Волчьи стрелы. Глава 6. Месть

в выпуске 2016/10/20

21 апреля 2016 - Павел Канаев

~~Пыхтя и ероша свои волосы, Яромир выцарапывал костяным писалом на вощеной дощечке корявые буквы, напоминавшие покосившийся частокол. Мысли княжича путались. Чем старательнее он копался в памяти, тем сильнее сгущалась дымка в его сознании. Все, о чем он мог сейчас думать, это недавнее унижение на охоте. И как тут было сосредоточиться на житии очередного седобородого праведника, что задал ему вызубрить строгий учитель, дьякон Феофан?
Оторвавшись от письма, он обреченно взглянул в распахнутое резное окно. Отсюда, из высокой светлицы дворцового терема, весь княжий двор стелился как на ладони, и даже вдалеке виднелись улицы посада, ползущие к берегу Ладнора.
Но отрывистый стук резко прервал его задумчивость. Спрятанным за темно-синим сукном рясы кулачком Феофан продолжал колотить по дубовому столу, закапанному воском.
- Ты рот не разевай, а ученье познавай! Опять леность свою лелеешь, опять не готов, невежда? – заблеял диакон. Невер строго настрого наказал ему ни в чем не давать княжичу спуску, и учитель муштровал наследника жестче, чем простого мальчишку послушника.
Яромир нехотя вернулся к не выученному заданию, то и дело украдкой поглядывая на Феофана в ожидании момента, когда тот даст слабину. Диакон был еще молод, но тщедушен, как птенец. Когда усталость брала верх над его худосочным телом, он начинал клевать носом, словно древний старец. И сейчас как раз наступал такой момент. Полдня – заутреня и всякие хлопоты – остались позади, солнце наполняло светлицу теплом и уютом, а птицы ласково щебетали за окном свои колыбельные.
Действительно, долго ждать Яромиру не пришлось. Развалившись на резной лавке, убранной бархатным налавочником, Феофан растекся по стене и сладко засопел. Княжич встал, тихо скользнул по пестрым восточным коврам, что устилали пол светлицы. Могучая дубовая дверь отворилась с предательским скрипом, но диакон лишь причмокнул и тряхнул козлиной бородкой. Сафьяновые сапожки мальчика бодро забарабанили по лестнице.
«Слава богу! Батюшки нет во дворце, кажись! Пронесло», - подумал он, выйдя на крыльцо. Лучи солнца сквозили между резными Сиринами, Алконостами, единорогами и русалками под перилами крыльца, и казалось, что сказочные существа то резко снимаются с места, то вновь застывают, как вкопанные. Кроны деревьев и кустов только начали переодеваться в золото и охру, но летний дух сена и медвяного цветения уже сменился прелыми осенними нотками. Вдалеке Яромир услышал заунывные бабьи причитания и устремился сквозь сад на голоса.
- Во последней во астаточки,
Открасовалась Аленушка, мила мамынька,
Ты во красных девушках,
Во белых ты лебёдушках...
Причитания становились все громче. Наконец княжич увидел стайку сенных девиц, рассевшихся на длинной дерновой скамье вдоль высокой ограды сада. А среди этих шумных голубок томилась настоящая жар-птица, которой вскоре предстояло перепорхнуть из одной драгоценной клетки в другую.
Братец! Неужто отец смилостивился уже над тобой? Он же вроде как велел тебе из дворца не выходить и лишь книжным ученьем заниматься, - спросила Алена, прервав стенания девиц.
Ладно, бог с тобой, я не скажу, и девицы — могилы, правда?
- Да, что ты, чтобы мы, да княжича заложить? Да не в жизни!
- Ладно, попричитали и будет, - сказала княжна, - Теперь, девоньки, ступайте по своим делам. Хочу с братцем по душам потолковать, покуда батюшка не воротился.
Лебединой поступью княжна подошла к брату и взяла его под руку.
Алена была всего на год старше Яромира. Хотя под румянами и белилами по-прежнему скрывалась круглощекая девчонка, красота матушки уже читалась в ее облике. Лазурь игривых глаз спорила с блеском сапфира в серебряной диадеме у нее на голове, а тугая русая коса едва не заметала за ней след. Ее бледно-голубое муаровое платье прямого покроя, отороченное жемчугом, словно было соткано из лепестков незабудок и ландышей.
- Слыхала я,что обидел тебя давеча женишок мой, - начала она подначивать брата.
- Что? Да я ему обижу! Ежели бы батюшка нас не остановил…, - завелся Яромир, как боевой петушок.
- Да, да, Ярик, ты у меня – тот еще воин, кого угодно сразишь!, - она мило улыбнулась, - Но только пристало ли мне выходить за того, кто на любимого братца руку поднял?
Алена резко остановилась посреди дорожки, пролегавшей между рядами вековых лип, и топнула каблуком сафьянного сапожка.
- Не хочу за него замуж! Не хочу в Гривноград, чтобы провалиться ему под землю сырую!, - капризно воскликнула княжна, - Ярик, ну как же так? Мне ведь матушка всегда говорила, что выдаст за сына императора вирейского, что буду я жить у моря-окияна теплого, в палатах мраморных да златоверхих.
- Да, сестрица, не позавидуешь тебе – за такого чурбана под венец пойти!, - согласился Яромир, - Вот только пустое это все: знаешь же, коли батюшка наш что замыслил, так по сему и быть. Да и к венчанию уже готово все, так что не трави себе душу, смирись, сестра. Но коли он, не приведи господь, тебя обидеть вздумает, ты сразу мне весточку шли! Уж я его…
- Эх, братец, на тебя надёжа вся. Но, может, есть еще способ спасти меня от этой напасти! Ты должен сестрице подсобить, Ярик, миленький.
- Но что я могу, Алёнушка? Отец и так на меня гневается, запер во дворце, того гляди стражу приставит. Рад бы помочь, да не в силах я, да и никто, даже маменька. Смирись, не грызи себя!
Слушай, братец!, - продолжала она, не обращая внимание на его уговоры, - Говорят в бору, недалече от Ладнорского острога где-то, живет ведунья одна, Далемирой звать ее. И прабабка, и бабка, и матушка ее ведуньями были. Моя мамка1 Никифоровна сказывала, что к ней ходила как-то, и та ... Уж не скажу, что та сделала, негоже такие секреты выдавать. Но многие про нее ведают, все говорят — мертвеца поднимет, слепцу взор воротит, клинок так заговорит, что сам врагов сечь будет, кого хочешь приворожит, аль наоборот — отворотит.
Сестра, брось это! Все эти ведуны, ведуньи, ворожеи — сказки дедушкины!, - возмущенно воскликнул Яромир, - А ежели и нет — это же слуги идолов языческих, и ходить к ним — дело скаредное, богомерзкое!
Ничего не сказки! Я Никифоровне верю, как себе, не обманет та, кто выкормила! И нет ничего богомерзкого в том, чтобы несчастную душу от погубления спасти. Братец, миленький, не оставь в беде, подсоби! А я вовек тебе не забуду, долг сполна отплачу, как черед придет.
Ну пускай ведунья и впрямь твоя так всесильна, пускай — дело не богомерзкое, во благо. Но я то тут причем, как тебе подсобить могу?,- удивленно спросил княжич.
Как причем? Эти ведуны да ведуньи, аки псы, страх за версту чуят. А я, ты же ведаешь, та еще трусиха. Самой мне к ней идти никак не можно. Да и кто меня отпустит? А дело важное, да не приведи господь, кто проведает!, - она сложила бархатные ручки на подбородке и покачала головой, - Ну сам рассуди: кому, окромя тебя, братец мой, соколик, могу я душу свою несчастную доверить? Ты — храбр, аки барс, честен и сестру во век никому не сдашь.
Она взяла Яромира за руку, прижалась к нему так пылко, что по телу его прокатилась странная дрожь, и прошептала на ухо:
Помоги, молю, Яромир!
Отпрянув от брата, княжна поймала его взгляд. И тут Яромир дрогнул.
Ладно, так и быть, твоя взяла. Схожу я к твоей ведунье, ежели батюшка с меня опалу и заточение снимет...
За это не переживай, - перебила сестра, - Забыл, кто в прошлый раз за тебя упросил? Батюшку беру на себя — завтра же с тебя наказание снимут. А как к ведунье пойдешь, бери наставника своего по ратному делу — Богдана. Попроси его тебе Ладнорский острог показать. А опосля, как бы невзначай, скажи, что я просила к знахарке зайти за травами целебными, что только одна она готовит. Мол, все равно по пути. Ежели что, я все подтвержу. Хотя Богдан вроде человек не худой и супротив тебя говорить не будет. Но в избу к ведунье ратника не пускай — пущай снаружи дожидается.
Ну сестрица! Да ты хитрее лисы Патрикеевны!, - усмехнулся княжич.
Только вот что, для отворота нужны будут вещицы две — его и моя. Вот, держи, - она протянула брату шелковый плат, расшитый серебром, - А потом еще дам тебе его перстень, что он мне в дар прислал. И еще: я лишь хочу Ладимира от себя отворотить, чтобы стала я ему противнее жабы, да отца его, князя гривноградского, чтобы разорвал он помолвку эту злосчастную. Ничего худого ни Ладимиру, ни Всеволоду желать не надобно! Грех на душу брать не будем — пущай живут и здравствуют, но поодаль от нас. Правда, братец?
- Аки твоей душе угодно, - ответил Яромир. Но недобрая мысль украдкой пробралась к нему в голову, словно подлая кикимора, тихонько засевшая под половицами в ожидании своего часа.

Вышло именно так, как сказала Алена. Невер все еще не разговаривал с сыном, даже не интересовался его успехами в книжном учении или ратном деле. Однако, когда сотник Богдан передал великому князю просьбу Яромира показать ему Ладнорский острог, противиться он не стал. Сперва наморщил свой бычий лоб и сдвинул брови, но, подумав немного, одобрительно кивнул.

Княжич, а ты уверен, что ведунья твоя именно тут живет? Да здесь, кажись, и леший ногу сломит, - пробасил сотник, поправляя кожаную перевязь, надетую поверх стальных пластинок панциря. Яромир снова достал небольшую карту, кое-как нацарапанную им на харатьевом куске со слов мамки Никифоровны.
Все верно, Богдан, - ответил няжич, - Мы почитай на месте уже.
В лесу было темно, сыро и жутко. Ветви деревьев переплелись в спутанную рыболовную сеть, поеденную брешами, которая, того и гляди, упадет на землю и накроет все вокруг. Запахи сырого мха, хвои и прелых листьев бодрили своей резкостью не хуже ледяного кваса. Влажный воздух застилал глаза густым туманом. Где-то вдалеке упрямо талдычила свой отсчет кукушка, возмущенно ухала сова.
Кажись пришли, - с сомнением сказал Богдан, поглаживая бороду. Едва заметная тропинка упиралась в перекошенную дверь полуземлянки, крытой дерновым настилом.
Толстые венцы бревен поросли мхом и казались мягкими, как ковер. На коньке кровли желтел конский череп, злорадно улыбающийся каждому встречному, предвещая недоброе. Внезапный треск веток и шелест заставили вздрогнуть даже бесстрашного богатыря Богдана: огромный филин, хлопая крыльями, выскочил из темных облаков хвои и уселся на охлупень лесного жилища. Сверкая круглыми и желтыми, как бронзовые бляшки, глазищами, птица бодро пробурчала: уху-ху, уху-ху.
Княжич, можа, пойдем отсюда? Неужто дворцовые лекари отвар ентот для княжны не сделают? Не нравится мне здесь. Гиблое место, богопротивное! И ведунья эта, видать, обычная ведьма, язычница проклятущая!, - сказал Богдан.
Яромир неуверенно огляделся, вдохнул поглубже и, натянув притворную улыбку, ответил наставнику:
Ну что же ты, Богданушка, в порты наклал? Карахарна с его стрелами да острыми саблями на страшишься, а перед Бабкой Ежкой, как лист осиновый, дрожишь? Никакая не ведьма она — обычная ведунья. Травами лечит, снадобьями. А наши лекари такого не делают.
Что же за хворь такая у княжны Алены? Неужто все плохо так, что наши лекари бессильны?, - недоверчиво уточнил дружинник.
Не боись, все нормально. Хворь не смертная, но отвар надобен, и хорош об этом!, - отрезал мальчик, - Ты жди меня здесь, а то говорят, старушка пугливая, ратных боится дюже.
Как же так, княжич? Случись что, я головы лишусь. Я же в ответе за жизнь твою. А ежели эта ведунья...
Довольно, сказал! Ведунья — божий одуванчик, зла никому не творит. А ежели что, я и сам за себя постоять могу!
Он все же убедил сотника остаться стеречь вход: мало ли кого могла принести нелегкая.
Наконец Яромир зашел. На деле полуземлянка оказалась куда просторнее, чем смотрелась снаружи. Вместо зловещего пристанища ведьмы, где с потолка свисают нетопыри, а в огромном чугунном котле бурлит колдовское зелье, он очутился в аккуратном девичьем пристанище.
По бокам чадили две лучины; в их свете все очертания словно приплясывали. На небольшой глинобитной печи ютились горшочки и крынки, лавочки были уютно застланы звериными шкурами. Домотканые цветные полотенца и пучки душистых трав занимали все пространство невысоких бревенчатых стен. В углу стояла резная прялка, обмотанная льняной пряжей. Впрочем, Яромира немного смутила клетка на столе, в которой испуганно метался из стороны в сторону горностай, и странные костяные обереги, развешанные буквально повсюду. Часть комнаты была отгорожена серой суконной занавесью: судя по звукам, за ней хлопотала сама хозяйка.
Проходи, гость дорогой, не робей! Садись, где душе твоей угодно, будь аки дома!, - донеслось оттуда.
«Видать, молодка у колдуньи не подхвате. А где же сама ведунья?» - подумал он, услышав приятный юный голосок.
Занавесь раздвинулась — девица вышла и поклонилась в пояс. Яромир застыл столбом. Наверное, предстань сейчас перед ним сам черт рогатый, княжич опешил бы меньше. Блестящие светлые волосы, васильковые глаза, ямочки на румяных щеках и стан, какому позавидует сама лебединая царевна. Ни одна боярыня или принцесса не могла сравниться с ней красотой. «Вот тебе и «Бабка Ежка», - выпалил про себя Яромир.
- Ты, верно, служишь Далемире? А где сама ведунья?, - наконец, спросил он.
- А чем я тебе не нравлюсь? Кто еще тебе надобен? Я и есть Далемира. Меня ты искал, меня и нашел. Так молви, что привело тебя, молодец. А я, чем смогу, подсоблю тебе.
Яромир раскрыл рот, пытаясь перейти к сути дела, но все мысли разбежались от него, как напуганные овцы от незадачливого пастуха.
- Ты, кажись, притомился с дороги, молодец. Присядь, отдохни чуток, - ласково сказала она. Ведунья взяла гостя за руку, подвела к лавке. Они присели рядом друг с другом, и княжич ощутил дурманящий аромат цветения, исходивший от ее волос.
Немного опомнившись, он вытащил из сыромятной калиты на поясе шелковый плат своей сестры и золотой перстень с рубином, подаренный ей Ладимиром.
- Молвит люд, что чудеса творишь ты дивные, - начал мальчик, приняв серьезный вид, - Развести их надобно, навсегда, чтобы никогда им вместе не быть.
Девица медленно и бережно взяла оба предмета, точно опасаясь их сломать. Немного покрутив перстень в руке, она отложила его на стол, как товар, что не пришелся по вкусу. Плат же, напротив, заинтересовал ее куда сильнее. Ведунья поднесла клочок ткани к своему прекрасному лицу, прижала к губам и что-то прошептала. Странный свет прокатился по деревянному оберегу, черневшему у нее на груди. «Видать, почудилось», - убедил Яромир сам себя.
- Ты ведь любишь ее, так?, - спросила она, придвинувшись к нему так близко, будто собралась поцеловать его в губы. Яромира затрясло словно от лихорадки, его сердце пустилось в галоп, а ноги закостенели.
- Любишь, желаешь и сам себя клянешь, - продолжала она шепотом, - Ведь страсть эта грешна и скаредна, так, молодец? Хочешь, я тебя избавлю от этой грешной любви?
Он ощутил ее дыхание у себя на шее и закрыл глаза, не в силах что-либо сделать или ответить.
- Ну да ладно, к делу! Так зачем пожаловал? Говоришь, развести их хочешь?, - голос Далемиры прозвучал уже на небольшом отдалении. Яромир понял, что она отстранилась. Он открыл глаза, смахнул испарину со лба и попытался собраться с мыслями.
- Да, чтобы никогда и ни за что вместе им не бывать, что бы судьбы их, как две стороны луны, никогда в одну не сложились! И чтобы батюшки их и руки друг другу не подали!
- И все?
- Все!, - неуверенно ответил княжич.
- Разве?, - переспросила девица с чарующей улыбкой. Мерцающий свет пробегал по ее лицу, искрясь в васильковых глазах и колеблясь в бесконечных ресницах.
- Нет, не все! Хочу....хочу, чтобы он.... никогда счастья не видал! Чтобы ни одна девица с ним не была, чтобы не знать ему ни радости, ни потомства!
- Что же, будет по твоему, молодец!
- И что же еще от меня надобно для этого? , - уточнил княжич.
- Что надобно? Жить, не тужить, да добра наживать. Да ждать, когда воля твоя исполнится, - спокойно ответила она.
- И сколько же ты хочешь за труд свой колдовской?, - спросил Яромир и потянулся за мошной с монетами.
- Не спеши, молодец! Ведь колдовство пока не свершено. А ежели не выйдет?
- А может?
- О том лишь боги едины ведают. Покуда всегда выходило. Но деньги убери! Монеты, что каменья — тяжело на душу ложатся. Вот свершится отворот, тогда и потолкуем о награде. А нынче не кручинься и иди с миром.
- А ежели я обману, не приду боле, чтобы отплатить за службу? Не боишься, ведунья? - княжич немного осмелел, голос его стал жестче.
- Ты воротишься, молодец, даже не сомневайся в этом! А от любви своей запретной, считай, ты уже излечился.
Колдунья загадочно улыбнулась и снова поклонилась на прощание, растревожив свои великолепные локоны.

Волчьи стрелы. Глава 6. Месть

Похожие статьи: