Рита (4 часть)

Осознание своей непоправимой ошибки пронзило как молнией. Дыхание перехватило, голос пропал, я лишь ошалело открывал рот, словно рыба. Что будет с больным диабетом без своевременной инъекции, мне не нужно было объяснять. В запасе было всего несколько часов, а мы в Богом забытой глуши, где ни одного человека в радиусе десятков километров.
— Почему же ты ничего не сказала?.. — выдавился из меня полушёпот-полухрип.
Я бросился к реке. Куда там... Даже камень, на котором я стоял утром, полностью скрылся под водой. Что я наделал?.. Ум отключился, поддавшись эмоциям. Оставалось только прыгнуть следом, чтобы поток разбил мне голову о скалу на ближайшем водопаде. В отчаянии я воздел руки к небу.
— Ты что, дебил, на самом деле выкинул в воду? — голос Риты стал спокойным и каким-то безжизненным, как у Снежной Королевы. — Идиот! Там дури было на штуку баксов.
Осознание сказанного медленно доходило до меня... Дури? 
— Ты же сказала, инсулин...
— А что я должна была сказать, чтобы ты мне отдал? Радуйся! Ты герой! Где тут медальки дают?
— Я просто хотел, чтобы ты слезла с иглы, потому что...
— Да пошёл ты... — Марго одарила меня презрительно ухмылкой. — Хотел он! Хотелка ещё не выросла!
Она показала мне скрюченный мизинец.
— Короче, прямо сейчас и очень быстро веди меня кратчайшей дорогой домой.
— Хм... Как ты это себе представляешь? — холодное бешенство начало овладевать мной. 
Я обвёл рукой вокруг. Как это обычно бывает после сильного снегопада, солнце изо всех сил стремилось уничтожить следы ночного беспредела. Но снег не такой-то слабак! Миллионы искр слепили глаза, и враг, безусловно, шёл на попятную. Сугробы значительно осели, деревья скинули гнёт непосильного груза, но всё равно не было и мысли ещё, чтобы продолжить путь. Если ты не снежный человек, конечно.
— Ну-ну... Специально, значит, сюда завёл? — Рита смотрела на меня с презрением.
— Нет. Я всего лишь исполнял твою просьбу: «забери меня туда, где нет людей». Послушай, Рита... — тут я сдался и тон моих слов стал заискивающим. — Тебе же нравилось всё! Ты же в восторге была от природы, от гор, от воздуха!
— Слушай, когда ты под кайфом, тебе всё нравится. Даже секс с тобой. — она победно взирала на результат своего подлого укола.
Мы почти не разговаривали в тот день, просто сидели и смотрели, как медленно тает снег. К вечеру Риту начало знобить. Я не знал, это результат ломки или переохлаждения, тем более, что сам начал испытывать нечто подобное. Только горло ещё болело. 
— У тебя горло не болит?
— Болит... — голос Риты и вправду был осипшим. 
— Подожди! — через полчаса в котелке булькало что-то волосатое, похожее на морской огурец. — Пей!
Я протянул Рите кружку с тёмно-коричневой дымящейся жидкостью.
— Что это? — недоверчиво спросила  девушка.
— Это карагана гривастая или верблюжий хвост. Сильнейший антисептик, и, между прочим, её здесь полно! — я показал рукой на несколько шипастых кустиков, действительно похожих на верблюжие хвосты, которые торчали из земли неподалёку.
Мы оба выпили по полкружки отвара. Он не имел какого-то ярко выраженного вкуса. Может быть, чуть-чуть отдавал плесенью. Мне стало значительно легче, а Рите... На неё вечером уже было страшно смотреть...
Её колотило, глаза слезились, сопли лились ручьём, чиханье почти не прекращалось.
— Ненавижу... Ненавижу... — тихо повторяла она в перерывах между чиханьем и остекленевшим взглядом смотрела перед собой.
— Согрей меня.. Мне холодно... — шептала она уже через час. 
Вечерело, солнце скрылось за горой, и сразу стало зябко. Я закатил в огонь три оставшихся бревна, сложив их пирамидкой. Скоро от костра разлилось живительное тепло. Но Риту колотило всё больше, я понимал, что никак не помогу, но всё же уложил её в палатке, укрыл спальником и осторожно прилёг рядом, попытавшись обнять.
— Ненавижу... Будь ты проклят... — пробурчала Рита и крепко прижалась ко мне всем телом.
Волна нежности снова нахлынула на меня. Я целовал её мокрые щёки, гладил спутанные волосы, за которыми она обычно очень тщательно следила.
— Потерпи... потерпи, солнышко... — шептал я в горячее ушко. 
Не знаю, слышала она или нет. Из её уст вырывались стоны да хрипы. Я почти не спал. Тело несчастной изгибалось дугой, сжималось камнем, распрямлялось палкой. Она то ругалась матом, то бессвязно молилась каким-то богам.  К утру на неё ещё страшнее стало смотреть: глаза ввалились, кожа посерела, исчез привычный лощёный вид и выражение лица девушки с обложки. Сердце сжималось... Я уже сто раз пожалел о своём поступке.
Ещё сутки мы сидели на этом месте. Снег растаял, но не то чтобы идти, стоять на ногах в таком состоянии Рита не могла. Она ничего не ела и страшно похудела, кожа буквально обтягивала скулы, как у мумии. Вода в реке сильно поднялась, и нас не смыло только каким-то чудом. Ещё бы полметра — и пошла бы наша палатка в кругосветное плавание.
— Пошли! — произнесла Рита на следующее утро.
— А сможешь? 
— Смогу! — она сжала зубы и решительно встала, но упала бы, если бы я её не поддержал.
Выглядела она действительно чуточку получше, но до той, прежней Маргариты было очень и очень далеко.
Я нашёл слабую тропинку вдоль реки, и мы медленно двинулись вверх по течению.
— Куда мы идём? — вяло поинтересовалась Рита через некоторое время.
— Я нашёл по карте короткую дорогу, — ответил я, — в верховьях Дубэ-Гола есть перевал, который ведёт прямо в долину. Через два дня можно добраться до Аршана.
Моя спутница слабо кивнула. Похоже, ей уже всё равно было, куда идти. 
Тропа то терялась, то находилась снова. Мы, не разуваясь, штурмовали вброд реку и многочисленные впадающие в неё ручьи, часто отдыхали и шли очень медленно. Но шли, продвигались вперёд и после обеда оказались вблизи границы леса. Здесь, на просторной, заросшей мхом поляне я решил остановиться на ночлег. Палатку поставил возле поваленного кедра, с расчётом использовать его на дрова. Смутило то, что вокруг было много медвежьего помёта. Конечно, он и раньше попадался по дороге, и содранная когтями кора на деревьях тоже, но никогда не было навалено столько свежего. Тем не менее, это была единственная подходящая поляна. 
Река осталась далеко слева, но в корнях деревьев мы нашли яму с чистой проточной водой. Очень мягко было спать на толстом моховом ковре, и я быстро вырубился.
— Что это? — толкнула меня в бок Рита, — слышишь?
— Что? — я моргал спросонья.
— Там, у реки... Слышишь?
— Да что там? — я не слышал ничего, кроме далёкого шума воды.
— Прислушайся... Люди!
Я напряг слух и вдруг, спустя пару минут, действительно начал слышать что-то необычное.
— Как будто песни поют... — неуверенно предположил я.
— Точно! И на гармошке играют.
Мы замолчали, и вот я тоже начал различать звуки какой-то деревенской гулянки. Всё чётче и чётче становились голоса, как будто целая процессия с гармошкой, горланя песни, медленно приближалась по деревенской улице. Казалось, даже мелодия была узнаваемой, ещё чуть-чуть, и мы сами начнём подпевать. Но нет... Не удаляясь, не приближаясь и не останавливаясь неведомые гуляки продолжали заунывно тянуть почти узнаваемые ноты.
— Там люди? — по звуку Ритиного голоса я чётко представил в темноте настороженное, испуганное лицо.
— Да ты что? Какие люди? Здесь до ближайшего селения километров тридцать через два перевала. Наверное, это глюки. Не обращай внимания.
— Глюки? Слушай, я-то знаю толк в глюках. Это ни на что не похоже. 
— Это другие глюки. Думаю, постоянный монотонный шум реки сыграл с нами такую шутку. Ухо подсознательно ищет какую-то гармоничную составляющую в бессистемных звуках реки. И находит, только извлекает их из нашей памяти. 
— А почему тогда мы слышим одно и о же?
— Не обязательно... Вот какую песню они поют?
— Не знаю...
— И я не знаю.  Мы слышим образы, они неконкретны.
— И что делать? 
— А ни что не делать! Или ты предлагаешь идти ночью разыскивать людей? Спи уж!
Но уснуть удалось с трудом, да и то под утро. Рита стонала и скрипела зубами, неусыпные гуляки горланили свои песни, сердце сжималось в ожидании чего-то нехорошего...

Проснулся я поздно. Солнце уже прилично пригревало крышу палатки. Река всё так же шумела внизу, но теперь я не слышал никаких песен. Угомонились наконец? И слава Богу!
Костёр слабо дымил, но бревна сгорели почти полностью. Вдруг я застыл, широко открыв от ужаса глаза. Из-за вывороченного корня упавшего кедра бесшумно появился медведь...
Хищник осторожно приблизился к костру. Сейчас нас разделяло каких-то три-четыре метра и призрачный дымок. Я боялся шевельнуться, надеясь, что зверь меня не заметит, но тот уже пристально смотрел прямо на меня и принюхивался, то поднимая, то наклоняя голову.
Вот я раньше думал — чего медведей бояться? Они такие милые, пушистые, забавно ковыляют на задних лапах в цирке. Сейчас мне было вовсе не забавно... Взрослый медведь весит триста килограммов. Одна его лапа с пятнадцатисантиметровыми когтями больше моей головы, а голова напоминает размером рюкзак. Мой череп свободно поместится в страшной пасти, и ещё место останется. Противостоять такому зверю голыми руками невозможно. Моё оружие — складной ножик, вряд ли даже поцарапает толстую шкуру, это при условии, что я сумею приблизиться к хищнику и остаться с головой. Топор торчал в бревне рядом с медведем.
Хозяин тайги медленно, не сводя с меня глаз, подошёл к котелку с остатками вчерашней каши, понюхал, полизал. Котелок упал с бревна, на котором стоял. Медведь лёг, зажал котёл лапами и с удовольствием вылизал содержимое. «Жри-жри, там всё равно немного оставалось, только уходи!» — в отчаянии думал я. Раньше мне встречались медведи, но не так близко. А когда зверь очень далеко, за ним наблюдать совсем не страшно.
И вдруг я понял, что этот мешок мяса боится меня почти так же, как  и я его! Ну, по крайней мере, опасается. И, похоже, я не интересовал его с гастрономической точки зрения. Мне говорили, что медведь боится резких звуков и движений, но пока ситуация не становилась угрожающей, я не рисковал шевелиться. Вот хищник повертел головой в разные стороны, втянул носом воздух и, не обнаружив больше ничего съедобного, медленно развернулся и поковылял в сторону реки, время от времени оглядываясь. Я перевёл дух и проверил штаны. Всё в порядке!
— Почему котелок мятый? — спросила Рита, когда я приготовил завтрак.
— На него бревно откатилось, — я не стал волновать девушку рассказом, а попытался насильно накормить, но после двух ложек каши её тут же вырвало.
Я сложил палатку и упаковал рюкзаки. Вдруг что-то неуловимо изменилось в окружающем пространстве. Хрипло заголосили кедровки, мелкие птахи стайкой вспорхнули из кустов. В тот же миг земля как будто поехала из-под ног, я с трудом удержался на ногах, а рюкзак упал с бревна, на котором стоял. 
— Землетрясение! — крикнул я испуганной Рите, которая сидела на своём рюкзаке, вцепившись в него мёртвой хваткой, чтобы не свалиться.
И тут земля снова задрожала, на этот раз мелко, как рельсы перед идущим поездом, и прямо на наших глазах огромный беловатый скальный массив в полукилометре ниже нашей стоянки дрогнул и медленно пополз вниз по склону, словно срезанный неведомым лазерным лучом. Груда камней величиной с пятиэтажный дом сметала деревья, словно спички ломая могучие стволы, как бильярдные шары распинывала громадные валуны и всё быстрее и быстрее скатывалась к речке. Некоторые камни размером с автомобиль высоко подскакивали, ударялись, рассыпались на более мелкие. Включили звук: грохот и скрежет камней, треск древесины. Вот оползень пересёк то место, где мы шли вчера по тропинке, и не останавливаясь ринулся дальше, пока не достиг русла реки. Там стихия утихомирилась, перегородив реку нерукотворной дамбой. Зелёную щёку склона безобразным шрамом перечеркнула широкая серая полоса.
Мы молча переглянулись. И без слов было понятно, какие мысли у нас возникли. А если бы мы находились там, или оползень бы случился немного повыше? Да никто никогда бы не нашёл наших косточек!
Два часа мы шли по высокогорной тундре и альпийским лугам. Но сейчас уже не радовали даже огромные цветущие поляны ярко-оранжевых жарков. Понятно, что Рите было не до восторга, но и я почему-то взирал на это великолепие равнодушным взглядом.
Вот еле заметная тропинка вывела нас к озеру. Отсюда брала начало река Дубэ-Гол и здесь заканчивалась долина. Озеро было довольно-таки крупным для горных цирков — примерно с два футбольных поля. Поразило, что вода оказалась тёмно-жёлтого цвета. Это было странно, обычно горные озёра кристально прозрачные. Вообще, как-то мрачно было у этого озера, мы даже передумали отдыхать, а я отбросил мысль искупаться, хотя был любителем окунуться в ледяную воду. 
Но отдыхать пришлось. Озеро было обрамлено цепью высоких неприступных гор. Где-то между какими-то из этих зубцов был перевал, но густой туман клубился над головой, скрывая от взора путь. Я не знал куда идти. Ошибёшься — и, в лучшем случае, просто не сможешь подняться, а ещё хуже, когда подняться-то поднимешься, а вот спуститься с противоположной стороны не сможешь.
Если туман не уйдёт, нечего даже пытаться лезть на перевал. Я попытался сориентироваться по карте. Вот же он, перевал, должен быть прямо перед нами за озером, но там лишь вздымались к небу неприступные скалы. На всякий случай у меня была с собой ещё одна карта, точнее, туристская схема. На ней не было ни коричневых гор, ни зелёных долин, ни синих рек, зато толстыми чёрными линиями были нанесены все горные хребты и, очень точно, расположение перевалов. Странно... На этой карте вообще не было никакого перевала в долину, зато был чётко нарисован Дубэ-Гольский перевал, открывающий путь к верховьям реки Эхэ-Гол. Что же делать? Я напряжённо думал, сопоставляя карты, а Рита сидела на камне и отрешённо смотрела прямо перед собой. Так, если мы попадём в долину Эхэ-Гола, то можем спуститься вдоль реки и снова попасть на основную тропу, по которой шли несколько дней назад. Похоже, это выход! Но проклятый туман не давал возможность увидеть дорогу...
Вдруг, словно по заказу, сырая пелена в одном месте на несколько минут приподнялась, именно там, где и был нужный нам перевал. Я увидел его — низкую седловину в отвесном скалистом гребне. Ура!
Перевал оказался лёгким — относительно невысокий и не очень крутой подъём, разве что каменистая осыпь, по которой шёл путь, несколько затрудняла движение. Но через полчаса мы уже стояли наверху и с интересом разглядывали зелёную долину, что раскинулась под нашими ногами. Спуск оказался ещё легче — пологий склон, поросший мхом и редкими кустиками травы. Через час с небольшим мы дошли до первых деревьев и остановились на ночлег.
Долина реки Эхэ-Гол, где мы находились, была гораздо приятнее, чем предыдущая. Здесь не было такого чувства тревоги, что преследовало нас на мрачном Дубэ-Голе. Вдоль реки шла неплохая тропа, нам оставалось спуститься километров на пятнадцать, чтобы замкнуть круг и вернуться по уже пройденному пути. Дня через три можно было уже оказаться в цивилизации. Плохо, что продуктов оставалось всего на два дня...
Я поставил палатку на просторном ровном уступе, метрах в трёх ниже которого извивалась непривычно спокойная в этом месте речка. Поднялся ветер, и костёр время от времени стрелял в небо залпами искр, словно желая подарить ему ещё несколько сотен новых звёзд. Мы сидели рядышком на бревне, любуясь чарующими плясками пламени, и молчали. В последнее время разговаривали мы мало, а если и начинали диалог, то чаще всего он сводился к взаимным обвинениям и подковыркам.
Вдруг я почувствовал на своём локте руку девушки. Её огромные глаза оказались совсем-совсем рядом, они смотрели виновато и блестели, то ли от чувств, то ли от попавшего в них дыма.
— Андрей... — Рита прервала молчание, — Андрюша... Я, наверное, должна извиниться перед тобой... 
— Да ладно...  — я разом оттаял, обмяк услышав волшебное слово «Андрюша».
— Сейчас, когда мне полегчало, я понимаю, что была неправа... Я всё равно ненавижу тебя, но уже значительно меньше. Мне кажется, ты должен меня презирать...
— Ну нет, почему... — я смутился.
— Не ври! Я достойна презрения! Но я хочу рассказать тебе о своей жизни, чтобы... не знаю... Короче, выслушай меня, а потом уже сам решай, как ко мне относиться. — она сделала паузу и, облизнув губы, продолжила. — Начнём с того, что я не поступила... Не перебивай! А то я не смогу продолжить. Я провалилась на экзаменах и побоялась об этом сказать родителям. Оставался ещё шанс попробовать на следующий год, но путь домой мне был заказан, и нужно было как-то перекантоваться столько времени в чужом городе. Ты не представляешь, что я пережила! На работу без прописки не берут, жить не на что. Родители, конечно, присылали денег, но я зачем-то наврала, что живу в общаге и получаю стипендию. Их помощи не хватало даже на то, чтобы снимать угол в старой коммуналке. Меня время от времени выгоняли за неуплату, и приходилось искать другой клоповник. Несколько раз было просто некуда деваться, и я ночевала на вокзале. Менты в зале ожидания проверяли билеты у всех граждан, чтобы выгонять тех, кто никуда не едет. Пытались выгнать и меня, но я пустила слезу и разжалобила суровых дяденек. Тут я поняла, что у меня есть один несомненный козырь — красота! Нужно было научиться использовать его на всю катушку...
Короче, правдами-неправдами я попала в эскорт-услуги. Что ты морду корчишь? Это не проституция! Я так думала, но на самом деле это не совсем так... В контракте интим не предусмотрен, но многие клиенты предпочитали тех девушек, кто был бы не прочь. И щедро за это доплачивали. Короче, однажды и я решила преступить эту черту...
Мой кавалер был очень нежен и буквально носил меня на руках. Я быстро привыкла к красивой жизни. Но потом ему захотелось нового тела, и я пошла по рукам. Молодые и дряхлые, симпатичные и уроды — мне стало всё равно. Лишь бы деньги платили, а платили хорошо! И, ты знаешь, каждый из моих «покровителей» в сексе предпочитал извращения. Сытая жизнь накладывает свой отпечаток... 
Прошёл год, но я, конечно, уже и не собиралась снова поступать в академию. Меня даже предлагали устроить по блату, но мне учёба уже была неинтересна. Однажды я залетела от одного олигарха. Чтобы не было скандала, он отправил меня на аборт. 
Та среда, в которой я вращалась, приучала к определённому стилю жизни. «Богемному», что ли. Я веселилась ночи напролёт, а потом спала целый день. «Дурь» в этой среде такое же нормальное явление, как шампанское на Новый год. Нельзя было не втянуться. Я начала с ганджибаса, потом грибы, марки и т. д. Но колоться я боялась, потому что знала, что с иглы слезть практически невозможно.
А потом я влюбилась... Он был модным дизайнером — так называемые «сливки общества». Мы были вместе целый год, и он, вроде бы, тоже был настроен серьёзно, но... Как ни странно, он хотел ребёнка. А у меня никак не получалось... Я прошла обследование в Германии и вот результат — бесплодие, причём почти неизлечимое. Вот... И любимый не захотел жениться на бесплодной кукле. Когда он бросил меня, я вскрыла вены... 
Оказывается, умереть не так уж и легко. Меня спасли. После этого я села на иглу. Было это три месяца назад.
Тут она замолчала, задумчиво глядя на огонь, и языки пламени плясали в её глазах, будто бы разыгрывая сценки из той жизни, которую Рита только что мне открыла.
— Зачем ты вернулась? — прервал я затянувшуюся паузу.
— Не знаю... Я много думала и хотела раскаяться. Надеялась, что родители примут меня, что я начну другую жизнь. Но отец, как узнал все подробности, слёг в больницу с сердцем, а мать прокляла меня и стала относиться, как к пустому месту. Мне были противны все люди. Не хотелось никого видеть. Только тебя...
Глаза её снова оказались близко-близко от моего лица. Полураскрытые губы потянулись к моим...

Похожие статьи:

Рассказы → Эксперимент

Рассказы → Кому путеводитель? (Продолжение)

Рассказы → Приключения на турбазе "Олений рог" - 2

Рассказы → Южный полюс (Амунсену)

Рассказы → Люди корабля. Часть 1