Золотой паук

Зейнулин стрелял в упор. Ствол пистолета-пулемёта Шпагина изрыгал пламя и едкое облако дыма. Грязные руки бойца еле сдерживали взбесившееся оружие. Серая шинель фрица постепенно превращалась в багряное месиво, выпуская то тут, то там кровяные струйки.

— Отставить, Зейнулин,— старшина Сергей Дымченко толкнул в спину автоматчика,— чё, сдурел? Патронов в обрез, а ты по трупу вторую обойму высаживаешь.

На выпачканном сажей лице старшины застыла гримаса отвращения. Хлопнув себя по тлеющему рукаву фуфайки, он отобрал оружие у казаха и почти прошипел: — Ещё раз увижу, нянькаться не буду. На башню отправлю, понял?

— Понял,— трясущимися руками Зейнулин схватил брошенный ему ППШ и чуть не плача добавил: — Смотри, он щас опять встанет.

Старшина опешил, когда рука убитого фашиста дрогнула и полезла в карман.

— Тащ старшина,— из соседнего окопа показалась перебинтованная голова бойца,— немец миномёты подтягивает, накроют башню и нас вместе с ней.

— Отставить разговоры, занять позиции! — отдавая приказ, Сергей, не отрывая глаз, следил за рукой изрешечённого ганса. Глаза немца отрешённо смотрели в небо, но кулак явно жил своей жизнью. Пальцы разжались, и на живот убитого выполз золотой паук, размером с куриное яйцо.

Сентябрьское солнце, отражаясь от тела паука, играло бликами на стенках окопа. В нескольких метрах от блиндажа начали рваться мины. Воздух вновь пропитался запахом пороха и горелого мяса. Комья земли, как предвестники смертельных осколков, накрывали с головой.

Старшина пригнулся и замер, наблюдая, как блестящее существо, ловко орудуя восемью ногами, вытаскивало из тела фрица пули. Ничто не могло оторвать старшину от видения: ни рухнувшая на раненых бойцов башня, ни крики солдат, схватившихся врукопашную у бруствера, ни партбилет. Словно игла на швейной машинке, ноги паука протыкали плоть, вытаскивая сплющенный свинец. Грудь немца приподнялась. Падая и утопая в песке, с шинели скатились пули.

***

— Посмотри, что он нарисовал! — гневный взгляд жены заставил Андрея оторваться от телевизора. Любимые карие глаза Анны в такие секунды не предвещали ничего хорошего. Андрей поставил банку с пивом на столик и посмотрел на творчество сына. На фоне кровавого заката первого наброска виднелись разрывы снарядов. Покосившаяся водонапорная башня вот-вот должна была упасть. На груди одного из трёх убитых солдат ползал паук.

— Ничего страшного,— вновь потянувшись за пивом, Андрей улыбнулся,— фантазия у пацана богатая. Весь в тебя.

— Фантазия, говоришь? — Анна разжала кулак. На подушечке указательного пальца набухала капля крови.

— Ты моя красавица,— нежно взяв жену за руку, Андрей потянул пальчик к губам.— Лизну, и всё пройдёт.

— Вот это лизни,— Анна протянула мужу следующий лист.

Не успев притянуть рисунок к лицу, Андрей вскрикнул от боли. По его щеке скатывалась кровяная капля. Упав на майку, капелька крови оставила расползающееся алое пятно.

— Кто меня уколол? — гладко выбритое лицо мужа вытянулось.

— Он,— только и смогла вымолвить женщина. Перед глазами всё поплыло. Растворился сервант, исчезла фотография матери, лопнул фужер.

***

— Полюбуйся,— начальник уголовного розыска полковник Саврасов разложил на столе фотографии.— Твой профиль, Филин. Три растерзанных тела и никаких следов, кроме этого.— Выдвинув внутренний ящик стола, Игорь Семёнович аккуратно взял рисунки за края и положил рядом со снимками. — Твоя любимая чертовщинка!

— Кто обнаружил тела? — лёгкое недоумение отразилось на лице капитана Филина при виде убитой семьи.

— Тёща. Открыла дверь своим ключом и обомлела.

— Я всегда говорил…

— Давай только не про тёщу,— полковник разлил по стопкам коньяк,— будем.— Смачно высосав дольку лимона, начальник кивнул в сторону лежащей на столе папки: — На всё про всё неделя.

***

По лобовому стеклу барабанил дождь. Стеклоочистители праворукой Тойоты оставляли после себя грязные полосы. Артём Филин долго смотрел на прятавшихся под зонтами прохожих, поймав себя на том, что мысли его крутятся не вокруг истерзанной семьи, а стараются догнать скрипящие дворники. «Сезона не проходили»,— подумал Артём. Вся жизнь казалась ему сезонной, временной: машина, работа, женщины. Он не мог схватить ту единственную птицу счастья, ради которой кладут жизнь на плаху вечности. Тридцать пять лет он куда-то стремился, запрыгивал на подножку последнего вагона уходящего поезда, выслуживался, и что в итоге? Ни семьи, ни детей, ни тяги к жизни.

«А что это такое — жизнь?». Он вдруг вспомнил фотографию ребёнка с колотыми ранами на груди. Для малыша жизнь — тот миг, который остался у него в памяти перед смертью. Неужели вот это нудное резиновое существование называется жизнью? Уж лучше яркие смертельные впечатления, будоражащие душу, чем серая повседневность. Артём откинул козырёк и посмотрелся в зеркало. Красивое мужественное лицо, небритое неделю, зелёные глаза, в которых последние несколько лет жила усталость, лишь только лоб смотрелся весело, широко улыбаясь причудливыми формами морщин.

«Надо взять себя в руки»,— Артём легонько похлопал по щекам. Мигнувший на перекрёстке светофор вызвал в душе у капитана приятное чувство. «Хоть кто-то поддержал в трудную минуту». Шум новой резины поглотил барабанную дробь дождя и растворился в ночном мраке российского захолустья.

Когда с бутылкой вина и бутербродами с селёдкой было закончено, Филин вытер салфеткой руки и полез в портфель. Вспомнив один из рисунков убитого мальчика, он поймал себя на пришедшей в голову странной мысли. Вытащив папку с делом, Артём достал оттуда несколько листов и разложил перед собой. Усмехнувшись селёдочным пятнам на одном из них, он попытался скинуть пальцем кусочек прилипшей к бумаге рыбы и внезапно отдёрнул руку. Острая боль обожгла левую половину тела. Мгновенно протрезвев, капитан оглядел ладонь.

Из указательного пальца капала кровь. Окинув безумным взглядом цветастые обои в кухне, он лизнул рану. Солоноватый привкус немного успокоил следователя. Филин не стал вновь трогать рисунок, а достал лупу и принялся рассматривать вещдок. Нехорошее предчувствие заставило вспомнить о пистолете. Дотянулся до газовой плиты, скрипнул дверцей духовки, вытащил пистолет. Воронёная сталь приятно оттягивала руку. «Так-то лучше»,— подумал Артём.

В центре нарисованной цветными карандашами картины был изображён плот. На скреплённых между собой досках стояли темнокожие рабы со связанными руками. Вокруг плота плавали останки судна. На одном из обломков виднелась надпись «Пандора». Взгляд чернокожих был устремлён на золотого паука, висевшего на шее у одного из негров и сиянием заменявшего в рисунке солнце.

Чем сильней Артём вглядывался в странный рисунок, тем яснее перед глазами развивались события, изображённые там. Вот, подняв руку, высокий стройный юноша ударил веслом по воде, вот волна накатила на пустую бочку, привязанную к корме. Явно слышался плеск и шум моря. Когда до Артёма донеслись голоса, он отложил лупу. Рука непроизвольно потянулась к пакету с пивом.

Перед Артёмом оживали пассажиры судна, потерпевшего крушение. Неуверенным движением Артём дёрнул за кольцо на банке. Одновременно с шипением пенного напитка лист бумаги шевельнулся. Одна из сторон листа вздулась и лопнула. Внезапно, раздвигая рваные бумажные края, на стол выполз золотой паук. Лучи трёхрожковой люстры выхватили на спине паука странное клеймо в виде изогнутых линий, напоминающих две буквы «В». 

Пока обескураженный Артём хватал ртом воздух, гость пробежался по руке и впился хозяину квартиры в грудь. Медленно булькала упавшая банка с пивом, покрывая давно не мытый пол белыми пузырями. На плите, пощёлкивая, остывал чайник, у соседей громко играла музыка. Артём чувствовал, что в грудь ему с силой впилось что-то невообразимое. Тело парализовало, создавалось впечатление, что рёбра сдавливает мощной хваткой великан. Хрустнула грудная клетка, перехватило дыхание. Артём хотел заорать, но не мог. В горле словно горело пламя.

Услышав крик чаек, он ощутил, что лежит на чём-то мягком. Боль мгновенно прошла. Боясь открывать глаза, Артём вдохнул горячий воздух. «Запах водорослей и крови»,— мелькнула затаившаяся мысль. От яркого солнца перед глазами поплыли жёлтые круги. Внезапный человеческий ор заставил капитана вздрогнуть. Перед ним стояла толпа чернокожих рабов во главе с высоким мужчиной. Показывая на Артёма пальцем, вожак прокричал несколько раз:

— Аруто!

Паук на шее туземца ожил и, оставляя на сине-чёрном теле африканца следы-точки, ринулся на белого человека.

Артём попытался встать и упёрся рукой во что-то мягкое. Сердце снова ёкнуло, когда он увидел, на чём лежал. Тело белокожей женщины с вынутыми внутренними органами распласталось под Артёмом, словно подстилка. В местах отрезанной груди кишели черви. Распухшее из-за жары лицо разглядеть было нельзя.

Размеренный цокот золотых ножек паука по деревянному настилу заставил мозг Артёма думать быстрее. Приятная знакомая тяжесть ствола в правой руке вернула следака к жизни. Доля секунды, и Артём вспомнил, что в пистолете нет магазина. Времени проверять наличие патрона в патроннике не было. Он вскинул руку и выстрелил в вождя. Папуас развёл руки и завалился набок. От резкой боли в животе Артём застонал…

В ватной голове Филина сквозь громкий стук плыла мелодия из старого французского фильма. Трубач выдувал  невероятной красоты ноты. Артём улыбнулся.

— Артём! — стук в дверь усиливался.— Братан!

— Какой он тебе братан? — стальной женский голос за дверью был спокоен.— Ты ж его мусором называл.

Очнувшись в луже пива, Артём первым делом спрятал пистолет в духовку. Узнав голоса соседей, он что есть мочи крикнул:

— Да живой я, живой!         

Щёлкнул замок. На пороге стоял небольшого роста лысый мужик в драной тельняшке. С опаской глянув в сторону кухни, сосед Серёга внимательно осмотрел Артёма.

— Чё, белочка?

— Паук.

— А стрелял в кого, в паука?

— Случайно вышло. Нарушил технику безопасности.

— Мой бывший тоже несколько раз нарушил,— в дверном проёме показалась толстуха в помятом халате,— теперь троих воспитываю вместе с этим обормотом.

Не спрашивая разрешения, женщина принесла ведро с водой и принялась мыть на кухне полы.

— Понятно,— взяв со стола пустую бутылку из-под бразильского вина, Сергей вылил последние капли в рот,— с самогона никакой паук не примерещится. Проверено! А с этой синьки всех перестреляешь!

— Надеюсь, полицию никто не вызвал? — Артём устало плюхнулся на табуретку.

— Обижаешь, начальник…

— Пошли,— Клава толкнула сожителя к двери,— пусть проспится.       

Утром Артёма разбудил телефон.

— Спишь? — спокойный голос Саврасова обнадёживал.— Что по делу сказать можешь?

— Без попа не обойдёмся,— ощущая ломоту во всём теле, Артём тронул ладонью грудь.

— Ещё как обойдёмся, — Игорь Семенович крякнул от удовольствия,— вставлю тебе свечку в одно место, и попадья не нужна будет. Хватит бухать, делом надо заниматься. А то меня журналисты уже достали. На место преступления выезжал?

— Да.

— И что там?

— Выпотрошенная баба и человек двадцать людоедов.

— Это ты хату терпил с совещанием в главке перепутал. Хорош харю давить, арбайтн, хер-р-р капитан.

Артём прокрался по коридору и заглянул на кухню. Весеннее щебетание птиц за окном пробуждало в душе мужчины надежду, что всё произошедшее вчера — недоразумение или сон, или ещё что-то, чего капитан не знал. На столе лежали детские рисунки, пол, хоть и прилипал слегка, но казался чистым. «Всё тип-топ,— открыв дверцу духового шкафа, подумал Филин,— волына на месте. Что же это было?».

Как только Артём снова глянул на листки, по спине пробежал холодок. До негров можно было дотянуться рукой. Сняв с кухонного набора длинную вилку, он тихонечко дотронулся ею до бумаги.

— Уф-ф,— вытерев со лба пот, капитан почесал вилкой спину. Паука не было. Пока Артём готовил завтрак, внутренний голос убеждал его потрогать вещдоки. Витавшие в голове мысли не могли уложиться в приемлемую версию убийства. Артёму нужен был мотив. Если ни скандалов, ни имущественных претензий в семье друг к другу не было,— то где мотив? В голове у мальчика, то есть в рисунках.

Рассказать начальству всё, что случилось с ним вчерашней ночью, Артём не мог. Его бы сразу отстранили от дела и отправили бы к наркологу. «Поэтому эксперимент должен быть продолжен,— решил для себя Артём.— Проблему с недостающими патронами решу».

Когда с глазуньей было покончено, он вытащил из духовки ствол, достал с полки обойму и, перекрестившись, взял в руки лист.

На этот раз он решил прощупать батальную сцену. Глаз предательски подёргивался, вглядываясь в героев картинки. На паука он смотрел с опаской. Прошло десять минут, а золотого гостя всё не наблюдалось. Что-то он сделал не так. Артём вновь взял лупу, достал из холодильника пиво и, оставив в обойме один патрон, дослал его в патронник. Всё, как вчера, только без синего бразильского вина Gik. Продавец в ларьке утверждал, что синий цвет обозначает движение и бесконечность. «Синька,— Артём рассмеялся,— Серёга вмиг прокачал суть пойла, и как всегда оказался прав. Самогон! Вот настоящее движение в бесконечности».

Закрыв ладонью центральную часть рисунка, Филин ждал. Учащённо забилось сердце, в ногах появилась дрожь, не к месту чесалась спина.

«Надо было хоть брюки нацепить»,— подумал Филин и ощутил движение под ладонью. Как он ни готовился к уколу, боль пришла неожиданно:

— Ай.

Теперь он внимательно следил за происходящим. Паук точными механическими движениями напоминал робота. Артёму показалось, что он встретился с пауком взглядом.

Всё внутри капитана перевернулось, когда, чуть помедлив, паук вонзил ногу в грудь Артёма. Сбилось дыхание, от боли в рёбрах на лбу выступил пот. Ступни стало сводить судорогой, потекла слюна. Артём, пересилив физический ужас, приставил к пауку пистолет. Осталось лишь нажать на спусковой крючок. Вытащив ноги из груди Артёма, паук развернулся к пистолету головой, словно показывая «Ну давай, стреляй». Но Артём не мог пошевелить не только пальцем, даже мысли зависли на полуслове.

Филин почувствовал, как шею натирает колючий воротник. И тут же в груди заполыхало. Что-то горячее вонзалось в грудную клетку, сердце, легкие. Изо рта потекла кровь, а голова билась о землю с каждым выстрелом. Что это выстрелы, Артём знал по опыту. Открыв глаза, капитан увидел перед собой перекошенную физиономию бойца РККА. На грязном лице горели две щели — глаза. В руках трясся ППШ. Артём отчётливо увидел треснутый приклад, перемотанный медной проволокой.

«Красноармеец»,— подумал Артём, глядя на петлицы шинели.

— Отставить, Зейнулин! — донеслось сбоку.

«Не русский,— туго, но мысли двигались в голове Артёма тяжёлой поступью, вместе с прибывающим в грудь свинцом,— узбек или татарин».

Пытаясь понять,во что он одет, Артём поднял руку.

«На мне же немецкая форма!»,— не успел подумать Артём, как Зейнулин завизжал:

— У него пистолет!

Звук пистолетного выстрела утонул в грохоте боя. Выпучив глаза, Зейнулин согнулся пополам.

Последнее, что ощутил Артём, —холодный стальной штык с хрустом прокалывал его грудную клетку…

Очнувшись на полу кухни, Филин судорожно принялся искать гильзу. Тщетно. Вторая гильза тоже испарилась. Спрятав пистолет на прежнее место, он тихонечко открыл входную дверь. Не заметив ничего подозрительного на лестничной площадке, Артём высунулся в кухонное окно. С высоты четвёртого этажа весь двор просматривался вдоль и поперёк.

— Салам, начальник,— помахал ему Ахмед, проживающий этажом ниже. Старик сидел на скамейке возле подъезда и, опираясь на клюку, кормил голубей.

«Кажется, я начинаю понимать,— Артём, занимаясь поиском брюк в спальне, лихорадочно мыслил,— живых — паук убивает, мёртвых — оживляет. Иначе почему в окопе из моей груди он извлекал пули, а на плоту с папуасами проткнул грудь, как и семье Селезнёвых? И я в отличие от них — всё время остаюсь живой».

Внезапно его осенило. Подбежав к зеркалу, он скинул с себя майку. «Как я сразу не понял?». На левом плече синела татуировка, сделанная при прохождении срочной службы во внутренних войсках. Ефрейтор Слава Зелёный накалывал рисунок заточенной струной, окуная её в чернила.

Золотой паук настолько поглотил мысли Артёма, что несколько важных уголовных дел, имеющих резонанс в городе, ушли на второй план. Филин отключил телефон и составил план. Первое и самое важное дело — осмотр квартиры Селезнёвых.

Найти участкового и взять у него ключи от квартиры не составило труда. Затеваться с правилами законного досмотра не было времени. Аккуратно отклеив бумажную пломбу с печатью, Артём вошёл в квартиру потерпевших. Несмотря на яркий аромат освежителя воздуха, долетавшего из туалета, в нос ударил тяжёлый трупный смрад. Тела пролежали в душной квартире четыре дня, и если бы не тёща, вряд ли бы Филин спокойно искал то, что его интересовало. Он не знал, что ищет, но интуиция подсказывала — что-то должно было вывести его на золотого паука.

Греческие амфоры на обоях в коридоре плавно переходили в цветочный орнамент зала. Старенький громоздкий телевизор «Сони» удачно вписывался в пошарпанные деревянные панели стен. Продавленный в нескольких местах диван застыл в изумлении, прокручивая торчащими пружинами случившееся. Три пары тапок скромно ожидали в углу хозяев. На журнальном столике виднелись кружочки от пивных банок и водяные разводы. У открытой форточки трепыхалась занавеска.

«Тела родителей лежали в зале на полу,— вспомнил Артём из описания места происшествия,— сына обнаружили в детской».

Комната восьмилетнего малыша напомнила Филину детство. Веселые обои с мишками у реки. Уютный столик с нависшей над ним кроватью. На зелёном абажуре настольной лампы мультяшные наклейки. Стопку тетрадей накрывала красочная книга. «Майн Рид»,— прочитал Артём. Ему тоже нравились приключения. Поднял с пола ещё одну книжку.

«Пожалуй, странно для малыша». Чёрная обложка была словно проткнута кровавым словом «Сталинград». «Вот тебе и молодёжь, которую мы потеряли», — Филин долго смотрел на повесть, но открыть не решался — ему не хотелось прочесть про убитого Зейнулина. Компьютер включать не стал, в щели между боковушкой и корпусом вместо жёсткого диска зияла пустота. Бегло осмотрев шкаф, Филин опустился на ковёр. Его внимание привлёк рисунок, валявшийся под диванчиком. Напрочь забыв о произошедшем с ним вчера, он смело полез за вещдоком.

— Ой, блин,— отдёрнув руку, Филин прикусил губу,— вот идиот. Опять те же грабли.

Не останавливая кровь, он вытащил лист и ахнул. Его безоблачное детство возвращалось к нему всадником без головы. Густой лес у подножия скалы с хрустом расползался, показывая золотые конечности странного существа. В момент, когда он почувствовал на груди паука, Артёму показалось, что привязанная к седлу голова всадника улыбнулась. С окровавленного лица, заслонённого кобурой, капала кровь…

***

Артём мчался назад к каравану. Породистый гнедой конь разрезал широкой грудью прогорклый воздух прерии. Филин дословно помнил живописный наряд мексиканского ранчеро: бархатную куртку, брюки со шнуровкой, сапоги из шкуры бизона…

Но увы, на Артёме была белая майка с логотипом «ЛДПР» и старые джинсы. Он спешил к любимым глазам, смотрящим из-за занавески карреоле — лёгкой кареты. 

Новоявленный мачо оставил визитную карточку, наколов её на колючку колоннообразного кактуса, единственного зелёного растения, оставшегося в прерии после пожара. Филин отчётливо слышал голос кумира детства Луизы.

Артём знал, что впервые в жизни для Луизы он был реальным воплощением героя её девичьих грёз.

— Генри,— Луиза умоляюще посмотрела на брата,— дай мне.

Генри снял визитку с кактуса и протянул Луизе.

— Морис Джеральд! Мустангер,— прикоснувшись губами к шершавой бумаге, прочла креолка. Перевернув карточку, она улыбнулась. «Артём Филин. Следователь», было написано золотыми буквами на другой стороне. Спрятав карточку в вырезе на груди, она с надеждой посмотрела в окно кареты.

«Только не сейчас, господи! Гадкий паук, дай насладиться мечтами детства»,— Артём пришпорил коня. Норд настигал, нужно было торопиться.  

— Я знаю, что делать! — Увидев, как приближаются несколько огромных чёрных обелисков к каравану, Артём обратился к мистеру Пойндекстеру.— Прикажите вашим людям окутать головы животных одеялами, иначе они ослепнут! Люди — пусть забираются в фургоны.

Артём боковым зрением видел горящие глаза Луизы. Она смотрела на него, не отрывая взгляд. Ах, сколько нежности и любви было в этих глазах!

Он снял майку и натянул её на голову своего коня. От неожиданности и запаха у коня подкосились ноги.

— В Техасе что, сегодня выборы? — сквозь приоткрытую дверь кареты донеслось до Артёма. Он ничего не мог ответить. В день тишины молчали даже птицы.

Последнее, что видел Филин — три чёрных столба слились и, погребая под собой караван, приняли форму паука. Заржали лошади, от рёва мулов стыла кровь в жилах людей. Песочная нога золотого паука рассыпалась, проткнув грудь мустангера.  

Часто дыша и ощупывая грудь, Филин очнулся в детской Селезнёвых. «Слава богу! — Артёму показалось, что он потерял в прерии «Макарова».— Надо другую майку надеть»,— вторая мысль была куда спокойней. Когда Артём вспомнил о Луизе, из мыслей свилось лассо, которое настойчиво затягивало обратно к каравану. Попасть в субтропиках в ледяную кашу из песка и воды… Артём ощущал себя спасителем.

Филину разрывало голову. Он знал, как воскресить семью Селезнёвых, но не готов был поставить всё на карту, лишавшую его мечты. Догадка пришла с появлением в советском окопе. Если паук разрешает пронести с собой всего один патрон, нужно появиться в день убийства семьи три раза и опередить золотоногого, самому расправившись с родителями и сыном.

Вытянув пули из тел пострадавших, паук оживит Селезнёвых.

«Но смогу ли я попасть туда, куда нет двери? — Артём не видел ни одного рисунка, где бы находилась вместе семья.— Что-то с этим надо делать!».   

Когда норд настиг караван, Артём уже ехал на своёй ушатанной «японке» к одному бывшему фальшивомонетчику. Отсидев за подделку ассигнаций восемь лет, Александр Кузьмич сменил фамилию и обзавёлся приличной художественной мастерской. Худощавый седовласый мужчина с прекрасными манерами не походил на уголовника. Яркую воздушную рубашку дополняли модные холщовые брюки и зелёный шёлковый шарф на шее. В изящных длинных пальцах Кузьмич держал трость. На рукоятке, сделанной из кости мамонта, блестела голова моржа с длинными бивнями.

 Мастерская пользовалась успехом у городской богемы, а в подвалах Кузьмича превалировали портреты знакомых лиц, улыбками которых восхищался весь мир. С момента посадки до момента окончания отсидки ничего не поменялось. Кузьмич занимался подделкой другого уровня — там, где моду задавала не российская элита.

Объяснив популярно, что нужно, Филин достал из портфеля два рисунка.

Кузьмич удивился, когда увидел в руках начальника пинцет.

— Я подставы ж…пой чую,— натягивая перчатки, сказал художник.

— Ты не понял, Кузьмич,— Артём состроил обиженную физиономию,— если бы я хотел тебя подставить, то нагрянул бы с ОМОНом в подвалы.

— Ха-ха,— пришла очередь смеяться хозяину мастерской,— кто бы тебя пустил с твоим … как ты сказал? О-М-О-Н-Р-А?

На следующий день Кузьмич небрежно бросил на стол два рисунка.

— Всё, как ты просил, выпендриваться не стал: диван и три человечка. Только в углу паутинку сплёл.

— Спасибо, Кузьмич,— удивлённо разглядывая второй рисунок, сказал Артём,— а это зачем?

— Мне показалось, что нет единения с природой.

— Какое же здесь единение с природой, когда три голых человечка моют в ванне паучка в резиновой шапочке? 

— Место паучка может занять кто угодно,— поправив на шее платок, Кузьмич потянулся за сигарой,— Буратино, например. 

— Ладно,— взяв пинцетом лист, Артём аккуратно положил его в папку,— пожалуй, пойду.       

 Филин смотрел на рисунок Кузьмича, но вместо семейной идиллии видел в нём отражение своей возлюбленной. Негритянка ошибалась. Волосы у Луизы Пойндекстер не имели ничего общего с испанским мхом. Их насыщенный цвет скорее напоминал каштановый.

Он был согласен лишь в одном: сказать, что Луиза была прекрасна — не сказать ничего. Волшебный свет, льющийся из её глаз, переворачивал души всех мужчин, смотревших на неё. Артём не был исключением. Что-то гипнотическое источал облик креолки. Тело Филина будто обрело крылья и взмыло ввысь на недосягаемую высоту.

Прежде чем закончить с Селезнёвыми, Артём ещё раз хотел увидеться с любимой. «Кто его знает, чем кончится стрельба по ребёнку с родителями? Как поведёт себя золотой паук по отношению ко мне?». С тяжёлым сердцем он протянул руку к изображению всадника. Филин надеялся на удачу, ту — которая забросит его в то место романа, где Луиза признаётся ему в любви. И яркий поцелуй, оставшийся в памяти на всю жизнь, будет не видением, а былью.

Артём не почувствовал боли, он даже не заметил кровь на пальце, перед глазами появилось лицо Луизы.

— Тост!

Знакомый голос вывел Филина из состояния блаженства. 

Артём стоял посреди бара гостиницы «На привале». У стойки толпились завсегдатаи: офицеры форта, плантаторы, люди без определённых занятий. Стрелки огромных часов с хрустальными башенками подходили к двенадцати.

— Ваш виски с водой,— хозяин заведения немец Доффер протянул Филину стакан.— Это будет стоить два пенни. 

«Да хоть двадцать два,— подумал Артём,— всё равно денег нет»,— но вслух сказал: 

— Я не спрашивал цену напитка. Я просил всего лишь стакан виски с водой.

— Извините, сэр,— резкий тон мустангера смутил немца. Доффер съёжился от страха, повторив несколько раз:

— Как скажете, сэр. 

— Америка для американцев,— крикнул Колхаун, жених Луизы,— без ниггеров, немцев и проклятых ирландцев!

Глаза офицера горели гневом. В тусклом свете заведения рыжая шевелюра казалась золотой. Выкрикнув тост, Кассий как бы случайно задел локтем Филина. Виски выплеснулось из стакана и залило Артёму майку. Зал притих. Все были в ожидании, как поступит мустангер. 

Пока не улёгся шёпот в салуне, человек с мокрой майкой невозмутимо стоял у стойки. Он допил оставшееся в стакане, капнул на ладонь и протёр шею. Весь его вид говорил о полном спокойствии, которое некоторые посетители приняли за трусость. Неприятный шёпот за спиной усиливался. Поставив стакан на стойку, Артём сказал:

 — Я не немец и не ирландец.

В голосе оскорблённого послышались железные нотки.

— А кто же вы? — презрительный тон Колхауна раздражал почти всех присутствующих.— Может быть, ниггер?

Большинству хотелось, чтобы богатого выскочку проучили. Шум недовольства нарастал.

— Или вы тот, чьё имя написано у вас на одежде? — продолжал Кассий.

Вспоминая недобрым словом митинг и бесплатную раздачу маек с логотипом одной из избираемых партий, Артём скрутил мокрую ткань на груди. Несколько капель упало на грязный пол.

Он не чувствовал себя оскорблённым. Немцы и ирландцы были ему побоку. Единственно за кого он мог вступиться — негры. В душе он прослезился, вспомнив издевательство журналистов над слепым Стиви Вандером. Рука потянулась к пистолету.

Увидев движение соперника, Колхаун выхватил из кобуры револьвер. Худое вытянутое лицо офицера побледнело. Замутнённый алкоголем взгляд просветлел.

Посетители сломя голову бросились на выход.

— Я понял,— продолжал хамскую речь Кассий,— судя по лошадиному слову «пр-р-р» у вас на груди, вы и есть мустанг. Я хочу оседлать вас.

Дальше Артём терпеть не мог. Обида лавиной сметала добрые чувства. Лишь единственное обстоятельство останавливало Филина. Против шестизарядного кольта Кассия он мог поставить только Макарова с одним патроном. 

— За негров и лошадей… — только успел сказать Артём, как раздался первый выстрел. 

Что-то горячее пронзило грудь. Стало тепло и спокойно. Сердце стучало так тихо, что Филин пытался нащупать биение руками. Кровь бесформенным пятном ползла по груди.

Когда остальные пять пуль пробили грудную клетку мустангера, Артём упал на пол. Свой единственный патрон он берёг, ощущая спинным мозгом приближение паука. Рассеялся пороховой дым. Не убежавшие посетители ужаснулись ещё больше. По мустангеру, лежавшему посреди бара в луже крови, ползал золотой паук. Ноги паука, прокалывая мустангера, вынимали из его груди деформированные пули. С трудом дотянувшись до одной из них, Артём увидел гравировку на оболочке. «КК» было написано на блестящем металле.

— Получай, Кассий Колхаун,— Артём выстрелил…  

***

— Гражданин,— в стекло водительской двери Артёма стучал полицейский. Румяное лицо стража порядка, едва помещавшееся в проём окна, излучало заботу.— Вам плохо?

Оглядев бешеным взглядом салон своей машины, Артём вспомнил дуэль. Грудь горела, ноги упирались в педали, сердце радостно билось от счастья, что живо. Вытащив из заднего кармана брюк удостоверение, Филин показал его через стекло гаишнику. Не удовлетворившись таким объяснением, лейтенант посмотрел в глаза Филину и щёлкнул себя по горлу.

— Трезвый? А то вискарём несёт за квартал и стекло запотело.

— Десять лет не пью,— соврал Артём. Задрал майку, понюхал облитое место,— на майку случайно попало.

— Что? — издевательским тоном произнёс гаишник.—  По усам текло, а в рот не попало?

Опустив стекло, Артём дыхнул в сторону офицера.

— Извините, тащ капитан. Служба. Всего самого наилучшего.

Офицер изобразил на лице что-то похожее на улыбку и отдал честь.

Доехав до сквера, Артём приготовился к ответственному моменту. Оставил в магазине один патрон, перекрестился и достал папку с делом.

Ему приходилось несколько раз стрелять по людям, но это были преступники. Пять лет назад он тяжело ранил убегавшего от него убийцу. Артём не чувствовал вины, более того, ему даже хотелось выстрелить ещё раз. После разбирательства с собственной безопасностью ему вынесли благодарность за хорошую службу. Филин прекрасно спал и в глубине души надеялся ещё на пару благодарностей.

Жизнь готовила Артёму новое испытание. Необходимо было не просто стрелять по неповинным людям, а убить их. Психологический момент, о котором Филин всегда думал, наступил. Артём считал, что продумано всё. Паук, всякий раз оставляя его живым, отдавал должное собрату, наколотому на плече Филина. Даже кривые линии на спине золотоногого напоминали буквы Весёлых Войск на краповых погонах ефрейтора Филина. «Но поднимется ли рука?». Вот чего боялся Артём.

Обдумывая план, капитан пришёл к интересному выводу. Как поведут себя взрослые, увидев перед собой паука, убивающего неизвестного мужчину, да ещё три раза подряд, он догадывался. Филин решил спрятать два патрона в детской. Ребёнок наверняка что-то знал о пауке: из снов, мыслей, видений. И для него кровавая картина будет не так абсурдна. Иначе с чего-то же малыш писал свои рисунки!

Картиной Кузьмича Филин решил воспользоваться в финале. Вытянув из папки портрет мальчика, Артём положил его между двух ладоней: время поджимало. Паук не заставил себя ждать. Проткнув обе ладони, золотой гость появился как всегда неожиданно.

На семнадцатидюймовом мониторе малыша шла битва монстров. Огненно-рыжие драконы осаждали паучью крепость.

— Ну давай же, Охотник!

Сквозь громкий писк пауков, рык драконов, бьющей фонтанами крови из-за двери слышалось робкое:

— Денис, сыночек, нельзя сделать немного потише?

От взгляда Дениса Артёму стало не по себе. Веснушчатое лицо мальчика излучало гнев. В покрасневших глазах отражалась настольная лампа. Филин понял, Денис всё ещё находился во власти игры и не понимал, кто перед ним. За его плечом, чавкая от счастья и оглашая рыком стены жилища, ревел победитель.

— Кто вы?

Чувствуя приближение Охотника, Артём приткнул за краешек паласа первый патрон.

— Неважно,— сказал Артём, наблюдая, как сверкая в полумраке, из-за спины парня, появился Охотник. От того, что Филин узнал прозвище паука, крови из его груди не убавилось. Каждый раз «умирая» и «воскресая», Филин терял что-то едва уловимое. Ему казалось, что исчезнувшая частичка души куда-то переселялась, ибо он какое-то время ощущал биение чужого сердца.

Второй патрон он едва успел спрятать. Охотник с Денисом ждали его.

— Вот он,— не успел крикнуть мальчик, как восьминогий убийца был тут как тут. 

Часть паласа у стены из зелёного цвета превратилась в багровый. В душной комнате пахло потом и кровью. Филин старался не кричать. Лишь парень, видя, как вонзаются в грудь незваному гостю золотые заточки, по-детски радостно повизгивал.

— Денис,— в комнату снова постучала мама,— у тебя всё нормально?

— Всё нормуль, мам,— вымазав в крови пальчик, отпрыск попробовал её на язык.

«Недоносок»,— подумал в машине Артём, и рука сама нащупала рисунок Кузьмича. Психологический барьер был преодолён. Теперь Филин мог пристрелить любого, попавшегося под руку.  

Когда в центре зала у Селезнёвых появился небритый мужчина в майке и джинсах, отец мальчика Андрей Леонидович рассказывал сыну о своей первой учительнице.

— Если Мария Николавна сказала — надо сделать, значит, хоть разбейся, а домашняя работа должна быть готова к первому уроку.

Анна участливо качала головой, радуясь редким разговорам двух мужчин.

Не теряя времени, Артём кинулся в детскую.

Увидев постороннего мужчину, Андрей опешил:

— Это кто? — во взгляде мужа светилось недоверие к жене. Бегло осмотрев гостя, он подозрительно уставился на шкаф.

— Любовник из шкафа,— от неожиданной картины Анна неудачно пошутила,— с балкона пошёл прыгать.

Вытащив патроны из-под коврика, Артём зарядил пистолет и вбежал в зал.

— Лечь на пол! — стаскивая с дивана мужчину, он направил пистолет на ребёнка. Во избежание ответных действий со стороны мужика, Филин решил положить всю семью лицами в пол.

После первого выстрела раздался женский крик. Почувствовав предсмертную судорогу мужа, Анна подавилась комком слизи, подкатившей к горлу. Она не могла вздохнуть, в глазах потемнело. Мать нащупала сына и попыталась защитить его собой. У Артёма дрожали руки. Всё шло как по маслу, только кровяное пятно на спине Андрея несколько смутило стрелка. Из задравшегося цветастого халата женщины выглядывали тонкие чёрные трусики. На ягодице краснел круг от пружины, торчащей из дивана.

Паука не было. Филин пожалел, что первым не положил Дениса. Тот успел крикнуть:

— Охотник!

***

— У меня такое впечатление, Филин,— полковник Саврасов смотрел на Артёма из-под седых нависших бровей,— что об этой семейке я тебе уже рассказывал.

На тёмном испитом лице начальника уголовного розыска трудно было найти сострадание. 

— Селезнёвы? — Артём придвинул к себе папку с делом.— Что-то не припоминаю.— Схватив верёвочку, капитан выжидающе посмотрел на полковника. 

— Открывай, не боись. Их уже не надо бояться.— Игорь Семёнович поставил на стол полбутылки коньяка,— ей богу, какое-то дежавю. Вот так же, помнится, сидел и рассказывал тебе об убийстве. 

У Артёма сжались внутренности, голова соображала туго, руки и ноги не слушались. Где-то он допустил оплошность. Дело снова заведено, а значит, его план провалился. 

Взяв в руки фотографии с места происшествия, Артём испугался. Те же ноги, чёрные трусики, цветастый халат, только красный кружок на ягодице посинел. Следующую фотографию с распухшими лицами он смотреть не стал. Его интересовало оружие, из которого были убиты Селезнёвы.

— Макаров? — решился на вопрос Филин.

Саврасов ответил не сразу. Нарезав лимон, он налил две стопки: — Если бы… Будем здоровы.— Выпив, Игорь Семёнович налил ещё: — Револьвер системы Кольт. Баллисты утверждают, что сам Кольт и стрелял.

— Такой древний?

— Да. Патроны с бумажными пыжами. В деле есть фото.

Увидев фотографию исписанного чернилами огрызка бумаги, Артём содрогнулся. Он узнал кусок письма Луизы.

— А на пулях случайно нет гравировки?

— Какой ты быстрый,— полковник выжал в рот сок из оставшегося лимона,— две буквы «К».

— Кассий Колхаун,— выпалил Артём.

— А я думал, Кельвин Кляйн. Хватит гадать, сказочник. Надо работать. А то, я гляжу, ты каждый день с бодуна. Давай, Филин, бери себя в руки, завязывай бухать, и арбайтн. 

 Забежав к баллистам, Артём выцыганил за флакон коньяка у одноклассника пачку патронов к Макарову и двинул к машине. Нутро капитана полыхало от невозможности что-либо изменить. Маленькая надежда на чудо оставалась, но как вновь проделать такой нелёгкий путь, Артём не знал. Рисунки из дела исчезли все, кроме одного. Творению Кузьмича Артём больше не доверял. Он поставил всё на бывшего зычару и облажался. На мгновение он вспомнил рисунок. Единственно, что его напрягло — паутина.

 Месть Кассия, золотая паутина, странное поведение Охотника поставили Филина в тупик. Садясь в машину, Артём был уверен, что пока он не решит проблему с Колхауном, дело не сдвинется с мёртвой точки.

«Мёртвой точки,— повторил он про себя ещё раз,— точнее не скажешь».

Вытащив обойму из пистолета, Артём положил ладонь на рисунок. Между пальцами виднелась зелень саванны. Заметив ветвистые рога, он вспомнил в прологе романа описание ночной тиши, где техасский олень, услышав топот копыт, пугается странного всадника.

 Внезапная боль пронзила не только руку. Артём не успел вскрикнуть, как от хруста собственной трахеи и скрипа шейных позвонков заложило уши. Он боялся открыть глаза. Что-то горячее потекло на грудь. Какие-то доли секунды он ощущал сладкий запах духов и прерывистое дыхание на щеке. «Одеколон Кассия! О боже!».

 Руки не слушались. Артём не чувствовал своего тела. Он не мог понять, почему щека прикасается к седлу. Филин открыл глаза. Пелена на глазах — алого цвета. Над высокой травой показалась голова оленя. Ветвистые рога словно подпирали багровое небо. Взгляды зверя и человека встретились. Увидев столько ужаса в глазах оленя, Артём попытался успокоить животное и улыбнулся. Из облепленного мухами рта показался чёрный язык. Ноги техасского красавца подкосились.

 Филина поразила мысль, засевшая в голове. Он и есть тот человек, который принёс в саванну демонический ужас. Более того, интуиция подсказывала, что он навсегда останется в западне золотого паука.

 Артём попытался дотянуться до пистолета, но тщетно. Ощущая под собой круп лошади, он наблюдал, как природа нехотя пускает его в свои зелёные наделы. Как смолкает птичий гомон при виде гостя. Как, почуяв беду, тоскливо воют волки, встречая нового обитателя саванны. А ведь ничего странного во всаднике не было, это был обычный капитан полиции, только без головы. 

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема планетарного масштаба

Рассказы → Повод, чтобы вернуться

Рассказы → Вспышки на Солнце [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Проблема галактического масштаба