Тихий вкрадчивый голос (Номинация №1 Работа №11)

Я вспоминаю этот сон,
Где топь, там ужас и туман,
А может жизнь в обмане том
Сладка, как дьявольский капкан…

По своему роду деятельности я звукорежиссер, озвучиваю фильмы, книги, специализируюсь в жанре ужасов, ну, в крайнем случае, мистика и фантастика, если речь о работе для детей. Всегда интересно находить новые звуки. Нет, не только для дела. Наверное, это уже стало манией, за что, в общем-то, я и поплатился. 
А произошло следующее. Я сам пишу разные истории, озвучиваю их, создаю звуковые эффекты, чтобы прослушивание давало состояние настоящего присутствия. ЗD звуки и подобное можно найти в сети, но в какой-то момент, это стало скучным, тем более, звуков разной направленности чрезвычайно мало. Призраков может, наберется с десяток голосов, а о звуках попроще, вообще говорить не приходится. Раньше я не обращал на это внимание, теперь же стала раздражать эта похожесть, что не книга, то двери скрипят, как в прошлом озвучивании. Возможно тебе, дорогой читатель, покажется это странным, но вот такой уж я непонятный для многих человек, и, наверное, поэтому мои услуги пользуются популярностью.
За не имением лучшего, звуки я стал искать сам. Что-то простое, конечно, записать не составит труда: лай собаки, в разных эмоциональных категориях, коты мартовские и домашние, тихо мурлыкающие на коленях. Все это будни. А вот большим интересом пользовались необычные звуки. Не буду тянуть, те, которые обычно используют для создания образов монстров, призраков и подобных тварей. Я искал по-настоящему реальный звук, а не замедленную запись орущего кота, хотя и этот вариант не плох на случай обнищавшего звукового запаса.
Собственно, история произошла несколько месяцев назад. Не хотел описывать ее, до сих пор сижу на транквилизаторах и снотворном. Страх стал частым спутником особенно, когда начинает темнеть. Живу один, но с того времени завел кота, считая его проводником в потусторонний мир. Да и так спокойнее так. 
Звонит мне как-то хороший приятель Сашка Жигалкин, знаю его еще с универа. Вместе в последний раз ездили в Тибет искать знаменитую Шамбалу. Ну, это он искал тайные знания, мне, понятное дело, снова звук необычный записать, да и попутешествовать с интересным человеком всегда здорово.
– Юрка, привет, я для тебя такое откапал, от страха вся аудитория закачается.
– Слушаю тебя,- улыбнулся, взяв ручку, приготовив блокнот,- куда на этот раз?
– Место «гиблым» называют, поэтому, с удовольствием отправлюсь с тобой, не бросать же товарища.
– Хорошо,- согласился я, сообщив, что сейчас как раз есть свободная неделя, только закончил большой проект, так что и время, и деньги на поездку были.
– По дороге расскажу, а пока собирай чемоданы, есть возможность вылететь сегодня, но времени в обрез, вертолет будет  завтра утром, а  вечером еще успеем на самолет. Ленка билеты уже забронировала. 
– Шустрый ты парень, тогда я собираю вещи. 
Чувствовалось напряжение и азарт в голосе Сашки, который передался мне, и время полетело, впрочем, как обычно, в таких случаях. 
Перелет не занял много времени, однако, в место, куда мы собирались попасть, летал только вертолет, причем единственный. Пилот сообщил, что будет снова в Карасёвке через неделю, меня и Сашку это вполне устраивало.
Ступив на землю аборигенов, почувствовали, что такое выбраться из каменных джунглей. Вдохнули полной грудью хвойный запах соснового бора. Простор леса, деревенская романтика. Тайга. Сколько еще в ней непознанного, неразгаданного. 
Дело происходило в Алтайском крае, природа здесь красивая не насмотришься. Птицы и живность не пугливые, в этих местах народа мало живет. 
Поселились у одной бабки, которая приняла нас, сперва, за журналистов из Москвы, пришлось долго объяснять, чем мы занимаемся. На мой взгляд, она так до конца и не поняла, и, покачав головой, проворчала:
– И что вам городским неймётся. Лес здешний неприветливый. Это на первый  взгляд красота, природа дикая, а поживи с месяц,- она придирчиво оглядела окинула нас,- с вас и недели хватит. Надоест, никакая красота не нужна будет. Привыкли к своему Интернету( смешно, слово называла, заменив произносимые «Э» на «Е»).
Была у Сашки карта этой местности и само, так сказать, «гиблое место», аккуратно обведенное красным маркером. 
На рассвете, собрали оборудование, термос с чаем, бутерброды. 

Собирались вернуться к вечеру, от проводника отказались, Сашка решил, из него тоже неплохой получится.
– Где я только не путешествовал, у меня компас встроен внутри,- он постучал указательным пальцем по лбу.
Несмотря на то, что стоял июль месяц, в лесу прохладно и сыро, местность заболоченная, но много тропок всяких и отметок. Видно, что люди ходят тут, и поэтому, поначалу, мы шли не думая, что можем заблудиться. А как вышли на поляну, увидели, лес начал меняться.
– Видишь, деревья, точно крутит кто-то изнутри,- заметил Сашка.
– Аномалией попахивает,- согласился я,- слышал, что бывает с людьми в таких местах, но честно говоря, не верю до конца в ужасы нашего русского леса.
– Если б ты верил в то, что пишешь, давно бы в психушке сидел,- захихикал Сашка.
Так мы шли, подшучивая друг над другом, пока поняли, тропа оборвалась, и место здесь явно не хоженое. Трава высокая, густая, шелковая, деревья странные, вспомнился лес самоубийц в Японии, однако там, за исключением останков и мусора, мы ничего интересного для себя не обнаружили.
– Смотри, вышли в шесть, а такое впечатление, что время близится к вечеру,- я махнул рукой на солнце, давно пересекшее зенит,- не могли же мы так долго идти?
– Тут избушка есть.
– На курьих ножках?- я рассмеялся, и тут мой смех оборвало нечто странное,- тихо, ты слышал?
– Нет,- Сашка посмотрел по сторонам,- ничего.
– Показалось, наверное,- решил я, но какое-то непонятное чувство начало забираться под воротник.
Посмотрев на небо, понял, что скоро начнет смеркаться, а избушки на курьих ножках, как не было, так и нет. Может, сбились? Нет, Сашка по карте идет, говорит, все правильно.
Когда солнце стало красным и начало теряться между деревьями, мы вышли на поляну, откуда начинался «кривой» лес.
– Компас у него в голове? – посмеялся над Сашкой. Он совсем не расстроился, предложив раскинуть палатку, благо место удобное.
– А с утра продолжим, будем метки оставлять. Значит тут точно какая-то аномалия.
– Да нет, Саш, просто у человека одна нога больше другой, поэтому в лесу и ходят кругами, когда сбиваются с пути.
Сашка не обиделся, начал раскидывать рюкзачище, где классная палатка складная, удобная. Установили ее, закинули внутрь вещи. Потом пили чай с бутербродами у потрескивающего костра. Рядом с ним и наши предки чувствовали себя в полной безопасности. Легкий дымок, танцующие искры, поднимались к темному небу. Сытые и расслабленные, обсуждали дальнейшие действия на завтра.
Забравшись в палатку, устроились в спальных мешках, сон накрыл быстро, видимо свежий воздух сыграл свою роль. 
Наш безмятежный сон длился недолго. Все началось ночью, что не удивительно, внутренне я был готов к чему-то подобному, но… Но обо всем по порядку.
Меня разбудил все тот же звук, от которого я вздрогнул, когда шли по лесу. Его трудно объяснить словами, то ли уханье совы, то ли стон какой-то. Неприятно, но ночные голоса леса могут быть пугающими, поэтому я не предал поначалу особого значения. 
Проснулся оттого, что ужас подкрался тихим шелестом, вкрадчивым шепотом, липкими холодными пальцами, расстегивая пуговицы на рубашке. Точно что-то отвратительное залезло в спальный мешок, прижалось чешуйчатым телом к теплой груди. Я открыл глаза, понимая, что один в палатке. Сашки нет рядом. Поднявшись, посмотрел на часы. Они остановились. 
Осторожно открыл молнию на палатке, выглянув наружу. Тишина, глухая, точно в склепе. Мысль, где товарищ, неприятно царапнула в глубине желудка, я выбрался из палатки, осторожно обошел её, позвал сначала тихо, потом крикнул пару раз. Шутки не в свойственной Сашке манере. Он, конечно  еще тот перец, но давно вышел из возраста, играть в подобные игры. Что-то повлекло вперед, какая-то неизвестная сила. Раньше никогда бы не сделал такого, одному в чужом лесу, отправиться черт знает куда. 
Темный лес с изогнутыми деревьями звал. Они плясали в тихом шепоте, танцевали, точно живые. Сначала не было страшно, любопытство не больше. Страха нет, а потом он обрушился лавиной, раздирая внутренности, сжигая дотла. Я видел множество фигур – белые бесплотные, они прятались за деревьями. 
Тихий вкрадчивый голос звал по имени и манил за собой. Холодный пот застилал глаза, я шел вперед, нащупал в кармане диктофон, включил его, сокрушаясь, что все оборудование осталось в палатке. Безумие двигало мной, играло в прятки. Ужас полз рядом. Желание узнать, что это такое стало сильнее меня и  страха, еще дремавшего внутри. Я забыл о пропавшем Сашке и шел, точно бабочка на огонек, мелькающий между деревьями. Ветви трогали, касаясь плеч, хватая за лодыжки, я знал, пути назад нет. Либо здесь совсем пропаду или сделаю настоящее открытие. 
Старая покосившаяся изба встретила, на первый взгляд, приветливым огоньком. Я толкнул почерневшую от времени дверь и вошел внутрь. 
На столе, в маленькой комнате, горит оплывшая свеча. Пугающие тени на стенах, то ли отсвет от танцующего пламени, а может просто игра воображения? 
Оно сидело, повернутое спиной, глухой шепот исходил от него. Существо медленно обернулось, а я застыл в немом вопросе.
Что это такое? Множество лиц и голосов, всех тех, кого я знал, и кто неизвестен. Оно менялось, трансформировалось, смеялось и плакало, кричало и просто молчало.
Ощущаю, как под ногами, что-то двигается. Посмотрев под ноги, вижу, как пол покрыт ковром из шевелящейся массы. Тысячи змей и пауков. Я отпрянул, опасаясь раздавить кого-нибудь из гадов, боясь быть укушенным. 
Существо за столом резко встало и, раскрыв рот, превратившийся в громадную пасть, завопило. Миллионы пауков и червей полезли из вонючей пасти, я не мог пошевелиться и с трудом сделал шаг назад. Змеи опутывали ноги, заставляя опуститься на колени. Вырвался и побежал, понимая, что тихий вкрадчивый голос завел в топь, где я не властен над собой. 
Распахнув дверь, я вылетел на оживленную улицу. Замираю, непонимающе оглядываясь по сторонам.
Воспоминание ударило по лицу  пощечиной. Боль впилась острыми клешнями. Я стал точно оголенный нерв. Как оказался здесь в своем городе? Рядом газетный киоск, где в рекламе видна сегодняшняя дата. 24 августа 2010 года. Холодный пот медленно пропитывает рубашку. Я вижу, как моя машина несется, минуя перекресток, понимая, что оказался каким-то образом в прошлом. И сегодня тот день, который долго пытался забыть.
Моя машина резко вывернула из-за поворота, помню, в тот день поругался с Эллой, выпил, правда, немного. Никогда не садился пьяным за руль, а тут такое дело, долго винил себя за содеянное. 
Автомобиль несется, узнаю серебристый «Лексус», на дорогу выбегает девочка лет десяти, она не успевает остановиться. Я жму на тормоз, но скорость слишком высока. Закрываю глаза, не хочу видеть снова, как подлетает ребенок. Глухой удар и рваная трещина, расползающаяся на лобовом стекле, кровь и грохот моего сердца. Точно в него врезался товарный состав. 
Я задыхаюсь, алкоголь полностью вылетел из головы, выпрыгиваю наружу, вижу красные ботиночки: один на тротуаре, другой на   дороге. Девочка перелетела через машину и лежит позади. Кровь медленно растекается точно вишневое варенье – липкая, красная. Помню голоса, крики, бледное лицо матери, удар по лицу один, другой, вой полицейской сирены…
Чувство вины стало острее, я не понес никакого наказания, заплатил семье девочки, откупился от полиции. Сейчас понимаю, что такое настоящая сволочь, и тошнота скручивает желудок. 
Как я вообще жил с этим, как еще живу, нося в сердце воспоминание о проклятии. Помню крики матери: «Чтоб ты провалился, сволочь»!
Отступаю назад, видя все так, точно являюсь статистом в фильме с собственным участием. Снова тихий вкрадчивый голос. Оборачиваясь, вижу дверь. Сквозь нее пробираются белые скользкие твари, могильные черви. Толкаю ее, понимая, что монстр ждет меня.
Нет ни змей, ни пауков, за столом отец. Курит, молчит…
– Папа,- робко начинаю я, он поднимает покрасневшие глаза, ощупывая меня взглядом. Память снова возвращается.
Мама всегда любила заниматься в саду, и папа построил настоящую оранжерею. 
Она выращивала огурцы, помидоры, рассаду разную, цветы. 
В тот вечер дождь лил невыносимо, потом начался град.
– Ну что сидишь, посмотри, что там с теплицей? – бросила мама отцу. – этот град, чтобы не побил ничего.
Она что-то готовила на кухне, и не хотелось бросать свои сковородки.
– Погоди сейчас,- ответил отец, смотревший какой-то фильм по телевизору. 
Мама подождала немного и, выключив газ, решила сама пойти. Град стал настолько сильным, что крыша теплицы разбилась над ее головой. Мама погибла, и я никак не мог простить этого отцу. Мы не разговаривали, я перестал приезжать к нему, не думая, что такое могло произойти с каждым. 
Обида переросла в неприязнь, месяцы не понимания и пустоты. Я не звонил отцу, обижался и культивировал эту обиду, думая только о себе. А чего хотел отец, чтобы сын был счастлив, и мы остались той же семьей, как и раньше. Но я винил в смерти матери только его. Не думал, как тяжело ему, и что несчастный случай может произойти с каждым.
Инфаркт и скоропостижная смерть отца сделали пустоту в душе еще большей.
На похоронах, я не сказал ни слова, проклинал его затею с теплицей и то, что мама, а не он вошел туда в последний раз.
– Прости меня сынок, - сказал отец, затянувшись, выпуская клубы сигаретного дыма. 
Я чувствовал, как слезы катятся по щекам, и не в силах остановить их, как и не могу вернуть его, простить? Я давно простил его, а вот себя никак не могу.
Отец смотрит, и его взгляд обжигает точно раскаленный свинец, я закрываю глаза, ощущая, как пол уходит из-под ног.
Белая мгла застилает все передо мной, падаю куда-то вниз, ощущая вкус крови во рту, поднимаю руки к глазам и вижу, они точно в краске в липкой, теплой. Но это другое, кровь. Не моя, чужая? Не могу найти опору под ногами, воспоминания снова обрушиваются, больно точно хлыст, гуляющий по обнаженной спине. Сдирая кожу до мяса, с потягом, как будто мой палач наслаждается мучениями жертвы.
Окунаюсь в прошлое – 15 апреля 2013 год.
Заплаканное лицо Эллы, наша ссора и громкий звук захлопнувшейся двери.
– Как ты не понимаешь, я так ждала этого?!
– Надо думать не только о себе, Эллочка,- я был вне себя. – у меня проект на носу, сейчас не до ребенка. Денег нет, я все вложил в дело!
– Но, это, же не самое главное?
– Для меня на данный момент – самое!
Каким я был жестоким. 
Ну, сделала аборт, рассуждал я, и что, заставлял ее что ли. Психанула и совершила дурость, а теперь меня во всем винит.
Перед глазами маленькое красное существо, кусочек плоти, у которого еще нет сердца, нет каких-то органов, он настолько мал, точно червячок. Его размалывает механизм в вакууме, и я слышу душераздирающий крик. Нет, это не Элла кричит, это он убиваемый малыш, которого и ребенком еще назвать нельзя. Жуткий крик, я никогда не думал, что смогу услышать подобное. Падаю в кровавую массу, ощущаю, что тону, захлебываюсь, понимая, это последнее, что увижу перед смертью.
Теперь я не думаю о том, что происходит в странном пугающем лесу, что это за дом, показывающий  жуткие картинки. Я взглянул на жизнь точно со стороны, увидев все, что убивало тех, кто любил меня, кто мне был по-настоящему дорог. Почему осознание происходит так поздно?
Открываю глаза. Вижу, что снова в палатке, ну, думаю, и кошмар же приснился мне. Руки и ноги замерзли, спина холодная и влажная от пота. 
Точно это аномальная зона какая-то. 
Выхожу, размышляя, где же все-таки Сашка. Рассвет первыми лучами прикоснулся к верхушкам сосен.
– Сашка! – зову, громко во все горло ору. – Саша-а!!!
Снова тихий вкрадчивый голос, он ложится на плечо, обволакивая своим присутствием. Понимаю, надо убираться отсюда, но как без товарища уйти, не могу, же я его бросить. Порыв ветра пробегается по высокой траве, точно волны по водной глади, крик птицы разрывает тишину. Я смотрю вдаль и вижу на другой стороне поляны раскидистое дерево. Нет, это снова, как дурной сон, успокаиваю себя. 
Деревья качаются, листья перешептываются точно живые, как будто хотят сообщить о чем-то. 
Сашка качается в такт, я подхожу ближе, ощущая, как предательская дрожь делает ноги слабыми. Его глаза выпучены, а синий язык вывалился изо рта, руки неестественно скрючены, как и шея на которой петля.
Сунул руку в карман, нащупав все еще работающий диктофон. Какая-то злость охватила, боль, смешавшаяся с отчаянием. Желание слушать, что записалось, осталось где-то там, откуда мы приехали. Сейчас только одно вернуться и постараться забыть, хотя… не думаю, что это получится. 
Смотрю на Сашку, он качается, как тряпичная кукла. Слышатся голоса тысячи звуков, точно все, кому я сделал больно, пытаются достучаться до меня. Не пытаюсь оправдываться, мы все, порой, делаем вещи, не задумываясь, словно ножом в душу кидаем обидные слова тем, кому не должны говорить подобное. Обижаем близких, делая свои сердца еще более черствыми. 
Что заставило Сашку сделать подобное? Что я не знал о секретах друга, которые не смогли ему дать прощения.
Теперь ужас не отпускает. Он приходит с закатом и немного отступает, когда первые лучи освещают комнату. Ночью стоит в дверях, смотри, ждет, пока усну, а потом забирается под одеяло, обнимает окровавленными руками, напоминает, что за все в этой жизни приходится платить.