В одном лесу, расположенном в центральной части Российской Федерации стояла старая церквушка носившая имя страстотерпца Хомы Брута. И проживал там отец Серафим, в миру –Алексеев. Последний экзорцист на матушке-Руси. По нашему – бесогон. Привезут к нему бесноватого, отец Серафим глянет на него грозно, да как рявкнет:
— Пошел вон, паршивец!
Бес тут же и выскочит. Шерсть дыбом, пятачок набок, глаза вращаются в разные стороны, как у контуженного. Излечившегося домой увозили, а бесов батюшка в лес выпускал с наказом больше козней не строить. А куда их было девать?
Со временем бесов накопилось – полный лес. Зверье в другие места мигрировало, так что властвовали они там безраздельно. Местных, правда, не трогали. Отца Серафима боялись.
Пришлось как-то батюшке со своего поста отлучиться. Брат Митька помирал, ухи просил. Неделю отец Серафим отсутствовал, а как вернулся – глазам не поверил. Пол леса, как корова языком слизнула. А на его месте стройка идет. И по размаху видать – не дачку задрипанную строят, а палаты белокаменные.
Лес, видишь ты, олигарх местный купил. Под строительство детского дома отдыха. Вот он и строил. Своим детям. Будущим.
Отец Серафим сунулся было с рассказом, что лес этот – не лес совсем, а отстойник для изгнанных бесов, да куда там! Охрана автоматами погрозила, камерами наблюдения да разными другими техническими приблудами похвалилась, мол, пускай только сунется нечистая сила, и ушел батюшка ни с чем. Ладно, думает, припечет, сами прибежите.
Не прибежали. На стройке, правда, несчастных случаев было много. Но работали там не местные, да и олигарх потерпевшим, кто выжил, приличные пенсии назначил, так что стройку завершили в срок. К тому времени от заповедника для бесов едва ли третья часть осталась.
Вышел как-то отец Серафим по свежему воздуху прогуляться, глядь — а в округе и пусто. Ни живой души, ни бесов.
Не был последний бесогон на Руси дураком. Понял он, куда вся нечисть из леса подевалась. Понял и направился прямиком в домину, что олигарх себе на месте леса отгрохал.
Приходит, и точно – еще на входе встретил охранников одержимых. Зыркнул на них сквозь брови нахмуренные отец Серафим, но ничего не сказал. Дальше пошел. А охранники с прислугой – ничего. Расступаются, дорогу дают, да в спину хихикают. Дошел так наш бесогон до хозяина поместья, глянул по-особому – батюшки, да в нем сам Велиал, один из пяти самых могущественных демонов Ада, расположился. Сидит в креслице кожаном, улыбается и да на кресло напротив приглашающее указывает. И видно — совсем изгнания не боится.
— Пошел вон, паршивец! – закричал отец Серафим, да так, что чуть окна в доме не повылетали… Но Велиал только фыркнул, и говорит:
— Ты поп, на меня свою силу понапрасну не трать. Это ты тех бесов мог изгнать, что без спросу в тела людские залазили. А я с хозяином этой шкурки полюбовно договорился. И все остальные в моей усадьбе тоже заключили договор о сотрудничестве. Так что, хрыч старый, ничего тебе здесь не обломится.
Опешил отец Серафим. Как так, добровольно беса в себя впустить?! А Велиал ему бумажки протягивает.
— Все чин — чинарем, — говорит. – Договоры по всей форме. Нотариально заверенные. Олигархишка этот добровольно отдал мне свое тело на три года, а я за этот срок пообещал ему его состояние утроить. Ну и в администрацию Сами Знаете Кого пропихнуть… Да и остальные, обслуга, охрана – все сугубо по собственному хотению к себе бесов пристроили.
Батюшка сидит, не знает, что и сказать, а демон еще и куражится.
— Оставайся, — говорит, — Сейчас девки срамные прибудут. Все, как одна – добровольно. Куролесить будем.
Плюнул отец Серафим бесноватому под ноги, да и вышел вон.
А Велиал ему в след:
— Недельки через две я свой домишко обмывать буду. Гости аж из самой столицы пожалуют. Так и ты, дед, не чинись, заходи по-простому. По-соседски…
Тут вся свора бесовская, уже не сдерживаясь, заржала, захихикала, захрюкала. Отец Серафим только голову в плечи втянул, да сгорбился.
Вернулся он в свою церковь, закрылся и три дни и три ночи молился.
На утро четвертого раздался громкий стук во врата церковные. Открыл отец Серафим, а там нянечка из районного роддома. И поведала она, что объявился у них в городишке некий богатый сукин сын. Купил у кого-то списки баб на сносях и давай их уговаривать. Мол, давайте, делайте аборт, а он им за это деньжищи немалые. Ну, девки с безденежья и поперли к акушерам. Не желаем, мол, ребеночков донашивать. А эта сволочь беспредельная отдельно с акушерскими договорился и вынутые зародыши скупает. Милиция у него вся на зарплате, мэр – прям в рот ему смотрит, каждое слово ловит.
Упала докторша в ноги батюшке – что делать отче?!
Отец Серафим. Как мог, успокоил женщину, да и выпроводил. А сам подошел к иконе Матери Отца и Бабушки Сына и долго смотрел глаза в глаза лику нарисованному.
После этого еще на два дня и две ночи затворился.
На третий – приехал к нему участковый. Детки малолетние в округе стали пропадать. Не навсегда. Попозже находятся. Только мертвые. Фотографии показывал. Лежат мальчики и девочки смирненько, как ангелочки. Ни пореза на них, ни синячочка. Начальство велело списывать эти пропажи на несчастные случаи. Мол, заблудились или хворь, какая, с ними приключилась. Вроде инфаркта или инсульта. Да только, какие же это несчастные случаи, если в жилах найденных деток ни кровинки не оставалось?
Упал участковый в ноги отцу Серафиму.
— Помоги, святой старец! Не могу я на душегубство глаза закрывать!
Налил отец Серафим ему стопочку. Сам пригубил. Да и выпроводил, благословя.
А сам нашел глазами икону Левого Крайнего Защитника Всех Обездоленных и громко так сказал:
— Что ж Ты так, Твою Мать?
Еще день и ночь безудержно молился отец Серафим.
А утром приехал к нему посыльный от мэра, привез послание. Желал мэр, по примеру просвещенной Европы и прочих передовых стран с окраинами, однополые браки разрешить. Да не просто так, а по всем правилам – с венчанием в его, отца Серафима, церкви. И чтобы батюшка из своих ручек благословение брачующимся давать изволил. А буде отец Серафим заартачится, на его место уже и другого священника присмотрели. По-прогрессивнее.
— Не дождетесь, — рявкнул батюшка, прочитав, — Так мэру и передайте.
Посыльный же ни капли не оробев, высморкался, об его рясу руку вытер и сказал с ухмылкой:
— Ты, поп, на митрополита надежду не имей. С ним уже все обговорено.
— Пошел вон, холуй, — только и вымолвил батюшка. А как посыльный уехал, вытащил из погреба литровую бутыль самогона, снял с иконостаса лик Спаса Во Хмелю и надолго уединился с ним в своей келье.
Если бы кто из прихожан на следующее утро увидел отца Серафима, то врядли бы его узнал. Опухшее лицо, темные мешки под красными, как у кролика, глазами, а главное – абсолютно гладкий подбородок. Побрился бесогон наш. И это еще не все — сменил батюшка рясу на поношенный костюм, оседлал велосипед да и поехал в город. Там он отыскал ломбард, где заложил золотые уклады с икон и нательный крест. На вырученные деньги купил он здоровенную бочку на колесах, наподобие тех, что в старину воду возили для пожарных и иных каких надобностей. Прикупил так же на рынке резвую лошаденку со сбруей, запряг ее в водовозку и поехал в село Тиверезовку. Там разыскал мужика по имени Евлампий и купил у него чудо-аппарат, да припасы для него. Загрузил все на свою повозку и вернулся в свою церковь. Занес все внутрь, заперся изнутри и неделю до него никто не мог достучаться. Ходоки, искавшие с отцом Серафимом встречи, рассказывали, что слышны из церкви шипенье, да бульканье, да еще, вроде капает да журчит там что-то. И запах такой благостный оттуда тянется. Прям неземной. Сивушный.
Через неделю распахнулись двери церковные и стал отец Серафим выносить к повозке разные емкости, да в бочку содержимое выливать. Долго ли коротко, а наполнил батюшка полную бочку. После чего снова двери запер, перекрестился в последний раз, да и поджег храм Божий.
Не все, видать, вынес бывший поп. Потому как, не успел он и ста метров отъехать, как внутри церкви что-то бухнуло, и пожар такой в небо полыхнул, что аж спине Серафима Алексеева жарко стало. Не стал бесогон наш оборачиваться, а лишь лошадку направил к дороге, что вела ее обратно в город. Только недалеко он уехал.
Стоит на дороге олигарх, Велиалом одержимый, лыбится.
— Ты что это, — говорит, — горелым так тянет, да и зарево над лесом в полнеба? Неужто пожар в твоем хозяйстве приключился?
Смолчал Серафим, только глаза потупил.
А Велиал не отстает:
— Ты, я вижу, никак в расстриги подался? Давно пора. Хоть на человека стал похож.
И снова не было ему ответа.
Повел бесноватый носом и еще шире заскалился:
— А в бочке чего везешь? Самогон? Никак на продажу?
Сидит Алексеев, в глаза врагу своему не смотрит.
— Так не выйдет у тебя ничего. На торговлю спиртным лицензия нужна. А тебе ее вовек не добыть. А хочешь, я у тебя всю бочку куплю? У меня как раз новоселье. Народ собрался вискарем да текилой балованный. Твоя экзотика на ура пойдет. Хорош хоть самогон-то?
— Заборист, — только и пробормотал Серафим, да и направил лошаденку к имению бесовскому.
Подъезжает к домине, а там народу… Да не абы какого. И мэр, и начальник районной милиции, и заведующий городским здравотделом. Да что они! Сам губернатор с супругой прибыть изволили. А поодаль столичные гости тусуются. Все сплошь олигархи да депутаты. Присмотришься — в толпе нет-нет, да и мелькнет рожа, по телевизору виденная.
И все, как один, бесноватые.
Только бывший поп подъехал, как все к нему повернулись, принюхались и заорали восторженно:
— Первач!
И в очередь, в очередь выстраиваются. По ранжиру, разумеется, не стихийно.
Тут же слуги с кубками пол-литровыми пристроились.
Налили первый. Губернатору поднесли. Но глянул тот на священника с подозрением и не стал пока пить.
— Отведай, — говорит Серафиму, — Ты из моего кубка.
Засмеялся тут Велиал:
— А чего ты боишься? Что потравит нас дед? Так это он шкурки наши попортит. Нам-то что? У меня желающих тело свое в аренду сдать знаешь сколько? Запись на будущий год! Так что пей смело. Заодно и продегустируешь.
Хлопнул губернатор кубок одним глотком, глаза в кучку свел, потом развел, дым из ушей выдохнул и простонал блаженно:
— Ка-а-айф!!!
Тут загукала, заверещала, да за ревела очередь:
— И мне, и МНЕ!!!
И пошло веселье. Самогон Алексеева рекой льется, бабы визжат, на столах отплясывают, мужики крякают от удовольствия, да им под юбки заглядывают. Слуги, тоже пьяные, меж гостями снуют-шатаются, чудо-напиток разнося…
Взял Велиал отца нашего под локоток.
— Пошли, — говорит, — на счет оплаты договоримся.
Ввел он батюшку в свои палаты, проводил в отдельный кабинет, шторки на окне сдвинул, да в креслице уже знакомое усадил. Тут слуга входит. На подносе у него деньги зеленые агромадными пачками, кувшин с самогоном и две стопочки.
— Обмоем сделку, — говорит демон батюшке.
И хитро так на Серафима косится.
А тот что? Молча стопку налил, и в себя опрокинул, не морщась. Поднял было щепоть для крестного знамения, да замер и только рукой махнул.
Выпил и Велиал. Крякнул одобрительно. По-второй разлил. Выпили и по-второй.
— Дело у меня к тебе, дед, — сказал Велиал после третьей. – Как ты смотришь на то, чтобы тело свое в аренду сдать?
Смолчал Алексеев, а демон продолжил:
— Я тут в интернете погуглил. Бабка твоя – ведьмой была. И не последней. Так что ты, хош-не-хош, а наш. Хотя бы и на четверть...
— Зачем тебе мое тело? – перебил его бывший батюшка невежливо.
— Да такое дело, — замялся Велиал. – Я про очередь на год вперед наврал там. Нет, желающие есть. Но прямо скажу — маловато. Как на словах, то все готовы ради денег, ради славы да ради власти душу свою продать. А как до дела дойдет, так мнутся да колеблются. Крепко вы попы народу в голову вбили свою пропаганду про загубленные души и прочую хрень. А вселись в тебя кто из наших, да начни он под твоей личиной проповедовать, что, мол, ничего в этом страшного нет, а наоборот – прямой гешефт, глядишь, и остальные сомневающиеся за тобой потянутся…
Снова смолчал Серафим, будто прислушиваясь к чему-то. А демон продолжил:
— Я с ответом тебя не тороплю. Думай, дед. Только учти, за такую услугу просить ты можешь чего пожелаешь. Хочешь — пятьсот лет проживешь? Да не простым попом – митрополитом сделаю! А хочешь – папой Римским! Мне это – раз плюнуть…
Молчит священник, глаза не поднимает.
— Да что ж ты все молчишь, пень старый! — не выдержал Велиал, — Не хочешь, так и скажи. Найдем и без тебя желающего. Пусть и без твоего авторитета, ничего – пропиарим, будет похлеще тебя проповеди толкать!
Глянул тут бесогон наш впервые за вечер в глаза демону. И не было в его взгляде ни страха, ни покорности, ни стыда.
— Тела моего захотел, сила нечистая? А вот накося выкуси, — сунул он фигу под нос Велиалу. Опешил демон от такого ответа, а Алексеев продолжил:
— Верно ты сказал, ведьмой моя бабка была. И помимо всего прочего, оставила она рецепт напитка одного забористого. Самогон тройной перегонки с кой-какими добавками. Чудо, что за напиток. Только есть у него один побочный эффект… Ты в окошко-то погляди. Слышишь, как стало тихо?
Кинулся демон к окну, шторы оборвал. Глядь наружу, а там никого. Ни гостей, ни слуг. Кубки на столах стоят, да по траве валяются, еда стынет, мухи роем вьются… И никого.
— Где?! Куда?! Как?!!! – заревел Велиал.
— Я же говорил, ЗАБОРИСТЫЙ у меня напиток, — спокойно ответил Серафим: — Вот он всю твою нечисть и ЗАБРАЛ. Не мог я с вами по-другому справится. А допустить ваши бесчинства – тоже не мог.
— Куда ж это он их забрал? – проревел Велиал.
— А Бог его ведает, — кротко ответил бывший священник, — Главное – подальше от этих мест. Бабка моя говорила, что никто из тех, кто самогоночку ее попробовал, назад не вернулся. Ни на этот свет, ни на тот…
И только он это промолвил, как – ХЛОП! – и исчез демон. А следом за ним и Серафим Алексеев – последний экзорцист на Руси. Он ведь тоже забористый напиток пользовал…
История эта наделала много шума. Шутка ли — администрация целой области, как в воду канула. Опять же олигархи известные, сидельцы Думные…
Сначала все валили на теракт. Потом на происки конкурентов. Кто-то даже руку Вашингтона в этом деле увидел. Мол, лишили страну лучших из лучших. Так до конца никто в этой истории и не разобрался. Ведь ни одного свидетеля не осталось.
Правда, автор слыхал, что с недавнего времени, в Думском буфете перестали продавать отечественные напитки. Все сплошь французские коньяки, шотландские виски да мексиканская текила в ассортименте. Выходит, просочилась-таки информация. И оставшиеся в стране бесы опасаются нарваться на забористый напиток.
Послесловие:
тут бы и надо было закончить эту историю, да не мог автор не упомянуть еще одного персонажа, который во всех этих событиях участие принимал.
В церкви отца Серафима проживал мышонок. Маленький да серенький. Безобидный.
Батюшка его своим вниманием жаловал и не обижал. Наоборот, подкармливал. Случалось, долгими темными зимними вечерами, когда вьюга зверем выла, да снегом в окна бросалась, вел отец Серафим с мышонком неспешные душеспасительные беседы.
Кода же пришла беда на порог, и пришлось отцу Серафиму готовить ЗАБОРИСТЫЙ напиток, именно мышонок стал ему главным помощником. Не мог батюшка рисковать, должен был довести напиток до нужной консистенции. А как проверить? Вот мышонок и был его главным испытателем. Вздыхая тяжко, капал отец Серафим капельку готового продукта в мисочку, да мышонку придвигал. Мол, испробуй. А мышонок, будто понимал все – лакал горькую безропотно, глядя доверчиво другу в глаза. На четвертый только раз исчез он с тихим хлопком, будто и не было.
— Прости, — сказал тогда батюшка, да слезу набежавшую вытер.
И автор верит, что там, куда закинула его судьба, да зелье забористое, встретил отец Серафим своего друга, вымолил у него прощение, и идут они теперь по жизни вместе: бывший бесогон и маленький серый мышонок.
Похожие статьи:
Рассказы → Клевый клев
Рассказы → 123 маршрут [18+]
Рассказы → Маленькие трагедии
Рассказы → Чисто случайно
Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]
) как-то перестал просто прикалываться. Юмор перешел в некую... сатиру что ли? А "Паталогоанатом" вообще совсем серьезным получился.
