Я стоял на верхней палубе «Миньонета» и смотрел, как танцуют на темно-зеленых, почти черных волнах белые барашки пены.
Память невольно возвращалась к далеким дням детства. Мина и я любили убегать в поля, ложиться на свежескошенную, еще не собранную в копны траву и смотреть в небо – высокое, бледное, выцветшее, как передник мамми Розы. По небу неторопливо брели белые, пушистые барашки облаков, ярко светило солнце. А мы держались за руки, считали облака и мечтали.
Детство – прекрасная пора. Сердце твое чисто, как это небо над головой. Мечты просты, понятны и светлы. И также светло будущее, которое нас ожидает.
Война все переменила. Отец Мины, опасаясь за безопасность жены и любимой дочери, беспокоясь о сохранности своего имущества и страшась ярости буров, продал ферму и вернулся в Соединенное Королевства, которое его предки лет двести тому оставили в поисках лучшей доли.
В вечер накануне отъезда подружки, дождавшись, когда домашние улеглись, я пробрался к ее дому. Рыдая, стояли мы на заднем дворе, слушали сопение коров и негромкое похрюкивание свиней в хлеву, смотрели на звезды - такие яркие, сверкающие, равнодушные к нашему горю. Мы открылись друг другу в своих чувствах и поклялись в вечной верности именем Божьим.
Мина обещалась ждать меня хоть всю жизнь, если понадобится. Я – изыскать средства, чтобы соединиться с милой.
Война продлилась недолго и, по счастью, обошла нас стороной. Увы, пережитые треволнения и беспокойство усилили сердечную болезнь, от которой последние годы страдал отец. Вскоре после заключения мира батюшка мой скончался. Матушка, любившая мужа, ненадолго пережила его.
Оставшись в одиночестве и не чувствуя склонности к мирному сельскому труду, я продал землю и строения и отправился пытать счастья в Кимберли. Мне повезло найти достойного напарника – честного бедняка, не похожего на прочих искателей сокровищ – наглых бандитов, готовых за десяток блестящих камешков лишить сотоварища жизни. На мои средства мы приобрели лицензию на разработки и выкупили участок, который и принес нам, милостью Господа, достаточно средств. Честно поделив нажитое, мы с напарником расстались друзьями и двинулись каждый навстречу своей судьбе.
Не знаю, куда двинулся мой сотоварищ, но, надеюсь, мечта его о скромном краале и милой женушке сбылась.
Я же купил билет на пароход «Миньонет» и, не рискуя путешествовать с наличными деньгами, положил почти все средства в филиал банка Соединенного Королевства. Пылая надеждой как можно быстрее добраться до Лондона и обнять мою дорогую Мину, я уведомил любимую о скором приезде.
Я уже садился в экипаж, чтобы ехать на пристань, когда мальчик принес мне телеграмму от любимой. Она просила меня переменить планы и плыть другим пароходом. Длинное послание – Бог весть, сколько денег пришлось отдать за него Мине, - завершалось словами:
«Ричард, дорогой, мое сердце неспокойно. Пусть это отдалит нашу встречу, но, во имя нашей любви, умоляю – вспомни о проклятии твоего имени и будь осторожен».
Я лишь покачал головой и рассмеялся. Мина – бесспорно, лучшая из женщин, - была столь же суеверна, как и прочие представительницы прекрасного пола.
Конечно, я читал новеллу американского писателя мистера По, вышедшую из печати более полувека тому назад, и слышал о трагедии яхты «Миньонет», случившейся вскоре после окончания войны. Но совпадение названий кораблей и моего имени – замечу, вовсе не редкого, - с именем фантастического героя и одного из пострадавших на яхте, - не могло напугать меня или отвратить от поездки.
На борт парохода я вступил, будучи уверенным в благополучном исходе плавания.
Поначалу путешествие наше было не лишено приятности. Море было спокойно, пассажиры первого и второго класса – хорошо воспитаны и общительны, команда – умела и старательна.
В тот незабываемый вечер я после ужина вышел прогуляться на палубу и заметил, как сгущается туман. Гигантская белая фигура поднималась из моря, близилась от горизонта, окутывала белым саваном все вокруг, тянула к «Миньонету» - ныне такому малому и хрупкому – длинные руки. Палуба под ногами задрожала, паровой двигатель громко рявкнул, прерывая свое ритмичное постукивание, а затем забормотал снова, но уже спокойнее. Механики по приказу капитана снизили скорость.
«Миньонет» двигался, казалось, внутри молочного чана. Не было ни моря, ни неба, все растворилось в белом, слабо мерцающем сумраке. Желтые лучи мощных фонарей, установленных на носу и корме, не в силах были пробиться сквозь плотную вату тумана.
И вдруг раздался ужасающий треск. Мы столкнулись с другим судном, так же, на ощупь, двигавшемся во мгле. Нос парохода задрался вверх, корма за считанные секунды ушла под воду.
Я покатился по палубе и упал в холодное черное море. Отплевываясь, огляделся. Люди черными мошками падали с высоты, кричали, отчаянно боролись за жизни, напрасно пытаясь уклониться от рушившихся на них кусков металла и дерева. Водоворот, возникший в месте столкновения кораблей, затягивал живых и мертвых.
Своими глазами видел я, как пошла ко дну, раскинув руки, унизанные браслетами, молодая девушка, одетая в голубое вечернее платье. Голова ее была пробита, на месте лица зияла жуткая кровавая рана. Поблизости барахтался пожилой коммерсант во фраке. Несчастный джентльмен отчаянно боролся с волнами, пытаясь отплыть как можно далее от смертоносной воронки.
Я подплыл к мужчине, ухватил его за плечо. Вдвоем стали мы выгребать против течения. В тот миг я не думал ни о жизни своей, ни о том, что вдвоем можем мы потонуть гораздо быстрее. Лишь молил Господа смилостивиться над всеми нами – принять души погибших без последнего причастия и спасти тех, кто еще жив.
Подул легкий ветерок, приподнимая молочно-белую завесу над нашими головами. На небе проглянули крошечные глазки звезд.
- Сюда! Плывите сюда! – послышался крик над водою.
С трудом разглядел я сквозь пелену слез, заливавших лицо, качающийся на волнах спасательный плот, на котором виднелись темные фигуры.
Отчаяние придало нам сил. Напрягая мускулы, мы подвигались все ближе и ближе к плоту. Но увы, силы оставили моего сотоварища. Все медленнее становились взмахи его рук, свинцовой тяжестью наливалось тело. Понимая, что несчастный не доплывет сам, я перевернулся на спину и подхватил спутника под подбородок, надеясь удержать над водой.
Собрав всю волю, стиснув зубы до скрипа, я упорно продолжал плыть к плоту, не думая, далеко до него или близко. Наконец – хвала Господу – что-то ударило меня по голове. Сильные руки подхватили нас, вытащили из воды и бросили на мокрый деревянный настил.
Какое-то время я лежал, не в силах пошевелиться. Затем приподнялся и осмотрелся. Наше убогое суденышко – если можно назвать судном несколько сбитых вместе досок, оснащенных лишь рулем и покорных воле волн, - было уже далеко от места страшной трагедии. Туман, подобно врагу рода человеческого, что появляется лишь на миг, дабы причинить зло и исчезнуть невредимым, - растаял. На поверхности моря видны были лишь обломки судов. Да и те быстро скрылись в огромной пасти водоворота, которая захлопнулась с утробным рычанием, наконец насытившись заживо пожранными людьми.
Катастрофа настигла нас столь внезапно, что спаслись лишь те, кто успел добраться до плота. Нас было всего пятеро: я, коммерсант, двое матросов с «Миньонета» - тот, что вытащил меня, другой – с пораненной рукой, - и сухощавая дама неопределенного возраста, похожая на преждевременно засохшее от солнца и ветров дерево.
Немного успокоившись и придя в себя, мы осмотрели наше непрочное убежище и познакомились.
Оказалось, что продуктов на плоту достанет недели на две. Пресной воды было немного, но, при умеренном потреблении, должно было хватить примерно на тот же срок.
К несчастью, необходимость экономить воду не позволила нам обмыть поврежденную руку одного из матросов – Джонатана Бакли. Но мисс Вайолетт Джессон – единственная дама в нашей компании – оказалась медицинской сестрой и сколь возможно тщательно протерла рану виски, а затем туго перебинтовала.
Пожилого джентльмена звали Питером ван дер Брюсом, а второго матроса – Гордоном Пимом.
К счастью, ни моряки, ни коммерсант не знали суеверия, связанного с моим именем. Лишь мы с мисс Джессон подивились такому двойному совпадению и понадеялись, что Господь не оставит нас своей милостью.
Нам пришлось провести на плоту двадцать два дня. Время это и пережитые испытания никогда не изгладятся из моей памяти.
Первым покинул нас Джонатан Бакли. Невзирая на все усилия мисс Джессон и нашу неумелую помощь, в ране появился гной, началась гангрена. Будь мы на земле, близ больницы, возможно, нашего товарища удалось бы спасти, отняв руку. Но на хлипком деревянном плоту никакая операция была невозможна. Да и не было у нас потребных знаний и инструментов, чтобы ее провести. Когда мучения бедного матроса стали невыносимы, Гордон Пим, обливаясь слезами, пристрелил друга. Могилой его стало немилосердное море.
Спустя неделю мистер ван дер Брюк – мужчина почтенного возраста, слабого и желчного телосложения, - лишился рассудка. Посреди ночи, когда все мы забылись неспокойным сном, несчастный вскочил, разодрал на себе одежду и, крича что-то бессвязное, побросал за борт всю остававшуюся еду.
Мы с мистером Пимом скрутили беднягу, но даже будучи в веревках, он так рвался и метался, что разбил себе голову о металлический окоем руля.
К утру ван дер Брюк скончался. У нас не оставалось еды, как не оставалось и выбора, что делать с телом. Превозмогая брезгливость и тошноту, мы с мистером Пимом отрезали, как смогли, мясо с ног и тулова покойного. Остатки же выбросили на прокорм хищным рыбам.
Вяленые на солнце куски тела нашего погибшего сотоварища позволили продержаться еще несколько дней – полных горьких стенаний и безнадежных молитв к Богу, казалось, оставившему нас.
В тот вечер, когда мы доели Питера ван дер Брюка, я долго не мог уснуть. Лежал, завернувшись в колючее, покоробившееся от морской соли одеяло, и смотрел в черное небо, не освещаемое ничуть луной второго дня и крошечными звездочками, прятавшимися за полупрозрачными перистыми облаками.
В мечтах уносился я к счастливым дням детства, к моей дорогой Мине, которую уже не надеялся увидеть.
Внезапно легких шорох прервал течение моих мыслей, столь далеких от этого бесконечного моря и неба, от жестокой, безразличной к бедам людским природы вокруг.
Приподняв голову, увидел, как Гордон Пим ползет к спящей на другом конце плота мисс Джессон. В первые мгновения я подумал, что наш товарищ по несчастью – здоровый и ражий, как все моряки, истомленный одиночеством, - задумал надругаться над бедной женщиной. И лишь потом догадался, что, доведенный голодом до последней степени отчаяния, бедняга замыслил куда худшее преступление.
Не знаю, думал ли Пим представить мне убийство наутро, как свершившийся факт, который уже не изменишь, или планировал убить и меня тоже, но, когда в руке матроса блеснул нож, я не колебался ни секунды – вскочил и бросился на злодея. Мы оба рухнули на мисс Джессон, перевалились через нее и покатились по плоту, сплетаясь ногами и руками, как двое противоестественных влюбленных. Но нет, иное чувство владело нами. Пим, пребывая в ярости от нежданной помехи, вторгшейся в его план, пытался ударить меня ножом. Я же, борясь за самую жизнь свою, отбивался как мог. Моряк был сильнее, я – проворнее и гибче. Мне удалось дотянуться до горла Гордона Пима. Не обращая внимания на беспрерывно сверкающий возле лица и глаз нож, я сдавил толстую шею моряка и принялся сжимать ее – сильнее и сильнее, до боли в руках, до помрачения в мозгу, до темноты в глазах.
Наконец, когда силы мои иссякли, тело, на котором я сидел верхом и прижимал к доскам, наваливаясь всем весом, перестало трепыхаться. Я разжал руки. Гордон Пим был мертв.
Перепуганная мисс Джессон сидела в углу плота, обхватив колеи руками и трясясь, как в лихорадке. Я подошел и положил руку ей на плечо.
- Я знаю, - всхлипнула она, - вы не виноваты. Вы хотели защитить меня. Да благословит вас Господь. Как и этого беднягу.
И медицинская сестра перекрестила лежащий на плоту труп.
Следующие несколько дней мы провели в ужасающем соседстве с мертвым телом. У нас не было больше ножа – Пим выронил его за борт во время схватки, - поэтому мы принуждены были грызть ноги и руки покойника, не имея возможности отрезать кусок мяса. Наконец нам пришлось выбросить моряка в море. Мясо стухло, воняло, один вид его – красно-синего, с беловатым пушистым налетом и ползающими в разверстых ранах крошечными белыми червячками, - вызывал тошноту.
Мы уже ничего не ждали, ни на что не надеялись и приготовились к смерти от голода и жажды, когда на горизонте показался дымок. Все гуще и гуще он становился, все чернее. Это был дым проплывающего парохода.
Мы вскочили, принялись размахивать руками и кричать, как безумные. Корабль замедлил ход, потом остановился. На воду спустили шлюпку.
Спустя недолгое время, показавшееся нам обоим дольше вечности, мы очутились на палубе парохода «Мажестик». Обняв своих спасителей, мисс Джессон и я пали на колени, благодаря Господа за чудо.
Не буду рассказывать обо всех перипетиях нашего дальнейшего плавания. Скажу лишь, что две бури и долгие странствия на пути к дому показались мне столь незначительными в сравнении с испытаниями, пережитыми на плоту, что они, право, не стоят упоминания.
Скажу лишь, что завтра мы с милой Миной – ныне носящей имя миссис Паркер, – отправляемся в Новый Свет, где хотим приобрести в собственность небольшое ранчо, и жить там в спокойствии, трудах и взаимной любви. Добрейшая мисс Джессон будет сопровождать нас. Надеюсь, присутствие рядом медицинской сестры позволит Мине, невзирая на ее деликатное состояние, перенести путешествие с легкостью.
К тому же, говорят, каюты второго класса на «Титане» - величайшем и удивительнейшем творении инженерной мысли – очень удобны.
Похожие статьи:
Рассказы → Анатомический театр
Рассказы → Постоянство Вечности
Видео → С бору по сосёнке, выпуск № 8
Статьи → Лем
Рассказы → Дневник безумного алхимика
