Ярость. Зима 1237-38-го. Глава 12 (продолжение 11)

Татарский стан кишел людьми, дымил тысячами костров, оглушал ревом животных, скрипом тележных колес и человеческим гомоном. На Великом подоле ныне тоже было многолюдно. Среди полуразобранных его строений сновали темными мурашами люди. Много людей. Невольников. Одетых, кто во что. Ни на одном не видно ни тулупа, ни полушубка. Только серые дерюги, какие-то тряпки. На ногах онучи, лапти. Редко у кого валяные сапоги. В основном работали мужики и крепкие парни. Немного подростков. Баб совсем мало – рослых, в теле.

Они уже почти разобрали строения на подоле вблизи кремлевской стены. Часть невольников продолжала раскатывать срубы изб и надворных построек, расположенных подальше, другие рыли ямы и вкапывали заостренные бревна, сооружая стену, которая, надо думать, окружит весь город. Здесь на подоле она расположена саженях в тридцати-сорока от рва. С небольшим наклоном в сторону татар. Понятно – это чтобы от стрел, летящих навесом, укрываться легче. Работа тяжелая – земля уже промерзла не меньше чем на полсажени. Мужики покрепче разбивают мерзлый слой кайлами. Другие с лопатами выгребают измельченную землю из ям. Тяжело им – видно. Но их много и работа продвигается на удивление быстро. Вон сколько сделали за утро – городня здесь у напольной части крепости готова больше чем на половину.

Саженях в двадцати  позади сооружаемой городни другие невольники готовят не менее десятка земляных площадок. Там, где они расположены, напрочь снесены все строения и заборы, рядом большие ямы, из которых лопатами накидывается земля и сооружаются ровные квадратные насыпи. Землю трамбуют большими чурбаками – еле вдвоем поднять. На небольшом отдалении от работающих между строений Великого подола маячат татарские всадники. Видать, присматривают за невольниками.

- Чего же они не пробуют бежать? – задал напрашивающийся и у Владимира вопрос его меченоша Макар, имея ввиду работающих невольников.

- Пробовали уже, - мрачно буркнул один из стражников, которого Макар отодвинул от бойницы. – Вон лежат во рву.

Владимир перевел взгляд поближе к крепостной стене и увидел, что на дне припорошенного снегом рва лежат десятка два трупов бедолаг, которые, надо полагать, пытались спастись бегством и взобраться на вал и крепостную стену. В их телах торчали стрелы. Во многих не по одной.

- Им уж и веревки кидали, - продолжал говорить стражник. – Не успевают взобраться – высоко. А татары стрелять с луков уж больно большие мастера. Бьют почти что влет. Наши теперь уж и не пробуют. Правильно – жить то хочется. Пусть и в неволе.

- Вот уж нет! – воскликнул Владимир. – Покупать жизнь ценой работы, которая погубит своих же! Ребятишек, жинок, стариков со старухами! Город родной губит! Да уж лучше смерть принять!

- Ну, город-то им, может, и не родной, - возразил все тот же стражник. – Кто знает откуда их пригнали. Может с Коломны, а может даже с самой Рязани.

- С Рязани вряд ли, - присоединился к разговору второй стражник. – В такой одеже да на морозе не дошли бы – перемерзли. Да и с Коломны то ж вряд ли – это больше шестидесяти верст. Два дни пешему идти. Тоже бы замерзли. По крайности половина точно.

- Да какая разница рязанцы ли, коломенцы! – продолжал горячиться Владимир. – Все равно же – русский люд!

- Ну, это не скажи, - продолжал второй стражник. – Во время усобиц не больно то смотрят на то, что свои своих же русских бьют. Так чего тем же рязанцам нас жалеть? Вон чего с ними сделал в свое время дедушка твой Всеволод. Пожег город. А ведь тоже русский люд там жил.

- То не твоего ума дело! – добавив в голос строгости, осадил разговорчивого воина Владимир. – Да и не убил там никого мой дед. В неволю разве что угнал.

- Ну да, не убил… - буркнул стражник. Но продолжать не стал, поймав гневный взгляд князя.

Владимир тоже не стал продолжать неприятный разговор. Всмотрелся в татарских всадников, крутящихся за неразобранными пока строениями Великого подола и следящими за работой невольников. Вот один из них пришпорил своего небольшого конька, подъехал вплотную к кучке копающих яму мужичков, взмахнул плеткой, ударил по спине одного, другого, третьего. Что-то крикнул гортанно. Видимо, ему показалось, что те слишком медленно работают.

- Ах ты ж!... – разозлился Владимир. Обернулся. Бросил взгляд на один из затинных самострелов. – Чего не стреляете! А ну ка, дай!

Он подскочил к самострелу, оттолкнул стоящего рядом с ним воина. Навел уже взведенное оружие на продолжавшего хлестать плетью невольников татарина, прицелился. Бум-м-м, басовито прогудела спущенная тетива. Стрела с красным оперением понеслась к цели. Но татарин видно был начеку – прянул в сторону, дернув коня за повод. Промах!

- Давай еще одну! – в азарте крикнул Владимир самострельщику.

- Не попасть. Пробовали уже, - вякнул было тот.

- Стрелу! – рявкнул на него князь.

Тот пожал плечами. Не слишком торопясь, но и не мешкая, закрутил ворот самострела, натягивая тетиву, потом вложил в желоб стрелу. Владимир вновь прицелился. Татарин перестал хлестать невольников, но и не торопился спрятаться за еще не разобранными избами и заборами. Он повернул коня мордой в сторону башни, откуда прилетела стрела, и смотрел, кажется, прямо в глаза князю. Вроде бы степняк даже весело скалился.

- Получи! – прошипел Владимир и нажал на спуск.

Опять спела свою короткую песню тетива. Снова, мелькнув красным оперением, улетела стрела. И снова татарин уклонился от нее, одними только коленями дав понять своему жеребцу, куда тому надо сдвинуться.