51. Колдуны Подмётной эпохи. Крах
в выпуске 2022/08/01
246…((66.а)) Реконструкция. Осечка
Лёжа в туманной ладье, Колдуну есть о чём подумать этой длинной ночью. И в первую очередь о том, что он больше не колдун. Он утратил дар. Весь. Полностью лишился магической силы. Судьба же этому произойти как раз в канун главного поединка в его жизни!
Причины лежат в далёком прошлом. Они таковы…
Болотный Козодой отправил некогда Колдуна на базарную площадь. Вручил ему драный веник. Ещё – горсть камешков. Смёл их на дороге, сунул Колдуну в карман и отряхнул руки.
– Держи товар, – говорит без тени улыбки, – иди торгуй.
Колдун и не помышлял отказываться, он просто… слегка остолбенел.
Козодой нахмурился:
– Чего непонятно? Мне деньги нужны, хотя бы медь. Вечером жду от тебя. И смотри, чтобы карман от неё стал не легче, а тяжелей. Детишкам продай, авось получится. Мелюзгу-то ты способен объегорить?
Колдун бы продал и за полновесные золотые монеты веник с камешками. Это не сложно, если надеть «внушающую личину», чёрта лысого продашь. Но к этому дню он уже усвоил, что ради своего же блага приказы учителя нужно понимать буквально. «Медь и дети» его крайне озадачили. Пока шёл, думал.
Придётся этот товар заколдовать, обратить в нормальные вещи. Если для детей, значит, во что-то яркое, что-то сладкое… Положим, камешки обернутся конфетками… Но ведь обратно же станут камнями, нехорошо как-то.
Подумал-подумал… а пуcть не станут! И камни обернулись горшочками с мылом, старый веник – сотней маленьких веничков. Получились мыльные пузыри. Окунаешь, взмахиваешь – пузыри летят. Сияют радугами, пахнут леденцами, хохот, все счастливы! К вечеру дети забросят эти новые игрушки: кончилось мыло, волшебство иссякло, никто не в накладе.
Всё получилось. Поздним вечером петляющей просёлочной дорогой Колдун вышагивал к учителю довольный собой, а зря. Ох, как зря…
Ни выручка, ни малышня были вообще не причём. Козодой хотел научить Колдуна ворожить в толпе, среди шума, походя создавать всякие привлекательности. Вместо этого он поставил ученику роковую подножку, которая скажется много лет спустя.
Там, среди купеческой ребятни, не обделённой монетами, шныряла, разумеется, и полная голытьба, и маленькие транжиры, уже оставшиеся без денег, подворовывая и клянча. Колдун жонглировал товаром и медью лихо, как циркач. У кого не было денег, те вдруг находили монету в кармане или под ногами. Чтобы не прерывалось веселье, чтобы торг шёл и шёл. Это не бескорыстие. Но вот маленькой черноглазой нищенке Колдун подарил игрушку просто так, своей рукой. Нельзя было этого делать. Ни в коем случае нельзя. Колдун как бы и знал, но упустил из вида – такая мелочь.
Настало время вспомнить, осознать, насколько – не мелочь.
***
246…66.а Исходник
Ученик:
– Ты зол.
Колдун:
– Осечка. Плохо, что вторая.
Ученик:
– Причина – зелье или заклинанье
с ошибками?
Чужое колдовство?
Колдун:
– Хотелось бы, но не нашлось такого.
А значит, метка бескорыстного добра
передалась кому-нибудь второму,
ещё кому-то.
Аукнется же мне за всякий их благой поступок!
За, кошке выданную, ложку сливок!
Я был молод, тороплив
и не отнёсся к правилу всерьёз.
Ученик:
– Ты говорил, что долга и запрета
не существует. Что, как воздух,
разлито колдовство.
Колдун:
– Да, только вот
близ фитиля его как раз и нет…
И нет на дне.
А предостереженье – не запрет:
во благо не ворожи бесплатно.
Для жемчуга задел – песчинка боли,
а для снежка тепло руки.
Для краха нашего задел – благодеянье.
И как же велика его цена!
Ученик:
– Насколько?
Колдун:
– Жгучее огня и ниже дна
момент бессилия.
На взлёте подрезает крылья он ворожбе.
Но хуже, что, передаваясь по цепочке,
добро растёт как снежный ком,
и если круг замкнётся:
незнакомец
одарит или выручит тебя,
дар колдовской растает, испарится.
Поэтому: кради либо плати!
…
Ученик слегка побледнел, вспомнив, как намедни совершенно бесплатно делал приворот. Пробовал силы.
От Колдуна не скроешь, он усмехнулся и добавил:
– Любовные заклятия не в счёт:
власть не бывает белой, только чёрной.
***
247…((247.а.)) Реконструкция. Последний дар шута
Как ни старался Колдун обогнать всех остальных на пути в преисподнюю, шут опередил его. Напрасно, мучимый дурными предчувствиями, Колдун послал на базар приглашение: «Не желаешь ли погостить у меня с недельку?».
Мастеря треногу и посматривая в поля, Колдун издалека видел, как приближается его ученик петляющей, пыльной дорогой. В одиночестве. Ныряет в марево, что-то на грозовом прутке вращает, отгоняя ударами холода слепней, особенно злых в паркий бессолнечный день. «Втихаря умыкнул или сам наколдовал? – прищурился Колдун. – Этим прутком удобно злых собачонок молниями по носам стегать…»
– Мы опоздали, он мёртв, – сказал Ученик, едва зайдя в калитку. – Шута казнили ещё вчера. Ключ наяды Энни показал тебе всё, как оно и случилось: площадь, гуляния, базарный день, только не выходной. Столица праздновала «четверок пяток» – последняя пятница лета, медвежий день. В него шута и казнили.
– Как я мог забыть!
– Его возлюбленная передала это тебе. Он завещал.
В руки Колдуну с прутка соскользнула смеющаяся маска. Покидая глазницу, пруток сверкнул последней молнией и был тут же изломан на мелкие куски.
Колдун гневно:
– Откуда такое неуважение?!
Ученик, опешив:
– Это всего лишь кусок клееной бумаги…
Колдун:
– Сказать, кусок чего ты сам?! Это – больше, чем корона!
***
247…248.а Исходник
Колдун:
– Дай мне вчерашний день! Немедленно!
– Для супа?
Колдун:
– Для чистового быстрого письма,
в чернильном порошке.
Сыпь на бумагу.
Теперь пиши обломком своего
дурацкого прутка:
«Зачем же, государь, меня прогнал ты?
Зачем прогнал ты своего шута
Дорогой ранней, слишком тёмной?
Увидимся на Именинах Чёрной Подёнки».
Ученик:
– Я записал.
Колдун:
– Теперь иди обратно! На месте казни брось.
Шут предал мне главный козырь.
Не маску завещал он мне,
подсказку…
***
248…((248.а)) Реконструкция. Сомы
Надев шутовскую маску вверх ногами, точней – вверх прорезью рта, сквозь неё Колдун увидел, как едва занявшись, отступает рассвет, как возвращается тьма. Пора.
Он легонько хлопнул по борту ладьи, та покачнулась, но не взошла на туманный воздух, и почему-то разом пришло ясное осознание: всё. Это не третья осечка, а утрата колдовского дара. Именно маска – завещанная полностью бескорыстно и принятая с почтением замкнула круг благодеяний.
Практически одновременно с роковым открытием пришло и второе: несмотря ни на что, поединку быть. Ладья подчинится магическому слову приказа. Цель путешествия будет откроется перед ней в срок. А в пути можно вовсе ни о чем не думать!.. «Отдамся на волю Подёнки. Ведь и Чомга не знает, каково мне теперь, и я не знаю, каково ему там». Колдун провёл рукой по поясу, но не обнаружил там ножен, только подаренный гадателем кошелёк. Да и то сказать, что против Чомги простое человеческое оружие?
Туманная река пронесла ладью полями и городом Энн, лесной опушкой, столичными пригородами, мощёными улицами, озёрами площадей. Темно… Безлюдно… С туманом Колдун заплыл во дворец навстречу дымным клубам и замедлился лишь у дверей спальни, чтобы их отомкнуть.
Нырнув через битое зеркало сразу в омут потаённого родового гнезда Чомги, ладья замедлила ход. Колдун очутился там, куда с берега попасть невозможно...
Воздух на вкус, как застойная вода. Полная миражами и стражами она колыхалась на расстоянии руки – ни хлынуть в лодку не может, ни извергнуть в неё подводных змей, ни расступиться перед секирой стража…
Дверь так темна, что не видно распахнута или нет. Оказалось – настежь. Ковровой дорожкой вниз по ступеням продолжал струиться туман, оттуда выкатывались клубы дыма.
Порог охраняли два сома, такой величины, что их усы, пересекаясь, доставали противоположных берегов омута. В зеленоватом подводном мраке шевелились хвосты, словно подметая ступени замка опрокинутого, подобно своему отражению. Мёртвый «клятый» слуга повернул голову вслед Колдуну и воздел костяные руки. Что это: бессилие воспрепятствовать незваному гостю или надежда на его победу, как на избавление? Колдун заплыл в тёмные двери со смесью отвращения и восторга.
***
248…248.а Исходник
Колдун про себя:
– Защита превосходна, василиск,
Сокрытье – так себе,
в пути не заплутаешь: вниз да вниз.
Я без труда нашёл твоё гнездо.
Гигантские сомы
раскормлены незваными гостями?
Всякий – незваный, всякий – лишний,
и в этом – все вы, василиски,
Бессильно слово
пароля колдовского
и невозможен взлом.
Что ж, это помогло тебе?
Как Чёрная Подёнка высоко,
так враг твой близко.
***
249…((249.а)) Реконструкция. Канун
Ладья поплыла насквозь круглую комнату нижнего этажа и остановилась в садике. Белёсая рябина парила над ним, как безутешное привидение. Колдун торопливо ладонью накрыл сияющий грецкий орех путеводной магии. Напрасная предосторожность, хозяина не видно в саду, да и сам орех едва мерцал наравне со всеми огнями под Чёрной Подёнкой.
Её Именины только-только начались. Ещё теплились багровые угли под адскими котлами. В низине, в проёме распахнутой калитки можно было различить зубчатый полукруг адской ограды, безрадостный свет, растёкшийся заревом по частоколу.
Колдун попрощался с ладьёй, как с верной помощницей. Не без содрогания прошёл садик, обречённый полужизни в полузабытье, и вышел за калитку. Дымок от истаивающей волчьей шкуры взбежал ему навстречу, обвил колени. Шагах в десяти ниже по склону, положив на неё голову, лежал его враг.
***
249…249.а Исходник
Колдун про себя, заворожённо:
– Огонь погас,
и алчность злобы адской,
и не дымятся шкуры на волках,
вокруг котлов свернувшихся клубками,
как брошенные, сирые собаки…
Подёнка за собой влечёт отлив
сил огненных –
и зрения, и слуха,
их напрягаешь всуе.
Зато и Чомге не слышны мои шаги,
хотя приют у василиска тих,
как взгляд его, парализующий.
Дымиться, истекает
одна – покинувшая плечи шкура.
К утру растает.
Без неё умрёт
и Чомга с первыми лучами.
Отнять её в бою
пустыми неколдунскими руками?
Будь я силён, как вся земля,
и то не одолел бы василиска,
за жизнь сражающегося свою.
***
250…((250.а)) Реконструкция. Висельник
Чомга сел и положил руку на дымный мех. В разрезе губ кривилась усмешка, глаза сияли васильковым светом, как опрокинутые песочные часы с раскрошенным лазуритом, остановившиеся часы.
Застывший в двух шагах от него, Колдун понял: «Он не видит, не узнаёт меня не только из-за маски, но именно потому, что во мне умолк магических дар, потому что я больше не колдун…» Да, именно так, потомок василисков не счёл для себя опасностью жалкий призрак обычного человека.
Перевёрнутая шутовская маска хранила предсмертный выдох шута, источала «свет обличения» – ауру вины. От него ни время, ни пространство, ни Чёрная Подёнка не заслонят убийцу. Чомга видел маску, но не мог вообразить, что перед ним Колдун стоит на земле своими ногами, а не шут болтается вниз головой. Мраком целиком сокрыл фигуру обличителя.
Поднимаясь, встряхивая шкуру, василиск ухмыльнулся ещё гаже и холодней.
– Сомам понравилось твоё тело, – сказал Чомга, и наваждение горького василькового взгляда развеялось. – Зачем ты явился, призрак?
Маска шута смеялась, как никогда при его жизни:
– Вернуть должок, вернуть должок! Должок за верёвочку! Ай, уронил!
Подброшенный кошелёк полетел, будто упавший из кармана висельника. Не в силах совладать с собой, Чомга бросился к нему. Схватил и зарычал:
– Пусто! Дурной, дырявый кошель! Он звенел!
Нет, это звенели в его ушах бубенчики шутовского колпака. Бряцали, как в ту минуту, когда висельника вздёргивали за пятку, мучили на потеху толпе, когда летел вниз колпак.
Чомга забыл про свою шкуру, вывернул кошелёк, разодрал его с треском. Нет монет! Ни одной монеты! Приникнув к земле, Чомга шарил по ней вслепую…
…и тут взошло солнце.
Не здесь взошло, где-то там далеко, куда ни один из противников больше не поднимется. Но это не имело значения. Чёрная Подёнка сгорела в пламени зари, сквозь небытие ушла на следующий большой круг, и прошлое вместе с ней.
Чомга попытался схватить истлевавшую на земле шкуру, но его пальцы прошли сквозь дым. Он упал ничком и не смог подняться. Его спина была чёрной, обугленной, руки вцепились в землю.
Колдун снял шутовскую маску, поцеловал её в лоб, повесил на угол калитки, и неожиданно вернулся, чтобы перевернуть это страшное тело, заглянуть мёртвые синие глаза василиска. Сказать: прости и запить настоящей горечью пустую сладость победы.
***
250…250.а Исходник
До колдовской жизни это было... Хоть Колдун не захотел жить, утратив магический дар, ничего из неё, такой бурной и славной, не пронеслось перед внутренним взором.
Превращаясь в камень, Колдун был счастлив и спокоен, а у него ушах звучала старая дорожная песенка:
– Ехали на ярмарку в столицу,
Погулять, а может и жениться!
Ленты на лошадке,
На возу пожитки,
И в картузе тёмно-синем,
И в картузе синем я!
Вдруг поднялся ветер,
Набежали тучи,
Ливень с громом, с градом
Хлынул... Ох!
Вымокла лошадка,
Вымокли пожитки,
И картуз до нитки...
Хорошо,
Что на небе солнце
Выглянуло скоро,
Разбежались даже
Облака.
Веселей лошадка,
Высохли пожитки,
И картуз до нитки,
Ну, и я!
Солнце грело сильно,
Становилось жарко,
Скучно ехать долго,
Пыль глотать.
Хоть бы дождь пошёл опять!
Роща у дороги,
Тень густая.
В кроне чик-чирик.
И чу – журчанье!
Мы остановились на лужайке
У прохладного ручья.
Есть горбушка хлеба.
То, что надо!
Есть головка сыра.
Вот и славно!
И вода из родника!
Я вздремну до вечерка.
Сапоги под голову – подушка,
На лицо картуз от всяких мушек.
Берег топчет,
Ленты мочит,
Пьёт лошадка из ручья.
Похожие статьи:
Рассказы → Новогодняя история в черно-белых тонах
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
