Покинутый мир. Инцидент.

Лифт поднимался, бесшумно проскальзывая между этажами столь похожими, что спутать один с другим для новичка, не привыкшему к монотонности здания «Аноки» было обычным делом. Роберту Вину это, конечно, не грозило. Еще когда для огромного, ныне сточетырехэтажного, здания только закладывался фундамент, он поднимался по карьерной лестнице «Аноки», начиная с простого техника службы безопасности в отделе изучения реакторов.

Пятьдесят девятый миновал и последние двое сотрудников, исследовательского вышли. Вин остался один в окружении серебристых стен лифта, в которых можно было разглядеть собственное размытое отражение и слишком большого для одного человека. Чем выше, тем меньше вероятности проехаться с кем-нибудь  из штатских. После семидесятого этажа, такая вероятность исчезала вообще. Семидесятый – потолок для обычных сотрудников, а все что выше отведено для «Старших» — тех, кто не просто создает правила, а определяет уклад жизни корпорации и тех, кто следит за их исполнением, превращая в незыблемые каноны для всей планеты. Вин относился ко вторым, Джонатан Хэбер – тот с кем и предстояла утренняя встреча, к первым. Оставшиеся тридцать три этажа Вин предпочел бы преодолеть в одиночестве. Попутчики, не вызвали бы у него сейчас ничего, кроме раздражения, а ведь перекинуться парой слов будет нужно, хотя бы ради такта.

И все-таки повезло. Никто не вошел, и Вин ехал до сто третьего этажа в одиночестве, если вообще можно употребить слово «одиночество» для здания, напичканного камерами. Вин хорошо знал, что не было и доли секунды, когда бездонные жесткие диски, не фиксировали бы действия любого сотрудника. Здесь ты всегда как на ладони и единственный способ остаться незамеченным – это быть как все, смешаться в безликой серой массе служащих «Аноки», пряча свою личность так глубоко, что не только вездесущим камерам, но и другим сотрудникам  нельзя было разглядеть ее.

Лифт остановился. Вин перехватив толстую папку с отчетом в левую руку, вышел. Перед ним распростерся знакомый коридор, со стен которого смотрели на него голографические картины – имитация искусства, сотворенного еще на земле и одно из немногих напоминаний о том, что человек способен на нечто большее, чем ежедневная штамповка сухих, безжизненных отчетов. Вин невольно подумал, что за все годы, проведенные на Хвионе человечество, точнее его часть, без устали познававшая планету, не создало ничего подобного. Никаких произведений искусства. Новый мир был чужд человеку, будто что-то не давало развиться творческим способностям людей, вынужденных думать только о выживании в его тяжелых условиях. «Колония…» — думал Вин. — «Им некогда мечтать, и сама планета не может навеять ничего кроме скуки». На стенах коридора можно было увидеть полотна гениев прошлого: Да Винчи, Рембрандта, Рериха, Монэ и множество других не менее известных творцов искусства. Тысячи произведений помнили эти машины и могли воспроизвести с невероятной точностью в любой момент, так, что и в трех шагах нельзя было отличить от оригинала. Пятьдесят метров шедевров – два свидетельства человеческого гения, один из которых сами картины, другой – голографические рамы, хранящие в своей памяти эту бесценную частицу ушедшего мира.

«Он знает…» — сам себе проконстатировал Вин. Хэбер действительно уже знал о нем и не только потому, что ждал отчета не позже восьми – просто каждый шаг Вина по коридору был ему виден. Хэбер часто просматривал камеры из своего кабинета и при желании мог заглянуть в любой уголок здания. Вин догадывался, что сам и есть объект его внимания сейчас. Всегда, заходя в кабинет к Хэберу, тот без тени смущения переключал свое внимание с монитора на входившего.

Широкая дверь в приемную тихо открылась. Вин вошел. Программа секретарь – делового вида голографическая женщина, не лишенная обаяния улыбнулась и пожелала Вину доброго утра. Джудит – так ее звали. Вин осведомился, не занят ли Хэбер, хотя заранее знал ответ (вообще какого черта нужно быть вежливым с программой, можно ведь просто войти, Хэбер сам назначил время, а было уже без трех минут). Миловидная Джудит сказала, что господин Хэбер готов принять Вина, на что тот кивнул и прошел в автоматически открывшуюся дверь (все двери приемной и кабинета Хэбера управлялись программой – секретарем).

Вин вошел в просторный кабинет, одна стена которого представляла собой сплошное окно с видом на город, открывавшее довольно унылый и однообразный  пейзаж. В отличие от земли понятие утра и дня на Хвионе существовало лишь формально. Красные сумерки – преимущественное время суток для этой планеты и еще ночь, сама по себе темная как бездна, но в искусственном свете города, являющая собой картину похожую на земной мегаполис.

Как и ожидал Вин, Хэбер сидел в своем кресле, чуть дальше рабочего стола, там, где располагались мониторы. Правда, теперь все внимание было переключено на вошедшего Вина. Хэбер на кресле пододвинулся поближе к столу. Взаимное приветствие – незаметная формальность и Вин занял место напротив Хэбера.

— Надеюсь, вы спали ночью, Роб, — сказал Хэбер, будто бы извиняясь за срочно порученную работу. — Что-то вроде: «Все мы жертвы обстоятельств и вынуждены действовать так, как предписано». — Зная неприязнь Вина ко всякого рода бумажным делам, Хэбер понимал, что поспать тому вряд ли удалось. Своими словами он хотел выразить что-то вроде сочувствия, в котором Вин абсолютно не нуждался. Обращение «Роб» тоже было не совсем обычным. Так Хэбер показывал, что в хорошем настроении, несмотря на произошедшие события, ставшие причиной столь ранней встречи.

Вин кивнул, не ответив, и положил папку на стол перед Хэбером. Тот угрюмо посмотрел на стопку содержащейся в ней бумаги. Вин полагал, что сейчас Хэбер потребует от него пересказать содержимое отчета, что сделает дальнейшее его чтение просто бессмысленным. Но, видимо Хэбер ощутил мрачное настроение Вина или слишком сильно бросалась в глаза усталость того, но в любом случае, не прикасаться к папке совсем он счел не тактичным. Все-таки Вин был одним из немногих, кому Хэбер действительно доверял и кто был посвящен в планы «Аноки» не хуже него самого.

Хэбер не глядя на Вина, открыл папку и начал бегло просматривать многостраничный отчет. Был видно, что он не вчитывался и Вин ждал, когда запас терпения у того закончиться и прозвучит что-то типа: «Так что же там случилось?» или «Что вы думаете об этом?», но вместо этого Хэбер только задумчиво листал страницы.

— Странно это все. Не находите Роб? – проговорил Хэбер не отрывая глаз от отчета.

— Что именно, сэр?

Хэбер ответил после минутной паузы раздумий: — Все что происходит в этом мире Роб. Нашем с вами мире… – Он посмотрел на Вина, будто ожидал от него какого-то вопроса или хотя бы продолжение разговора. Вин не нашел ничего кроме: — Вы, конечно, имеете в виду Хвиону, сэр?

В голосе Хэбера послышалась грустная усмешка: — А разве мы с вами знаем какой-то другой мир? – Вин не ответил. – Мы ведь с вами оба выросли на Хвионе. Земля всегда будет для нас только информацией, которую можно почерпнуть из архивов. Воспоминанием никогда. Нам не дано почувствовать дыхание мира, которой в спешке покинули наши отцы, Роб.

Вин кивнул. — «Похоже, он опять всю ночь здесь провел …» — Мысленно он отметил, что слишком уж разговорчив стал старик в последнее время. Ничего удивительного: когда ты находишься в пустом кабинете днями и ночами напролет (Джудит по понятным причинам можно было в расчет не брать) и при этом твои решения определяют судьбу людей на целой планете, рано или поздно возникает непреодолимое желание поговорить хоть с кем-нибудь, поделиться этой тяжкой ношей. Конечно, есть еще с девяносто пятого по сто третий — совет директоров можно было сравнить по полномочиям с Хэбером, но изливать душу кому-то из них, значит дать понять, что ты уже не обладаешь хваткой, необходимой для управления корпорацией — титаном, коим является Анока. А ведь решения приходилось принимать самые жесткие, оправдываясь только тем, что невозможно поступить иначе для возведения всеобщего рая – светлого будущего для человечества на Хвионе, которое пророчил еще пятьдесят лет назад первый президент Аноки – Такаши Рейчи, обнаружив на планете реакторы и кристаллы Хола – две неотделимые друг от друга, составляющие этого будущего.

Хэбер процитировал знакомые им обоим слова: — Помните: «… Разве для продолжения нашего рода или если хотите «второго шанса» можно было найти лучший мир? Возможности, что скрывает планета, поистине безграничны в сравнении с теми, что мы имели на земле. Уже в ближайшем будущем можно достичь того, что в недавнем прошлом мы назвали бы божественным. Технология, уходящая за грани самого смелого воображения. Она здесь и нужно лишь разгадать, подобрать ключ к этой тайне. Не повеление ли самой судьбы заставило отчаявшееся человечество забрести сюда?..»

Вин деловито улыбнулся: — Слова господина Рейчи?

— Вы сами знаете — это было сказано еще десятки лет назад и вдохновляет людей до сих пор.

— Странно, что человек и великий ученый говорит о такой вещи как судьба.

— Вы не знали Такаши. Слово судьба начисто отсутствовало в его лексиконе только до тех пор, пока он не понял, какую силу несут в себе реакторы.

— Ну, даже тогда не все разделили его оптимизм.

— Оптимизм? – усмехнулся Хэбер. — Не подходящее слово. То, что он осознал, было самым настоящим просветлением. Будто бы он нашел ответ на все свои вопросы. Это: как неожиданно реализовать мечту, в которую уже просто не веришь.

Вин пожал плечами: — Я родился через двадцать лет, после тех событий, а когда вступил в сознательный возраст, господин Рейчи уже стал историей. С его смертью мечта, конечно, не умерла, и возможности Хвионы завораживали мечтателей, но нашему поколению пришлось сталкиваться в основном с проблемами выживания в ее условиях.

— Эти проблемы начались сразу по прибытию сюда первого корабля, Роб. Как только человек ступил на Хвиону, вопрос выживания и приспособляемости стал главным.

— Но открытие господином Рейчи реакторов внесло даже какую-то романтику, поселило в людей надежду, что однажды планета станет землей обетованной. Надо лишь трудиться.

— Да, это дало людям силы, — задумчиво кивнул Хэбер и замолчал.

Вин не любил говорить на отвлеченные темы, тем более с начальством, но все же решил пока не переводить тему разговора на отчет и спросил: — А что вы находите странным, сэр? – «Если уж старик хочет немного поразмышлять вслух, не надо лишать его этой возможности».

— Вы, Роб, когда-нибудь задумывались над словами Рейчи?

— Задумывался?.. Вин для виду поразмышлял. — Из меня не очень хороший мыслитель, сэр. Я не из тех, кто склонен задумываться, тем более над словами гения.

Хэбер снисходительно покачал головой. — Ясно. Вы принадлежите к тому типу людей, которым проще поверить словам лидера, нежели усомниться в них. Вы никогда не сомневаетесь, а просто идете в указанном направлении. – Он говорил так, будто Вин не ответил на экзаменационный вопрос. – Вы не утруждаете себя лишний раз задуматься, Роб. Вам достаточно идти в указанном направлении, будь то мечта Такаши Рейчи или простой приказ, вашего босса – хотя бы меня. Вы – идеальный исполнитель, Роб.

— Вы правы, сэр. – Слова Хэбера Вина не смутили. – Хорошему исполнителю не надо задумываться над приказом. Все, что он может сделать для общего дела – это выполнить его.

— Хм… вы ограничены, Роб. Ограничены чужими мечтами и целями. Не обижайтесь, но вся ваша жизнь – это исполнение приказов, ради достижения мечты таких гениев как Такаши Рейчи. Жаль, что вы не имеете собственной мечты Роб. Той, что была бы только вашей.

— Для таких как я, мечтать некогда, сэр. Мы должны действовать.

— Понимаю, — кивнул Хэбер. – И прощаю вас за это, ведь вы не одиноки. Большинство, почти все человечество на Хвионе следует мечте Рейчи — освоение нового мира. И они так же, как и вы не задумываются над его словами и не смеют даже предположить, что слова гения являются в конечном итоге словами всего лишь человека.

«Прощает?..» — Лицо Вина осталось непроницаемым. Он повторил: — Я всего лишь исполнитель, сэр и, при всем уважении: вас что-то смущает в словах господина Рейчи?

— Хм… я думал, не спросите, даже из вас может выйти не плохой собеседник, Роб. – Он немного откинул кресло назад. – Слова Рейчи? Его отношение к этому миру? Или скорее к потенциалу этого мира?.. – Старик задумался. – Он говорил о рае, который мы должны создать на этой новой земле. Хвиона… имя дочери капитана первого корабля, прибывшего на эту планету. «Хвиона – новый мир и мы будем создавать его по крупицам, подстраивать под себя, при этом избежать ошибок прошлого – вот основная цель» – Очередная цитата, Хэбер помолчал.

— И что же здесь не так? – спросил Вин. – Мы были вынуждены покинуть землю. Планета пришла в негодность, пришлось искать новую. Разумеется, никто не хочет повторить того, что произошло.

— Мы, наши родители, предки, если хотите (ведь корабли бороздили космос не одну сотню лет в поисках подходящей планеты, пока большая часть остатков человечества спала в анабиозе) сами погубили землю. Они просто сбежали из нее как крысы с тонущего корабля, испугались за свою жалкую цивилизацию. Всего чуть больше миллиона из целого миллиарда, Роб. Представляете?

— Они принял такое решение, сэр. Значит, не было другого способа выжить.

— Они так и не научились отвечать за свои действия. Найти новый мир, вместо того, чтобы попытаться спасти старый, который сами же и разрушили – вот что они считали выходом.

— По-вашему, им надо было погибнуть?

— В любом случае, остаться было бы честнее по отношению к земле, Роб.

— Говорите о честности? Но это противоречит идее выживания в той ситуации.

— Это верно, но верно и то, что лишь так человечество усвоило бы урок, а иначе этот новый мир, что мы создаем, ждет та же участь.

— Для избегания этого и существует Анока, сэр. И мы.

— Да… Анока… корпорация, объединяющая весь мир. Монополия на все, средоточие силы в одних руках. Удержим ли мы это, Роб? Несмотря на тяжелые условия планеты, человечество все же разрастается. Сможем ли мы удержать этот мир под контролем и не дать ему погибнуть?

— Проблемы есть, но мы в силах их решить.

— Проблемы? Думаете то, что связано с техническими сложностями или с пережитками еще прошлого мира и есть настоящие проблемы? Бросьте Роб. Я сейчас говорю не о преступности в трущобах или трудностях в освоении новых территорий, добыче полезных ископаемых, проблеме воды, атмосферы и прочих вещах. – Он вопросительно смотрел на Вина, который понял, что речь теперь пойдет об отчете, но все же спросившего: — Тогда о чем вы говорите, сэр?

— Делаете вид, что не поняли? Мне нравиться ваша уверенность, Вин. – С обращением «Вин» Хэбер перешел на более деловой тон. – Конечно, я говорю о планете. Реакторы, Вин – это самая большая проблема, с которой нам еще только предстоит столкнуться. Такаши Рейчи обнаружил эти три сооружения, но далеко не сразу ввел понятие: «Реактор Хола». Кстати не находите, что со стороны Рейчи великодушно было назвать реакторы именем своего коллеги?

— Ирвина Хола? Почему бы и нет, ведь без него никто бы и не понял, что эти сооружения вообще можно назвать реакторами — он открыл кристаллы. Кристаллы Хола — реактор Хола. Реактор перерабатывает кристаллы. Все вполне логично.

— Не совсем так. Дело в том, что Хол вовсе не был так уверен в мечте Рейчи и с осторожностью относился к реакторам. Такаши был уверен, что их освоение принесет благо человечеству, а Хол считал, что мы не сможем удержать под контролем эту силу. Формально они вместе сделали открытие, но Рейчи так хотел, чтобы Хол поверил в его мечту, что полностью отдал это право ему. Несмотря на это до конца жизни Хол не разделял его точки зрения. Даже когда удалось расщепить первые найденные кристаллы, и запустить малый реактор Хол удалился от дел, предпочтя судьбу отшельника, славе проводника человечества в мрачном мире Хвионы.

— А вы, сэр, разделяете точку зрения Хола?

— В какой-то степени, — подумав, ответил Хэбер. – Но главную проблему я вижу не в самих реакторах, а в нас. Человечество слишком невежественно. Мы бросили старый мир, практически уничтожив его, а значит, просто не повзрослели. Игра с реакторами – опасная вещь.

— Малый реактор успешно работает уже больше тридцати лет, средний почти двадцать, запуск большого – вопрос нескольких лет. За время работы первых двух, произошло не более десятка инцидентов, связанных непосредственно с работой реакторов. Все последствия этих аварий легко устранялись. – Возразил Вин, окинув взглядом лежащую на столе папку. – Как видите, прогнозы Хола о катастрофе для человечества пока оказывались неверными. – Он все еще не сводил взгляда с папки. Отчет предназначенный для Хэбера был опровержением этих слов. – Я не вижу угрозы, сэр ни в одном инциденте.

— Только разобравшись в ситуации до конца, можно сказать, что угрозы нет. Вин, даже ученые не понимают до конца работу малого реактора, который как вы сказали, работает больше тридцати лет. Работа среднего еще большая загадка, а запуска большого мы с вами можем вообще не увидеть. Все что мы знаем – они работают, расщепляя кристаллы Хола – тот материал, на который любым другим оборудованием нельзя даже воздействовать. Поместите кристалл в эпицентр ядерного взрыва, и он не нагреется и на градус. Как такое возможно? А работа самого реактора? У нас есть только предположения. Мы используем малый реактор, для того, чтобы питать трущобы – первые поселения людей на планете. Используем средний, чтобы снабжать энергией единственный город – мегаполис  Калассарт и только предполагаем, что энергии большого хватит на снабжение всей планеты. Но правы ли мы? Как использовали реакторы те, кто построил их? Почему они покинули этот мир, с такими возможностями и где следы их пребывания? Почему эти три сооружения остались, а вокруг них ничего? Никаких городов, следов поселений, признаков жизни, во всяком случае, какой ее знаем мы. Ответов нет, только предположения, а вы говорите, что нет никакой угрозы. Вин, вы лишь хорошо исполняете приказы, но я надеюсь, что вам не доведется принимать решения, касающиеся нашего будущего или затрагивающие проблему реакторов.

— Для этого есть вы, сэр, — невозмутимо ответил Вин.

Хэбер одобрительно усмехнулся. – Вы ценный сотрудник, Вин. Хорошо знаете свое место и не лезете, куда не должны. Если этого нет в инструкции, вы над этим и не задумываетесь.

— Моя инструкция очень обширна, сэр. Там есть пункты на все случаи жизни, в том числе и те, которые могут затронуть наше общее будущее. И я на своем месте именно потому, что никогда не забываю ни об одном ее пункте.

— О-о… — протянул Хэбер. — Если бы я не знал вас, то подумал бы, что мои слова все же задели ваши чувства.

— Напротив, сэр. Я воспринял их скорее как комплемент, ведь в конечном итоге вы и цените меня за то, что я просто выполняю свою работу.

— Да, вы правы. Жаль только, что встречаемся мы при обстоятельствах, указывающих, что свою работу вы делаете не безупречно. – Хэбер посмотрел на папку с отчетом.

Вин подумал: «Он знал все заранее. Эти исписанные бумаги ему не нужны, но речь об этом он, конечно же, заведет. Просто потеря времени». – Не дождавшись вопроса, он спросил: — Вам уже сообщили подробности, сэр?

— Для этого, есть вы, — повторил Вину Хэбер его же слова. Строгий взгляд, показывал, что самое время поговорить о причине встречи. – «Ну что ж, будем делать вид, что пока вам ничего неизвестно, пусть вы и не пытаетесь скрыть обратного» — проговорил Вин мысленно. Но непроницаемый взгляд Хэбера, говорил, что отвлеченные разговоры на самом деле закончились, и напротив Вина сидел глава совета директоров всесильной Аноки. Всесильной, по крайней мере, для человека на этой новой земле. Вин, ерзнув пару раз в кресле, начал докладывать:

— Вчера в 21.42 по местному времени, произошел инцидент на среднем реакторе с остановкой его работы на семь минут и тридцать две секунды. На данный момент все последствия устранены, реактор запущен и работает на шестьдесят пять процентов, этого достаточно, чтобы полностью поддерживать жилые кварталы города.

Хэбер прервал: — Не тратьте время на то, что мне итак известно, Вин. Я без вас знаю, что реактор сейчас работает в штатном режиме. Переходите к сути дела или может, хотите выяснить, что мне еще известно?

— Сэр, все последствия…

— Хватит Вин! Думаете, я собираюсь послушать очередной доклад о сгоревшем АБ?! Или может, считаете, что меня волнует какой-нибудь недоучка, решивший прокрасться к реактору и вызвавший панику среди ваших тщательно отобранных людей?!

— Сэр, позвольте мне закончить…

Хэбер заговорил более спокойным тоном: — Послушайте Вин. Вы ведь не глупы и друг друга мы знаем давно. Так не относитесь ко мне как к кретину. – Попытку Вина оправдаться, была пресечена жестом руки: — Я повторю: речь идет не о сгоревшем аппаратном блоке или какой-либо другой мелочи. Дело серьезное, настолько, что не будь я на своем месте, ваша голова уже слетела бы с плеч. – Хэбер проговорил почти снисходительным тоном: — Да, да, мой друг. Совет директоров уже в курсе ситуации и через час инцидент будет обсуждаться на высшем уровне, а нашу с вами встречу считайте дружеской беседой. Не хватает разве что кофе. Может, желаете? – Про кофе сказано без всякой иронии.

— Нет, сэр. Обсудим все что нужно.

— Теперь позвольте, начну я, — сказал Хэбер. — Расскажу, как я это вижу, а вы дополните. Если нужно поправьте меня, будем считать, что я выступаю перед советом, поэтому для полноты картины, начну, немного издалека. Далеко не все в совете занимаются реакторами. – Вин кивнул. Хэбер продолжил: — Итак, инцидент произошел во время исследований доктора Мартина Говарда, расщеплений кристаллов Хола на среднем реакторе. Как известно, доктор Говард настоящий светоч в этой области, посвятивший всю жизнь раскрытию тайны реакторов. Он был еще студентом, но внес свой вклад в запуск среднего реактора; стал одним из тех, кто позволил Калассарту превратиться в город, который мы знаем сейчас. Иными словами: доктор Говард – истинный наследник мечты Такаши Рейчи. Он проводил исследования кристаллов Холла — выявлял влияние структуры кристаллов на их работу в реакторе. Как известно кристаллы, расщепляющиеся в малом реакторе, не расщепляются, или не выделяют никакой энергии в среднем, хотя казалось бы, процесс расщепления должен быть аналогичен…

«Так вот зачем он вызвал? Прорепетировать свою речь. Сдает старик позиции…» — мысленно подметил Вин.

… Говард был лучшим специалистом по кристаллам. Ввел их классификацию, хотя как сам признавал, неполную. Отдельно изучал каждый тип и его поведение в реакторе. Эти эксперименты помогали упорядочить полученные знания, в том числе и те, что у нас были до запуска малого реактора, основанные лишь на предположениях Рейчи и Хола. До вчерашнего дня не было ни одного инцидента, угрожавшего жизни людей. Кристаллы либо расщеплялись, выделяя разное количество энергии, либо нет. – Хэбер прервав речь, спросил: — Вин, известен ли тип кристалла, который Говард пытался расщепить? – Вин покачал головой. – Ничего сэр. Какой бы кристалл он не использовал, мы не можем это установить из-за повреждения оборудования. Все электронные записи о ходе эксперимента повреждены.

— А что его помощники? Им он говорил?

— Те, кого удалось опросить, не сказали ничего. Такое водилось за Говардом: сначала убедиться сам, потом только скажет остальным, да и зачем нужно говорить, когда машина сама введет данные в дневник. Даже если с персоналом что-то случиться во время эксперимента, потом можно будет прочесть записи.

— Только вот записи утеряны.

— Мы восстанавливаем что можем, сэр. Нужно время, а результат будет.

— Надеюсь, Вин. Электронные записи – наши единственные свидетели инцидента. Личных ассистентов Говарда опросить пока ведь невозможно?

— Опросить нет, у нас есть только показания одного из техников. Он единственный кто после инцидента оказался в сознании по прибытию медперсонала. Хотя сейчас его слова больше похоже на бред, психологи работают с ним. Думаю, в ближайшие дни он сможет дать более четкие показания.

— Но что-то у вас есть?

— Конечно, сэр. – Вин пролистал отчет до нужной страницы. – К тому же, кто-нибудь из остальных может придти в сознание. Не считая самого Говарда, физически все здоровы, только истощены больше обычного.

— А сам Говард?

— Мы не уверены, сэр. – Вин чуть замешкался. – Я не могу сказать ничего определенного, но исходя из традиционного определения смерти, он, конечно, жив. Если считать инцидент в реакторной взрывом, то Говард находился почти в его эпицентре.

— Насколько я знаю, инцидент некорректно назвать взрывом. Выброс энергии – да, но назвать это взрывом в обычном понимании нельзя, и поверьте, ученые еще долго будут спорить о том, как правильно охарактеризовать инцидент, — с легкой иронией проговорил Хэбер. -  А что значит это ваше: «мы не уверены?» Человек может быть или живым или мертвым.

— Его состояние далеко от нормального сэр.

— Хм, надеюсь, не скажете, что он превратился в чудовище.

— Нет, когда спасательная команда прибыла, он был без сознания, как и все остальные. Естественно, медики сразу взялись диагностировать всех порт-сканнером. Физически отклонений не было ни у кого, кроме Говарда.

— Что показало сканирование?

— В том то и дело, сэр: сканирование не удалось, прибор по непонятным причинам просто сбоит и все, что мы смогли сделать — определить его температуру, давление и пульс. Все значительно выше нормы. Температура тела: пятьдесят один градус и не падает.

— Но такого не может быть, — проговорил Хэбер, потупив взгляд в папку на столе.

— Мы пытались определить состояние внутренних органов с помощью разной аппаратуры, но даже простой рентген ничего не показывает. Ощущение, что мы сканируем не тело человека, а какую-то непонятную область, предмет, аномалию если хотите.

— Аномалию, — Хэбер перевел задумчивый взгляд на Вина. – Подходящее слово. Наш лучший ученый и самый рьяный исследователь реакторов превращается в аномалию. – Вин промолчал, подумав: «Далеко не все ему известно…»

Хэбер вновь обрел невозмутимый вид руководителя Аноки. – Итак, Мартин Говард исследует новый тип кристалла, пока не ясно какого. Пытается расщепить его в реакторе, в результате чего, происходит некое подобие взрыва. Неизвестным образом «взрыв» (пока другого слова подобрать не могу) оказывает влияние на его организм. Какое именно, определить мы не можем, так как любая аппаратура около Говарда просто напросто дает сбой. Что касается остальных, то, не считая сильного истощения (так же по неизвестным причинам) состояние их в норме. Пока есть только показания техника, — Хэбер взглянул в отчет, — Саймона Блэта, но они очень нечеткие и плохо позволяют прояснить события, к тому же, Блэт находился дальше всех от «взрыва». – Немного помолчал. – Кстати, Вин, показания Блэта записаны с его слов точно?

— Слово в слово, — кивнул Вин.

Хэбер начал читать про себя: «… Звук, сначала тихий но потом… адский скрежет… вой бьющий в голову… Говард еще на ногах… остальные кричат, чтобы он прекратил… он не может… застыл, словно статуя… я вижу его лишь со спины… лица не вижу… остальные кричат…»  - Хэбер продолжал читать, иногда перескакивал несколько строк, но те же слова повторялись снова и снова. Двадцать два листа повторяющихся слов. Иногда встречались длинные предложения, но больше было обрывочных. Техник описывал все: от момента запуска реактора, до момента «взрыва», затем начинал говорить вновь. С каждым разом предложения становились короче, и все больше просвечивалась в них потеря самообладания и страх, захватывающий разум очевидца. — «… Синий свет, местами белый… глаза не режет… будто проникает повсюду… пронзает машины…меня… других… сил нет кричать… он будто изучает все… словно новорожденное нечто… затем уходит… что-то заставляет его уйти… мне холодно… теряю сознание… голоса… спасатели… они опоздали, но это… к лучшему…»

— Богатое воображение у мистера Блэта, — проговорил Хэбер, все еще просматривая страницы.

— Когда он оправиться от шока, думаю, показания будут более вменяемыми. В отличие от остальных он не терял сознания полностью, его впечатления, безусловно, сильнее, ведь организм остальных защитился – они просто упали без чувств.

— Вин, когда это люди теряли сознание от взрыва без серьезного физического ущерба? Несмотря на описываемый Блэтом громкий звук их перепонки целы, а яркий свет не оказал никакого воздействия на сетчатку.

— Но истощение… — попытался возразить Вин.

— Этого нельзя объяснять «взрывом» — отрезал Хэбер. – Впрочем, возможно именно от истощения они и потеряли сознание, но в таком случае непонятно, почему не истощен Блэт.

— В его организме нет никаких аномалий. Обычный мужчина двадцати восьми лет. Физически здоровый, такой же, как и остальные трое.

— Да, — рассудительно (скорее разговаривая сам с собой, а не с Вином) произнес Хэбер. – Либо аномалий нет, либо мы их просто не видим.

— Он будет находиться под нашим наблюдением. Если с ним что-то не так, мы выясним, — сказал Вин.

На некоторое время оба замолчали. В мыслях Хэбера складывались известные только ему одному комбинации, проигрывались варианты дальнейших событий. Он обдумывал инцидент и возможные его последствия, но для точных выводов, фактов было слишком мало. Неопределенность – издевательски просачивался сам собой внутренний голос – интуиция подсказывала, что любой вариант может привести как к фатальным, так и к выгоднейшим последствиям, но предсказать что-то наверняка, нельзя. Не очень выгодная ситуация для человека, от решений которого зависело слишком много. Хэбер просто не мог позволить себе такое слово как «неопределенность», но сделать ничего не мог. Все его возможности, тонны аппаратуры, сотни ученых казались недостаточными, чтобы можно было позволить сделать точные выводы. Аномальное состояние доктора Мартина Говарда, неспособное быть оцененным никаким оборудованием или врачом и бредовые слова техника Саймона Блэта выделяли этих двоих из инцидента. Их судьбу надо был решать, и если Блэту это ничем пока не грозило, то Говарда, ум Хэбера уже не расценивал как человека. Объект – такое определение теперь давал он бедному доктору.

Вин, как и полагается исполнителю ждал решения. Он ждал бы и часы, не проронив ни слова. Моменты, когда Хэбер погружался в раздумья, Вин хорошо чувствовал: все факты преподнесены в том количестве, в котором нужно было боссу. Роль Вина на ближайшее время закончена, оставалось только ожидать, когда прозвучит вывод — решение Хэбера, приказ для Вина и сотен остальных.

Хэбер, не глядя на Вина, спросил: — Говард сейчас изолирован?

— Капсула, — сухо ответил Вин.

«Как и полагается» — подумал Хэбер. Устройство для изоляции особо опасных объектов никогда не использовалось для содержания людей (но был ли человеком Говард?), хотя такую возможность ее конструкторы конечно рассматривали. Любой материал, все что угодно могло быть уничтожено в этом стальном контейнере за доли секунды. Сверхвысокое давление, экстремальное повышение или понижение температуры, создание сильного магнитного поля – любой вариант казни не угодившего человечеству (как когда-то выразился сам Хэбер) объекта. Достаточно было легким касанием  задеть сенсорный переключатель и тело доктора Говарда станет прахом во всех смыслах этого слова. Хэбер подумал, что даже на случай сбоя многочисленной электроники капсулы из-за аномалии тела Говарда (объекта) в ней есть механизм, со скоростью взрыва запускающий что-то наподобие шестерней, способных изничтожить в секунды хоть металлический брус. Изумительное средство уничтожения, сочетающие в себе как достижение высоких технологий, так и не желающие быть забытыми (может только слегка модифицированные) методы расправы средневековых инквизиторов!

Секунда отстраненности и Хэбер снова обратился к Вину: — Что касается Блэта: наблюдение двадцать четыре часа в сутки, повторите все анализы. Я уверен: есть причина того, что он единственный остался в сознании. Продолжайте допрашивать, но не давите на него слишком сильно и помните: произошла перегрузка одного из накопителей в реакторе, вследствие попытки расщепления кристаллов нового типа, обнаруженных доктором Говардом. Это вызвало что-то вроде взрыва, сопровождавшегося сильной вспышкой света — БЛЭТ НЕ ДОЛЖЕН БОЛТАТЬ ЧТО-ЛИБО ЕЩЕ. С остальными… как только придут в себя – «если придут» — пронеслась мысль – сразу дайте мне знать. Так же, сделайте все, чтобы восстановить видеозапись эксперимента, все, чтобы добыть хоть какую-нибудь информацию с лишенного воображения источника.

Легким кивком Вин подтвердил, что понял все сказанное Хэбером. Затем, немного колеблясь, (стоит ли?) все-таки спросил: — Что же все-таки делать с Говардом, сэр? – Если Хэбер не давал инструкций, значит все сделано как надо, но инцидент — не рядовой случай.

— Говард… — протянул Хэбер. – Доктор Говард с сегодняшнего дня находиться на особом курсе реабилитации предусматривающей полный карантин. – «Хм… не очень подходящее определение… карантин после обычного взрыва?..» — сам же подумал Хэбер. – Объявлять его мертвым пока рано.

— Родных и близких у него нет, только коллеги, но все они сейчас в госпитале. Он – трудоголик, его отсутствие означает, что он работает, — сказал Вин.

— Ну, на какое-то время нам удастся избежать вопросов. В лучшем случае, его ожидает судьба погибшего через пару недель после инцидента ученого. Версия не самая лучшая, но что ж… люди размышляют над многими тайнами, пусть поломают голову и над этой.

— Но сам Говард? – Вин уже знал ответ и в мыслях почти одновременно с Хэбером проговорил: — Перевести в Д-блок. Постоянно держать в капсуле и фиксировать малейшее изменение состояния.

«Ну, разумеется, Д-блок» — подумал Вин. Под категорию «опасный» попадали не всегда те объекты, которые могли нанести вред человеку, но те, что были мало изучены. Д-блок – был хранилищем таких объектов. Конечно, много лет назад сюда угодили и первые кристаллы Хола. Некоторые, предназначение которых не было выявлено (а предназначение кристаллов вообще, вызывало споры), до сих пор хранились здесь. Извлечение чего-либо из Д-блока было практически невозможным, поэтому, когда Мартин Говард выявил новый вид кристалла, он попытался расщепить его как самый обычный, иначе его могли попросту изъять.

— Вин, я знаю, опыту в своей области вам не занимать, но все же повторюсь: будьте осторожны с Блэтом, не упускайте его из виду и не верьте всему, что он говорит, пока не убедитесь в этом. Быстрее постарайтесь восстановить записи камер. Говард… — секунда раздумий Хэбера: — Неусыпный контроль состояния. При появлении чего-то, что описывал Блэт, уничтожьте тело. За все это вы отвечаете лично.

— Разумеется, сэр, — невозмутимо ответил Вин. – Но… все что мы будем делать – это наблюдать?

— Пока да, — кивнул Хэбер. — А что мы можем? Попытаться как-то воздействовать на него? Мы даже не знаем, с каким явлением имеем дело. – Подумав, он добавил. – Но ждать вечно, конечно, мы не можем. Нужен кто-то, способный хотя бы сделать предположение о состоянии Говарда.

В голове Вина сразу же всплыло имя. Это имя и произнес Хэбер в следующем приказе Вину: лично связаться с человеком, способным заменить Мартина Говарда и заняться проблемой инцидента. Вин кивнул и согласился, что лучшей кандидатуры и быть не может, но внутри ощутил неприязнь от мысли, что придется работать с ним. Позже у себя в кабинете он еще раз просматривал имеющуюся в базе данных Аноки информацию об этом человеке. Его молодой гениальный ум, еще недавно был способен превзойти самого Говарда в изучении технологий реакторов, но после нескольких лет совместной работы он оставил эту область, считая запуск двух реакторов и контроль расщепления простейших кристаллов с целью получения энергии достаточным достижением для человечества на данном этапе его развития. Вин ощущал раздражение к нему, хотя бы потому, что своими решениями в жизни тот подтверждал, что даже такая корпорация как Анока, не всесильна. Когда Вин закончил просматривать файл, он отобразил на дисплее первую страницу личного дела: фотографию в верхнем правом углу, и крупными буквами напечатанное имя. Некоторое время он размышлял, глядя на страницу; на имя, бросавшее вызов системе, которую так преданно защищал Вин. — «НЕЙТОН ХОЛ» — отображалось на экране.

«Не говорите, что вы держите ситуацию под контролем, Вин…» — Слова Хэбера перед советом директоров. Сам инцидент, его последствия, Нейтон Хол, с которым предстояло работать Вину – все это было тем, что ему не удавалось держать под контролем. Вин больше всего не любил такие ситуации. Он просто не мог спокойно сидеть на месте, отдавая распоряжения своим людям, его ум исполнителя находился в состоянии неуверенности. «Неопределенность» – слово, которое так не любил Хэбер, было ненавистно и Вину. – « … Разве наши отцы смогли удержать под контролем землю, на которой жили тысячи лет? Как можно говорить о контроле этого нового для нас мира, с возможностями, которые мы даже не понимаем?  Этот мир, Вин, напоминает мне землю. Да, да, не удивляйтесь. Представьте кого-нибудь чуть более примитивного, чем мы с вами, кто окажется сейчас на земле и столкнется с остатками нашей цивилизации, с брошенными, полуразрушенными городами, оборудованием и технологиями, которые он раньше и представить не мог. Разумеется, он сочтет за благо те возможности, которые они дают. Он будет осваивать их, подстраивать под себя. Что-то наверняка будет использоваться не так, как пользовались этим мы. Возможно, со временем он и достигнет знаний, позволяющих полностью освоить этот покинутый мир, но так же и велика вероятность, что он уничтожит сам себя, играя с силами, которых из-за своей невежественности пока не может понять…» — Вин подумал о том, что в одном из залов сточетвертого сейчас обсуждается судьба не только Мартина Говарда, но и его самого. За старика можно было не беспокоиться – необдуманных решений он не допустит, но в совет директоров входил еще тридцать один человек, далеко не все из них разделяли взгляды Хэбера. Инцидент мог вывести руководство Аноки из равновесия и расколоть совет. А если Хэбер вызовет недоверие совета, его сместят. Тогда и Вин окажется не у дел. «Неопределенность…» — снова подумалось ему. Весь мир Хвионы вступил в фазу неопределенности с того момента, когда человечество открыло реакторы.

Сообщение на служебный телефон Вина заставило его прекратить размышления. Вин не сомневался, что это был Хэбер, как и не сомневался в том, что  по окончании совета (продолжавшегося четыре часа) старик, конечно, вызовет его, хотя бы, для непринужденного разговора, под видом деловой беседы. В последнее время ему нужно было выговариваться. Вин это понимал. – «Сдает наш старик…». — Он нажал сенсор, чтобы просмотреть сообщение. Оказалось, оно не от Хэбера и содержало всего одно слово. Вин автоматом набрал номер для связи с Д-блоком. На экране телефона все еще высвечивалось сообщение от инженера службы безопасности: «…Говард…»

Похожие статьи:

Рассказы → Покинутый мир. Пробуждение Иного Разума. Часть-1

Рассказы → Покинутый мир (4). Явление Бога. Ч2

Рассказы → Покинутый мир (4). Явление Бога. Ч1

Рассказы → Покинутый мир. Пробуждение Иного Разума. Часть-2

Рассказы → Покинутый мир. Послание Саймона Блэта