Возле ада. 6 часть

Вывалился из трамвая. Отдышка, словно не ехал, а бежал.

Остановка: «Алые Зори». Между Фармкомбинатом и первой колючкой тюрьмы. Их разделял водоём. Пятачок условного пляжа в летние месяцы оживал, прованивая шашлыками. Купались тут круглый год, хотя от комбината – сточные воды. Очищенные. Зимой тёплые.

«Алые Зори», это исходно название тюрьмы, но вдобавок искусственное озерцо, чем ближе к августу, тем ярче окрашивалось алым на закате. Особенно в августе, второй пик в январе-феврале, когда лютые морозы. По берегам снег розовел... Подо льдом, словно флаги текут...

Фармкомбинат заодно назвали Алыми Зорями, и гематогенки пресловутые, на всю страну известные. Откуда кровь для гематогенок – тайна, трубы под землёй идут. А там уж их чертей дело.

Теперь под брендом Алые Зори наборы конфет выпускают. Пансионат одноимённый суперсовременный поставили на берегу. Дымящая адская труба опять-таки торчит на территории пансионата. Может, чтобы чертям подлечиться доступ был прямо из-под земли?

Тропинка, знакомая до камня, до – спотыкнуться об ту же ржавую арматуру.

Забор пластиком обшитый. Что за дрянь. Естественно, колотая уже.

Больно схватившись за выбоину, подтянулся, заглянул. Очень толстый мужик шлёпал к бассейнам. От них и от него валил пар. Копыт в шлёпанцах не заметно. Дно бассейна, хоть и первая половина дня, пылает, плещется алым.

«Подсветка для понтов».

Девка в коротком белом халатике образовалась возле мужика, спросила что-то и побежала включать массаж. Пузырьки зашипели. Мигом пошла розовая пена. Запах железа.

Спрыгнул и лишь тогда озадачился на предмет видеонаблюдения. Цифрового не обнаружил. Аналоговое наблюдало за ним в упор – два нетрезвых, заплывших от синьки, прищуренных от удовольствия глаза:

– Роман! Романьчичек!

– Дядь Слава!

С удочкой. Вот кто ни капли не изменился!

– За яблоками полез? В м-марте, э-хе-хе!

– А что, там выращивают?

– Молодильные, ёпт!

– Нет, серьёзно?

– Ромушка, ну, какие яблочки, тут одна кровушка! Шучу. Какими судьбами, чо искал-то?

– Дык, дядь Слав, чорта ищу! Я ж, типа, корреспондент, мне интервью сделать надо!

– Эхе-хе, не там ищешь!

– Слушай, дядь Слав, а ты на развязке-то, на Нулевой Сортировке так там и работаешь?

– А то!

– Не, ну, скажи честно, ты ж их встречаешь, честно, а?

– Да каждый день! Ну, вот буквально, каждый! Вчерась, утречком, мне бы закрыть шлагбаум-то в ад и чаёвничать уходить, так его итить! А маленький чертёнок в наших вагонах закопался, на свой поезд не успевает, бежит! Дядь Слава, орёт, погодите, оставьте мне ключ, я сам всё закрою!

– А ты?

– Что, я? Как можно! Ну, подождал я его, пока чемодан свой громадный дотащит. Мельтешит копытцами и не тяжело ему! Они, черти, сильные! – басом. – Подожда-ал... Ключ, дело серьёзное, как можно!

– Выдумщик ты.

– А то! Не без этого. Ты сам направлялся-то куда?

– Да к марь Лексеевне. Там уж собрались.

– И как в противоположную сторону тебя занесло, заблудился что ль? А собрались, так не уйдут! Пошли ко мне, тяпнем. Если с тобой, то Нюрка ругаться не будет, за встречу.Посидим до пересменки, сдам пост рогатым и вместе к Лексеевне пойдём.

– А чорта мне покажешь?

– Чорта я тебе покажу!

– Ой, к Лекссевне-то ведь поздно уже будет.

– Да ничо! На поезде чёрти нас подкинут, прям на Вышенку по-свойски.

– Серьезно, что ли? До туда возят адские поезда?

– Эхехе-хе, – закашлялся.

– Трепло ты, дядь Слав, то ещё!

– Что ль бо пешкодралом айда?

И то сказать, велик ли наземный Агнищев? Пошли.

Отработанная годами, при каждом шаге заново ловящая равновесие, походка старого алкоголика. Невозможно подладится под его гироскоп. Темп соответствующий. Просто смирись.

– Давно этот, – глянул через плечо, – санаторий у вас отгрохали?

– А как дурку-то перенесли. Слышал, не? Провал грунта под ней образовался, не? Да ты чо, про нас даже в газетах писали! Хватит, мол, вам одного бережка купаться. И с детдомом объединили. Ну, и рядом как-то сразу местечко свободное образовалось. Э, ты ещё не видал, какие пиджаки заезжают к озерцу! У вас, грят, озеро целебное, хе-хе, знаем, мы зачем они приезжают. Любашку, как зачудила опять, саму в дурку, ну дочку-то отняли в детдом на то время. Куда её девать? Лёха на северах далеко, вахтой. Года не прошло, в больничку – хлоп, да поздно, так и померла, грят, с аборта. И было-то ей одиннадцать годов всего, даа... Хрен знает, я грю, чо все говорят. А ведь ребятишки за территорию-то не выходят, они коррекционные, убогие считаются, вот и суди сам. Их много к нам привозят... Да и забирают не меньше. На усыновление.

– Ничего про детдом не слышал. Бл, тебе как самому-то эта история?

– Мне-то чо? Это адские дети. Их Агнищев давно на баланс передал, как финансирование из столицы прекратилось, так сразу.

– О, бл... То есть, прямо вагонами они, как туши мясные едут?

– Едут, оформляются на Ноль Сортировке, а уж там, кто неликвид, кто полуфабрикат, эх-ха... – закурил, закашлялся.

Бессмертный дымок беломора...

«Першит с него. Как будто я не сто тыщ чужих папирос за детство вынюхал».

Дядь Слава жестом предложил папироску, отмахнувшись на полпути:

– Так и не куришь, Ромка?

– Не.

– Ма-лад-ца!

Весь Агнищев прошли насквозь. Круг замкнулся.

Вокзал. Культи опиленных старых тополей идут от универмага до самой железки и дальше провожают её из города прочь, безлиственная чёрная аллея. Паутина провисших кабелей. Не вообразить листву. Но ведь она раскроется, и пух полетит.

«Совсем не пахнет весной. А, вроде, пора».

Похожие статьи:

Видео → Исчезающее раз в 4 года озеро Чёрная Яма.

Рассказы → Собака Бакониных

Рассказы → Озерный шкипер