лишь витиеватыми математическими формулами.

   Бор и Дерсэ – палачи ее мечты!

   Палачи ее души.

   Палачи миллиардов.

   И будто она стоит на коленях и ее руки связаны за спиной и на глазах черная повязка. Только ни повязка, ни веревка не были бы для нее помехой. Она может видеть через черную повязку даже с закрытыми глазами, веревка не удержала бы руки за спиной. Рона никогда не чувствовала настоящую боль. Возможно, Вамид прав, и страдания нужны? Боль? Омерзение? Страх? Гнев? Тоска?

   Омерзение выворачивает ее, изливая душу черно-красной вязкой жижей, тоска тянет вниз, заставляет становиться на колени и царапать стальной пол. Это ее чувства, просто она боится признаться.

   Или это лишь отражение Вамида? Блики его светло-голубых глаз... Сухие теплые пальцы на ее плечах... Свет играет в его седых курчавых волосах...

   В ее душе не может быть этих чувств!

   Счастье, печаль, азарт, радость, верность, любовь. Ведь именно их она хотела принести новой цивилизации.

   Но она признавалась себе в своем страхе! Да, именно это чувство заставляло ее более пятисот лет быть с Вамидом. И думала, что ей нужен страх, чтобы любить. Если бы люди не испытывали страх, они не могли бы любить! И ей был нужен Вамид. Потом она начала терять смысл его слов, речи Вамида были бессмысленными, желания непонятны, действия противны.

   И эксперимент – только воплощение его помыслов. Но она чувствовала, что все должно быть не так!

   Созидание как ошибка.

   Ошибка как предчувствие.

   Предчувствие как бред, сказал бы Вамид. Ему нужен этот мир, чтобы оправдать свои надежды, чтобы показать гений, вострубить о превосходстве. А зачем он ей?

   Вопль заставил ее материализоваться. Автопилот капсулы орал, мигал в глазах красными вспышками ракет:

  – Вы совершили ошибку при входе в атмосферу планеты! Капсула взята на автоматическое управление! При спуске она будет уничтожена, а пилот – катапультирован!

   Ей показалось, что ресницы слиплись, Рона открыла глаза и закричала. Своим голосом. Под ней быстро удалялась капсула, падая на мельтешившие зеленые пятна, зажатые между голубой полосой моря и желтыми просторами пустыни. Собственный голос резал перепонки, а ветер в лицо – это даже не страшно. Стремящаяся к ней земля...

   Впереди полыхнула капсула, взрывная волна ударила в ладони. И все ее восемьсот тысяч лет – как эта вспышка. Можно стать потоком нейтрино и ничего не заметить, а можно активировать рецепторы. И будет боль. И не будет Роны Негвэ. Она устала ошибаться. Ее лишили иллюзии творить. В чем тогда смысл? Пусть другие... Да здравствует!..

  

  

   Вамид запустил пальцы в густые седые волосы. Его жгло сильнее, чем под иглами электродов. Впервые он слышал ее голос  – отчаяние, утопающее в страхе неизбежного, ужас и обреченность.

   Соленые струйки щекотали щеки, Бор провел по глазам тыльной стороной ладони. Впервые за сотни тысяч лет он заплакал. Даже в день смерти Негвэ он жалел только себя.

   Но ее смерть – как верх природы над совершенством. Он помнил эти кадры: ее полуоткрытые глаза, напряженная поза, волосы, слипшиеся в крови. Бор двумя пальцами потянул за ворот комбинезона, слишком душной казалась ему каюта, слишком густым воздух, и слюна, такая вязкая, вызывала приступы тошноты. Смерть –  последнее, что им осталось, чтобы поспорить с совершенством, которое они создали сами.

   Гэр невозмутимо смотрел в иллюминатор. Он чувствовал страдания Вамида, но ничего не мог сказать, он просто не понимал. Люди, потерявшие близких, испытывают боль, горе, печаль, но не страх.

   Вамида выжигали тревога и страх. Страх прожить без Роны еще столько же, так и не поняв, для чего затеял все это.

   У Роны была мечта, а они убили ее. Убили мечту, и она не смогла найти, ради чего стоит жить. Нет, это не суицид, просто она потеряла частичку души, самую уязвимую для его расы. Созидание потеряло для нее смысл, и жизнь стала пуста.

   Его жизнь теперь тоже пуста, по крайней мере, здесь. Он даст себе шанс, полтора миллиона – слишком много, чтобы сдаться обстоятельствам.

  – Ты твердо решил? – вопрос Гэра показался наивным и безучастным.

Вамид вымученно улыбнулся, в уголках его глаз проступили мелкие морщинки, делающие лицо ученого немного ехидным, немного снисходительным.

  – Мне бы хотелось посмотреть на планету, – устало пробормотал он.

  – Ты можешь посмотреть, не сходя с этого места, – Дерсэ смотрел непонимающе. – Тебе необязательно спускаться на планету, находящуюся на таком низком уровне.

  – Гэр, – Вамид выдержал паузу, – когда начинался эксперимент, я думал, что дам людям счастье. Потом я понял, что жизнь – это уже счастье. Я дал жизнь миллиардам и миллиардам человек... – Бор жестикулировал, подчеркивая движением каждую фразу. – С момента создания этот мир притягивает меня: их любовь и бессердечность, зависть и сострадание, жалость и гордыня... Иногда мне кажется, что мы исчерпали все ресурсы развития, но они-то еще нет.

   Вамид заложил руки за спину, сцепив пальцы в замок. Ладони показались друг другу чужими, будто два разных человека совершили ритуал рукопожатия. Дерсэ посмотрел недоверчиво:

  – Ты же историк и можешь предсказать их путь.

  – Я решил, Гэр. Я скоро буду. Даже по их меркам скоро.

   Он даже не запросил транспорт, просто на том месте, где стоял глава "ЯФЕТа" блеснула маленькая искорка, тоскливо сверкнула напоследок, и пропала. Гэр провел пальцами по лбу, из-под длинных черных ресниц его взгляд устремился на голубой шар, что казался ему не таким светлым и теплым, как раньше, в солнечном сплетении слизкой жижей плескалась тревога. Где-то в душе щелкнул таймер, и Гэр понял, что это обратный отсчет существования его расы.

  

  

  

   Мутная вода казалась вязкой, как смола, плотной; она была темной и пахла фекалиями. Вамид стоял на мосту и смотрел в воду. По мостовой стучали копыта, и человеческий крик со всех сторон сыпался на него градом камней, предательски бил в спину. Он создал серость и дал ей способность мыслить, она получила мечты от Негвэ и религию Гэра. Он знал, что пройдет время и мысль сольется с мечтой, а религия станет лишь печальной страницей истории. Он знал, что его цивилизация должна будет уступить место молодой расе Творящих... миллиарда три спустя. Эти люди, что думают, будто Солнце вращается вокруг Земли, а Луна – идеальный шар, будут продолжением его народа, созданным "по образу и подобию". И круг замкнется. Его цивилизация такая успешная: выжила, дала потомство. Словно животное, что рождается, передает гены потомкам и умирает. Раса Бора передала свои гены. Вамид, ученый, гений, почувствовал себя лишь репродуктивной клеткой, частью огромного организма – его цивилизации. 

Проходящие мимо солдаты Папы не вызывали опасений. Он твердо знал, что они развернутся и подойдут к нему. Здешняя религия плохо относится к проявлениям разума. Людей, с которыми он пытался сблизиться, сжигали на кострах, пытали в подвалах и застенках, избивали плетьми и проводили с позором по улицам их маленького, полного заразы и, изливаемых прямо на сгнившие бревна мостовой, испражнений, городка.

   Ожидание, более волнительное, чем арест. Тупые лица солдат, два служителя культа, монахи, что хотели добиться от него признания в богохульстве.

   Еретик. В этом обществе Вамид тоже был еретиком, его речи здесь так же чужды и непонятны, как и среди соплеменников.

   Под ногами скрипело дерево, он молча поднимался на эшафот, острые щепки впивались в голые ступни, длинный балахон из белой просвечивающей ткани, окрашенный безобразными кровавыми разводами, прилипал к измученному пытками телу. Веревка больно стянула запястья, в спину врезались многочисленные сучки, проткнули кожу, Вамид почувствовал, как по спине потекли теплые липкие струйки. Изогнув шею, он посмотрел вверх, где на столбе раскачивалась табличка, обвиняющая его в преступлениях против бога.

   Он улыбнулся сам себе. Сожгите своего Бога! Убейте его снова, ведь он хочет этого! И природа вновь восторжествует над совершенством. И он станет частью этой системы, как стала ею Рона. Вамид чувствовал ее присутствие, крик ее отчаяния снова рвал нервы, сдирая кожу, парализуя конечности. И мир казался ему слишком серым, тупым, безнадежным.

   Ветер теребил курчавые волосы, путая в них лучики света. Он поднял голову; на площади бушевала толпа, ожидая сожжения очередного еретика. Мальчишки встречали каждое его движение гиканьем, иногда в сторону эшафота из толпы вылетал камень, падал на деревянный помост, некоторые задевали кучу веток и сухостоя, сложенных и его ног.

  – Ты признаешь, что говорил богохульства? – спросил судья, священник, держащий в руках распятие, сжимающий его тонкими морщинистыми пальцами. Вамид перевел взгляд бледных голубых глаз с бездумно ликующей толпы:

    – Если вы называете мои взгляды богохульством, то я говорю – да.

   Среди священников прошел ропот. Странно, ведь они слышат такие речи каждый раз…

  – И ты смеешь утверждать, что бога нет?

   Он закрыл глаза. Перед взором вращалось распятие, что лежит в руках его палача, молчаливо оправдывая убийства и истязания лучших людей своего времени. Взяв за основу строки из утерянного Негвэ журнала и пару слов клона Гэра, люди выстроили мощную стену, которая будет много веков сдерживать развитие науки и стремление людей к знаниям – религию. А клон Гэра, исподлобья взирающий на Вамида с распятия разве мог предположить, развивая концептуальное учение о мире и милосердии, сколько миллионов человек будет убито его последователями. И каково сейчас Гэру?

   Как хорошо, что Рона не видит этого. Пожалела бы она его? Конечно, да! Но почему же она запомнила его таким глупцом? Теперь уже все равно! Человек с факелом в руке медленно подошел к столбу:

  – Хочешь же ты в последний раз искупить хоть малую часть своей вины перед Господом? Твоя молитва будет услышана на небесах.

   Говорить с фанатиком было противно, он замотал головой, снова уперев взгляд в паутину хвороста у своих ног.

   Факел выпал из руки монаха, и хворост вспыхнул, обдав лицо жаром. Смерть – вовсе не черная, холодная и безразличная. Нет, она горячая, прожорливая и... оранжевая. Как комбинезон Негвэ.

   Полтора миллиона лет – срок, за который обидно. Он выключил рецепторы и вышел. Бор видел, как горит он сам, и ему было жалко это тело. Именно его покрывала поцелуями Рона, касалась нежными руками, оно доставляло удовольствие девушке, и они сливались...

   Фигуру Вамида не было видно в клубах черного дыма, запахло горелым мясом. Ему не больно, он не дернется, никто не услышит его криков. Только какая-то часть души превратилась в пепел, растворилась в смрадной дымке. В нем вновь возродился Творец. Да здравствует!..

 

Пальцы впились в виски, Гэр рухнул на колени и зарыдал. Громко, в голос; его спина вздрагивала, воздух давил, вмазывал в зеркальный пол. Гэр – убийца. Понимание того, что его идеи вылились в череду  убийств, бессмысленных и жестоких, душило, не давало подняться. Душа, бьющаяся в цепких пальцах совести, требовала прощения.

  – Вамид, прости… – прошептал он, всхлипывая, размазывая по лицу слезы и кровь, от висков к щекам протянулись кровоточащие царапины. – Прости!..

   Проклинал ли его Вамид, когда плоть гения нещадно пожирал огонь? Руки Дерсэ подкосились, он опустился на пол, с трудом понимая, что Бор мог просто не вспомнить о нем. Перед Бором была только Рона, она спасала от боли, она заслоняла собой ревущую толпу, она приказала ему умереть. Теперь он с ней, он на планете, в мире, где все радовало его взгляд, где люди были не безразличны ему, там, где его несовершенство.

   Насколько богаче мир Вамида: он чувствовал жар и холод, чувствовал боль, он вдыхал воздух, наслаждался, стоя под струями воды, смеялся в голос и плакал, когда видел боль других!.. Гэр почувствовал себя роботом – простым вместилищем для мозга и репродуктивных клеток.

  – Рецепторы... активировать, – произнес он своим голосом, дрожащим и хриплым. Гэр улыбнулся. Да, это он. Свой сдавленный осипший голос. Свой, не Вамида. Может такой и должна быть его жизнь? И Вамид Бор был прав?

   Все чувства включились одновременно, Гэр вскрикнул и простонал от наслаждения.

   Словно раньше он видел мир через узкую форточку, и вдруг внезапно снесли всю стену. Он ощущал холод пола и жар во всем теле, щемление и боль в груди, боль, разрывающую сердце, дробящую ребра, выворачивающую легкие.

  Почему он больше не сможет жить? Убийца. С его руки умирали миллионы, умирали за веру, принесенную его образом в этот мир. Он призывал к милосердию, а они убивают, к добру, а они преступают его заповеди ради наживы.

   И смерть – теперь единственный выход для него. Гэр поднялся и шатающейся походкой подошел к иллюминатору. Проклятая планета отмеряла круги, и так будет продолжаться миллиарды лет,  он ничего не изменит. Дерсэ побрел в лабораторию, держась одной рукой за стену и слабо балансируя другой. Боль жгла его изнутри, слезы выедали глаза, ноги подкашивались; он спотыкался, хватаясь руками за воздух, пол бил в колени и бурчание терминала за спиной – как похоронная месса...

   Гэр понял, как оставит этот мир. Пальцы сами потянулись к панели репликатора, пробили дробь структурной формулы, Дерсе ждал.

  – Это вещество не содержится в нашей базе, – доложил терминал, – запросить центральную?

  –Да.

   Кровь прияла незнакомое вещество, Гэр отшвырнул катетер, сел на пол, закрыв глаза. Сознание покидало тело медленно, и Дерсэ наслаждался, смаковал последние минуты этого мира.

   Каким наивным он был, приклоняясь перед совершенством, не чувствуя, он не жил. Но сейчас, понимая, что чувства покидают его, он сознает, что умирает. Последние усилия, чтобы удержать мысль. Прощайте. Негвэ, Вамид... Теперь они все не нужны. Они  выполнили свои функции в этом мире. Что их гений на закате могучей цивилизации? Бог умер... Да здравствует!

  

  

   Он не знал, что давит сильнее: прожитые годы, боль или, может быть, зной. Он не задавался этим вопросом, просто сел на песок и опустил голову на сложенные руки.

   На него давило место. Сорок пять тысяч лет назад здесь умерла Рона Негвэ, и Вамид пришел сюда, чтобы упасть на песок и ощутить ее присутствие. Она здесь, в этом мире, и ему больше не нужен другой.

   Они все ошибались. В этом их глупость, в этом сила новой цивилизации. Вамид рассмеялся, раскинув руки в стороны и подняв глаза к небу, и они были словно вырезаны из этого неба, бледно-голубые, раскаленные лучами звезды, что стала такой родной и теплой...

Они разумны. Эти люди имеют разум, и поэтому их путь предсказать невозможно. Его можно только наблюдать, только эту привилегию они оставили Богу. Человек ставит свои условия, сам решает свою судьбу. Зря ты пытался ее предвидеть, Гэр, и зря ты вставала на их защиту, Негвэ. Рона.

   На ладони Вамида вспыхнул маленький огонек, заиграл оранжевыми бликами на его лице. Он не обжигал, Бор выключил рецепторы и смотрел в самые его недра, там вились в танце галактики, там все живы и Негвэ - с ним. Нет, она просто жива. Как ему хотелось, чтобы она просто была, пусть где-то далеко, но была живой и счастливой, пусть он противен ей, но она где-то...

   Но в этот день сорок пять тысяч лет назад она умерла. Вамид погладил огонек другой рукой, бережно и нежно. Пусть  каждый раз в этот день он загорается в память о ней. И пусть не обжигает в первые минуты, ведь Рона не чувствовала боль. Пусть это будет так, и каждый человек сможет почувствовать себя Богом! А Бог? Когда-нибудь и они смогут... Да здравствует!1

Похожие статьи:

Рассказы → Фэнтезийная космогония

Статьи → Искусственная Луна

Рассказы → Необиблия: Песнь вторая: Третий день

Рассказы → Необиблия: Песнь первая: Простые кислотные истины

Рассказы → Последняя деталь