- Как звали того боярина? – поинтересовался Евпатий.
- Панкратом звали, - ответил старший из братьев. – По прозванию – Бажен.
- Х-м, - усмехнулся воевода. – Желанный, значит. Красив, стало быть, боярин ваш был? Девам мил?
- Этого не отнять, - кивнул старший. – Молодой – восемнадцать едва исполнилось. От отца в наследство боярство получил. Ну и, правду сказал, бабы от него млели. Вот в бою, только, хлипковат оказался, хоть телом был и силен вельми.
- Нет, не помню такого, - покачал головой Коловрат. – А ты, Ратьша?
Ратислав отрицательно покачал головой.
- А батюшка его как прозывался? – опять обратился к охотникам Евпатий.
- Лютобор Одноокий, - снова ответил старший. – Око ему выбили в сражении, потому так и прозвали. Сгиб боярин на охоте два года тому. Медведь задрал.
- Этого помню, - кивнул Евпатий. – Славный был воин. И про гибель его слышал. Говорят, рогатина подвела – древко сломалось.
- Так и было. Мы то ж на той охоте с братом были. При нас все и случилось. Кинулись на медведя, рогатинами его в бока колем, а он, знай, боярина ломает-грызет. Закололи зверя, знамо, но Лютобора не спасли – помер от ран к вечеру.
- Да… - вздохнул Коловрат. – Хороший воин был Лютобор. А сын, значит, не в отца пошел? Так выходит?
- Так-то - так, да ведь молод был. Первый бой для него, то сражение злосчастное. Растерялся, должно, парень маленько.
- Может быть… - раздумчиво протянул Евпатий. - Ладно, - он хлопнул себя ладонями по коленям. – Берем с воеводой Ратиславом вас и людей ваших под свою руку. Так, Ратьша?
- Берем, - кивнул Ратислав.
Ночь прошла спокойно. Утром поднялись далеко до света – и так отдохнули хорошо. И кони, и люди. Накормили лошадей, поснедали сами, тронулись по льду вверх по течению. До полудня шли спокойно. Только раза три-четыре выходили из прибрежных лесов им навстречу попрятавшиеся жители сожженных сел-деревень - спросить, что за войско и что творится в княжестве Рязанском. Присоединилось к ним и еще пара отрядов из желающих мстить находникам. В общей сложности сотни полторы кое-как вооруженных пешцов из смердов да с десяток бывших детей боярских, таких, как Медведь Сила. Конных Евпатий отправил в основное войско, пеших в обоз до времени.
На полуденный привал, как и в прошлый раз, становиться не собирались. Едва низкое солнце миновало свою высшую точку на небосклоне, Ратислав с ближниками, продолжавший идти в головном дозоре, увидел скачущего всадника из сторожевого десятка, идущего в версте-двух впереди его головного отряда. Еще издали он закричал:
- Татары! Татары!
Ратьша вскинул вверх копье с еловцом, приказывая всем остановиться. Посыльный подскакал вплотную к Ратьше, натянул поводья, останавливая коня, крикнул почти что в лицо воеводе:
- Татары идут!
- Толком говори. Где? Сколько? – стараясь, чтобы голос звучал спокойно, спросил Ратислав, хоть сердце его тревожно зачастило.
- По льду идут, - уже потише сказал гонец. – В нашу сторону. Видели сотню, но, наверное, это дозор, как водится. А после десятник меня к вам отослал.
- Ясно. Скачи дальше к основному войску. Доложишь набольшему воеводе, что мне сказал. Понял ли?
Дозорный кивнул и, пришпорив коня, помчался дальше.
- Ну, что, посмотрим, что там за татары к нам идут? – повернулся Ратислав к Гунчаку, едущему справа от него.
- Почему не посмотреть? – усмехнулся половецкий хан. – Посмотрим.
