Грудь едва вздымается. Лёгкие наполняет неподвижный воздух. Так бывает в жаркий день перед дождём. Когда солнце греет в полную силу, а облака еще не готовы излить спасительную влагу. Всё вокруг замирает в молчаливом ожидании. Ни шороха листьев, ни пения птиц.
Но сейчас нет солнца, нет облаков. Есть только застывшая тишина. Плотная темнота сковывает бесчувственное тело, давит на спину и плечи. Только непослушные руки упираются в твёрдую поверхность. Ладони скользят по шероховатой плоскости. Медленно и плавно, как во сне или под водой. Дюйм за дюймом пальцы нащупывают трещины и неровности, пока что-то, скользнув по коже, не касается руки. Длинное и узловатое словно желает обвить обессиленную кисть. Я одёргиваю руку, отбросив в сторону то, что заставило меня съёжиться от омерзения. Стараюсь не шевелиться, прекращая попытки исследования этого странного места.
Мне представилось, словно я в полной темноте стою на крыльце своего дома на Саммер-Роуд. Стою беспомощная, не в состоянии постучать в массивную деревянную дверь. Свет в окнах погашен. Наверняка, в доме уже все спят. Обыкновенно освещающие улицу газовые фонари теперь не горят. А луну скрывают тучи. И всё, что мне остаётся, так это ждать, когда наступит утро.
По ту сторону раздаётся шорох. И я принимаюсь вслушиваться. Кто-то переговаривается. Слов не разобрать. Голоса перешёптываются между собой. Я различаю едва уловимый, но знакомый тон. Злобное шипение, словно змеиное. Оно нарастает и срывается на крик.
Вне всяких сомнений, это голос миссис Марлоу, моей тётушки. Только она могла выражаться в подобной манере. Каждый раз, когда она замечала меня с мистером Марлоу, подходила, и гневно шептала ему что-то на ухо. Затем уводила его прочь. Удалившись на достаточное, по её мнению, расстояние, принималась кричать. Её голова тряслась, а рот исторгал проклятия, брызгая слюной. Дядя никогда не отвечал ей, лишь стоял и молчал.
Со мной же она никогда не заводила беседу. Порой, ей не удавалось избежать нашей встречи. И тогда она стояла и искоса поглядывала своими чёрными глазами, теребя манжеты рукавов. В такие моменты её губы превращались в тонкую, едва заметную линию на бледном лице. Впрочем, я сама рада была поменьше проводить времени в её компании.
Позже я выяснила у матери возможную причину чудаковатого поведения её сестры. Однажды мистер и миссис Марлоу потеряли дочь. Тогда я и узнала, что у меня была кузина. Я прорыдала всю ночь, вспоминая улыбку дяди, всегда немного печальную. И ближе к утру пообещала себе всячески ему угождать.
***
Узнав об очередном приезде к нам в гости семьи Марлоу, мне захотелось порадовать своего дядю. Я уговорила маму отправиться за обновками. Отец не одобряет лишние траты и мог бы разозлиться. Тогда я, вместе с мамой, под ложным предлогом ускользнули из дома на поиски платья. Прошло немало времени, прежде чем мы нашли что-то стоящее. Лёгкое и свободное, василькового цвета. Цвета неба, как говорил мистер Марлоу. Его любимый цвет.
В тот летний день на мне уже было новое платье. Летнее прогулочное, вроде так оно называется. Мы не спеша шли по Саммер-Роуд. Рука дядюшки, крепкая и грубая, словно касаешься коры дерева, вела меня вперёд. Полуденное солнце в ясном небе приятно согревало. Мы наслаждались прекрасной погодой, столь редкой в наших краях. Удалялись всё дальше, вниз по улице, пока дома не стали попадаться реже, и мы не оказались на окраине города рядом с аккуратной церквушкой.
Сюда приходили местные жители на утреннюю службу. Тут отпевали усопших и хоронили здесь же, на кладбище у церкви. И отовсюду раздавался едва уловимый звон. Над цветами у ухоженных могил летали бабочки, словно привлечённые мелодией. Зачарованная, я остановилась и стала прислушиваться.
Дядя, увидев моё замешательство, принялся объяснять. Он всегда мне всякое рассказывал. И всегда обращался ко мне не иначе как леди Абигейл. Мне это ужасно нравилось. Никаких дурацких Абби или того хуже Эбби, как называл меня отец.
Он рассказал мне, что, порой, живых людей хоронят по ошибке. Бедолаги, придя в себя, смогут подать сигнал местному священнику или смотрителю кладбища. В таких случаях достаточно потянуть за верёвку, которая прямиком из гроба вела к колокольчику на могильной плите.
Мне почудилось, будто десятки заживо похороненных стараются покинуть свои могилы. Дядя улыбнулся, а вокруг его добрых глаз собрались морщинки. Он объяснил, что всему причина – ветер. Но его ответ меня совершенно не успокоил, я была в ужасе: что, если он ошибается? А дядя продолжал грустно улыбаться, успокаивающе гладил меня по руке. Вдруг мне стало ужасно неловко за глупые детские страхи, и я замолчала.
***
Глухой стук совсем рядом со мной разорвал тишину. Заставил вздрогнуть, выдернув из воспоминаний. Снова удар, ещё и ещё. Они знают, что я здесь – скоро до меня доберутся. Наконец я окажусь дома.
Доберутся. Меня начинает трясти. Затаив дыхание, вслушиваюсь. Силюсь понять намерения говорящих. Удар – тихое завывание. Ещё удар – горестные всхлипывания. Так плачет мама, каждый раз, когда отец не в духе. Каждый последующий удар становится глуше. Звуки отдаляются, вместе с ними и плач матери. Я напрягаю слух. Цепляюсь за её голос, боюсь потерять. Когда полное тоски рыдание становится едва различимым, я кричу.
Из лёгких вырывается свист и клокотание, но ни одного слова. Кричу сильнее, и изо рта исторгается звук, схожий с тем, когда вытаскиваешь застрявший в грязи ботинок. Касаюсь своего лица. Нечто неправильное, рваное, то, чего раньше не было. На месте губ – клочья, затем пальцы проваливаются во что-то влажное.
***
Обогнув церковь, мы оказались в диком яблоневом саду. Здесь заканчивался город. Ранее я тут не бывала, мне не дозволялось гулять одной так далеко от дома. Несмотря на то, что сюда никто не забредал, сад был полон жизни. На полуденный зной откликались трелью и стрёкотом высокая трава и кроны деревьев. Прячась от жары, мы присели в тени старой яблони. Прислонились к покрытому трещинами стволу.
Мне вдруг захотелось расспросить дядю о своей кузине. Сейчас, когда мы вдвоём, и никто не сможет помешать нашему разговору. Узнать, какая она была и что произошло. Но я не решалась начать беседу. Понимала, что неудобные вопросы могут расстроить дядюшку и положить конец чудесному дню. Кажется, он уловил моё состояние, насторожился и весь подобрался. Я сопротивлялась своему желанию, старалась думать о другом. Но оно словно чесалось, переходя в нестерпимый зуд. Каждый раз возвращалось назойливым покалыванием сухой травы и везде снующими любопытными муравьями.
Так прошли часы в изнурительной борьбе. И я с радостью осознала, что пришло время возвращаться домой. Но прежде, мы направились к устью реки, где могли бы освежиться. Кружась, я сбегала вниз по склону, минуя сиреневые островки клевера. Уклоняясь от приставучего молодого крыжовника, который то и дело намеревался зацепиться за подол платья. Я стремительно приближалась к реке. Когда послышалось журчание воды, остановилась, чтобы подождать дядю.
Вдруг все звуки исчезли. Не успев оглянуться, я почувствовала слабость. Пение птиц прекратилось. И я перестала владеть своим телом. Помню, как кривые ветви яблонь разрывали васильковое небо, обнажая и выворачивая наизнанку белоснежные облака. Помню запах примятой травы и слёзы на напряженном и раскрасневшемся лице дяди. Затем бурный всплеск.
Вода сомкнулась. Прошло некоторое время, прежде чем я приняла безмолвие и покой, скованная холодным потоком. Стайки серебристых рыбёшек начали собираться рядом со мной. К ним присоединились рыбы крупнее. Они подплывали, касаясь меня своими гладкими телами, и уносили от меня по кусочку. Радостные и горестные воспоминания уносило течением. Когда от меня осталось совсем мало, река выбросила тело на берег. И тогда прилетели птицы.
***
Многое, что я потеряла в тот день, вернулось. Излилось вместе со спасительным дождём, даруя возможность снова дышать полной грудью. Принесло пробуждение и ясность. Но не всё удалось мне отыскать. Что-то заботливый яблоневый сад оставил себе.
У аккуратной церквушки на окраине города собралась вся моя родня. Здесь отец. Наверняка он стоит поодаль, наблюдая за рабочими. Могильщики привычно орудуют лопатами, бросая влажную землю на крышку гроба. Здесь безутешная мать. Чьи рыдания уже не слышны из-за разделяющего нас слоя грунта. Миссис Марлоу проклинает дядюшку. А тот, опустив голову, лишь молчит.
Почему эта женщина кричит на него? В чём он провинился? Я должна прекратить это. Нащупываю то, что недавно приняла за нечто враждебное. Длинное и узловатое ложится в ладонь. И я тяну за верёвку, извещая звоном колокольчика о своём возвращении.
Похожие статьи:
Рассказы → День Бабочкина
Рассказы → Княжна Маркулова
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
