46. Колдуны Подмётной эпохи. Ангелы

224…((231.а)) Реконструкция. Незримые
Кто такие ангелы? Никто, ангелов не существует, но говорят, что ими становятся погибшие светлые колдуны. Светлых колдунов тоже не существует.
«Анигел» – так правильно их называть. Анигел – исчезающий, неуловимый. Заклинания, которые отклоняют противодействующую магию, крайне популярны. Им сопровождается каждое второе колдовство и в них часто повторяется «анигел, анигел» в неискажённом варианте.
Что потомки оборотней, что полукровки лесных мороков, то и колдуны людского происхождения – ведьмино племя, все по сути своей – разбойники. «Власть не бывает белой, только чёрной. Колдовство – холодное искусство. Ни долга, ни запрета». На этих столпах высится Подмётная эпоха. Но разве сложно вообразить человека, наделённого магическим даром, чья судьба вольно или невольно сложилась так, что свой дар он ни разу использовал во вред кому бы то ни было?
«Долг и запрет» есть, и на светлого колдуна они распространяются вполне. Результат другой.
Если такой колдун, добрый, невинный колдун прочитает заклинание про себя, белый голубь сердца взовьётся до неба и сразу же вернётся густым снегопадом. Хлопья снега, белые перья покроют мёртвое тело колдуна. Когда снег растает, тела под ним не окажется. Анигел – незримый. Они как бы поменялись местами: теперь колдун внутри, белый голубь снаружи.
Легенды прирастают легендами, подробности – подробностями. Ангелов при обычном свете, а тем более во мраке не видно. Их можно разглядеть против солнца, в метели. Первый снег они приветствуют, играя и кувыркаясь в полёте.
«Ангелы помогают тем, кто избегает колдовать в декабре, в заморозки и при первом снеге». Так бесхитростно объясняется юным ученикам необходимость усмирить свои порывы в неблагоприятное для колдунов время.
Ангелы всё видят, но просьб не слышат и ни во что не вмешиваются. Однако с ними связано много суеверий. Колдуны вообще суеверны.
Взгляд этих существ, как декабрь. Маловероятен успех колдовского злодеяния, если ангел смотрит на тебя. А как узнать, смотрит он или нет? На тех, кто задумал особенно недоброе, ангелы сморят долго и гневно, в упор, зло их завораживает.
Всё это Колдун рассказал Ученику между делом, в воспитательных целях, как детей пугают: смотри, до чего можно скатиться, если пялиться в небо и часто грустить. Увидишь там ангела с гневным взором, потеряешь всякую волю к колдовству! Будешь на каждом шаге задумываться, озираться… Изобрети лучше дичь дикую, развлечься, пьянчужек заплутавших пугать! Да не будь слишком мягок. Нужды нет, чтобы все тебя привечали, вроде карапуза, потерявшегося на рынке! На врагах-то логичней испытывать всякие штуки!
Правда, личным примером Колдун ему этого не показал. Они здорово разные. Там, где Ученик редко, но метко с головой проваливался в омут беспричинной тоски, Колдуна возносила самоирония над «холодным искусством», над роскошью и безнадёжностью колдунской судьбы. Свернуть нельзя? Воспарить можно!
***
224…231.а Исходник
Колдун:
– Основанная на подлоге власть
возвысила нас только лишь, чтоб пасть
с вольготной высоты?
О, как это знакомо:
на ровном месте оступиться!
Но не забудь, что ты – летишь!
Ты, птица, летишь, не ходишь!
Отставь сомнения
простолюдинам и малышам.
Пусть в день ненастный, в час досуга
пугают дети колдунов друг друга:
«Есть и незримые что видят нас,
иные колдуны...
Счастлив, кто им понравился, и проклят,
кто на дурном застигнут был врасплох.
Их не прогонишь заклинаньем.
Для подкупа они мертвы,
но живы любованием и гневом.
Как ветер и огонь проходят
лесами, полем сухой травы,
и как ложится иней без выбора
на жухлую траву,
взгляд ангела охватывает тех,
кто в наведённой, душной темноте
хоронит злой, бессовестный поступок.
Их гневу преграды нет.
Их гнев – печать возмездия.
Зато и говорят,
что как пыльца любавки тонко
благословенье их,
что прилетает счастье
на еле слышный аромат».
Ученик:
– Треф! Вот кого напоминает
Мне твой рассказ.
Колдун:
– Мне тоже.
Возникают поверия не просто так.
Разве простые люди колдунам назло
придумали всё это?
Нет-нет, мы сами.
Ребятам – дед, а деду прадед рассказал.
Они зачем-то видимо нужны
иные, светлые, благие колдуны,
как дому окна.
От века точит перелётная тоска,
и горизонт необходим дороге
не меньше, чем босые ноги,
колёса, пыль, бурьян обочин.
О, кстати, возьми сон-дудочку,
сходи за молоком коров-купав
туда, где ясли их с горючим чистотелом,
налево от главной просеки.
Обворовать стада лесовика
тебе помогут дудочка и ветер.
Оно как мёд, но никому не продаёт!
Ученик:
– А если встречу ангела,
что мне ему ответить?
Колдун:
– Он ничего не спросит.
***
225…((232.а)) Реконструкция. Гора Храмина
Ученику непонятно:
– А всё-таки, ангел – это какой-то титул из предыдущей эпохи?
Колдун:
– Это слово ничего не значило и тогда. Никто ангелов не видел, но чудеса, необъяснимые даже магией, случаются и с обычными людьми, и с колдунами, и в Подмётную и в Порожнюю эпоху.
Ученик:
– Ты меня запутал.
Колдун:
– Без причины ничего не возникает. Такое явление вполне может существовать. Допустим, ангелы живут вне эпох, мне человеческого и колдовского своём кругу… Где-то поблизости живут…
***
225…232.а Исходник
Ученик:
– Мы жители страны равнинной,
откуда здесь гора Храмина?
Колдун:
– Ты помнишь про Дворец Дождей?
Величественный и огромный.
Ученик:
– Где он теперь?
Колдун:
– А вот где…
Клекочущие девы бурунные,
они какого рода?
Драконьего,
но иногда выходят замуж за людей.
Отгрохотало ликованье свадьбы.
В приданное осталось на земле
благословенье ливней животворных,
а с выкупом драконы улетели…
Ты спросишь, чем он был?
Дворцом Дождей.
Уже не требовался храм и призыванья,
клекочущая дева власть сама имеет
над грозой, росой, туманом.
Осталось лишь её купальня.
Она поныне там же,
вокруг хромы новые построены.
Ученик:
– Драконы прежний унесли дворец?!
Куда?!
Колдун:
– Не выше и не дальше, но – к себе.
Он рядом.
Шаг сделай, выйдя за ограду
сада инфанты Майи
в туманный день.
Оттуда все дорожки
спускаются к лугам,
и дальше в лес большими языками
лизнувшими медовый цвет любавки,
но если…
тропинка вверх пойдёт кругами…
Ступай по ней.
Ты встретишь много птиц,
летящих низко мимо высоких тополей.
Где пропадут они –
там и подножие горы Храмины.
Путь открывается к её вершине
то там, то здесь,
но редко допускает храм к себе.
На половине высоты туман рассеется.
Вершина облачным покровом
как будто срезана – сиреневой,
холодной, текучей, многослойной пеленой.
Оттуда сеются снежинки, заходят ангелы туда.
Ученик:
– Ты поднимался сам?
Колдун:
– Нет, никогда.
Треф мне рассказывал.
***
226…((11.а)) Реконструкция. Отмщенье
Чудовищная несправедливость их завораживает. Но покарать – означает совершить зло. Не будучи в состоянии ни вмешаться, ни уйти, ангел так долго пристально смотрит на подлеца, что это замечают адские дымные волки, как всегда привлечённые болью, скорбью и гневом. Чаша весов склоняется до преисподней, и волк прыгает. Поэтому говорят о несчастьях, настигших подлеца: «пролетели ангелы отмщенья».
Случатся и наоборот: ангелы любуются теми, кто отказался от мести. Они своим светом заслоняют этих людей от зла и тоски.
«Старейший из диалектов» – шутка, суть колдовское молчание, ведь безмолвно ворожить нельзя. «На старом диалекте ворожил» – значит не ворожил, передумал. Так говорят про несовершённый и благодаря этому приведший к добру поступок.
Ещё так называют подготовительную часть заговора, совершаемую над бумагой перьями, водой, краской, углём – над всем, что служит записыванию самой магии. Колдуны нечасто это делают, обычно под старость, желая сохранить наработки, а не просто передать силу наследнику. С бумагой и перьями они при этом общаются как с живыми слугами и призывают на них «анигел» защиту и главнейшее усиление «ста», то есть, стократной магической силы. Здесь она приходит через «уста, уста» благословение, чтобы не пропало написанное, чтобы бесконечно долго жило, переходя из уст в уста.
***
226…11.а Исходник
Зачин заклятья «Уста Анигел»:
«Устами тех усталых, кто уста
сумел не разомкнуть, когда с листа
посыпались слава росы, застывшей
от заморозков сердца и надежды,
их языком, их старым диалектом
довольствовались ангелы отмщенья,
и целовав их, говорили следом:
вы нас лишили горечи победной
и одарили сладким пораженьем.
Мы ваши слуги».
***
227…((47.а)) Реконструкция. Васильковый сон
После всех этих, с дальним прицелом рассказанных Колдуном, баек Ученик видит сны более июльские, чем само лето вокруг. Задумчивость не убывает от их, а только растёт, делается «анигел» – совсем неуловимой, прозрачной.
Он видит полдень. Клевер, полынь. Это не в лугах, а выше, где-то на горе Храмине. Два ангела лежат в васильках рядом с тропинкой и ждут грозы.
Во сне ученик твёрдо знает, что для ангелов гроза – единственное время, когда возможно касание: соитие, поцелуй и взгляд глаза в глаза. Только во время неё и никак иначе.
А всего странней, что пока смотрит, он это всё кому-то рассказывает, но его отвлекают васильки. Ученик болтает про поле, про ангелов, про всё, что в голову пришло, но… – васильки? Их название мешает и одновременно является самым важным. Оно заманивает куда-то в явь, где имеет смысл и значение…
Проснувшись, Ученик вспоминает фразу Колдуна, давнишнюю, совсем на другую тему: «Он из рода Василисков». Он – это Чомга. «Не для меня послание. Я должен рассказать сон учителю». Да, в момент роковой встречи «из рода василисков» окажется для Колдуна главной опасностью.
***
227…47.а Исходник
Сон:
«Васильковый полуденный рай
смотрит в ясное тёплое небо,
лёжа возле тропы.
Край земли – это вечные будни.
Счастье пьют, а не празднуют.
Чашка нужна со щербинкой.
Чешут за ухом счастье
и дразнят щекотной травинкой.
В паклю кукольных прядей вплетают,
до нового счастья
забывают в холодном песке,
но не празднуют, это кощунство.
Васильковые звёзды с прищуром
ветерком покачнуло
от белого клевера сладким,
а вдали громыхнуло
преддверие летней грозы».
 

Похожие статьи:

Рассказы → Новогодняя история в черно-белых тонах

Рассказы → Брокер жизни

Рассказы → Пустота

Рассказы → Танатос 78

Рассказы → Лестница в небо из лепестков сакуры