Вместо вступления
Эту рукопись я получил неделю назад. Она пришла обычной почтой, в обычном бумажном конверте с марками. Письмо было адресовано мне, но имя отправителя совершенно ни о чем мне не говорило. К тому же отправили его из Владивостока, где у меня нет, и никогда не было родственников или знакомых. Но вскрыв конверт, я понял, что отправитель всего лишь исполнил роль курьера, а рукопись (иначе письмо и не назвать) принадлежит другому человеку — Владиславу Никитину.
Письмо начиналось кратким обращением ко мне, которое я передаю без изменений:
«Женя, здравствуй.
Понимаю, что этому письму ты будешь крайне удивлен, учитывая то, что оно дошло до тебя через шесть лет, после того, как я его написал. Но это необходимая предосторожность, и единственная надежда на то, что мою историю узнают люди. Согласен, звучит театрально, но не торопись с выводами. Через третьи руки я оставил завещание в одной адвокатской конторе, которая в случае моей смерти обязывалась отправить письмо из Владивостока, выдержав паузу в 6 лет. Думаю, этого времени достаточно, чтобы Они потеряли след.
Понимаю, что тебя удивит и мой выбор адресата, так как мы никогда не были друзьями, а после «школы» (школой мы называли ВУЗ, пр. автора) и вовсе не общались. Но в этом и плюс (для меня), потому что подставлять близких мне людей я не могу, а ты лицо незаинтересованное, к тому же занимаешься литературой и публикуешься, так что тебе не составит труда донести мою историю людям.
В общем, прости, что я навалился на тебя со своими проблемами, но других вариантов у меня нет».
Письмо Владислава Никитина и в самом деле меня озадачило, но об этом позже.
Свою историю он написал довольно сумбурно и скомкано, так что я взял на себя смелость ее «причесать», к тому же она не содержала заголовка, поэтому я добавил его от себя. Ну и собственно, сама история.
Три смерти Парацельса
Всё началось со смерти Михаила Васильевича Руднева, деда моего давнего приятеля Егора Руднева.
Внуку в наследство Михаил Васильевич оставил ветхий одноэтажный домик с десятью сотками заросшей бурьяном земли и покосившимся сарайчиком. Вступив во владение, Егор обследовал родовое гнездо и обнаружил груды макулатуры. Шкафы и полки ломились от книг и стопок старых журналов, бумажной пылью пахло даже в подвале, а потолок грозил обрушиться под тяжестью книжных пирамид на чердаке. Дед Егора в молодости работал журналистом, затем военкором, в конце шестидесятых, защитив диссертацию по теме «Становление НЭП’а», начал преподавать историю в университете. Детство Егора прошло в окружении книг, но повзрослев, Егор к литературе остыл, и теперь, с ужасом глядя на книжные завалы, решил звать на помощь. В общем, он позвонил мне, и попросил помочь разобрать весь этот «букинистический хлам», как он выразился. Разумеется, я сразу согласился.
Два месяца я занимался разбором и сортировкой книг, время от времени находя что-нибудь любопытное, но не более. И вдруг, один за другим из-под книжных куч появились две доисторические драгоценности: второй том первого издания «Encyclopaedia Britannica»(«Британская энциклопедия»), выпущенная в 1768 году, и десятый том «Encyclopedie, ou Dictionnaire raisonnedes sciences, des arts et des metiers» («Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремёсел»), — французская энциклопедия, изданная в 1751-1766 годах Бретоном и Дидро, и для работы над которой привлекались такие титаны, как Вольтер и Руссо.
Пропущу сентиментальное охи про дрожание пальцев, и перейду сразу к делу. Каким образом энциклопедии попали в руки Михаила Васильевича Руднева, оставалось только догадываться. Я позвонил Егору, но он ничего не знал, да никогда и не предполагал, что в библиотеке деда может оказаться что-то ценное, хотя факту обнаружения двух редких (а стало быть, и дорогих) книг, обрадовался.
— Дед был человеком не разговорчивым, и мы с ним, в общем, близки не были, да и виделись не часто, — добавил Егор.
Состояние обоих фолиантов оставляло желать лучшего, но не настолько, чтобы ими нельзя было пользоваться. Открыв обложку французской энциклопедии, я обнаружил, что ее владелец (я надеялся, что это был самый первый владелец) оставил автограф, который мне прочесть не удалось, поскольку мои познания в старофранцузком равнялись нулю. Да и статьи энциклопедии я прочесть не надеялся, мне просто хотелось полистать древние страницы, ощутить пальцами их пыльную старину. Этим я и занялся.
Примерно в середине фолианта я обнаружил на полях пометку, сделанную карандашом. Напротив заголовка одной статьи по-русски было написано «однако!». Не было сомнений, что этот лаконичный комментарий принадлежал Михаилу Васильевичу Рудневу. Я вперился в заголовок статьи, и после нескольких минут напряженной работы мозга, наконец, разгадал его смысл: Парацельс Теофраст.
До этого я мало что знал о Парацельсе. Гениальный врач (я сознательно избегаю термина «лекарь») XVI-го века, естествоиспытатель, астролог, алхимик и предсказатель, — вот и всё, что мне было известно. Но это «однако!» Михаила Васильевича пробудило во мне лёгкое любопытство. Что так удивило историка Руднева в статье о Парацельсе, что он позволил себе оставить пометку на древней бумаге? — непозволительное кощунство, практически акт вандализма! Я отложил энциклопедию и взялся за стопку дневников Михаила Васильевича.
Дневники покойного эмоций не содержали вообще и по сути представляли собой конспекты, выписки и размышления на различные исторические темы. И ни слова о семье, — видно историк Руднев, как истый учённый, работу и личную жизнь не перемешивал. В его дневниках было много материала о начале XX-го века России, то есть о революции и становлении советской власти. Но нашёлся дневник, всецело посвященный средневековью. К моему удивлению, записи в этом дневнике датировались 2003-м годом, то есть изучать XVI-ый век Михаил Васильевич начал за полгода до своей смерти.
Я говорю, что дневник содержал сведенья о средневековье, но это не совсем верно. В сущности, там были выписки о жизни и деятельности нескольких человек, имена которых по большей части ничего мне не говорили. Парацельсу отводилось почти полтетради, и я с любопытством прочел эту часть. Да, Теофраст Парацельс был личностью неординарной, всю жизнь путешествовал, собирая сведенья о мироустройстве и природе человека, безбожно пьянствовал, громил авторитеты, когда бедствовал, когда жировал (но по большей части бедствовал), никого кроме себя не любил, и вылечил больше народу, чем вся медицина до него со времен Римской империи. И ещё он оставил миру сотни научных трактатов, и полтора десятка предсказаний. Без сомнения, личность колоритная. Но отчего к нему, алхимику и каббалисту, возник интерес у Михаила Васильевича, взращенного на атеизме эпохи СССР, мне оставалось не ясно. Правда, запись о смерти Парацельса, где говорилось, что Теофраста убили на 47-ом году жизни, была дважды подчеркнута, а рядом стоял жирный восклицательный знак. Это намекало на какое-то объяснение, которое, впрочем, пока оставалось туманным. Я принялся листать дневник дальше, и спустя пару страниц нашел следующую запись:
2003 г. 18 апреля.
Письмо К. Маркса к Ф. Энгельсу от 16 июля 1857 г.
«…Первая британская энциклопедия списана почти дословно с немецких и французских изданий».
Я отложил дневник и взялся за «Британику». Но в разделе на букву «Р» статьи о Парацельсе не оказалось. Впрочем, этого стоило ожидать, потому что первые британские энциклопедии были куда короче французских, всего-то три тома против семнадцати у французов. И, тем не менее, зачем историк Руднев выписал в свой дневник замечание Маркса?
Я сфотографировал страницы со статьей о Парацельсе во французской энциклопедии и автограф первого владельца, и отправился по интернету искать форумы лингвистов. Интернет-сообщество, где общались настоящие профи-языковеды, я обнаружил только два дня спустя. Выложив фотографии и попросив помощи в переводе, я принялся искать электронные версии британских энциклопедий более позднего издания. Вскоре я нашел четвертое издание, затем седьмое и, наконец, девятое, состоящее уже из 25-и томов. Заметка о Парацельсе появилась только в этом девятом издании.
Статья была короткой и представляла собой сжатую биографию Парацельса с указанием его достижений и опубликованных трактатов. Перевести её мне удалось самому, правда, обложившись словарями. Заканчивалась статья панегириками гениальному ученому XVI-го века и скорбным заключением, что великим людям, как правило, не суждено умереть в тихой старости, вот и Филипп Теофраст Парацельс был подло убит неизвестным в возрасте 47-и лет. Ему проломили голову камнем.
К моменту перевода этой статьи я проштудировал информацию о Парацельсе, и знал о нём всё, что можно было почерпнуть из интернета и книг. Биографические сведенья в целом не расходились с тем, что было написано в статье «Британики» девятого издания и в дневнике Михаила Васильевича. Кроме одного момента — смерти Парацельса. Почти во всех современных источниках говорится, что Теофраст умер в 47 лет от неизлечимой болезни. Я укрепился во мнении, что историк Руднев в своём дневнике не зря подчеркнул отрывок, посвященный смерти Парацельса. И убедился в этом окончательно, когда получил перевод статьи французской энциклопедии. Хотя, «убедился» — не то слово, точнее, я был ошарашен.
До сей минуты, я воспринимал Парацельса, как медика, химика, учёного, в конце концов. Его занятия каббалой и алхимией проходили мимо моего сознания (признаться, достаточно материалистического), как средневековый фон, как атрибут эпохи — не более. Даже то, что почти все предсказания Теофраста сбылись, я подсознательно воспринимал, как мистический каламбур, как нечто занятное, но бестелесное, не осязаемое. Прочитав же перевод статьи, я испытал помимо оторопи неясную тревогу.
В статье французской энциклопедии значилось, что Парацельс благополучно дожил до 72-х лет, и скончался на руках своих учеников, заставляя их записывать и запоминать процесс своего умирания. Ни слова о неизлечимой болезни, ни слова о покушении на его жизнь.
Но и это ещё не всё. Электронный оригинал «Оракула» Теофраста мне найти не удалось, а из общедоступных источников известно, что в этом труде Парацельс дает 15 предсказаний. Десятое предсказание звучит так:
«Через 400 лет после моей смерти наступит период великого благоденствия, рассвета и материального достатка у каждого. После этого наступит стадия страшного кризиса, со множеством нищих, со зверством людей и каннибализмом даже на улицах крупных городов».
Но в переводе статьи французской энциклопедии этого предсказания нет, на его месте совсем другой текст:
«Через 350 лет после моей смерти к власти в Гиперборее придут чёрные маги. Гиперборею охватит террор, от моря до моря разольется кровь. Сын пойдет на отца, а брат на брата. 15 лет будет царствовать в Гиперборее хаос, затем Крест снова воссияет над одной из горных вершин. Это будет первым падением Гипербореи, и её первым подъемом».
Доподлинно известно, что Гипербореей Парацельс называл Россию, следующие два предсказания, которые неизменны, как во французской энциклопедии, так и в современных источниках, также относятся к Гиперборее. Но поскольку речь в них идет о конце XXI-го века, судить об их справедливости в настоящий момент невозможно.
Предсказание о первом падении Гипербореи и вызвало у меня чувство тревоги. Потому что, если Парацельс дожил до семидесяти двух лет, значит, умер он в 1566-ом году, а не в 1541-ом, как о том твердят современные источники и девятое издание британской энциклопедии. Плюс 350 лет, и получаем 1916 — промах в один единственный год. «В России к власти придут чёрные маги…» — от такого и в самом деле бросит в дрожь.
Но оставалась в этом предсказании одна странность — Теофраст говорит, что царство чёрных магов продлится 15 лет, а затем над Россией вновь засияет Крест (надо полагать, православие, а может и монархия). Но всем нам хорошо известно, что революция победила и к 1920-му году большевики очистили Россию от белогвардейцев, а царская семья была расстреляна, так что наследников монархии не осталось.
В дневнике Михаила Васильевича была такая запись, принадлежавшая, по всей видимости, самому Парацельсу:
2003 г. 15 апреля.
Парацельс: книги могут лгать так же, как и люди.
Трудно с этим поспорить, но какая именно из книг мне лгала? Французская энциклопедия, «Британика», дневник историка Руднева, или все они вместе? Михаил Васильевич наверняка знал ответ, но он уже не мог им поделиться. Я понял, что мне необходимо больше узнать об историке Рудневе. Я позвонил Егору и практически потребовал немедленной встречи.
В кафе, где мы договорились встретиться, я в нетерпении ждал Егора двадцать минут, успев выкурить три сигареты и выпить кружку пива.
— Что за срочность? — осведомился Егор, плюхнувшись в кресло напротив меня.
— Ты знаешь, кто такой Парацельс? — спросил я его, решив обойтись без вступлений.
— Француз, который предсказал приход к власти Гитлера и Сталина?
— Нет, это ты про Нострадамуса. Парацельс родом из Швейцарии. Твой дед когда-нибудь говорил о нем?
— Не знаю… не помню… — Егор безразлично пожал плечами. — Что там с книгами? Когда ты с ними наиграешься? Мне сейчас деньги не помешают.
— «Британику» можешь продать хоть сейчас. А французскую энциклопедию я бы тебе не рекомендовал продавать вообще.
— Почему? — в глазах Егора появился интерес.
— Ну, понимаешь… в некотором роде она уникальна. То есть, я думаю, что второй такой книги не существует.
— Если уникальна, то стоить будет дороже, так ведь? Ты не переживай, Влад, я тебе процент отстегну.
— Да дело не в этом! Ладно, это пока не важно… А сейчас напряги память. Неужели Михаил Васильевич никогда не упоминал Парацельса?
— Да я как школу закончил, виделся с дедом всего несколько раз, — Егор поморщился. — Я в седьмом классе был, когда отец с ним вдрызг разругался, они потом лет десять не разговаривал. Какой там Парацельс! Я понятия не имел, как дед живёт и чем занимается.
Я задумался. Выходило, что от Егора о Михаиле Васильевиче никакой информации получить невозможно.
— А с твоим отцом можно поговорить? Может он что-нибудь знает?
— Разве что с помощью спиритического стола, — Егор грустно улыбнулся.
— В смысле?
— Нет его. Ни бати, ни матери. Их «жигуленок» переехал пьяный «камаз». Восемь лет назад. Ты не знал?
— Нет… Извини.
— Да ничего.
— Слушай, Егор, — мне вдруг в голову пришла другая мысль. — А из-за чего твой отец с дедом разругались?
Егор задумался, ответил неуверенно:
— Из-за политики, кажется…
— А точнее?
— Ну, батя в молодости был отпетым комсомольцем, активистом и всё такое. А дед, хоть всю жизнь при советской власти прожил, тяготел к диссидентству, как я теперь думаю. Тогда-то пацаном я мало что понимал. Красный галстук, барабан и медный горн — и вся пионерская радость.
— Так-так-так! Стало быть, что-то ты всё-таки помнишь, — я наклонился ближе к Егору, предчувствуя услышать что-то ценное.
— Не гони лошадей, — Егор безнадежно махнул рукой. — Помню я всего одну фразу, из-за которой теперь и думаю, что дед был диссидентом. В общем, как-то споря с отцом, он крикнул, что верхушка политбюро — черные колдуны. Ерунда какая-то, в общем…
Егор поднял на меня глаза и осекся. Я таращился на него с открытым ртом.
— А что? — спросил он с любопытством. — Ты понимаешь, что это значит?
— Пока что не очень, — сознался я. — Но чтобы в этом разобраться, французскую энциклопедию сейчас продавать нельзя.
Стало быть, Михаил Васильевич был уверен, что никому неизвестное предсказание Парацельса сбылось, по крайней мере, наполовину. К власти в России пришли черные маги, но что-то пошло не так, закономерности существования бытия нарушились, и вместо положенных 15-ти лет, чёрные кардиналы царствовали до 1991-го года. Всё это звучало, как бред сумасшедшего, и я задавался вопросом, уж не выжил ли из ума историк Руднев на старости лет? И понимал, что нет — до самой смерти Михаил Васильевич оставался в светлом уме и твердой памяти, об этом свидетельствовали его дневники и конспекты, — четкие, ясные и лаконичные. Требовалось продолжать поиски, но в каком направлении двигаться, я не имел понятия.
Допустим, — размышлял я, — статья о Парацельсе во французской энциклопедии истинна. Из этого следует, что Теофраст сделал предсказание, которое сбылось — чёрные маги пришли к власти в России. Далее происходит странное: по всему миру информация о Парацельсе и его предсказаниях трансформируется, кроме одной конкретной книги — десятого тома французской энциклопедии, на титульном листе которой стоит чей-то автограф. Трансформация информации на бумажных носителях по всему миру — совершенно фантастическое предположение, но быть может магам такое под силу?
Не то, чтобы я воспринимал эту версию всерьез, но она притягивала меня именно своей несуразностью и таинственностью, каким-то лёгким безумием, так что я решил в первую очередь отработать именно её.
За ажиотажем поразительных открытий, свалившихся на меня со страниц французской энциклопедии, я совершенно забыл о том, что вместе с переводом статьи я получил и перевод автографа первого владельца энциклопедии. Вернувшись домой, я включил компьютер, открыл почту и уставился на имя: Жан-Мишель де Кастелла. Это имя где-то уже попадалось мне на глаза, и минуту я пытался вспомнить, где именно. Ну, разумеется! — в записях Михаила Васильевича. Я открыл дневник историка Руднева и вскоре нашел эту запись:
2003 г. 22 апреля.
Жан-Мишель де Кастелла. Крест и розы.
Крест и розы… Крест и розы… Розенкрейцеры! Стало быть, Михаил Васильевич знал, кем был первый обладателем французской энциклопедии, а может и о самих розенкрейцерах знал что-то такое, что мне не ведомо.
Впрочем, об ордене Креста и роз я вообще мало что знал. Мне требовался консультант, и по счастью, у меня был один такой на примете. Я сделал звонок, быстро собрался и отправился в гости к Всеволоду Михееву.
С Михеевым мы учились на одном курсе в универе. Он уже тогда увлекался эзотерикой и оккультизмом, так что к настоящему моменту мог читать по этим темам лекции, не хуже любого профессора. Если бы каждый день не обкуривался гашишем до состояния полного остекления.
Всева (так мы прозвали Михеева ещё в студенчестве) встретил меня на пороге, одетый в длинный полосатый халат восточного покроя. Он пожал мне руку и посторонился, приглашая войти. Его однокомнатная квартира говорила о хозяине куда больше, чем он сам. На полу посреди комнаты лежал широкий двуспальный матрас, валялась скомканная простынь, рядом стоял огромный кальян, россыпью лежали карты Таро, на стенах висели репродукции тибетских мандал и тханок (это мне Михеев разъяснил), в углах громоздились стопки книг и журналов. И никакой мебели.
Я подошел к стене и уставился на одну из мандал, очень красочную, и абсолютно непонятную.
— Неподготовленному человеку пристально рассматривать мандалу не рекомендуется, — заметил Михеев, усевшись на матрас и раскуривая кальян.
Говорил Михеев неторопливо, растягивая слова. Видно, к кальяну он сегодня уже прикладывался.
— Почему? — я оглянулся на приятеля.
— Мандала, как дверь. Не заметишь, как уйдешь. А сможешь ли вернуться?
— Куда уйдешь? — не понял я.
— Куда-то…
Я ждал разъяснений, но их не последовало.
— Падай, — пригласил Михеев, я сел на матрас рядом с ним. — С чем пожаловал?
— Всева, ты слышал что-нибудь о человеке по имени Жан-Мишель де Кастелла?
Михеев затянулся, неторопливо выпустил дым, протянул мне мундштук, я жестом показал, что не буду.
— О каких временах идет речь? — наконец спросил он.
— Средневековье.
— В XIV-ом веке, кажется, какой-то Кастелла был гроссмейстером Мальтийского ордена. Имя не помню.
— Нет, мой Кастелла оставил автограф в XVIII-ом веке…
— Какое ж это средневековье.
— К тому же имел какое-то отношение к ордену Креста и роз.
— Розенкрейцер, значит, — Михеев посмотрел на меня с любопытством. — А где он оставил автограф?
Я уже собрался было ответить, но что-то во взгляде Михеева меня остановило.
— Это пока не важно. Расскажи мне про этот орден.
— Адепты розенкрейцеров — могущественные маги, цель которых, борьба со Злом. Не просто злом, а со Злом космического масштаба. По крайней мере, так говорят предания.
— Как-то всё это туманно, — я поморщился.
— В орден Креста и роз входили многие видные ученые средневековья, — продолжил Всева, — и, разумеется, астрологи и алхимики. Думаю, розенкрейцеры первые разгадали секрет философского камня. Без него противостоять космическому злу — всё равно, что лезть с шашкой на пулеметы. Впрочем, эти ребята умели и умеют хранить свои тайны. Всё это и в самом деле туманно, но иначе и быть не может. На то они и тайные общества.
— Умеют хранить вои тайны? — переспросил я, сделав ударение на слове «умеют». — Так ты считаешь, что розенкрейцеры существуют до сих пор?
— Конечно.
— Допустим… А каким боком философский камень тулится к борьбе со злом? Камень же искали для того, чтобы делать из свинца золото.
— Это общепринятое заблуждение хранители гнозиса целенаправленно укрепляли и культивировали в сознании человечества, — спокойно ответил Михеев. — На самом деле в процессе создания философского камня золото превращается в свинец. Цель здесь, разумеется, не свинец, а именно Камень. И парадокс в том, что Камень этот, скорее всего, на вид — обычный булыжник. Его не требовалось прятать под семью замками, его могли вмуровать в стену крепости, или он мог столетиями лежать в придорожной канаве. Им могли играть дети. Крестьяне могли придавить им крышку в кадушке с солеными рыжиками. Или какой-нибудь ворюга, второпях схватив Камень, мог проломить им череп своей жертве, совершенно не понимая, что именно он использует в качестве орудия убийства.
Я вспомнил ту версию смерти Парацельса, где ему проломили голову камнем. Конечно, камень не тащили с собой специально, а просто подобрали у дороги первый попавшийся… Я снова ощутил тревогу, как тогда, когда прочёл перевод статьи французской энциклопедии.
— Так для каких целей искали философский камень? — спросил я в замешательстве. — Зачем он вообще нужен?
— Предсказывать будущее, я полагаю, — задумчиво отозвался Всева. — Ты обратил внимание, что все предсказатели были алхимиками?
Подумав, я согласился, кивнул. Михеев продолжил:
— Дальше. Я натыкался на странные несостыковки истории, когда логика событий ломалась самым неожиданным образом… Я думаю, что сильные маги, обладая философским камнем, способны менять закономерность развития человечества, то есть — историю.
Это высказывание меня взволновало.
— И не только современную историю, так ведь? — спросил я, наверное, слишком напористо, потому что Всева даже слегка отшатнулся. — И прошлое тоже?
Михеев долго и пристально меня рассматривал, затем сказал осторожно:
— Может и так. Только доказательств этому не существует.
— А розенкрейцеры? Были они достаточно сильными магами, чтобы?.. Ну скажем, чтобы не позволить истории измениться? Или хотя бы оставить весточку о том, что историю сознательно изменили?
Всева надолго замолчал, затем затянулся, запрокинув голову тонкой струйкой выпустил дым, грузно поднялся, добрел до угла комнаты и принялся рыться в стопке журналов. Это заняло минут десять; в ожидании, я снова перевел взгляд на мандалу. Куда же именно ведет эта дверь? — почему-то задался я вопросом.
— Вот, нашел, — наконец, произнес Михеев, держа в руках раскрытый журнал. — Блаватская, статья «Оккультизм и магия»:
«Немецкий рыцарь по имени Розенкранц приобрел на родине очень сомнительную репутацию, практикуя магию. Он был обращён через видение. Оставив свою практику, он принёс торжественную клятву и отправился пешком в Палестину, чтобы у Святого Гроба принести amende honorable (публичное извинение). Когда он прибыл в Палестину, ему явился христианский Бог, кроткий, но знающий назареян, обученный в высшей школе Ессеев, праведных потомков халдеев — ботаников, астрологов и магов.
…Цель этого посещения и предмет их разговора навсегда остались тайной для многих братьев; но сразу же после этого разговора бывший колдун и рыцарь исчез, о нём больше не слышали до тех пор, пока к семье каббалистов не присоединилась таинственная секта розенкрейцеров. Силы членов этой секты привлекли большое внимание даже среди народов Востока, беспечно и привычно живущих среди чудес. Розенкрейцеры стремились соединить самые различные направления оккультизмаи вскоре стали известны предельной чистотой жизни и необычной силой, а также глубокими знаниями тайны тайн.
Как алхимики и заклинатели они вошли в легенды. Позднее от них произошли более современные теософы, во главе которых стоял Парацельс…»
— Парацельс?! — поразился я.
— А что тебя удивляет?
— Я не знал, что Теофраст имел отношения к тайным обществам…
— Влад, я смотрю, твои познания о Парацельсе далеко выходят за рамки рядового обывателя, — Всева теперь смотрел на меня внимательно, и в его взгляде угадывалась беспокойство. — О том, что одно из его имен Теофраст, знают очень не многие.
— Ну, да… В последнее время я много о нем читал.
— Зачем?.. Впрочем, не отвечай. Нафига мне чужие демоны…
Я усмехнулся, хотя смешно мне не было. Михеев сидел, по-турецки скрестив ноги, и остекленевшим взором смотрел на мандалу. Хотя, может быть, правильнее сказать: смотрел в мандалу?..
— А всё же, куда именно ведет эта дверь? — не удержался я от вопроса.
— В астрал… в nihil… — тихо ответил Михеев, а потом перевел на меня взгляд, и мне стало жутко. Его зрачки сжались в крошечные черные точки, на губах застыла злая улыбка — улыбка безумца.
— Тебе нельзя туда, — продолжил он, при этом губы его практически не шевелились, а голос стал низким и гулким. — В наше время там царствуют маги… по большей части — чёрные.
Мне вдруг показалось, что я не в квартире приятеля, а в морозильной камере морга; каждой клеткой тела я ощутил потусторонний холод. Я тут же простился и спешно ушёл.
Похожие статьи:
Видео → Последовательность действий алхимика.
Рассказы → Три смерти Парацельса (окончание)
Видео → Тайна, доступная пытливому уму.
Видео → Эликсир вечной жизни.
