Жизнь под звездой разрушения. Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 2.

Это была темная ночь, погода в городе стояла ужасная, с самого утра лил дождь. А сейчас ещё и усилился ветер настолько, что, казалось, он пригибает деревья до самой земли. Непогода уже успела оставить без света почти весь город, но в небольшой больнице на окраине города, в которой вот-вот должна появиться на свет новая жизнь, все ещё сиял электрический свет.

 

 

— Что за вспышка за окном? Почему погас свет? — голос молодого врача сорвался на крик.

— Мы можем потерять и мать и ребёнка, — раздался слегка паникующий голос медсестры.

— Нам нужен свет и удача, и они оба останутся живы, — словно холодный душ, остужающий горячие головы, прозвучал голос старого врача, который руководил этой больницей.

Неожиданно сквозь окна полилось багровое сияние, оно становилось всё ярче, и вот уже не уступало искусственному освещению.

— Сейчас, — скомандовал врач.

Громкие, надрывистые крики женщины. Ещё миг, и они стихли. Слышно лишь её тяжелое дыхание, резкий крик родившейся новой жизни, и затем снова тишина. Спустя пару минут пропал и необычный свет.

 

"Что же это было?", — мелькнула мысль в сознании старого врача.

"Невероятно, невозможно! Я точно уверен в том, что ощутил, когда родился этот ребенок. Но почему, почему мне все это кажется таким знакомым? Где я мог видеть или читать о чем-то подобном?" — он продолжал рассуждать о случившемся.

"Нет! То пророчество, неужели всё это — правда, неужели всё, что сказано в тех текстах — правда? И я только что подписал смертный приговор для этого города..." — мелькнула опасная догадка в сознании врача.

"Если это так, я ведь должен сообщить обо всем, что случилось в особое управление. Но чем я буду тогда лучше тех, кто погубил мою дочь? Что же я должен сделать… что будет сейчас по настоящему правильным..." — мысли продолжали терзать его сознание.

Главврач поднял голову, словно всматриваясь сквозь потолок высоко в небо, в поисках ответа на мучавший его вопрос. Его взгляд стал медленно опускаться, и, когда ему на глаза попался символ медицинских учреждений, красный крест, его рука сжалась, а лицо вновь стало спокойным, каким было всегда во время операций.

"Как я мог забыть, ведь эту клятву я принес куда раньше, чем клятву этой стране. В первую очередь я — врач! И неважно кто мой пациент, моя главная задача — вылечить его. А последствия — это уже не моя забота", — наконец нашел он ответ на свой вопрос.

 

— Доктор, что, по-вашему, это был за свет? — молодой врач, приехавший на практику, стоял рядом с умудренным опытом главой больницы.

— Поклянись, что ты никогда… Слышишь? Никогда не расскажешь семье ребенка! — слегка подумав, потребовал старик.

— Клянусь, — слегка неуверенно ответил молодой практикант.

— Когда ребенок родился, он был мертв, причем он погиб не пару минут назад. С медицинской точки зрения, ребенок был мертворожденным.

— Но ведь мы все слышали его крик, да и сейчас, судя по приборам, он дышит и все медицинские показатели в норме?

— Да. За несколько секунд, пока ребенок был у меня в руках, я почувствовал, как по его телу разлилось тепло. Словно в него вселился кто-то и заставил его организм вновь работать, а затем он ожил.

— А что сейчас с ребенком? — не веря словам старшего, спросил молодой врач.

— Он спит, хотя, если честно, с медицинской точки зрения, это скорее кома. Но все тоже не совсем просто.

— И что же нам делать?

— Рассказать родителям лишь часть правды. Всю запрещаю. Пусть они сам решают.

— Но почему? Разве они не вправе знать? — продолжал настаивать молодой.

— Ты думаешь, кто-то поверит в то, что случилось? Кроме того… — тут старик замолчал, и, немного погодя, продолжил, — не забивай себе голову. Как я и сказал, всю правду запрещено говорить родителям этой девочки и точка.

 

Главврач больницы и молодой врач шли по коридору. Им нужно было пройти мимо всего пары палат, но им показалось, что они шли целую вечность. Остановившись у нужной двери, старик замер на секунду, а затем ровным, но быстрым движением руки открыл дверь в палату, где лежала недавно родившая женщина. Она лежала на кровати, и по ней было заметно, что она ещё не до конца оправилась от родов. Справа от её кровати, сидел стройный мужчина, высокий, одетый в форму сотрудника полиции.

— Госпожа Пепельникова? И, я так понимаю, ваш супруг? — обратился старик, пройдя в палату и сев на один из свободных стульев с другой стороны кровати.

— Да, всё верно. Доктор, скажите, что с моим ребенком? Почему мне не дают даже посмотреть на него?! — взволнованно протараторила женщина.

— Это моё распоряжение. Видите ли, — тут он немного запнулся, подбирая слова, — через считанные секунды после рождения ваш ребенок впал в состояние комы. Мы провели комплексное обследование, но так и не смогли выявить причин этого. Физических травм не наблюдается, все показатели идеальны, словно их срисовали с учебника. Более того, её состояние очень необычно. Большинству больных, находящихся в таком состоянии, требуется как минимум искусственная вентиляция легких, но ваша дочь дышит самостоятельно. Если бы я не был медиком, то сказал бы, что она просто спит, но очень крепким сном, — подытожил главврач.

Молодой медик всё это время стоял рядом со старшим, и боялся поднять глаза. Так и продолжая смотреть в пол, он, тяжело вздохнув, произнес то, что уже почти собрался сказать его коллега:

— Теперь вам необходимо сделать выбор. Вы можете написать заявление об отказе от ребенка или оставить его, но мы не рискуем давать прогноз относительно её состояния.

— Что бы с ней не случилось — она наша дочь, и я не брошу её на произвол судьбы. Мы с женой долго ждали этого ребенка, и я не намерен так просто сдаваться. Скажите прямо, есть ли хоть какая-то надежда? — неожиданно вклинился в разговор супруг.

— Надежда есть всегда. Даже когда кажется, что её уже не осталось, крупица всё равно ещё теплится в вашем сердце, — с тёплой, сочувствующей улыбкой произнес главврач.

— Тогда здесь не о чем и думать. Мы оставим её и будем бороться за неё до последнего, — тихим, но уверенным голосом произнесла женщина.

— Прекрасно, надеюсь, она скоро придет в себя. У меня есть знакомый нейрохирург в столице, я попрошу его посмотреть вашу дочь. Он как раз собирался приехать к нам в город в следующем месяц, — с теплой, доброжелательной улыбкой произнес старик.

— А теперь, мне пора к другим пациентам, — с этими словами он встал и вышел из палаты с медленной, свойственной для его годов походкой, прихватив так и продолжавшего стоять, словно столб, около места, где совсем недавно сидел старик, молодого врача.

 

С тех пор уже прошло больше двух месяцев непрерывного ожидания и надежд на благополучный исход.

— Проходи, — произнес главврач, открывая входную дверь.

— Спасибо, но мне все же интересно, почему ты попросил рассказать тебе о результатах моего исследования именно у тебя дома, — ответил его друг, проходя внутрь квартиры.

Повесив верхнюю одежду гостя в шкаф, Андрей, сохраняя молчание, словно раздумывая над ответом, проводил его в гостиную. Там он сел в кресло, стоявшее рядом с небольшим столиком, обитое таканью светлых тонов. И, затем, указал своему гостю на второе, такое же, стоявшее прямо напротив него. Они расположены так, чтобы сидевшие смотрели прямо в глаза друг другу.

— Ты знаешь, Грегори. Всё, что случилось с этой девочкой, слишком необычно. Я не хочу, чтобы кто-то мог подслушать наш разговор. Ты ведь понимаешь, что если слухи о ней дойдут до правительства, её захотят сделать лабораторной крысой… А мне очень не хочется такой судьбы для этой девочки, — ответил главврач на вопрос, давно заданный его другом.

Грегори, взглянул в глаза своему другу, а затем, тяжело вздохнув, продолжил.

— Она ведь напоминает тебе трагедию, случившуюся с твоей собственной дочерью, — эти слова явно дались ему не просто. Не хотелось бередить старую рану друга, но он хотел знать ответ.

— Знаешь, я не могу сказать, что смог смириться с тем, что случилось тогда. Но я ни за что не хотел бы, чтобы по моей вине такое же случилось с кем-то ещё. Я не позволю больше этим правительственным докторишкам ставить опыты над детьми, — ответил Андрей с горькой улыбкой.

— Не вини себя. Ты не виноват, — ответил его друг, пытаясь приободрить своего товарища.

— Нет, Грегори. Виноват. Если бы я не заставил пройти её тот медосмотр в школе, не смотря на то, что она так не хотела этого. Если бы я догадался сперва сам взглянуть на её анализ крови… Всего этого могло бы не случиться. Ради смутной попытки найти эликсир вечной жизни, они погубили мою дочь.

— Хорошо, Андрей. Ты будешь единственный, кто увидит результаты моего обследования. После того, как мы закончим их изучать, мы вместе уничтожим их, — тихо ответил его друг.

— Грегори, ты проводил осмотры этой девочки уже на протяжении нескольких недель. Расскажи, что тебе удалось понять? — завершив возвращение к воспоминаниям прошлого, спросил главврач.

— Андрей, — было начала друг, но затем открыл стоявший на столе, хрустальный графин, с высоким горлышком, внутри которого заманчиво поблескивал коньяк десятилетней выдержки и наполнил свой стакан почти до краев. После чего, выпил залпом около половины и поставил его рядом с собой на подлокотник своего кресла.

— Ты хочешь знать, что мне удалось понять за эти недели? Так вот ответ — ровным счетом ничего. Ну, или почти ничего, — тяжело вздохнув, продолжил он.

— Но как это возможно? Ты же лучший специалист в этой области, — не унимался главврач.

— Этот случай настолько необычен, что ты даже не представляешь… Если бы я смог понять в чем причина, нобелевская премия была бы уже наша, — тут же осекся, вспомнив разговор, состоявшийся пару минут назад.

— Вот. Взгляни на показания активности её головного мозга в течение нескольких суток, — с этими словами он протянул одну из папок, лежавших рядом с ним.

Андрей, взяв папку, открыл её и начал внимательно изучать сведения, находившиеся в ней. За этим занятием он провел не меньше двадцати минут.

— Не понимаю, не вижу ничего не обычного, — наконец произнес он, подняв глаза на своего друга.

— Теперь взгляни на вот эти данные. Это активность мозга обычного здорового человека в течение суток, — ехидно улыбнувшись, произнес его друг, протягивая ещё одну папку.

Андрей вновь уставился в документы. Казалось, он изучал их с педантичностью судмедэксперта, осматривающего труп убитого.

— Но ведь эти данные почти идентичны, расхождения в допустимых пределах. Я не понимаю, что ты нашел здесь? — спустя минут сорок, вновь уставившись на своего друга, спросил он.

— То-то и оно, по данным её обследования, она живет полноценной жизнью все эти дни. Мышцы сокращаются с известной одной ей периодичностью, тем самым она не дает им отрафироваться. Девочка дышит, изменяя объем поглощаемого кислорода в зависимости от активности своего мозга, её кровь обновляется. От здорового человека сейчас её отличает лишь две вещи. Первая — она не приходит в сознание в общепринятом смысле. И второе — питание она получает через капельницу. В остальном, согласно её показателям, она абсолютно здорова. И я бы сказал, ведет активный образ жизни, — Грегори говорил медленно, словно давая своему слушателю осознать каждое сказанное им слово.

— Но ведь это значит? — словно спрашивая самого себя, произнес главврач.

— Да. Её не от чего лечить. Ну, или, по крайней мере, я не осведомлен о подобных болезнях. И это точно не кома. Ну, уж точно не в обычном смысле этого диагноза, — ответил на его вопрос Грегори.

— Но это ещё не все, — с этими словами он протянул ещё одну папку. Она была в несколько раз толще остальных, к тому же была скреплена родовой печатью рода, к которому принадлежал Грегори.

Андрей надломил печать, получив молчаливое согласие друга, и, открыв папку с документами, начал изучать их. Среди них в первую очередь его привлекли рентгеновские снимки. Самое необычное в них было то, что на них не было абсолютно ничего, просто пустой лист. Затем он наткнулся на результат топографического картирования электрической активности её мозга. Листов ТКЭАМ было всего два, на одном красовались надписи "до" и "после", на втором — "во время".

— Что это? — он задал вопрос, глядя на своего друга в недоумении.

— Во время очередного обследования, мне потребовалось сделать рентгеновский снимок её тела. Но в результате я получил лишь пустой лист, который ты смотрел в начале. С начала я подумал, что неисправен сам аппарат. Но другому человеку с помощью него спокойно смогли сделать несколько снимков. Тогда я попробовал снова, и опять, результат был лишь пустой лист. Я оставил попытки получить рентген девочки, но эта проблема всё же продолжала терзать меня, пока однажды не случилось кое-что необычное. Я сидел в её палате, размышляя о её состоянии, и о том, какие ещё анализы можно провести, когда вошла медсестра сменить капельницу. Из раздумий меня вывел резкий крик медсестры. Как оказалось, она перепутала упаковки с лекарствами, и успела поставить ей смертельную дозу смеси анестетика. Первым делом я потянулся, чтобы отключить новую капельницу, но лишь обнаружил, что, почти у самой руки, инъекционная трубка была разрезана. Причем, линия разреза была настолько ровная, что это явно не могло быть сделано вручную. Это и натолкнуло меня на идею, что находясь в таком состоянии, она подсознательно защищает себя от любой угрозы.

— Я провел эксперимент. Снял показатель ТКЭАМ до рентгена, после, и во время. Взгляни — в момент включения рентгеновского аппарата активность мозга девочки превышает двести процентов. Сложно сказать, как именно ей удается защищать себя, но это факт. Рентген она тоже восприняла, как угрозу своему здоровью. Честно, я так и не смог понять, как она это делает. Рискну предположить, что она создает какую-то разновидность электромагнитных полей вокруг себя, которые способны как блокировать излучение, так и навредить конкретному объекту.

— И что же нам теперь делать? — все ещё находясь в шоковом состоянии, спросил Андрей.

— Нам остается только ждать, когда она выспится, и решит, наконец, проснутся. Её родители, конечно, могут попробовать выслушать мнения других специалистов, но вряд ли оно будет отлично от моего. Так что, им, пожалуй, остается надеяться только на чудо. И ещё, если ты не хочешь слухов, не позволяй ей делать рентген, — с каменным выражением лица ответил Грегори.

— Что же, похоже, завтра мне предстоит очень тяжелый разговор с её родителями, так что я, пожалуй, пойду спать. А ты, если хочешь, можешь остаться сегодня у меня, эта комната в твоем распоряжении, — ответил Андрей.

— Спасибо, я с радостью принимаю приглашение. Пожалуй, сначала уничтожу документы, а потом тоже лягу спать. Спокойной ночи, друг, надеюсь, твоя пациентка все же придет в себя, — с легкой улыбкой произнес Грегори.

 

— Таково заключение лучшего специалиста в этой области, — подытожил свой рассказ главврач.

— То есть, вы хотите сказать, что нам остается только надеется на чудо? И это всё, чем вы можете помочь? — с легкими нотками раздражения в голосе, ответила женщина, сидевшая напротив него.

— Увы, госпожа Пепельникова, это так. Современной медицине не известно подобное заболевание, как и методы его лечения.

— Я не оставлю попыток помочь моей дочери! — громко прокричала она, и с этими словами вышла из кабинета, громко хлопнув дверью на прощание.

 

Когда женщина вышла, Андрей продолжал сидеть за столом, положив подбородок на скрещенные в перевернутой виктории руки.

— Прав ли я, что запретил рассказывать им всю правду? — начал рассуждать сам собой старый врач, — нет, я был прав. Им не нужно знать этого. Не будь я в той экспедиции двадцать лет назад, я бы сейчас так не переживал, — его голос стал тише.

Врач откинулся на спинку кресла, в котором сидел и, открыв верхнее отделение шкафчика, стоявшего почти вплотную к его креслу, достал оттуда, графин, с коньяком и граненый стакан, после чего он уверенным жестом налил себе примерно три четверти стакана и убрал графин обратно в шкафчик.

— В день, когда небо осветит звезда, сияющая багровым светом, в мир придет вестник разрушений, существо, чья жизнь предвестит великую трагедию, но принесет смерть оно не по воле своей, — повторил он еле слышно слова того самого текста со скрижали, найденной им в одной из Крымских пещер.

— Чушь, не может этого быть, это обычная девочка, на долю которой выпало такое тяжелое испытания, — с нескрываемым сочувствием в голосе, произнес он.

 

— Итак, вы говорите, что уже многие смотрели вашу дочь, но никто так и не смог сказать вам, в чем причина её недуга? — голос пожилой женщины звучал довольно бодро для её лет.

— Да, мы обращались к огромному количеству врачей, магов, колдунов и знахарок со всего мира… Люди говорят, вы делаете даже то, что другие считают невозможным, для нас вы последняя надежда, — ответила женщина лет сорока, шедшая рядом с пожилой.

— Кстати, вот мы и пришли, — более молодая указала на дверь.

Пожилая женщина поправила свое одеяние, более походившее на балахон мага из какого-нибудь фильма про европейское средневековье, а затем, повернув ручку двери, вошла внутрь палаты. Это была обычная одноместная больничная палата: шкафчик для вещей, пара кресел и кровать, в которой кто-то лежал. Издалека ей показалось, что тот, кто лежит на кровати, просто спит. Она медленно, словно чего-то опасаясь, подошла ближе к кровати и внимательно оглядела лежавшую на ней девочку. На вид ей было лет двенадцать. Немного худенькая, с красивыми чертами лица, длинными угольно-черными прямыми волосами девочка лежала не двигаясь. Было лишь заметно, как поднимается и опускается грудная клетка, от её дыхания.

— Сколько, вы говорите, лет она в таком состоянии? — поинтересовалась старуха.

— Уже около двенадцати лет, — грустно ответила ей мать девочки.

— И она за двенадцать лет ни разу не приходила в себя? — продолжала расспрашивать та.

— Нет, ни разу, ни на секунду, она в таком состоянии с самого рождения, — вновь ответила ей мать.

Старуха ничего больше не спрашивала, она ещё раз внимательно взглянула не девочку, после этого она поставила вокруг кровати, чуть дальше ножек, четыре белых, широких, округлых свечи, образуя что-то наподобие периметра, прямоугольной формы. И принялась произносить непонятные для окружающих слова. Язык, на котором она говорила, был очень похож на латынь. Но было в нем, что-то и чуждое, что-то, что заставляло бояться этих слов.

Неожиданно свечи вспыхнули, и, поначалу загорелись ровным золотистым пламенем. Пожилая леди, даже не обратив внимания на случившееся, начала делать пасы руками, словно притягивая к себе что-то. Спустя пару минут пламя свечей переменилось, вот оно уже сияет ярко синим светом, а сами свечи, не сгорев даже и на одну десятую, стали глянцево-черного оттенка. Ведунья прекратила читать заклинание и проводить пасы руками. Свечи в тот же миг погасли и вновь приобрели изначальный белоснежный белый цвет. Она села на кресло рядом с кроватью девочки, взяла девочку за руку и развернула её ладонью к себе. Немного погодя, она стала пристально что-то изучать на её ладони, проводя указательным пальцем правой руки то по одной из линий, то по другой, словно считывая что-то.

"Я вижу смерть на судьбе этой девочки, но ведь она в самом начале линии её жизни. Словно она умерла в миг, что родилась", — её взгляд перешел на другую линию, исходящую от линии жизни, — "А что это за линия? Другое существо, а тело для него лишь сосуд..." — ведунья обдумывала увиденное в линиях руки.

Пред её глазами поплыли видения будущего и прошлого, она скользит глубоко в прошлое существа, что захватило тело девочки. Вокруг лишь тьма, кровь и страдания. Боль, столько боли, что тяжело представить, как оно все ещё живо. Назад, назад, больше не видеть этого, но, по дороге, другие видения одолевают её, как существо оно размыто, нельзя разглядеть, как оно выглядит, но оно защищает, встает на защиту многих. И вот, наконец, перед глазами будущее — пустая выжженная равнина на месте того города, где она сейчас — всё живое погибло и жизнь ещё не один десяток лет не сможет зародиться в этом месте.

"Но что же стало причиной?" — задала сама себе вопрос ведунья.

И вот перед ее глазами вспыхнула картина событий, что предшествовали этому аду — боль, такая невыносимая боль, сильней, чем там, в прошлом, разрывает на части, высвобождаю силу, что спала долгие столетия. Глаза ведуньи резко открылись, возвращая в привычный мир. Дыхание её было тяжело и, сделав глубокий вдох, она немного успокоилась и обратилась к матери девочки.

— Вам не понравится то, что я скажу, — серьезным тоном произнесла она, отпустив руку девочки.

— Вам удалось найти причину её болезни? — словно не услышав предупреждения, тут же встрепенулась мать девочки.

— Не говорите потом, что я вас не предупреждала, — пробурчала ведунья, — Эта девочка не ваша дочь. У неё тело вашей дочери, но не её душа… Ваша дочь мертва уже больше двенадцати лет. И что бы, или кто бы ни был новый хозяин её тела — он отмечен самой тьмой, лишь смерть и разрушения он принесет этому городу. Сейчас оно спит, видимо с ним случилось что-то, что заставило его в пасть в сон, для того что бы восстановиться. И, когда этот ребенок проснется, город будет обречён. Не могу сказать, погубит она его сразу при пробуждении или пройдет какое-то время, но однажды это случится. И никто, и ничто не сможет её остановить, — она говорила спокойно, не медленно, но и не быстро, затем она взглянула на мать девочки, — а спусковым механизмом станет что-то связанное с прошлым на работе вашего мужа, — чуть помедлив, добавила она.

— Убирайтесь вон! — сначала, еле слышно произнесла мать девочки, а затем прокричала это, что было сил, — убирайтесь! Не смейте говорить такое о моей дочери! Она никакое не всемирное зло. Не смейте обвинять её! Уйдите немедленно, — сорвалась на истерику женщина.

Старуха не стала трогать свечи, возражать или требовать обещанную оплату, она просто встала и направилась к выходу, но прежде чем выйти за дверь, она добавила:

— Я и не сказала, что она зло, я сказала лишь, что оно отмечено тьмой. Тьма ещё не значит зло. Помыслы этого существа самые благие, но оно не справится со своим гневом и принесет этому городу лишь страдания, хотя и само это существо будет страдать от того, что случится, — с этими словами она вышла за дверь, и та плавно, совсем беззвучно закрылась вслед за ней.

 

С тех пор прошло ещё около четырех лет. Три из них врачи почти каждый день продолжали проводить разнообразные тесты и анализы. Но всё было тщетно, всё говорило лишь об одном — девочка абсолютно здорова, и, не смотря на свой "образ жизни", продолжает гармонично развиваться. И вот, в один солнечный, по-настоящему летний день, случилось то, на что уже давно перестали надеяться все, кроме родителей девочки.

 

"Жарко, почему мне так жарко, сложно дышать, словно вокруг лишь пламя?", — прозвенела мысль в голове девушки.

Её глаза плавно приоткрылись. Свет, струящийся из окна, врезался в её глаза, словно иголка. Но боль быстро прошла, и, хоть на свет смотреть было ещё не очень приятно, она огляделась по сторонам. Небольшая комната, белые стены, небольшой шкафчик, пара кресел слева от кровати, где она лежит, справа окна, выходящие во двор.

"Во двор чего?", — вновь прозвенел вопрос в ее сознании.

— Да, во двор больницы, а я сейчас в больничной палате, — словно ответила сама себе девочка.

— Но как я здесь оказалась? И куда важней — кто я? — вновь она обратилась сама к себе.

"Да, не помню, имя… Какое мое имя? Не помню, что случилось. Не помню, как оказалась здесь. Кажется, это называется амнезией", — прозвенели мысли в сознании девушки.

"Откуда я знаю это слово и почему понимаю, что оно значит?" — с каждой попыткой вспомнить, звон в голове девушки лишь усиливался.

— Помогите, пожалуйста, кто-нибудь, помогите! — её слух уловил эти, почти не слышные, словно произнесенные шепотом слова.

— Кажется, я слышу чей-то голос за окном, — обратилась она к себе, прекращая попытки вспомнить.

Она попыталась приподняться, но резкая боль в левой руке в районе локтя, только с внутренней стороны, заставила её осмотреть себя. На левой руке стоял катетер, к которому была подсоединена капельница. Девушка вновь попыталась приподняться, но на этот раз, стараясь не тревожить левой руки. Она приняла сидячее положение и вновь огляделась по сторонам, и как только её взгляд скользнул вдоль окон, она вновь вспомнила о просьбе, о помощи. Уверенным движением, она извлекла катетер из руки, и, убедившись, что рука слушается её, села ближе к краю, так, чтобы ноги коснулись пола.

Ощутив прохладу кафеля, девушка немного поежилась и даже ненадолго вновь подняла ноги на кровать, но, спустя пару мгновений, опустила их. Она встала с кровати, слегка опираясь на её край, и медленно направилась к окну. Подойдя ближе, она выглянула на улицу. Яркий свет вновь прошел по её телу, словно сотня иголок. Ей потребовалась около пары минут, чтобы вновь собраться с мыслями и взглянуть в окно.

— Нет, не делайте этого, я не хочу! — вновь раздался уже знакомый молодой женский голос.

— Не сопротивляйся, и будет не так больно. К тому же разве тебе не нужны эти лекарства, для твоей больной матери? Я ведь сказал, что они твои. Только сперва сделай то, что я тебе говорил, — до её слуха донесся второй голос.

Она отодвинула занавеску и выглянула в окно, старясь разглядеть тех, чьи голоса услышала. Её взгляд скользнул по окрестности: прямо под её окном стояли двое. Молодая девушка, внешне её ровесница, с прекрасными рыжими волосами, достававшими ей до плеч, и мужчина средних лет, с уже начавшей проступать легкой сединой, в медицинском белом халате, под которым просматривались грязные, давно нестиранные джинсы неопределенной расцветки, и темно-коричневый свитер. Девочка стояла, прижавшись спиной к стене, словно стараясь вжаться в неё, только бы оказаться сейчас подальше отсюда. А мужчина тем временем занял такую позицию, что девчонке не было никакой возможности сбежать, и продолжал повторять свою просьбу, попутно придерживая бедную девушку, и старался начать расстегивать ее кофточку. Несмотря на свой юный возраст, девушка уже обладала весьма немаленькой и красивой грудью, к которой и был прикован похотливый взгляд мужчины.

Когда мужчина в очередной раз схватил её правой рукой за грудь, пытаясь удовлетворить свое животное желание, девочка ухитрилась слегка ослабить его хватку, и со всей силы укусила его за похотливую ручонку. Рассвирепев от столь явного отказа, мужчина с силой ударил тыльной стороной ладони её по щеке. Удар оказался настолько сильным, что та ударилась о находившуюся позади неё стену, и медленно сползла на землю.

— Голова, моя голова раскалывается, — простонала девушка, смотревшая за происходящим из окна последнего этажа.

Она закрыла глаза и обхватила обеими руками голову, словно стараясь унять боль. Но боль лишь усиливалась, перед её глазами разверзлась на долю секунды яркая вспышка, от чего она одной рукой прикрыла глаза, а второй махнула несколько раз перед собой, словно пытаясь отогнать что-то. Очередной взмах и её рука с силой задевает цветочный горшок, стоявший на подоконнике слишком близко к краю. С тихим свистом эта непроизвольная бомба устремляется вниз.

До её слуха донёсся звук гулкого удара и разбивающегося кашпо. Неожиданно, боль утихла, словно её и не было. Собравшись с силами, она вновь выглянула в окно. Та девочка внизу уже вновь стояла, но все так же вжавшись в стену. Её кофта была наполовину расстегнута, а из-под неё мелькало белоснежно белое нижнее белье. А вот мужчина теперь лежал на земле, в не очень естественной позе, а вокруг его головы повсюду были осколки кашпо, в котором ещё недавно рос прекрасный цветок.

— Ты в порядке? — раздался голос сверху.

Стоявшая внизу девочка, словно пришла в себя от этих слов. Она сделала пару робких шагов от стены, затем посмотрела наверх. Из окна выглядывала её ровесница, с угольно-черными локонами, спадавшими сейчас в окно. Их взгляды встретились, и на минуту повисло неловкое молчание.

— Мое имя Лена. Спасибо, что спасла меня сегодня, я тебе очень благодарна. Могу ли я узнать имя своей спасительницы? — тепло, улыбаясь, и делая шутливый реверанс словно, спасенная принцесса, перед своим рыцарем-спасителем, произнесла та, что стояла в низу.

— Прости, — голос девушки на последнем этаже, стал тише, и в нем стала чувствоваться грусть, — но я не помню, как меня зовут, я даже не могу вспомнить, как сюда попала.

— Я очень рада познакомится с тобой, но сейчас мне надо бежать. Надеюсь, мы однажды встретимся вновь, и тогда ты скажешь мне свое имя, — ответила Елена с улыбкой.

— Ещё раз большое тебе спасибо. За мое спасение, — чуть погодя, добавила она и побежала в сторону выхода, медленно удаляясь за пределы видимости.

 

— Ох, что случилось? — простонал мужчина.

Он привстал и огляделся. Он лежал на траве, рядом со стеной одного из корпусов больницы, где он работал, вокруг него валялись черепки разбившегося цветочного горшка.

— Черт, такую возможность обломали, — цыкнув, пробурчал он.

— Так до четвертого этажа здесь все палаты пусты, лишь на пятом лежит какая-то девчонка, в палату которой запретил заходить сам главврач. Похоже, это её рук дело… Вот, как раз, пойду, ему на неё и пожалуюсь, ведь чуть не убила, ведьма.

Решив все для себя, он встал на ноги, и уверенным шагом направился в центральный корпус. Пройдя пару коридоров, он оказался перед деревянной дверью, с табличкой "Главврач. Седихин Андрей Захарович". Зло ухмыльнувшись, он повернул ручку двери, толкнул её вовнутрь, и зашел внутрь кабинета, даже не удосужившись постучаться.

— Андрей Захарович, ваша больная из корпуса четыре, с пятого этажа, чуть не убила меня цветком, — он начал было излагать свою жалобу, но увидев на экране телевизора запись, на которой он был заснят меньше часа назад, когда приставал к той рыжеволосой девчонке.

Он побледнел, и, было, уже собрался уйти, но окрик главврача заставил его застыть на месте.

— Повтори, что ты сказал, живо! — тон Андрея Захаровича явно не предполагал отказа.

— Я, я...., — начал мямлить тот, — я сказал, что ваша больная из четвертого корпуса, пятого этажа, спецпалаты, чуть не убила меня цветочным горшком. Это точно она, больше не кому было скинуть его.

— Значит так, Тихомир Сегизмудович, вашу судьбу решит коллегия. Запись, которую мне подложили под дверь всего пару минут назад, явно доказывает правоту всех обвинений в ваш адрес. Я бы на вашем месте уже писал заявление на увольнение по собственному желанию, пока ещё есть такая возможность. А у меня есть дела поважней, чем разбираться с вами.

Андрей вышел из кабинета быстрым шагом, казалось, он хочет бежать, но не позволяет себе этого, чтобы не терять свой имидж.

Эллочка, срочно позвони супругам Пепельниковым, и скажи, чтобы срочно приезжали, я буду ждать их у палаты дочери, — донесся его чуть слышный голос из коридора, когда он пробегал мимо регистратуры.

 

— Пожалуйста, будьте готовы ко всему, сложно сказать в каком она сейчас состоянии. Скорее всего, она не умеет разговаривать, координация нарушена, да и сознание маловероятно отличается от новорожденного ребенка, хотя в целом мыслительные процессы не должны были пострадать, — начал наставление родителей, главврач, стоя вместе с ними, перед дверью в палату их дочери.

— Мы готовы ко всему, доктор. Давайте скорей войдем внутрь, — хором ответили родители девочки.

Андрей Захарович постучался в дверь, а, затем, выждав пару минут, повернул ручку двери, и вошел внутрь вместе с родителями девочки.

Когда они зашли, она сидела на кровати, подложив под спину запасную подушку, лежавшую до этого в шкафу. Капельница была аккуратно снята с держателя и лежала на столе, рядом с кроватью. Взгляд девочки был устремлен куда-то вдаль, сквозь окно, на лице девушки выражалась крайняя задумчивость, но как только главврач, сделал ещё шаг ближе к ее кровати, она тут же повернулась к ним.

— Как хорошо, что вы пришли. Я уже начала думать, что обходы здесь раз в день, а дверь почему-то была заперта, — как ни в чем не бывало начала девушка с теплой улыбкой.

— Впрочем, это не важно. Может, вы знаете, кто я? И как сюда попала? Я ломаю голову над этим вопросом уже пару часов, но так и не могу ничего вспомнить. Доктор, скажите, у меня ведь амнезия, правда?

Вошедшие стояли в оцепенении от того, что произошло. Ребенок с самого рождения проспавший шестнадцать лет, придя в сознание, спокойно говорит на языке, который слышит первый день в жизни, к тому же ведет себя абсолютно естественно и оперирует медицинскими терминами, которых явно никак не мог знать.

— Что вы на меня так смотрите, словно у меня на лице что-то написано? — попыталась сострить девочка, глядя на шокированные лица.

Первым, отойдя от шока, заговорил главврач. Ему было сложней всех поверить в происходящее — ведь всё, что сейчас творилось, шло наперекор всем возможным медицинским постулатам.

— Добрый день, дитя, как ты себя чувствуешь? Я твой лечащий врач, Андрей Захарович, — произнес он, а затем, указав на мужчину и женщину позади себя, — а это твои родители.

— Мммм, — пробормотала девочка, а, затем, взглянув в глаза главврачу, продолжила, — Но вы так и не ответили на мой вопрос, как меня зовут? И как я оказалась здесь?

— Мы решили назвать тебя Ника. В переводе с греческого, твое имя значит Победа. Ведь ты смогла вернуться к нам, а значит, победила, — тепло, улыбнувшись, произнесла женщина, стоявшая позади врача.

— Ну а попала сюда ты с самого рождения, проспала целых шестнадцать лет, — добавил главврач.

"Не помню, ничего не помню, говорят ли эти люди правду или лгут мне. Не знаю, но, похоже, пока придется в это поверить, ведь это единственная зацепка, что у меня есть. Ах да, Лена, та девочка с прекрасными рыжими волосами, я ведь обещала ей сказать свое имя. Теперь оно у меня есть, надо будет её найти", — прозвенел голос в сознании девушки.

— Я очень рада со всеми вами познакомится. Похоже, я провела всю свою жизнь до этого момента, в этих стенах. Если возможно, я бы хотела их поскорей покинуть, — ответила им, наконец, девочка, чье имя теперь Ника.

— Да, конечно, если твои родители согласны, я сегодня же подготовлю документы на выписку, — ответил главврач, обращаясь взглядом к родителям девочки.

— Да доктор, мы тоже хотели бы забрать её отсюда как можно скорей, — хором отозвались они.

 

Оставшееся время этого дня пролетело почти незаметно за сборами и приготовлениями к выписке. А потом — дорога домой. Домой, вот только сложно поначалу называть место, куда приезжаешь первый раз, домом. Путь от больницы до дома проходил почти через весь город. По дороге Ника вдоволь успела насмотреться на местную архитектуру, которая в небольших городах, как тот, в котором она жила, довольно однотипна. Сильней всего из общего пейзажа выделялась разве что атомная электростанция, видневшаяся за окраинами города.

Родители не давили на неё и даже не задавали вопросов относительно планов на будущее, но девушка сама поставила их перед фактом, заявив, что следующей осенью поступает в одиннадцатый класс местной школы. К тому моменту она уже узнала, где учится та самая её знакомая, которая представилась Леной. Они пытались её отговорить, ссылаясь на то, что она ведь только проснулась, и ей надо пока просто немного пожить. Но она была непреклонна — следующие восемь месяцев она провела в подготовке к вступительному экзамену, а так же за наверстыванием знаний, которых ей не хватало. За пять месяцев она освоила весь курс школьных знаний с первого по десятый класс включительно. За шесть месяцев она начала спокойно говорить на трех языках — японском, русском и английском. На исходе седьмого она углубленно занялась информатикой и информационными технологиями. Вдобавок ко всему, она превосходно разбиралась в любой технике. Будь то компьютер или двигатель старого комбайна — она могла заставить работать что угодно. За месяц до начала учебного года она с блеском сдала вступительные экзамены, и была определена в самый сильный класс школы. Родители Ники не могли нарадоваться на свою дочь — умная, красивая девушка, стремящаяся к своей цели, какой бы она ни была. Огорчало их лишь одно. Она была довольно холодна с ними. Нет, она не грубила им, всегда слушала их советы, и старалась им следовать, но они не чувствовали от неё того тепла, которое обычно бывает между родителями и детьми. Последние тридцать дней пролетели в мгновение ока за подготовкой к первому учебному дню, покупкой одежды и необходимых учебных материалов.

 

"Спокойно, всё хорошо, я смогу" — раздавался голос, в сознании девушки, стоявшей перед дверью класса.

— А теперь, я хотела бы представить вам новую ученицу вашего класса, Нику Пепельникову, она поступила в нашу школу только в этом году, но её вступительные тесты были очень впечатляющими. Входи Ника, — раздался голос с той стороны двери.

Девушка, сделав глубокий вдох, выдохнула и уверенным движением открыла дверь. Пройдя внутрь, она закрыла за собой дверь и остановилась около доски, рядом с учителем.

Прежде чем говорить, девушка обвела класс взглядом — три ряда по две парты в ряду, позади всех парт, стояли шкафы. Сами школьники были довольно разношерстны, кто-то выглядел отъявленным хулиганом, но были и те, кто явно пришел сюда ради знаний. В классе было примерно поровну и юношей и девушек. Сильней всех выделялась группа ребят с задней парты. По их лицам Ника сразу поняла, что честь для этих людей ничто, им все далось в этой жизни легко, и теперь единственное, что они ещё ценили в жизни, были деньги и власть.

— Я Ника Пепельникова, надеюсь, мы с вами подружимся, — обратилась она к классу.

Но в ответ донеслось лишь несвязанное бормотание нескольких десятков юношей и девушек.

— Катись туда, откуда пришла, нам не нужны здесь оборванки вроде тебя, — раздался неожиданно мужской голос с задних рядов.

Ника оглядела себя, а затем весь класс. Её одежда, конечно, выделялась на фоне остальных — почти все её новые одноклассники были из очень обеспеченных семей и носили только самые дорогие бренды из тех, которые можно было купить в городе. Одежда Ники, хоть и не могла похвастаться трехзначным ценником в американской валюте, но все же была очень элегантна и красива.

— Не смей так о ней говорить, — раздался голос рыжеволосой красавицы, сидевшей за второй партой, в одиночестве.

Ника сразу уже узнала в ней, ту самую Лену, которую она видела два года назад. Она вновь посмотрела на неё и тепло улыбнулась ей, на что та, так же тепло улыбнулась в ответ.

— Ох, Ленка, зря ты так, наживешь же себе врагов. Вдруг с тобой что-то случится после школы, — послышался все тот же юношеский голос с задней парты.

— Прекратите немедленно! — рявкнул учитель на класс, — а ты, Ника, садись за вторую парту, к Самойловой Елене, это место как раз свободно.

 

Следующие полгода прошли тяжело. Все в классе чурались Ники, старались избегать её. Многие завидовали ей, другие ненавидели — красивая, училась на одни пятерки, спокойно общалась с преподавателями, рукастая и спортивная. Всех её одноклассников это очень раздражало, ведь она была лучше них, но не только внешне, но и внутренне, она никогда не отказывала в помощи, была одной из передовиков во время разнообразных субботников. Так к ней относились, все, кроме Лены, той самой девочки, которой Ника пообещала назвать свое имя, когда узнает его. За полгода, что проучились вместе, они очень сдружились и сблизились, их почти никто не видел не вместе. В школе стали поговаривать, что они даже встречаются, хотя здесь злые языки не были далеки от истины, теплое романтическое чувство уже созревало в сердцах двух девушек.

 

Но в тот роковой день её одноклассник совершит самую большую ошибку в своей жизни.

День начался как обычно. Теплая летняя погода словно шептала, что день подарит лишь радость. Но судьба готовила совсем другое. Началось всё с того, что Нику попросил задержаться преподаватель физкультуры, сдать норматив. Лена в этот день очень спешила, ей было нужно оформить кое-какие документы, поэтому, впервые за долгое время, она ушла из школы не вместе с Никой.

Но, стоило ей только выйти из школы, и дойти до забора, за которым кончалась её территория, как к ней подошла группа одноклассников. Шестеро ребят, все высокие и накаченные, у каждого из них родители занимали очень высокие должности, так что деньгами ребята явно не были обижены. Вперед подался самый старший из них.

— Вот, читай, что пишут про твою подружку, — сказал он, подсовывая Лене, какой-то листок, похожий на часть медицинской карты.

— И что? Выписка из её карты, какое мне должно быть до этого дело, — парировала она.

— Эта дрянь провалялась в коме шестнадцать лет. Меньше чем за год, выучила всё, что мы учили десять лет, а теперь нам ею ещё тыкают, мол, берите пример. Вон на что способен инвалид, а мы якобы бездари. Эта выскочка возомнила себя невесть кем, пора спустить её с небес на землю. А ты тоже хороша, пошла против решения класса о бойкоте, а теперь ещё и путаешься с ней! — прорычал парень.

— Отвалите от меня, — попыталась вырваться она.

Но крепкие руки парня схватили её и прижали к забору, не давая сбежать.

— Куда это ты собралась? Так дело не пойдет. Хотя, впрочем, ты ведь была с нами эти десять лет. Я дам тебе шанс, громко и четко, так чтобы слышал весь двор, скажи: "Я признаю, Ника Пепельникова — мразь, шлюха, подхалимка и выпендрёжница. Она получает свои оценки, только отдаваясь учителям, я ненавижу её!" — процедил парень.

— Скажи это, и мы тебя отпустим, правда, парни? — добавил он, а пятеро парней, лишь одобрительно покивали.

— Нет! — твердо ответила девушка, глядя прямо в глаза парню.

— Нет? Это неправильный ответ, — с этими словами, он сделал резкое движение рукой и его кулак с силой врезался в живот девушки.

Она почти беззвучно вскрикнула и согнулась пополам, от скрутившей её тело боли.

— О, нет, ещё рано, раз ты хочешь быть с этой сукой, значит, ты ответишь нам за неё, — с этими словами, парень поднял девушку за руки и прижал их к забору так, чтобы она не могла согнуться или попытаться вырваться. И с довольной улыбкой смотрел на то, как её тело извивается от боли.

— Давайте парни, ваша очередь, — обратился он к своим друзьям.

Пока он продолжал держать её, каждый из парней по очереди подходил и бил её. Кто-то бил в живот, кто-то по ногам, кто-то нанес удар в бок, после чего послышался хруст костей, один из них со всей силы ударил девушку в лицо.

— Ну что же, похоже, мы немного перестарались, — констатировал парень, глядя на еле держащуюся на ногах девушку. На её лице и теле не было живого места, другой человек давно бы уже лежал и молил о пощаде, но Лена была непреклонна, она терпела боль, стараясь как можно меньше кричать, хотя с каждым ударом это становилось всё сложнее.

— Пожалуй, придется тебя прикончить, а то ведь ещё и заяву ментам накатаешь. Да заодно будет назидание твоей подружке, да и кто будет тебя оплакивать кроме неё. Твоя мать умерла два года назад, отец полгода назад, в этой школе тебя даже искать никто не будет, ты никому здесь не нужна. Надо было соглашаться, пока я предлагал тебе остаться в живых, — с этими словами, парень вынул из земли, торчавший в ней металлический прут примерно с палец толщиной и длинной около двух метров.

— Посмотрим, как тебе это, — он замахнулся, для того, чтобы нанести смертельный удар.

— Ника, — хрипя, с какой-то особой теплотой, произнесла она, глядя куда-то позади стоявших около неё ребят.

 

— Ещё раз, ты недостаточно стараешься! — прокричал физрук, когда Ника в очередной раз закончила комплекс упражнений.

— Но, ведь, я и так превысила школьный норматив уже почти в два раза, зачем все это? — недоумевая, спросила Ника.

"Крик, почти беззвучный, крик боли, и голос этот принадлежит Лене" — промелькнуло в голове девушки, когда её слух уловил чуть слышный женский вскрик.

— Извините, но мне пора, — холодно обратилась она к учителю, и, схватив свою сумку, направилась к выходу из спортзала.

— Никуда ты не пойдешь, те ребятки хорошо заплатили мне, за то, чтобы я задержал тебя, — вяло буркнул учитель, преграждая выход своим увесистым телом.

— Отойди! — голос Ники наполнился жгучей яростью, а в сердце начала разгораться бушующая огненная бездна.

— А если я скажу, нет? Что ты мне сделаешь? — отозвался ехидно тот, оглядывая девушку, которая внешне явно уступала ему в силе.

Девушка ничего не ответила, но в её глазах всего на долю секунды промелькнуло пламя. В этот же момент, она схватила преграду за правую руку, и, развернувшись вокруг своей оси, с силой перекинула его через себя. Бросок оказался куда сильней, чем мог рассчитывать физрук, девушка отправила его в полет через весь спортивный зал. Долетев до противоположной стены, он с гулким грохотом проломил пару перекладин шведской стенки, и упал на пол, потеряв сознание.

Тем временем, Ника уже неслась по коридорам, лавируя в потоке учащихся, уворачиваясь от несущихся на встречу младшеклассников и проскальзывая между неспешно идущими учителями. Поворот, лестница вниз на первый этаж, снова поворот, коридор, и вот, она с силой распахнула входные двери. Те, врезавшись в стены, разбились бы в щепки, если бы не были сделаны из металла.

Её взгляд скользнул по окрестностям, и вот её взору предстала ужасная картина — шестеро одноклассников окружили Лену, девушка избита, на её теле не видно живого места, вся одежда перепачкана в крови, и вот один из этих парней, заносит металлический прут и уже готов опустить его вместе со смертельным ударом. Но губы Лены, прошептали имя, они прошептали "Ника". Парень обернулся, и, увидев Нику, стоявшую на ступеньках школы, лишь злобно улыбнулся.

— Ты сама виновата, что сблизилась с ней, — кинул он через плечо стоявшей на ступеньках девушки, и его рука пришла в движение.

Нике показалось, что в этот момент время почти замерло, рука парня начала опускаться очень медленно, её взгляд встретился с взглядом Лены, и в этих глазах она прочитала лишь несколько слов: "Я ни секунды не жалею о нашей встрече".

"Нет, не позволю" — вместе с этими мыслями, в сердце девушки, с новой силой вспыхнуло пламя, усиливаемое гневом и злостью.

Глаза Ники наполнились отражением пламени, бушующего в её сердце, тело девушки пришло в движение, она даже не осознавала что делает, её тело двигалось само. Шаг вперед, и вот, словно пройдя по одной ей ведомой дороге, она уже стояла между Леной и тем парнем. Его рука продолжала опускаться, сжимая в кулаке свое никчемное оружие. Рука Ники сжалась, словно сжимая рукоять клинка. Резкий взмах верх, и металлический прут рассекается неизвестным оружием надвое, словно масло, разрезанное раскаленным ножом.

Время вновь нормализует свой ход, стоявшие рядом пятеро молодых людей машинально отступили пару шагов назад, увидев Нику между их главарем и жертвой. Звонкий звук удара металла о землю, и все шестеро, вытаращив глаза, смотрят на ещё дымящийся в месте разреза металлический прут. Ника с силой схватила главаря левой рукой за шею и приподняла его от земли, его ноги жалобно трепыхались в воздухе, а на лице стал отображаться истинный ужас, пока он глядел в её глаза. Наконец, маска ужаса окончательно застыла на его лице. Девушка отбросила негодяя в сторону его дружков. Те, от неожиданности, лишь вместе с ним рухнули на землю.

Ника обернулась к Лене. Состояние девушки вызывало лишь слёзы. Тело вновь стало двигаться само, она села рядом с ней, упираясь одним коленом в землю, и протянула в сторону пострадавшей левую руку, затем медленно провела вдоль всего тела девушки. Ника поняла, что раны слишком серьезные, и даже, если сейчас же доставить свою подругу в больницу, врачи вряд ли смогут ей помочь.

Лена подняла взгляд на свою подругу, сквозь слегка затуманенное от ран сознание. Она не обратила внимания, что сейчас глаза её подруги, пылают багровым пламенем.

— Спасибо. Не смотря ни на что, я рада, что ты моя подруга, — голос Лены очень сильно дрожал, и периодически её слова прерывались кровавым кашлем, — Ника, я знаю, это не правильно. Но сейчас для меня мораль общества уже не важна, пусть это будет моя предсмертная блажь, но я хочу сказать тебе, то, что никак не решалась. Ника, я люблю тебя, — Лена, с трудом двигая правой рукой, взялась за левую руку своей подруги и прижала её к своему лицу. Не смотря на то, что раны на лице явно причиняли боль, она даже не подала виду, что боль терзает её, продолжая тепло улыбаться.

"Не позволю!", — вновь прокричал внутренний голос в сознании девушки, и она почувствовала, как в сердце в очередной раз вспыхнуло пламя, а её губы прошептали: "Леночка, держись, пожалуйста, не теряй сознание, я спасу тебя!"

Тело Ники вновь пришло в движение самостоятельно, она протянула обе свои руки к израненной девушке так, что одна касалась лба девушки, а вторая была на уровне живота. Вокруг них проступили золотистые символы, опоясанные магическими линиями, образующими магическую формацию. Руки девушки засветились золотистым сиянием, и постепенно раны стали очень медленно затягиваться. Синяки пропадали без возврата, кровоподтеки растворялись, словно их никогда и не было, кости срастались, внутренние органы приходили в первозданное состояние. И вот, спустя пару минут, последний шрам на теле Елены затянулся не оставив и следа. Сияние рук пропало, растворились и символы и линии магической формации, пламя в глазах Ники погасло так же внезапно, как и появилось.

Лена сделала глубокий вдох и широко открыла глаза, она смотрела на свою подругу удивленным взглядом, она не помнила ничего, что случилось после того, как парни прижали её к забору, но она чувствовала сердцем, что всё же открыла свои чувства возлюбленной, и что она вновь спасена ею.

Ника тяжело дышала, её лицо выглядело очень истощенным, но она продолжала смотреть прямо в глаза своей подруги.

— Я так рада, что с тобой все хорошо, Леночка, я тоже тебя люб… — она не успела договорить, тело потратило последние силы, глаза девушки закрылись, и она опустилась на землю рядом с подругой, а, секунду спустя, донесся звук мирного посапывания.

 

Случившееся не получит никакой огласки, ведь свидетелей так и не было найдено, словно в тот момент ту часть уличного двора что-то или кто-то изолировал от внешнего мира. Кто-то из учителей лишь тихонько порадуется, что хоть кто-то смог поставить на место этих парней, другие просто посчитают это внутренней разборкой школьников, а физрук, испугавшись, что он может стать следующим, спустя пару дней уволится из школы. Отец главаря шайки, напавшей на девушку, будет долго пытаться помочь своему сыну, но диагноз так никогда и не изменится — последняя стадия шизофрении, с манией преследования. Всю оставшуюся жизнь он проведет в палате три на четыре, обитой мягким войлоком, сидя в самом углу, дрожа от каждого звука и лишь изредка повторяя одну и ту же фразу — "Она демон, её гнев, словно жадный язык пламени, пожирает души".

Следующие годы пройду мирно и спокойно, Ника и Лена окончат школу, расскажут о своих чувствах родителям Ники, и, несмотря на изначально негативную реакцию, на такую новость, постепенно Лена завоюет их сердца. Незадолго до поступления в институт, Лена переедет домой к Нике, их отношения будут лишь крепнуть. Пройдут словно минуты годы институтской жизни, и вот, уже тянутся дни рабочих будней. Но проклятие, наложенное так давно, вновь начинает действовать. И первой ласточкой станет предупреждение гадалки на одной из больших городских ярмарок.

 

— Ника, подожди меня здесь, я сейчас вернусь, — с теплой улыбкой произнесла Лена, заходя в шатер, в котором, судя по надписи на входе, предсказывали судьбу.

— Хорошо, — только и успела ответить девушка, прежде чем её подруга вошла внутрь.

— Добрый день, — обратилась Лена, садясь к находившейся напротив неё немолодой провидице.

— Итак, значит, тебя зовут Елена, и ты пришла, чтобы узнать, насколько счастливой будет твоя семейная жизнь? — произнеся это, предсказательница вопросительно уставилась на вошедшую девушку.

— Но? — слегка поежившись, спросила та.

— Ну, девочка, как бы я могла предсказывать будущее, если бы не могла сказать такие простые вещи.

— Да, вы правы. Понимаете, просто она вчера сделала мне предложение, и я очень хочу сказать ей да, но боюсь… боюсь испортить ей жизнь, ведь общество довольно негативно относится к таким отношениям, как наши.

— Хм, ведь это она сейчас за входом в шатер стоит… очень странно, я почти не ощущаю её присутствия, это очень странно… Впрочем, тебе не стоит забивать голову этим. Если хочешь получить предсказание, просто положи свою руку на стол, ладонью вверх. Насчет оплаты можешь не волноваться, мне не нужны деньги.

Лена, молча, положила руку на стол так, как ей сказала предсказательница. Женщина коснулась одной рукой кончиков её пальцев, а вторую развернула ладонью к лицу и начала что-то бормотать про себя. Неожиданно, она отстранилась. На её лице было выражение крайней озабоченности.

— Девушка, она любит тебя искренней, чем кто-либо мог полюбить тебя, у вас бы была прекрасная семья, но на ней лежит очень сильное проклятие. Я никогда не видела такого сильного заклинания и не смогу даже попытаться его снять. Прошлое её отца придет в настоящее, когда вы будете счастливей всего. И великая трагедия произойдет в тот день. Я вижу твою смерть, мучительную и болезненную. Смерть твоя послужит причиной гибели всего города, ведь она пробудит неконтролируемый гнев существа, что живет в твой избраннице.

Девушка резко встала с места и устремилась к выходу, кинув напоследок всего пару слов: "Вы лжете, она не такая!".

 

И вновь дни потянутся своей чередой, спокойные дни, счастливые и не очень. Лена так и не расскажет никому о сказанном ей предсказании. Спустя два дня после ярмарки, она скажет "да" своей возлюбленной. Их жизнь возьмет новый виток, впереди их ждут переживания и счастливый финал, в виде прекрасной, не шумной, но очень теплой церемонии бракосочетания. Пройдет ещё пару лет, счастливых, прожитых вместе, душу в душу, но, в день рождения Лены, сила проклятья возьмет верх, и беда придет в их дом.

 

Четверо сидели за праздничным столом: Ника, Лена и родители Ники. Этим вечером праздновали день рождения Леночки. Застолье уже почти подходило к концу, как, неожиданно, входная дверь с грохотом слетела с петель. В дом вломилось шестеро мужчин, все в лыжных масках, сквозь которые были видны лишь безумные глаза, каждый держал в руках пистолет. У одного, который по-видимому являлся главарем банды, была беретта, у остальных — видавшие лучшие времена макаровы. На поясе у каждого блестел охотничий нож. Одежда была грязная, довольно однообразная — свитера сероватых тонов, светло-сине джинсы и дешевые китайские кроссовки.

— Вот мы и свиделись, парень, — обратился главарь к отцу Ники.

— А ведь я обещал тебе тогда на суде, что вернусь и отомщу, — продолжил он.

— Бегите, — крикнул отец Нике и Лене.

Но было уже поздно, один из бандитов уже встал поперек двери, ведущей черному ходу.

— Нет, нет, девушки, вы рано собрались нас покинуть, — обратился к ним главарь.

Кстати господа, возьмите этих милых дам, и развлекитесь что ли на верху, пока я потолкую со своим старым другом, — обратился он к своим товарищам, желчь в его голосе так и струилась.

Четверо из бандитов, подошли к девушкам, и, схватив их, поволокли, брыкающихся и пытающихся высвободиться леди, на второй этаж. Ника ожесточенно брыкалась, пытаясь схватиться за что-нибудь или хотя бы укусить того, кто тащил ее. Из столовой донеслось два звонких хлопка. Два выстрела оборвали жизнь её отца и матери, по щекам девушки потекли тоненькие струйки слез. Она начала ожесточенней сопротивляться. И вот, когда их уже занесли в комнату на втором этаже, она извернулась и изо всех сил укусила одного из бандитов за ухо, прямо сквозь маску. Укус оказался действительно сильным, так как ухо отделилось от своего владельца, и тот взвыл от боли. В ту же секунду к ней подбежал другой бандит и ударил её с такой силой, что девушка впечаталась в стену, находившуюся позади. Удар оказался очень неудачным, позвоночник девушки с хрустом надломился, лишив её возможности даже шевелиться и говорить. Её тело, молча, сползло на пол. Несмотря на жуткую боль, она продолжала оставаться в сознании, наблюдая за происходящим.

— Чертова сука, она откусила мне ухо! Ну её, а то ещё что-нибудь откусит, — плюнул в её сторону погрызанный бандит.

— Ничего, вторая вроде посговорчивей будет, — произнес другой, толкая Лену на кровать.

Трое держали девушку за руки и ноги, а четвертый, тот самый, которому Ника откусила ухо, сейчас срывал одежду с той, которую она так любила. Руки бандита медленно раздевали девушку, попутно касаясь её тела в самых сокровенных местах. Он с силой зажимал её прекрасные груди, в своих руках так, что она кричала от боли, а затем он надругался над ней, лишив ее чести, причиняя страшную боль. Он насиловал её, словно стараясь проткнуть ее насквозь. Девушка кричала, пока её голос не охрип, теперь лишь был слышен сиповатый хрип.

Всё это время Ника пыталась безуспешно заставить свое тело двигаться и так же безуспешно пыталась призвать ту самую силу, которая когда-то ей уже помогла спасти ее любовь. Но все было бесполезно, каждый раз заглядывая внутрь себя, пытаясь призвать силу, она лишь видела там свое отчаянье. Настолько сильное, что заслонило даже гнев, начавший было зарождаться в её сердце. По глазам текли реки слез, она пыталась кричать, но не могла, её собственное тело отказывалось подчиняться.

Лена без сил упала на кровать, её дыхание было очень тяжелым, лицо её было искривлено от боли, но, через силу, взглянув на Нику, она попыталась ей улыбнуться.

— Похоже, она уже выдохлась. Что ж, похоже, пора с тобой прощаться, — процедил бандит.

Он взял её за волосы, поднял ее голову, так что бы она смотрела прямо на свою подругу. А затем он резким движением руки перерезал ей горло ножом, вынутым с пояса. Кровь девушки хлынула ручьем на пол, омывая его.

— Я люблю тебя! — успела произнести чуть слышно Лена, прежде чем её жизнь была прервана.

"Нет, нет! Они убили её, а я ничего не смогла сделать, почему я так беспомощна? Почему я чувствую, что что-то подобное, похоже, уже случалось однажды. Так больно… больно терять любимых, хочется кричать, но мое глупое тело не слушается меня" — неслись мысли в сознании Ники.

Бандиты же продолжали ехидно посмеиваться и о чем-то говорить, указывая на неё, но она уже не слышала их голосов. Её сережка в виде самурайского меча, подаренная год назад Леной, расстегнувшаяся в момент удара о стену, неожиданно упала на руку девушки.

Перед глазами Ники пронеслись картины её жизни. То, как она проснулась в больнице, знакомство с Леной, выписка, поступление в школу, необычный случай в середине учебы, институт, работа, свадьба, и, наконец, сегодняшний день. Сначала теплая улыбка её любимой, а затем, словно застыв перед глазами, выражение её лица, когда этот ублюдок перерезал ей горло. А затем, словно вспышка из глубины сознания, воспоминания её настоящей жизни: детство, издевательства, рабство, побег, странствия, встреча с Миюки, магическая школа, выпуск, работа учителем, назначение ректором, должность в совете, отставка, жизнь в деревушке Ноихара, битва за неё, магическая война, и, наконец, смерть Миюки и остальных девочек. Всё это, вновь и вновь, проносилось перед её взглядом.

По началу, из её уст, вырвалось лишь тихое озлобленное рычание, на которое бандиты даже не обратили внимания. Но было уже слишком поздно, печать дала трещину.

— Нет! — раздался её громкий протяжный крик, полный ярости и боли.

Стекла в комнате со звоном, разбились в дребезги, а бандиты повалились на пол, закрыв уши.

Она вспомнила многое, но и многое осталось ещё сокрыто в её памяти, вспомнила она свое настоящее имя и приговор инквизиторов, лицо Мендосы, когда он отдал приказ убить её подруг. Такое же лицо было у этого парня, когда он перерезал горло Лены.

По телу девушки проступили семь цепей синеватого оттенка. Поверхность шести из них почти сразу покрылась трещинами и ещё спустя секунду, они, рассыпавшись на сотню осколков, свернулись аккуратными маленькими браслетами на правой руке девушки, седьмая же просто исчезла, так же как и я появилась.

— Мезаме* — раздался голос из глубин её сознания.

Вокруг девушки вспыхнуло черное пламя, которое охватило её тело, лаская каждую клеточку её кожи, огибая каждый изгиб её тела. Пламя усилилось, и вот уже тело скрылось внутри него. Неожиданно, пламя, переменяло свой цвет, став ярко-алого оттенка, а затем расступилось.

Перед шокированными убийцами стояла женщина лет двадцати восьми, длинные огненно-алые волосы спадали ниже пояса. Одета она была в довольно откровенное платье с большим вырезом на груди, который только подчеркивал внушительность ее форм, и выполненное из полупрозрачного материала черных тонов, с небольшими вставками непрозрачной белой ткани. Платье было настолько длинным, что, казалось, коснется пола. Разрезы в той части платья, что была ниже пояса, были сделаны с такой точностью, что одновременно позволяли наряду не сковывать движения и предавали её внешности изысканное очарование, но и не оставляя никакой надежды пошлым взглядам. На руках у неё были длинные, заканчивающиеся чуть ниже плеча, перчатки, выполненные из такой же полупрозрачной ткани, как и платье, с сохранением цвета. В правой руке девушка держала классический японский меч — катану. Черные ножны, рукоять обтянутая кожей того же цвета, округлый эфес, свойственный этому оружию, выполненный из темного металла — всё это хорошо сочеталось с её одеждой.

Вокруг девушки стелилось пламя, недавно окутывавшее её. Пламя вилось у ног девушки, словно прося предоставить ему волю, дать вырваться на свободу и поглотить обидчиков.

— Почему, почему я теряю тех, кто мне дорог! — раздался её голос. Он звучал отовсюду, что лишь усиливало страх людей в масках.

— Все случилось снова. Лена, Миюки, девочки… Вы забрали их жизни, хотя они ни в чем не были виноваты, — из глаз девушки текли слезы. Она сделала шаг, и её нога ступила в разлитую на полу кровь возлюбленной.

Она подошла к безжизненному телу Лены, лежавшему на кровати, нежно провела рукой по рыжим волосам.

— Прости меня, ведь я так и не смогла сдержать свое обещание, я так и не сказала тебе свое имя.

Она выпрямилась, огляделась по сторонам, но перед её глазами лишь вновь пронеслись два хлопка выстрелов, нож убийцы у горла Лены, слова Мендосы, всё пронеслось и исчезло, осталась лишь тьма в её сознании.

— Ты хочешь отомстить! Так отомсти, убей их всех! — раздался снова голос из глубины.

— Ааааа! — вновь её крик, полный безумной ярости, сотряс округу. Девушка схватилось свободной рукой за голову, а под ее ногами проступила пентаграмма активации заклинания стратегического уровня.

— Умрите, Заклинание стратегического уровня преисподняя. Активация! — раздался её, неожиданно спокойный и меланхоличный голос.

Произнеся эти слова, девушка почувствовала, как к ней вернулось сознание, но вместе с ним пришло и сильнейшее магическое истощение, от которого она почти сразу же потеряла сознание.

Разрушительная мощь заклинания подчинилась своей хозяйке, но её сознание в этот момент настолько поддалось гневу, что она неверно рассчитала силу, вложенную в заклинание. Силы было слишком много, всё вокруг накрыло огромным черным куполом, который мгновенно сжался и ударил сильнейшим огненным штормом по городу, стерев его и окрестности, оставив лишь руины домов, искореженные автомобили и тени людей, на стенах — там, где их настигла ударная волна заклинания.

 

За секунду до удара заклинания тело девушки покрыло темноватое сияние, и, словно исказившись, её тело исчезло из этого мира в неизвестном даже ей самой направлении, сквозь время и пространство, навстречу своей новой судьбе, навстречу своему будущему, настоящему и прошлому, которое постепенно начнет приоткрывать свою завесу тайн.

 

Власти страны не станут разбираться в случившемся, а лишь поставят на это дело гриф "Совершенно секретно" и "Необъяснимое явление". Они сокроют всю информацию о случившемся, а официальной версией сделают взрыв атомной электростанции недалеко от города. А саму зону на долгие годы закроют для посторонних, за что она получит название "Зона Отчуждения".

 

 

 

Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 1.     Глава 1. Танец под двойной луной, Принцесса и Важное решение.