Пленник Похоронной Упряжки Глава 5
в выпуске 2017/03/13
К дальним звёздам влечёт муравья,
Тьму - к лучу золотому,
Так из тесных оков бытия
Рвёмся мы к неземному!..
/ Шелли /
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!..
/Илиада, 3, 158/
Поздний вечерний час напомнил о себе отдалённым боем курантов. Глухо и одиноко раздавались полночные перезвоны на башне городской ратуши.
Я спешил домой. Затянувшийся разговор с Олоферном расстроил все мои планы в отношении Гекаты. Теперь наше обсуждение акварельного этюда переносилось на неопределённый срок, и я сожалел об этом прежде всего как об утраченной возможности лишний раз повидаться со своей невестой.
Составленный на ближайшие дни список неотложных дел не оставлял и толики свободного времени для наших любовных свиданий.
Смирившись с досадным упущением, я старался гнать от себя посторонние мысли и желал теперь только одного: добраться поскорее до дома и отдохнуть. Невзирая на усталость, я старался ускорять шаг; но когда впереди выросли громады колонн, выделявшие в перспективе фасад моего дома, я остановился, как вкопанный…
Мне вдруг вспомнились слова Олоферна, произнесённые им незадолго до нашего расставания. «А если к желтоглазому на конюшню пожалует Гость - его тоже прикажешь накормить этим лакомством?!..» Так исступлённо вопрошал мой друг, уже теряя ощущение реальности и начиная опасно балансировать на той грани, за которой умолкает голос рассудка, и демоны безумия принимаются трубить в свои адские рожки и дудки.
Какое странное и явно неслучайное предположение прозвучало из его уст?! Чья загадочная подсказка принудила его выразиться подобным образом?
Какого Гостя имел в виду Олоферн? Уж не Странника ли?! А если так, то откуда он мог про него узнать?! От кого?..
К великому сожалению, уточнить что-либо на эту тему не представлялось возможным.
Вспоминая бескровное, помертвевшее от ужаса лицо Олоферна и надрывные интонации его дрожащего голоса, когда он вещал про таинственного Гостя, я подумал, что теперь нам, по всей видимости, не скоро доведётся посидеть за кружкой доброго пива и поболтать по душам, как бывало прежде в «Пастыре ночи».
Состояние Олоферна, как правильно заметил его высокомерный доктор, на самом деле, было «близко к критическому». И о том, чем могла обернуться подобная «близость», гадать не приходилось.
Именно тогда мне стало окончательно ясно, что готовящийся ко Дню Равноденствия траурный церемониал состоится всё же без участия моего бедного товарища. И эта мысль, невзирая на явную свою очевидность, несказанно поразила меня, когда я задумался о последствиях.
Олоферн недаром считался у нас незаменимым.
Обладая чутьём истинного художника, а также редким даром извлекать красочную цветовую гамму из самых блёклых соцветий, он, как никто, умел превращать заурядные похороны в незабываемое, блистательное зрелище. Преимущественно благодаря его стараниям унылая и неприглядная процедура предания тела земле чудесным образом преображалась, обретая размах и пышность языческих погребальных мистерий.
Никто, кроме него, не мог провести через весь город парадный катафалк с таким отменным мастерством и филигранным изяществом, что внушительные формы Колесницы Смерти и её громоздкость незаметно исчезали, и со стороны могло показаться, будто над притихшей толпой, прямо по воздуху плывёт под чёрными парусами мифический Корабль-Призрак, переправляющий упокоенные души на острова Блаженных.
Кто заменит Олоферна в такой ответственный день?! Кому поручат возглавить грандиозное шествие, чьи масштабы обещают на этот раз превзойти все устраиваемые доселе торжества?! У кого хватит духу взять недрогнувшей рукой поводья знаменитой упряжки и от площади Мироздания до самых ворот Некрополя проехать так, чтобы лошади действительно смотрелись как «чёрные лебеди, рассекающие неподвижную гладь Ахерона»?!..
Одолеваемый такими непростыми размышлениями, я миновал палисадник, открыл своим ключом дверь и, пройдя на цыпочках мимо уснувшего швейцара, тихо перешёл на свою половину.
Здесь всё оставалось так же, как и до моего ухода.
Страницы письма Гекаты, разложенные по порядку, покрывали почти весь стол. Аромат фиалкового послания продолжал витать в воздухе, будоража сознание остротой неразгаданных тайн.
Переодевшись, я прошёлся в задумчивости пару раз кругами по комнате, однако, ко сну готовиться не спешил. Желание спать исчезло как-то само собой.
Я подсел к столу и вновь перечитал послание Гекаты от первого до последнего листа, испытав при этом ещё большее чувство неудовлетворённости. Безусловно, Геката хотела высказать намного больше, чем запечатлела на бумаге.
Затем я взялся за этюд Фиабараса.
Его работа не давала мне покоя.
И опять, как прежде, до рези в глазах вглядывался я в причудливые акварельные образы, терзаясь тысячью неразрешимых вопросов и испытывая самые разноречивые чувства, ни на одно из которых, к сожалению, нельзя было опереться как на основополагающее.
Воистину, композиция этюда представляла собой неисчерпаемую пищу для размышлений. Вне всяких сомнений в неё был заложен сакральный смысл - но какой именно?!..
Я задался целью посидеть этой ночью подольше и даже снял с полки несколько книг и справочников по астро-магии - но усталость всё же взяла своё.
Увлекшись всевозможными интерпретациями этюда, я незаметно уснул, сидя в кресле, и сон, посетивший меня, явился своего рода продолжением моей мыслительной деятельности…
..Я увидел перед собой макет обозримой Вселенной в том виде, в каком он был представлен в главном зале Музея Астрономии и Астрологии, куда мы с Гекатой имели обыкновение заходить иногда...
/ Лично я не был в восторге от таких хождений: совершались они, главным образом, по инициативе моей невесты.
Тем не менее, оказавшись в музее, я всякий раз испытывал невольный трепет, видя огромный сферический аквариум, заполненный полу-прозрачной, с сиреневым отливом, тягучей массой, в которой плавали какие-то мерцающие ежи, спирали, огненные шары, пылающие кольца, а также закрученные вокруг одной оси блестящие ленты, похожие на ёлочный серпантин.
Эти удивительные светящиеся фантомы - подобия рождественских украшений - являлись на самом деле моделями галактик и прочих звёздных скоплений, что находились в пределах, доступных обзору земного наблюдателя - так объяснила мне Геката.
Она сама очень любила этот макет, хорошо разбиралась во всех его составляющих и, конечно же, её знания космических фигур были несопоставимы с моими.
Из того, что рассказывала она, я ничего не мог запомнить, как ни старался, тем не менее, космический аквариум мне тоже нравился. Он приятно щекотал воображение и будил какие-то запредельные мечты и желания, несопоставимые с прозою будней. Правда, среди всей блестящей, плавающей в нём мишуры я научился безошибочно распознавать только наш Млечный Путь, представленный довольно крупным /в масштабах аквариума/ сверкающим диском, немного приплюснутым с обеих сторон, покоящимся в горизонтальном положении.
У млечного диска была одна интересная особенность.
Если как следует присмотреться, то в самом центре его можно было обнаружить крохотную, чёрную точку, величиной с булавочную головку. Человеку, обладающему острым зрением, удалось бы также разглядеть, что загадочная точка не бездействует: она всё время неутомимо пульсировала, ритмично и настойчиво, чем, собственно, и привлекла моё внимание.
Вглядевшись как-то попристальней, я вдруг понял, что это и не точка даже, а крохотное отверстие, дырявившее насквозь Млечный Путь, образующее некую язву-червоточинку в его идеальном сформированном звёздном «теле».
Сделанное открытие заинтересовало меня.
Был ли то недосмотр создателей данного макета или же претензии на досадный изъян следовало предъявлять к самим творцам Мироздания - было не совсем понятно и, на мой взгляд, требовало разъяснений!
Я попытался справиться на сей счёт у Гекаты, но - удивительное дело! - натолкнулся на совершенно неожиданную реакцию. Едва речь зашла об интересующем меня предмете, как её неиссякаемое желание обсуждать макет сразу исчезло. Непонятно смущённая моим вопросом, она тут же предложила перейти в другой зал, а когда я ответил отказом, и вовсе увела меня из Музея./
Теперь, погружённый в состояние томной полудрёмы, я вновь получил возможность созерцать наш Млечный Путь глазами стороннего наблюдателя.
Правда, сейчас звёздный диск, поднявшийся передо мной, разросся до таких чудовищных размеров, что заслонил собой все остальные галактики и созвездия. Исходящее от него бело-голубое сияние было непостижимо и всеобъемлюще.
Оно затмевало всё и вся!
Ослеплённый сияющим великолепием, я поначалу ничего не замечал вокруг, но, отвернувшись немного в сторону, неожиданно увидел дедушку Гекаты, седого, почтенного Фиабараса.
Он появился внезапно, словно вылепился сам собой из глыб космического мрака и видом своим был подобен грозному демону Вселенной, одному из тех, чьи тени погружают во тьму целые созвездия.
На Фиабарасе была раскидистая чёрная мантия, расшитая золотыми, звёздными нитями, а на голове красовалась причудливой формы тиара, похожая на песочные часы. /По словам Гекаты, такой головной убор считался высшим знаком посвящения среди адептов Чёрной Астрологии./
Исполненный мрачного величия, приблизился Фиабарас к Млечному Пути и, ухватившись за его края исполинскими своими руками, с силой крутанул ослепительный диск по часовой стрелке.
С большой неохотой поддалась его усилиям сверкающая громадина.
Сдвинувшись с мёртвой точки, Млечный Путь начал медленно и тяжело вращаться вокруг своей оси, скрипя и покачиваясь, подобно гигантскому жёрнову. Снопы звёздно-огненных искр посыпались от него во все стороны.
С явным удовольствием обозрев содеянное, Фиабарас усмехнулся и жестом фокусника вытащил из правого рукава мантии какую-то малоприметную вещицу. Присмотревшись, я увидел в его руках маленькую, игрушечную повозку, похожую на те, которые дети таскают за собой привязанными за верёвочку. Для чего она тут понадобилась, было не совсем понятно, но судя по тому, как оценивающе рассматривал и взвешивал её на своей широкой ладони Фиабарас, я догадался, что игрушка это не простая и, может быть, вовсе не игрушка…
Затем из другого рукава мантии дед Гекаты извлёк маленькую лошадку, которую подверг такому же придирчивому осмотру.
Не переставая загадочно усмехаться, Фиабарас ловко впряг лошадку в дроги и поставил их на край звёздной платформы. Потом указательным пальцем он осторожно подтолкнул лошадку в сторону, противоположную вращению диска, и стал внимательно следить за тем, как та, бойко перебирая крохотными ножками, резво бежит вперёд, увлекая за собой повозку.
Так был задан старт странному, малопонятному пробегу, который смотрелся поначалу весьма незатейливо и даже забавно…
Но мне отчего-то сделалось не по себе. За внешней простотой и безобидностью фиабарасовой игры чудился замаскированный подвох, что само по себе не являлось для меня неожиданностью.
Невзирая на все заверения Гекаты относительно её деда, я продолжал придерживаться мнения, что человек, подчинивший себя кодексу Чёрной Астрологии, не способен творить добрые дела.
Сейчас весь вид Фиабараса наглядно говорил в пользу моих убеждений. Недобрая хитринка, затаившаяся в уголках старчески поджатых губ, и дьявольские огоньки в глазах - всё недвусмысленно указывало на затеваемую грандиозную каверзу!..
Преодолев робость, я счёл нужным вмешаться в затеянный процесс.
«Одну минуточку, многоуважаемый Фиабарас, - собравшись с духом, крикнул я. - Прежде чем эта лошадка продолжит свой бег, будьте любезны ознакомить меня с правилами вашей игры. В противном случае, я буду вынужден…»
Дед Гекаты не дал мне договорить.
Крайне рассерженный моим непрошенным вторжением, он сердито нахмурился, закрыл рукавом от моих глаз лошадку, а затем дунул, что есть силы, на окружавшую его звёздную сферу - и все звёзды тотчас погасли, словно свечи на именинном пироге.
Один только Млечный Путь продолжал ещё какое-то время мерцать во мраке, разливая вокруг слабое свечение, будто раскалённое добела бронзовое блюдо, но вскоре погасло и оно…
…………………………….
..Приведённый в чувство, как показалось, каким-то неясным шумом, я открыл глаза и увидел, что сижу по-прежнему в своём кресле возле письменного стола.
На моих коленях лежал измятый альбомный лист с фиабарасовой акварелью.
Полная тишина царила в доме. Даже тиканье настенных ходиков, обычно звонкое и отчётливое, звучало настолько приглушённо, будто часы придавили сверху толстой подушкой.
Змееподобные стрелки на фосфоресцирующем циферблате показывали час ночи.
Я с любопытством огляделся по сторонам, чувствуя себя несколько необычно и дискомфортно, как если б вдруг проснулся в незнакомой, чужой комнате.
Шторы на окнах были почему-то широко раздвинуты, хотя мне казалось, что, придя домой, я тщательно задвигал их. Холодные потоки бледно-бирюзовых лучей, косо падая на ковёр, непривычно изменяли облик спальни. Призрачный лунный эфир, заполнявший комнату, создавал ощущение такой же призрачной, воздушной невесомости, вызывающей желание оторваться от пола и воспарить над самим собой.
Ночной небосвод, хорошо обозримый в открытом проёме окна, был исполнен грозного и таинственного величия.
Пресловутый Млечный Путь, наблюдаемый мною теперь с позиции рядового жителя Земли, являл собой роскошную звёздную перевязь, опоясывавшую небесный купол поперёк. Сиянье и блеск перевязи были столь значительны, что даже Луна, невзирая на предельную яркость своей полноты, заметно стушевалась рядом с ней.
Вспоминая подробности увиденного сна, я почему-то вновь подумал об Олоферне и о его возможной замене. Сейчас совершить такое было очень непросто. Все лучшие возницы, насколько я знал, были распределены по элитным экипажам и повозкам процессии, и менять что-либо в строго упорядоченной схеме намечающегося шествия было слишком поздно.
Так кому же будет суждено занять его место?!..
Непонятная, приглушённая возня, завязавшаяся вдруг в противоположном углу, возле камина, напомнила мне о причине моего пробуждения.
Я вгляделся в направление шумов, но поначалу не заметил ничего, что могло бы показаться подозрительным.
На каминной полке слабым, едва заметным мерцанием заявляла о себе высокая ваза горного хрусталя с засушенными цветами осфодилуса.
Правее смутно белела резная шкатулка слоновой кости, подарок Гекаты. Чуть дальше в рамке красного дерева стоял её портрет, на котором моя невеста была изображена в образе самой Гекаты-Трёхликой, древнегреческой Богини Полнолуния…
В соответствии с эллинскими канонами, на картине Гекату окружала свита из лемуров, корибантов и чёрных гиен. В одной руке покровительница полночных призраков держала пылающий факел; другая рука, воздетая кверху традиционным жестом повеления, была перевита узорчатыми лентами ядовитых змей.
К этому добавлялся ещё рой каких-то смутных, неясных теней, кружившихся над её головой, но - что самое примечательное! - вся эта жуткая атрибутика отнюдь не производила отталкивающего впечатления. Художника, написавшего портрет, нельзя было упрекнуть ни в схематизме, ни в бездумном подражательстве классическим образцам. Мрачный, демонический антураж не только не умалял, а скорее наоборот! - делал ещё более привлекательным облик моей возлюбленной, наполняя его тонким и неуловимым очарованием магии и колдовства.
Невольно /в который уже раз/ залюбовавшись портретом, я всё же не забыл о главном. Уши не обманывали меня.
Рядом с камином действительно кто-то возился!..
Ранее от постояльцев-старожилов мне приходилось слышать о предположительном существовании здесь потайной двери, открывающей вход в тоннель, который уводил якобы куда-то далеко, за фруктовые сады и даже за вересковые пустоши на окраине города. Указывалось и приблизительное её местонахождение - где-то возле камина.
Правда, мне заглянуть в этот ход не довелось ни разу. Очевидно, вышеупомянутая дверь /наличие которой у меня вызывало сильные сомнения/ так идеально сливалась со стеной, что обнаружить её было практически невозможно.
Тем большей неожиданностью было узнать, что всё это не досужая выдумка, и что кто-то, в отличие от меня, прекрасно осведомлён о местонахождении секретного входа.
Шумы в углу говорили о характерной работе с ключами по ту сторону двери…
Прошла пара томительных минут, затем щёлкнула невидимая пружина, возвестившая о вскрытии замка, и в образовавшийся проём плеснула волна холодного, сырого воздуха, взметнувшая вверх настенную занавесь с изображением волшебных цветов Альтаира…
Я затаил дыхание, весь обратившись в зрение и слух.
Спустя ещё мгновение от каминного портала бесшумно отделилась невысокая, стройная фигура, закутанная в плащ паломника с надвинутым на голову островерхим капюшоном. Легко ступая по дорожке из лунных лучей, фигура в плаще вышла на середину спальни, где застыла в некоторой нерешительности…
Моё кресло находилось в самом тёмном углу комнаты, из-за чего пришелец, ослеплённый лунным и млечным сияньем, не мог разглядеть меня сразу.
Обратив его затруднение себе на пользу, я, не поднимаясь из кресла, без единого звука быстро сунул руки в нижний ящик стола, где у меня хранились пистолеты. Запоздалая мысль о том, что оба они не заряжены, не помешала мне, тем не менее, щёлкнув взведёнными курками, отчётливо произнести: «Ещё один шаг - и я стреляю!»
Невзирая на суровость сделанного предупреждения - результат получился прямо противоположный.
Развернувшись на голос, незнакомец тут же демонстративно совершил ещё несколько скользящих шагов по направлению ко мне.
Затем последовал едва слышный вздох, прошуршал капюшон, откинутый лёгким движением головы - и неизъяснимый трепет охватил всё моё существо, когда я понял, кем является мой незваный гость!
Передо мной стояла моя невеста!!..
Дрожь, пробежавшая по жилам, заставила мои пальцы разомкнуться и выпустить бесполезное оружие. С глухим стуком упали пистолеты на ковёр.
Лунный эфир, затопивший комнату, окутывал фигуру Гекаты мистическим бледно-зелёным ореолом.
Тяжёлые, тёмные локоны, рассыпавшиеся по её груди и плечам, обрамляли лунный овал бледного лица, мягкие черты которого растворялись в тени. Но огромные агатовые глаза Гекаты были полны призрачного, сверхъестественного сияния.
Дыхание бирюзовых лучей воспламеняло в них отблески жертвенных костров, разжигаемых некогда эллинами во славу Гекаты-Трёхликой.
Являлось ли виной тому портретное сходство или нет - сказать трудно, но сейчас моя невеста больше чем когда-либо походила на знаменитую богиню чародейства и полночных кошмаров, заставлявшую трепетать в ужасе древних ахейцев.
«Геката?!..»
Внезапный приход Гекаты, необычный внешний вид, а главное - волшебная атмосфера, созданная эффектом её чудесного вторжения, совершенно заворожили меня.
Постыдное состояние беспомощности распространилось даже на мой язык: кроме её имени я не мог произнести ни единого другого слова.
А она, между тем, не безмолвствовала.
С первых же минут Геката стремилась донести до меня какую-то новость, о чём свидетельствовали нарастающие модуляции её певучего голоса, волнами плывшие по комнате.
Правда, смысл сказанного почему-то открывался мне не сразу.
Сознание механически прочитывало каждую букву и слог в отдельности, которые лишь затем складывались в законченные слова и предложения.
«..Я - увы! - явилась к тебе несчастливой вестницей, Фронкул, - говорила Геката. - Глубокие трещины пролегли в роскошных долинах Элизиума, и цветок осфодилуса, питаемый лучами звезды Бетельгейзе, поблёк и скоро совсем зачахнет…»
Я во все глаза смотрел на Гекату, силясь найти в её неземном облике прежние, хорошо знакомые мне земные черты, - и не находил их!
Смятение и растерянность владели мной.
«Геката?!.. Ты?!..»
Лишь невероятным усилием воли удалось убедить себя в том, что передо мной не посланец древнегреческого Пантеона, а живой человек из плоти и крови.
«Не удивляйся, что мне пришлось войти к тебе через эту дверь, - с бесстрастием истинной богини продолжала Геката. - Если б я воспользовалась парадным входом, то раньше времени навлекла бы беду на нас обоих. Отныне любовь наша омрачена тенью событий, не имеющих истолкования ни на одном языке и наречии Земли.»
Лунные блики медленно ползли по потолку и стенам комнаты, распадаясь на множество жёлто-зелёных глаз-огней, подмигивавших мне то с участием, то с иронией, то с откровенной насмешкой.
«Геката?!..»
Моя оторопь сменилась состоянием сильнейшего беспокойства.
Геката всегда питала пристрастие к расплывчато-туманным иносказаниям - с этой её особенностью я был знаком и уже успел свыкнуться - но никогда ещё сказанное ею не облекалось формой столь зловещих метафор, и никогда мелодия её речей не звучала в такой пугающе-тревожной тональности.
Предчувствие неминуемой беды пронзило меня, подобно судьбоносному копью Одина.
«Направляющие тёмных звёзд свились вокруг нас ужасными кольцами Сатурна, - произнесла, наконец, Геката. - Тебе угрожает опасность, Фронк, страшная опасность, о которой ты даже помыслить не можешь… - Блеск огромных её глаз, осененных эбеновыми ресницами, сделался таким же нестерпимо-ярким, как звёздный диск, увиденный мною во сне. - Знай, на похоронах именно тебя хотят заставить везти парадный катафалк. Вопрос об этом почти решён - но горе тебе, если ты согласишься занять место Олоферна! Тогда День Осеннего Равноденствия станет для тебя настоящим адом!!»
Похожие статьи:
Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 4
Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки /Пролог/
Рассказы → Пленник похоронной упряжки Глава 2
DaraFromChaos # 23 февраля 2017 в 11:34 +1 | ||
|
Титов Андрей # 23 февраля 2017 в 20:17 +1 | ||
|
Inna Gri # 23 февраля 2017 в 12:19 +2 | ||
|
Титов Андрей # 23 февраля 2017 в 20:22 +1 | ||
|
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |