Взлётная полоса. Главы 4 – 6

4. Палые и Сивые

Этакий увалень по меркам духов, Палым Сивый Солончак желал становиться чуть меньше, чем ни за что. Ему своей доли хватало, её противоречий и загадок. Например, брод.

Ради шёпота чуд «ходит вброд». Ходит в тумане и шепчет. Между тем и этим берегом, между землёй живых и землёй духов. Если они не направят к броду, обнаружить его чуд не имеет власти.

Запахи смолы и воска для них путеводные. Они возникают и в городе, и в лесу, порой из ниоткуда, без причины.

Огонь же согласно природе вещей – вотчина Палых. Они греют смолу и воск, где и когда захотят.

Сивые греют для других людей за плату, для себя – за подарок духам. И это не молоко налитое под корни дерева, не сожжённые деньги, а довольно-таки неприятное состояние. Отходняк от него долгий, смысл его непонятный. Это сутки или двое болезни, жара в позвоночнике, когда дух в теле чуда бродит, гоняет его повсюду, через него пророчествует истинно и ложно, несёт глупости, выводит небывалые песни на разные голоса.

По причине такого явления, из суеверного страха знающие люди не называют духов прямо, а говорят – «шутники». В большом городе, чуда забрали бы в дурдом, но здесь с пониманием относятся: «шутник говорит шёпотом». Тем более, что в таком состоянии он не причиняет вреда.

Для воска у Сивого Солончака имелся важнейший атрибут – круглое блюдо красной меди, не зеленевшее от патины. Рогатый сказал, где его найти: в ручье у заброшенной стройки. Незримый огонь нагревал эту медь по воле духов. Солончак всякий раз отмечал про себя, что не видит огонь, и значит ещё не Палый чуд, ещё Сивый – принадлежащий ближней зыбкой мге, а не тайному её течению. Ведь кто знает грань между ними? Перейдёшь, не заметишь.

Палый чуд сложил бы свечи на блюдо восьмилучевым крестом, а Солончак ломал и складывал круг. Воск расплывался и начинал дымиться… Это значило, что брод рядом, время прикрыть глаза. Скоро текучая серая мга принесёт символическую вещь, как отражение на зыбкой поверхности… Всегда что-то неожиданное и смехотворно бытовое. Навесной замок в виде неприличной части тела, если человеку предстояло раскрыть стыдную тайну. Валенок с дырой, когда была преграда в пути… Отражению этой вещи Сивый Солончак шептал, будто она может его слышать, твёрдо уверенный в этом. Хребет любого могущества – вера.

Вчера Сивый Солончак мирно шептал чьим-то жемчужным, раскатившимся бусам: «Вода холодная, остуда любовная, будешь с другим счастлива…» Сегодня должен «выпустить стрекозу наперекрест»… Насмерть?..

Нежелание Сивого Солончака делаться Палым имело самую простую причину: запах. Отвратительный запах страха. Одного раза хватило.

Как-то ночью он ехал зайцем в электричке, спал без задних ног. Контролёр его разбудил, разорался и… вдруг отшатнулся, бормоча:

– Палый? Палый шёпот? Простите меня, простите, я не узнал.

Хмур был чуд спросонья.

Солончак не хотел чтобы на него так смотрели, так обращались к нему – дрожащим губами. Просто противно.

– Сам ты, того этого… Извини, мужик, не хотел напугать.

Кончилось тем, что они с проводником в его купе до самого города чаи гоняли, подружились. Такое Сивому Солончаку нравится. Ещё и в подкидного проиграл пару бумажек, в качестве извинений. Деньги-то у него на билет были, до кассы не успел дойти.

…

5. Шепот чудов

Если дело касается пустяков: славы, богатства, любви, чуды шепчут по-разному.

Перекрестив запястья на уровне горла, Палые чуды шепчут через крест. Между тыльными сторонами рук, над указательными пальцами они шепчут: «Тсс… Тихо, слушай…» И затем говорят, что человек найдёт кошелёк с деньгами, успешно скроется от кредиторов, избавится от соперника.

Сивые чуды шепчут через круг, ладоней не перекрещивают, складывают их рупором и шепчут под указательными пальцами.

Указательный палец – это всего лишь указание: иди, стой, оглянись. Возможно, на следующий день человек ощутит непреодолимое желание выйти из поезда на каком-то совсем не нужном ему полустанке и там найдёт свою судьбу.

.

Когда речь не о пустяках, всерьёз те и другие чуды одинаково шепчут – через крест, не через круг. Для этого в зыбкой мге они ловят призрак человека. Со спины приближаются, ловят перекрещенными руками за плечи, шепчут в затылок, а потом опускают руки, разведя их поперёк сердца. И это – роковой момент.

Этот жест ровно тот же, что «выпускает стрекозу наперекрест», смертное проклятье, росчерк двух призрачных ножей. Лезвием или обухом они пройдутся, чуд знать не может. Духи заранее ничего не решают. Но с перекрещенными руками покинуть брод невозможно. Чуд обязательно должен оставить свой жест зыбкой мге. Он возвращается с открытыми, пустыми руками.

Надо ли говорить, что Сивый Солончак предпочитал лёгкие просьбы, избегая мало-мальски серьёзных страстей... Не его это.

.

Идя вброд, Солончак редко и смутно видел людей в их настоящем обличье: две руки, две ноги, сверху голова. Прямое воздействие – прерогатива Палых, чёрных чудов. Они прямо казнят и лечат, а Солончак – вокруг да около. Мог заслонить от врага и болезни, мог удержать от ошибки и подтолкнуть к ней, одарить и ограбить.

Призрак уходящего человека в зыбкой, серой мге Сивый Солончак видел, когда это и правда дурной человек. Он, значит, совершил что-то против целой судьбы и вину искупить должен собой целиком. Просьба к чуду в подобных случаях звучала общо: «Пусть гаду его гадство не пойдёт впрок! Совесть его не проснулась, закон его не осудил, другие люди за меня не вступились, ты помоги, чуд! На тебя последняя надежда».

В таких случаях Сивый Солончак, будто бы выходил на брод под ночной ветер, неласковый. Серая мга зыбилась беспорядочными рывками.

Догнав призрака, остановив за плечи руками наперекрест, Солончак шептал ему в затылок, что должно, и добавлял:

– Слышишь?..

Серая мга вся целиком шла зыбью и отвечала:

– Слышу…

Промолчать на вопрос чуда невозможно.

В такие моменты Сивый Солончак вспоминал Рогатого: «Не призрака во мге ловит чуд, а мгу в человеке».

«Слышу», – так он сам приговаривает себя. Дыхания в призраке – только на одно слово. Выдохнув, он стекает под ноги чуду, а чуд перешагивает его, как порог. Лишь так он и может вернуться – опустив перекрещенные руки, закончив дело.

.

Сивый Солончак ни разу не видел угольных стрекозиных крыльев смертного проклятья. Он Сивый, ему не дано. Поэтому не знал, что режет – жизнь или вражду между людьми? К могиле приходит дело или к примирению? Да чего лукавить: не хотел этого знать.

Стрекоза долго летает... Тоска охватывает того, кто услышал звук её крыльев. Уже и призрака нет, и человека среди живых нет, а брод полон треска, стрекочущего эха…

Когда чуд уходит, духи приходят на брод плясать злые танцы возмездия… Юлой крутиться, взмахами рогов бодать мгу наискосок. Почему возмездия? Потому что невинных не заказывают. Иная сила их бережёт, куда до неё чудам и духам.

Если такое случалось, если из ревности девушка желала зла к сопернице, что не редкость, в тёмном ночном ветру Сивый Солончак просто не мог поймать призрака. Тот ускользал между слоями мги.

Это ошибка чуда. Не должен был соглашаться. Для чуда, не закончившего дело, единственный способ покинуть брод – умереть на нём, и такое бывало не раз.

Сивый Солончак даже спросил Рогатого:

– Разве так можно? Я ведь, получается, солгал. Взял деньги и ничего не сделал.

Рогатый развеселился, как умеют лишь духи: распахнув пасть от уха до уха, исторгая из глотки едва слышный, плотный, трубящий смех:

– А к тебе что, возвращался кто-нибудь с претензией?

– Нет…

– И не вернётся! Эх, Сивый Солончак, наивный чуд. Ничего-то ты не знаешь: ни власти своей, ни предела. Мы бы тебе показали, да не хочешь… Ждём тебя, ждём… Служить служишь, а покрова нашего не берёшь, обернулся бы покровом, враз бы понял… Что тебе за выгода оставаться человеком? Деньги ваши пустые… А у нас полные закрома, полные бочки…

– Чего? – прищурившись, уточнял Солончак, и дух веселился ещё больше.

– Как сам думаешь? Крови живой? Не угадал! Полные закрома семян. Кинешь – станут пчёлами, жалящими насмерть. Станут, кем скажешь, хоть урожаем яблок, хоть стаей волков, хоть повальным мором. Хоть жгучим пламенем, заставляющим полюбить. Крошечное зерно принудит мужчину стелиться перед той, на которую бы не глянул, заставит женщину отдаться тому, на кого брезговала взглянуть. Полные бочки таких семян у нас, в одной пригоршне – великая власть.

.

Причина его снисходительных насмешек вполне понятна. Палый чуд перед Сивым имеет громадное преимущество: он может шептать по своей воле, по своей прихоти, для личной пользы шептать, для забавы внушать всякое, пугать разным… Его шёпот быстрей исполняется. Откровенно сказать, Палый чуд попросту сильней.

Из этого проистекает и ещё одно различие, которое не вдруг поймёшь, куда отнести…

Когда Палый ходит вброд, он не способен размышлять. Он всё решает заранее. А Сивый может передумать…. Или вообще бесцельно ходить вброд, почуяв манкий, восковой запах в лесу. Может насвистывать, колыхать слоистую мгу, прислушиваясь к ответным щебетам. Нашептать птице счастья и выйти. Но и он, конечно, ходит вброд не для того, чтобы думать, а для того чтобы действовать. Соображать во мге трудно, как бежать по пояс в воде.

Солончак не ангел. Он задумывался о перемене масти, вспоминая бывшего соседа, который донёс про нелегальное казино. Задумывался и непроизвольно прижимал костяшки к губам, запирая шёпот.

Но зато если Палый чуд разгневается, даже случайно, он может погубить, а если ты Сивый – злись сколько угодно, только несварение заработаешь! Палому чуду нельзя смеяться, он всё порушит, немыслимую болтанку сотворит, в зыбкой мге заблудится, рогатых духов обеспокоит, безобразных духов повергнет в страшную ярость. Сивому чуду – сколько угодно можно смеяться!

…

6. Переломанные

В мирской жизни ритуалов у него более чем… Солончак преумножал их по наитию и не тяготился количеством. Символичные действия его укутывали, защищали: от ненужных людей, собственного порывистого характера. Он затруднился бы назвать конкретные причины того или иного ритуала, но в целом они представляли собой правильную вещь – барьер между людьми и духами.

К примеру, посетитель должен собственноручно положить деньги на стол. Под перевёрнутое медное блюдо. На каменную столешницу, отполированную до зеркального блеска. Солончак её сделал из плит, которыми местный горный комбинат снабжал ритуальные агентства. Если померещился красный блик на радикальной черноте оникса, чуд жестом велел забрать деньги, и молча выпроваживал просителя.

Настигшая его неприятность состояла именно в том, что кое-кого не выпроводил, плату взял. Следовало бы развернуть на пороге, да что теперь…

Почему взял? Открыли рот раньше времени, а он не прервал, засмотрелся, заслушался. Ничем роковым от них лично не веяло. Крови не требовали, пришли с обычными житейскими обидами. Но когда человек при первой встрече наносит кому-то обиду, это как нож в спину: предвидеть и защитится невозможно. К концу разговора Сивый Солончак уже явственно видел, что наказанием может быть только шёпот в затылок. Он знал это по верной, безнадёжно верной примете.

Как чуд, Сивый Солончак умел думать шёпотом. Если шёпот не уходил вовне, а стекал в руки, то этими руками наперекрест предстоит ловить призрака в зыбкой мге. Без вариантов. «В зябкой мге…» – думал Солончак, заранее ёжась.

.

С тех пор купюры так и лежали под перевёрнутым блюдом. Накопилась их маленькая горка. Зрение чуда видело её распростёртым человеком… Целый человек, составленный из мёртвых рук и ног, мёртвых глаз, мёртвых ушей и чёрного языка. Всё сошлось, поэтому срок и вышел.

Объединяла просителей именно эта тема, в которую Солончак никогда не лез – эфемерная тема оскорблений. Он больше про приземлённые вещи: любовь-ревность, делёжку наследства и денежные аферы, кто кого кинул, кто хочет отомстить.

Идя домой, Сивый Солончак припоминал три последние случая.

Девушка в чёрной коже в заклёпках нуждалась в том, чтобы учительница музыки провалилась под землю. Любая, пришедшая на её место, поставила бы пять. Потому что девушка умела играть на пианино. Но училке нравился другой стиль одежды, а родителям – золотая медаль. Девушку гнобили не за бездарность, а за пирсинг, за молодость? Какая разница, за что… Солончак видел ржавую иглу в сердце, иглы в ушах и языке, иглы в ладонях рук. Эта девушка уже не будет исполнять классическую музыку ни при каких условиях. Музыка стала ненавистью, болью, зазубренными иглами.

Два других случая мало отличались: проколотые глаза, проткнутые уши и ладони.

Парень-инвалид рисовал кислотно-яркие, психоделические картины. На площадке, где он пытался их продавать, шквал насмешек и откровенных издевательств, накрыл его с головой, обескуражил. Те, кто рисовал портреты любимых йорков по фото были добрей. Профессиональный художник, админ занимался травлей с упорством, достойным лучшего применения.

Сивый видел фантасмагорические картины парня. Зарина моментально купила одну. Но парень уже не слышал похвалы, не верил в неё. Из спиц, воткнутых в его глазницы сочилась кровь. Он не забудет ни одного оскорбления даже в психдиспансере, накачанный тяжёлой химией.

Больше всего запомнился третий посетитель.

Небывалое дело, пришёл отец. Он предъявил фото девочки на смартфоне, хлопнув им об стол, глядя в глаза. Как будто Солончаку требовались доказательства. Он не судья, он – чуд! Наёмный работник.

– Скажите, разве она некрасива? Я отец, я понимаю свою предвзятость, но вы со стороны скажите!

Цветущий, круглолицый ребёнок в сарафане. Девочка танцевала с атласной зелёной лентой. Она была выше сверстниц и старше требуемого возраста. Сочетание этих двух фактов пресекло её мечты о балете. Танцевать лебедем в белой пачке… Всё бы ничего, театральная студия стала желанной альтернативой, но её руководитель при отборе… Не стерва какая-нибудь, позавидовавшая чужой молодости… Взрослый мужик сказал, что дочка некрасива. Что заторможенная и тупая, медленно отвечает, тихо читает стишок.

Предыдущие гости Сивого Солончака надеялись с его помощью избавится от преследователей, этот не сформулировал никакой просьбы. Заплатил много, ушёл стремительно, раньше чем Солончак спросил: какой именно заказ? На что? Изуродовать этого режиссёра? Сделать чтобы язык отсох? Что? У этой девочки толстыми, длинными, как спицы, иглами было проткнуто всё: руки, ноги, уши, глаза, язык. Ни с отцом, ни с кем другим она больше не хотела разговаривать, ни танцевать, ни в зеркало смотреть. Ясно…

.

Жить надо с чокнутыми, с остальными просто ждёшь смерти.

Солончак вспоминал…

Покачивая восточной туфлёй с помпоном, Зарина листала страницу за страницей кого-то то сборища поэтов и хохотала, как ненормальная. А затем вдруг помрачнела.

Он спросил:

– Что?

– Зря, Сивый, я пошла отзывы читать, – Зарина развернулась к нему. – Что может быть ниже, подлей и вульгарнее, чем неблагодарность хлебу? Земле? Земля всё даёт, потому что всё принимает. Помнишь оперу в столице?

Там в опере, в буфете всё время, пока шёл антракт, утончённые тётушки ценительницы хаяли всех остальных: неправильно одетых, неправильно кашляющих, шепчущихся, хихикающих в зале. Короче, недостойных находиться в одном с тётушками храме искусства.

– Да если бы все эти туристы, семьи с детьми, провинциалы не наполняли зал, как существовал бы театр? Где они пыжись бы своим изысканным вкусом? Нет, Сивый, это не пустяки! Все их дела – дела убийц. Убийство, это не пустяки. Они хотят чтобы его не было. Его наивных картинок, его смешных рифм и запятых не на месте, его стишка розы-морозы. Пустые переломанные, и других ломают. Общее пространство существует благодаря тысячам, миллионам живых людей. Не убийце требовать соблюдения орфографии.

– Зарина, вербочка моя! Поэтому я предпочитаю лес.

Зарина имела счастливую способность любоваться всем вообще: даже «не» с глаголом слитно, даже собственным огорчением. И оставаться при этом красоткой!

– Чего ты такая довольная?

– Я разозлилась.

– Разве это хорошо?

– Ну, не знаю… Весело!

А он злился всерьёз. Сегодня он должен стать убийцей из-за дебилов, не способных придержать собственный язык. Игрок удачливый и в картах, и в любви, Солончак лузеров не понимал, он жалел не их, а себя.

Похожие статьи:

Рассказы → Взлётная полоса. Главы 1 – 3

Рассказы → Мастер шепота

Рассказы → Взлётная полоса. Окончание, гл. 7 – 9