Крот

1

За толстым стеклом иллюминатора было видно только одну звезду. Зависшая в космосе махина поражала своей яркостью, даже несмотря на то, что стекло специально было затемнено. Солнце разбрасывало свои смертоносные лучи в бесконечное пространство. От звезды корабль отгородился миниатюрной планетой. Черная точка на фоне гиганта, и еще одна точка, еще меньше – их корабль. «Насколько же тяжело человеческому мозгу было осознать свою ничтожность перед силами природы», – думал Саша. Он забыл обо всем: о копившейся весь полет усталости, о нестерпимой жаре, о предстоящем долгом и сложном полете домой. Они подошли еще ближе к усеянной кратерами, похожей на лунную, поверхности, чтобы сделать последнюю серию снимков. К Саше плавно двигался другой космонавт. Он ловко и едва заметно касался поручней, затормозил об один из них, принял вертикальное положение. Саша обернулся: Мирон смахнул со лба капли пота, которые тут же зависли в воздухе и медленно поплыли куда-то вверх.

– Не можешь наглядеться? А я предпочел бы смотреть на Солнце с земного расстояния, – забасил он.

– Хочу это запомнить. Может, нам уже и не посчастливиться здесь побывать, пятый полет как-никак.

– Еще раз оказаться с той стороны Меркурия? Нет, увольте, – Мирон вертел крупной головой.

Саша не без страха припомнил их последний облет Меркурия: защитные пластины дали сбой, перегрелись. Они едва не погибли, но смогли устранить неполадки. Теперь, когда они не были закрыты от прямых лучей, внутри корабля была настоящая баня, но это самая малая цена за сохраненные жизни.

– Без риска жизнь – не жизнь, – улыбнулся Саша.

В этот момент свет с синеватого сменился на красный и заревела тревога.

– Опять! Да дайте нам уже нормально вернуться домой! – запричитал Мирон.

Отработанными движениями космонавты запустили себя вдоль узкого коридора. Мирон вцепился в приборную панель.

– Корональный выброс!

Саша сверялся с межзвездным календарем. Он несколько раз пробежался глазами по одному и тому же месту.

– Нет, не должно быть.

Мирон выхватил у него календарь, что-то пробурчал, а потом швырнул его.

– С таким же успехом можно было гадать на кофейной гуще. Готовность первой степени, мы меняем курс!

Космонавты натянули скафандры, втиснулись в гидравлические кресла и приступили к перерасчету предстоящего полета.

– Главное, не переборщи с топливом! – шептал Мирон.

– «Внимание! Зарегистрирована опасная звездная активность», – сообщил электронный голос бортового компьютера.

– Ну, что там?

– До запланированного гравитационного маневра еще минимум час. Если мы задействуем химический двигатель сейчас, то израсходуем почти все топливо. При посадке можем недостаточно загасить скорость падения.

– Мы сможем сделать дополнительные пульсации на ионном двигателе?

– Да, но если мы слетим с курса, то пульсаций потребуется много и наша экспедиция затянется.

– Саша, сколько по времени?

– Месяц, может, полтора.

– Припасов должно хватить, давай!

– Ладно. Приготовиться! Перегрузка около 7 g.

Космонавтов вжало в кресла. Саша почувствовал, как все тело будто пронизывают тысячи маленьких иголочек. Он зажмурился, голова стала чугунной. В этот момент он представил, как прогуливается вдоль газона возле своего многоквартирного дома, а навстречу ему бежит дочка. Тут же рядом были его отец и давно умершая мама. Только жену он почему-то забыл представить. Ему даже стало стыдно, тогда он попытался представить и ее, но тут нагрузки спали, и он открыл глаза. В иллюминаторе у самой поверхности Солнца пронесся огненный вихрь. Отсюда он казался совсем маленьким и безобидным.

– Пронесло! Мирон, пронесло!

– Ага, пронесло, – медленно прошептал Мирон. Выглядел он бледным и едва живым.

– «Внимание! Зарегистрирована опасная звездная активность», – снова сообщил корабль.

Тут оба космонавта рассмеялись точно так, как дети смеются, когда попадают на не по возрасту экстремальный аттракцион. Они смеялись долго и не могли остановиться. Наконец, порозовевшей уже Мирон сказал:

– Да поняли мы, поняли, дорогой. Не утруждайся так.

И тут Саша взглянул в иллюминатор: огненный вихрь, состоящий из потоков раскаленной до температуры поверхности Солнца плазмы и тяжелых элементов, на огромной скорости несся на них. Еще десять секунд назад он казался маленьким и незначительным, а теперь это была огромная огненная стрела, готовая уничтожить все живое на своем пути. Саша выкрикнул имя товарища, но тут их тряхнуло так, как никогда раньше не трясло. На этот раз Саша успел представить себе образ жены, но на все остальное сил не хватило – он провалился в темноту.

 

2

Гена неуверенно мялся у входа в лабораторию. Тяжелая дубовая дверь угнетала, давила. Марк Пенхасович точно там, за ней. Где ему еще быть посреди дня? Студенты знали, что их научного руководителя непросто загнать на второй этаж в его маленький кабинет и заставить заниматься бумажной работой, что горазо охотнее он занимался своими экспериментами здесь, внизу. Однако зайти было необходимо – Гена так и не определился с темой дипломного проекта, а времени оставалось все меньше. Квасин Марк Пенхасович понадеялся, что Гена проявит самостоятельность и сам выберет интересующую его тему, но надежды не всегда оправдываются. Гена учился неплохо, однако был слишком пассивным, ленился. Когда подворачивались интересные темы, он ненадолго оживлялся, но ему все быстро наскучивало.

Внезапно дверь распахнулась. Марк Пенхасович налетел на Гену, отскочил обратно вглубь кабинета, резким движением сдернул очки с носа и нахмурил мохнатые седоватые брови. Перед ним стоял высокий тощий молодой человек двадцати двух лет от роду. Он сутулился, и по каждому его движению было видно, что чувствует он себя неуверенно, не знает, куда деть руки, и вообще выглядит, как только что нашкодивший кот. Марк Пенхасович решительно прервал невнятную оправдательную тираду.

– Ты мне просто скажи, тему выбрал? Да? Нет?

– Нет, Марк Пенхасович, так и не выбрал.

– С этого и надо начинать. Заходи, поговорим.

Гена вошел в лабораторию. Это было просторное квадратное помещение, посреди которого стоял массивный стол с аккуратно расставленными на нем колбами, пробирками и приборами неизвестного назначения. Широкие ставни пропускали солнечный свет, который обливал лучами весь этот парад исследовательских инструментов. Рядом находились два потрепанных кресла, куда уселись Гена и Марк Пенхасович. Рядом метался Голодный – пес, которого еще щенком подобрал Марк Пенхасович. Ел он как не в себя и при этом оставался очень худым.

– Голодный, сколько раз я тебе говорил, что тебе не место в лаборатории! – ругал его Марк Пенхасович. Но дальше угрожающей риторики и поднятого вверх указательного пальца дело никогда не доходило. Поругав собаку, Квасин перешел к студенту.

– Вот ты мне скажи, Гена, оценки у тебя неплохие, дисциплина тоже не хромает, даже нашей вахтерше Алине ты понравился, а ты знаешь, что ей никто не нравится. Но как дело заходит о чем-то глобальном, например, о твоем дипломе, ты вдруг теряешься, пропадаешь куда-то, и слова из тебя не вытащить. Почему так?

Вопрос был риторический. Гена молчал. Не впервой ему было слушать поучения взрослых и умных людей (а Марк Пенхасович обладал незаурядным умом, это факт), и он знал, что оправдываться смысла нет, будет только хуже. Без особого труда он скрыл набегавшее на лицо выражение скуки и отстраненности. Замечания нужно слушать с максимальным вниманием, иначе собеседник подумает, что ты пропускаешь его слова мимо ушей.

– Нечего сказать? Отец у тебя очень грамотный специалист, он всегда умел думать наперед, поэтому и тебя к нам в институт отдал.

Стандартная апелляция к семье. Дескать, они вон какие, а ты вот какой. Не позорь родных и пошло-поехало.

– А дело-то – раз-два и растереть. И ладно, если бы мы весь мир изучили, вселенную перекопали вдоль и поперек. Нет! За последние двадцать лет научных открытий сделано больше, чем за всю предшествующую историю человечества. Воду и полезные ископаемые из комет мы уже научились добывать? Научились! Искусственное мясо есть? Есть, да еще какое! Черные дыры изучаем? Изучаем, хоть они и чернее черного и ни черта около них не видно. Тем столько, что не знаешь, за что хвататься. А мы с тобой застряли на таком простом этапе! Неужели тебя ничего не интересует? – Марк Пенхасович положил руку на плечо своего подопечного.

Гена удивился: старый ученый не просто хотел влить Гене в уши все, что у него накипело, похоже, он действительно пытался поговорить с ним по душам. К этому Гена оказался не готов. Тут не отмолчишься.

– Знаете, я пытался в ветроэнергетику, но вы и сами понимаете, сколько турбину не крути, а против закона Беца не попрешь. Интересовался биоэлектрохимией, но, оказывается, Кунц и еще несколько ребят с параллели уже заканчивают сбор прототипа биогазовой электростанции. Ядерная энергетика – давно пройденный этап, ядерные реакторы скоро будут ставить вместо движков в автомобили. Понимаете, особо никуда не сунешься… – еще по ходу своей речи Гена понял, что свернул куда-то не туда, поэтому, когда пришла пора заканчивать, он поспешно отвел глаза.

Побагровевший ученый откинулся на спинку кресла. Оно недовольно скрипнуло. Марк Пенхасович не был высок, не был он и крепко сбит, но вся его фигура, несмотря на почетный возраст, говорила о большой энергии, таких людей называют «живчиками». Скулы Марка Пенхасовича напряглись. Гена уже подумал, что станет первым студентом, которому удалось вывести из себя известного ученого. Но не тут-то было.

– Я тебе только что перечислил, сколько всего интересного есть на свете. А ты мне, да, дескать, так и есть, но вот в нашей сфере-то уже все давно изучено. Так не пойдет. Я же вижу, что ты поверхностно пробежался по темам и утух. Ядерная энергия у него пройденный этап! А ты знаешь, что ребята с третьего курса уже провели эксперименты, которые доказывают, что можно использовать необогащенный уран для проведения ядерных реакций без потерь по КПД? Его даже газифицировать в гексафторид не нужно. Мы в четверть урезаем производственную цепочку, экономим массу средств и при этом почти не теряем в итоговой производительности. И еще параллельно они отдали на аутсорсинг, как бы выразились наши западные коллеги, задачку с идущим в отвал желтым хеком. И за нее всерьез взялась молодежь всего университета. Вот тебе и изученная вдоль и поперек ядерная энергетика! Я могу ткнуть пальцем в любую область, в любой техпроцесс и найду, как его улучшить. Может, не все из этого потянет на диплом, но задачек для курсовых я таким методом найду сотню. Ну, а что с Солнцем? Разве там ты тоже ничего не нашел? Или и не смотрел?

Тут Гена припомнил, почему Марк Пенхасович является тем, кем является, и почему он задал именно этот вопрос. В 2007 году, будучи молодым аспирантом, Марк Пенхасович покинул родные стены университета и отправился путешествовать за границу. Тогда это было возможно и даже поощрялось. Первым делом он отправился в Соединенные Штаты, но пробыл там недолго. Как и все молодые студенты, он предполагал, что в этой стране находится все самое передовое и научно-технологичное. Он ошибся. Германия, стремительно растущий Китай, Италия, Испания, Франция, Южная Корея (Северная в то время все еще была закрыта для всего мира) – два года он колесил по незнакомым землям. Интересовал его на тот момент один из самых перспективных, «зеленых», способов добычи энергии – гелиоэнергетика. К великому сожалению Марка Пенхасовича, правительства большинства посещенных им стран отдавали гелиоэнергетику на откуп частным корпорациям, которые не готовы были вкладывать огромные деньги в проекты, не приносящие больших прибылей в короткий срок. Поэтому солнечные батареи хоть и производились с промышленным размахом (иначе и быть не могло, на тот момент это были технологические сложные устройства, которые не соберешь у себя в гараже на коленке), но использовались кустарно. Богачи-частники, владельцы плантаций и больших загородных резиденций часто устанавливали батареи на крыши своих домов, чтобы продавать электричество государству или чтобы потешить свое эго, причисляя себя к модной «зеленой волне». И лишь единицы альтруистов видели в этом возможность перехода на принципиально новые способы добычи энергии. Марк Пенхасович же мечтал о настоящих солнечных заводах, он сумел заразить своими мечтами многих и вскоре вернулся в университет, собрав команду энтузиастов разного пола, возраста и гражданства. Таким образом сложилась первая международная научная исследовательская лаборатория УЭИвОЭ – Университета экспериментальных исследований в области энергетики. Соединив эти свежие мозги с производственными мощностями университета, уже через год Марк Пенхасович добился первых результатов. Через три года его научные открытия прогремели на весь мир, а сам он стал известен как отец гелиоэнергетики (по крайней мере, в СССР).

– Так что там с нашим небесным светилом? – вывел Гену из ступора голос наставника.

– Вы же сами знаете - лучше разработанных вами монокристаллических кремниевых фотоэлементов ничего не придумано.

– Так надо придумать!

Гена прямо-таки потерялся. Действительно! Как он раньше не догадался, что для того чтобы написать отличный диплом, нужно просто взять что-то непридуманное и придумать! Гениально!

– Метод Квасина! Ох, как давно это было. Я, наверное, и не вспомню сейчас, как эти кристаллы выращивать. Да теперь уж это и не кустарщина, как у нас была, – отвлекся Марк Пенхасович.

Гена кивал. Как он ни старался, сконцентрироваться на разговоре у него никак не выходило. Он все представлял себя в желтом пуховике. Хоть на улице уже весна, но пуховик этот он твердо решил себе заиметь. Все рты поразевают!

– Так, сделаем следующим образом, я дам тебе номер одного моего товарища, он был моим лаборантом…

Тут завопила сирена. Гена и Марк Пенхасович одновременно вскочили. Не проронив ни слова, они вышли из кабинета и тут же влились в людской поток, который понес их вниз по широким, залитым солнечным светом ступеням. Подвальное помещение тоже было заполнено различными лабораториями, а вот еще ниже находилось бомбоубежище. Сюда не без труда, но все же помещались все учащиеся вместе с преподавательским составом и работниками университета. Тысячи голосов сливались в один мощный и всепроникающий гомон, который глушил, давил, даже пугал, но стоило тебе к нему присоединиться, и ты тут же становился его беззаботно плывущей частичкой.

Так и Гена, вначале немного ошарашенный резким переходом от беседы один на один в лаборатории к путешествию в составе многоликой толпы в бомбоубежище, тут же успокоился, заприметив пробирающегося к нему друга.

– А я тебя издали еще заметил, разок потерял, но от меня не уйдешь, – сказал Денис, пожимая Гене руку. – Здравствуйте, Марк Пенхасович! – Денис махнул рукой.

Марк Пенхасович, стесняемый со всех сторон молодыми и напористыми людьми, кивнул головой в знак приветствия. Гене всегда казалось, что ученый недолюбливает Дениса.

Денис наклонился поближе к Гениному уху. Гена расслышал только: «…такое покажу, ты офигеешь...», а потом Денис заговорщически улыбнулся. Этого было достаточно, чтобы возбудить интерес. Наконец, толстая железобетонная скорлупа укрыла людей от возможной атаки с воздуха, масса стала делиться на группы. Большинство студентов устроились в огромном, построенном по подобию амфитеатра, центральном зале. Тысяча глаз устремилась на экран. Гена не заметил вспышки экрана, он был устроен так, чтобы не отвлекать своим мерцанием тех, кто не концентрирует на нем зрение. По такому же принципу работал и звук: никаких колонок, у каждого студента были портативные наушники, которые можно было подключить к любому каналу. Дениса нигде не было видно, и скоро Гене надоело его выискивать. Он достал из кармана коробочку с наушниками и подключился к передаче.

– «После непрогнозируемой солнечной активности была потеряна связь с членами экипажа корабля «Рывок-2». На данный момент восстановить связь так и не удалось. Однако, по словам специалистов станции космической связи, волноваться пока не о чем.», – сообщила симпатичная девушка.

Картинка сменилась: на фоне блока пультов с разноцветными мигающими кнопочками появился мужчина среднего возраста. Титры внизу говорили о том, что это ведущий специалист отдела дальней космической связи.

– «Еще на пути к Меркурию мы неоднократно теряли связь с «Рывком-2», и не только с ним. С «Рывком-1», который благополучно приводнился неделю тому назад, у нас не было связи около месяца. Причин тому может быть множество, но основная – это несовершенство нашей системы дальних космических ретрансляторов. Периодически они дают сбой или вовсе выходят из строя, и это вполне нормально, ведь система совсем новая и не обкатанная. После недавней вспышки, которая тоже может влиять на возможность связи, мы не смогли связаться с экипажем «Рывка-2». Но в то же время мы потеряли связь и с «Рывком-3», который только на полпути к Марсу. С этим кораблем связь уже восстановлена. Так что повода для паники нет. И я призываю граждан не делать преждевременных выводов».

Мужчину снова заменили на симпатичную девушку. Она продолжала щебетать что-то о космических годах, парсеках, количестве вещества, выброшенного Солнцем, но ее уже никто не слушал. Вся аудитория машинально обернулась к Марку Пенхасовичу. Каждый знал, что знаменитый ученый является отцом не менее знаменитого сына – космолетчика Александра Квасина. Гена тоже уставился на него, но тут же отвернулся. Ему не хотелось глазеть на побледневшего наставника. Марк Пенхасович встал, откашлялся и вышел из зала. Тут же началось шебуршание, по рядам прошел шепот, постепенно перерастающий в гул.

Место Марка пустовало недолго, на него уселся Денис, шутливо толкнув Гену в бок. Гена хотел было поговорить о нехорошей новости, но Денис сразу же его оборвал:

– Не колеблет! Идем со мной.

Он протащил Гену по узенькому коридору, втолкнул в туалетную комнату и заперся с ним в одной из кабинок. Места здесь практически не было, их разделяла узенькая полоска воздуха.

– Что такого срочного?

– Смотри! – Денис пошарил в карманах и достал целлофановый пакет.

Тут у Гены екнуло сердце.

– Это что?

– А то ты не понял!

Гена внимательно рассматривал зеленые бумажки: они были такими красочными и необычными. Ему ужасно хотелось их подержать, но он боялся, что оставит отпечатки.

– Ты знаешь, что за такое полагается?

– А как не знать, когда предупреждения об этом только что в азбуке не клеят? Да расслабься ты. Понимаешь, мы так очень сильно сэкономим. Если платить монетами, то ценник здорово накручивают. Им ведь потом самим нужно валюту конвертировать, чтобы купить товар, понимаешь?

– Понимаю. Все равно, это не шутки. Ты бы еще электронными закупился.

– Я же не идиот! Электронные отследить в разы легче. Кстати, после недавнего столкновения в Корее ценник опять взлетел. Так что будь готов. Да чего ты раскис-то? Мы с тобой будем самыми модными ребятами на районе!

– Я не раскис. Просто думаю о Марке Пенхасовиче. Очень уж он в лице изменился, когда эту новость услышал.

– Какую новость?

– Ты что, не смотрел?

– Нет, мне было не до этого. Я в библиотеке сидел, вот эти вот самые тихонько пересчитывал, – Денис сунул пакет с деньгами в карман.

Когда они, толкаясь и пыхтя, выбрались из туалета, народ уже начал выходить из убежища. Учения были окончены.

– Расползутся по своим аудиториям. Трутни! Идем, Генка, у нас есть дела поинтереснее, – говорил Денис, когда они шли по большой парадной первого этажа.

– Погоди. Может, не сегодня? У меня диплом на носу, а я еще даже тему не выбрал.

Денис только махнул рукой, приглашая друга к выходу.

 

3

Саша проснулся вместе с кораблем. Он понял это по мерцающим приборам освещения и мониторам. Рядом, обмякший, сидел Мирон. Свет красный, но сигнала тревоги нет, и бортовой компьютер оставался нем. Саша выбрался из кресла, ухватился за руку Мирона. Сквозь скафандр виднелся экран ИАСО, индивидуального анализатора систем организма. Показатели были занижены, но Мирон был жив. Тогда Саша прислонился к иллюминатору. Солнце почти не изменило своих очертаний, а вот Меркурий из щита, за которым можно было прятаться от убийственных лучей, превратился в слабо заметный шарик. Только теперь Саша заметил, сколько по кораблю летало всякого мелкого хлама.

– Мы просто чудом не рассыпались, – вслух сказал он.

– Да. Думаю, лимит чудес на этот полет исчерпан, – хрипло ответил только что пришедший в себя Мирон.

– Хорошо, что ты в норме, – Саша уже вернулся в кресло. – Мне нужно скорректировать наш курс, с каждой секундой мы можем все дальше удаляться от намеченного маршрута.

– Сигнал с Землей мы потеряли, не могу восстановить, – Мирон быстро включился в работу, но тут же отвлекся. – Что за чертовщина? – он указал на иллюминатор.

Метрах в ста от корабля летел едва заметный во тьме предмет. Он был либо очень темным, либо прозрачным, поэтому Саша не заметил его сразу.

– Метеороид?

– Такой гладкий, будто отшлифованный. Не думаю.

Космонавты, как заколдованные, уставились в иллюминатор. Похожий на артиллерийскую гильзу предмет летел вслед за ними, он не отклонялся, не менял скорости, будто бы его привязали к носу корабля, а чтобы он не ударился о его борт, прикрепили распорку.

– Он движется точно рядом с нами, не быстрее и не медленнее. Первый раз такое вижу.

– Возможно, его подхватил поток коронального выброса. Включи-ка сканер.

Продвинутая система сканирования пережила столкновение с раскаленным потоком плазмы без потерь и сработала как надо. «Рывок-2», которым управляли Мирон и Саша, был нашпигован самой продвинутой техникой. Более совершенным был только «Рывок-3», который после путешествия к Марсу должен был высадить там живых людей, а не роботов, а затем вернуть их обратно. И все это при одноступенчатой схеме запуска, на этом делался особенный акцент, поскольку Запад добился примерно тех же успехов, но их корабли все еще сбрасывали ступени по ходу космического полета. «Будущее космонавтики за многоразовыми кораблями!» – такой лозунг передавался из уст в уста среди космических инженеров. «Рывок-2», как и его младший брат, имел продвинутую систему дистанционного зондирования, работавшую как в видимом, так и в тепловом инфракрасном диапазоне. Вскоре на экране появились первые результаты.

– Сканер дал ошибку? – нахмурился Мирон.

– Нет, но он ничего не видит. Вот, взгляни, как будто эта штуковина попала в слепую зону. Ясно, что здесь что-то есть, но поток частиц отражается от ее поверхности.

– Ладно, давай сперва займемся действительно важными делами.

Космонавты скорректировали маршрут. К большому сожалению обоих, полет домой затягивался почти на два лишних месяца. Это означало не только увеличение продолжительности и без того изматывающей экспедиции, но и сокращение суточного рациона. Вдобавок к этому климатическая система корабля стала сбоить еще сильнее. Ею нужно было заняться в первую очередь. Мирон взял на себя эту часть работы, у него периодически шла носом кровь, но он отказался от предложения Саши отдохнуть. «Работа – лучшая терапия», – сказал он и направился в технический отсек. Саша занялся уборкой головного отсека, мелким ремонтом, а заодно перезагружал по очереди все системы. К его удивлению, корабль оказался гораздо прочнее, чем они с Мироном себе представляли.

Они удалялись от Солнца, становилось ясно, что теперь им стоит бояться не жары, а холода. К счастью, Мирон работал быстро и умело, климатическая система пришла в норму, но включали они ее лишь на несколько часов, а потом давали перегруженным батареям отдохнуть. Все последующие сутки кропотливой работы космонавты постоянно выглядывали в иллюминатор, где их неизменно ожидал прилипчивый осколок камня. Связаться с Землей так и не удавалось. Наконец, когда все стало приходить в норму, у Мирона и Саши появилось немного свободного времени, однако любая тема так или иначе перетекала в разговоры про осколок. Он действовал им на нервы.

– Корабль постепенно меняет траекторию, но объект остается на том же расстоянии, – сказал Саша за коротким перекусом.

– Хочешь сказать, он подгоняет свою траекторию вслед за нами?

– Очень похоже на это.

– Такого не бывает.

– Я тоже так думаю, но то, что мы видим буквально в ста метрах от нас, говорит об обратном.

– Давай не делать поспешных выводов. Как ты можешь это объяснить?

– Даже если предположить, что начальное ускорение ему задал корональный выброс, то… Не знаю, у него явно нет двигателя или чего-то подобного. Возможно, он может менять свой центр тяжести и таким образом удерживает одно и то же расстояние. А ты что думаешь?

– Я думаю, у нас массовая галлюцинация.

– Ха! Отличная гипотеза.

– У тебя не лучше: разумный камень, меняющий свой центр тяжести.

– Мы не уверены, что это камень.

– А что тогда? Космический корабль?

– Через сорок восемь часов мы будем менять орбиту и набирать скорость. Если он повторит наши маневры, в чем я сильно сомневаюсь, нам нужно его захватить.

– Ты хочешь втащить его внутрь? Может быть, хватит приключений?

– То, что я описал, практически невозможно. Давай сначала посмотрим, а потом уже решим.

Мирон пожал плечами и закинул в себя остатки сублимированной каши.

 

4

Гена и Денис стояли на мраморной площади. Могучее здание университета с двумя двенадцатиэтажными башнями кидало на них свою тень. Его колонны, отсылающие к античности, тянулись вверх и придавали строению недостающей легкости. Над входом большими каменными буквами было выложено: УЭИвОЭ. Здесь готовили отличных специалистов, которые после окончания учебного заведения должны были нести просвещение и внедрять инновации по всему Земному шару. Гена чувствовал себя мелкой букашкой в тени этого гиганта, во всех смыслах.

– Не стой столбом, я договаривался на два часа дня, а уже половина, – крикнул ему Денис, закуривая сигарету. Ему явно не терпелось поскорее расстаться с содержимым своего кармана.

Гена еще раз кинул взгляд на университет и бросился вдогонку за другом. Ловко выхватив у Дениса предложенную сигаретку, Гена зашагал рядом. Солнце грело уже совсем по-весеннему и оба молодых человека, жмурясь, откровенно наслаждались этими теплыми лучами. Быстрым шагом они пересекли площадь Мира, с другой стороны которой раскинулся большой одноименный парк. Это был центральный район города. Людей на улице было немного, молодежь, баловни жизни, как и Денис с Геной, встречались редко, в основном гуляли мамы с маленькими детьми, старики со старухами прохаживались, вдыхая увядающими легкими весенний воздух. Остальные учились или работали.

Подошли к Черниговской – небольшой старинной улочке. Она была застроена старыми двухэтажными кирпичными домами. В конце улицы встречались даже деревянные, совсем одряхлевшие избушки. Этот район был официально закрыт, большинство зданий заброшено, людей отсюда постепенно переселяли в другие дома, а здесь планировали строить новый жилой комплекс с небольшим парком вокруг. Во дворах росли неухоженные деревья с ветвистыми кронами, закрывающими эту местность от солнца и посторонних глаз. Талый грязный снег не убирался. Гене казалось, что из солнечного города они переместились в какой-то параллельный сумеречный мир. Денис резко свернул к одному из домов с выбитыми стеклами. Они вошли в подъезд. Шум, доносившийся сверху, пугал Гену, а вот Денис улыбался как ни в чем не бывало, будто попал в родной дом. Кто-то переговаривался, смеялся. На втором этаже Денис зашел в единственную незаколоченную дверь. Посреди комнаты стоял ободранный диван, всюду валялся мусор. На диване сидели двое ребят, один, прыщавый, возрастом как Денис с Геной, другой, с длинными волосами, старше. Они тут же прекратили разговор, и длинноволосый скрипучим голосом обратился к Денису.

– Я думал, вы уже не придете.

Денис подошел, пожал руку сначала длинноволосому, а затем прыщавому.

– Так это твой друг? Тоже нравятся западные цацки, да? – теперь длинноволосый обращался уже к Гене.

–Ну да. Таких пуховиков у нас нет.

– Это да, это ты прав. Таких у нас нет, – длинноволосый тянул звуки и показался Гене заторможенным. Его собеседник вообще не обращал на них внимания и прятал глаза.

Будто услышав мысли Гены, длинноволосый оживился. Он подскочил, ухватил Гену своей потной горячей ладонью за руку.

– Джуд меня зовут. И ты так зови, – он достал из-за дивана большую походную сумку, распахнул ее и вытащил оттуда пару ярко-желтых пуховиков, завернутых в полиэтиленовую пленку.

Гена успел заметить в сумке целый ворох зарубежных вещей. Там точно был беспроводной аудиоплеер, разноцветные пачки жвачки, бутылка «Coca-Cola» или какой-то другой похожей газировки.

– Примерьте. Не стесняйтесь. Барсук, что у нас там?

Из кухни высунулось маленькое неприятное лицо. Гене сразу же стала ясна причина происхождения такого позывного. Барсук огляделся, явно недовольный наличием пары посторонних глаз.

– Все скоро будет готово, – промямлил он и скрылся за стенкой.

Из кухни шел резкий неприятный химический запах.

Гене очень не нравилось это место, ему хотелось побыстрее отсюда убраться. Он быстро разорвал полиэтилен и натянул на себя куртку. Она была ему впору, но сидела не слишком хорошо. Он ощупал рукава: для суровой русской зимы такого слоя утеплителя будет недостаточно. Хотя, может быть, это какой-то особенный утеплитель? Может, его больше и не нужно? Он погладил холодную искусственную кожу. Вроде бы ничего особенного, но почему-то здесь таких курток не делают. Не умеют? Да нет, с качеством одежды все хорошо, но все же она какая-то не такая. Слишком однообразная, тусклая. Денис тоже нацепил на себя куртку, несмотря на его нескладную фигуру и узкие плечи, на нем она смотрелась лучше.

– Все, девчонки, хватит прихорашиваться. Берете?

– Да, я беру, – ответил Денис. Гена согласно кивнул.

– Отлично. С вас по пять тысяч монет.

– Сколько?! Еще вчера было три! – возмутился Гена.

– Было три, стало пять. Скажи спасибо своим братьям из Северной Кореи. Если дальше так дело пойдет, то ты вообще ничего не увидишь, кроме своей квадратной дубленки.

– А если так? – Денис вытащил из кармана пакет.

Джуд аккуратно его развернул, и лицо его просияло.

– Всегда приятно вести дела с людьми в теме.

– Да! Вонючие крысы! – невпопад выпалил прыщавый. Гена заглянул в его мутные глаза: в них было пусто.

– Закрой пасть! – рявкнул Джуд. – Не обращайте внимания, парень немного не в себе. Итак, как и обещал, делаю скидку. Сто пятьдесят вместо двухсот положенных. И куртка твоя.

Денис отсчитал положенное количество купюр и выдал их Джуду.

– Носите с удовольствием, – пропел Джуд, жадно пересчитывая купюры. – Ну, а ты что? Отдам за четыре тысячи монет.

– У меня только три с небольшим.

– Очень жаль. Ну, иди, копи, попроси у мамы с папой или как вы там, студентики, зарабатываете? Барсук! Сколько еще ждать?

Гена и Денис не слышали, что ответил Барсук, они уже спускались вниз по лестнице.

– Пять тысяч. Пять! Нет, ну это уже слишком. Это средняя месячная зарплата, – бурчал Гена.

Слушай! – Денис остановился. – Хочешь, я тебе займу? У меня тут немного осталось, если вместе сложимся, как раз должно хватить.

– Нет! – отрезал Гена и пошел дальше. – Не собираюсь я ни у кого занимать. Сам накоплю.

– Как? Пойдешь в ночную смену работать? Так без документов не возьмут, а узнают, что ты студент, начнут вопросы задавать. А там, глядишь, и люди из комитета молодежи заинтересуются.

– Да. Ты прав… Вот барыги несчастные, она ведь уже пошита, сюда привезена, вот она, лежит. И он просто так, еще не понеся никаких расходов, накручивает цену. Сволочь!

– Зря ты так на них взъелся, им тоже нужно зарабатывать. Сейчас будут проблемы с новыми товарами, вот они и страхуются. Забудь ты про эту куртку.

– Легко сказать! Рядом со мной теперь постоянно шарахается товарищ, который в эту куртку одет.

– Ну и черт с ней! – Денис сорвал с себя куртку и уже хотел было бросить ее на грязный снег, но Гена его остановил.

– Не надо. Все-таки вещь! Ты просто пойми, я ведь на эту куртку надеялся. Думал, сейчас надену ее и сразу как-то все изменится, девчонки начнут на меня по-другому смотреть и все такое.

Денис кивал и делал вид, что все понимает, хотя у него проблем с женским вниманием не возникало вне зависимости от носимой одежды.

– Куча дел, а я, как дурак, за этой курткой гоняюсь, – сетовал Гена.

– Приходи завтра ко мне в гости. К нам приезжает студент по обмену, аспирант из Бразилии. Говорят, светлая голова, где только не бывал. Молодой, а уже полмира объездил, как твой Марк Пенхасович.

Гене стало чуть легче. Он уже заглянул в светлое будущее, где справился со всеми проблемами, познакомился с интересным человеком из другой страны, защитил диплом, и куртка у него гораздо интереснее той, что висит на плечах у Дениса.

– Хорошо, зайду. А теперь мне правда пора. Нужно разгребать долги.

 

5

– Я еще несколько раз пробовал сканировать объект. Когда мы отклонялись, он удалился от нас ненадолго, но потом вернулся на прежнее расстояние.

– Угу. - Мирон был не в духе: сеанс связи вновь не состоялся.

– Это явно что-то, с чем человечество еще не сталкивалось. Я думаю, это может быть важнее, чем вся наша экспедиция.

– Ладно, как мы его захватим? Вдруг эта штуковина начнет брыкаться? Может, он к нам примагнитился и ты его с места не сдвинешь?

– Попробовать стоит. Я захвачу его с корпуса, на ранце.

– Ты с ума сошел? Давай отправим Антоху? – Мирон кивнул в сторону технического отсека.

Там, уже законсервированный и готовый к посадке, стоял многофункциональный модульный робот АН-1000, в среде космонавтов прозванный Антохой.

– Ты не хуже меня знаешь, что он не предназначен для работы в открытом космосе. Его удел тихонько катиться по поверхности Меркурия и собирать грунт.

– Можно вытянуть его на стреле.

– Тогда придется поворачиваться, нам ни к чему тратить топливо, и маневры эти могут его спугнуть.

– Ты говоришь, будто это зверь какой-то. Может, оно и к лучшему – спугнуть его, а? Эх, не нравится мне эта затея.

– Ты командир, тебе решать.

– Ладно, мы ведь сюда отправились не чтобы чаи гонять, а науку вперед двигать. А этот камень за бортом точно где-нибудь да поможет продвинуться. Иди, натягивай скафандр.

Саша вздрогнул, когда дверь шлюза за спиной захлопнулась. Она сделала это едва слышно, он до долей секунды знал, когда разлетится этот тихий шипящий звук, но все равно испугался. Сбоку вытянулась армированная трубка, космонавты называли ее «линией жизни». Эта ниточка была единственным, что соединяло космонавта и корабль. Саша подключил скафандр к трубке. Зашумел всасывающийся воздух. Над дверью впереди загорелся зеленый свет. Саша повращал плечами, как боксер, готовящийся выйти на ринг. К спине скафандра был плотно пристегнут большой ранец, весил он килограммов 60-70, но в невесомости это значения не имело. Дверь открылась, и вот перед ним предстала бездонная чернота космоса. Приходилось бороться с собой, чтобы шагнуть туда, вне зависимости от того, первый это твой шаг или сотый. Саша шагнул, ухватился за перила и почувствовал, как его тянет за собой корабль. Находясь на огромном расстоянии от других движущихся объектов, оценить, с какой скоростью ты несешься сквозь пространство, очень сложно. Он проходил тысячи километров за секунды, но не ощущал этого. Саша разжал пальцы и тут же ухватился за рукоятки, торчащие из ранца за спиной. Джойстиками он выбрал примерное направление и совсем легонько нажал на кнопку. Сашу быстро бросило вперед к загадочной окаменелости.

Он снова замедлился, на секунду потеряв объект из виду, но тут же нашел его – он двигался вслед за кораблем.

– У тебя там все нормально? – загудел в шлеме голос Мирона.

– Да, все хорошо, двигаюсь к объекту.

В три коротких прыжка Саша оказался около осколка. Точнее, должен был оказаться…Осколка нигде не было! Саша периферийным зрением взглянул на корабль. Он увидел маленькое смотровое окошко, к которому сейчас, скорее всего, прилип Мирон.

– Я его потерял. Не вижу.

– Погоди… Он был здесь секунду назад. Прямо там, где ты сейчас.

– Неужели спугнул? – возмутился Саша. Он никак не мог допустить мысли, что действительно можно спугнуть камень.

Саша ухватился пальцами за рычажок поменьше. Управление в толстых перчатках давалось нелегко, но он потратил не одну тысячу часов на оттачивание этого навыка. Рычажок отвечал за развороты вокруг своей оси. Он немного толкнул его вправо и тут же услышал самый страшный звук в своей жизни – звук рвущейся материи. С испугу тут же дернул рычаг в обратном направлении. Его резко крутануло на месте, на этот раз звук был резче и короче. Завибрировал ИАСО, а на шлеме скафандра тут же проецировались буквы: «потеря герметичности».

Саша глубоко вдохнул – так их учили. Паника – главный враг. Тут же перед самым своим носом он увидел загадочный предмет. Он его не спугнул, просто вблизи разглядеть его было ничуть не легче, чем из иллюминатора. Это был не камень, скорее, стекло. И вовсе не черное. Зеркало, отражающее настолько идеально, что трудно было отличить, с какой стороны отражаемый объект, а с какой – само отражение.

– Саша, что случилось? Отвечай!

– Я повредил скафандр, – Саша ударил себя по груди. Вырывающийся из дыры в скафандре поток кислорода уже начинал оттаскивать его от объекта. После удара поток иссяк, а шея скафандра раздулась почти по самые плечи, всосав последний кислород.

– Я отключил подачу воздуха.

– Дыши спокойно, у тебя четыре минуты, может, пять. Скорее прыгай в шлюз. Забудь про этот проклятый камень.

– Я его нашел, он прямо передо мной.

– Ух! Хватай его и больше ни слова, экономь воздух.

Саша аккуратно обнял осколок. Он был граненым и, судя по всему, очень острым. На секунду Саше показалось, что он может столкнуться с неведомыми силами, что осколок, подобно Экскалибуру, застрял в самом пространстве и ему не удастся его сдвинуть с места. Но осколок легко поддался Сашиным манипуляциям. Закрепив его на груди, Саша совершил два длинных прыжка к борту корабля, попутно стараясь не запутаться в исхудавшей «линии жизни». Третий прыжок должен был быть особенно филигранным. Меньше всего ему хотелось отскочить, как шарик, от борта корабля и начинать все снова, только уже почти без кислорода. По лицу сроился пот, Саша понял, что уже не контролирует дыхание. Наконец, он надавил на кнопку и плавно вскочил в открытый шлюз, отсоединил шланг, тот резво скрылся в стене, и внешняя дверь шлюза тут же закрылась. У Саши закружилась голова, но тут послышалось спасительное шипение.

– Погоди, не вдыхай. Дождись достаточной концентрации. И брось уже этот камень.

Саша не заметил, как инстинктивно со всей силы прижимает его к себе, как своего ребенка. Отстегнул осколок, и тот завис в воздухе.

– Можно.

Саша ударил себя в грудь, шея скафандра сдулась, и сквозь обширную дыру на плече Саша втянул в себя кондиционированный воздух.

–Никогда бы не подумал, что воздух может быть таким сладким.

– Мы нарушили несколько протоколов. Сперва я должен был тебя обработать. Тебя и твой чертов камень.

– Это не совсем камень.

– Без разницы. Клади его в контейнер.

Саша отцепил от стены один из углепластиковых контейнеров и вложил в него зеркальный осколок. «Будь он чуть длиннее, я бы остался сторожить его в шлюзе до самой посадки на землю», – подумал Саша.

– Давай так. Ты сейчас снова активируешь резервный клапан, а я врублю дезинфекцию. Договорились?

– Ага.

Саша вновь ударил себя по груди. На всякий случай он закрыл рукой порванное плечо скафандра. Шлюз наполнился сероватым дымом: мельчайшие капли уничтожали всевозможные вредоносные бактерии и вирусы. Затем шлюз наполнился фиолетовым светом.

– Так уж и быть, я сокращу время процедуры, но только потому, что ты можешь задохнуться.

Внутри корабля Сашу ждал насупившийся Мирон, но напускное недовольство быстро прошло. Мирон оттолкнулся от стены и влетел в Сашу, заключив его в крепкие объятия.

– Я поседел, пока ты там возился! Честно, я проклял себя за то, что разрешил эту вылазку.

Саша с трудом высвободился из объятий. Он взглянул на лысую голову товарища и только усмехнулся.

– Показывай, что там у тебя.

Саша выловил висящий в воздухе контейнер и передал Мирону. Мирон внимательно осмотрел его. Вначале ему показалось, что он пуст и его сияющий друг на нервной почве потерял рассудок, но нет, если приглядеться, можно было увидеть заостренное граненое зеркало. Если его не трогать, то оно будто прозрачное, но если повертеть, то грани начинают мерцать, отражать свет. Мирон поднял глаза на Сашу.

– Ты когда-нибудь видел такое?

– Нет.

– Неужели оно искусственного происхождения?

– Море тоже создает очень гладкие камни и вообще много чего причудливого. Думаю, космос способен на большее.

– А может, это часть корабля прошлых экспедиций? Американский Меринер-10, а может, Мессенджер? Нет, последний разбился на поверхности Меркурия. Одни догадки, – Мирон оттолкнул от себя контейнер. – Знаешь, можешь называть меня суеверным, но мне кажется, что эта штука нам несет неудачу. Спрячь ее быстрее к другим образцам. А как вернемся, отдадим ее ученым, пусть уж они себе головы ломают.

Саша вертел контейнер в руках, любуясь световыми бликами.

– Слышал я, что космонавты суеверные… Ладно, ты прав, у нас еще много работы. Мне нужно написать отчет о том, как мы его обнаружили и захватили.

– Пиши, только убери его подальше. И скафандр свой тоже спрячь. Своими силами такие повреждения мы не починим.

Саша осмотрел руку и плечо. На нем не было ни царапины.

– Как думаешь, а что если бы кто-нибудь из «западных» порвал свой скафандр? Они ведь стоят огромных денег.

– Думаю, что там еще не настолько плохо, чтобы заставлять работников оплачивать поврежденные во время работы СИЗы.

– А ты представь, что остаток жизни часть зарплаты ты будешь отдавать на починку своего скафандра!

– Саша, Саша, если бы ты хоть немного интересовался экономией, ты бы знал, что мы делаем точно так же, только идет это все в общий котел. Не только на починку твоего скафандра, но и на бесплатную еду, образование, медицину, ну и так далее.

Саша почесал голову и нахмурился. Подобное он слышал, еще обучаясь в университете, но тогда ему было не очень интересно. Внезапно пульт управления озарился зеленым светом.

– Есть связь! – Мирон всплеснул руками.

 

6

Гена редко бывал в гостях у Дениса. Но такие посещения всегда врезались ему в память не в последнюю очередь благодаря убранству жилища. Просторная четырехкомнатная квартира на каждом квадратном метре удивляла посетителя каким-нибудь необычном предметом интерьера: то сделанные под старину венские стулья, то кухонный гарнитур с причудливыми узорами, картины, вазы, цветы, каких не увидишь в универмагах. Гена смотрел на все это раскрыв рот.

– Хватит глазеть, папа с Даниэлем уже ждут, – торопил его Денис.

За столом Гену встретили два похожих друг на друга человека с крупными чертами лица. Гену поразило это сходство, если бы не бросающийся в глаза темный цвет кожи Даниэля, он мог бы принять его за сына Казина-старшего. Оба они были крупными, приземистыми, разве что лицо Даниэля казалось более выпуклым и молодым. Мужчины смеялись и пили вино.

Казин-старший встал и широким жестом пригласил Гену садиться.

– Как хорошо, что вы пришли, ребята, а то я, наверное, совсем надоел своему собеседнику. Я всегда считал, что молодым нужно общаться с молодыми.

– Да нет, что вы! – заговорил Даниэль на чистейшем русском. – Вы ведь тоже еще очень молоды.

– Куда уж там. Гена, это Даниэль Грант, студент-аспирант из университета Сан-Пулу. Приехал к нам набираться опыта и делиться своим.

Если Даниэль и напоминал студента, то только такого, который оставался на каждом курсе по второму разу. Ни по поведению, ни по внешним данным он не походил на юного любителя науки. Гена пожал коричневатую мускулистую руку и сел за стол. Даниэль тут же налил вина ему и Денису.

– Ну же, ребята, не молчите, я приехал учиться, а как учиться у немых? Денис, скажи хоть пару слов о своей учебе.

– Я попал в институт преобразования кинетической энергии случайно, – в этот момент раскрасневшийся Казин-старший подмигнул сыну и разом осушил свой бокал вина. – По протекции отца, вернее сказать. Знаете, мне очень неловко, вы ждете от меня каких-то чудесных рассказов, а я, в общем-то, обычный студент, ничем не выделяющийся.

– Не стесняйтесь, Денис. Большое начинается с малого. А самые великие открытия начинались с самых банальных вещей. Просто расскажите, чем занимаетесь.

– Моя группа разрабатывает прототип установки, которая будет преобразовывать энергию морских волн в электричество. Принцип работы прост: мы помещаем установку на поверхность воды, она качается на волнах и приводит в движение шарнир, размещенный внутри. Он запускает генератор, который вырабатывает электроэнергию, ее можно кабелями отводить на сушу либо накапливать в аккумуляторах.

– Интересно!

– Да. Тут, как и всегда, весь вопрос в исполнении и коэффициенте полезного действия устройства. Мы подсчитали, что, используя хотя бы процент всей доступной энергии волны в мире, мы могли бы обеспечить энергией внушительные площади. Это было бы очень полезно для портовых городов…

Дальше Денис принялся расписывать всевозможные блага для человечества, которые неминуемо бы настигли его, будь их установка пущена в ход. Говорил он о вещах вполне известных и кое-где уже введенных в практику, но Даниэль кивал головой с такой силой и внимал с таким упоением, будто перед ним разверзались тайны вселенной. А сперва скромничающий Денис расходился все сильнее.

Гене было не по себе. Скоро очередь говорить подойдет к нему, и что он тогда скажет?

– Если честно, я до сих пор даже не выбрал тему своего выпускного проекта. И не присоединился ни к одной из команд, – все, что он нашелся ответить Даниэлю.

– Да он скромничает! – тут же вступился Денис, для которого роль слушателя теперь была слишком мелкой. – Знаете, кто его научный руководитель? Сам Марк Квасин!

– Неужели? Отец гелиоэнергетики?

– До него многие занимались вопросом использования энергии Солнца.

– Да, но он первым добился стабильного КПД в сорок процентов. Так сократить долю вынужденных потерь до этого не удавалось никому. Его способ выращивания кремниевых кристаллов вкупе с многослойной компоновкой ячеек сульфидами различных металлов в свое время произвели эффект разорвавшейся бомбы в научном сообществе.

– Верно, – Гена искренне удивился. Похоже, гость из Бразилии был неслабо осведомлен в этой области.

– Вы не хотите продолжить его деятельность? Не поверю, что он не подкинул вам какой-нибудь перспективной темы.

– Я бы с удовольствием, но, боюсь, мне не хватит мозгов.

Казины добродушно рассмеялись. Но Даниэль даже не улыбнулся.

– Мне кажется, вы на себя наговариваете. Молодые люди часто распыляются сразу на множество направлений. Поверьте, я знаю, ведь я сам еще очень молод, и меня периодически бросает из одной стороны в другую. Одно время я увлекался альпинизмом, посетил четырнадцать восьмитысячников. С удовольствием попробовал бы взобраться на Olympus Mons, но ваши люди отправились в такую даль раньше наших. Хе-хе! Потом я решил, наоборот, заглянуть в глубь земли. Я был неоднократным участником экспедиций в Марианскую впадину. Но ни в горах, ни на огромной глубине мне не удалось достичь чего-то значительного.

– Я не бывал ни в горах, ни на таких глубинах.

– У каждого свои вершины. Выбор огромен, нужно только понять, что именно стоит покорить и на чем в особенности заострить свое внимание.

«Прямо отражение мыслей Марка Пенхасовича», – подумал Гена. Неужели его наставник в молодости был таким же? Дальше разговор потек сам собой. Денис рассказывал небылицы, все дальше отходя от научной темы, а отец похлопывал сына по плечу и всячески его расхваливал. Даниэль оказался настоящей душой компании, он беспрестанно шутил, описывая нюансы жизни в Бразилии, показывал сценки, в которых сам отыгрывал за всех персонажей. Выпили они в этот вечер больше, чем было принято на подобных встречах, и разговор неминуемо ушел в область политики. Даниэль казался пьянее других и первым заладил про движение неприсоединения.

– Бразилия – одна из первых стран, которая официально отказалась принимать чью-то сторону! – заявил он, поднимая указательный палец к потолку.

– Мне кажется, ты забыл о Корее и Кубе, – поправил Даниэля Казин-старший.

– Нет! Нет! Корея и Куба находились под экономической блокадой несколько десятков лет. У них не было выбора, они не могли ни к кому присоединиться, потому что им никто и не предлагал. Но стоило им найти общий язык с СССР, и они тут же запрыгнули обратно на борт корабля, который, как всем тогда казалось, вот-вот даст крен.

– Я согласен, – вмешался Гена. – Бразилия заявила о неприсоединении именно в период, когда раскол мира на два полюса стал очевидным для всех. Только потом к ней присоединились другие страны Южной Америки и Индия.

– Вот! – Даниэль вскочил и обнял Гену вместе со спинкой стула, на котором тот сидел. – Этот человек знает, о чем говорит!

– Ерунда ваше неприсоединение! Ясно, что рано или поздно кто-нибудь в кого-нибудь вцепится. Мирно это не закончится, не зря же нас по три раза в неделю гоняют в бомбоубежище. – запротестовал Денис.

– Да? Три раза, очень интересно, – удивлялся Даниэль.

– И тогда ни у кого уже не останется возможности сохранять нейтралитет. Все полетит в тартарары, и ты либо встанешь на чью-то сторону, либо будешь раздавлен сразу с двух фронтов!

– Ну, ну! Денис, не горячись, – пытался успокоить сына Казин.

Они еще выпили за «мир во всем мире». Потом с политики переключились на девушек. Казин-старший решил тактично удалиться, а Гене стало скучно, потому что похвастать перед Даниэлем и Денисом ему было нечем. Поэтому Гена решил уничтожить остатки вина. Последнее, что он помнил, это как Даниэль вручил ему ручку в большом цилиндрическом чехле. Один чехол чего стоил! Настоящее произведение искусства. Гена пытался отказаться, слишком уж дорого выглядел этот подарок, но Даниэль все же настоял на своем, и покрытая причудливыми японскими узорами ручка осталась у Гены.

Гена шел, с трудом попадая ногами по асфальту, и глупо улыбался. В голове мешались яркие моменты сегодняшнего вечера и прошлых веселых деньков. Но потом он подумал о дипломной работе, и эта мысль вытеснила все остальные. Этот висящий над шеей дамоклов меч ужасно ему надоел. Любой, даже самый приятный вечер портился, стоило вспомнить про выпускную работу. В сон он провалился мгновенно, а вот с утра встал совсем разбитым. Полдня он проспал и только к вечеру ощутил, что к нему возвращаются силы. Он уже хотел было посмотреть какой-нибудь новенький фильм, но тут зазвонил телефон. Это был Марк Пенхасович. Гена нехотя взял трубку.

– Генка, быстро дуй в институт. Я знаю, что уже вечер, но я, кажется, нашел для тебя лучший проект на свете. Не только для тебя, а для всего человечества!

 

7

Издалека водная гладь могла показаться спокойной, море во всей своей невообразимой протяженности часто создает впечатление недвижимой плоскости. Но стоило оказаться на поверхности этой голубоватой безбрежности, и ты тут же ощущал, как силы тяготения заставляют многотонную массу колыхаться. Два искрящихся тихой радостью человека сейчас испытывали на себе энергию подхвативших их волн. Они вольготно (насколько это было возможно, учитывая размеры МПН) расположились в модуле полезной нагрузки. Так называлась капсула, которая отстреливалась от космических кораблей серии «Рывок» при посадке. Не то чтобы остальная часть «Рывка-2» была бесполезной, но самым важным считались люди и принесенные ими из космоса образцы. Термин «полезная нагрузка» зародился еще на заре космонавтики, когда допотопные многоступенчатые корабли почти полностью приходили в негодность после совершенной миссии. Эти времена давно минули, однако заземляться или заводняться вместе с кораблем большой массы считалось слишком опасным, поэтому инженеры разработали МПН. Об этом и вели разговор космонавты. Оба хорошо разбирались в теме, история космонавтики вызывала у них живой интерес, а делать было особо нечего: поисково-спасательная команда задерживалась.

– Как думаешь, далеко наш корабль? – перекладывая одну ногу на другую, спросил Саша.

– Километрах в ста от нас, не дальше. Надеюсь, с ним все в порядке. Все-таки двигатели у нас работали нормально, это самое главное. Да и на орбиту снижения мы зашли без проблем, – Мирон отвечал неохотно, головокружение и тошнота мучили его меньше, чем при приземлении, но полностью избавиться от этих ощущений удастся не раньше чем через несколько дней.

Саша утер пот со лба. День был особенно солнечный, свет отражался от водной глади, стены МПН быстро нагревались. Но космонавты не жаловались, они даже немного соскучились по жаре. Неисправная климатическая система заставляла их мерзнуть большую часть обратного пути.

– Я еще с последнего облета Меркурия представлял себе этот момент: как мы лежим в МПН и отдыхаем, дома, в безопасности. Я завидовал ребятам с Венеры, которым тогда до Земли лету оставалось пару дней.

– Ха! Я тоже об этом думал. А теперь нам так же завидуют ребята с третьего Рывка. Им-то с Марса еще лететь и лететь.

Тут раздался протяжный гудок. Космонавты встрепенулись. Мирон тяжело поднялся, прислонился лбом к смотровому окошку.

– Идут, – сказал он, и хоть тяга к пассивной лежке испарилась, ослабевшие ноги заставили Мирона вновь занять горизонтальное положение.

Волны бессильно бились о стальные корпуса трех идущих к МПН кораблей. Вскоре они остановились, на воду спустилась шлюпка. Вот уже поисково-спасательная команда вытаскивает героев планеты Земля из их раскалившегося плена. Космонавтов погружают в шлюпку. В это же время МПН цепляют тросом из углеродной стали, и кран, установленный на флагмане поисково-спасательной группы, начинает медленно поднимать округлый блестящий на солнце аппарат.

Оказавшись на борту корабля, можно было видеть радикальные перемены в настроении космонавтов. Уставшие и угрюмые до этого, теперь они были полны жизни. Стесняясь своей неловкости, Мирон пытался все делать сам, но подъем по трапу оказался ему не под силу. Саша же искренне смеялся, постоянно сравнивая себя с древними царями, которых подданные на переносных тронах «выгуливали» по пыльным городским дорогам.

– Сашка! – воскликнул Марк Пенхасович и энергично засеменил по палубе к сыну. Его примеру последовала группа многочисленных родственников Мирона.

Отец обнял сына и отметил про себя, насколько тот исхудал за время миссии.

– Аккуратно, товарищ, у них сейчас очень хрупкие кости, – предупредил Марка мужчина из поисково-спасательной команды.

Марк Пенхасович тут же отступил на несколько шагов, но Саша все так же улыбался и замечания его явно не волновали.

– Да ладно вам, все хорошо. Мы даже стоим на ногах самостоятельно. Привет, пап, я так рад тебя видеть! – теперь уже сам Сашка обнял отца.

Марк Пенхасович взглянул на облепивших Мирона родственников. Мирон встретился с ним взглядом и помахал ему. Марк Пенхасович ответил тем же.

– Эх, жаль, что твои не смогли приехать. Вон у Мирона сколько народу. А у тебя я один.

– Ничего страшного, мы с ним количеством родственников мериться не собираемся. Люда в командировке на полюсе, а у Гали сессия. Я по ним очень соскучился, но готов подождать еще немного. Слушай, пап, мы там такую вещицу интересную нашли, я тебе обязательно покажу.

Тут на палубе появились доктора. Они с трудом пробрались через родственников Мирона и повели его в медицинский отсек. Саша, не успевший договорить, устремился вслед за ним. Чувствуя приятный подъем где-то внутри, Марк Пенхасович с улыбкой на устах уперся руками в защитный бортик и уставился на неопределенную линию горизонта.

Тестировали Мирона и Сашу долго, и такая экзекуция ждала их еще как минимум две недели. Выпустили космонавтов только когда солнце уже клонилось к закату, а волны окрасились в багровые тона.

– Ну и намучили они нас, смотри, – Саша задрал кофту, на коже было множество красных точек, оставшихся от датчиков. – И так каждый раз. А солнце совсем по-летнему жарит, даже несмотря на ветерок.

– Саша, ты лучше расскажи, как там, около другой планеты?

– Я бы хотел тебя обрадовать сенсацией, пап… А, хотя, я именно так и сделаю! Идем, покажу. – они устремились вдоль палубы к МПЛ.

– Мы близко не подлетали, а то, что видели через приборы, ничем не отличалось от того, что нам приносили старые экспедиции. Поверхность совсем как у Луны, вся в кратерах. Атмосферы, можно сказать, нет. Но кое-что было. - Саша отказался от помощи отца и самостоятельно взобрался на деревянный помост, на котором хранился МПН.

– Саш, а нам не влетит за это?

– Не влетит. Я сам отвечаю за сохранность того, что мы привозим оттуда, – он ткнул пальцем в небо.

Саша забрался в МПН и начал перебирать углепластиковые контейнеры.

– Ну-ка, взгляни своим ученым взглядом и объясни мне, неучу, что это за штуковина.

Саша положил контейнер на помост. Марк Пенхасович с тревогой взглянул на сына.

– Саш, тут нет ничего. Ты себя нормально чувствуешь?

– Вот и я так же подумал, когда первый раз близко к этой штуковине подобрался. А ты попробуй контейнер на солнышке покрутить.

Марк Пенхасович подвинул контейнер так, чтобы он не скрывался за тенью МПН, и вдруг заметил, как лучи солнца заиграли на гранях конусообразного предмета внутри.

– Зеркало!

– Да еще какое! Я таких у нас не видел.

– Похоже на зеркала, которые применяются в лазерных установках. Неужели такое могла сотворить природа?

– На этот вопрос ответят твои коллеги. В любом случае, я думаю, мы захватили какую-то очень важную штуковину.

Марк Пенхасович не отрывал взгляда от идеально отражающей поверхности.

– Очень интересно. Саша, а вдруг оно искусственного происхождения? Это что, получается, вы нашли артефакт…

Но Марк Пенхасович не успел договорить: контейнер дернулся, отец и сын отскочили от него. Однако в этот момент контейнер дернулся еще сильнее, а в следующую секунду углепластик разлетелся и Марк Пенхасович свалился с помоста на палубу.

Саша спрыгнул с помоста, но тут же упал сам: острая боль в лодыжках парализовала его. Он поднял голову и увидел, что на груди его отца сидит какое-то существо. Оно двигалось, острые стеклянные иглы, секунду назад бывшие гранями неизвестного космического объекта, грозно торчали вверх.

– Пап! – крикнул Саша, силясь подняться.

Марк Пенхасович открыл глаза, взглянул сначала на странное черно-коричневое существо с большими передними лапами, восседающее у него на груди, затем на сына, и прошептал:

– Тихо! Ты же можешь его спугнуть! – и затем чуть задумчивым и абсолютно спокойным голосом добавил, – вдруг оно умеет летать?

 

С тех пор, как лежащих на палубе Марка Пенхасовича и Сашу обнаружил матрос, события развивались крайне стремительно. Марк Пенхасович, не теряющий самообладания, держал на руках существо, с которым человечество знакомилось впервые. Скоро выяснилось, что попытки передать кому-либо объект были бесполезны. Существо признавало только Марка Пенхасовича, когда же рядом оказывался чудом не сломавший ноги Сашка, существо показывало свою угловатую мордочку. Марк Пенхасович лично рапортовал куда нужно о находке. Вертолет с представителем министерства науки, директором УЭИвОЭ и еще несколькими известными учеными и высокими чинами сел на корабль той же ночью. Провели простейшие измерения: объект оказался не радиоактивней микроволновки. Состояние Марка Пенхасовича тоже говорило о том, что никакого вредного воздействия на него не оказывалось. Было решено не отрывать существо насильно от Марка Пенхасовича, а подождать, пока оно адаптируется и, возможно, само начнет проявлять интерес к окружающему миру. Также информацию о находке решили временно засекретить. Существо было вялым и неактивным. Уснуть Марку Пенхасовичу удалось только под утро, а с первыми солнечными лучами существо оживилось. Так или иначе, было решено доставить Марка Пенхасовича в УЭИвОЭ, чтобы он провел серию первичных экспериментов. Вскоре к исследованиям должны были присоединиться другие ученые.

Саша, искренне переживавший, что объект может навредить отцу, уговаривал его отлепить от себя это нечто, но Марк Пенхасович был неумолим и убедил сына успокоиться и отправиться отдыхать. Уже по возвращении в стены университета, когда суета поутихла и день пошел на убыль, Марк Пенхасович вспомнил об одном из своих нерадивых студентов. «Неинтересно тебе, значит? Ну, сейчас посмотрим», – подумал он и набрал номер Гены.

Пока Гена с туго соображающей головой после вчерашнего застолья быстрым шагом шел к университету, нехорошие мысли продолжали свое черное дело и лишали его покоя. Чего от него хотел Марк Пенхасович в такой поздний час? Снова звонок, Гена взял трубку.

– Денис, мне сейчас, правда, некогда.

– Серьезно? А мне как раз нечего делать. Хотел обсудить с тобой вчерашний вечер. Весело было, да? Хоть и голова болит.

– Да, да. Даниэль замечательный парень.

– И странный. Папа сказал, что, пока я лежал в отключке, он, словно и не пил ни капли, сидел и всю ночь что-то записывал в свои многочисленные блокноты. А что у тебя там такого срочного? Может, я тоже подключусь?

– Мой научный руководитель меня вызвал. Правда, Денис, совсем некогда, я тебе позже перезвоню.

Гена не узнал лабораторию. Все тут было перевернуто вверх дном, занавески плотно закрыты, внутри царил полумрак.

– Марк Пенхасович, с каких пор вы стали затворником?

– Да, ты прав, ты прав, – зазвучал возбужденный голос откуда-то из глубины лаборатории. – Это директор настоял. Ах, да, я тебя сразу предупреждаю: все, что ты дальше увидишь и услышишь, секретно. Но ненадолго, я думаю. По крайней мере, частью информации мы обязаны поделиться со всем миром. А пока открой шторы и отвори окна так, чтобы сюда проникло побольше солнечного света. Ему это нравится.

– Кому «ему»? – Гена уже приступил к выполнению задания наставника.

– Сейчас увидишь.

Гена опешил, когда увидел нечто, гуляющее по столу Марка Пенхасовича. Сперва он даже не понял, живое оно или нет. Существо напоминало что-то среднее между стеклянным сталактитом и среднего размера млекопитающим.

– Погоди охать, сейчас я тебе все расскажу.

 

8

На следующий день Гена пришел в лабораторию ранним утром. Он стоял напротив только что купленного большого аквариума, в который они поместили объект. Марк Пенхасович сидел за столом и непрерывно бил пальцами по клавиатуре. Наконец он оторвался от отчета и взглянул на двух своих подопечных.

– Чего задумался?

– Вот думаю: кротоеж или ежекрот?

Марк Пенхасович усмехнулся.

– Что бы ты не выбрал, в научном сообществе найдется много тех, кто захочет тебя поправить.

– У него большие передние лапы, твердые, как камень. Вполне возможно, что он закапывался в землю, то есть в поверхность Меркурия, поэтому логично было бы назвать его кротоеж.

– С чего ты взял, что он с Меркурия? Мы этого еще не доказали.

– Ладно, пусть будет так, но с другой стороны, эти зеркальные острые иглы на спине – налицо сходство с ежом, правда, у местных ежей иглы в разы меньше, и их больше. Это даже не иглы, а шипы какие-то. Как можно выжить с такими штуковинами в спине? Мне кажется, они очень хрупкие.

– Гена, мы ученые. Мы не только строим гипотезы, мы экспериментируем.

– Ну и что вы наэкспериментировали?

– Пока я знаю только одно: твой ежекрот очень неравнодушен к солнечным лучам.

– Кротоеж! Наверное… ну, не можем же мы вечно его называть так, как вы в своих отчетах: объект.

– Поверни аквариум так, чтобы лучи падали прямо на иглы.

Гена так и сделал. Ему на секунду показалось, что иглы кротоежа изменились.

– Заметил? Я предполагаю, что он может изменять коэффициент отражения.

– Ученые не только строят гипотезы, они экспериментируют!

– Я знал, что из тебя выйдет толк.

Гена взглянул на Голодного, который свернулся калачиком в углу лаборатории.

– А как ваш пес отнесся к соседству с внеземным организмом?

– Порычал немного сначала, потом успокоился. Теперь дуется, что кротоежу я уделяю больше внимания, чем ему. Жаль, но до настоящих экспериментов меня еще никто не допускал. До экспериментов с объектом. Это разумно. Но ведь мы можем срезать кусочек его иглы и распознать ее свойства.

Марк Пенхасович выудил из ящика для инструментов резак, подошел к аквариуму и принялся разглядывать существо. Оно распушило свои иглы на свету и вертело мордочкой. Хотя с чего они взяли, что это мордочка? Поверхностный осмотр существа не выявил ничего похожего на земных животных. У него не было глаз, ушей, пасти, не было даже анального отверстия. Только четыре лапы с каменистой подошвой. Между больших передних лап находилось нечто подвижное с небольшим наростом из того же материала, из которого были сделаны иглы, это они и называли мордочкой.

Марк Пенхасович глубоко вдохнул и быстрым движением срезал верхушку одной из игл. Существо вздрогнуло, по центру мордочки открылось малюсенькое отверстие. В этот момент Голодный затянул раздирающий душу вой. Пес вскочил и не прекращая выть метнулся к двери. Он скреб лапами, как будто умоляя, чтобы его выпустили из лаборатории. Марк Пенхасович, успевший на лету ухватить частичку иглы, метнулся к двери и выпустил пса. Он хотел захлопнуть дверь, но тут на пороге появилась Миен Ко.

Миловидная напористая кореянка тут же ловко протиснулась в лабораторию. Она была биологом, специализирующимся на исследовании редких и мало изученных форм жизни. Миен Ко прибыла в университет ночью, бросив свою работу по наблюдению за поведением глубоководных водорослей на Каймановых островах, и уже успела взять образцы существа, защекотав его со всех сторон ватными палочками.

– Что вы с ним тут делаете? – окинув подозрительным взглядом всех присутствующих, спросила она.

– Вовсе ничего. Повернули его так, чтобы на него падало больше солнечных лучей. А тут мой пес будто с цепи сорвался. Нечего ему делать в лаборатории!

Миен Ко не поверила ни единому слову, но решила не подавать виду.

– Есть некоторые результаты. Интересно?

Гена и Марк Пенхасович энергично закивали. Они усадили гостью за стол, Гена налил ей кружку чая, попутно наблюдая за кротоежом, который, судя по закрывшемуся отверстию на мордочке, успокоился.

– Во-первых, это кремниевая форма жизни, как и мы с вами. Но развивалась она в условиях, сильно отличных от земных. Отсюда иной способ обмена энергией с окружающей средой. У него нет пищеварительной и выделительной систем. Скорее всего, он питается энергией солнечных лучей.

– Фотосинтез у животных? На Земле такое невозможно, верно? – Гена проявлял неподдельный интерес.

– Не совсем так. Есть такое явление как эндосимбиоз, это – ассимиляция клеток фотосинтезирующих организмов и перенимание их свойств. Этим процессом объясняется наличие в оболочке хлоропластов некоторых организмов более двух мембран и уже не нужного сильно редуцированного ядра, нуклеоморфа.

Гена и Марк Пенхасович недоуменно переглянулись.

– Скажу проще. На Земле есть животные с похожим механизмом энергообмена, например, некоторые моллюски, кораллы, черви. Но у крупных высокоразвитых животных найти такое невозможно. Дело в том, что без ядра клетки-хозяина хлоропласт долго не живет, поэтому он не может быть в полной мере поглощен организмом носителем.

– Я почти понял, – сказал Гена.

– То есть в природе таких вещей быть не может? – спросил Марк Пенхасович.

– В Земной точно нет. Или вы имеете в виду, что это существо создано намеренно? Ченцов проводил такие опыты, ему удалось обойти иммунную систему мышей и внедрить в них хлоропласты путем пиноцитоза. Естественный процесс деления новых клеток и отмирания старых приводил к тому, что со временем хлоропласты иссякали в организме-носителе. Западные ученные продвинулись дальше. Они смогли не только внедрить термофильную цианобактерию внутрь животного организма, но и запустить их деление. Эксперименты проводились на эмбрионах рыбок Danio rerio, но изменить развитие самой рыбки не удалось. Они по прежнему получали основной приток энергии из обычного корма, а их потомство теряло приобретённые предками свойства.– Понятно. Теперь мы точно знаем, что он не с Земли.

– Ты зря смеешься, Гена. Запомни свой вывод, уверяю, скоро нам придется представить доказательства, что это не организм-шпион, засланный нашими врагами, – Марк Пенхасович многозначительно закивал головой.

– Мы вынуждены рассматривать объект через призму наших представлений о том, как зарождается и развивается жизнь на Земле, в этом основная сложность, он ведь развивался в совсем иных условиях. Раз объект захватили около орбиты Меркурия, да еще и в период после коронального выброса, мы должны принять эти условия за его естественные, – продолжала Миен Ко.

– В таких условиях сложные формы жизни не возникают, – уверенно заявил Гена.

– Перед нами пример, опровергающий наши представления о сложной органической жизни. Образцы кожного покрова вообще говорят о том, что перед нами скорее камень, а не животное, как бы странно это ни звучало. Я думаю, жизнедеятельность этого существа протекала примерно так. Питается он энергией солнечного излучения, которую поглощает с помощью своих игл, устройство их отчасти напоминает человеческий мозг. Чтобы вместить в ограниченный объем больше вещества, наш мозг имеет бугорчатую форму, иглы на спине у объекта могут быть предназначены для увеличения площади поглощения. Ну, и никаких выделительных процессов – вся энергия, в том числе энергия нагрева, уходит на обеспечение функций организма. К тому же на объекте нет следов микроорганизмов, так что можно не бояться подхватить меркурианскую лихорадку. Я предполагаю, что он жил на солнечной стороне Меркурия. Чтобы не допустить перенасыщения или перегрева, объект мог закапываться в мягкий грунт Меркурия, о чем говорят его широкие передние лапы. Кстати, его внешняя температура за все время наблюдений колебалась от 61 до 63 градусов Цельсия. Можно сказать, перед нами теплокровный камень.

– Вы не объяснили, как он оказался в космосе, – запротестовал Гена.

– Это всего лишь гипотезы. Для более подробного анализа мне нужны образцы, но министерство науки пока не дает разрешения на их взятие.

– Так же, как и мне, – грустно вздохнул Марк Пенхасович, попутно глубже пряча в карман пиджака кончик серебристой иглы.

– Даже не знаю, что я еще могу сказать. Пойду прогоню образцы через электронный микроскоп еще раз. Только, пожалуйста, не скрывайте его от солнца: объекту жизненно необходим солнечный свет.

– Его зовут кротоеж. И про свет мы знаем.

Миен Ко рассмеялась, прикрывая рот рукой.

– Может, просто крот? Вообще, если кто и имеет право дать ему имя, то это Александр Квасин, ну, или его отец, к которому объект так прикипел, – Мин Ко пожала плечами и отправилась в свою лабораторию.

Марк Пенхасович плотно прикрыл за ней дверь.

– Она упустила пару моментов. Во-первых, ни слова про коэффициент отражения. Я бы простил это биологу, если бы иглы объекта не тускнели во время увеличения коэффициента, – Марк Пенхасович вынул срезанный кусочек иглы из кармана, подошел к существу и сравнил имеющийся у него кусочек с иглами. – Возможно, отдельные частички сохраняют степень поляризации. Попробуем раскалить этот кусочек с помощью направленного луча света.

Кто-то настойчиво скребся в дверь. Это был Голодный.

– Заходи, заходи, мой дорогой, – Марк Пенхасович погладил пса по голове. – Во-вторых, кротоеж умеет кричать, только мы его не слышим, в отличие от Голодного. Кротоеж издает ультразвук. Ну и что это за камень, которому не нравится, когда от него отщипывают кусочек? Он живой! Живой, потому что чувствует боль. Так, садись за компьютер и запиши все, что мы узнали. Это и будет твой дипломный проект. А я пока подготовлю фотонную установку.

Гена сел за компьютер и сам не заметил, насколько увлекся работой. Он решил, что это будет вступительной частью, знакомством с кротоежом. Главный вопрос его работы – возможность поглощения иглами солнечной энергии или их способность изменять коэффициент поглощения, если они с Марком Пенхасовичем смогут доказать и разобрать на составляющие этот процесс.

– Объявляю готовность к бомбардировке фотонами! – оповестил Марк Пенхасович.

Но тут в дверь постучали. Марк Пенхасович и Гена стали поспешно прятать все, что могло указывать на эксперименты над кротом, попутно наделав много шума. Теперь в дверь стучали еще настойчивее.

– Беги открывай! – шепнул Марк Пенхасович, заметая последние следы.

Гена отворил дверь. На пороге стоял статный мужчина в военной форме. На плече у него была знакомая всем с детства эмблема: треугольник с вписанной в него окружностью в виде шестерни.

– Громов Олег Константинович, – представился незнакомец и тут же очутился внутри кабинета. На Гену он не обратил ни малейшего внимания. – А вы, я так понимаю, Марк Пенхасович?

Громов стиснул руку ученого.

– Рад познакомиться лично. Марк Пенхасович, я думаю, вы уже догадались, кто я и для каких целей прибыл. Вижу, вы уже успели нарушить установленные правила и приладить к делу человека непричастного. – Громов окинул оценивающим взглядом Гену. – Напоминаю вам, что круг лиц, допущенных к работе с объектом, ограничен, вы и сами попали сюда по счастливой случайности. С сегодняшнего дня я решаю, кто в этот круг войдет, и я буду пристально следить за вашей деятельностью.

Гену поразила способность Громова плавно и едва заметно передвигаться по лаборатории. Он неожиданно появлялся то тут, то там, осматривая приборы и главным образом объект, ощупывая все руками, и ничем себя не стеснял.

– Надеюсь, вы не начали проводить собственные эксперименты? Это было бы очень некстати. Я уже говорил с Миен Ко. Она сейчас подписывает бумаги о допуске к секретной информации. Вы, как и ваш студент, сейчас займетесь тем же самым.

Громов усадил Гену и Марка Пенхасовича за стол и выдал им по паре десятков тоненьких бланков.

– Заслоновец! Ну все, теперь мы и пикнуть не сможем без его разрешения, – шепнул Марк Пенхасович протеже.

Организация, частью которой был Громов, была ребенком от военной промышленности и науки, она неразрывно связывала и контролировала взаимодействие между этими областями жизни общества и имела огромное влияние в Союзе.

Громов молча расхаживал по лаборатории, постоянно возвращаясь к кроту и внимательно его рассматривая. Наконец, с бумажками было покончено.

– Я хочу, чтобы вы серьезно отнеслись к тому, что только что подписали. Надеюсь, ваши знания послужат на благо родины, особенно в такое непростое время. Ребята, – тут Громов как-то сразу очеловечился, вылез из личины представителя интересов государства, – я вас очень прошу, вообще воздержитесь от обсуждения этой темы с кем-либо. Никто не знает, что нам принесет это существо, поэтому лучше пока держать язык за зубами. Все, что касается его свойств, будет оставаться секретным. Ну а о самой находке мы сообщили уже в обеденном выпуске новостей. Но вы, конечно, его пропустили. Вас будут расспрашивать, соблазн поделиться тайной, интересной всему миру, велик, я понимаю, но, если утечка случится, всем нам несдобровать.

Уже в двери Громов обернулся и сказал:

– Кстати, ваша дипломная работа, молодой человек, теперь тоже засекречена.

Гена выбрался из лаборатории только под вечер. Измотанный, но это была приятная усталость, он был доволен проделанной работой. Им удалось снизить коэффициент поглощения частички иглы на два процента, для этого потребовалось столько энергии, что установка перешла в аварийный режим. Марк Пенхасович заключил, что материал, из которого состоят иглы крота, способен самостоятельно изменять коэффициент пропускания излучения – он уменьшился с увеличением мощности падающего на материал излучения. Марк Пенхасович спрятал верхушку иглы в ящик, чтобы завтра с утра вновь сделать замеры.

Денис названивал Гене постоянно с самого прихода Громова. Денису было откровенно скучно, и он упрашивал Гену встретиться вечером. Несмотря на усталость, Гена поплелся по укрываемому сумраком городу.

На площади около фонтана вели беседу Денис и Даниэль. На плечах Даниэля висел громоздкий рюкзак. Раскатистый смех Даниэля разлетался по почти пустой площади. Гене показалось, что оба немного выпили перед тем, как оказались здесь. Ребята радостно поприветствовали Гену. Оказалось, Денис решил показать Даниэлю город. Гена заявил, что время, мягко говоря, неподходящее, но Даниэль уверял его, что ночью советские города даже симпатичнее, чем днем. Денис достал где-то бутылку вина, Гену это беспокоило: за распитие на улице их могли привлечь к ответственности, ему меньше всего хотелось в самый разгар работы терять время из-за глупостей. В общем-то он быстро понял, что привычные разговоры обо всем и ни о чем ему не очень интересны, а учитывая, что завтра рано вставать, он придумал целый ворох отмазок разной степени правдивости, чтобы поскорее исчезнуть.

Он уже заворачивал за угол ближайшего дома, но тут его нагнал Даниэль.

– Я думал, ты хотя бы расскажешь нам о своей работе, – сказал он, переводя дыхание.

– А что там рассказывать? Работа как работа.

– Да ладно, Гена, не скромничай. Все знают, что твой наставник сейчас экспериментирует над каким-то странным существом из космоса. Это крутят на всех экранах.

Гена нахмурился, припоминая строгие наказы Громова.

– Знаешь, мне об этом говорить не стоит. Все, что нужно знать, ты и так узнаешь из новостей.

– Погоди, – Даниэль скинул рюкзак с плеча, расстегнул молнию и вынул из его чрева знакомый желтый пуховик. – Вот, держи.

Гена машинально ухватился за желтую искусственную кожу.

– Ну, что скажешь?

– Отличный пуховик. У Дениса есть такой же. Рад за тебя.

– Ты не понял. Это тебе.

– Даниэль, я не понимаю, чем я заслужил такой подарок, – Гена попытался вручить пуховик Даниэлю, но тот его решительно оттолкнул.

– Пока ничем. Но если бы ты рассказал мне хоть что-то об этом существе, о ваших экспериментах, я бы был тебе очень благодарен.

Гена помялся секунду. Горбатиться и потратить месячную зарплату или просто перекинуться парой слов с Даниэлем? Он очень хотел этот пуховик.

– Да не стой столбом, накинь, – Даниэль помог Гене надеть пуховик. Он сидел гораздо лучше, чем тот, что они мерили на Черниговской.

– Существо питается энергией солнечных лучей. Марк Пенхасович считает, и некоторые эксперименты это уже подтвердили, что кротоеж может менять коэффициент поглощения своих игл и так регулирует нагрев организма и количество потребляемой энергии.

– Ага, – Даниэль кивал головой, глаза его горели интересом.

– Такая вот история. Мы пока не использовали его иглы в серьезных экспериментах, нет разрешения.

– Гена, я очень интересуюсь такими вещами. Давай договоримся, ты мне будешь рассказывать о том, что происходит в лаборатории, а я принесу тебе еще чего-нибудь наподобие этой куртки.

Гена съежился, ухватился руками за полы вожделенного пуховика.

– Я же сказал, Даниэль. Я не имею права тебе рассказывать всего этого. И вообще, такие дорогие подарки принимать неприлично.

– Это тут неприлично, а у нас в Бразилии еще как прилично. Я тебе позвоню, хорошо?

Тут их окликнул Денис. Даниэль скрылся за углом. В пуховике было жарко, но Гена его не снимал. Слишком уж сильно ему хотелось получить эту вещь. Настолько сильно, что он даже на время позабыл об угрызениях совести, нахлынувших на него за нарушение данного им слова. Сияющий, он побрел в общагу.

 

9

Обычно тихая лаборатория Марка Пенхасовича стала напоминать Красную площадь. Постоянно сновали туда-сюда незнакомые лица. Не так он себе представлял режим секретности. Ученые самых различных рангов: доктора наук, кандидаты, их лаборанты, аспиранты – и это после прохождения мелкого сита в виде Громова. Гена не успевал запоминать имена и лица, но был рад вращаться в этом круговороте. Все были яркими индивидуальностями, но их объединяла одна общая черта – увлеченность своей работой. Гена и представить себе не мог, что из вчерашних студентов могут вырасти такие энергичные и целеустремленные люди. Он и сам включился в работу.

Им с Марком Пенхасовичем удалось выделить секунду и проверить кусочек иглы: коэффициент поглощения вернулся в изначальное состояние.

Марк Пенхасович тут же затребовал разрешение на эксперименты с самим кротом. Он был уверен, что ежекрот может менять коэффициент по собственному желанию вне зависимости от окружающей среды. Зверек чувствовал себя вполне вольготно, постоянно сбегал из аквариума, в котором Гена установил фитолампы, включаемые ночью, и даже подружился с Голодным.

Когда пришло разрешение, желающих побывать в лаборатории прибавилось. Громов и Марк Пенхасович составили список, согласно которому выделялись часы на эксперименты. Но Марк Пенхасович все равно круглые сутки находился в лаборатории: без него или периодически заглядывающего Саши Квасина кротоеж забивался в аквариум и отказывался хоть как-то взаимодействовать с другими людьми. Поэтому многочисленные попытки Громова перенести работу в другую лабораторию раз за разом терпели крах.

Юлия Мнишек из Балтийской социалистической республики была одной из тех, кто крепко засел в памяти Гены. Эта блондинка оказалась там не столько благодаря своей эффектной внешности (Гена периодически засматривался на нее и вообще забывал, в чем суть эксперимента, но острые локти Марка Пенхасовича быстро возвращали его в этот мир), сколько темой своего исследования. Юлия Мнишек была главой лаборатории института лазерной физики, и крот интересовал ее как идеальное зеркало. Как и многие другие исследователи, она видела в нем лишь средство достижения цели, ни капли не заботясь о чувствах этого загадочного существа. Это оскорбляло Гену, он поделился мыслями с Марком Пенхасовичем, но тот лишь развел руками: «Нам дали полный карт-бланш, так что я даже не знаю, как остановить голодных до исследований ученых». Юлия отщипывала от крота кусочек за кусочком, с каждым днем его иглы становились все меньше. Только те, кто проводил со зверьком каждый день, замечали, как меняется его поведение, как он чахнет от бесконечной череды калечащих экспериментов. Разрешение на эксперименты с самим ежекротом не улучшило ситуацию. Теперь его иглы оставили в покое, зато его самого перекладывали из одной экспериментальной установки в другую. Марк Пенхасович, облаченный в защитный фартук, облучал ежа гамма-лучами, рентгеновскими лучами, ультрафиолетом, лучами видимого спектра, инфракрасным светом, микроволнами. Иногда зверек снова отрывал свой миниатюрный рот, и тогда Голодный, заливаясь лаем, выбегал из лаборатории.

Однажды, под вечер, Гена последним входил из лаборатории и, щелкнув включателем, обомлел. Ежекрот светился в темноте, как новогодняя елка. Марк Пеннхасович отнекивался:

- Да не трогал я твоего колючего подопечного!

Но Гена заглянул в логи фотонной установки и сразу все понял.

- Ладно, ладно! Пойми, я просто не мог ждать. Зато я теперь знаю, что он сам регулирует баланс между коэффициентом отражения и поглощения намного эффективнее, чем отдельные частички игл. Твой крот меняет восприимчивость к облучению по собственному желанию, Гена!

В лаборатории помимо установки Марка Пенхасовича стоял еще и мощный лазер, а также ряд других устройств, через которые постоянно приходилось протискиваться, чтобы добраться до аквариума с кротом, стоящим на подоконнике. Так или иначе, эксперименты Юлии Мнишек быстро подошли к концу. Свет, испускаемый лампой, некоторое время поглощался специально выточенным Рубиновым стержнем, который его излучал накопленную энергию.  Сложная система зеркал позволяла получить когерентность света, таким образом, интенсивность излучения росла не как при обычном сложении источников света, а кратно больше. Но когда были проделаны необходимые расчеты, и большая часть зеркал в лазерной установке оказалась заменена на отшлифованные иглы крота, результаты, мягко говоря, превзошли все возможные ожидания. За время экспозиции лазера на объект исследования прожжённым насквозь оказались не только лист стали толщиной 30 миллиметров, но и четыре стены, находящиеся за ним. Ученым повезло, что в соседних лабораториях в то время никто не работал. Юлия на радостях запросила еще материал, но тут терпение Гены лопнуло. Он отчитал Мнишек, как школьницу. Она, конечно, возмутилась и исчезла из лаборатории на несколько дней. За это время, подключив директора УЭИвОЭ и Сашу Квасина, Марку Пенхасовичу и Гене удалось донести до верхов то, что такими темпами они прикончат сам объект исследований.

И это была не просто манипуляция. В последнее время кротоеж стал вести себя совсем пассивно: почти не двигался и даже в самую солнечную погоду не выставлял свои порезанные иголки вверх, они в сложенном состоянии покоились у него на спине, делая его вновь похожим на космический сталактит. Когда вышел приказ о реиспользовании частичек игл в других экспериментах, у Гены словно камень упал с души. Иглы медленно регенерировали, но крот был все так же подавлен. С другой стороны, такое решение снижало чистоту экспериментов. Кто сказал, что использованные в лазерах иглы имеют те же самые свойства, что и только что снятые с объекта? После этой истории существо стало воспринимать Гену как своего, так что Марк Пенхасович получил возможность немного отдохнуть.

Затем в лаборатории объявился Эрвин Каск из Центра высокотемпературной сверхпроводимости квантовых материалов. Этот почтенного возраста ученый работал над прототипом сверхпроводящего авиационного двигателя. Асинхронный двигатель, крутящий момент в котором создавался за счет магнитного поля, генерируемого в высокотемпературных сверхпроводящих роторе и статоре. Установка была признана ненадежной из-за сложной системы охлаждения до сверхнизких температур, при которых только и была возможна сверхпроводимость. Разработка столкнулась с серьезными трудностями по выделению тепла на трущихся механизмах и чрезмерном нагреве обмоток. Это решалось внедрением технологий магнитной левитации в трущиеся элементы конструкции.

Но последние совместные работы Марка Пенхасовича и Миен Ко показали, чтопо иглам крота могут проходить поверхностные токи Фуко, способные полностью отражать падающие волны, а сверхпроводимость зеркального материала достигается при комнатных температурах.  Гена вместе с Марком Пенхасовичем, Миен Ко, Эрвином Каском и другими ученными взялся за описание сложных физических процессов протекающих внутри организма крота, но вскоре стало ясно, что у них гораздо лучше получается использовать невероятные свойства материала игл существа, чем объяснить суть этих явлений.

Высокотемпературные сверхпроводники и до появления крота изучались и даже применялись в некоторых видах промышленности. Но их «высокотемпературность» была относительной – 77 градусов по шкале Кельвина, вот он лучший результат. Благодаря иглам крота, эффективность токопроводности можно было увеличить в разы, при этом сильно упростив конструкцию. Марк Пенхасович бился над пониманием того, как именно работает сверхпроводимость при обыкновенной комнатной температуре. До сих пор понимание процесса сверхпроводимости было связано с прекращением теплового движения атомов вещества и образованием куперовских квазичастиц. Эрвин Каск предполагал, что иглы имеют свойство двумерности, благодаря своей слоистой структуре, а также многозонности, обусловленное различием в организации кристаллических решеток слоев и их взаимодействием.

После очередного полного работы дня Марк Пенхасович подсел к заканчивающему записи Гене и тихонько, будто сам собой, заговорил:

– Я думаю, мой молодой коллега, что мы все слишком торопимся применить непознанное. Разбивать ракушки микроскопом, может быть, удобнее, чем камнем, но ведь микроскоп для этого не предназначен. Неугасающие поверхностные токи и выталкивание магнитного поля из тела проводника при комнатной температуре – это очень интересно. Но крот и его иглы – это не просто сверхпроводник, который мы будем стричь до бесконечности.

– Согласен, мы ведь не варвары. Мы должны понять, как это работает, и только потом брать на вооружение его свойства.

– Вот! Я так рад, что ты меня понимаешь, Генка. Ты прямо преобразился, молодец! – Марк Пенхасович похлопал Гену по плечу, а Гена сам подивился тому, насколько приятна ему оказалась похвала наставника.

Но стоило дню закончиться, как на Гену налетала тоска. Он уже несколько недель встречался с Даниэлем, только теперь с ними не было Дениса и говорили они преимущественно про эксперименты с кротоежом. Гене это не нравилось, но за последние дни он получил столько роскошных вещиц, что при обычном раскладе ему пришлось бы копить на них полжизни. А когда в лаборатории появлялся Громов, Гену охватывал настоящий ужас, и он не мог делать ничего, кроме как выполнять простейшие команды Марка Пенхасовича.

Кротоежу уже не первый день нездоровилось. Он почти не двигался и лишь изредка вздымал свои иглы вверх. Гена погладил серебристые иголки, попрощался с Марком Пенхасовичем и вышел из лаборатории.

Гена шел торопливо и уже был у самой общаги, когда непонятно откуда взялся Даниэль. Он окликнул Гену и кинул ему что-то. Гена поймал: в руках у него был шоколадный батончик. Заграничный, но у Гены их было предостаточно. Даниэль махал ему так, будто они были лучшими друзьями. Сегодня Гена решил раз и навсегда прекратить это. Он с ходу сунул батончик Даниэлю в нагрудный карман.

– Хватит! Даниэль, я очень благодарен тебе за все твои подарки, но это уже явно выглядит как подкуп. Я больше от тебя ничего не приму. И ничего рассказывать не собираюсь. Это секретная информация, и ты это должен понимать. Может, у вас в Бразилии можно рассказывать обо всем на свете, но у нас…

Звериный оскал перекосил лицо Даниэля. Теперь он стал один в один Казин-старший. Даниэль больно ухватил Гену за руку и притянул к себе. Только теперь Гена понял, сколько силищи скрывают не по размеру подобранные рубашки бразильца.

– Слушай меня, Гена. Ты уже взял достаточно для того, чтобы считаться предателем родины. Я сейчас щелкну пальцем – и в твоей комнате окажется милиции больше, чем на параде. Они там найдут много интересного, я уверен. А твои соседи и твой друг Денис подтвердят, что ты допоздна где-то пропадаешь, постоянно болтаешь с каким-то человеком, прилетевшим с другого полушария. Ты думаешь, от этого можно отмахнуться? Или другой вариант: ты продолжаешь мне рассказывать все, что вы там делаете за закрытыми дверями своих лабораторий, но только теперь не в общих чертах, а с цифрами и графиками, и катаешься, как сыр в сметане, или как вы там говорите. Потом по программе обмена едешь в Бразилию или куда захочешь, и уже не возвращаешься. Из жалкого студента на побегушках у профессоров ты становишься хозяином жизни с тугим кошельком. Берег моря, горы, поля – любая точка мира вне социалистического лагеря будет твоим новым домом, и ты никогда не испытаешь нужды. Сможешь покупать себе хоть тысячу желтых пуховиков, зеленых шляп или чего тебе еще взбредет в голову. Ты меня понял?

Гена потерял дар речи, он открывал рот, но не произнес ни звука.

– Обдумай это, парень. Я встречусь с тобой завтра здесь же. И если ты будешь таким же упрямым, как сегодня, то тебя ждут очень печальные последствия.

Даниэль исчез так же внезапно, как и появился. Бледный от охватившего его страха, Гена, едва переставляя ноги, брел домой. Только когда часовая стрелка начала подползать к полуночи, к нему стала возвращаться способность мыслить. И мысли его были двояки. Он не отдавал себе отчета в том, что делает. Просто брал понравившиеся ему вещи, как делал это всю жизнь. Только в этот раз они оказались отнюдь не бесплатными. Сколько он за это время выдал секретов? Достаточно, чтобы покрыть себя позором на всю оставшуюся жизнь. Его будут судить за предательство родины, и наказание будет строгим. С другой стороны, как давно он хотел чего-то нового! Они с Денисом часто мечтали выбраться на свободу, вдохнуть ее полной грудью. Хотя разве он не был свободен здесь? Стечением обстоятельств он оказался втянут в исследования на переднем краю науки. И не одного направления, а сразу нескольких. Стоило Гене по-настоящему увлечься своей работой, и все прошлые мечты отошли на задний план. Но он сам все испортил, всему виной его легкомыслие.

Даниэль был прав. Выбора у него нет. Теперь придется докладывать Даниэлю все. И, если повезет, он окажется далеко от родины, от исследований, совсем в другой жизни. Может, оно и к лучшему? Когда Гена проваливался в сон, ему даже начали грезиться картинки вольготной жизни: он лежал на желтом песке, пил зеленый коктейль через трубочку. Картина эта точно была основана на каком-то старом фильме. Так он и уснул: одной ногой в камере для предателей, другой – на солнечном пляже где-то далеко-далеко.

 

10

Марк Пенхасович оторвал взгляд от непривычных ему букв. Давно уже не приходилось ему читать английскую прессу. Перед ним, сложив руки на груди, сидел Громов. Олег Константинович хмурил брови и отстукивал ногой по линолеуму. У него были причины нервничать.

– Это мы привыкли верить своим СМИ. Там ведь все иначе, – наконец заключил Марк Пенхасович.

– Нет. Это Guardian. Они не стали бы публиковать непроверенную информацию. Но я тут не для того, чтобы спросить ваше мнение. Мне нужно знать, насколько правдиво то, что они написали.

– Очень правдиво, – Марк Пенхасович поправлял очки. Он до последнего не верил в текст перед самым своим носом.

– Настолько, что это не может быть совпадением?

– Я в свое время увлекался западной «твердой» научной фантастикой. Там есть отличные авторы, но я не верю в такие совпадения. Это описание моих экспериментов и экспериментов моих коллег.

– Так я и думал! Ваше научное соревнование быстро перетекает в конкуренцию. А среди тех, кто не смог удовлетворить свои амбиции с помощью реальных достижений, есть люди, которые начинают играть в опасные игры. Вот и сейчас заигрались.

– Неужели?

– Профессор, не делайте круглые глаза. Это очевидно, – Громов хотел погладить кротоежа, но тот увернулся и уполз на другой конец стола. – Кто сегодня был в лаборатории? Если резко закроем доступ к объекту, возможно, по последней появившейся в западной прессе информации сможем отследить, кто именно сливает информацию.

– Вы не можете так поступить. Это достояние всего народа.

– И уже не только нашего. Заслон с самого начала закрывал глаза на ваше попустительское отношение к безопасности. Вам дали достаточно поблажек. Теперь все будет по-нашему.

Последний из ученых, кого допустили до работы с кротом, был Жанболат, жизнерадостный молодой мужчина из Казахстана. Он получил разрешение на серию экспериментов с объектом, но Марк Пенхасович быстро, сам того не желая, сбил его пыл.

– Они не могут так поступить! – возмущался он.

– Могут, коллега. Еще как могут. И поступят. Я сначала тоже негодовал, но потом понял, что это разумно. Мы и так едва сдерживаем хрупкий баланс сил и не можем допустить, чтобы данные, которые могут подстегнуть научный прогресс во множество раз, достались врагу. Они делают это не потому, что ненавидят науку, они делают это в целях безопасности.

Но Жанболат не желал слушать. Еще будучи выпускником Московского архитектурного института, Жанболат мечтал о создании экономичных промышленных зданий, основой которых послужили бы специально разработанные им тороидальные катушки. Автономное энергоснабжение для лабораторий, офисов, фабрик – и все это без сложных и дорогих криоустановок, которые на данном этапе развития технологий практически сводят на нет все плюсы сверхпроводимости и ее использования при строительстве зданий. Его ученик уже разрабатывал сверхпроводящие линии электропередачи, встроенные в магистрали, которые бы позволяли электромобилям заряжаться прямо по ходу движения. Но что все это стоило теперь? Он не успеет сделать и десятой части своей работы. К работе раздосадованного Жанболата присоединился Гена. И хотя он был не в курсе нехороших новостей, все равно заразился подавленным настроением ученых и работал без особого энтузиазма.

Громов пришел вечером. Жанболат с остервенением взглянул на него, собрал свои приборы и, не сказав ни слова, покинул лабораторию. Но не один, а в сопровождении одного из помощников Олега Константиновича.

– Ну, что, обрадуете меня? Или хорошие новости не входят в круг ваших интересов? – тяжело вдохнув, Марк Пенхасович повалился на кресло.

– Пока ничего интересного. То, что печатали в Guardian, обработали и с комментариями разослали во все научные журналы запада. Новых данных наши агенты не обнаружили. С завтрашнего дня тут будут дежурить мои люди. Мы уже начали формировать списки людей, которые будут допущены к работе с объектом в секретной лаборатории. Вы, Марк Пенхасович, конечно, туда войдете, если захотите. Но вашему протеже придется забыть о дальнейшей работе.

Марк Пенхасович кивал головой и смотрел в одну точку.

– Мне кажется, вы меня не слышите, профессор.

– Отчего же? Я все понимаю.

– Хорошо.

Гена, уже несколько минут притворявшийся, что чем-то занят, подал голос.

– Марк Пенхасович, я себя сегодня неважно чувствую, можно я пойду домой?

– Конечно, Гена. Иди. Завтра приходи в то же время, – он махнул Гене рукой, даже не оборачиваясь.

Гена, ухватившись за живот, засеменил к выходу.

– Паша, проводи его до общаг, – вдруг сказал Громов.

Паша, здоровенный бугай, сделал взгляд подростка, которого заставляют приглядывать за младшим братом.

– Это вовсе необязательно, – запротестовал Гена.

– А это не вы решаете, молодой человек, – парировал Громов.

Делать было нечего. Плавясь под сосредоточенным взглядом Паши, Гена вышел из университета. Но стоило ему спуститься со ступеней, как перед ним возник Денис.

– Оказывается, тебя не так-то легко найти, занятой ты наш.

Гену удивил недовольный тон друга.

– Денис, я тебя не понял. Но сейчас не лучшее время…

– Лучшего времени не будет! – Денис перегородил ему дорогу, а Паша внимательно наблюдал за разворачивающейся сценой. – Ты можешь пропадать сколько угодно в своей лаборатории, но не забывай, что Даниэль приехал ко мне! Он в нашей семье живет, если ты вдруг не заметил.

– Да при чем тут вообще Даниэль?! – запротестовал Гена, но не успел опомниться, как его друг с остервенением дернул его за грудки.

– А при том, что это мой друг! С тех пор, как он встретил тебя, он только и говорит, что о твоих чертовых экспериментах и о тебе. «Как там дела у Гены?». «Не знаешь, чем сегодня занимается Гена?». Да плевать мне на Гену! Надоело! А подарки? Он мне ничего такого не дарил. Он даже куртку у этих утырков выкупил, но сам ее не носит. Она ведь у тебя? Ну?! Чего молчишь? А чего не носишь? Стыдно? Может, вы с ним не просто друзья? А?

– А ну закрой рот, – Гена ткнул пальцем в грудь Дениса. – Если ты не заметил, то мы тут не одни. Поговорим в другой раз.

– Не колеблет! Я с тобой больше разговаривать не собираюсь. Не знаю, чем ты таким приглянулся Даниэлю. Крыса лабораторная! – с этими словами Денис резко развернулся и зашагал прочь.

Гена взглянул на Пашу. Тот только глуповато улыбнулся и пожал плечами. Они молча дошли до общежития. Гена к тому времени совсем позабыл о своем якобы больном животе. Он чувствовал себя опустошенным. Грела только одна мысль: теперь он отстранен от работы с кротоежом и Даниэлю незачем его доставать. А что там будет дальше с космическим зверьком, с дипломом, с Марком Пенхасовичем и Громовым, какая ему разница? Тяжелая усталость вдавила Гену в кровать, и он сам не заметил, как погрузился в тревожный сон.

Разбудил его телефонный звонок. Номер на экране почему-то не высветился. Гена взял трубку.

– Слушай внимательно, у нас с тобой большие неприятности. Поэтому мы поступим так. До завтрашнего утра ты вытащишь объект из университета. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Встретимся с тобой на углу дома, где вы закупались тряпьем. Провалишь задание – я позабочусь, чтобы твоя жизнь стала кошмаром до самой последней минуты. Поверь, это не сложно. Свяжешься с милицией или этим ублюдком Громовым – то же самое. Понял?

– Угу, – с трудом выдавил из себя Гена.

– Отлично. Ну а если все сделаешь как надо, то и я в долгу не останусь. Я свое слово держу.

– Но… – Гена не успел ничего сказать, на той стороне послышались короткие гудки. Часы показывали час ночи.

 

11

Чудом миновав патруль милиции, Гена сквозь ночную тьму пробрался к УЭИвОЭ. Уже пять лет это здание было его вторым домом, а теперь он подбирался к нему, как к вражескому укреплению. Вахтерша Алина читала книгу. Она смерила Гену любопытным взглядом.

– Забыл что-то?

– Да.

– Такое важное, что надо было прийти сюда ночью? – Алина приподняла густо накрашенную бровь. Гене показалось, что обильно нанесенная пудра для бровей сейчас осыпятся на ее лицо.

– Да. Мне нужен мой аквариум. Родители приехали на ночном поезде. Они знают мою любовь к рыбкам, поэтому привезли мне несколько редких экземпляров. А мы с Марком Пенхасовичем использовали аквариум в экспериментах.

– М-м-м, – протянула Алина.

Гена начал медленно наливаться краской. Что ему оставалось делать? Ничего лучше он не придумал за столь короткий срок. Алина была из того редкого в те времена типа людей, которые не испытывали никакого интереса к происходящему вокруг. Будучи представителем умирающей профессии вахтера, она отлично справлялась с широким кругом своих обязанностей, была хорошим хозяйственником, но о том, чем занимались люди, чей покой она охраняла, Алина не имела ни малейшего понятия. И то, что Гена вообще-то участвует в экспериментах с внеземным организмом, ее нисколько не интересовало. Поэтому она и не думала проявлять особую бдительность. Тем более Гена был одним из немногих студентов, который всегда обращал на нее внимание, здоровался и интересовался ее настроением. Только на это и делал ставку Гена, придумывая свой сногсшибательный план. Он быстро сунул в окошко плитку шоколада, того, что не из бесплатных. Алина улыбнулась.

– Иди, забирай свой аквариум, – она протянула ему ключ.

Гена послал ей воздушный поцелуй и побежал в кабинет. В фиолетовом свете фитоламп кротоеж, сложив свои иглы, недовольно ворочался, будто чувствовал нечто нехорошее. Гена накрыл аквариум белым халатом и стремглав метнулся в коридор.

– Гена, не знаю, что ты задумал, но я тебя не видела, – крикнула ему вслед Алина.

– Конечно, конечно! – сказал Гена, ногой аккуратно толкая входную дверь.

Так банально просто был украден ценнейший организм на планете Земля.

 

Марк Пенхасович приходил в университет раньше многих. Эту ночь он почти не спал. Переживал за утечку информации, за то, что среди его коллег есть люди, способные на такие поступки, за будущие исследования. Эти же мысли преследовали его и с утра, но стоило зайти в кабинет, он тут же обо всем забыл. Во-первых, бежавший вслед за хозяином Голодный сразу же повел себя нестандартно: он не пошел к подоконнику, чтобы поздороваться со своим другом кротом, а начал методично обнюхивать лабораторию и недовольно ворчать. Во-вторых, даже беглого осмотра было достаточно, чтобы понять: кто-то наводил тут порядки. Кротоежа нигде не было. На вопрос, брал ли кто-то ключи от его кабинета, Алина удивленно уставилась на него и замотала головой. И тут у Марка Пенхасовича все встало на свои места: вот почему Гена последнее время вел себя так странно. Марк Пенхасович был уверен, что ему удалось заинтересовать парня, а потом он вдруг снова потух. Марк Пенхасович чувствовал, что не сдержит гнев. У него могли украсть все что угодно, но кротоеж не принадлежал ему одному. В этот момент в задние вошел Громов с целой группой вооруженных людей.

– Идемте, Марк Пенхасович, прогуляемся до вашего кабинета.

Когда они оказались внутри, Громов, не включая свет, запер дверь.

– Вам наверняка знакомо чувство, когда долго выполняешь одни и те же отработанные действия, глаз замыливается и можно легко упустить вещи, которые будут очевидны непрофессионалу. Так вот, я по привычке кинулся вычислять сливающего информацию среди ваших именитых коллег, среди тех, у кого могут быть по-настоящему большие амбиции. Но я совсем забыл про вашего студента, – Громов многозначительно взглянул на Марка Пенхасовича.

– Вы хотите сказать, что это сделал Гена?

– А вы про него не думали?

– Нет.

– Я ничего не утверждаю и не хочу вас обидеть, но мы прорабатываем все версии. Если вы замечали за ним что-то странное, то лучше скажите сейчас. Вечером я с ним поговорю. А пока приготовьте здесь все. Мы проведем опись оборудования, а позже начнем вывозить то, что пригодится для экспериментов вам и другим ученым.

Марк Пенхасович вышел через несколько минут после Громова. Дверь уже охраняли вооруженные люди, на которых косились первые сонные студенты.

– Куда? – спросил один из заслоновцев.

– Курить, – отмахнулся Марк Пенхасович и поспешно зашагал к выходу.

– А почему ты мне сразу не сказал? – рявкнул Громов на потерявшего былую удаль Пашу.

– Ну, поссорились двое ребят, что тут такого?

– Ты сказал, он назвал второго Денис?

– Да.

– Денис... Не подводит чутье! Зуб даю, это сынок Казина, который десяток лет назад проходил по ряду дел, связанных с другой утечкой данных. Мы тогда его причастность так и не доказали, зато нашли у него в квартире крупную сумму заграничной валюты. Тюремной жизни он так и не понюхал, быстренько вышел по УДО, – тут Громов тряхнул головой, отгоняя наплывающие воспоминания. – Про что они говорили?

– Обсуждали какого-то друга. Кто кому настоящий друг. Глупость какая-то. Поругались, как из-за девчонки.

– Как зовут друга?

– Данил или Даниэль.

– Ладно, найди мне этого Дениса, а я пока займусь Геной. И, Паша, никогда не умалчивай про такие мелочи. Они нам не одно дело помогли раскрыть.

Громов направился в кабинет к Марку Пенхасовичу, но того уже не было.

– Где он?

– Пошел курить.

– Давно?

– Минут пятнадцать назад.

– Да он же не курит, болван! – Громов простер руки к небу, словно вопрошал у самого бога, почему сегодня у всех его коллег налицо признаки ослабления мозговой активности.

Ни в курилке, ни где-либо еще на территории УЭИвОЭ Громов так и не нашел ученого.

 

Нервы и припекающее с утра солнце заставили Гену покрыться потом. Мог ли кротоеж отъесться на земном солнышке? В любом случае тащить аквариум, да еще и обходными путями по Черниговской, было нелегкой затеей. Гена то и дело оглядывался, он понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Вот он уже погрузился в тень корявых деревьев, которые нависали над ним, насмехались, пытались ухватить его ветвями. Даниэль стоял у обшарпанного подъезда и пинал осколки разбитых бутылок.

– Появился! Я уже начал нервничать, – он снова был тем добродушным студентом, с которым Гена познакомился когда-то у Дениса, – показывай, что принес.

Гена поставил аквариум на бетонное крыльцо, и Даниэль сдернул халат: кротоеж был не в духе, он даже не поднял мордочку, когда слабый свет попал на его тельце.

– Молодец, Гена. Ты не будешь обижен, – Даниэль накрыл аквариум и тут же сунул Гене ключ и бумажку, – по этому адресу находится конспиративная квартира. Сиди там и никуда не вылезай. Вечером за тобой заедет человек. Кодовое слово – «коричневый оркестр». Запомнил?

– Я думал…

– Ты плохо думал. Ты, похоже, так и не понял, во что ввязался. Никаких прощаний, никаких эмоций, ты все сделал, как надо. Не делай глупых ошибок в последний момент.

Гена не слышал Даниэля. Только когда холодная сталь ключа обожгла его ладонь, он понял, как далеко зашел. Ему придется отречься от всего. Он уже отрекся! Гена крутил головой, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться, остановить поток времени и немного подумать. И внезапно нашел: сквозь деревья на уже оживленной улице он увидел Марка Пенхасовича. Наставник наблюдал за Геной и поймал его взгляд. Гена невольно улыбнулся. Даже в такой ситуации он все еще сохранил возможность радоваться. Пару месяцев назад он бы ни за что не поверил, что один вид его дипломного руководителя может вызвать в нем столько сил к жизни.

– Эй! Ты меня слышишь? Не время витать в облаках. Повтори кодовое слово.

– «Коричневая опера», – машинально прошептал Гена и тут же снова повернулся к своему дипломному руководителю.

Взгляд Марка Пенхасовича был серьезным и, к удивлению Гены, понимающим. Ученый медленно замотал головой: «не делай этого». Но тут поток машин стал слишком плотным и Гена потерял Марка Пенхасовича из виду. Даниэль щелкал пальцами у него перед лицом.

– Если ты сейчас же не придешь в себя, я выдам тебе оплеуху! – ворчал озлобленный Даниэль.

– Нет, – уверенно сказал Гена.

– Что – «нет»?

– Сделка отменяется.

Даниэль разразился истерическим смехом, но внезапно оборвал его.

– Сделка уже совершена, – он потянулся к аквариуму, но Гена схватил его первым.

– Убери руки. Я сказал: сделка отменяется.

Гена будто находился в другом мире, где все уже было решено и где Даниэль не представлял для него никакой опасности. Перед глазами Гены помчался непрерывный калейдоскоп образов: Миен Ко, Эрвин Каск, Юлия Мнишек, Жанболат и много других ученых, людей, чья жизнь была полна смысла. И инструмент, способный воплотить их идеи, сейчас был в руках у него! Какая сила! И все это он отдаст этой обезьяне? Нет, не бывать этому!

Даниэль ухватился за аквариум и попытался вырвать его из рук Гены, но Гена вцепился в стеклянный ящик мертвой хваткой.

– Отпусти, отпусти, дурак! Ты же все испортишь! – шипел Даниэль.

Гена со всей силы дернул аквариум и месте с ним упал на асфальт. Ему показалось, что рядом взорвалась ядерная бомба – настолько громким был звук бьющегося стекла. Гена машинально вскочил, огляделся: кротоеж был невредим, он суетливо возился на осколках, не зная куда деться.

– Я заберу его и так, – Даниэль грозно двинулся на Гену.

– На той стороне улицы стоит мой преподаватель. Он знает, что я здесь, а значит, скоро тут будет Громов и целя гора его мордоворотов! – выпалил Гена, но Даниэль пер вперед.

Тут, как будто в подтверждение его слов, вдали зазвучала милицейская сирена. Даниэль отшвырнул Гену, как куклу. Он ухватился за трепыхающееся существо, весь в осколках Гена бросился на помощь, но в эту секунду вспышка, яркая, как тысячи солнц, развеяла мрак на Черниговской, заодно погасив сознание Гены.

 

12

Много времени прошло с тех пор. С высоты прожитых лет тот Гена казался нынешнему глупым мальчишкой. Листая в воздухе голографическую сводку новостей, было приятно предаваться воспоминаниям, тем более, когда они подкреплялись мелькавшими знакомыми именами. Вот, например, Саша Квасин, все такой же ладный и с жизнерадостной улыбкой, он уже не летает в космос, а возглавляет школу подготовки космонавтов. Его напарник, Мирон, к сожалению, погиб во время экспедиции вокруг Сатурна. А вчера Гена слышал новость про Громова – теперь он один из руководителей Заслона, а это, между прочим, международная инженерно-исследовательская организация. Они на переднем крае науки во всех областях, а вот что касается военного потенциала, тут все пошло на убыль. И это была замечательная новость: надобность в немедленном военном применении последних достижений науки и техники уходила в прошлое.

В тот день, когда Черниговская озарилась электрическим разрядом огромной силы, Даниэлю не суждено было остаться в живых. От него осталась только ручка, которой Гена пользовался до сих пор. Сам Гена едва не погиб, но адрес конспиративной квартиры остался цел. Благодаря этому и полученным от Гены данным Громову удалось раскрыть целую шпионскую сеть, маскирующуюся под «студентов-обменников». Но, как ни крути, Гена совершил преступление, и ему пришлось за него отвечать. Он был первым из студентов УЭИвОЭ, кто сразу после защиты диплома отправился в тюрьму. Пробыл он там не долго, по специальной программе его перевели в колонию-поселение на серверном полюсе, где он должен был помогать группе ученых проводить эксперименты над светом в условиях пониженных давлений в озоновой среде. Закончил он свою работу уже свободным гражданином в качестве старшего лаборанта.

Про Дениса Казина и его отца Гена не слышал с тех пор, как запустили первые философские самолеты. После серии восстаний на западе и тяжелейшего экономического коллапса наступила эра разрядки и было решено, что недовольных политикой социалистического блока можно без особых потерь отпустить туда, куда они сами захотят. Отток оказался меньше, чем предполагалось, а вот такого потока обратных мигрантов никто не ожидал. Что же касается Миен Ко, Юлии Мнишек, Жанболата, Эрвина Каска и других ученых из группы Марка Пенхасовича, то почти все они стали первооткрывателями в новых направлениях науки и техники. Благодаря их трудам то, что еще десять лет назад казалось фантастикой, теперь стало достоянием всего трудового народа. Поезда с возможностью бесконтактного движения и разгона до космических скоростей, карманные лазерные резаки, лазеры с невиданными мощностями, двигатели и провода практически не расходующие энергию на нагрев, облегченные костюмы для космонавтов (Саша Квасин называл их «кофточки»), теплоотражающие костюмы для пожарных и многое-многое другое.

Устав от потока информации, Гена выключил голо-проектор и сунул его в карман. Он взглянул на свои руки: шрамы остались на всю жизнь, ожоги заживали очень долго. Он тогда боялся, что ослеп, но все обошлось. Сияющее в небе солнце напомнило Гене про его научного руководителя. Марк Пенхасович недавно отпраздновал свое девяностолетие. Тут же в голове возникла картинка, как он с еще незажившими до конца руками защищал диплом. Он был первым еще и среди тех, чья защита проходила в засекреченной лаборатории в Кавказских горах. Миен Ко и Марк Пенхасович тогда сопровождали его. Им вместе удалось понять природу кротоежа. Миен Ко предположила, что, живя в непосредственной близи от солнца, крот в своем кристаллическом состоянии обязан был иметь защиту от различных разрушительных энергий, воздействующих на него. В том числе от воздействия электромагнитных волн. Марк Пенхасович тут же подхватил и развил эту идею. Электромагнитные волны отражаются от проводников из-за поверхностных токов, отражаются тем лучше, чем проводимей поверхность. Отсюда логично предположить наличие свойств сверхпроводника в иглах крота, которые возникли по адаптивным причинам. После облучения зверька рентгеновскими лучами (невероятная идея перевернуть его и сделать это со стороны незащищенного иглами-отражателями пузика принадлежала Гене) выяснилось, что под иглами находится система проводящих каналов, по которым проходят токи аналогичные тем, что переносят нервные импульсы в человеческом мозгу. Кротоеж способен генерировать эти слабые импульсы, для регулировки коэффициента поглощения, чтобы спастись от палящих электромагнитных лучей окружающей среды. Когда интенсивность воздействия становится приемлемой, этот коэффициент уменьшается, чтобы излучение проходило к внутреннему покрытию игл, занимающихся поглощением волн, для жизнедеятельности организма. Структуру подложки игл ежа удалось искусственно воспроизвести всего несколько лет назад, что позволило повысить КПД солнечных батарей вдвое. Но это были не все загадки. Никому из команды Марка Пенхасовича так и не удалось объяснить, как, например, эти свойства соотносится с уровнями Ферми.

Что же касается ежекрота или кротоежа, его, а вернее их, сейчас называют СДОмики (сверхпроводящий диомагнетический организм), загадка их малой подвижности была проста: существо оказалось беременным. Большую часть жизни оно копит в себе электрический заряд, а, учитывая его свойства, это не так уж сложно, и в момент разрядки на свет появляется новый СДОмик. Смерть Даниэля оказалась датой рождения первого земного СДОмика. Согласно расчетам, процесс этот не быстрый, в условиях космоса он может занимать несколько столетий, а сколько живут СДОмики, до сих пор не ясно. Так же, как не ясно, сколько потомства может дать один СДОмик и достаточно ли просто накопления заряда для появления новой особи. Также осталось загадкой и то, откуда все-таки появились эти загадочные, такие непохожие и одновременно похожие на земных животных существа.

И то была не единственная еще не раскрытая загадка. Сфера незнания человечества расширяется быстрее, чем сфера уже познанного. И теперь, будучи уже взрослым и состоявшимся человеком, Гена был уверен, что именно бесконечное расширение этих сфер, познание себя и окружающего мира есть высшая цель человека и всего человечества. Что только борьба за эту возможность и сама возможность познания являются тем, чему не жалко посвятить жизнь, что наполняет эту короткую, как яркая вспышка на темной заброшенной улице, жизнь смыслом.

Похожие статьи:

Рассказы → Андроиды здесь больше не живут

Статьи → Искусственная Луна

Рассказы → Цели, которые мы выбираем

Рассказы → "Генезис"

Рассказы → Песочный человек