Мистер Фейерберг подвинул к Астор тарелку с печеньем, налил в чашку ароматного чая.
- Выпей, детка. Тебе надо успокоиться. Уж и таблетку врач дал, а ты все дрожишь.
- Спасибо… Какой аромат! Это что за чай?
- А кто ж его знает. Мой, фирменный. Покупаю черный трех сортов, смешиваю, добавляю сушеных травок – мяты, например, листьев смородины. Вот тебе и аромат… Да ты пей, пей. Вы, нынешние, уже и забыли, каким должен быть настоящий чай. Только пластмассу из пакетиков и знаете.
Они сидели на кухне мистера Фейерберга – уютной, с тюлевыми занавесками на окнах, со старомодной вышитой скатертью на столе.
Астор казалось, что она очутилась в ином мире – тихом, спокойном. Словно и не было никакого мертвого мальчика, никаких разговоров с полицейскими, истерики (вот стыдоба-то!), никаких врачей и упакованного в черный мешок тела.
Здесь – в этой кухоньке – все было так… стабильно, что ли. Сюда не могли проникнуть никакие тревоги снаружи, из-за запертой двери.
- Мистер Фейерберг, неужели вам не страшно? То, что мы видели…
- Деточка, я очень-очень стар. Я видел много смертей. Конечно, мне жаль этого юношу. Но после Холокоста, после того, что немцы сделали с моими друзьями, после печей Освенцима – наверное, я один из немногих, кто выжил там, - меня уже трудно чем-то напугать. Да, я понимаю, как это банально звучит, но это так. Человек – животное эгоистичное и ко всему привыкающее.
- Как можно привыкнуть к смерти?
- Ты еще очень молода, милая. Тебе трудно это понять. А я - куда старше, чем может показаться. В моем возрасте смерть – желанное отдохновение. Для таких, как я. Для проживших свое. Но, конечно, не для этого мальчика. Он ведь только начинал жить.
Снаружи послышался топот, громко хлопнула дверь. В кухню влетел Джеки.
- Астор, ты в порядке? Ой, мистер Фейерберг, простите, я без приглашения…
- Ничего страшного. Присаживайся, чайку с нами выпьешь. С печеньем. Домашним.
- Вы сами пекли? – удивилась Астор, наконец-то проявляя интерес к чему-то кроме случившегося в лесу.
- Приготовление еды – очень успокаивающий процесс. Да, я люблю готовить. Мясо жарить, печенье печь. Овощи тушеные у меня хорошо получаются.
- А вам можно печенье? Я имел в виду… - смутился Джеки. – Ну, по вашей еврейской вере… Извините.
- Все нормально. Да и не такой уж я верующий. В моем возрасте для общения с Творцом – если он существует – обряды и традиции уже не важны… Да вы ешьте, ешьте. Вкусно?
- Ага, - кивнула с набитым ртом Астор.
- Вот и хорошо, вот и славно. Приятно, когда твоя стряпня кому-то по вкусу. Самому-то мне немного надо. Кстати, ребята, может, зайдете завтра на ужин? Люблю, понимаете, для гостей готовить.
- С удовольствием.
Он слаб, этот мальчишка. Не знаю, сможет ли он выдержать тяготы обучения, не сломается ли.
Я не хотел брать его в ученики, но он умолял со слезами на глазах, заламывал руки, как нервная девица. Я уж было совсем решился отказать ему, но, увидев, как мальчик укладывается спать на холодных плитах мостовой, завернувшись в дырявый плащ, - рискнул. Я открыл дверь и велел ему войти.
Надеюсь, он не разочарует меня.
- Слушай, подруга, а что у тебя с заказами?
Астор и Джеки шли по берегу реки. Девушке не хотелось возвращаться домой по улице, полной полицейских, допрашивавших всех подряд, включая не говорящих по-английски строителей. Понимая состояние приятельницы, Джек предложил прогуляться.
В лес, разумеется, Астор идти не хотела, потому они и отправились к реке.
- Да черт его знает. Что было – сделала, а новых пока нет.
- А на что живешь? Папик подкидывает?
- Он не папик, - Астор внезапно рассердилась.
Тоже мне, друг называется! Вот что он, оказывается, про них с Тео навоображал!
- Черт, прости, пожалуйста… Я не хотел тебя обидеть. Правда думал, что вы с ним… того…
- Никакого не того! Даже думать не смей!
- Ну извини, извини. Виноват… С другой стороны, это и к лучшему. Вдруг решу за тобой приударить.
- Это был типа комплимент?
- Вроде как… Но спросить я не об этом хотел. Как успехи на курсах?
- Не скажу, что прям отлично, но прогресс есть.
- Слушай, я тут игрушку одну задумал. Свою, личную. Сама понимаешь, дело нелегкое: персов отрисовать, квесты продумать. Да еще у меня там планируется куча неписей. Так вот, не хочешь помочь? За деньги, разумеется. Много платить не смогу, да и ты – не профи, но фунты – они, знаешь ли, лишними не бывают.
- Это точно. А я справлюсь?
- Поначалу помогу, а потом втянешься, освоишься. Да не бойся, все нормально будет. Уж пейзажи ты нарисовать, полагаю, в состоянии.
- Вряд ли. Не большой я спец в фэнтезийных мирах.
- А мне не нужны фэнтезийные. Декорации планируются самые что ни наесть реальные. Вот, что видишь – то и рисуй. Самый обычный поселок, типа нашего. Лес, поле, речка.
- Ох, Джеки, боюсь, подведу тебя.
- Не боись, прорвемся. И тебе практика хорошая, и я рядом.
- Ладно, уговорил, сказочник… Смотри, а вон мистер Дон.
- О да! Такой закат он пропустить не мог.
Астор остановилась.
- Как думаешь, стоит ему рассказывать?
- Почему нет. Все равно узнает… Да не нервничай ты, я сам скажу. А ты полянкой и кустиками полюбуйся. Можешь пофоткать, для игры пригодится.
Федор обошел комнату. Мебель старая, пыльная, того и гляди, развалится. Из свежака – только ноут. А вот рабочий стол надо бы поменять – облокотишься, ножки и подломятся. Черт, да здесь все менять надо!
- Мамы нет… сколько лет уже?
- Три года в январе было. Онкология.
- Да… Она сейчас как грипп, у каждого второго. Что ж не написали, не позвонили? Я бы помог с врачами или с деньгами. На лекарства там, ну…
- Мама не хотела никого беспокоить. А я не знала, где тебя искать.
Федор осторожно встал с кресла, которое застонало как умирающий, подошел к окну.
- Дядь Федь, а ты знаешь, как папа умер?
Позднее, тем же вечером, сидя перед компьютером и тщетно пытаясь сосредоточиться на присланном Джеки ТЗ, Астор вспоминала старинную притчу, рассказанную Доном.
Девушка была не сильна в около библейской мифологии, потому не могла с уверенностью сказать: существовала эта легенда в апокрифах или Дон придумал ее сам.
Давным-давно бродил по Земле Вечный Жид – тот самый человек, что не помог Иисусу на крестном пути, за что и был проклят и обречен на бесконечные странствия, покуда не свершится последняя битва добра со злом и не случится Второе Пришествие.
Многие века прошли со дня распятия, много дорог прошел Жид. Видел он и чуму, и наводнения, и пожары, пожиравшие целые города, но нигде не встретилась ему милосердная Смерть.
И вот однажды шел Вечный Жид по лесной тропинке. Было лето, светило солнышко, птички перепархивали в ветвях деревьев. Сама природа, казалось, радовалась и пела, вознося хвалу Господу.
Шел Жид, не глядя по сторонам, опираясь на посох. Ничего уже не осталось в душе его – ни надежды, ни смирения, - лишь бесконечная усталость от бесконечного пути.
Шел странник, опустив голову, и внезапно услышал:
- Привет тебе, Агасфер!
Обернулся Вечный Жид и увидел дьявола, сидевшего на камне у дороги. Дьявол был очень-очень стар. Поседела его голова, согнулась спина, морщинки избороздили лик.
Тяжело опираясь на трость (как и сам Жид), дьявол поднялся и подошел к страннику.
- Скажи, не надоело тебе бродить по земле, старик?
- Не от меня зависит это, знаешь сам.
- Знаю, - тяжело вздохнул дьявол, - ведь и я приставлен к тебе, чтобы стеречь тот миг, когда упадешь ты, умирая, на землю, и душа твоя отлетит от тела.
- Что за дело тебе до моей души? Да, проклят я, но верю – однажды буду спасен.
- Можешь верить, если тебе так хочется, - усмехнулся дьявол. – Но знать наверняка, что это случится, ты, Агасфер, не можешь. Господь милосердный даровал тебе крошечный шанс на спасение, но до того, как настанет Армагеддон, и мертвые воскреснут и предстанут перед Последним Судией, всё еще может перемениться. Как и любой человек, наделен ты свободой воли. Можешь обратить ее на что пожелаешь, повернуть свою жизнь, как тебе угодно. Хочешь, скажу тебе, как приблизить долгожданную смерть, кою искал ты в нашествии стихий и страшных болезнях?
- Ради смерти многое могу свершить я. Скажи же, не томи!
- В том городке, где приведется тебе сегодня заночевать, убей на постоялом дворе красавицу-трактирщицу. О нет, не бойся: ее жизни суждено так или иначе завершиться этой ночью. Красота ее, как водится, станет ее проклятием и приведет к смерти. Хоть и верна она мужу своему, истерзано сердце его ревностью. Потому сегодня возьмет он топор и порубит жену. Поутру же разъяренный народ, ведомый безнадежно влюбленным в трактирщицу кузнецом, растерзает убийцу. Тебе выбирать – станешь ты лишь свидетелем или соучастником.
- Ты хочешь подарить мне смерть ценой душевного спасения, нечистый? Не бывать тому!
- Дело твое, - пожал плечами дьявол. – Ты и так проклят, что тебе в этой душе. Она - нематериальная субстанция, эфирная сущность, придуманная слабыми людишками, чтобы оправдать слабость свою и никчемность. Да и предположим, душа существует: разве сможет она мучиться в аду сильнее, чем здесь, на земле, на этом бесконечном пути?
- Нет, - покачал головой Агасфер. – Верю я – есть и для меня шанс на спасение. Милосерд Господь.
- Это – наша вторая встреча. Еще однажды встретимся мы с тобой. Еще лишь один раз смогу предложить я тебе долгожданную смерть. Смотри же, старик, не упусти эту возможность в следующий раз. Он будет последним.
Так сказал дьявол и исчез, а Агасфер двинулся дальше.
Рассказав эту притчу, Дон высокопарно рассуждал об избранном и проклятом народе, символом которого был – по мнению художника - Вечный Жид. Честно говоря, Астор почти ничего не поняла из теоретических выкладок Дона, которые ему самому и Джеки казались очень логичными. На самом деле, вся эта демагогия понадобилась Дону ради того, чтобы выразить простую мысль: старый Фейерберг был, что называется, обречен найти труп. Просто потому, что мистер Сол – еврей, а евреи всегда были проклятым, несчастным, гонимым племенем. Все самое страшное – погромы, Холокост, чертовы «Протоколы», клевета, ненависть христиан - всё в мировой истории было направлено против них. И, как и Вечному Жиду, им приводится сталкиваться с самыми отвратительными и жестокими проявлениями человеческой природы.
Так уж суждено.
Астор это витиеватое рассуждение и следующий из него вывод показались, мягко говоря, натянутыми, но спорить с художником и Джеки Линдом девушка не стала.
Ей было ужасно жаль старенького мистера Сола, но в случившемся не было никакой «еврейской» закономерности. В конце-то концов, тело мальчика они нашли вдвоем, а сама Астор еврейкой не была.
А вот милейший мистер Дон, похоже, был слегка антисемитом. И очень тщательно скрывал это – даже от себя.
Где-то на обратной стороне земли… нет, внутри, под поверхностью, в глубине – там, где клокочет магма и пылает ядро – существует мир-отражение, мир Величайшего Зла. Он живет, дышит, он – единственный настоящий из существующих миров. Он дышит, колышется, выделяет ядовитые пары на поверхность, сквозь трещины на коже планеты. Тонкие невидимые струйки, подобно дождю, отравляют реки, пробираются сквозь каменные стены домов, оплетают, подобно ядовитым лианам и плющу-паразиту, деревья и скалы. А люди дышат этим ядом, пьют его, едят, впитывают кожей. И изменяются вместе с ним.
Так в мире рождаются боль, садизм, ненависть. Война.
Ночь выдалась беспокойной. Сказалось и нервное напряжение предыдущего дня, да и грохот квадроциклов «золотых» мальчиков, рассекавших по поселку чуть ли не до самого утра, мешал заснуть.
Девушка очень боялась, что парни выломают хлипкий замок и припрутся к ней – настойчиво «приглашать на вечеринку». Или решат устроить тусовку у нее дома. В конце-то концов, живет она одна, поблизости никого нет – кричи не кричи, не услышат.
К счастью, все обошлось.
Зато утро началось с очередного происшествия.
Джеки заявился без звонка и смс-ки как раз тогда, когда не выспавшаяся и встрепанная Астор пила кофе на кухне.
- Извини, - заявил приятель, - но я просто не мог ждать. У меня такая обалденная новость.
- Ну выкладывай, – пробурчала девушка, зевая.
- Ты чашку подальше отставь, а то захлебнешься, не дай бог. Знаешь, что случилось?
- Откуда же, - Астор зевнула еще раз, но послушно отодвинула кофе.
- Сегодня утром полиция арестовала подозреваемого. Он сам явился в участок и заявил, что нож, который мистер Фейеберг нашел возле тела, - его.
- И кто это?
- Угадай с трех раз! Псих наш, с ружьишком.
Наивные, смешные люди! Они полагают, что у них в запасе вечность, чтобы исправить ошибки, наладить отношения. Они старательно строят карьеры, завоевывают города, рожают детей, пишут летописи, убивают друг друга и лечат, любят и ненавидят – и все ради того, чтобы однажды – всегда неожиданно, всегда внезапно – задохнуться и упасть, а потом лежать – холодным и недвижным телом, безразличным, дурно пахнущим, ко всему равнодушным.
Если бы это тело могло мыслить, испытывать чувства, если бы на краткий миг смогло вернуть себе ощущения живого, оно бы поняло, как бездарно прожило свою жизнь. Во дворце или в хижине, на дорогой яхте или в многоквартирном доме, в бедности или богатстве, в здравии или болезни, в одиночестве или окруженный родными и друзьями, - человек живет завтрашним днем, откладывает лучшее, вкуснейшее, радостнейшее, примирение, отмщение, успокоение и душевные терзания - на потом, не понимая, что это потом может и не наступить.
Я знаю, как один-единственный миг может изменить всю жизни, все жизни, разрушить спокойное течение времени. У меня в памяти скопилось множество, бесконечное множество вчера. И – ни одного завтра в душе. Лишь пустота.
Похожие статьи:
Рассказы → Башня из слоновой кости. Глава 1
Рассказы → Зубы за стеной 2
Рассказы → Лес (серия 5)
Рассказы → Зубы за стеной
Рассказы → Башня из слоновой кости. Пролог.
