1W

Истории в ночи (Внеконкурс)

1 февраля 2016 -
article7437.jpg

 

Я проснулась. Встала в ночнушке, потому что мне лень было одеваться. Пошла в ванную, умылась и почистила зубы. Вода плохо стекала, похоже, трубы опять засорились. В последний раз их чистили лет пять назад. Наверно, нужно было бы позавтракать, но мне не хотелось. Я пошла в гостиную, и включила телевизор. За окном была ночь, небо затянуло. Но во всех комнатах горел свет. Я не люблю темноту. В темноте прячутся пауки и всякие другие создания.

Они только и ждут, когда я выключу свет.

Чтобы сцапать меня.

Иногда они снятся мне: противная женщина с уродливым лицом, карлик, который жуёт мои тапки, тараканы с головами людей, огромная седая моль, которая стучит в окно. Они зовут меня к себе. Выйти и погрузиться в их мир, в мир призраков и чудовищ, в логово ночных страхов, мир мёртвых и пропавших детей.

Но я не хочу.

Они всегда сняться мне ночью, и потому сплю днём.

Днём хорошо; солнце согревает меня своими лучами.

А ночь я не люблю. Ночью страшно, ночью я бодрствую: смотрю фильмы, звоню своим друзьям, читаю книги. У меня было много книг, ещё тогда. Иногда я просто звоню знакомым, чтобы услышать их голос. Они уже выросли, стали такими взрослыми. А я нет. Никогда не вырасту. Никогда.

Я забралась с ногами на диван.

Включила телевизор.

По десяти каналам не было сигнала, а по пятому шёл "Сказки туманной луны после дождя", Кендзи Мидзогути, по мотивам новелл Уэды Акинари.  Чудесное кино, я смотрела его, наверно, раз пять. Его особенно любил мой отец, и мы смотрели его вдвоём, ещё тогда, когда он жил со мной и мамой. Он любил повторять: «фильм получил приз Венецианского кинофестиваля». Как будто он бы стал хуже, если не получил бы ничего. Отец такой смешной.

Ещё мне нравятся «Черные кошки в бамбуковых зарослях»  Канедо Синто. Где-то в нижней полке серванта лежат кассеты. Мне грустно. Я убираю звук и раскрываю недочитанную книгу рассказов-моногатари – «Истории Кондзаку». Рассказ начинается: «Има ва мукаси...», что означает «Однажды...» по-японски. Рассказы написаны буквенной катаканой – так читать легче. О-то сан обучил меня читать по-японски, когда мне было всего девять лет, но многие иероглифы я так и не выучила до конца.

«Однажды некий человек поздно ночью покинул свой дом в Киото, чтобы совершить поездку в Нагою. В предместьях Киото он пришел на перекресток, где увидел очень хорошо одетую и красивую женщину, стоявшую в полном одиночестве. Это было очень поздно вечером. Было странно найти женщину в том месте одну в такой час, но он предположил, что есть люди, заботящиеся о ее безопасности, и продолжил свой путь. Тогда женщина остановила его.

— Куда вы идете? — спросила она».

Меня отвлёк звук проворачивающегося ключа.

А жаль, квайдан так интересно начинался. Квайданы – это японские истории о призраках, которые всегда случаются днём. Вернее, не всегда, но намного чаще, чем европейские ужастики. Самое страшное происходит при свете солнца. В этом есть какая-то правда.

В комнату вошла женщина, в тёплом пальто из кашемира. Её плечи присыпало снегом. Она сняла пальто, и повесила его в открытый шкаф. Там сиротливо болталось несколько вешалок. Стащила изящные сапожки, постучала ими по полу, сбивая грязь. На ковре остались грязные разводы. Вот неряха!

— Да, конечно, здесь многое нужно поменять, — пробормотала она. — Но квартира отличная, три комнаты, недавний ремонт…

Ох, вспомнила, я видела её на прошлой неделе. Она приходила с тучным мужчиной, одетым, как пижон. Они говорили:

— Великолепный вид из окна, целая прорва квадратных метров, и цена не кусается… В чём-то вы меня надуваете.

— Говорят, что в квартире поселился призрак, — здесь полный дяденька хихикнул. — Двигает вещи, включает воду. Вот почему продаём так задёшево.

— Призрак? — нахмурилась женщина. — Здесь что-то произошло?

Пузатый агент по продажам сразу же поскучнел.

— Да, была тут одна история…. Пятнадцать лет назад. Квартиру занимала семья, женщина и мужчина, мужчина родом из Японии. Как его там звали, не помню. Женщину, кажется, Лерой. У них было двое детей, а потом они развелись, японец улетел в Осаку. Каждый раз рассказываю эту историю, продавая квартиру, — снова хихикнул он, но несколько напряжённо. — Всё равно ведь узнают…. Уже все подробности выучил, и то правда – страшная получается сказка… Прямо мороз по коже. Сына звали Михаилом, а дочь – Сатоко, на японский лад. Кажется, это обозначает «умная». Дочь была вся в отца, и внешностью и характером, такая же упрямая и своенравная. Только уши оттопыренные, а так – вылитая японка. Хотя у них, у япошек, кажется, большие уши – признак чувственности.

Мать её ненавидела. Нещадно била, тягала по квартире за волосы. Видимо, после развода она немного повредилась умом. Психоз, такое случается. Мстила отцу в её лице. Папаша обещал забрать Сатоко в Йокогаму, где он устроился на работу, когда той исполнится семнадцать. Обучал её японскому, они часто болтали по скайпу. Привозил японские фильмы и книжки. Но за месяц до семнадцатилетия дочери Валерия словно взбесилась. Судмедэкспертиза и опрос свидетелей показал, что они начали скандалить. Мать и дочь. И во время ссоры, дескать, Сатоко сказанула, что скоро уедет к отцу, и мать не сможет её бить. И она подаст на неё в суд. И тогда Лера взбеленилась. Схватила её за волосы и стала лупить. А потом ударила её головой об стену. Ещё. И ещё. И ещё. Маленький Миша не мог ей помешать. На крики пришли соседи. Сатоко скончалась прямо на месте. Её даже не успели отвезти в больницу. Кругом всё было в крови, пришлось переклеивать обои. Сына отец забрал в Йокогаму. Такая вот получилась история. Девочку похоронили на Кунцевском. Прочитали над ней эти китайские мантры, да и покоится она с миром.

Мужчина вздохнул.

— Лучше бы я не рассказывал, право слово. Ведь тут такое дело: как только упомянёшь эту историю, так тут же новым жильцам начинает мерещиться какая-то чертовщина. Будто бы книги кто-то из шкафов достаёт, ходит по ночам, холодильник открывает. Продукты, дескать, портятся и пропадают. Чего только не придумают, не приведи господи! Ещё говорили, что, дескать, с зарегистрированного на имя Сатоко аккаунта порой приходят странные письма. Наверно, чья-то злая шутка. Возможно, кто-то из школьных знакомых. Дети порой так жестоки… Можете себе представить, что чувствовали её родственники, получая письма от мёртвой девчонки. Так продолжалось, пока её родственники не удалили все её страницы. На Одноклассниках и Вконтакте. И электронную почту. К счастью, младший брат помнил пароль. И, в общем-то, вся эта история начала забываться….

Звон ключей вернул меня в реальный мир.

Женщина бросила их на трюмо, едва не оцарапав лак. Я нахмурилась. Трюмо досталось ещё от бабушки, она вывезла его из Ликово. Этому трюмо почти как Минину и Пожарскому, ратитетная вещица.

А призраки в квартире встречаются, это правда. Вот эта женщина. Было в ней что-то странное, неправильное, не такое, как во мне. Странно, я стою рядом, а она меня не замечает. Но никаких девочек тут, кроме меня, никогда не встречалось. Толстяк врал. Разве что только ЭТИ, что скребутся в дом по ночам. Противные хари. Зовут меня погулять. Одна распухшая, словно её стукнули оглоблей, а вторая вся бледная, словно привидение. Говорят, потерялись, и теперь нас будет трое. Потерялись, так пускай отыщутся. Не выношу их.

Но они не призраки – вон как стучат в окно.

А вот она?... Что она забыла в моей квартире? Отец скоро вернётся, он обещал. А тут эта женщина. Откуда она взяла ключи? Кстати, имя Сатоко, какое-то знакомое. Кажется, я слышала его раньше.

Женщина прошла в гостиную, остановилась, как вкопанная. По телевизору показывали туман. Реку и туман. Она рассеянно взяла пульт, повертела в руках.

— Надо же, — пробормотала она. — Даже телевизор! Даже кабельное!

Сквозняк шевелил листья у книги. Она подняла её, осторожно, двумя пальцами, словно ядовитую змею. Я встала у неё за спиной.

«— Куда вы идете? – спросила она.

— Я иду в Нагою.

— Вы, должно быть, очень спешите, – сказала она, – если путешествуете так поздно ночью. Пожалуйста, задержитесь. Я должна спросить у вас кое о чем важном.

Хотя путешественник торопился, он был хорошо воспитанным человеком.

— Хорошо, что я могу сделать для вас?»

Она осторожно положила книгу на диван.

— Японские истории о призраках, надо же. Наверняка Олег. Всё, чтобы меня напугать. И телевизор ставил включённым, паршивец. Ого, и хокку на русском. Надо же, какая бездарность. Даже не соблюдено число слогов.

И тут я разозлилась. Я выписала эти строки из Контакта: их написал мне один мальчик ещё до того, как…. Подумаешь, не он не соблюл строки! Да как она смеет, старая кошёлка!

Я схватила её за волосы и дёрнула. Она с криком оглянулась. Конечно, она меня не увидела – она ведь призрак. А я живая, живая! И могу измываться над ней, сколько захочу! Пусть у меня будут тараканы и эти зануды за окном, но этой хамки тут не будет! Я подставила ей подножку. О, как смешно она вопила! Она выскочила на улицу, даже не одев сапожки. Надеюсь, она простудится! Простудится!

И снова ночь. Мне никто не мешает. Я взяла жевательную резинку и затолкала её в замочную скважину. Это ИХ ненадолго остановит. Я не боюсь призраков. Но некоторые из них назойливы.

Ночь тянется за ночью. А днём я сплю.

И я снова открываю «Кондзаку моногатари» и читаю:

« ..я хотел бы, когда придет мое время, быть похороненным на каком-нибудь старинном буддистском кладбище, чтобы моя призрачная компания была древней, совершенно равнодушной к моде, переменам и закату Мэйдзи. Это старое кладбище за моим садом было бы подходящим местом. Там все переполняется красотой безмерного, торжественного покоя... И, рассматривая возможность существования в форме дзики-кэцу-гаки, я не хочу упускать свой шанс еще раз родиться в каком-нибудь бамбуковом кубке для цветов или мидзутамэ, откуда я, распевая свою пронзительную песню, мог бы мягко вылетать, чтобы кусать некоторых своих знакомых».

Какая чудесная мысль, думаю я.

Дзики-кэцу-гаки, пьющие кровь «голодные» духи, с которыми он сравнивает москитов, что заводятся на старом кладбище в ритуальных чашах с водой – пожалуй, это мне не слишком нравится. Но вот тишина, покой, и древние монолиты – в этом, несомненно, есть нечто… такое. Я бы тоже хотела… так.

Ночью ко мне приходят две девочки, они стучат в окно. Я думаю, это хякки-яко, «бродячие группы демонов ночью» – я смотрела с ними картины Торияма Сэкиэна. Может, и мне выйти к ним? И поучаствовать в ежегодном ночном тайном шествии нечистой силы.  Демоническом пандемониуме-ёкаи. Ведь зачем-то они зовут меня? Я уже запуталась. Кто я такая?

И отец всё не приходит, а ведь обещал…

Раньше, когда ещё работал Интернет, я смотрела на ночную Осаку. В режиме он-лайн. Яркие огни, рекламные щиты и множество людей. Таких, как я. Как мой отец. Где-то там был и он. А теперь у меня остался лишь телевизор и книги. Порой в квартиру кто-то приходит, кто-то снимает. Я не трогаю их, пока они не трогают мои вещи. Хорошо, что они обычно успевают оплатить телевизор.

Ещё удивляются, что у нас кабельное.

Они просто призраки, тени теней, появляются и исчезают, а я здесь вечно. Что есть предметы, а что есть тень? Что есть правда, а что есть ложь? Я не знаю. Как говорит Малая Прагна-парами-та-хридая-сутра: «Форма – это пустота, и пустота – это форма. Пустота не отличается от формы; форма не отличается от пустоты. Что есть форма, то является пустотой. Что является пустотой, то есть форма... Восприятие, имя, представления, знание – также пустота... Нет глаз, ушей, носа, языка, тела и разума...»

Я сплю и бодрствую, читаю книги, смотрю, как облака тянуться над землёй.

Может, я умерла?

В Японии, когда человек умирает, священник даёт ему посмертное имя. А у меня вот нету его. Вот что гласит «Кондзаку моногатари»: «Церемонии и жертвоприношения умершим совершаются несколько раз в течение года. Всех умерших предков почитают в Новый год (1–3 января), в дни весеннего и осеннего равноденствий (хиган) и на Праздник Мертвых (Обон). Цель этих обрядов состоит в том, чтобы очистить души недавно умерших от их ритуально нечистого, земного состояния и позволить им приобщиться к чистому сообществу других давно умерших предков дома и общины».

Я же одна одинёшенька, и никто не приносит мне цветов.

Может быть, это я – та девочка, что умерла?

Вот бы мне быть призраком. Никому не мешать и быть незаметной. Меня никто не трогает, и я – никого.

И грустно мне, и смотрю я из окна, на улицу, где ходят люди, и снова открываю квайданы.


 

 

Похожие статьи:

РассказыНе будите спящего Удава! (Внеконкурс)

НовостиКонкурс ужасов

РассказыМимикрим (Внеконкурс)

РассказыХуторок ( Номинация №3 Работа №8)

РассказыГостья (Номинация №4 Работа №10)

Рейтинг: +5 Голосов: 5 646 просмотров
Нравится
Комментарии (10)
0 # 1 февраля 2016 в 22:13 +2
Люблю приходить ночью glasses
Жан Кристобаль Рене # 1 февраля 2016 в 22:14 +1
Изыди, негодявка! Плюс!++++++++++
DaraFromChaos # 1 февраля 2016 в 22:45 +2
милая девочка, тихий японский призрак
и что люди пугаются :))) подумаешь, книжки берет почитать и телек смотрит
laugh
Жан Кристобаль Рене # 1 февраля 2016 в 22:48 +1
Дар, комм расцениваю как плюс!++++++++
DaraFromChaos # 1 февраля 2016 в 23:00 +1
да-да, я поставила
единственное хоть как-то перевариваемое блюдо из кучи последних внеконкурсов
smoke
Миля # 3 февраля 2016 в 16:54 +2
Наконец-то плюсую))
Впечатлительная Марина # 3 февраля 2016 в 17:05 +1
И я плюсую! laugh
Mef # 7 февраля 2016 в 01:43 +1
Тема довольно знакомая, но понравилось, как преподнесена. +
Валерия Гуляева # 8 февраля 2016 в 16:40 +1
Своеобразно, плюсик
Чертова Елена # 10 февраля 2016 в 19:02 0
Мило, плюс!
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев