Покинутый мир. Послание Саймона Блэта
в выпуске 2015/03/19Данный разговор был зафиксирован на N-линии связи (сектор безопасности) 17 октября 139 года в 2.00 по местному времени, сразу после инцидента в седьмом районе Хелоса – малого города (трущобы). Разговор произошел между начальником службы безопасности сектора Анока – 4, майором Хорусом Терлоком и руководителем департамента секретных проектов Анока — 1 Робертом Вином. Ниже приводиться часть этого разговора, а так же обнаруженное на месте инцидента письменное сообщение бывшего техника отдела изучения феномена реакторов, Саймона Блэта. Сообщение было обработано Терлоком (перепечатано и передано на служебный компьютер Вина), ввиду плохого состояния первоисточника, в котором имеют место обрывочность текста, длинные паузы между предложениями (заполнены зигзагообразными линиями) говорящие о неудовлетворительном психическом состоянии Блэта.
Следует отметить, что данный инцидент повлек гибель семерых сотрудников службы безопасности, находящихся в непосредственном подчинении Терлока. Сам майор Хорус Терлок прибыл на место инцидента двадцатью минутами позже.
Р.В. Что конкретно произошло?
Х.Т. Пока не можем установить. Уже пробовали считать их жетоны – записи последнего часа пусты.
Р.В. Как вообще можно стереть запись с жетона?
Х.Т. Это практически невозможно, только если уничтожить сам жетон, но они все целы, внешне даже повреждений нет.
Р.В. (пауза) Нужно восстановить.
Х.Т. Делаем, что можем.
Р.В. А выжившие есть?
Х.Т. (пауза) нет. Никого.
Р.В. Что с Блэтом?
Х.Т. Тоже нигде нет. Просто исчез.
Р.В. Его работа?
Х.Т. Не думаю. Блэт не смог бы.
Р.В. Есть его следы? Как он смог уйти?
Х.Т. Пока неизвестно. (Пауза). На счет следов: есть сообщение, что-то вроде письма. По-видимому, оставлено Блэтом.
Р.В. Пересылайте.
Х.Т. Как только перепечатаю. По снимку ничего не понять, слишком неразборчиво. Мне понадобиться минут десять.
Р.В. Я жду.
Далее приведен текст сообщения Блэта, обработанный Терлоком.
...
Прежде всего, данным письмом я – техник «А» класса седьмого подразделения отдела изучения феномена среднего реактора Саймон Блэт заявляю, что нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Свои действия я полностью сознаю и ответственность за их последствия принимаю безоговорочно. Я пишу это письмо 17 октября 139 – года (исчисление Калассарта) в 22.15 по местному времени. Повторяю: данное решение принято МНОЙ и только МНОЙ, без оказания на меня психологического давления третьими лицами. Я – единственный на ком лежит ответственность, и прошу не осуществлять каких-либо дознаний в отношении моих коллег и близких с целью выяснения подробностей обстоятельств способствовавших принятию МНОЙ такого решения. Данные обстоятельства продиктованы исключительно не зависящими от них факторами, которые я насколько смогу подробно, опишу ниже. В целом скажу, что факторы эти можно охарактеризовать (выражаясь манерой Говарда) как: открытое проявление сторонних сил, не оказывающих первоначального явного воздействия на систему эксперимента. Я же позволю себе выразиться простым понятием – «злой рок». Будучи последние десять лет техническим специалистом и работая в основном со специализированной научной литературой, в этом письме я использую расхожие художественно-литературные термины, которые гораздо ближе мне по духу. Это позволит мне еще раз взвесить все произошедшее и окончательно убедиться в неизбежности принятого МНОЙ решения…
… Я не виню Говарда, хотя, наверное, многие обвинили бы в произошедшем именно его; но скажите на милость, какой ученый сможет устоять перед соблазном неизведанного? Познавать заложено в нас самой природой. С первых дней мы только и делаем, что познаем. Сначала это происходит лишь неосознанно, всю работу наш мозг делает сам, без участия сознания — личности. Мы запоминаем формы, звуки, запахи, ощущения. Уже когда сознание сформировано и знаний достаточно, чтобы в той или иной степени описать окружающий мир, мы продолжаем познавать, но делаем это осознанно. Конечно, со временем у многих этот процесс «познавание – чистое исследование» отходит на второй план, отступает перед повседневными заботами, но люди выбирающие стезю ученых, продолжают исследовать мир с его бесконечными тайнами.
Так вот, Говард всего лишь следовал тому, что в каждом из нас заложено с рождения. Не нужно винить его. Помните, что в своем познании мира, мы часто забываем об осторожности, и как маленький ребенок не знает, что огонь обожжет, если его коснуться или, что аппетитная на вид пластилиновая фигурка на самом деле не съедобна так и мы (не только Говард — все мы) можем только гадать, что скрывает в себе планета. Омега 55 – Хвиона — пристанище человечества…
О, какой же потенциал скрыт в этом новом мире! Нашем новом мире! Какие завораживающие возможности несут в себе его технологии, больше похожие на чудеса! Разве могли мы покинуть этот мир после открытий Хола и Рейчи?! А Говард?! — Он скорее бы согласился исчезнуть из нашего бытия и никогда не рождаться, чем оставить свои исследования.
Признаюсь, и меня завлекают возможности Хвионы. Трудно представить, на что способны сооружения, которые мы называем реакторами. Мы даже не знаем, в самом ли деле они являются реакторами, просто приклеили очередной ярлык, чтобы эта непознанная технология не смущала нас, хотя бы при ее упоминании. Человечество вообще отлично вешает ярлыки, за которые удобно цепляться. Эти ярлыки есть опора для нас. Без них мы бы уже давно сошли с ума, ведь они ограничивают воображение, а что есть сумасшедший, как не разучившийся контролировать воображение субъект.
Теперь же, после произошедшего, я вряд ли могу назвать эти сооружения реакторами, но подбирать более подходящее название, нет времени. У меня в запасе осталось не более часа. Почему-то именно в это время суток их влияние на меня слабеет, и я еще могу сосредотачиваться, я еще остаюсь Саймоном Блэтом, а не чем-то иным. С каждым днем, да что там, с каждым часом я чувствую, что растворяюсь в глубинах чужого сознания. В один момент я просто перестану быть собой окончательно, уступлю место другим сущностям, которые появились во мне с того дня, когда Говард попытался расщепить кристалл под номером А-15. Этого я постараюсь не допустить и пока еще могу мыслить, чуждая человеческой природе сущность (и как же быстро я прицепил ярлык – «сущность») не поглотит меня. Приняв единственное верное решение, я оставлю это послание тому, кто его прочитает. Наверняка это будут ребята из службы безопасности. Они ведь следят за каждым моим шагом. К счастью, мне удалось обмануть и на какое-то время исчезнуть из их поля зрения, для того, чтобы я смог осуществить задуманное и написать эти строки. Возможно они уже на пути сюда, в мой старый домик в трущобах, но они как раз не те, кого я опасаюсь. Когда они ворвутся сюда, Саймона Блэта уже не будет. Искренне надеюсь, что и того другого (или тех!) они не застанут, но если я вдруг опоздал и оно окрепло достаточно, чтобы захватить даже мертвое тело тогда храни вас Бог.
Вы наверняка зададитесь вопросами: почему я все не рассказал раньше? Почему не сотрудничал с вами? Отвечу: после исчезновения Говарда, я не верю, что вы попытаетесь кардинально решить проблему. Вы бы не позволили сделать мне то, что я собираюсь. Меня бы просто заперли, и предполагаю, вы хотели бы исследовать это явление, в то время как я считаю, что никакие исследования здесь просто невозможны. Это нельзя изучить, а тем более контролировать. Мы играем, безусловно, с очень древними силами, причем силами, совершенно чуждого нам мира. Я хотел бы подробно описать, что увидел за последнее время, но те другие внутри меня, не дают это сделать. Стоит лишь вдуматься в произошедшее, начать размышлять об их природе, как мой разум — разум Саймона Блэта будто застилает пелена усталости. Они берут верх. В другое время я бы даже не смог сосредоточить свои мысли не то, чтобы оставить послание.
Ох, как же мало времени. Как мало сил и как трудно сосредоточиться. Они стараются подавить мою волю, хотят помешать мне рассказывать, но я смогу закончить письмо, только на это у меня и хватит сил…
Кристаллы загадочны. До сих пор мы находим все новые и новые разновидности. Как известно, пока не удавалось каким-либо образом воздействовать на них. Только реактор может с ними взаимодействовать, расщеплять их, высвобождая содержащуюся энергию. Порой один кристалл выделяет колоссальное количество энергии, достаточное, чтобы многие месяцы поддерживать целые районы Калассарта, а иногда энергии так мало, что и стоваттную лампочку не зажжешь.
Считается, что кристаллы не несут в себе какого-то вредного излучения и условия их хранения не обязательно должны быть стерильны. На организм человека они не воздействуют, но тогда скажите мне: почему я знаю лишь единицы тех, кто прикасался к ним голыми руками. Обычно если и нужно работать с кристаллом, прикасаясь к нему – это происходит в защитных перчатках. По непонятным причинам, даже какой-нибудь горе-лаборант предпочитает надевать перчатки, прежде чем дотрагиваться до них. Раньше я не придавал этому значения, попросту не замечал, но теперь понимаю — они отталкивают людей на подсознательном уровне, пробуждая какой-то животный страх, заставляя организм защищаться. А ведь никто в повседневной суматохе этого даже не замечает.
Почему я заговорил об этом: два года назад, со мной произошел один странный случай. Помню, что как-то переносил кристалл, без перчаток. Я ощутил слабое тепло, исходившее от него – это тепло будто проникало через ладонь. Кристалл побыл в моих руках не более двух минут, но от ощущения тепла я не мог избавиться целый месяц. Порой, погруженный в работу я забывал о нем, но оно никуда не исчезало. Это не было ощущением ожога или чего-то неприятного, а будто внутри кисти происходил какой-то процесс. Немного испугавшись, я собирался рассказать об этом, но сначала решил сам сделать обследование. Так вот, оказалось, все в норме и даже температура ладони была не выше обычной температуры тела. Никаких изменений в моем организме не происходило, словно ощущение было скорее психологическим. Разумеется, что-то рассказывать коллегам я не стал, ведь за такие «ощущения в голове» могли и от работы отстранить.
Все прошло через месяц, а чуть позже я стал спрашивать коллег о кристаллах, оказалось, что почти никто и никогда не прикасался к ним голыми руками. Нашлось всего пара человек, кто невзначай делал это, но никаких ощущений они не испытывали. Только один человек ответил мне как-то уклончиво, сначала помолчав и будто удивившись, что я вообще спрашиваю об этом. Этим человеком был Мартин Говард. Тогда он сказал мне, что не раз прикасался к кристаллам, но при этом не ощущал ничего. Теперь я понимаю, что он лгал. Другие говорили правду, а Говард нет, но в тот раз я ему поверил и через какое-то время сам забыл о случае с кристаллом. Правда, с тех пор я всегда использовал перчатки, если приходилось работать с ними. Сейчас я задаюсь вопросом: что же чувствовал Говард, когда прикасался к ним? Наверняка это было не просто ощущение тепла как у меня, ведь в том разговоре мне вспоминается едва заметный испуг на его лице, которому тогда я не придал значения.
Еще пару недель назад я бы не вспомнил о случае с кристаллом и нашем разговоре с Говардом. Теперь вижу всю картину и повторю: я не виню Говарда ни в чем. Если тогда он солгал и пусть даже намеренно взялся расщеплять кристалл из А15, он никак не мог предвидеть последствия. Если Говард увидел то, что вижу я, а ведь он находился в самом эпицентре этого, я могу только посочувствовать ему. Ни один человек не пойдет на такое сознательно. Даже если что-то побудило Говарда проделать незаконный эксперимент, это что-то обмануло его, желая достичь каких-то своих неизвестных нам целей. Сознания, которые пробудились во мне… которые наполнили… разделили меня… Они…
Странно… хотя что же тут странного… Они не дают мне говорить. Вот только стоит прокрутить последние события в мыслях, как моя воля слабеет. Что-то мешает мне рассказать подробно о моих ощущениях и том, что я знаю; отвлекает меня. Какая-то чужая воля направляет мои мысли в сторону. Почему сейчас в голову лезут воспоминания о детстве, о родителях, сестре и… Картины прошлого против моего желания восстают перед глазами, будто кто-то решил устроить мне вечер памяти. Я вижу все так ясно: трущобы… наш обветшалый дом. Сейчас его уже нет, ничего уже нет… Мама, она улыбается – сегодня один из моих счастливых дней. Вероятно, какой-то праздник, может день рождения? Мы жили небогато, но она всегда находила возможность достать мне что-то. Не один день рождения, мой или Эйлин не обходился без маминого подарка. До пятнадцати лет, у меня всегда были ее подарки, до пятнадцати лет. Я вспоминаю дни рождения, вспоминаю ее улыбку – вот, что было лучше всякого подарка. Больше всего я любил смотреть, как она непринужденно болтает с кем-то и смеется. Такие моменты были редки, гостей мы приглашали лишь по праздникам. В остальное время люди приходили только по делам к отцу. Родители трудились по двенадцать часов в день, но всегда старались побыть с нами подольше в наши дни рождения. Подменялись на работе или просто приходили пораньше. Вырвать два дня выходных в году, в конце концов, можно ведь… Я помню их… помню их всех… эта память и есть я. Тем другим никогда не завладеть мной, пока я помню, но они способны на все. Мне уже труднее осознать себя, как Саймона Блэта, поэтому остался лишь один выход. Эта сила — чужая воля хочет, чтобы я жил, хочет выиграть время, заставить меня поколебаться в моем решении. Значит, она опасается, что исчезнет вместе со мной! Ей страшно! Им страшно! Да! Страшно исчезнуть!..
Нет, нет, нет. Надо собраться. Слишком мало времени. Нельзя тратить его на эмоции или воспоминания. Все, что можно сделать, все, что осталось сделать – это рассказать…
При свойственной ему некоторой замкнутости, Говард все же был нашим лидером, а не просто руководителем. Мы не могли помешать ему расщепить тот кристалл. Даже, если бы мы отказались, он бы сам взялся за дело. Но я не оправдываюсь. Как и Говард, ни я, ни кто-либо из нас не мог предположить, чем все закончиться. До того дня, мы уже проводили несанкционированные расщепления новых кристаллов. Я думаю, что пару раз Говард делал это самостоятельно. Наверняка у него есть свои трюки, чтобы обойти системы безопасности и регистрации. Никто из нас (я, во всяком случае) не интересовался такими хитростями, но суть не в этом. Он просил помочь и мы вшестером согласились. Как всегда перед экспериментом Говард был неразговорчив. Кто-то из нас (по-моему, Торенс) спрашивал его о перспективах, на что он уклончиво ответил: «Данные для более полной классификации». Казалось бы, чего стоит подождать, провести сначала все анализы и составить отчет, но Говард понимал, что раньше чем через полгода кристалл использовать не разрешат. Наверное, скажете, что сыграло роль любопытство, нетерпение ученого. Еще недавно и я бы так подумал, только сейчас понимаю, что эксперимент был необходим не только Говарду. Не знаю, что ему было известно о кристаллах, но знал он, конечно, побольше нашего, не говоря уже об истуканах из совета (уж не обессудьте, я знаю, что мое сообщение попадет к вам в руки, во всяком случае, рассчитываю на это).
Мне претит мысль, что кто-то мог намеренно сделать то, что сделал Говард, полностью осознавая результат эксперимента. Разве что, какой-нибудь религиозный фанатик, продавший душу неизвестным и мрачным богам Хвионы. Такое конечно невозможно. Я знаю Говарда – он ошибся. Что бы ни толкнуло его на эксперимент, он ошибся. В конце концов, кристалл был очередным кристаллом. Кто мог знать?..
Да… кто мог знать, что всего через две секунды после начала расщепления произойдет непредвиденное. В этот раз Говард сам установил кристалл в загрузочную камеру платформы. Как обычно: сначала трехминутная стерилизация – ничто, помимо самого кристалла не должно проникать в реактор. Говард и сам управлял платформой пока мы следили за состоянием реактора, точнее всего лишь за одной из шестисот шестидесяти двух ячеек этой дьявольской топки… а ведь интересно: каждая ячейка, по сути, самостоятельный реактор, но все шесть сотен способны суммировать свою энергию… и, казалось бы, все так просто, кроме разве что самих кристаллов и того, что происходит внутри реактора во время расщепления. Никаким оборудованием нельзя зафиксировать этот загадочный процесс. Энергия просто аккумулируется в накопителях и распределяется по городу. Любое устройство, абсолютно любое может работать на этом излучении, главное, чтобы был приемник с ограничителем максимума. Дальше ее можно преобразовать в кинетическую, тепловую, электрическую… проклятие… чертовы мысли гуляют! Я уже с трудом различаю, что записываю, а что просто проноситься в голове. Прошу, не осуждайте меня за это, я всего лишь хочу рассказать то, что знаю и тем самым предотвратить возможную катастрофу. Если бы я только мог спасти Говарда, как собираюсь спасти себя от участи, что уготовили мне вы, да и не только вы. Происходящее внутри меня намного хуже. Не знаю, что случилось с Говардом, но надеюсь, у вас хватило ума уничтожить его тело.
Все шло нормально. Считается, что около тридцати секунд реактор выходит на режим работы с кристаллом. Говард как-то шутил, что эти тридцать секунд нужны, чтобы реактор понял, что за фрукт свалился ему на голову. Вне зависимости от того, сколько энергии удавалось получить, на это уходило тридцать секунд не больше, не меньше. Итак, ничего странного не происходило: обычный гул – свидетельство запуска и через полминуты из ячейки слабо исходит мягкий голубой свет (можно сказать: кусочки света). Ощущение, что в эти моменты – моменты начала расщепления, ячейка реактора раскрывает поры. Словно гигантский муравейник (высотой двенадцать и шириной 5 метров) выпускает своих жителей. Завораживающее зрелище. Все мы находимся за четырехдюймовым стеклом, и наши глаза невольно устремляются на то, что происходит в реакторной. Мы смотрим, будто на огромный телеэкран, и на какое-то время, пусть и секунды, забываем о подконтрольных приборах.
Так начиналось и в тот раз. Мы наблюдали, как частицы света словно выползали из крохотных пор ячейки. Привычный гул нарастал, и шла всего лишь вторая секунда реакции. Удивительно, когда наблюдаешь за реактором, кажется, что время течет по-другому, и две секунды ощущаются двумя минутами. Это были те две секунды, когда я еще не чувствовал ничего необычного, по крайней мере, сознательно. Сейчас, вспоминая, а скорее заново переживая то состояние, я начинаю понимать, что тогда в моей голове с безумной скоростью проносились мысли, которые я не мог даже ухватить. Продлись это состояние еще хоть пару секунд, я бы, наверное, ощутил их сознательно. Не знаю, что чувствовал Говард и остальные, ощущали ли такой же безумный поток неуловимых мыслей, но я видел, что никто из них не мог оторвать взгляда от происходящего в реакторной. Момент, с которого реакцию расщепления уже было нельзя назвать обычной, запомнился… последний месяц, я много раз переживал это заново:
Гул, который должен затихать, почему-то разрастается. Я вижу лишь спину Говарда и остальных. Их взгляды по-прежнему прикованы реактору, уже не видному за завесой голубого света. Свет этот постепенно темнеет, окрашиваясь в темно-синий, а из ячейки вырывается еще и еще. И вот уже он начинает светлеть, местами становясь ослепительно белым. Никто даже не шевельнулся, не попытался остановить реакцию или хотя бы вскрикнуть. Мне подумалось: «Галлюцинация!». На какую-то долю секунды показалось, что я теряю под ногами пол. Пытаясь ухватиться за стол, я вдруг понимаю, что мое тело и не собиралось падать. Потеря равновесия ощущалась только в голове. – «Остановить!.. надо остановить ее!..» — я думаю, как вдруг привычный гул превращается в какой-то тонкий скрип, визг или скрежет. Нестерпимо больно ушам. Я сжимаю их ладонями, но это не помогает, будто и не сжимаю вовсе. «Прекрати!..» — вырывается то ли в мыслях, то ли я все же выкрикнул. — «Прекрати!.. Хватит!.. Остановись!..» — я кричу. Среди невероятных звуков реактора, я различаю голоса остальных. Всех, кроме Говарда. Голоса наполнены паникой и страхом. От боли в ушах я сжимаю глаза. Ноги подкашиваются. На этот раз я почти падаю, но упираюсь локтями в стол, оставаясь на ногах. Проклятый скрежет снова переходит в гул, больше похожий на завывание какого-то адского ветра или создания. Я по-прежнему слышу крики и а этот раз они ясно обращены к Говарду: «Остановите!..» — с одной стороны. «Доктор!.. пожалуйста!» — с другой. В голосах почти что ужас. Меня охватила боль, но пока еще не страх. Я открываю глаза, осматриваю все вокруг и понимаю, почему крики обращены к Говарду – за все это время он не сдвинулся с места, стоял как вкопанный, словно статуя. Он находился ближе всех к реакторной и достать его должно было раньше. Остальные в панике. На ногах из них никто не стоит и почему-то лишь мы с Говардом еще в силах. Я не понимаю почему, только предполагаю, что ЭТО, ОНО или ОНИ… избирают!
В реакторной море синего света. Он заполняет ее и становится все плотнее. Я уже не сжимаю уши, начинаю приходить в себя. Мельком взгляд падает на часы – десять секунд, но по ощущениям прошло не меньше пяти минут. Я начинаю чувствовать подступающий страх, но нахожу в себе силы встряхнутся. Надо окликнуть Говарда, который в исходящем из реакторной синем свете стал одним только силуэтом. Я колеблюсь, не знаю как долго — время потеряло смысл. Наконец я кричу – зову Говарда, требую остановить это. Он не реагирует. Я срываюсь с места, одновременно крича Говарду «Остановите ее!», но тут огромная масса синего света, врывается из реакторной в контрольную. Толстенное стекло, способное выдержать и взрыв, не просто разлетается на тысячу кусочков – оно превращается в пыль. Неизвестная и, похоже, всесокрушающая сила буквально стирает его. Хлынувшая волна света заталкивает мне обратно в горло мои же крики. Я падаю на колени. Свет заполняет все вокруг, будто бы все становиться этим светом. Он яркий, настолько яркий, что должен был уже сжечь мои глаза, но я смотрю на него без боли. Говарда больше не вижу. Стена непроходимого света встала между нами. Остальные, похоже, потеряли сознание именно в тот момент. Ни криков о помощи, ни стонов не слышно. Я пытаюсь подняться, и мои движения возмущают окруживший меня свет. Ощущение будто я расталкиваю какую-то густую массу.
«Уходить… надо уходить…» — тело подчиняется с трудом. Ноги будто свинцом налились, а в животе усилился жар. Ощущается тошнота. «Надо уходить…» — еще раз подумал я, прежде чем всякие мысли из головы ушли. Дыхание перехватило, и ноги опять подкосились. Я чувствую, будто кто-то хватает меня за руку, не давая уйти. Вспоминается силуэт Говарда, такой спокойный, будто сам доктор уже покорился загадочной силе и стал верным исполнителем ее воли. Воображение работает слишком сильно. Я представляю позади мертвенно бледное лицо Говарда с проступившей на нем капиллярной сеткой, по которой струиться чуждый человеческой природе свет. Остекленевшие глаза, излучающие все тот же свет и не выражающие ничего, абсолютно ничего связанного с человеком. Одновременно с этим адским образом, я ощущаю пульсацию в ладони, в той самой, что два года назад касалась кристалла. Не в силах посмотреть на собственную руку, я лишь чувствую, как пульсация усиливается, переходя из одиночных стуков в барабанную дробь. Я оказался, словно зажат в тисках: сзади образ захваченного неизвестной силой Говарда, с другой стороны, моя собственная ладонь, откуда вырывалось нечто. Скованный страхом я все же, понимал, что сделать что-нибудь придется, и я обернулся.
Позади был свет. Ни Говарда, ни чего-либо способного ухватить меня за руку, только меня удерживали — я помню! От того, что ужасный образ доктора растаял, страх не унялся. Пульсация в ладони вроде бы ослабла, но до конца не исчезла. Я хотел, собирался придти в себя, встряхнуться и все же выбежать из контрольной, но внезапно свет вокруг меня стал таким плотным, что пришлось бы идти на ощупь. От мысли, что вытянутую руку в этом массе синевы может схватить кто-то или что-то, делалось не по себе. Я сделал шаг вперед и инстинктивно вытянул руку. Одновременно с этим в мыслях у меня возникли образы каких-то острозубых, горбатых тварей, отдаленно напоминавших человека. Вытянутой рукой я ощутил будто бы чье-то теплое дыхание и услышал впереди слабый хрип, который могло издавать живое существо. В ужасе я отдернул руку и отступил на полшага назад. Больше хрипов не слышал. — «Не выйти!» — вдруг проскочила мысль. Каким-то неведомым образом, используя страхи из глубин моего сознания многократно усиленные, дьявольская сила, заперла меня здесь, внутри себя. Она захватила и Говарда, который теперь стал неизвестно чем.
По-видимому, у меня начался приступ паники. Сердцебиение и дыхание участились, голова начала кружиться. Я не мог сделать ничего и, попятившись упал, споткнувшись о что-то нетвердое. Возможно, это было тело одного из моих коллег, лежащего без сознания. Я старался не думать об этом, потому что, стоило хоть немного дать волю мысли, как воображение рисовало страшные картины полуразложившейся плоти. Нечто играло со мной, забавлялось, посылая в мой разум такие жуткие картины. Руки и ноги сами собой судорожно перебирали пол – почти рефлекторно я отполз подальше. Снова усилилась пульсация в ладони. Я попытался встать и не смог – тепло, ощущавшееся в животе, разлилось по всему телу. Ноги стали ватными и все, что получилось – это приподняться на локти. Синий свет, бывший повсюду, стал сгущаться вокруг меня. Я не мог этому препятствовать, не мог спрятаться или убежать. Постепенно он обволакивал меня как до этого все вокруг; будто изучал. Я невольно вдыхал этот свет, ощущая от него тепло в груди. Внезапно, внутренности будто вывернуло наизнанку. В какой-то дикой конвульсии, я припадаю грудью к полу. Свет или нечто в форме этого света проникает в меня, не только в мое тело, но и в разум, лишая остатков воли. Я чувствую его присутствие и в своих мыслях. Он полностью овладевает мной, затмевая мое сознание, вытесняя его своим… своими… Наши сущности сливаются, и с этого момента начинается настоящий ад.
Время потерялось для меня окончательно. Мне говорили, что с момента начала инцидента – взрыва и до прибытия в контрольную спасательной команды, прошло всего четыре минуты. В моей памяти же, долгие часы. Казалось, я проваливался в бездну собственного сознания. Воспоминания, далекие моменты моей жизни проплывали перед глазами с мельчайшими подробностями. Тогда я был слаб и не мог понять, откуда они взялись, теперь почти уверен. В момент, когда свет, вырвавшийся из реакторной, окутал меня, он одновременно породил во мне что-то вроде сущности – сознания. Возможно не одно. Я ощущал это вторжение, но не мог ничего сделать. Мое собственное сознание оказалось подавлено, а эти чужие сущности начали проникать в глубины моего разума, изучая, вороша не только воспоминания. От них нельзя был утаить ничего. Даже бессознательное оказалось им доступно. Я со стороны увидел все мои чувства, желания и страхи. Они изучали это, а я мог лишь наблюдать. Сравнение, конечно, никакое, но это как если к вам неожиданно врываются в квартиру с обыском и начинают бесцеремонно рыться в личных вещах. Вы ничего не можете сделать.
Потом началось нечто невообразимое. Кажется, они вышли за пределы моей памяти. Я начал видеть события, которые никак не мог помнить. Передо мной предстал совершенно другой мир и город не похожий на Калассарт. Другая архитектура – ушедшие формы, что-то отдаленно похожее я видел однажды в архиве, но теперь мое сознание стрелой проносилось по узким улочкам древнего города. Я видел множество людей на тех улочках. Город был просто забит жителями. Здесь можно было встретить людей самых разных слоев того общества. Мне попадались нищие с изможденным от голода лицом, одетые в чуть прикрывавшие тело лохмотья. Встречались богачи, носившие роскошные разноцветные халаты, исшитые драгоценными камнями. Головы их покрывали столь же роскошные, но и необычные головные уборы, видимо наиболее подходящие для жаркого пустынного климата. Еще в том городе было светло, очень светло. Настолько, что солнце обжигало глаза. Вечная краснота, в которую погружена Хвиона не шла ни в какое сравнение с той ясностью, что я видел. Это были воспоминания. Я жил в том городе, жил среди этих людей, но как такое возможно?! Затем я увидел еще. Чужие сознания извлекли из меня память молодой женщины. Я почувствовал боль – ее боль. Она бежала, дыхание ее вырывалось со свистом, но гнал вперед страх. Ее окружал полуразрушенный город. Со всех сторон валил дым, от горящих зданий. Женщина бежала не одна – с ней была целая группа, перепачканных сажей и грязью людей. Позади них раздавался шум каких-то механических монстров и треск автоматной очереди. Каждый раз, после этого треска, кто-то из убегающих падал и не всегда замертво. Женщина неслась вперед, спасая свою жизнь вместе с остальными. Последнее, что я помню: оглушительный взрыв, поглотивший их предсмертные крики. Взрыв бомбы казалось, оглушил меня, разорвав не существующие в том времени перепонки и заставил ощутить собственную смерть. Да, я умер, но затем возродился уже в другой жизни. Затем снова, снова и снова. Я пережил тысячи страшных смертей и тысячи не менее страшных рождений. Очередное рождение для меня означало лишь новую боль и смерть. Сейчас я понимаю: они вырывали из памяти самое темное, что связано с моей вечной сущностью, пытались подчинить эту сущность, лишить ее воли. Им удалось это только отчасти, ведь я все еще здесь. Но сколь же мало меня осталось.
Я думал, что потерял связь с реальным миром, но когда прибыла спасательная команда, оказалось, что это не так. Я отчетливо слышал их голоса: «Сюда! Он в сознании» — ко мне подбежали несколько человек, стали нащупывать пульс, задавать вопросы. Я отвечал… нет, мое тело отвечало, а я будто бы наблюдал за всем со стороны. Мне казалось, что помощь прибыла через несколько часов после начала реакции, но за пределами реакторной прошло всего четыре минуты.
В любом случае, они опоздали. Я не помню момент, когда реакция прекратилась и таинственный свет исчез. Мое изувеченное неизвестной силой сознание было обращено большей частью вовнутрь, загнанно вглубь разума и невозможно было оценить, что происходит вокруг моего тела. Но чуждый нашей природе свет, конечно существовал. Реакция произошла на самом деле, и не была лишь плодом моего воображения. Тому было свидетельством измельченное в прах четырехдюймовое стекло и лежащие без сознания люди. Тонны оборудования самой контрольной, с виду неповрежденного, по неизвестным причинам, не функционируют до сих пор. Еще одно, о чем я могу лишь догадываться, и по причинам, доступным только мне: я уверен, что Говард жив и его тело сейчас неопровержимое доказательство существования загадочных сил планеты, которые лучше бы нам не трогать…
Еще раз заверяю, что через это письмо с вами говорит Саймон Блэт. Времени совсем мало, а мне с таким трудом дается каждое слово. Я хотел бы рассказать больше, намного больше, чем содержится в этих скудных строках. К сожалению, мне не позволяют это сделать. Другие сущности внутри меня стали слишком сильны, хотя и не настолько, чтобы я поколебался в своем решении. Очень скоро мое тело начнет слабеть не только из-за их воздействия; яд, которым я отравил свое тело больше часа назад, наконец-то, возымеет эффект. Я рассчитываю, хотя и не могу быть уверен полностью, что моя смерть вызовет и смерть пребывающих во мне чужих сущностей. Не думайте, что такое решение принято мной исключительно от отчаяния. Нужно немало мужества, чтобы решиться на самоубийство, притом подсознательно ощущая, отвращение к этой мысли. Но я осознаю, что даже чувство отвращения и страха перед смертью, навязано ИМИ. Видите ли, когда несколько сущностей существуют совместно, они неизбежно в той или иной степени проникают друг в друга. Конечно, если они буквально вывернули меня наизнанку, вскрыли даже часть моей генетической памяти, то мне самому удалось лишь приоткрыть завесу их тайны, но я благодарю Бога за то, что он не позволил мне узнать больше. И да! Я говорю о Боге, ведь как ни странно, с недавних пор отношу себя к верующим. Казалось, кто угодно в моем положении скорее утратит веру, нежели обретет, но я считаю, что если есть во вселенной столь ужасные явления, то должно быть и что-то противоположное. Я верю в высшую силу. Не знаю, можно ли назвать увиденное мной злом в чистом виде, ведь само понятие зла употребляют люди, а сущности, существа, создания в любом воплощении всего лишь стремятся к выживанию и стремление это может принимать порой самые ужасные формы. В любом случае, как еще назвать явление, которое (притом, что я лишь коснулся его, не имея возможности познать полностью) вызывает у меня лишь дрожь и желание покончить с собой, как потенциально опасного для моих сородичей индивида. Мое существование в нынешнем виде угрожает всему человечеству Хвионы. Не думайте, что я страшусь смерти. Конечно, я ощущаю страх, но сознаю, что он вызван не мной и что мой единственный путь – это смерть. Задумайтесь насколько должно быть ужасным явление, которое я ощутил в тот злосчастный день, что никакого иного выхода для себя я не вижу. Пусть моя смерть предостережет вас. Это единственное, что я могу сделать.
Итак, Саймону Блэту осталось не много. Скоро я перестану дышать и уже сейчас ощущаю ненормальную усталость. Ничего… это ничего… пусть я уйду, но и верну их назад… в небытие Хвионы… ведь кристаллы и эти проклятые сущ… сущности… этот свет… эти кристаллы и реакторы… те другие, до нас… они открыли ящик пандоры… как мало времени… как мало сил…
… тяжело… лишь только начинаю думать об этом, как сознание проваливается, и я не могу писать связно. Они сильны… намного сильнее меня. И все же не сильнее смерти...
Пока есть силы, я буду писать. Пусть это письмо оборвется на полуслове – это будет значить, что мои последние мгновения принадлежали человеку, а не чему-то другому. На счет Говарда. Если у вас есть власть над ним, если он еще жив, будьте уверены — это вовсе не Говард. До сих пор, весь этот месяц, две недели из которого я пролежал под пристальным наблюдением в больнице вы были уверены что я — это я. Не возникало никаких подозрений, ведь тот человек говорил все, что знал я, говорил моим голосом и отвечал на вопросы так, как ответил бы я. Заверяю вас: за этот месяц я был Саймоном Блэтом лишь несколько раз, но, ни разу, повторю, ни разу я не давал показания как Саймон Блэт! Потому что я был Саймоном Блэтом лишь в ночные часы, когда их влияние ослаблено. Теперь это время сократилось до полутора часов в сутки. Я слышал со стороны, как вы беседовали со «мной». Вы даже предположить не могли, что ОНИ могут скопировать мою личность: мои мысли, привычки, чувства – все доступно им. Они помнят обо мне такое, что не по силам вспомнить даже мне самому.
Именно поэтому я и принял решение убить себя. Нет иного выхода. Совсем скоро Саймона Блэта не стало бы вовсе, а ОНИ начали бы воплощать в жизнь какие-то свои, ведущие к выживанию их вида, цели. Нет… я не могу позволить этого… я видел их, ведь наши сознания сплетены. Существа или сущности, может быть ФОРМЫ (ввиду неопределенности понятия) – самое подходящее название для них, я не знаю. Они возникли не сами… они порождение планеты намного более древнее, чем даже реакторы. Бывшие до нас покинули этот мир, когда осознали, что освобожденное из его недр явление нельзя приручить. Они ждут когда, эти ФОРМЫ вновь упокоятся в неразрушимых элементах, которые мы называем кристаллами Хола…
Мне удалось увидеть лишь фрагменты их истории, по которым вряд ли можно составить полную картину. Большинство из увиденного я не смог бы описать и в более подходящих условиях, даже будь у меня время и силы. Пожалуй, все, что я могу – это попросить вас поверить мне. Пусть мои слова вызовут у вас сомнения, но я призываю вас поверить в них. Не сомневайтесь, что дальнейшая добыча и расщепление кристаллов станут фатальными для всех! Не сомневайтесь, что выпустите на свободу то, от чего более мудрые создания предпочли скрыться! Не сомневайтесь, что чужие ФОРМЫ проникнут в ваш разум, поработят волю, а сознание заменят множеством своих сущностей! Ваша жизнь, все, что вы когда-либо помнили, даже ваши ПРОШЛЫЕ жизни и существования в каком-либо виде — все это они перекроят, создавая внутри вас настоящий ад, которому не будет конца!.. Когда-то я слышал одно высказывание: «Нет большего ада, чем тот который мы создаем сами...», но вы не можете даже вообразить, на что способны они. То, что я испытал за месяц не идет ни в какое сравнение с тем, что они для меня уготовили. Они могут и будут подчинять себе ваши сущности. Даже если найдутся идиоты, привлеченные перспективой власти или обретением сверхсилы – это будет роковой ошибкой. Говард – уже не Говард, я — уже не я, и человечество перестанет быть собой, если не остановиться. Возможности, что дает планета, ничтожны в сравнении с риском для нашей человечности. Для того чтобы понять это мне пришлось заглянуть в истоки этого мира. Ценой этому станет моя жизнь…
О-о… времени так мало… солдаты из Аноки — 4 идут за мной… Хотят остановить, только не понимают, что уже во всех смыслах поздно… все же там хорошо готовят людей, я-то думал, у меня в запасе есть еще полчаса. Оказалось — нет… пять минут и они будут здесь, возможно, я даже не успею умереть… еще одна странность: я не слышу никого снаружи, но что-то внутри подсказывает мне, что сюда приближается семь человек. Откуда мне это известно?.. Я ли чувствую это?..
Нет времени выяснять, ведь я с таким трудом удерживаю сознание, а держать ручку еще труднее. Да, всякая электроника ненадежна, когда дело касается меня, поэтому пришлось использовать этот старый способ. Не просто было найти, но в трущобах возможно. Я чувствую, как другие… эти другие внутри поднимают бурю. Они просыпаются, чтобы захватить меня. Возможно чувствуют, что недолго им осталось. О-о, я бы испытал хоть каплю удовлетворения от их предсмертной агонии, но я только надеюсь, что они могут умереть. Сейчас я могу лишь описывать происходящее – это единственное, что удержит сознание… и все же… так сложно остаться здесь, в этой комнате… они рядом, они все рядом… я уже слышу их шаги… и… я вижу… свет?! Что это?.. воображение?.. это происходит?.. тот самый голубой свет окружает меня, тот самый свет, что я видел в контрольной вдруг появляется из ниоткуда. Может быть, я его источник? Возможно ли, что я все же не смог противостоять им?! Нет! Нет! Нет! Они просто хотят завладеть моим телом! Завладеть им до его смерти! Но я человек! Я не отступлю!..
Он реален… О Боже! Он действительно реален! Значит, это все происходит! Это сияние – воплощение их бытия! Оно возникает не просто в моем сознании, ведь я слышу голос солдата Аноки, стоящего за этими дверьми: «Свет! Посмотрите, оттуда идет синий свет!..»
Похожие статьи:
Рассказы → Покинутый мир. Пробуждение Иного Разума. Часть-1
Рассказы → Покинутый мир (4). Явление Бога. Ч1
Рассказы → Покинутый мир (4). Явление Бога. Ч2
Виктор Хорошулин # 17 января 2015 в 20:29 +2 | ||
|
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |