Было это в те времена, когда в хрониках всех городов начали появляться записи о бесследном исчезновении людей.
– Хочешь, я расскажу тебе, как в мастерской «Бэ Эмца» четверо уставших от надоевшей работы мужчин выращивают страхи и продают их в своих лавках по всему свету? - седовласый старец закрыл потайную дверь и придвинул к ней тяжёлую скамью.
– Онэш, ты уже всем надоел со своими выдумками, - отозвался продавец страхов, - мы ничего не выращиваем.
Старик усмехнулся, съёжился до горстки маковых зёрнышек и колесом перекатился на другую сторону прилавка, сделанного из массивного резного сундука со множеством выдвижных ящичков.
– А это что? - указал он россыпью чёрных пятен на пузатые бутылочки темного стекла с наклейками, на которых было написано «махала», «бдидут», «прэда», «акарут» и прочие обозначения всевозможных горестей.
Продавец - сухощавый невзрачный мужчина средних лет - привычным движением руки достал из крайнего левого верхнего ящичка кроличий хвостик и, смахивая рассыпанную собеседником пыль, завыл 64 псалом Давида. Чем громче он завывал, тем ярче проступали тёмные пятна.
– Ты выбрал не тот псалом, Ваан. Зачем ты просишь удвоить урожай, если хочешь избавиться от этой пыли? - старик рассмеялся каждой точечкой рассыпавшегося мака.
– Ты сводишь меня с ума, Онэш.
– Ты сходишь с ума, Ваан.
– Нет. Это не предусмотрено.
– Тогда зачем эти бутылочки? Смотри-ка, что напридумывали: «Одиночество», «Разлука», «Бездетность»… Кто вложил это в твою голову?
– Как кто? Разве мы бы сами посмели? Люди. Это всё люди. Мы делаем только надписи.
– Зачем, Ваан, зачем вы это делаете? Сколько лет я говорю вам, что вы только усугубляете?!
– Но Онэш, ты же сам сказал, что наша участь - исполнять желания, Онэш.
– Сказал. И сейчас говорю. Исполняйте. Но хорошие желания. Зачем вы выбираете самые страшные?
Каменные стены лавки неровными сводами уходили высоко вверх и смыкались над центром лавки, редкий рассеянный свет с трудом пробивался сквозь камни из четырёх узких прорезей, - по одной на каждой стене. На сером фоне этого помещения выделялась лишь одна угловая полка с цветными пузырьками, да резной деревянный ларец, служивший прилавком, и входная дверь, украшенная мозаичным панно из чёрных глянцевых кусочков неведомого материала.
Дверь заскрипела, и собеседники приостановили разговор, идущий по сотому кругу. В лавку вошёл статный мужчина в дорогой одежде. Помимо облегающих штанов и просторной туники, на нём была накидка из белого холста, расшитая замысловатым орнаментом.
– Чем могу помочь? - услужливо спросил продавец.
– У вас есть развесной страх? Мне нужна самая маленькая порция.
– Видите ли, количество страха не имеет значения.
– Как не имеет? - удивился посетитель.
– Никак не имеет. Если страх подобран правильно, то получатель самостоятельно вырастит его до гигантских размеров.
– Всё-таки отвесьте мне самую малую долю, - не унимался мужчина.
– Вы можете взять флакон или полфлакона. Вы ведь для жены берёте?
– Да.
– Для жён мы можем предложить «Радость», «Вожделение», «Страсть», «Нежность»… - продавец показал на угловую полку, где стояли цветные бутылочки. - Бесплатно.
– Нет-нет. Налейте мне страха.
– Какого именно? - спросил Ваан.
– А какие есть?
– Все.
– А можно всех по чуть-чуть? - не сдавался покупатель.
– Нет, но даже если смешать страх бездетности и многодетности, голода и ожирения, сожжения и утопления, то ваша жена сойдет с ума, - продавец наконец справился с прилипшей пылью и переставил поближе к свету разноцветные пузырьки с радужными наклейками.
***
Старик расправил складки одежды, отставил в сторону посох, достал из висящего у него на поясе мешочка горстку своих зёрнышек и кинул в спину посетителя. Маковые семена скатились по накидке и разбежались по полу в разные стороны.
«По узору на твоей одежде я вижу, что у тебя есть флот из двадцати двух судов и семи вельботов, четырнадцать караванов по тридцать два верблюда и сотни людей в услужении. Твои суда идут с полными трюмами специй, гружёные товарами караваны расходятся по всем торговым путям. Всё это принадлежало твоему отцу, все торговые пути он разведывал сам. Но ты… Ты не хотел заниматься делами. Ты пировал и развлекался, а моряками и погонщиками управляла твоя жена. Зачем тебе ее страх?
Представь, что она одновременно будет бояться и голода, и чревоугодия. Это всеобъемлющий страх. Она будет бояться не только за себя, но и за всех домочадцев. Её распоряжения будут касаться только еды, а указаний будет ровно два: «Ешь» и «Не ешь». Слуги будут сбиваться с ног, чтобы скупить продукты и тут же их выбросить. Левой рукой она будет подавать тебе еду, а правой - выдирать её из твоего рта. Собаки на псарне сдохнут от истощения, а лошади в конюшне - от ожирения. Караваны собьются с пути, а суда затонут. Одни - от избытка, а другие - от недостатка груза. Вместо убоявшейся жены ты получишь разорение и долговую яму.
Или ты хочешь взять для неё страх предательства? Да, дни её будут мучительны, однако, под подозрением будут не только слуги, работники, капитаны, но и ты. Она раньше выест твой мозг своими обвинениями, чем ты вспомнишь, что сам напустил на неё этот кошмар. Да и где гарантия того, что какой-то из этих страхов отзовётся испугом?»
***
Мужчина передёрнулся от видений. Вонь долговой ямы и рука жены, влезающая ему рот и выдёргивающая из горла еду, дохлые собаки и лошади, - всё это пронеслось перед ним одним сплошным кошмаром.
Он задумчиво всмотрелся в надписи на пузырьках и по слогам прочитал:
– Ра-ха-ма-нут. Что это?
– Видишь, - указал старик продавцу, - они ещё не разучились читать.
– Да, но никто уже не помнит значение этих слов, «Рахаманут» - это милосердие, милостивый государь. Ми-ло-сер-дие, - сказал Ваан.
– Милосердие, милосердие... Что это - милосердие?
– Это то, что рождается во чреве женщины и расходится во все стороны любовью и добротой, - ответил продавец.
– Не годится, - мужчина поджал губы и скривился.
***
– Видишь, Онэш? Они сами отказываются.
– Вижу, Ваан, вижу. Почему у тебя на вывеске написано «Лавка страхов», Ваан? Почему ты не написал «Лавка радости»?
– Потому что ты сказал, что людям надо помочь избавиться от страхов, Онэш. И мы открыли лавку для приёма страхов и обмена их на радость. Но люди не хотят радости. День изо дня все идут, чтобы прикупить страхов. И это при том, что радости мы раздаём бесплатно. Онэш, ты понимаешь, Онэш? Они все хотят платить за страх, но никто не хочет от него избавиться.
– Сударь, быть может, вы хотите поменять свой страх перед женой на влечение? Представьте, вы приходите домой, а ваша жена встречает вас как 20 лет назад - пылкой страстью и любовными утехами, - не терял надежды старик.
– Нет! - посетитель сжал кулаки и обернулся к Онэшу. - Кто ты такой вообще? Какое тебе дело до моей жены?
– Не кипятись, дружище. Онэш - наш давний друг, - вмешался продавец.
***
И действительно, Онэш и Ваан знали друг друга со времён сотворения мира. Потайные двери в лавках Ваан вели на другую сторону - туда, где не было места плотским радостям и горестям. Из них двоих только Онэш имел доступ к этому переходу, зато Ваан и его братья могли одновременно пребывать во всех своих лавках, коим не было счёта на этой Земле.
***
Смущённо хихикая и подталкивая друг друга, в лавку вошли три юные девицы.
– Дайте нам это, это и это, - сказала одна из них.
– Разорение, болезнь и выдворение из города… Разве можно пугать такими вещами пожилую женщину? - не выдержал старик.
– Тебе-то что? Мы знаем, что делаем! - шурша юбками, девицы достали шёлковые мешочки с монетами. - Сколько?
– Возьмите лучше опеку, заботу и поддержку, девочки, - обратился к ним Онэш, - и у вас будет любящая хозяйка.
– Ты её видел? Ты знаешь, что она с нами делала? Мы пять лет копили деньги, чтобы занести ей этот подарок, - резко и злобно кинула в его сторону младшая девушка.
– Но какая вам польза от её страхов?
– О, она очень мнительная, - сёстры ехидно переглянулись и расхохотались.
– Вот оно что! - Онэш прищурился, склонил голову и спросил:
– Так вы хотите её смерти?
– Мучительной, - чуть ли не хором подтвердили девицы. - Сколько?
Ваан замялся.
– Цена зависит от размера порции. Одна порция - это полфлакона, и снадобье будет действовать вечно, а целого флакона хватит на год. Каждые десять капель действуют два месяца, после чего действие прекращается.
– Полфлакона! Сколько? - голос старшей девушки звучал звонко и уверенно.
– Целый стоит 1 монету, полфлакона - все деньги, которые у вас есть.
– Мы можем взять целый и использовать его за один раз?
– Нет, целый флакон не даст вообще никакого эффекта. Перебор со страхами вызывает только смех.
– Тогда мы можем взять половину от целого флакона.
– Это невозможно. Из целого за один раз можно получить только 10 капель. И вам не удастся их сохранить, чтобы получилось полфлакона.
– Полфлакона, - девицы решительно опустошили свои кошельки.
– Ты видишь, Онэш? Они не хотят менять свой гнев ни на что другое, хотя это обошлось бы им бесплатно. И что я могу сделать, Онэш?
Старик пожал плечами и кинул несколько маковых крупинок девушкам под ноги. Сначала зёрнышки бросились врассыпную, но вдруг замерли, как будто забыв об инерции, и, собравшись в один тоненький тщедушный ручеёк, покатились к младшей из сестёр и вкраплениями в кружево облепили подол её платья. За потайной дверью послышался невнятный шум.
***
«У вас натруженные руки, девочки. Меня не обманут эти перелицованные, хоть и искусно сшитые платья. Вы пять лет до последнего пота стирали и крахмалили чужое бельё, и ваши ручки всегда будут говорить об этом. Сейчас вы хотите погубить хозяйку, а потом возьмётесь друг за друга. Месть никогда не стоит на месте, она всегда идёт впереди мстящего. У каждой из вас есть возлюбленный, но вы впустили в себя злобу и не заметили, что она разрослась и развернулась широкими флангами во все стороны. Она уже отражается на ваших лицах злыми морщинками и ухмылками.
Разве вы не заметили? Всё меньше и меньше мужчин делают вам комплименты. Не далёк тот час, когда вы перессоритесь и друг с другом, и со своими женихами. Стоит только начать вынашивать мстительные планы, как незаметно они овладеют вами, и вы превратитесь в подобие своей хозяйки - вредной язвительной старухи, которая так и не успела пожить, потратив все свои силы на злость, зависть и осуждение других людей. Я вижу, что самая младшая из вас отравлена настолько, что не поможет никакое противоядие. И даже если вы передумаете мстить, она уже никогда не сойдёт с этой дороги.»
***
– Я скажу тебе то же самое, - человек со сжатыми кулаками вплотную подошёл к Онэшу. - Ты не знаешь, что она со мной делала.
– Ваан, дай мне всё, что можно, на пять монет, - обратился он к продавцу.
– Онэш, ты видишь, что происходит, Онэш? Он пришел, чтобы припугнуть свою жену. Но эти девочки… Их ненависть, - она заразна, Онэш!
– Нет, милый друг, она не заразна. Ни тебя, ни твоих братьев, ни меня она же не тронула. Ненависть размножается только там, где проросла злость. Она заразна только для тех, кто уже поражён ею.
– Сударь, вы сами должны решить, что вы хотите. Готовых решений у нас нет, - Ваан выжидательно смотрел на мужчину.
Человек в накидке не успел ответить, - в лавку с шумом вбежали уже знакомые нам девицы и затарахтели в три голоса так, что невозможно было разобрать, о чем они говорят.
– Нет, - ответил им Ваан, - это невозможно. Купленный товар обратно не принимается, можно только обменять его на другой, - продавец пристально посмотрел на старика.
Теперь девицы принялись ругаться друг с другом. В конце концов, одна из них спросила:
– На какой?
– Я могу дать вам целый флакон, но тогда надо доплатить еще одну монету или возьмите три цветных флакона, и я верну деньги.
Старик внимательно наблюдал за девушками.
– А потом мы сможем купить целый флакон за 1 монету и капать по 10 капель?
– Нет. В нашей лавке вы можете сделать только одну покупку. Я вообще не понимаю, как вы попали сюда во второй раз.
– Я дал им шанс, - спокойно сказал Онэш.
Дверь вновь заскрипела. На этот раз на пороге стоял юноша.
– Проходите, проходите, - приветливо запричитал продавец.
– Простите, но тут так много людей... Пожалуй, я зайду завтра.
– Завтра? Оно не всегда бывает. Вы же хотите обменять свой страх? - спросил старик.
– Да.
– Так меняйте, зачем откладывать?
– У вас есть страх пожара? - неуверенно спросил молодой человек.
– У нас есть любой страх, который только может прийти вам в голову. Когда же вы все это поймёте? Как только он приходит к вам в голову, так сразу попадает к нам в лавку. В отличие от других эмоций, - Ваан посмотрел на угловую полку, количество скляночек на которой как будто уменьшилось.
– Я хочу поменять свой страх голода на страх пожара.
В воздухе запахло гарью и дымом.
– Мы не меняем страх на страх. Мы меняем страх на радость. А страхи мы продаем. Но ты не можешь купить страх для себя. Страх продаётся только для других.
– Тогда я покупаю страх смерти.
Юноша положил на прилавок одну монету.
– Вот. Всё, что у меня есть.
– Онэш, ты посмотри, Онэш. Он хочет потратить всё свое состояние, чтобы наказать отца. И за что, Онэш? За то, что тот дал ему лишь одну монету, тогда как сам купается в роскоши. А ведь одна монета - это целое состояние, которого достаточно, чтобы обеспечить три поколения. Что же это такое, Онэш?
Старик молча передвинул скамью и взглянул на стену: потайная дверь приобрела чёткие очертания, но оставалась закрытой.
– Можно нам сначала поменять наш гнев на нежность и сострадание, а потом решить, что делать с флаконом? - вмешалась в разговор одна из девиц.
Ваан вздохнул:
– Один вход - одна покупка.
– Тогда давайте целый флакон.
– 1 монета.
– Мы заработаем и принесём, - уверенно ответили девушки.
– Я не торгую в кредит.
– Я дам им монету, - вдруг сказал юноша.
– Каждый платит только за себя, - вмешался Онэш, сдул с ладони крупинки мака в сторону молодого человека и придвинул лавку обратно.
***
– Онэш, ты посмотри, Онэш, они считают, что месть их утешит. Они все так считают. Никто не понимает, что по мере насыщения месть растёт, и её надо постоянно подкармливать.
– Так на этом и держится весь твой бизнес, Ваан. Что бы ты делал, если бы все приходили менять страхи на радости? На что бы ты жил?
– Как будто ты не знаешь, что деньги, которые я получаю за страх, можно тратить только на страшные вещи. Я не могу купить на них ни еду, ни одежду, ни даже лошадь.
– Что же ты с ними делаешь, Ваан?
– Пускаю в оборот, Онэш. Эти деньги делают деньги.
– Что ж в этом страшного?
– Ничего, кроме того, что их становится всё больше и больше, и тот, кому они достанутся, может захлебнуться в своей жадности.
– На что же ты живёшь?
– Со старых времён остался у нас участок, который мы засеиваем пшеницей, а осенью отдаем зерно на мукомольню, и жёны пекут хлеб. Раз в неделю мы продаём его на базаре.
***
Девушки подошли к прилавку.
– Нам, пожалуйста, любовь, понимание и доброту.
– Точно?
– Точно. Мы не хотим быть такими же, как хозяйка, - они протянули продавцу три флакона, за которые лишь 10 минут назад выложили все свои деньги.
Ваан обменял сёстрам флаконы с чёрно-белой надписью на цветные пузырьки и щелкнул пальцами.
– А деньги?
– Они у вас в кошельках.
Девушки переглянулись, бережно взяли любовь, понимание и доброту и вышли из лавки. Однако не прошло и нескольких минут, как младшая сестра вернулась в лавку, положила на прилавок свой кошелёк и сказала:
– Полфлакона страха смерти!
Не успела она произнести эти слова, как потайная дверь с грохотом распахнулась, и из неё вылетел вихреобразный поток, который поднялся на всю высоту сводов маленького помещения. Густая чёрная масса закручивалась кольцами и, вопреки здравому смыслу, образовывала конус с направленной вниз вершиной. Продавец застыл и как загипнотизированный уставился в открывшийся проём, а старик поднял опрокинутую раскрывшейся дверью скамью и посмотрел на девушку. Она подошла к вихрю, потрогала переливчатые кольца и, не задумываясь, шагнула в темный поток, который тут же скатился по спирали вниз, подхватил девицу и с бешеной скоростью унёсся в зияющую пустоту открытой двери. Старик прикрыл дверь и улыбнулся.
Мужчина с пятью монетами задумчиво смотрел на угловую полку и даже не обернулся на шум.
– Решайтесь, сударь. Чем дольше вы сомневаетесь, тем больше шансов сделать неправильный выбор, - продавец достал из-под прилавка ещё четыре цветных пузырька.
– Что вы мне можете предложить?
– Всё, - Ваан вздохнул и отодвинул пузырьки в сторону.
– Богатство? Уважение? Красоту?
– Ваан, ты целую вечность провёл в этой лавке, Ваан. Скажи, разве были случаи, чтобы одетый в дорогую одежду красавец считал себя нищим уродом?
– Сплошь и рядом, Онэш, сплошь и рядом. Лишь в старые времена встречал я цельных людей. Но ни один из них не заходил в мою лавку.
– Нематериальное, милостивый государь, - продавец достал еще несколько флаконов, - нерукотворное, независящее от других. Только чувства. Или вы меняете свой страх на радость или покупаете новый страх.
– Меняю. Дайте мне это ваше сердомилие.
– Милосердие?
– Да.
Мужчина покопался в складках своей одежды и достал одну монету.
– И флакон со страхом измены.
***
– Онэш, почему никто не может уразуметь, что невозможно жить наполовину, Онэш? Как мне достучаться до той истины, которая есть у каждого, но которую никто не хочет видеть? Один вход - одна покупка, сударь. Счёт должен быть ничейным. Один - один. Других вариантов нет.
– Истина? Ваан, ты сказал истина? Она лишь подтверждает суть. А суть у каждого своя. И она в середине. Как твоя лавка. Впрочем, как и название твоей мастерской.
– Опять ты за своё, Онэш. Нет никакой мастерской.
– Это ты думаешь, что нет. Смотри, твой покупатель никак не может определиться с выбором, потому что его середина подточена. И, того и гляди, завалится. Тогда все пять монет - твои, Ваан.
– Подточена - это ещё не конец, Онэш. Главное, что она есть. Но чем дальше, тем меньше людей с серединой. С тех пор, как Архимед вычислил соотношение диаметра и окружности, многие так и ходят по этому мадору двадцать два на семь.
– Это приманки, Ваан, они повсюду. Люди идут на запах и попадают в ловушки, Ваан. Круг для того и задуман, чтобы не было выхода. Всё здесь циклично. И времена года, и сама жизнь.
***
– Ну? Что выбираете? - продавец взглянул на мужчину, - Пять монет - это огромное богатство, но в миру на него не купишь ни одной радости. Разве что кратковременное утешение.
– Дайте вот это.
– Милосердие? - уточнил Ваан.
– Да. Пусть будет по-вашему.
– Онэш, ты слышал, Онэш? Он хочет, чтобы было по-моему. Он не хочет ничего решать. Но ему придётся, если он хочет обмен. На что меняем, сударь?
– Ты сказал, что у меня страх перед женой… - смущённо промямлил посетитель.
– Когда ты вошел в лавку, так и было. Но пока ты выбирал и колебался, твой страх вырос и пустил корни. Чем дольше ты держишь его в себе, тем глубже он прорастает. Только ты можешь его выкорчевать. Но сначала надо его назвать. Самый сильный страх - страх неизвестности. Как только ему дают имя, он поджимает свой хвост. Так что ты предлагаешь мне в обмен? - настаивал продавец.
– Бери все.
– Ты хочешь избавиться от всех своих страхов в обмен на милосердие?
– Да!
– Онэш, ты посмотри на этого чудака, Онэш. Как только он избавится от всех страхов, он сразу лишится чувства опасности и станет жертвой первого же разбойника. Когда закончится этот кошмар и хотя бы часть людей поумнеет на этой Земле, Онэш?
Мужчина растерянно смотрел на продавца.
– Один - один, сударь. Один страх в обмен на радость, - сказал Ваан.
– Бери любой, - с отчаянием сказал посетитель.
– У любого страха нет имени. Нет имени - и страх живёт. Есть имя - и его можно обменять. Назови его.
– Бери страх жизни.
– Годно, - Ваан протянул покупателю цветной флакон и достал из-под прилавка еще две маленькие баночки, - а это подарок. Для твоей жены - наслаждение, для тебя - удовольствие.
Мужчина спрятал пузырьки в заплечный мешок, кивнул в знак благодарности и вышел из лавки. Юноша тут же подошёл к угловой полке и спросил:
– У вас действительно всё есть?
– Можете не сомневаться, - ответил Ваан.
– Дайте мне счастье.
– Какое?
– Любое, - втянув голову в плечи, юноша ждал ответа.
– Любого счастья, как и любого страха не бывает. Пока ты не дашь ему название, оно мёртво, - разъяснил продавец.
– А радость? Ей тоже надо дать имя?
– Как и новорожденному. Пока у новорожденного нет имени, его не запишут в Книгу. Пока его нет в Книге, он не существует.
– Тогда дайте мне радость жизни.
– Что ты даёшь мне в обмен?
– Страх голодной смерти.
***
– Что же это творится, Онэш? У него есть одна монета, которой хватит на то, чтобы три поколения его детей безбедно пировали всю жизнь, а он боится умереть от голода, Онэш.
– Это не парадокс, Ваан. Это обычный страх потерять деньги, в его конечной фазе, Ваан.
– Жадность? Ты хочешь сказать, что этот юноша болеет алчностью, Онэш?
– Как и его отец, который из всех своих денег отдал ему лишь эту монету.
– Вот, бери свою радость, - Ваан протянул юноше пузырёк.
Зажав в руке склянку цветного стекла, юноша подошёл к старику:
– Я не жадный.
– А кто говорит, что ты жадный?
– Ты.
– Меньше слушай, что о тебе говорят. Главное - это то, что ты сам о себе думаешь. Иди с миром.
***
Выйдя на улицу, молодой человек перешёл на другую сторону выложенной булыжником мостовой и оглянулся на лавку. На её месте была изгородь из колючего кустарника с пожухлыми листьями, через которую виднелся маленький узкий проём между домами. Куда подевались витражные слюдяные окна и мозаичная надпись? Лишь запряжённые в повозки лошади мерно тянули поклажу в сторону рынка, да глашатай громогласно зачитывал что-то на центральной площади, а у городской стены продавали воду; началось безветренное жаркое лето. Юноша пожал плечами, проверил флакончик, в котором была его радость, и безмятежно отправился восвояси.
Если бы он постоял там ещё немного, то увидел, что перед маленькой, прикрытой засохшими ветками нишей между домами, время от времени останавливаются люди и совершают странные движения руками: со стороны это выглядело так, как будто они открывали невидимую дверь. Потом они подолгу рассматривали оштукатуренные стены, как если бы выискивая в них свое отражение.
***
Не каждому было дано попасть в лавку. Да и зачем? Обычному мастеровому или разносчику не было дела до богачей и их прихотей. Однако не только кошелёк проявлял вывеску на этой лавке. Лучше всего её узнавали люди обиженные или злые. «Лавка страхов» манила их красивой дверью с резной позолоченной ручкой и начищенными ступеньками крыльца из мрамора. Жаль, что юноша так быстро ушёл. Если бы он подождал, то увидел бы, как преображаются люди. Впрочем, пойми он, что сам нашёл своё истинное отражение, то это не вызвало бы у него удивления. Визит в лавку проявлял качества человека - будь то добрые или злые. Подталкиваемые мстительными планами и озлобленностью, люди уверенно шагали в узкий проём. Ни роскошные одежды, ни увесистые кошельки, ни искусные причёски не привносили в их жизнь радость. Как одно неосторожное слово, так и месть отравляет собой все прочие помыслы. Однако злоба разрастается вширь, а доброта - вглубь. Злоба перерождается в месть, а доброта - в счастье. Злоба рождает себе подобных, а доброта - тысячи радостных оттенков. И потому даже затоптанный росток добрых мыслей имеет шанс вырасти в полноценное дерево. Вот и преображались люди. На выходе из лавки их лица становились другими: красивыми или некрасивыми.
Будь наш юноша внимательным наблюдателем, он бы заметил, что некоторые не выходили оттуда вовсе.
***
– Онэш, зачем ты провоцируешь людей на подлость, Онэш?
– Я должен, Ваан. Кто-то же должен выявлять безнадёжных... Тех, у которых нет стержня, которые уже не могут остановиться. Я должен взывать к лучшему до тех пор, пока худшее не возьмет верх. Мне нужны чистые в помыслах, убеждённые в своих намерениях. Такие, чтобы не было ни одного просвета. А эти… у них есть стержень.
– Поэтому ты позволяешь уйти тем, кто берёт целый флакон, Онэш? - спросил Ваан.
– Да, - ответил старик. - Они же сомневаются, они не уверены в своих желаниях и хотят иметь возможность остановиться. Понимаешь, даже те, кто берёт полфлакона, не всегда использует свою покупку, а мне нужны такие, которые идут напролом. Чёрствые, как позавчерашний хлеб, испеченный твоей женой. Твердые в своем стремлении. Без признаков доброты, сострадания и милосердия. Только они могут пройти через мою дверь, Ваан. Только они. Посмотри, как они шагают за грань перехода, Ваан. Ты же видел, дверь сама распахивается перед ними. Чем больше страхов ты продашь, тем скорее такие души переберутся на другую сторону. А там уж сами присмотрят друг за другом, и никто не вернётся, потому что самый страшный страх - это страх страха. Ты думаешь, заяц лису боится? Нет. Он боится, что испугается и не сможет убежать. Ты думаешь, кто-то боится предательства? Нет, он боится, что испугается, и не будет знать, что делать, если его предадут. Или возьми голод. Не голода боится человек, он боится, что страх умереть от истощения убьёт его раньше, чем он добудет еду. Ты понимаешь, Ваан? На той стороне каждый наполнен страхом.
В далёком и призрачном мире серых веков, где история переписывалась тысячи раз в угоду каждому новому правителю, нет наших следов. Каждая летопись - лишь плод воображения придворного сочинителя. Чу! Написал не так, как угодно царю? Казнить! Со всеми домочадцами! И как знать, по каким книгам будут изучать хитросплетения нашего времени?
Похожие статьи:
Рассказы → Акролиф (Номинация № 1, Работа №1)
Рассказы → Худая весть (Номинация №1, Работа №3)
Статьи → Конкурс "Фантазия"
Рассказы → Пустота (Номинация №2 Работа №1)
Рассказы → Ненагляда (Номинация №1, Работа №2)
А дальше многабукав пошло 
