Невозможно писать о том, о чем не знаешь ничего. Не имеешь ни малейшего представления. И самое главное не хочешь знать. Почему?
Пытаешься представить и внутри пробуждается первобытный ужас, который отдает команду: беги! И ты бежишь изо всех сил, потому что там… Война.
Война это детские воспоминания о фильмах, где фашисты сгоняют деревенских жителей: баб, мужиков, детей в избу и поджигают…
Это не страшно - не поддаются разумению…
Бежать! К бабуле! Спрятаться. Зарыться в колени головой, чтобы перед глазами темнота, и не слышать ничего. Чувствовать ласковые руки, родной горьковатый запах и обменять первое горе на любовь.
Успокаивающий бабушкин голос мерно журчит над головой: «Не надо плакать, заюшка, деда же воевал. Живой остался. Герой.
Слушать про деда не страшно. На героя он и не похож. Герои они такие большие, сердитые. А дедка - он смешной! Зимой и летом ходит в телогрейке и в валенках. Все отличие: летом телогрейка расстегнута и без рукавов, а валенки короткие. Еще у него ремень: широкий, кожаный с большущей медной бляхой, которую он мелом чистит, чтобы блестела. А пальцы у него желтые от табака.
И у него всегда есть мед. Много. В трехлитровых банках. Прибежишь в гости, он банку достанет, откроет и в тарелку тебе нальет. Неспешно так. Смотришь, как вязкая золотая струя льется, и слюнки сглатываешь. Но торопить нельзя, он этого не любит. Потом хлеба ломоть отрежет.
Хлеб простой черный, а пахнет…
- Деда, расскажи про войну? - спрашиваю, когда тарелка уже вылизана до блеска. А он смотрит хитро так, прищурив глаз.
- Про какую? Про то, как Иван-царевич с колбасою воевал?
Ох, как любопытно! Неужели с колбасой воевать можно?
Но перед глазами снова возникает образ дядьки в черной форме и солнечный летний день тускнеет.
- Про настоящую.
Деда уже не смеется.
- Тебе зачем?
Что тут ответить? Хочешь, чтобы прогнали тревогу, что поселилась внутри, хочешь почувствовать себя в безопасности. Впервые взрослые не могут дать тебе этого, потому что ты видела, как пришли другие, страшные…
Теперь знаешь, что есть сила, с которой не совладать ни бабушке, ни деду.
Пожимаешь плечами, не в силах объяснить.
- То-то же, - кивает головой дед. Почему-то сегодня он не понимает тебя, как обычно с полуслова, и глаза его цвета летней дождевой тучи, смотрят не на тебя, а куда-то вдаль.
- Беги, играй! – треплет на прощание по голове.
Идешь, но не играть, а к Бранко. Он сильный. Его все боятся чужие.
А своих он не бодает, только ластится, подставляя черную кудрявую голову, чтобы почесали. А так он любого забодать может. Только соседа не стал, когда тот в цветастом женском халате встал на корточки и потребовал: «Ну, давай! Бодай!». Бранко не испугался. Посмотрел на деда Диму, задумчиво так, и пошел травку щипать.
На улице жара. Солнце высоко-высоко, блестит нестерпимо. А у Бранко в загоне темно, прохладно. Его почти не видно, он лежит себе на подстилке, смотрит озадаченно, как будто спрашивает: «Зачем пожаловала?».
Нюхает руки, от которых, пахнет хлебом, ноздри у него смешно дрожат, а язык длинный розовый. Бранко большой - такого большого козла ни у кого в деревне нет, спокойный. Стоит только прижаться к его боку, как страх уходит, а глаза сами собой слипаются.
- Вот где она, - слышишь сквозь сон. И чьи-то руки подхватывают тебя и несут.
Во сне тебе не страшно. Во сне превращаешься в рыцаря: самого-самого сильного, в блестящих доспехах, с копьем и щитом. И едешь верхом на Бранко. Он разбегается и бодает всех этих дядек в черной форме завитыми рогами, так сильно, что они падают на землю и кричат: «Инопланетяне!».
Так было в детстве. Но ничего не изменилось. При мысли о войне губы непроизвольно шепчут: «Спаси и сохрани».
Похожие статьи:
Рассказы → Эфемеры Вселенной (Внеконкурс)
Рассказы → Две стороны, одна правда
Рассказы → Дочь шамана
Статьи → Конкурс "Две тысячи лет война"
Рассказы → Приглашение на войну
может какой девственник, ась? Признавайтесь...мы уже на грани с этим снегом. Начнём костры жечь и всех туда бросать, кто над родным языком измывается безнаказанно 
