Кинул я кулон в реку, схватил костыль и захромал к шоссе. Неудержимо вдруг захотелось оказаться подальше от россыпи звезд на небе, свежего воздуха и прочих природных ништяков. Костыль подозрительно скрипел и вихлялся. Я глянул, а он треснутый. Надо же какая крепкая черепушка у этой русалочки оказалась, сталь не выдержала!
Ну ладно. Кое-как добрался до грунтовки, стал у канавы. Жду. Ругаю себя последними словами за то, что курить так и не начал. Было бы хоть чем заняться, пока машину жду. Покурил бы, успокоился, может, о чем другом подумал. А так, только русалка эта перед глазами маячит. И как представлю я, что Милка днем себе ноги отращивала, а по ночам хвостатым голяком по речке шарахалась — аж пупырки по рукам бегут от омерзения. Неизвестно чем она по ночам на речке занималась. Хорошо еще просто прохожих топила и жрала. А если она тут с рыбами, или с лягушками мутила… Фу! Я же целовался как-то с ней! Мерзость!
Конечно пытался отмахнуться от таких разноцветных картинок, но воображение у меня слишком развитое. То и дело представлялось, как она икру мечет, или тину жрет, или чешую свою вылизывает. И как назло ни одной машины!
Время уже третий час, не стоять же до рассвета, холодно.
Идти в город с моей «костяной» ногой без костыля — не вариант. На дороге торчать — тем более. Решил вернуться, только по другой дороге, которая в обход реки идет, мало ли кто еще у воды шататься может. Ведь кроме Милки в деревне одни старухи. А моя нервная система не приспособлена к таким потрясениям, как виды голых русалок восьмидесятилетнего возраста.
Назад идти неудобно, костыль окончательно сломался. Опять же от волнений этих, и свежего воздуха (будь он неладен), жрать охота. Чувствую, такими темпами до дома только к конце каникул доберусь. Чего делать? Ну, выбил дрын из забора какого-то. Нет, конечно, угрызениями совести по поводу порчи чужой собственности я помучился. Чуть не всплакнул по подводу того, что денег нет, оставить хозяину за ущерб. И даже ручки нету, чтобы записочку черкануть с извинениями и раскаянием.
Однако с дрыном идти стало веселее. Как на костыль не обопрешься, но взявшись двумя руками, можно передвигаться со скоростью пять метров в час. Иду, а сам по сторонам посматриваю. Мало ли кто из-за угла выскочить может.
И точно, смотрю, выползает из-за лабаза какой-то хмырь на деревянной ноге. Морда небрита месяц, ушанка на глаза надвинута так, что и лица не разглядеть. Одет мужик непрезентабельно как-то: брюки, сапог, телогрейка поверх рубахи. Ни тебе смокинга, ни фрака, И это при том, что дело далеко за полночь и все приличные люди на автопатях на крузаках рассекать должны. В общем, стремный тип. Я даже обрадовался, что дрын из забора выломал. Хороший аргумент в разговоре.
— Эта хто? — просипел хмырь, сдвинул чуть вверх треух и зыкнул на меня бельмоватыми глазами.
Фу ты, это же дед Женя, наш очень дальний родственник! Известный на всю деревню Казанова. Ну как Казанова… единственный мужик в деревне, неженатый. Морда только у него уж больно бледная сегодня. Даже с синеватым оттенком каким-то. Как у вампира.
— Это я, Дима, бабы Таши внук.
— Ага, помню, помню. Ленка привозила мальца из города несколько раз. Так значит, ты Натальин внук? — кивнул дед и цыкнул зубом.
Нормально цыкнул, натурально так. Вроде по человечески, да только в лунном свете отчетливо мелькнуло два белых клыка.
— Ну, типо того, — отвечаю, а сам стараюсь обойти деда по элипсоидной кривой. Ибо уж больно напрягло меня то, что в руке этот дед топор держал… окровавленный.
— Ага, — кивает головой дед и перекладывает топор из левой руки в правую. — Так это ты значится будущий наследник земель и родового поместья? Буржуйский, значится, внучок?
В деревне, где электричество-то давали через два дня на третий, как то вяло воспринимали изменения, происходящие в мире. И слово буржуй, означало крайнюю степень презрения .
— Каких родовых поместий? — промямлил я, вообще не понимая о чем речь. — Каких земель? Насколько я помню, усадьбой считался минимум двухэтажный каменный дом. А у бабы Таши изба…
— Эмэмэмэмэ, изба! — передразнил меня старик. — Да все знают, что Наталья, когда бухгалтером работала в колхозе, опоила председателя, да и записала на себя поля за лесом, луговой выкос, три хаты и дом культуры тоже приватизировала. А я там, между прочим сторожем. А меня на пенсию. И как теперь мне жить на копейки эти? А?! Ни куру купить, ни в город смотаться в больничку.
— А в больничку зачем? — брякнул я. — За консервированной кровушкой?
Вот сказал, и тут же дураком себя обозвал, потому как дед с неожиданной сноровкой перекинул туда-сюда топор из руки в руку, при этом сделав угрожающее движение головы вперед.
— Зачем консервированной, когда свежая бегает, — трескуче рассмеялся дед.
Аж неприятно стало от этого смеха. Нет, конечно, можно было бы и подискутировать, наглядно доказав, что к его пенсии и свежей крови, я имею опосредованное отношение. Но разъяснять это человеку, у которого изо рта торчат клыки, а в руках топор с окровавленным лезвием — как то не очень умно. Хорошо, успел обойти этого психа кругом. Едва дед сделал шаг вперед, как я бросился улепетывать, что было сил. Это вообще надо было видеть! Погоня тысячелетия просто. Я впереди, опираясь на костыль, с загипсованной ногой. Следом дед, хромающий на своей деревяшке, с топором. Скорость погони — несусветная. Наверное, десять метров в час.
Да пофиг, главное, что бегу, и этот дед меня не догоняет. В общем, долетел до дома, как на крыльях, и аккурат, как петухи запели. Вполз, даже не отдышавшись, закрыл калитку. А дед следом, слышу, как он навалился и пытается плечом калитку выдавить. И рожу его бельмоватую вижу в «глазке» (у бабы Таши в калитке было сердечко вырезано, чтобы видеть, кто пришел). Тут смотрю — на заборе, с внутренней стороны связки чеснока и колья. Я даже перекрестился на радостях, вспомнив какой-то старый фильм про Дракулу. Ухватил чеснок в одну руку, кол в другую и в глазок деду показываю этот натюрморт.
Он фыркнул. Отскочил и матом заругался. Я понял, что внутрь он не полезет, успокоился и пошел в дом. Баба Таша вовсю храпела и даже не подозревала, каким опасностям подвергался ее внучок. Не деревня, а Варкрафт какой-то, ей богу!
Но переживать по поводу ночных приключений у меня сил никаких не было. Только и успел стянуть спортивку и рухнуть в постель. Отключился моментально, словно в обморок упал.
***
Проснулся я уже после обеда. Даже ближе к вечеру. Поначалу не понял, где нахожусь. В русской печке трещали дрова. На столе, исходя умопомрачительным ароматом млела картоха, жаренная на топленом масле. А в дверь кто-то упорно и долго стучал.
— Да чо ломишьси? — пробурчала бабулька, появляясь из-за печки. — Вот нетерпеливый народ пошел. Щас открою!
Пройдя мимо моей кровати, баба Таша скороговоркой приказала, задергивая занавеску:
— В порядок себя приведи. На голове гнездо медвежье. Волосюки пригладь.
Было слышно, как она открыла дверь и сообщила неизвестному гостю:
— Спит он еще. После города своего отсыпается. После приходи.
Было жутко интересно, кого же черт принес на этот раз. Так что я быстро поднялся, кое-как оправил мятую толстовку, пригладил волосы и выглянул из-за занавески.
— А я не сплю, — брякнул я, да и чуть не прикусил язык.
В дверях, краснея и смущаясь, цветя улыбками и новым платьем, стояла… Милка.
Похожие статьи:
Рассказы → Чужое добро
Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 2.
Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 1.
Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Глава 1. Танец под двойной луной, Принцесса и Важное решение.
Рассказы → Наследник
