Бесовская таратайка часть5

17 часов ровно.

Быстро темнело. Фургон неторопливо катил по вечерним улицам. Дождь, который весь день еле моросил, наконец-то закончился, но асфальт был еще мокрым и блестел, отражая свет фар и уличных фонарей.

 Проезжая очередной перекресток, я вдруг увидел черную “Победу”. Машина стояла у тротуара, а у ее дверцы переминался с ноги на ногу молодой парнишка-постовой. Как раз в этот момент стекло дверцы опустилось, из машины показалась рука с каким-то удостоверением, и милиционер вытянулся пострунке, отдавая честь.

 Рожков, которого минут пять назад сменил командор, толкнул меня локтем в бок и кивнул в сторону перекрестка.

— Не рви сердце, — сказал я ему: — Наверняка это какой-нибудь местный начальник.

 По причине отсутствия хоть каких-нибудь результатов, я пребывал легкой депрессии.

Повернув за угол, мы увидали патрульный “Козлик”, у которого изнывал, в ожидании смены, Зинченко. Увидев нас, он приветственно поднял руку. Я попрощался с Рожковым и вышел и вышел из машины. Зинченко занял мое место в  фургоне и подал мне “запаску”, которую я поставил на асфальт и покатил в сторону повеселевшего водителя «Козлика», Семена Токарева. Сзади зафыркал двигателем, уезжая, фургон.

 Какое-то время я наблюдал за тем, как Токарев меняет колесо, а потом, неожиданно для себя, спросил у него:

  — Петрович, у кого-нибудь из местного начальства есть черная “Победа”?

 Токарев, не прекращая возни с колесом, задумался, после чего авторитетно заявил:

  — Нет. Они теперь себе все “Волги” побрали, двадцать первые. Модная нынче машина.

 Закончив работу, он положил поврежденное колесо в багажный отсек и сел на водительское место. Обойдя машину, я сел рядом с ним, и, обернувшись на задние сидения, сказал:

  — Еще раз — здравствуйте.

 И, увидев, что вместе с участковым Ерохиным и следователем Крапивиным, с которыми я катался все утро, сидит незнакомый мне лейтенант милиции, добавил:

  — Отдельное здравствуйте тем, кого не видел.

  — Это Волин, участковый с первого участка, — представил лейтенанта Крапивин: — Попросил подбросить, тут недалеко.

 Я пожал плечами, мол, подбрасывайте, раз надо.

 Токарев завел двигатель, и машина поехала в сторону, откуда я только что прибыл. Проезжая мимо постового на перекрестке, я попросил притормозить и вышел.

  — Скажите, кто был в черной “Победе”, которую вы только что останавливали? — спросил я у постового, показывая удостоверение.

 Тот глянул мельком в мое удостоверение, суетливо отдал честь и, доложил:

  — Так это же, товарищ капитан, ваши были.

  — Какие “наши”? — не понял я.

  — В смысле, тоже товарищи из КГБ, из Москвы.

  — Н-не понял, — честно признался я.

  — Так это, — почему-то испугался постовой: — В документах ихних, как и у вас, указано: управление КГБ города Москвы.

 “ Вот это номер!” — подумал я: ” А этим что еще здесь понадобилось?!”

 Я вернулся в машину, и она снова тронулась с места.

 В голове у меня была полнейшая каша. “Всплески”, топор Лемеха, “таратайка” Филипповой, а тут еще ребята из госбезопасности… Интуитивно, я чувствовал, что все это как-то между собой связано. Но вот как? Как?!...

 Решив на время отвлечься — пусть информация в моей голове поуляжется — я стал прислушиваться к тому, как участковый Волин жаловался на жизнь Ерохину:

  — Замучила шпана. Восьмой случай по району за месяц. Силу соплякам девать некуда, так они знаешь что вытворяют? Двери у распределительных коробок АТС выламывают. Да как! Бывает прямо с петлями выворачивают, а они железные. Вот полчаса назад новое сообщение поступило. Я хотел уже назавтра отложить, так Коробей уперся, как баран. Говорит, работаем по усиленному варианту, до 22.00, так что иди, и нечего штаны в кабинете протирать. А у меня два материала “горят” по срокам — завтра последний день. Поймаю кто это делает, вот ей Богу!, сам ремнем отхожу!

 Ерохин в ответ одобрительно крякнул:

  — Правильно. Распустили мы их. В былые времена никто бы не посмел вот так — в наглую, государственное имущество портить. Это ж натуральное вредительство.

  — В 4-ом отделении тоже коробки АТС ломают, — подключился к разговору Крапивин: — У меня там кум работает...

  — По каким адресам коробки ломали? — спросил я, оборачиваясь к Волину: — И когда?

 Слегка напуганный моим вниманием, участковый стал копаться в своей папке, а я, тем временем, спросил у Токарева:

  — Карта города есть?

 Водитель молча кивнул.

  — Давай, — потребовал я.

 В машине повисла тишина, фоном доля которой служило ровное урчание двигателя. Все молча наблюдали, как, развернув план города, отпечатанный на толстой лощеной бумаге, я стал отмечать места и даты, которые мне диктовал Волин. С каждой новой отметкой я чувствовал, что депрессия моя улетучивается, а изнутри меня начинает бить мелкая нервная дрожь.

  — Говорите, последнее сообщение было полчаса назад? — переспросил я у участкового.

  — Ну, может, минут сорок прошло, — ответил тот.

  — Тормози, — скомандовал я водителю, и Токарев тут же ударил по тормозам.

 Колеса машины еще не закончили вращаться, а я уже выпрыгнул на асфальт и побежал ко входу в магазин, над которым неоновыми буквами было написано: ”Хлеб”. Не сбавляя скорости, я забежал за прилавок и, показывая удостоверение бросившейся навстречу продавщице с большим хлебным ножом, спросил:

  — Телефон есть?

  — В кабинете заведующей, — пролепетала та, резко останавливаясь, одной рукой указывая направление, а другую, с ножом, пряча за спину.

 Найдя дверь с соответствующей табличкой, я без стука открыл ее и увидел немолодую пышнотелую женщину в белом халате, сидевшую за столом.

  — Вам чего, гражданин?!

  — Срочная служебная необходимость, — заявил я, вновь показывая удостоверение: — Нужно срочно позвонить.

  — Пожалуйста, — растерянно сказала заведующая, придвигая аппарат ко мне. В это время в кабинет вошел Крапивин. Будучи одетым в милицейскую форму, он решил меня подстраховать.

  — Выйдите, — сказал я заведующей, снимая трубку и набирая номер дежурной части РОВД.

 Видя, что хозяйка медлит с выполнением моего указания, я добавил, многозначительно сдвинув брови:

  — Так надо.

 Заведующая затравленно посмотрела на Крапивина и тот, умница, кивнул, подтверждая мои полномочия, мол, не волнуйтесь, все под контролем.

  — Посмотри снаружи, — попросил я его, когда заведующая вышла. Следователь, ни слова не говоря, выскользнул в коридор, прикрыв за собой дверь. В это время я наконец услышал в трубке усталый голос Птахи.

  — Это Кожемяка, — представился я ему: — Дай мне Зинченко или Рожкова.

 Через секунду Рожков был на связи.

  — Слушай и не перебивай, — сказал я: — Срочно передай Сухову, что вот-вот произойдет или уже произошло еще одно похищение. Пусть поднимает всех, кого сможет...

  — Откуда ты это взял?! — не выдержал Рожков.

  — Помнишь, мы предполагали, что всем жертвам перед их выходом из дома кто-то звонил? Так вот — оказывается, было зарегистрировано как минимум семь случаев взлома распределительных коробок АТС именно в те дни, когда происходили предыдущие исчезновения! Время и районы совпадают! Соображаешь?! Вполне возможно, что им звонили не с телефона, а напрямую — через коробку АТС. Вот почему, после звонка Гордеевой, аппаратура не зафиксировала номера, с которого звонили! Примерно сорок минут назад вскрыли еще одну коробку на Малайчука 82. У нас есть реальный шанс взять похитителей прямо с очередной жертвой! Нужно срочно установить адреса всех телефонов, кабеля которых проходят через нее и обзвонить всех владельцев. Узнать дома ли они, и не покидал ли кто квартиру в ближайшие 40 минут-час. Да, и район, район пуст блокируют, чтобы ни конный, ни пеший из него ни ногой… Все понял?

  — Так точно, — отрапортовал Рожков.

  — И еще. Скажи командору, что в городе находятся люди из Московского УКГБ. Помнишь “Победу”, которую мы с тобой видели? Милиционеру, который их остановил, один из них предъявил удостоверение...

  — Им какого дьявола здесь нужно? — удивился Рожков.

  — Хрен его знает. В общем давай — действуй. А я пока проедусь к последнему вскрытому ящику. Может еще чего накопаю.

 Я положил трубку и вышел из кабинета. В коридоре меня ждал Крапивин. Когда мы с ним выходили из магазина, заведующая стояла за прилавком, отоваривая покупателя и косилась в нашу сторону. Рядом стояла растерянная продавщица.

18 часов, 05 минут.

  — Как вы намерены действовать? — спросил я у Волина, когда мы вышли из машины у последнего подъезда дома №82 по улице Малайчука.

  — Как обычно, — со вздохом ответил участковый: — Сделаю осмотр места происшествия, а потом запишу пяток объяснений. Почти уверен, что, как всегда, никто ничего не видел.

 “Стандартный набор для отказа в возбуждении уголовного дела в виду малозначительности”, — понял я.

 В это время следователь Крапивин, который рассматривал поврежденную коробку, озадаченно спросил:

  — Как они умудрились так ее покорежить?

 Я подошел к нему и увидел, что вопрос его был по поводу дверцы коробки. Она была сильно погнута и висела на одной завесе. Другая была “с мясом” выдрана.

 Будто машина бампером зацепила, — сказал Токарев, становясь рядом со мной.

  — Откуда у шпаны машина? — возразил ему Крапивин.

  — Почему именно шпана? — не выдержал я.

  — Кто еще машину из баловства увечить будет? — как бы не слыша нас, спросил себя Токарев и, продолжая диалог с самим собой, в ответ пожал плечами.

 Я вернулся к Волину, который, устроившись на переднем сидении “Козлика”, высунув язык от усердия, вычерчивал карандашом схему места происшествия. На заднем сидении сидел Ерохин и, не спеша, опрашивал молодую симпатичную девушку. Та, естественно, ничего не видела и не слышала.

  — Кто сообщил в отделение о происшествии? — спросил я у Волина.

  — Какой-то Петечкин, — рассеянно ответил тот и тут же испуганно продолжил: — Сейчас, дочерчу схему и схожу к нему.

  — Не надо никуда ходить, — услышал я за спиной: — я уже здесь.

 Обернувшись, я увидел перед собой невысокого старика в синем плаще, серой кепке и до блеска начищенных ботинках.

  — Петечкин Андрей Максимович, — представился старик: — Это я вас вызвал.

 Не дав мне и рта раскрыть, он продолжил:

  — Я прекрасно все видел. Он сдал назад и сорвал дверцу. Прошу занести мои показания в протокол.

 Волин явно не хотел никуда ничего заносить. Для “отказняка” ему совсем не нужны были свидетели, которые хоть что-нибудь видели.

  — Он сдал назад и сорвал дверцу, — не унимался Петечкин.

  — Кто он? — спросил я.

  — Преступник, кто ж еще!

 Волин в муке закатил глаза. Свидетель был из разряда тех, кто по ходу изложения увиденного, тут же предлагают свою трактовку событий. При чем любое, даже самое незначительное происшествие у них, обычно, раздувается до заговора вселенского масштаба.

  — Позвольте, я по-порядку?, -= предложил Петечкин и, не дожидаясь нашего разрешения, продолжил: — Дело было так: где-то в 17 часов я пошел в булочную за хлебом. Когда выходил из подъезда, он уже стоял вот здесь.

 Свидетель ткнул в сторону асфальтовой площадки перед подъездом.

  — А когда возвращался, то еще издали увидел, что он совершает какие-то странные маневры. Он стал параллельно дому и стал потихоньку сдавать назад. Вы понимаете? — спросил старик, пытаясь жестами пояснить сказанное: — Тут я услышал, как заскрипела дверца, а потом раздался звон лопнувшей завесы. Сразу после этого он остановился...

  — Что же вы не подошли, не сделали ему замечания? — язвительно спросил Волин.

 Петечкин немного помялся, а потом признался:

  — Да как сказать… Струхнул я что ли? Хотя чего там было бояться, автобус, как автобус… А потом, когда я решился все-таки подойти, он уже уехал. И вот я думаю...

  — Стоп! — прервал я его: — Автобус? Вы сказали автобус?!

  — Именно автобус, — подтвердил старик, многозначительно поднимая указательный палец: — В том-то и дело...

  — Какого он был цвета? — опять не дал я ему перейти к разглагольствованиям.

  — Да вроде как зеленого, — Петечкин ненадолго задумался и, уже увереннее, сказал: — Точно — зеленого.

  — А номер? — спросил я, затаив дыхание. “Ну же, Петечкин!”

  — Вот тут я не припомню. Темнело уже, да и..., — он опять замялся, не желая снова упоминать о своей минутной нерешительности.

  — Может марку автобуса узнали?  — не отставал я.

  — Вот чего нет — тог нет. Я вообще в автотранспорте плохо разбираюсь. Тем более в автобусах, — на свидетеля было больно смотреть. Куда подевалась его самоуверенность.

  — Так вы сказали, что случилось это около пяти часов? — уточнил я, почти пританцовывая на месте от нетерпения.

  — Скорее, в начале шестого, — сказал Петечкин, немного оживая.

  — Записывай, — приказал я Волину: — Все подробно, каждую деталь. Особенно, что касается автобуса.

 Волин смерил старика ненавидящим взглядом и достал из папки чистый лист бумаги. Оставив их у машины, я почти бегом направился к будке телефона-автомата, стоявшей неподалеку, и набрал на диске 02.

 Дежурный слушает, — раздался в трубке невнятный голос Птахи.

  — Это Кожемяка. Давай сюда Сухова.

  — Нет его, — уже четче сказал Птаха и, предваряя мою следующую просьбу, добавил: — Зинченко тоже нет. Он к тебе поехал. Тут только Рожков.

  — Где командор? — спросил я у Рожкова, когда тот взял трубку.

  — На телефонную станцию помчался. Он Туманяну позвонил, и тот тут такой переполох устроил! Как только уточнится район, в котором проживают все абоненты, чьи телефонные кабеля проходят через твой ящик, его тут же закроют...

  — Ты там передай, чтобы особое внимание обращали на автобусы зеленого цвета.

  — Значит все-таки автобус!

  — Есть свидетель, который видел его своими глазами.

  — Ну ты даешь!

  — Ладно, не хвали, раньше времени. Так ты говоришь, командор на телефонной станции?

  — Да. А Зинченко меня для связи в дежурку посадил, а сам с оперативной группой к тебе поехал.

— Не грусти, стажер. Диктуй номер телефона АТС.

 Записав продиктованные Рожковым цифры, я попрощался и, уронив в щель приемника монет две копейки набрал телефонную станцию. Пока дежурный звал к аппарату Сухова, я увидел, что к нашему “Козлику” подъехал еще один экипаж и из него вышло несколько милиционеров, а вместе с ними и Зинченко.

  — Сухов на связи, — услышал я наконец.

— Командор, это Кожемяка. Как у вас там, много звонков зарегистрировано?

  — За последние два часа — сто восемь.

  — Тот, который нас интересует, был сделан где-то с 16.45 по 17.15.

  — Молодец, — повеселел Сухов: — Это значительно сузит круг поиска. Что еще раскопал?

  — Зеленый автобус, — коротко ответил я.

  — Уверен? — после небольшой паузы спросил командор.

  — Есть свидетель.

  — Так, — Сухов снова помедлил, приводя мысли в порядок: — Тут у нас уже есть номера, по которым никто не отвечает. Появится Зинченко, вместе с ним проедетесь по этим адресам.

  — Зинченко уже тут.

  — Отлично. Я сейчас тут все перепроверю и минут через десять свяжусь с вами через Птаху.

 Повесив трубку, я вышел из телефонной будки и направился к Зинченко, который напару с уже знакомой мне девушкой-экспертом колдовал у покореженной двери.

  — Опять вас в оперативную группу назначили, — обратился я к девушке: — За что такая немилость? Вы же должны были сегодня отдыхать после вчерашнего дежурства.

  — Усиленный режим работы, — ответила она, улыбаясь как старому знакомому: — Вы ведь тоже не в отгуле.

  — А он у нас наказан, — встрял Зинченко, продолжая делать соскобы с двери перочинным ножиком: — Уж больно падок до женского пола. Особенно ему почему-то нравятся молоденькие эксперты...

  — Хватит трепаться, — прервал я его, видя, что девушка покраснела: — Нашел что-нибудь интересное?

  — Смотри, — сказал Зинченко, показывая мне лезвие ножа, на котором тускнело какое-то вещество серо-металлического цвета.

  — Следы краски? — предположил я.

 -  Ни в коем случае, — покачал головой эксперт: — Оно жидкое.

  — Тогда, может ртуть?

  — Судя по всему это и не ртуть.

  — Что же тогда?

  — Откуда я знаю. Вот проведу анализ… Ты что-нибудь по обстоятельствам происшествия выяснил?

 Я отвел его в сторону и коротко пересказал ему все, что знал на тот момент.

  — Значит все таки — зеленый автобус, — сказал Зинченко, криво усмехаясь: — Сухов в курсе?

  — Я ему только что звонил.

  — И как он принял твою новость?

  — Нормально, -ответил я, чувствуя, что начинаю злиться.

  — Ну-ну...

 В это время я заметил, что Токарев, стоявший у машины, замахал мне рукой. Я подошел к нему, и он протянул мне листок бумаги с записанными на нем адресами.

  — Птаха только что передал, — пояснил он: — Сказал, что вы в курсе.

  — В курсе, — подтвердил я: — Заводи и разворачивайся.

 Пока Токарев выполнял мое указание, я, рассматривая на ходу список, вернулся к Зинченко, который продолжал возиться у ящика, собирая образцы и производя какие-то замеры.

  — Закругляйся, — сказал я ему: — Есть повод прокатиться.

  — Куда? — недовольно спросил эксперт.

  Я промолчал и Зинченко, с недовольным вздохом попросил, работавшую рядом девушку:

  — Положите мои образцы отдельно. Я потом их заберу.

  — Уже уезжаете? — удивилась та.

  — Приходится, — развел он руками: — Но, я надеюсь, мы еще вернемся?

 Вопрос был ко мне.

  — Вернемся, вернемся, — успокоил я его.

  — Тогда до скорого свидания, — сказала нам девушка-эксперт.

 18 часов 50 минут.

 Мы наткнулись на него совершенно случайно. Всему виной был Токарев, решивший сэкономить бензин и, поэтому, погнавший машину через частный сектор.

 Зинченко, который, сидя на заднем сидении, меланхолично смотрел в окно, вдруг вскрикнул:

  — Стой! Направо!

 Когда фары нашего “Козлика” осветили зеленую корму автобуса, тот тут же, не включая габаритных огней, тронулся с места.

 За ним! — скомандовал я.

 Между тем, автобус стремительно набирал скорость. Бешено вращая руль, чтобы не угодить в огромные, заполненные водой, лужи, Токарев погнал нашу машину следом за ним. Нас с Зинченко бросало из стороны в сторону на каждой рытвине. Я схватил микрофон, включил “громкую” связь и сказал приказным тоном:

  — Водитель зеленого автобуса! Немедленно принять вправо и остановиться!

 Никакой реакции на мои слова не последовало. Лишь собаки в окрестных дворах дружно откликнулись на мое приказание. А зеленый автобус все так же продолжал попытки оторваться от нашей погони. И небезуспешно. С неожиданной для него ловкостью и маневренностью, он лавировал по узкой улочке, с каждой секундой все больше удаляясь от нас.

 Я переключил тумблер и вышел в эфир по радиостанции:

  — “Поиск-4” “Аресу”. Преследую автобус зеленого цвета, движущийся по улице..., — я запнулся.

  — Маркова, — подсказал мне Токарев, вцепившийся в баранку.

  — … Маркова, — повторил я в микрофон: — Преследуемый на большой скорости движется к перекрестку с улицей Революции. На приказы остановиться никак не реагирует...

 В этот момент “Козлик” совершил длинный прыжок, и я здорово приложился правым ухом о дверцу машины.

  — Прошу принять меры к задержанию! — закончил я, пытаясь перекричать звон в пострадавшем ухе.

  — “Арес” принял, — сквозь треск помех отозвался Птаха, и тут же эфир заполнился его переговорами с поисковыми группами и пешими патрулями.

 В это время автобус выскочил на асфальтовое покрытие улицы Революции, повернул направо и скрылся из виду. Когда Токарев наконец вырулил следом за ним, расстояние между нами было уже более ста метров.

 Я сообщил об изменении нашего движения Птахе, но не знаю, услышал ли он меня среди той неразберихи, что творилась в эфире.

 На ровной дороге форсированный двигатель нашей машины понемногу стал брать свое и мы медленно приближались к преследуемому.

 Транспорт, двигавшийся с нами в одном направлении, заслышав вой нашей сирены, шарахался в сторону, давая нам “зеленую” улицу. Огни нашей мигалки отражались в окнах домов, разбрызгивая во все стороны веер фиолетовых зайчиков.

  — Полюбуйся на цирк, — вдруг сказал Зинченко.

 Я обернулся к нему и увидел, что он показывает на заднее окно, через которое было видно, что следом за нами, отставая примерно на километр, движется колонна автомашин с «мигалками» на крышах.

  — Совсем Птаха сдурел! — возмутился я: — Это погоня или парад на 1-ое Мая?...

 В этот момент наша машина резко затормозила, а потом с ревом вошла в очередной поворот. Это Токарев повернул на перекрестке следом за автобусом.

 В результате  я снова, теперь уже левым ухом, приложился о жесткий каркас сидения.

  — Петляет гад! — хрипло выкрикнул Токарев, коротким движением стирая пот с лица.

  — Внимание! — раздался громовой голос Березина из динамика радиостанции: — Всем, кроме “Поиска-4” соблюдать полную тишину в эфире! На связь без вызова не выходить!

 Многоголосый гул тут же стих.

  — “Арес” — “Поиску-4”, — вызвал нас Березин.

  — На связи, — откликнулся я, хватая микрофон.

— Где находитесь?

  — Преследуем объект по улице Кирова в направлении улицы Победы.

  — Немедленно сообщайте о каждом изменении направления движения.

  — Вас понял.

 Закончив с нами, Березин принялся, по-очереди, вызывать каждый позывной и давать им четкие указания.

  — Березин — этот порядок наведет, — пообещал Токарев.

 Я обернулся назад. Кавалькада с «мигалками» заметно к нам приблизилась. Зинченко, сидевший за Токаревым, напряженно смотрел через его плечо вперед. В руке у него я с удивлением увидел пистолет.

  — Похоже, что ты был прав на счет автобуса, — сказал он, заметив мой взгляд.

 Подумав, я тоже достал из оперативной кобуры свой ТТ.

 В это время по встречной полосе к нам навстречу показался большой грузовик, на прицепе которого были закреплены “домиком” две большие бетонные панели.

 Не доехав до встречи с ним несколько десятков метров, автобус вдруг стремительно выскочил на встречную полосу. Тут же резанул ухо пронзительный рев клаксона грузовика, а его водитель, уходя от столкновения, резко бросил свою машину влево, прямо на нас.

  — Что делает, сволочь! — заорал Токарев, закладывая наш “Козлик” в какой-то невообразимый вираж в объезд начавшего перегораживать всю улицу прицепа… Нашу машину потряс сильнейший удар, это задняя часть прицепа чиркнула по ее борту, но Токарев все же успел проскочить мимо.

 В следующую секунду панели сорвались с крепежей и рухнули на проезжую часть, блокируя возможный объезд грузовика слева. Сам же грузовик врезался в фонарный столб, и тот упал, ударившись о стену дома, перекрыв таким образом объезд справа.

 Разъяренный Токарев до отказа утопил педаль газа, бросая “Козлик” следом за автобусом, который, тем временем, выпрыгнул на тротуар и, не обращая внимания на брызнувших во все стороны прохожих, не снижая скорости, домчался до перекрестка и повернул налево.

 Своим рискованным маневром водитель зеленого автобуса не только перекрыл улицу, отрезав от себя большую часть преследователей, но и смог увеличить  отрыв от нас метров до семидесяти. И этот разрыв все увеличивался, потому, что через пару кварталов мощность двигателя нашей машины стала падать, а в салоне сильно запахло бензином.

  — Шланг сорвало! — в отчаянье закричал Токарев, и в этот момент я увидел, как на приближающийся к нам перекресток откуда-то слева выбежал человек в сером плаще и черной шляпе. То, что он держал в руках, заставило меня рвануть ручку двери на себя и с криком:

  — Атас! — выпрыгнуть из стремительно несущейся машины.

 Кувыркаясь и обдирая лицо и руки об асфальт, сквозь треск рвущейся на мне одежды, я услышал длинную автоматную очередь, визг тормозов, а потом звук взрыва.

 После очередного кувырка я сильно ударился головой о бордюр и, на мгновение, потерял сознание.

 19 часов 10 минут.

 Я очнулся, лежа на животе. Ободранные ладони и лицо горели, будто опаленные огнем, кровь заливала мне глаза.

 Я поднял голову и увидел у стены дома завалившийся на бок “Козлик”, над которым, вперемешку с черным дымом, вздымались языки пламени, черную “Победу” на перекрестке, и человека в сером плаще, бегущего ко мне со “Шмайсером” в руках.

  — Не стреляйте, — заплакал я, лихорадочно соображая, куда делся мой пистолет.

 Наконец, я ощутил, что он почему-то лежит под моим правым бедром. Автоматчик перешел на шаг, как бы отсчитывая последние метры до огневого рубежа в тире. И, хотя до него было метров двадцать, я узнал в нем “командировочного”, которого я заприметил вчера в холле гостиницы.

  — Ну пожалуйста, не стреляйте! — завизжал я как можно унизительнее, катаясь при этом по асфальту, что бы помешать ему прицелиться. Одновременно с этим я нащупывал свой пистолет.

 Это был старый трюк.

 Мой инструктор по нештатным ситуациям, трек по фамилии Кастатис, как-то рассказывал мне одну историю, о том, как однажды, на фронте, где он воевал в составе гвардейской разведроты, двух его товарищей, разведчиков, взяли в плен при переходе через линию фронта.

 Когда их, в ожидании абверовцев, стали допрашивать в штабной землянке части, в расположение которой они, потеряв в темноте направление, по ошибке забрели, один из них, молоденький комсомолец, стал корчить из себя героя. Кричал: ”Слава Сталину!” и “Гитлер капут!”. В результате, озверевшая от окопной жизни солдатня переломала ему все ребра.

 Другой, когда принялись за него, после первых же ударов упал на колени и стал молить о пощаде. Он катался по полу и рыдал, умоляя сохранить ему жизнь, а потом очень натурально обмочился. Офицер брезгливо отвернулся, а солдаты довольно заржали, на секунду ослабив внимание. И этого оказалось достаточно, чтобы разведчик добрался до автомата и одной очередью скосил всех, кто был в землянке. После этого он забросал окоп гранатами и, благо — дело было ночью, ушел к своим, прихватив с собой несгибаемого сталинца и, в качестве языка, тяжело раненого немецкого офицера. Каким-то образом он дотащил обоих, не смотря ни на минное поле, ни на ураганный огонь фашистов, и при этом ухитрился не получить ни царапины...

  — Не стреляйте! Пощадите! — умолял я, а пистолет, снятый с предохранителя, был уже у меня в правой руке, прижатой к бедру.

  — Ради всего святого! Не надо!

 Я встал на колени и поднял вверх, будто надеясь защититься, левую руку. Человек с автоматом остановился, навел на меня свое оружие, и в этот момент я упал на левый бок и трижды по нему выстрелил.

 Первая пуля только сбила с его шляпу, зато две последующие попали моему противнику в голову. Его отбросило назад, но он все же успел нажать на спусковой крючок. Очередь простучала по стене дома, зазвенели и посыпались стекла, взвизгнули срикошетившие пули, и что-то больно впилось мне в спину, чуть ниже правой лопатки.

 Я подполз к поверженному противнику и, используя его тело, как прикрытие, несколько раз выстрелил по черной “Победе”. В ответ застрекотал еще один автомат. Снова над головой засвистели пули, и я уткнулся головой в асфальт. Меняя обойму, я услышал сзади нарастающий треск мотоцикла. Оглянувшись, я увидел, что к перекрестку на большой скорости мчится мотоциклист, одетый в милицейскую форму. Стрелок из “Победы” тут же перенес свой огонь на него, и милиционер вместе с мотоциклом завалился на бок, после чего юзом проехал еще несколько метров.

 Послышался звук заработавшего двигателя, и я, выглянув из своего укрытия, увидел, что черная “Победа” быстро удаляется в ту сторону, куда до этого умчался преследуемый нами автобус.

 Сделав ей вслед несколько безрезультатных выстрелов, я встал на ноги и, сунув пистолет за пояс, подошел к упавшему мотоциклисту. Тот лежал, слегка шевелясь, и никак не мог выбраться из-под придавившего ему правую ногу “Урала”.

  — Живой? — спросил я его.

  — Нога, — простонал, судя по погонам, старшина милиции.

 Я поставил мотоцикл на колеса и увидел, что правая штанина мотоциклиста изодрана в клочья и потемнела от крови.

  — Идти сможешь?

  — Не знаю, — ответил старшина слабым голосом, осторожно садясь, морщась при этом от боли и очумело мотая головой: — Ты-то хоть цел?

  — Потом посмотрим, — сказал я, усаживаясь на сидение мотоцикла: — Передашь — Кожемяка продолжает преследование.

 С этими словами я выжал сцепление и толкнул ногой рычаг. Вопреки ожиданиям, мотоцикл даже не вздрогнул. Я попробовал еще раз с тем же результатом.

  — Отбегала лошадка, — констатировал старшина, со стоном пытаясь встать. Он выпрямился, перенеся вес на левую ногу, и, осмотрев поле боя, сказал:

  — Как на фронте.

 Я обнаружил, что все еще сижу, вцепившись в руль мотоцикла и, опираясь на дрожащую от напряжения ногу, тупо смотрю в одну точку. Старшина, сильно хромая, подошел ко мне и спросил хриплым голосом:

  — В машине кто-нибудь остался?

 “Машина!” — полыхнуло у меня в голове, и я бросился к объятому пламенем “Козлику”. Резкая боль в спине заставила меня перейти на шаг.

  — А все туда же — в погоню, — услышал я голос старшины, который остался на месте, держась за мотоцикл.

  — Зинченко! Токарев! — позвал я: — Мужики, кто живой, отзовитесь!

 Ответа не последовало, и я почувствовал, как слезы сами собой хлынули у мне из глаз.

  — Суки! — закричал я: — Суки! Суки!

 Выхватив пистолет, я выпалил оставшиеся в обойме патроны вслед давно уехавшей “Победе”. Когда обойма опустела, затвор откинулся в заднее положение, и спусковой крючок заклинило.

 В окрестных домах уже давно горел свет во всех окнах. А самые любопытные из местных жителей уже бочком подходили к месту перестрелки.

 Справа на перекресток медленно выкатился грузовик, водитель которого во все глаза таращился то на горящий “Козлик”, то на ободранного, с пистолетом в руке, плачущего меня. Наконец, ударив по тормозам, он выпрыгнул из кабины и, подбежав ко мне, спросил:

  — Что случилось? Помощь нужна?

 Не в силах говорить, я указал на сползающего на землю старшину. Водитель бросился к нему и помог сесть. Мотоцикл с лязгом рухнул на асфальт.

  — Да он же в бок ранен! — воскликнул водитель.

 Осмелевшие местные жители, тут же обступили место происшествия. Кто-то уже спешил с ведрами, полными воды, к горящей машине.

 Какой-то мужчина подошел ко мне и спросил:

  — Тоже ранен?

 Я непонимающе посмотрел на него, но он уже осторожно обнял меня за талию и повел от “Козлика”. Сделав несколько шагов, я почувствовал, что ноги перестают меня слушаться. Какая-то женщина вскрикнула:

  — Этот тоже ранен! В спину!

 А мужской голос потребовал:

  — Вызовет кто-нибудь наконец “неотложку”!

 Пытаясь удержать ускользающее сознание, я закричал:

  — Ничего здесь не трогать!

  — Успокойтесь, никто ничего не тронет, — ответил мне молодой женский голос и, обращаясь уже к кому-то другому, этот же голос продолжил:

  — Я не знаю, что делать! Он весь в крови. Есть у кого-нибудь бинт?

 Последнее, что я запомнил, перед тем, как потерять сознание, это нарастающий вой милицейских сирен.

               КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

Похожие статьи:

Рассказы → Бесовская таратайка - окончание.

Рассказы → Бесовская таратайка часть 4.

Рассказы → Бесовская таратайка часть 2

Рассказы → Бесовская таратайка часть 3