Люди не помнят момента своего появления на свет. Я не человек, потому помню, как явился в мир. Глаза мои были открыты. Я лежал на столе. Уже гораздо позднее я узнал имена предметов, в идеальном порядке расставленных на полках и рядом со мной, узнал, что это все они – приборы и инструменты для создания механических статуй. Таких, как я. Но в самый первый миг я увидел лицо склонившегося надо мной мастера Лео (его имя я тоже узнал не сразу), увидел его черную бороду, добрые глаза, услышал голос, произнесший:
- Добро пожаловать в грешный мир, мой первенец!
Мастер Лео был моим отцом, учителем и другом. Он, как первый человек, давал имена окружающим меня вещам и понятиям, он поддерживал меня, когда я пытался передвигаться, он смазывал маслом мои уставшие за день суставы. Он был моим Богом.
В те времена Лео только закончил обучение и получил от градоправителя и цеховых начальников разрешение на изготовление механических статуй и самодвижущихся игрушек. Я и был той работой, за которую ему вручили значок цеха и наименовали мастером.
Как узналось вскорости, Лео сделал меня для хозяина трактира. Тому представлялось забавным, чтобы пивные кружки раздавала ползающая по стойке механическая игрушка. Но прожил я у трактирщика недолго. Вид механического младенчика, с обнаженными шестеренками и втулками, с деревянной головкой, ручками и ножками, более пугал, чем веселил посетителей. Они поминали черта, крестились, давились пивом и бежали из заведения.
Потому трактирщик и вернул меня мастеру, нисколько, впрочем, не обвиняя того в неудаче затеи. Лео испытывал слабость к своему первому творению и больше никому меня не отдавал. Так я и остался на долгие годы в его доме – вместе с самим мастером и экономкой Мартой.
Марта - круглолицая, мясистая девица – поначалу тоже побаивалась меня, но вскоре привыкла и частенько смеялась, глядя, как я ползу по кухонному столу, удерживая на дощечке, закрепленной на спине, тарелку с овощами или кувшин молока.
В трудах и повседневных заботах, спокойно и размеренно текли недели, месяцы, годы, весны сменялись зимами, убегало время, как вода в реке. В бороде и волосах мастера Лео появились седые пряди, Марта из молодой смешливой девицы превратилась в ворчливую толстую тетку, но по-прежнему преданно прислуживала мастеру и разделяла с ним не только обеды и ужины, но и ложе. Полагаю, они жили невенчанными, во грехе, но я не осуждал их. Да и как я мог осмелиться судить, - сам не будучи человеком, - того, кто был для меня превыше всех людей на свете, моего жизнедавца, отца и Бога!
Да, хозяева мои менялись, как и положено людям, шли по извечному пути от детства до старости. Я тоже менялся, хоть и медленнее. Мое деревянное младенческое личико, ручки и ножки потрескались, краска облупилась, шестеренки поскрипывали и заедали. Все чаще приходилось мастеру смазывать маслом и сменять изношенные детали. Но он был по-прежнему добр и ласков ко мне – своему первенцу.
Мастерство же Лео росло. Росла и его слава. За механическими статуями и живыми игрушками обращались к нему из дальних городов и замков. Однажды наш скромный дом посетили гонцы из самой столицы. В честь дня рождения сына король устраивал праздник с огненными потехами, танцами и театральными представлениями. А при входе в танцевальную залу должны были стоять шесть механических юношей с золочеными лицами, дабы кланялись гостям и принимали плащи и шляпы. Также на возвышении, возле трона повелитель пожелал установить льва, у коего из пасти через равные промежутки времени вырывается злобное рычание, а глаза пылают огнем, и волшебное дерево, по ветвям которого скачут птички, распевающие на разные голоса славословия наследнику. Эти-то фигуры и игрушки и заказаны были мастеру Лео.
Праздник должен был состояться через два месяца, потому работать приходилось много – и самому мастеру, и его ученикам. Даже трапезничали они в мастерской, не отрываясь от вытачивания шестеренок, вырезывания деталей, сбора механизмов, шитья нарядов, склеивания перьев и кусков кожи, раскрашивания и золочения.
Мастер допускал учеников лишь к простым работам. Главное – сборку игрушек и наладку механизмов – он делал самолично. Глубокой ночью, выгнав из мастерской Марту-ворчунью, что беспокоилась за Лео и уговаривала его прилечь хоть ненадолго, - мы оставались вдвоем. Я гордился тем, что был допущен к тайному тайных, ведал высшие секреты мастерства Лео. Ни за что на свете я не выдал бы отца. Ибо, хотя многие в нашем городе, славном мастерами-механиками, умели изготавливать живых кукол и самодвижущихся статуй, но никому не удавалось сделать лица такими живыми, руки и ноги – такими подвижными и мягкими, а глаза – такими выразительными.
Поговаривали, что мастер изобрел новый состав, коим пропитывает бычачью кожу, и чудесные краски, коими потом ее раскрашивает, но лишь я – молчаливый свидетель его трудов, - ведал, что тайна не в этом. Уговорившись за немалую мзду с могильщиками, мастер Лео получал с кладбища свежие тела, расчленял их, пропитывал бальзамирующим составом и соединял заново, начиняя механикой, позволявшей куклам двигаться и говорить.
Я понимал, что отец мой нарушает принятые среди людей законы, но не видел в том ничего дурного. Разве мертвым не все равно: сожрут их могильные черви или станут они частями механических статуй? А живые, о том не знающие, будут забавляться танцами, ужимками и движениями игрушек и радоваться. Разве не лучшая эта участь, чем стать прахом земным, в коем роются жирные крысы?
Иногда, глядя на мои поцарапанные члены, на личико с облупившейся краской, мастер вздыхал, отворачивался и стыдливо опускал голову. Я видел: отец страдает из-за того, что в давние годы ему не хватило знаний и мастерства, дабы сделать меня столь же прекрасным, как его нынешние статуи. Но увы! Могильщики – пропойцы без совести и чести, - ни за какие деньги не соглашались принести мастеру трупик ребеночка. Они бормотали что-то о каре Божьей, о проклятии вечном, об огне адском. В конце концов Лео перестал просить их об этом. Лишь грустил, глядя на своего неказистого первенца.
В такие минуты я подползал к мастеру и гладил его по руке, дабы показать, что ни в чем не виню своего Бога и не страдаю от своего уродства.
Мастер касался моей головы и шептал:
- Ныне, став искусным и умелым, я мог бы сделать тебе руки, голову и тело из самых хороших материалов – кожи, тканей, дорогого дерева. Но если механические статуи, кои сработаны на заказ, получают воистину живые конечности и тела, тем паче достоит этого ты – мой первенец. И я найду способ, верь мне!
Я утыкался лицом в большую руку мастера, а он гладил меня по макушке. Так мы и стояли в молчании некоторое время, а потом возвращались к работе.
А время шло своим чередом. Уходили выросшие ученики, сами ставшие мастерами, на их место приходили новые. Однажды ненастным осенним вечером умерла Марта: схватилась за сердце, покачнулась и упала на пол кухни. Лео проводил ее на кладбище, погоревал, поплакал, а спустя несколько месяцев привел в дом молодую жену. Илона была юна и прекрасна, но мастер сумел покорить ее сердце, и к супругу своему она относилась с почтением и любовью.
Спустя положенное время родился у них сыночек. Мастер, на старости лет обретший не только супругу, но и дитя, был вне себя от счастья: заказал благодарственный молебен, пожертвовал немалую сумму на украшение городского храма, устроил праздничный ужин. Я думал, что теперь, когда у Лео появилось единокровное, родное дитя, отец охладеет ко мне, - но, хвала небесам, ошибся.
- Смотри, это твой младший братик! – сказал мастер, указывая мне на спящего в колыбели младенца. – Когда он подрастет, и меня уже не будет на этом свете, оберегай его, помогай, как ты помогал мне.
Горько мне было думать, что мой отец, мой Бог должен – как и все люди – покинуть этот мир, - но про себя я обещался сделать, как просил Лео.
Люди предполагают, а Господь располагает. Не суждено было моему братику вырасти, стать достойным юношей и умелым мастером, как мечталось Лео и Илоне.
На иноземном корабле, что причалил в столичный порт, приплыла в нашу страну черная смерть. Вместе с больным матросом сошла она на пристань и, бросив уже ненужную жертву, двинулась по городам и деревням, по селам и замкам, оставляя зловещие бубонные метки на старых и молодых, богатых и бедных, уничтожая всё на своем пути. В эту страшную годину муж бросал занедужившую жену, а дети – умирающих родителей. По улицам валялись неприбранные трупы и ездили телеги с одетыми в черное возницами. Этих вестников смерти боялись больше, чем ее самой. Возницы, вооружась палками с крючьями на концах, заходили в дома, вытаскивали умерших и еще живых, пораженных заразой, бросали на телеги, а жилища поджигали. Черных людей не трогали ни слезы, ни мольбы. Равнодушно вершили они свое дело и в богатых замках, и в крестьянских лачугах, и в ночлежках, и в королевском дворце.
Не миновала Божья кара и наш дом. Черная смерть поразила Илону, а спустя несколько дней умер от голода и ребеночек, ибо молока – что козьего, что коровьего – в городе нельзя было достать уже ни за какие деньги.
Рыдая, сидел мастер Лео возле колыбельки с мертвым младенцем. И тогда я подполз к нему и ласково погладил по ноге. А потом указал ручкой на трупик, желая сказать, что теперь есть у нас тот, кто – пусть и после смерти, - подарит мне человеческое тело. С трудом, пробуждаясь от горя и отчаяния, посмотрел мастер на меня. Но не благодарность, не радость увидел я в его глазах. Лишь ужас.
- Нет, нет! Я не сделаю этого! Ступай прочь, чертово отродье! – вскричал он, отталкивая меня. – Вон из моего дома, неблагодарная игрушка!
И снова пал ниц перед колыбелькой, содрогаясь от рыданий.
Тогда я взял молоток, подполз ближе и ударил мастера по седой голове. Обливаясь кровью, Лео рухнул на пол.
Я знаю: теперь никто не починит мои члены, не смажет маслом заржавленные шестерни и суставы, не подрисует краской глаза и губы, а, значит, меня тоже ждет скорая смерть. Но еще я знаю: я поступил так, как должно.
Лео был моим отцом, Богом, но отрекся от меня в угоду хладному трупу. Он не заслуживал жизни.
Похожие статьи:
Рассказы → Красная Королева
Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)
Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения
Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]
Рассказы → Легенда о единороге
