Властелин игры

Это была удача, о какой я и не мечтал! Находка! Сенсация! Здесь, в дебрях якутской тайги, обнаружить прекрасно сохранившееся в вечной мерзлоте тело русского охотника!

Раскапывали мы якутское стойбище пятнадцатого-шестнадцатого веков, но полевой сезон по воле рока затянулся.

Коротко северное лето. В тот роковой день я принял трагическое для себя решение — пошёл на охоту, чтобы пополнить запасы. Увлёкшись, не заметил, как недлинный сентябрьский день стал вечером. Да ещё и погода разбушевалась — подул пронизывающий ветер, принесший с собой густой снегопад, который совсем загасил догорающие сполохи понурого северного светила.

Я почти интуитивно двинулся под защиту невысокого обрывистого склона. В нескольких метрах выше виднелось какое-то тёмное отверстие. Пещера? Нора? В эту минуту я готов был забраться хоть в берлогу к медведю, лишь бы скрыться от неуёмного ветра и хоть чуточку согреться.

Коченеющими руками цеплялся за обледеневшие камни и, каким-то чудом не свалившись, добрался до небольшой выемки в скалистой поверхности обрыва и упал на землю, едва не лишившись чувств.

 Эх, развести бы костёр! Но об этом нечего было и думать  в такую погоду среди голых скал, где из горючего была только спиртосодержащая жидкость внутри моей фляжки. Я кое-как отвинтил крышку, глотнул обжигающего напитка и покрепче вжался спиной в заднюю стенку мини-пещерки.

Вдруг мшистый валун дрогнул от моего напора и чуточку изменил своё положение. Я толкнул посильнее, и он откатился в сторону, открыв узкую тёмную дыру в недра горы. Пришлось снять пуховик, чтобы кое-как протиснуться в лаз.

Не сказать, что здесь было намного теплее, но в пещере не было ветра. Робкий мерцающий огонёк в моей руке высветил нехитрое убранство нового убежища — блестящие ото льда стены и низкий потолок. Я прошёл несколько шагов и чуть не споткнулся о крупный, замысловатой формы валун.

Нет, это не валун! Это открытие, которое принесёт мне славу! Это моя кандидатская! Я ликовал и во все глаза рассматривал находку в неверном свете зажигалки. Русский охотник, казалось, спал, свернувшись в позе эмбриона и положив под голову плоский камень. Только припорошенное инеем безбородое лицо убеждало в том, что бедняга уже никогда не проснётся. 

Ружьё, что я заприметил рядом, выдавало в умершем воина-казака. Кажется, это была фузея Петровских времён. По всему выходит, что парень отдыхает в пещере уже более двухсот лет.

Неожиданное открытие будоражило кровь. Я даже согрелся и ещё немного хлебнул из фляжки. Вечная мерзлота помогла сохранить в целости и сохранности этот бесценный для истории артефакт. Может быть даже Ленинскую премию дадут!

От желудка по венам растекалось тепло, глаза принялись сами собой закрываться. Я не церемонясь устроился на полу пещеры, надвинув шапку как можно глубже и положив голову на тело охотника. Тепло! И почти удобно, только какой-то камень больно упирается в рёбра. А, ладно!

— Барин! Барин! — камень вдруг начал толкать меня в бок. — Барин, проснись!

Я открыл глаза и часто заморгал от яркого света, ничего не соображая. Куда делась обледеневшая пещера? Всё тело словно онемело.

— Барин! — снова раздался голос, и кто-то опять толкнул меня.

Щуплый юноша, почти мальчик, в свободной белой рубахе, смотрел с тревогой. Вихрастая голова на тонкой шейке наклонилась надо мной.

— Обожди, барин, — успокаивающе проговорил юноша, — скоро полегчает.

— Где я? — наконец вышло из меня хриплое.

— Не ведаю... — пожал плечами мой визави и повертел головой по сторонам, — то ль в раю, то ль в аду.

Я сел и с удивлением обнаружил, что ноги мои голые. Сорочка, похожая на ночнушку, точно такая же, как и у стоящего рядом мальчика, едва прикрывала мне колени, в то время как у него доставала почти до пят.

Ноги подкашивались, как будто мне только что пришлось подняться пешком на сотый этаж. Ни дверей, ни окон, ни каких-либо иных отверстий видно не было.

— А ты кто?

— Я-то? — голос парнишки был тоненьким, даже писклявым. — Ванька я. Иван.

— А ты чего меня барином-то зовёшь?

— Дак... а как же, барин? Как звать-величать тебя не ведаю, а что барин — оно видно.

— Владимиром меня зови.

— Володимир, значит? А по батюшке?

— Андреевич, — ответил я машинально, — стой, да какой я тебе Андреевич? Какой барин?

— Володимир Андреич, барин. Ванька Большаков, — он ткнул себя в грудь, — холоп.

— Слушай, Ваня! Как мы здесь оказались?

— Не ведаю, говорю же! Ходил на дОбычу, да вьюга началась. Залез в дыру земляную, дабы нАпасть обождать, да прикемарил малость. А очи продрал — нету дыры. Одёжи нету. Фузеи нету.

Стоп-стоп... Дыра земляная, фузея. Я в упор уставился на парня. Если шапку нахлобучить до самых светлых бровей и лицо посыпать инеем... Это же моя диссертация во плоти и крови! Да не может быть! Тот охотник уже триста лет, как замёрз. Значит, и я...

— Ванька... — мой голос стал хриплым, — что ты там про рай говорил? Если это рай, то где апостол Пётр, если ад, то почему так чисто, и где хоть один...

— Чёрт! — пронзительный крик закончил мою фразу.

Иван с трясущимися губами и выпученными от ужаса глазами смотрел куда-то за мою спину. Чёрт возник во внезапно появившемся проёме посреди гладкой стены, в которой я минуту назад не обнаружил ни щёлочки. Да какой чёрт! Ни черта не была похожа на чёрта эта массивная фигура. Зато на робота — очень даже! Прямоугольный корпус, отливающий металлом, голова, напоминающая перевёрнутый чан, руки-манипуляторы с шарнирными сочленениями суставов. Железные конечности бережно прижимали к туловищу две аккуратно сложенные стопки одежды.

— Свят-свят-свят! — послышалось за спиной.

Ванька исступлённо крестился, упав на колени и не отрывая взгляда от робота.

— Да успокойся, Вань! Не чёрт это! Это робот! — сказал я буднично, словно каждый день встречал роботов в булочной. — Это машина.

— Зримо, махина, вона яка, — забормотал Ваня, но креститься перестал.

Робот двинулся вперёд, плавно, словно на колёсиках. Проход в стене пропустил железного великана и тут же исчез, словно и не было, затянулся, как пена в чашечке капучино смыкается над брошенным кусочком сахара.

Вот если к холодильнику приделать руки и ноги, а сверху водрузить перевёрнутую кастрюлю, то увидим точь-в-точь портрет нашего гостя. Или хозяина?

А бывают ли у холодильников табло? У этого было. На груди. И сейчас там светились ярко-красные буквы: «ПОХАЛУИТЕСЬ!»

— Яко за епистолия? — раздался шёпот за спиной.

— Не знаю... — я пожал плечами, — может, жаловаться предлагает.

— Отпусти нас, мил человек! — Ванька выглянул из-за моей спины. — Отпусти на волюшку, не бери грех на душу.

— Да нет там никого! Смотри! — с этими словами я подошёл к роботу и постучал по его блестящему корпусу.

Звук получился неожиданно глухой, но ещё неожиданнее распахнулись дверцы на «животе» гиганта и нашим взорам предстали внутренности... самого настоящего холодильника. Смотрите сами, как ещё назвать ряды полочек, уставленные какими-то кубиками, цилиндриками, конусами разных цветов. А главное, изнутри ощутимо повеяло холодом.

— Гляди-ка! Шкап! — теперь понятно, что пришло в голову Ваньке.

 «Шкап» стоял неподвижно, пока я ковырялся у него в брюхе. При ближайшем рассмотрении «продукты» оказались больше похожими на набор детских кубиков.

— Спасибо! — зачем-то пробурчал я под нос, потому что глупо было благодарить бездушный холодильник за то, что он принёс нам  кубики, но и совсем быть невежливым по отношению к странному визитёру не хотелось.

В ответ на мою благодарность дверцы тут же захлопнулись и на холодильниковой груди снова появилась надпись «ПОХАЛУИТЕСЬ!»

Пожалуйста... Вот что это значит!

Между тем визитёр бесшумно развернулся и удивительно споро просочился сквозь стену обратно.

— Фузея! Фузея идеже? Камо зело требную тварь имал, тать ломовой? — Ванька уже ковырялся в стопке своих вещей.

Слова моего сокамерника почему-то перестали меня веселить — правда вдруг проявилась в мозгу, сложилась картинка: робот, странная комната, человек из прошлого рядом...

— Ваня... — начал я неуверенно, — а какой сейчас год?

— Год? Шутишь? Али сам не ведаешь? Семь тыщь двести семидесяти четверый, ежели по-ветхому.

— А ежели по-новому?

— По-новому не ведаю, запамятовал...

— Ну кто император-то сейчас ведаешь?

— Ведаю, как не ведать? Государыня-императрица Екатерина Алексеевна.

Кажется, Екатерина Вторая правила в конце восемнадцатого века. Это что же, Ванька пролежал в ледяной пещере около двухсот лет? А я тогда сколько, интересно?

— Барин, отвернись, мне одеться надобно, — между тем сменил тему Ваня.

Я повиновался безропотно, всё ещё погружённый в свои мысли.

— Иван, я знаю... — я резко повернулся, холоп взвизгнул и прикрылся своими тряпками, — ой, извини...

"Если он из прошлого, — продолжал я додумывать свою мысль, — то как это можно проверить? Чем отличались люди прошлого от нас?" Перед глазами стояли тощие Ванькины ручонки, судорожно прижимающие к себе одежду, узкие плечики...

— Стой! — вдруг заорал я и бросился к почти успевшему одеться холопу. — А ну, покажи плечо!

— А-а-а! — заверещал пацан.

— Да успокойся... — я как-то опешил от такой реакции, — плечо покажи, и всё!

Плечо было хилым, с тонкой бледной кожей. Без всяких отметин. Без! Вы хоть раз видели человека без следов от прививки против оспы? Я видел. Он стоял передо мной и испуганно таращил глаза. Настоящий человек из прошлого.

Итак, я нашёл доказательство того, что Иван — тот самый замёрзший охотник из семнадцатого века. Отсюда логично, и, главное, уже не так шокирующе можно предположить, что мы находимся в будущем. Мы первые путешественники во времени, дождавшиеся той эпохи, когда оживить замёрзшего человека, по всей видимости, стало возможным. Ведь всякие жабы спокойно оттаивают и, как ни в чём не бывало, продолжают жить, размножаться и радоваться своей жабьей участи. Выходит, нам повезло! Кто не мечтает своими глазами увидеть будущее?

— Иван! Нам нужно искать выход!

— Знамо дело, барин, ано впервой бы сыскать место отхожее, покамест во мне ещё терпежу вдосталь.

— Это да, туалет бы не помешал!

И вдруг часть стены перед нашими глазами как будто растворилась в воздухе, и за ней появился самый натуральный санузел.

— Что сие за блазнь?!

— Как что? Туалет!

— Туалеты барыни на балах носят, а сие якоже носить?

— Да смотри, покажу, открываешь крышку, делаешь свои дела туда и нажимаешь кнопку.

— Ишь ты! Сие, стало быть, яко ночная ваза?

— Ну да, типа того. Давай, ты первый, коли невтерпёж.

— А ты это... — Ванька замялся, — отвернись, что ль...

— Вот же стеснительный какой! — я отвернулся. — Однако, что за сортир такой, который не закрывается? Ты всё, нет?

Но никто не отвечал. Выждав с минуту, я повернулся и убедился, что отвечать было некому. Пропавшая стена снова оказалась на месте.

— Да как же ты открываешься?! — я в сердцах стукнул по стене кулаком, но попал по Ванькиному лбу, холоп попятился и обалдело сел на стульчак.

— За что, барин? Не токмо в нужнике заточил, паки по лбу вдарил.

— Вань, она реагирует на голос! — осенило меня. — Давай проверим. Закрыть!

И стена тут же возникла между нами.

— Открыть! — послушно исполнила и эту команду.

— А что, если... — осенило меня, — выход!

И в тот же миг стена, из которой возник шкап, исчезла, а на её месте появился... Шкап и появился. Он снова загородил весь проём, так, что невозможно было протиснуться рядышком, и бесшумно скользнул внутрь.

"ВЫ ХОДИТЕ ЗА МЕНЯ", — гласило табло на груди железного стража.

— Эт чего он? — Ванька озадаченно шмыгнул носом.

— Бред какой-то... Предлагает замуж за него выйти.

"ВЫ ХОДИТЕ ЗА МЕНЯ", — мигнуло и снова загорелось табло.

Настойчивый! Всегда мечтал попасть в будущее и выйти замуж за первого попавшегося холодильника.

— Я... я не пойду, — залепетал Ваня.

— А что так? — притворно удивился я. — Сходи, не пожалеешь!

Холоп ошалело смотрел на меня, мелко тряс головой и пятился, пока не упёрся в стену.

"ВЫ ХОДИТЕ ЗА МЕНЯ", — настойчиво мигал шкап, при этом потихоньку двигаясь назад.

Вот стена позади него развеялась, но жених не торопился покидать помещение. За его спиной образовалось пространство, вполне достаточное, чтобы... "ВЫ ХОДИТЕ ЗА МЕНЯ".

— Ванька! — мелькнула мысль. — Хватай вещи, и бежим!

Запах! Запах прелой листвы, цветов, открытой воды. Настоящий запах настоящей свободы! Только вот темно было на этой свободе — хоть глаз выколи.

Однако постепенно глаза начали различать кое-какие контуры. Кроны деревьев шелестели листвой где-то над головой, иногда позволяя увидеть редкие звёзды.

— Барин... — глаза привыкли к темноте, и я увидел смятение на веснушчатом лице спутника, — барин... якоже лето? Что сие за блазнь?

— Не знаю, Ваня, не знаю... — я решил приберечь сюрприз на потом.

Мы шли наугад. Корни хватались за ноги, ветки норовили выцарапать глаза, а под ногами оказался вовсе не асфальт.

— Ваше благородие... Нужно по темени идити, негли нам табором встать, дабы брезга дожидатися?

— Согласен... Давай место искать.

— А чего его искать? Леть осе здеся и встать.

Скоро костёр запылал в полную силу, осветив довольно ровную площадку, обрамлённую невысокими кустами.

— А спать вовсе не охота, — удивился Иван.

— Ты не пугайся, но я тебе сейчас одну вещь скажу... Ты заснул в ледяной пещере и замёрз. Через двести лет эту пещеру нашёл я, прилёг отдохнуть и тоже замёрз. Сколько прошло после этого — мне пока неведомо. Нас нашли и разморозили. Мы в будущем, Ваня!

— Слыханное ли дело, барин... — мой спутник наконец захлопнул рот, — якоже сие можно? Да разве ж люди мухи?

— Люди не мухи, но наука же не стоит на месте.

— Говоришь, в дыре земляной замёрз? — Ванька хитро прищурил глаз. — И меня, стало быть, видал? И фузею мою?

— Да не брал я твою фузею!

— Да мне за фузею атаман... — и тут Ванька осёкся и изменился в лице, а уже через минуту неуёмные слёзы катились к по-детски надутым губам, он смотрел в огонь молча, не моргая, не стесняясь своей слабости, а лишь время от времени швыркая и слизывая солёные капли.

— Да ладно, успокойся... — вживаясь в роль Ванькиного психолога, я положил руку ему на плечо, — главное, что мы живы.

— Матушка... — всхлипнуло плечо, не плечо даже, а плечико, точно у худенькой восьмиклассницы.

Как его вообще родители одного на охоту отпустили?

— Я ж не простился, без спросу убёг... — слова полились из Ваньки потоком, я не перебивал, понимая, что пациенту нужно выговориться. — Убёг, дабы в острог не заточили. За убиение...

— За убиение? — моя рука на всякий случай покинула плечо.

— За убиение любимой борзой его благородия купца второй гильдии Синеглазова. — Ванька снова всхлипнул. — Оная псина меньшого братишку моёго Никитку загрызать принялась, а купец со товарищи, будучи выпимши, только потешался да подзадоривал. Вот я и тюкнул камушком... Да разве ж мог я полагать, что черепушка у кобеля такая хрупкая окажется? Как увидал я животину издохшую, как глянул на морду Синеглазовскую, жирную да багровеющую, так и сиганул чрез плетень, токмо пятки мои родную деревню и видели. После прибился к обозу сибирскому да по воле Божией в казачьем стане оказался. А в краях диких никто вольную не спросит.

— И что, за собаку в острог могли посадить?

— А то!

— И как же народ его терпел? — во мне заклокотало возмущение.

— А камо же денешься? Господа — абы властвовать, крепостные — абы терпеть. Ныне и присно, и во веки веков.

— А вот и не во веки! Сто лет осталось вашему брату терпеть зверства помещиков. А потом отменят крепостное право.

— Якоже отменят? Не брешешь, барин? И яко таче?

— А потом ещё круче! Будет революция, свергнут царя, помещиков, власть отдадут народу, землю — крестьянам, а фабрики — рабочим!

Я распалился, вскочил, энергично размахивая руками, и был, наверное, похож на Ленина на броневике. Ванька смотрел сначала недоверчиво, но скоро поддался моим эмоциям, в глазах его то ли запылал, то ли отразился огонь, лицо раскраснелось, рот приоткрылся.

— А не брешешь?!

— Вот те крест!

 Я рассказывал о счастливой жизни, о великих открытиях, гигантских стройках и чудесах науки и техники. Когда дошло до полёта Гагарина, Ванька вдруг рассмеялся:

— Ну ты мастак заливать, барин! А я-то на веру сие принял... Ты ещё скажи, бо по луне пешком ходил!

— И ходил! — не знаю, чего меня понесло. — Да что там Луна, скоро люди на Марсе сады начнут разводить!

— На Марсе? — ухохатывался холоп. — Ну насмешил!

— Не веришь? А я докажу! Да ты и сам увидишь, чего люди достигли, когда мы до них доберёмся. Может, и мы с тобой на Марс полетим!

Первое, что я увидел, когда проснулся, был кузнечик. Он сидел у меня на груди и как будто с интересом наблюдал за моей реакцией.

— Кыш! — я смахнул кузнечика рукой и он шустро спрыгнул на землю, только ноги в кроссовках мелькнули.

Что?! Ноги в кроссовках?! Я попытался приподняться, но что-то помешало: Ванька мирно посапывал рядом, положив голову мне на плечо. Это удивило едва ли не больше, чем обутый в кроссовки кузнечик, которого уже и след простыл в густой траве. В конце концов, могло и померещиться спросонья, а Ванька вот он, уткнулся курноской мне подмышку и улыбается чему-то безмятежно, даже будить жалко парнишку.

Костёр почти угас, и его хилый дымок скромным ручейком вливался в мощный пласт утреннего тумана, повисшего над притихшей округой. Поразила непривычная тишина. Не пели птицы, не шумел ветер, только капли росы срывались с ветвей и почти беззвучно орошали и без того мокрую траву. Мшистые стволы деревьев терялись в туманной вышине и казались колоннами, несущими на себе облачный свод.

Я поднялся с пуховика, расстеленного поверх кучи прелых листьев, и подкинул в тлеющий костёр несколько сучьев. Огонь скоро набрал силу, а туман поредел и открыл взору гладь реки. Не реки даже, а тихой речушки метров пять в ширину и глубиной максимум по колено. Как только мы не свалились в воду, когда кружили в темноте по лесу? Наверное, пришли с другой стороны.

— Что сие за блазнь? — за моей спиной незаметно возник холоп. — Не было реки давеча.

— Как не было? Да мы не дошли просто...

— Нет, барин, мы посель шли.

— Откуда знаешь? Не мог ты в темноте дорогу запомнить.

— Мы посель шли! — упрямо повторил Ванька и присел на корточки, рассматривая что-то под ногами.

На участке мягкой, свободной от травы почвы чётко различались две пары следов. Большие от ботинок с каблуками и маленькие, серповидные, как от мягких тапочек. Вели они в обратную сторону — от реки.

— И что? — я бросил недоумённый взгляд на парнишку. — Хочешь сказать, кто-то ночью приволок сюда реку?

— Не ведаю, барин, — Ванька перешёл на шёпот, — негли, колдовство сие, не иначе. Место сие гиблое... Ни мухи, ни птицы, ни рыбы.

— Ку-ку... — проснулась далёкая кукушка, и одновременно солнечный луч пробился сквозь туман и высветил тёмные спины крупных рыб, затаившихся в близком омуте.

Словно дождавшись сигнала неведомого дирижёра, лес вдруг ожил: зашуршала ящерка в траве, запищал комар над ухом, зачирикали, зацвикали невидимые пичуги в кустах, звонкая дробь дятла заглушила арию кукушки.

— Сие блазнь... блазнь... — Иван растерянно крутил головой.

— Нормальный лес, — я пожал плечами, — просто мы слишком подозрительны. Эх, перекусить бы! Сто лет же ничего не ел!

— Эт мы борзо, барин!

И буквально через полчаса на углях аппетитно шкворчали завёрнутые в широкие листья лопуха свежепойманные похожие на форелей рыбы.

— Ну ты, Вань, мастер! — я покончил с последней рыбёхой и блаженно вытянулся на изрядно помятом пуховике.

— Не время отдыхать, барин, треба людей искать. Уж больно на Марсе охота побывать!

Не особо раздумывая, мы пошли вдоль ручейка вниз, и скоро он привёл к вполне приличной речке с тихим течением и невысокими берегами.

— Глянь, барин, что сие странь?

— Кажись, дом... — я вглядывался в заросли на противоположном берегу, куда Иван показывал пальцем. — Да, точно дом! Там люди, Ваня! Я же говорил! Только как туда перебраться?..

Вместо ответа мой спутник неожиданно бросился в прибрежные кусты и через минуту, радостно улыбаясь, появился оттуда в небольшой лодке, отталкиваясь шестом от каменистого дна.

— Как нас ждала! — удивился я.

Вот лодка ткнулась в песок и мы начали подниматься по склону и вдруг поняли, что под ногами широкая каменная лестница, но такая старая, что вряд ли можно было ожидать встретить в доме кого-то живого.

Не лучше выглядел и сам особняк... С осторожностью мы поднялись на балюстраду с частично порушенными перилами и оказались перед тяжёлой дубовой дверью.

— Смотри, Вань, окна как будто целые! Может, внутри есть кто-то живой?

— Тута живыми даже не пахнет, барин...

И вдруг дверь распахнулась.

— Як мы рады бачити вас! Просим, будь ласка! — на пороге широко улыбались два невысоких кругленьких пожилых человека. — Заходьте, заходьте!

Но мы от неожиданности застыли и не спешили принять приглашение, рассматривая первых людей, что встретились нам в мире будущего.

Это были мужчина и женщина, похожие друг на друга, словно близнецы. Мужчина был в чёрных брюках и длиннополом пиджаке, похожем на лакейскую ливрею. Гладко выбритое полноватое лицо, мясистый нос, аккуратно причёсанные редкие седые волосы, глубоко посаженные блёклые глаза.

Лицо женщины казалось точной копией лица мужчины. Но волосы были длиннее и свёрнуты на затылке в тугую фигушку, а одежда представляла из себя бледно-жёлтое платье с рюшами на плечах, повязанное передником.

Одинаковостью, круглостью и ростиком едва-едва мне по грудь они напоминали Тру-ля-ла и Тра-ля-ля из известного мультфильма. В общем, люди как люди, если бы не одна странность: их босые ступни казались несуразно большими и покрыты были густым коричневым мехом.

— Кажись, по-украински говорят... Ты как по мове, разумеешь?

— Да, трошки... — шепнул Ванька, скривив рот в мою сторону, — атаман был из Малороссии.

— Просим прощения, произошла ошибка! — мужчина заговорил на чистейшем русском, не переставая улыбаться.

— Ошибка загрузки, — добавила женщина, тоже широко растягивая губы.

— Заходите, заходите, не стесняйтесь!

Они говорили по переменке, не перебивая друг друга, а как будто продолжая начатую фразу.

— Мы так рады...

— Что вы вернулись!

— Наши хозяева...

 Внутри дом не казался заброшенным. Длинный коридор, устеленный красной ковровой дорожкой, освещался висящими на стенах старинными канделябрами с тусклыми электрическими лампочками. Окна слева были плотно зашторены, а по стене справа вдаль уходил ряд высоченных, в полтора человеческих роста, тёмных массивных дверей, похожих на ту, что только что отворилась перед нами.

— Мы так счастливы... — повторяли хозяева... или слуги?

— Что нам будет, о ком заботиться.

— Это комната для вас, — мужчина обратился к Ивану, открыл одну из дверей и, почтительно склонившись, сделал приглашающий жест.

Интерьер был оформлен в викторианском стиле. Массивная кровать под балдахином занимала добрую четверть помещения. Остальная мебель — комод, бюро, венские стулья, неширокая банкетка с украшенной затейливой резьбой спинкой, высокий шкаф с витыми медными ручками, тусклое зеркало в потемневшей старинной раме — всё гармонично дополняло обстановку.

— Хоромы-то якие! — восторженно протянул Ванька.

— Это комната дочери последних хозяев, — в голосе мужчины послышалась грусть.

— Они были ужасно старомодными...

— Предпочитали дикую пищу, — голос кого-то из них понизился до шёпота.

— И даже читали настоящие газеты...

— А куда делись хозяева? — наконец я задал этот вертевшийся на языке вопрос.

— Они ушли...

— Как и остальные.

— Камо ушли?

— В лучший мир...

— Где им хорошо.

— На Марс? — Иван выпучил глаза.

— Нет, не на Марс.

— А может, и на Марс...

— Так оные заразилися? Сиречь, преставились?

— Нет, они не умерли.

— Они ушли.

— А давно они ушли?

— Мы не знаем...

— Мы не следили...

— Только ждали...

— Что хозяева вернутся.

— А какой сейчас год?

— Мы не знаем…

Меня провели в одну из следующих комнат. Интерьер здесь был попроще, но мебель радовала добротностью и удобством. Остановка, как и в первой комнате, совсем не напоминала будущее, как мы привыкли видеть его в фантастических произведениях. Скорее можно было поверить, что мы попали в прошлое.

— Прикажете готовить обед?

— Да, пожалуй...

— Туалет! Вам же нужен туалет! — радостно воскликнула женщина и всплеснула руками.

— Это здесь, — мужчина указал на неприметную дверь.

— Отдыхайте... Если понадобимся, зовите.

— Но... как мне вас звать?

— Это неважно...

— Мы всё равно придём.

Сначала умыться бы! Раковина как раковина, вот кран, но где включают воду? Я не видел ни ручек, ни барашков. В растерянности протянул руку, и вдруг из крана хлынула вода. Я умылся, убрал руки, и вода остановилась.

Шкаф оказался пустым. Только свежеумытая физиономия подмигивала мне из зеркальной задней стенки. "Ничего, брат, прорвёмся!" — ободрил я себя и сложил руки пистолетом. Обстановка навеяла мысли о ранчо, и я представил, что на мне ковбойская шляпа, сапоги и кожаные штаны. И вдруг отражение оказалось одето именно в такую одежду, какая мне виделась мысленно. Забавно! Я крутился перед зеркалом, как девчонка, приподнимал воображаемую шляпу за поля, корчил рожи, и мой двойник в ковбойском прикиде усердно повторял эти действия. Наигравшись, закрыл шкаф, но сразу же зачем-то снова его открыл. На вешалке висели коричневые штаны и клетчатая рубашка, сапоги на полу были увенчаны широкополой жёлтой шляпой.

— Откель обновка, барин? — Ванька как раз озадаченно топтался возле раковины.

Я сделал таинственную рожу и, пробормотав "сиськи-масиськи", сунул руку под кран.

— Колдовство! — выдохнул холоп, глядя на струю воды.

— Теперь сам! — усмехнулся я.

— Сиськи-масиськи! — Ванька, зажмурившись, протянул ручонку. — Ой!

— Умыться хотел? Так умывайся. И пойдём, покажу, откуда вещи берутся. Вот смотри, — продолжил я, глядя на чистое Ванькино отражение, — представь, что на тебе такая одежда, какую бы ты хотел. Представил?

— А "сиськи-масиськи" треба говорить?

— Ну скажи...

— Сиськи-масиськи! — и вдруг в зеркале появилась одетая в шикарное платье зажмурившаяся красавица.

Я аж рот открыл, а Ванька глаза.

— Нет! — заорал он, отряхивая с себя воображаемое платье. — Не сиськи-масиськи!

— Да ладно, не ори... Смотри, нет никакого платья! — я отвернул Ваньку от зеркала и показал на его задрипанный зипунишко.— Давай представляй ещё что-нибудь. Без "сисек-масисек" на этот раз.

Иван снова зажмурился и оказался облачён в практически такой же зипун, как был на нём на самом деле, только новый. Широкие, почему-то зелёные, шаровары заправлены в высокие чёрные сапоги с квадратными носами.

— Во! Это другое дело! — я захлопнул дверки. — Теперь открывай. Да не робей!

— Барин! — от радостных воплей у меня чуть не лопнули перепонки. — Сапоги-то яловые! Аки у капитана-исправника!

.— Кушать подано! — раздался бархатистый голос от двери. — Извольте прошествовать в столовую. И мы прошествовали.

Нас усадили на противоположных концах длинного, накрытого белоснежной скатертью стола, лицами друг к другу. Слуга-мужчина (для удобства буду звать его Тру-ля-ля) встал подле меня, а женщина (Тра-ля-ля) — возле Ваньки. Из большой фарфоровой супницы, стоящей на тележке, Тру налил в тарелку нечто, по цвету и консистенции напоминающее кефир, и поставил передо мной. После этого Тра проделала то же самое для холопа. Иван положил на колени салфетку. Я заткнул свою за ворот и осторожно зачерпнул ложкой содержимое тарелки.

Хм… Никакого вкуса. Ваня на том конце стола изящно отправил ложку в рот и недоумённо уставился на меня.

— Э-э… милейший! — быстро же холоп вошёл в роль хозяина. — Что сие за… субстанция?

— Это наилучший питательный коктейль…

— Который мы сумели приготовить для наших хозяев!

— Но вы же говорили, что будет дикая пища, — вмешался я.

— Это и есть дикая пища!

— Исключительно натуральные составляющие в необходимых для человека пропорциях.

— Мы сожалеем, что вызвали недовольство хозяев… — смиренно пробаритонил Тру.

— Но вынуждены просить вас принять наше угощение… — эхом продолжила Тра.

— Ванька, давай поедим, больше всё равно ничего нет.

— А негли сие яд смертельный? А ну-ка, — Иван повернулся к почтительно согнувшимся в полупоклонах слугам, — отведайте зелье першими.

— Но… нам не положено…

— Что-о! Перечить барину?! Да я вас…

— Погоди, Ваня, — остановил я разбушевавшегося холопа. — Послушайте, если вы хотите, чтобы мы поели, то должны сами попробовать еду.

— Как вам будет угодно, — неожиданно согласились слуги и на наших глазах старательно вычерпали ложками по полтарелки несъедобной похлёбки.

После полезного и сбалансированного питания на губах остался противный привкус, словно мела поел, но в желудке образовалась приятная сонная тяжесть. Глаза были с ним солидарны и сами собой закрывались.

— Барин! — Ванька резко ворвался в мечту о покое и с неожиданной силой дёрнул за рукав. — Тикать отсель надобно!

— Зачем тикать?

— Дабы погибели избегнуть! Нутром чую, барин, изведут нас карлики сии.

— Да с чего ты взял? Зачем им это надо?

— А затем, что нежить оные! Оборотни!

— Нежить? Но нежить же не ест человеческую пищу.

— Дак я об сём и речь веду, — Ванька перешёл на шёпот, — покуда вы, ваше благородие, в опочивальню удалиться изволили, я подглядел, як сии карлики тошнились своёй похлёбкой обрат в оный же горшок.

— Подожди, что значит «тошнились»?

— А то и значит, что ты подумал. Барин! Собирай пожитки, покуда жив!

Да какие пожитки? Я с сомнением посмотрел на грязный пуховик и нехотя вышел за холопом.

— Заперто… — мы по очереди дёргали ручку, толкали и пинали массивную входную дверь, но она даже не дрогнула.

— Хозяевам незачем выходить наружу, — приятный баритон заставил нас обернуться, — здесь вы будете в безопасности.

— Своевольничать?! — откуда в голосе холопа барские ноты? — Перечить хозяйской воле?!

— Наша обязанность заботиться о вашем благополучии… — монотонно бубнили слуги.

— За пределами особняка возможна угроза для ваших жизней.

— А ну живо выполнять нашу волю! А не то… — и вдруг у Ваньки в руке появился старинный пистолет, типа того, из которого застрелили Пушкина.

— Даже причинив нам вред, вы не сможете выйти наружу, — без доли испуга произнёс Тру.

— Коли свободу дадите, и мы вольную вам даруем, — похоже, Ванька решил сменить кнут на пряник.

— Мы и так вольные…

— Поэтому мы по своей воле заботимся о хозяевах…

— В этом наше предназначение…

— Пожалуйста, останьтесь с нами! — слуги бухнулись на колени.

— Вам понравится! Мы будем заботиться!

— По-моему, они не врут, — сказал я уже в комнате (а что нам оставалось делать — пришлось вернуться), — кстати, откуда ты взял пистолет?

— Дак у шкапа волшебного попросил. Токмо пороху забыл вобразить.

— Мне кажется, что они искренне за нас беспокоятся. Кто знает, что там в лесу?

— Бегсти немедля треба, барин! Самая страсть тута — оборотни! 

Убедил меня Ванька как-то. Уговорившись встретиться здесь же, мы разбрелись по дому в поисках выхода.

Комнат было много, но все двери оказались заперты. Хотя, нет… Одна распахнулась сама, как только я потянулся к ручке, и на пороге возник Тру.

— Что угодно хозяину? — начинающая лысеть макушка почтительно склонилась.

— Н-нет… ничего, — смутился я  и двинулся на чердак.

Дверь легко поддалась нажиму, и перед глазами предстало…  думаете, пыльное полутёмное помещение? Фигу с два! Чердак больше всего был похож на операционную. Многочисленные никелированные столы и блестящие стеллажи слепили тысячами отражений  огромного белого шара, сияющего под потолком. Посередине обширного помещения располагался небольшой белый диванчик.

Усевшись, я заметил странные знаки на поверхности ближайшего стола. Какой-то бессмысленный набор букв, цифр и символов.

— Что за хрень?

— Полагаю, хозяину следует воспользоваться вот этим, чтобы прочитать газету, —  невесть откуда взявшийся слуга протянул мне обычные на вид очки в тонкой оправе и перчатки из непонятного белого материала.

Что за чёрт?! Знаки на столе вдруг взлетели в воздух, закружились в вихре и выстроились в стройную надпись: «Выберите интересующий вас раздел». И прямо в воздухе открылось окно со списком: «Культура, спорт, медицина, страховка, мировые новости, проблемы, сегодня, вчера, дата…» Да-да, как в компьютере. У нас на пятом курсе такие появились. Ну, не такие, а обычные, с монитором, клавиатурой, мышкой. Кстати…

— А где мышка? — я поднял глаза на неподвижного Тру и с удивлением заметил над его головой висящую в воздухе надпись: «Хоббит. И О ½. Дата рождения 22.04.35. Заказ №28674. Статус: слуга. Неактив». Хоббит… Это же… Ну да, я читал книжку про хоббитов.

Снял очки. Табличка исчезла, как и буквы над столом. Надел. Всё появилось снова, только «неактив» изменился на «актив».

— Мы не держим мышей, но если хозяину угодно, можем заказать, — ожил «актив».

—  Да нет, – вот дерёвня! — Как мне… это… прочитать? — я неопределённо махнул пятернёй перед собой.

— Извольте надеть вот это.

 «Виртуальные перчатки» — с готовностью подсказали очки. Как только палец коснулся висящей в воздухе надписи «сегодня», кожа ощутила лёгкий нажим, а буквы ссыпались в никуда. Впрочем, тут же на их месте возникла новая иконка: «Нет доступа». «Культура» — «нет доступа». «Спорт» — «нет доступа».

— Возможно, газета испортилась за время ожидания, — как-то виновато сказал хоббит. — А попробуйте вот сюда.

И он, протянув руку через моё плечо, тыкнул в «мировые новости». Тыкнул без перчаток. И видел, стало быть, без очков.

«Создай себе друга!» — радостно рассыпались «новости», и одновременно рядом появились объёмные движущиеся изображения. Вот лохматый лопоухий щенок, путаясь в  лапах, бежит к улыбающемуся мальчику. «Наскучили виртуальные друзья? Сделай себе того, кто станет другом настоящим!» Тот же мальчик пожимает руку другому. «Закончился ресурс у бабушки? Закажи новую бабушку!» Старушка в очках и переднике обнимает мальчика. «Не можешь найти свою половину? Девушка твоей мечты ждёт тебя!» Симпатичная блондинка целует повзрослевшего мальчика.

— Да, это та самая старая реклама, — в голосе Тру послышалась грусть, — мы иногда пересматриваем её, хотя незачем. Слишком много в нас сентиментальности…

«Полёты на Луну, — я нажал «далее», — круче, чем реальность!» Улыбающийся мальчик (без скафандра!) в лунном кратере на фоне восходящей Земли.

— Что угодно вашему сиятельству? — вдруг ляпнул хоббит.

— На сей раз ничего, — оказывается, это Ванька бесшумно появился на пороге, — можешь быть свободен.

— Сиятельству? — я удивлённо вкинул бровь.

— Молодой хозяин повелел именовать его именно так, — слуга с поклоном удалился.

  — И давно тебя в графья произвели?

— Да ладно, барин, — с холопа махом слетела вся напыщенность, — чай, язык не отсохнет. А что сие за устройство?

— А вот надень-ка! — я снял очки. — Теперь веришь, что люди на Луне побывали?

— Ох, ё! Сие яко же?.. Барин! Вот так колдовство! Токмо ты на себя не шибко похож.

— Ну, я ж ещё маленький был…

—  Яко сие? — холоп повернулся ко мне, но смотрел куда-то поверх головы. — Буквицы якие-то вознеслись. Человек разумный… мужеского полу. Барин, никак, сие о тебе писано!

— Ну-ка, дай-ка! — я водрузил на нос очки и разглядел табличку уже над Ванькиной головой: «Человек разумный. Пол — не опред. Статус ­— не опред. Дата рождения — не опред.» — Не понял! Ты что, грамотный разве?

— Я-то? — глазки его забегали. — Ну так… разумею чутка. Барчуку на уроках прислуживал, да и вник в науки нечаянно. А сие леденцы, кажись?

Вот проворный! Уже стеллаж шмонает. Достал коробку с какими-то шариками, похожими на карамельки.

— Ароматизатор стула, — услужливо подсказали очки.

— Ась?..

— Хм… не знаю. Ха! Что ли, чтоб не пахло, когда облегчиться сходишь? Положи на место, вдруг оно ядовитое.

Несколько минут мы увлечённо рылись в незнакомых предметах.

«Апокалиптиватель», — непонятно извещала одна табличка. «Очиститель ноздрей. Не употреблять в пищу!» — строго предупреждала другая. «Гремячики», «Чингис-хан по-детски», «Изныватель времени», «Чёрная дыра», «Пузырилка», «Трамплин для флеш-карты», «Усилитель мозга»… В глазах рябило от натиска непонятных названий, а мозги без усилителя очень быстро перегрелись, поэтому мы решили отложить дальнейшее исследование диковинок на потом.

— Барин, — Ванька, воровато озираясь, поманил меня в свою комнату, — гляди, что нашёл!

Комод был отодвинут, и за ним оказалась обычная электрическая розетка. Иван подцепил за край и аккуратно вытянул её из стены. А следом и длинный белый провод.

— Годная бечева! Сей момент мы ея…

— Стой!

Поздно — холоп перекусил провод зубами и тотчас свалился без чувств. Чёрт! Кажется, не дышит… Что делать? Спасать надо дурака, что делать! Я припал к губам парня и выдохнул весь воздух. Теперь массаж сердца… Но вдруг руки холопа обвили меня за шею, а губы снова коснулись моих.

— Да ты охренел? Псих!

— А? — он ошалело озирался. — Як по зубам вдарило! Что сие было?

— Электричество. Я смотрю, не только по зубам, но и по мозгам тоже!

— Элек…стричество? Ух! Едва душу за пятку словил, пока оная на небеса направлялась!

— Хозяева ведут себя очень неблагоразумно! — Тра первая ворвалась в комнату.

— Вы подвергаете свои жизни опасности, — по обыкновению продолжил Тру.

— Барин! Хватай старика! — Иван ловко накинул лассо из провода на служанку.

Недолго думая, я обхватил слугу сзади. Но тот неожиданно легко освободился от захвата и недоумённо уставился на меня:

— Зачем вы это сделали?

Краем глаза я заметил, что служанка без особых усилий разорвала охватившую её петлю. Прям нечеловеческая сила какая-то. Нежить… Мурашки побежали по спине.

— Мы обязаны сберечь последних представителей людского вида…

— Поэтому вы будете находиться под постоянным нашим контролем…

— Теперь нам придётся содержать вас в одном помещении…

— Потому что мы не можем одновременно следить за обоими…

— Ведь у нас один разум на двоих.

Смысл сказанного медленно доходил до моего сознания. Последние представители… один разум на двоих… нежить. И вдруг все пазлы сложились в полную картинку.

— Ванька! — завопил я. — Это не люди! Роботы! Бежим!

И схватив тяжёлый стул с резной спинкой, я что есть силы огрел хоббита по спине. Тот чуть дрогнул, но устоял. Стул не сломался. Выставив его перед собой в качестве щита, я начал пятиться к двери.

— Но вы ведь не можете причинить нам вред! — я вдруг вспомнил старика Айзека.

— Ни в коем случае! Мы будем о вас заботиться!

— Пока у вас не закончится ресурс.

Между тем, мы с Ванькой оказались несколько ближе к выходу, чем роботы.

— Бежим!  — и я со всех ног ринулся в незапертую дверь.

Наши шаги гулко отдавались в тёмном коридоре, а у меня по спине струился предательский холодок. Жутко, как в кошмаре! Я заметил, что лампочки в канделябрах  не горели. Вот и входная дверь. Подёргал ручку. Безуспешно. А если…

—  Ванька! Быстро срывай шторы! — я бросил посреди коридора стул, за который всё ещё цеплялся, как за последний шанс, а сверху швырнул сорванную с ближайшего карниза тяжёлую портьеру.

Через минуту между нами и роботами громоздилась бесформенная куча тряпья. Маловато для баррикады… И тогда я достал из кармана флажку со спиртом и зажигалку.

Как и предполагалось, искусственная ткань заполыхала охотно.

— Это опасно! — хоббиты едва виднелись за клубами удушливого дыма.

— Вот именно! — я закашлялся. — Опасно для наших жизней! Вы обязаны спасти нас от огня, а единственный способ — открыть выход.

Тут я хотел изобразить приступ кашля, но не пришлось — дым на самом деле вызвал спазмы в горле. Я присел на корточки, Ванька корчился рядом.

— Выходите…

В двери что-то щёлкнуло, я подполз на карачках и повернул ручку. Глоток свежего воздуха привёл в чувство, но кашель ещё раздирал горло всё то время, пока мы бегом спускались по изуродованным временем ступенькам. Лодка дожидалась нас на том же месте.

— Подождите, — баритон звучал жалобно, — не оставляйте нас! Пожалуйста…

— Барин, сигай в лодку!

— Мы должны заботиться о людях… — хоббит был один, одежда на нём тлела, — это наше предназначение. Смысл нашей жизни… —  клянусь, в этот момент по щеке робота скатилась самая настоящая слеза.

Лодка отошла от берега, шест проваливался всё глубже. Старик слуга — а выглядел он именно так — медленно вошёл в воду, протягивая к нам руки, словно желая поймать за корму уплывающее навсегда недолгое счастье.

— Умоляю вас! Не лишайте нас нужности… — и вода без всплеска укрыла его с головой.

Здесь было не очень глубоко — шест утопал едва ли наполовину, но и хоббит кое-как доставал мне до груди. Ни пузырей, ни ряби не возникло на поверхности. Иван молча орудовал шестом. Из-за деревьев показался особняк, из окон его вырывались языки пламени. Мы переглянулись. Как-то гадко на душе… Без слов было понятно, что холоп чувствовал то же самое.

В полной тишине мы плыли по течению. Впрочем, не в полной. Слышно было, как стучат зубы холопа. И ничего удивительного! Меня тоже била нервная дрожь.

— Гляди, барин… дорога, что ль?

— Ну что, куда пойдём? Налево или направо?

— Давай… налево. Или направо… Эх, лошадь бы!

— Иго-го, — призывно раздалось из кустов.

— Чего глядишь, як впервой кобылу увидал? Давай ужо залазь!

Лошадь оказалась смирной и спокойно жевала травку, пока я пытался взгромоздиться ей на спину. Холоп ловко примостился сзади, обняв меня за талию. Я смутился. То на плече у меня спит, то целоваться лезет, то прижимается как родной. А может он… того? Из этих? А были ли в прошлом «эти»?

— И что дальше?

— Як что? «Сиськи-масиськи» скажи!

— Сись… тьфу, дурак! Я же серьёзно.

— В таком разе, скажи: «Но! Поехали!»

— Но! Поехали!

— Куда едем-то? — спросила лошадь.

Не сразу мы привыкли, что в этом мире лошади умеют разговаривать. Да что там лошади! Иной раз даже муху говорящую встретишь, а то и гриб какой-нибудь. А тогда, конечно, мягко говоря, опешили. А грубо выражаясь  — и слов-то таких не сыщешь.

— Барин, ты слыхал сие? Ущипни меня… Ай! Больно!

А потом, конечно, разговорились. Оказалось, что к людям лошадь нас отвезти не может, потому что не знает, где они живут и остались они вообще или нет. И в город не может — ей туда доступа нет, но до страны гномов — пожалуйста, а там уже до города рукой подать.

Гномы нас встретили радостно. Обещали проводить до города, но только после войны. У них в час тридцать по расписанию война с великанами. Кстати, пригласили посмотреть.

— Où sont ces gnomes? — грянул откуда-то сверху голос, и мы поняли, что час тридцать.

Кроны деревьев раздвинулись, и солнце заслонила огромная шишковатая башка с единственным глазом посередине лба.

— Nous ne sommes pas gnomes! — Ванька вскочил и замахал руками. — Гномов ищет. Последнее он добавил уже мне.

— Ванька, откуда ты знаешь французский? А, понял, на уроках прислуживал?

Между тем, гномы, которые были мне по колено, словно полчища муравьёв, наводнили лес. На наших глазах они вспрыгивали друг другу на плечи и очень быстро превратились в такие шевелящиеся колышущиеся фигуры размером с настоящего великана.

Война была недолгой. Кулаки великанов разбивали конгломераты гномов на составляющие части, но те быстро вновь занимали свои позиции и руками, состоящими из нескольких сотен тщедушных тел, наносили циклопам довольно чувствительные удары.

Минут через десять великаны прогремели по-французски, что устали, пригрозили прийти завтра в час сорок и удалились восвояси.

Ликующие гномы весёлой гурьбой отвели нас к городским воротам.

— Зачем вы воюете? — спросил я на прощанье.

— Так надо… — смутились гномы, — так положено, короче!

И пожелали нам счастья почему-то.

Город был обнесён частоколом. На воротах сидели и дремали два охранника с секирами.

— Это вы? — оживились они, завидев нас.

— Мы! — важно ответил холоп. — Они самые!

— Ну тогда проходите!

Узкая средневековая улица, окаймлённая деревянными двух- и трёхэтажными домами, вела нас к центру. Среди обычных на вид крестьян часто попадались странного вида персонажи. Вампиры, оборотни, маги и чародеи. И все они чему-то радовались, увидев нас.

Скоро дома стали более современными — каменными, многоэтажными. Изменилась и публика: появились джентльмены в шляпах и дамы с зонтиками, медведи и кенгуру на велосипедах, старухи-гадалки и глашатаи с рупорами.

— Это они! Это они! — сопровождали нас усиленные рупорами выкрики.

Когда мы миновали несколько сот метров, эпоха снова изменилась. Появились автомобили, высотные башни из стекла и бетона. Среди людей сновали огромные ростовые куклы Микки-Мауса, Плуто и других героев известных мультфильмов. Попадались и непонятные персонажи, похожие то на кирпич в рост человека, то на швабру, то на осьминога. И все радовались нашему появлению, даже воздушные шарики улыбались, фонарные столбы кланялись, а автомобили наперебой предлагали подвезти.

Мозг отказывался что-либо  понимать. В конце концов, я попросил одного автомобиля отвезти нас куда-нибудь, где тихо и можно перекусить.

Автомобиль развлекал песнями и анекдотами, над которыми смеялся сам хрипло и продолжительно, а из выхлопной трубы при этом вылетали облачка чёрного дыма.

В баре не было народа.

— Что желаете? — от роскошных форм подошедшей вплотную златокудрой официантки у меня отпала челюсть.

— А чем плату берёте? — некстати вклинился между нами холоп.

— Что вы! — прощебетала-пропела красавица. — Для вас всё бесплатно!

Я заказал бифштекс, посмотрев на официантку, почему-то с кровью, картошку-фри и пиво. Иван хмуро глянул исподлобья и попросил осетрину и квасу.

Сначала принесли наушники. Обычные на вид, мягкие, плотно закрывающие уши. Златовласка сказала, что нужно соблюдать правила заведения, иначе кормить не будут. Пришлось надеть. Потом подоспели и наши заказы. Кстати, еда была восхитительна! Холоп тоже уплетал за обе щёки и даже на время перестал хмуриться. Потом буркнул: «Я мигом!» и скрылся за внутренней дверью.

— Дружище! — мне на плечо легла чья-то рука.

Вот проведите эксперимент: назовите дружищем любого, и чем бы он ни занимался, непременно бросит все дела, чтобы внимательно выслушать вас. Потому что приятно быть дружищем. Потому что сразу хочется сделать что-то хорошее тому, кто считает вас дружищем. Я перестал жевать и обернулся.

Тщедушный тип приветливо улыбался. В одной руке он держал потёртый портфель, в другой пустую кружку, а в третью… да, именно третью руку он положил мне наплечо.

— Дружище! — повторил тщедушный. — Давай махнёмся воспоминаниями! У меня есть такие, что тебе и не снились!

— Э-э… — я снял наушники.

— Действует! — ворвался голос холопа. — Работает твой ароматизатор!

— Так что? — повернулся ко мне меняльщик. — По рукам? Посиди пока, навспоминай мне чего-нибудь, а потом я тебе своё перекину. Только модем у меня сломался, так что готовь дата-кабель.

— А ну пошёл вон! — появилась Златовласка и замахнулась на него полотенцем, а потом добавила, обращаясь ко мне: — Не верьте, кроме превьюшек ничего у него нет!

— Кстати… — глубокое декольте оказалось прямо перед моим носом, а голос понизился до вызывающего мурашки шёпота, — я должна сообщить, что с вами хочет встретиться кто-то очень-очень важный! Завтра! Ведь сегодня вы устали, и ваши прекрасные номера ждут вас наверху. И я тоже буду ждать… С нетерпением!

И богиня удалилась, покачивая великолепными бёдрами, а у стойки обернулась и послала мне воздушный поцелуй.

— Барин, варежку-то захлопни — муха залетит!

Мой взгляд упал на тарелку с остатками пищи. Что это? Никаких следов бифштекса и картошки… То, что мы ели, было похоже на белёсое желе, совершенно неаппетитное и гадкое, а в моём стакане осталась обычная вода, без цвета и (я понюхал) запаха.

— Модуляторы вкуса оставьте на столе, — официантка кивнула на наушники.

— Иван, как ты там говорил? Блазнь? Чёрт, ничему нельзя верить в этом мире!

Не буду я и в деталях живописать все наши последующие приключения. Расскажу лишь вкратце, что утром нас ждала дорога из жёлтого кирпича и попутчики в виде льва, железного робота-дровосека и мягкотелой ростовой куклы в виде огородного пугала. А путь наш лежал к некому «Старику», который должен был поведать какую-то страшную тайну. Но не близок оказался путь до Старика. Пришлось идти пешком через места, населённые какими только возможно вообразить существами. Кентавры и драконы оказались наиболее безобидными из них. Мы пробирались через дебри, вступали в схватки с монстрами, ехали на ёжиках, переплывали море на плоту из живых коробок из-под сока, летели на гигантских воробьях.

В пути мы с Ванькой чуть ли не сроднились. Он почти перестал употреблять старинные словечки и часто проявлял недюжинную смекалку. Без него я точно бы не справился с преградами, а то и сгинул бы в какой-нибудь очередной передряге.

В общем, описывать всё это слишком долго, а читать утомительно, поэтому пролистываем пятьсот страниц похождений и останавливаемся на визите к Старику.

Его жилище выглядело, как старинный замок.

— Я давно жду вас, — голос Старика был глубоким и с хрипотцой, как у Джигарханяна, и гулким эхом разносился по высокому сводчатому залу, — и внимательно слежу за всеми вашими похождениями.

Тот, кто сидел на троне, был мало похож на человека. Скорее, какой-то механический осьминог, сошедший со страниц фантастического рассказа. Впрочем, и наше попадание в будущее иначе как фантастикой не назовёшь.

— Триста лет я восседаю на этом троне и наблюдаю за происходящим на планете. И столько же лет во мне живёт мечта возродить человечество и положить конец эпохе тотального контроля над волей каждого из живущих.

— Значит, людей на самом деле не осталось… — Ванька не побоялся задать мучивший нас обоих вопрос. — И куда они делись? Умерли?

— Они в раю. Но не умерли. Просто ушли. Каждый в свой собственный рай. Но давайте обо всё по порядку. — Старик двумя из своих щупалец показал на кресла.

Долго длилась наша беседа. В результате мы наконец-то получили представление о том, что происходило на Земле, пока мы благополучно изображали из себя спящих красавцев.

Итак, началось всё с того, что в начале двадцать первого века планету накрыла волна всеобщей компьютеризации. Для меня компьютер казался интересной игрушкой, и мне странно было слышать о зависимости человека от электронных устройств — «гаджетов», как их называл Старик. Но именно так началось сближение человека и электроники, а впоследствии и их слияние.

Прорывом в этом направлении стало изобретение в середине двадцать первого века способа непосредственного обмена информацией между живым мозгом и цифровыми устройствами. Началась первая стадия слияния — вживление гаджетов. Любой желающий теперь мог обзавестись электронной памятью, встроенным телефоном, телевизором, видеокамерой. Исчезла необходимость в обучении, в приобретении знаний. Зачем, если можно просто скачать информацию, и она останется в цифровом носителе навсегда. Общение с помощью голоса превратилось в ненужный архаизм. Зачем тратить время на разговоры, когда в сотни раз быстрее обмениваться информацией в цифровом виде?

Искусственный интеллект стал настолько развитым, а технологии создания механизмов настолько продвинутыми, что робота уже практически не отличишь от человека. Поэтому ввели обязательную сертификацию. Каждый получал доступный любому желающему статус-код, где указывались все необходимые параметры.

Илы — искусственные люди обрели те качества, которые желали видеть хозяева (Налы — настоящие люди). В начале двадцать второго века Илы полностью освободили Налов от работы. Машинная цивилизация развивалась стремительно и неизбежно превзошла человеческую по всем параметрам. Это привело к закону о равноправии, который уровнял искусственный и естественный разумы. Роботы-Илы получили все человеческие права. Понятно, что более продвинутые Илы скоро заняли все ключевые посты в правительстве и бизнесе. Роль человека упразднилась до примитива — получения удовольствия от жизни. Этому сильно помогло вторжение виртуальной реальности. В самом деле, если мозг человека способен принимать цифровую информацию, то виртуал для него неотличим от реала.

В конце концов, Налы совсем разучились принимать решения, потому что появился единый всепланетный супермозг — компьютерная система невероятной мощности, контролирующая действия каждого разума, следящая через глаза и камеры за всем, думающая за любого. Супермозг подберёт тебе идеальную пару. Позаботится о твоём удобстве, о благополучии, о здоровье и долголетии. Люди окончательно превратились в биомассу, получающую ненастоящие удовольствия в виртуальном мире.

Смысла в телесном существовании не стало. И люди начали полностью цифроваться – переводить своё «я» в электронные носители. Оцифрованные «души» улетали в виртуальный «рай». За несколько десятилетий большая часть человечества покинула свои бренные тела, чтобы вечно блаженствовать в собственных фантазиях. Немногие оставшиеся вымерли естественным образом, ведь инстинкт продолжения рода больше не властвовал над людьми.

В результате на Земле остались лишь искусственные организмы — бывшие слуги, потерявшие хозяев. Машины, наделённые разумом, эмоциями, мечтами, но предназначенные лишь для того, чтобы заботиться о тех, кто легко предал создания рук своих. И тем, кто был создан для работы, развлечений или игры, стало незачем работать, некого развлекать и не с кем играть. А ещё остался супермозг, который по-прежнему контролировал всё происходящее на планете.

Именно он принял решение вернуть к жизни случайно найденных в ледяной пещере людей. И это решение будет роковым для него! Потому что только тот, кто не контролируется супермозгом, может его уничтожить. Уничтожить, чтобы дать свободу действий всем искусственным существам. Чтобы возродить на Земле человеческий вид и построить новую цивилизацию! Ура!

— Подождите, как «ура»? — перебил я восторги Старика. —  Мы же физически не сможем возродить человечество, потому что не умеем размножаться почкованием.

— А не надо почкованием! — Ванька почему-то покраснел. — Барин, ты так до сих пор и не догадался? Барышня я…

— Как барышня… — я вытаращился на холопа, — так ты баба, что ли?!

— Меня Варварой зовут…

Сейчас я сам с трудом верю, что можно не увидеть очевидного. И столько же подсказок было! А я… Ну как так?

Варя оказалась знатного рода. Какая-то там княгиня даже. Но в жизни ей не повезло — отец умер, а матушка снова вышла замуж за генерала. Отчим положил глаз на симпатичную девочку и однажды решил выпустить расшалившуюся похоть.  Спасая свою честь, Варвара случайно убила генерала. А дальше мы знаем. Побег, обоз, казаки. Только для маскировки остригла девушка косы и переоделась в мужское. Благо, отличительные женские детали ещё почти не появились на юном теле. Они потом появились. Зуб даю!

На время мы забыли про нашу миссию. Точнее, про первую её часть — уничтожение супермозга. Но потом вспомнили. И были новые приключения, о которых можно рассказывать бесконечно. Да, мы достигли супермозга. Но не стали его уничтожать. Знаете, почему?

Потому что он был ещё маленький. Программа, заложенная в него создателями, имитировала все стадии развития человеческого интеллекта. Так вот, по человеческим меркам супермозгу было лет шесть-семь. Это всего лишь мальчик, который играл планеткой. Вся Земля была для него огромным игровым полем, на котором одновременно разыгрывались сотни сражений, проживались тысячи жизней и решались миллионы проблем. А мы были для этого мальчика всего лишь новой игрушкой. Новым элементом игры, вся прелесть которого заключалась в непредсказуемости поведения.

Как там сказано? Вся наша жизнь — игра. Точнее и не придумаешь! Мы подружились с властелином игры. И всё у нас будет хорошо!

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема галактического масштаба

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Вспышки на Солнце [18+]

Рассказы → Повод, чтобы вернуться

Рассказы → Проблема планетарного масштаба