Я ничего не выдумывал.

Евгений

«dr_Hetzer»

Борисов.

 

Я ничего не выдумывал.

 

«Жлун! Жлун! Что случилось?!», — надрывался в эфире весьма знакомый голос.

Но надрывался напрасно. Случилось следующее: «Жлун» увидел его. Увидел, вскинул оружие, прицелился и даже выстрелил. Только вот выстрелил уже после того, как выпущенная им пуля навылет пробила тому левое плечо, примерно в том месте, где в правое упирался приклад. Он мог выстрелить и в правое плечо, но... Но главное он уже сделал — вывел бойца из строя. Ибо управляться с длинноствольным оружием одной рукой весьма трудно. Удержать можно, даже выстрелить, но вот прицелится… А затвор чем передёргивать? Зубами? Само собой «Жлун» промазал. Сначала промазал, затем выронил оружие и закричал. От дикой боли. Именно тогда к «Жлуну» воззвал в эфире знакомый голос. Но «Жлун» уже ничего не слышал, он уже падал не удержавшись на покатой крыше пристройки, что не добавило ему приятных ощущений. Его винтовка…

Да, магазинная затворная винтовка того же типа что и «трёхлинейка» Мосина, Маузер 98К, Спрингфилд 1903 или Ли-Энфилд Мк.IV. Ни на одну из вышеперечисленных винтовка «Жлуна» не походила, зато весьма смахивала на MAS-36…

Так вот винтовка сползла по черепице к краю и прикладом вниз свалилась вслед за владельцем, добавив к неприятностям того удар под дых четычёхкилограммовой дубиной. Только этим можно было объяснить то, что громкий заливистый крик превратился в нечто невнятное и сиплое.

Всё это он услышал уже только через наружные микрофоны. Потому что несколькими секундами раньше крик после короткого треска начисто пропал из радиоэфира. Определённо «Жлун» приземлился на свой прямоугольный рюкзачок размером с посылочную коробку №5 из которого вверх торчала и покачивалась гибкая антенна.

Наличие у «Жлуна» этого прямоугольного «рюкзачка» наводило на весьма интересные мысли. Ведь «рюкзачок» этот не что иное, как портативная рация работающая в дуплексном режиме. И не просто портативная, а сверхпортативная. Почему? Да потому, что здешняя радиоэлектроника зависла на уровне ламп Бонч-Бруевича[1]. То есть размером с киловаттную лампу накаливания для прожекторов. Поэтому здешнюю стандартную армейскую полевую рацию обслуживает команда из шести человек. Ровно столько, сколько было в расчёте пулемёта ДШК. Это потому, что вес здешней полевой рации, даже без аккумуляторов, малость не дотягивает до двухсот килограммов. Столько же сколько и ДШК со станком. Так что «коробочка» «Жлуна», даже вместе с батареей питания тянущая всего-то на пуд, по праву могла считаться здешней микроэлектроникой. Стандартные лампы в такой «мелкий» ящичек просто бы не влезли. Тут были нужны лампы хотя бы размера октальных[2]. Такие мелкие электровакуумные приборы здесь могли делать только очень немногие мастера стеклодувы. А это значит, что каждая такая «лампочка» — штучная работа на заказ. Отсюда выходит: даже один такой «рюкзачок» влетает заказчику в охренительных размеров копеечку. Что уж говорить, если верить детектору электроники, о двадцати — теперь двадцати, — таких «рюкзачках», включая тот что у нанимателя со знакомым голосом.

Он чувствовал, стоит ему вспомнить кому этот голос принадлежит, и всё станет ясно.

А покуда детектор электроники закончил сканирование и выдал итог: двадцать источников радиосигнала. Все локализованы и обозначены метками на плане усадьбы, что высвечивался сейчас на внутренней стороне забрала не застя при этом окружающий мир.

Какая же всё-таки прелесть этот бронекостюм в шлем которого встроено столько всяких полезных устройств. Даже по меркам того мира, где он жил раньше, настоящий, без дураков, шедевр микроэлектроники и приборостроения. А по здешним меркам не иначе волшебный шлем Мамбрина, оберегающий от всяких бед его владельца. Ну, или экипировка пришельца из неведомых миров Вселенной.

Да. Именно пришельцем из неведомых миров он и был.

 

***

Всё произошло внезапно. Он, сталкер по прозвищу Массаракш, только что добыл редкий и очень дорогой артефакт «мировой свет».

Это был уже четвёртый такой артефакт добытый им и... четвёртый «мировой свет» вообще. По какому-то необъяснимому капризу Зоны «мировой свет» приходил в руки только ему и только в одном месте: в девяти метрах от угла старой эстрады в сторону третьей четверти к северу большой никогда не пересыхающей лужи посреди главной улицы бывшего посёлка Изумрудное[3]. Это был дорогой и поистине чудесный артефакт. А главное, совершенно аномальный даже по меркам Зоны. Чем аномальный? Да хотя бы тем, что при его активации вокруг тебя исчезали все злые чудеса Зоны. Например стоило опустить этот шарик похожий на средних размеров мандарин в банку с водой и немного взболтать, как артефакт начинал светиться словно маленькое солнышко. С этой банкой в руках можно было смело идти через любое поле аномалий. И аномалии бесследно исчезали перед тобой. Не схлопывались, не разряжались со взрывом или треском, а просто тихо переставали быть. Вслед за тобой могла безопасно пройти сколь угодно большая группа сталкеров. И проложенный тобой «тротуар»  держался до ближайшего выброса.

Позже учёные обнаружили ещё немало свойств этого артефакта одно удивительнее другого. Но для сталкера по прозвищу Массаракш, значение имели только способность уберегать от аномалий и совершенно едреническая цена.

Благодаря «мировому свету» он сначала хорошо улучшил своё финансовое положение. А  затем улучшил его настолько, что смог позволить себе новейший сталкерский бронекостюм с напичканным всякими приборами шлемом и новёхонький АК-103, модификацией  Серпуховского Института Инженерной Физики[4] превращённый в чрезвычайно удобный и хорошо обвешанный булл-пап.

И вот он весь в обновках отправился в рейд за четвёртым «мировым светом». По пути  испытал свою новую снарягу по полному профилю и остался ею очень довольным.

Артефакт он добыл, положил в контейнер и двинулся было в сторону бункера учёных на Юпитере...

Верно говорят, что везуха в Зоне может закончиться в любую секунду. Причём самым ужасным образом. А он и ужаснуться не успел, почувствовал только присутствие аномалии. Вот её нет, а вот она уже здесь. И он — прямо в ней. Ударила неимоверная тяжесть усиленной гравитации, и он оказался во тьме. С приходом тьмы неимоверная тяжесть исчезла, а он упал на какую-то мягкую покатую поверхность и покатился вниз, по пути натыкаясь на что-то длинномерное, угловатое, твердое.

Всё произошло очень быстро. Провал во тьму был почти мгновенным, а падение и покатушки не длились и трёх секунд.

 А потом щёлкнула герметизация шлема и перед глазами возникло сообщение о включении замкнутой системы дыхания. Рядышком высветился состав окружающей атмосферы. Он не поверил глазам, потому, что атмосфера на 98,84% состояла из... гелия.

А ещё… Было что-то гнетущее, потустороннее, как вблизи аномалии, но неизбывной жутью разлитое во всём  окружающем пространстве.

Он сел и взял в руки автомат, в готовности стрелять.

Прошла минута, ничего не происходило. Другая — всё тихо, ничего не движется. Третья — гнетущее нечто нарастает, и причина по прежнему не ясна. Он осторожно встал на колено. Четвёртая — гнёт становится невыносимым. Весь его опыт говорил, что сейчас грянет. Неважно что: граната, выстрел, взрыв эмоций, колокол над ухом.

Грянуло!

Пол под ногами рванулся назад, он кувырком полетел через голову. Упал на всё на ту же мягкую упругую поверхность, но в конце налетел левой ягодицей на очередное твёрдое находящееся под этой тонкой упругой поверхностью.

— Твою мать, — простонал он от боли в ушибленной ягодице. Если бы он рухнул плашмя, то угодил бы на жёсткую конструкцию забралом шлема. Бронешлему это не повредило бы, но его начинка наверняка схлопотала бы контузию.

Втихую отматерившись, он заметил изменения в обстановке. Гнетущее потустороннее нечто исчезло. Исчезло как раз в момент рывка.

Вот и ладно, одной байдой меньше. Однако, потусторонность там или нет, но куда же его всё-таки занесло.

Он включил нашлемный фонарь и огляделся. Помещение куда он попал больше всего походило на круглую плоскую консервную банку поставленную на бок. Размеры на глаз: не меньше двадцати метров между торцами, а диаметр этой «баночки» для шпрот — не меньше сорока. Дальномер встроенный в шлем дал сходные результаты. Нижняя часть «баночки», где он сейчас находился, была плоской.

Он пригляделся к тому, на чём сидел. Ткань. Очень плотная ткань пропитанная чем-то похожим на резину…

Тут все факты в его голове сложились в единую картину. Только одно помещение могло иметь стенки из прорезиненной ткани, форму подстриженной консервной банки стоящей на боку, опираться на некую жесткую конструкцию снаружи и быть заполненным технически чистым гелием: несущий газовый баллон дирижабля жёсткого типа.

— Твою мать, — только и смог сказать он осознав сей удивительный факт.

Но долго сидеть с распахнутым от удивления ртом не стоило. Замкнутая система дыхания в его бронекостюме — не акваланг. Она аварийная. То есть, на четверть часа, не больше. Только чтобы быстро покинуть опасное место. К шлему бронекостюма можно подключить и полноценный аппарат замкнутого дыхания, только вот какой сталкер станет таскать на себе дополнительный пуд веса в тех местах, где можно обойтись обычным противогазом вроде старинного ГП-5. Тем более, что и система фильтрации воздуха в его снаряге лучше любого противогаза.

Выход один: надо поскорее выбираться из этого газового мешка.

Если он угодил внутрь цеппелина, то следует двигаться к середине плоской площадки. Именно по центру таких аппаратов располагается осевой коридор — главная «улица» воздушного корабля.

И он пополз. Перевалился на живот и пополз по-пластунски. Оболочка газового мешка сильно провисала под ним, и он не стал испытывать её прочность встав в полный рост.

Вот наконец середина. Точнее, не совсем середина. Он вполз на часть каркаса находившуюся под газовым мешком, замер и прислушался включив наружные микрофоны.

Сначала он не понял, что за звуки доносятся снаружи, но, вспомнив, где находится, чуть не рассмеялся. Надо же, как атмосфера из гелия искажает звук шагов… Да, шагов. Шагов в тональности мышиного писка. И чего только не узнаешь об...

В шлеме запищал тревожный сигнал. Система замкнутого дыхания сообщила о том, что исчерпала все свои возможности. Сообщила и отключилась.

«Твою мать», — подумал он, припомнив, что собирался заправить систему по прибытии на сталкерскую базу на Янове. Он рассчитывал дождаться пока находящиеся в коридоре люди удалятся от этого места, чтобы не свалиться им на головы, но жизнь, как всегда, распорядилась по своему.

Ждать больше нельзя. Он снял рюкзак, вытащил дедовский, чуть модернизированный штык-нож от СВТ-40 и задержал дыхание, поскольку в шлеме дышать было уже нечем.

Со стороны проходящего по коридору палубного дальнейшие события выглядели следующим образом. Оболочка газового мешка над головой зашевелилась, будто там внутри кто-то двигался. Затем оболочку возле тонкой решетчатой балки каркаса проткнул прямой тусклый сероватый клинок. Проткнул, одним движением распорол почти на метр, убрался. В разрез изнутри хлынул яркий белый свет. Свет скользнул пару раз по полу, словно кто-то внутри поводил фонарём, и чем-то заслонился. Из разреза выпал внушительных размеров мешок с лямками и множеством карманов. Настил прохода тряхнуло от его падения, явно не ватой был набит. Мешок грохнулся и отскочил на середину прохода. Когда палубный снова поднял взгляд к потолку, в разрезе показались ноги в добротных коротких сапогах. Вслед за ногами выскользнуло и всё человекоподобное существо с уродливой и неестественно округлой головой, со лба которой светил небольшой и до невозможности яркий фонарь. Тем самым белым светом.

Существо чуток повисело на балке и спрыгнуло вниз рядом с мешком. Первое, что оно сделало оказавшись внизу, схватилось за голову руками. Затем страшные, выпуклые сросшиеся, блестящие тёмным стеклом глаза почти мгновенно втянулись под лоб открыв другие глаза, совершенно человеческие. Пошарив по голове ещё немного и чем-то глухо щёлкнув, существо теми же руками отделило короткую тупорылую морду с навешанными на неё геометрически правильными коробочками, под которой обнаружилось обыкновенное человеческое лицо. Человек приоткрыл рот и тяжело задышал.

К этому моменту палубный от страха совсем потерял голову. Возможно он от природы не был кровожадным, а может с перепугу начал действовать неадекватно, но его намерения он прочёл сразу: левой схватить за грудки, а правой приставить оружие к черепу. И оружие появилось. Небольшой карманный револьвер. Не дамский, на два калибра солиднее, но всё равно оружие скорее психологического нежели огневого воздействия.

Рука палубного схватила за карман разгрузки, револьвер стремительно полетел к лицу.

Не долетел. Незваный гость сделал плавное неторопливое движение левой рукой, и револьвер мгновенно сменил владельца.

Обезоруженный палубный тут же ударился в панику и воя что твоя сирена умчался куда-то по коридору.

— Твою мать, — уже который раз за последние несколько минут употребил он всё ту же фразу.

Сейчас на крик этого паникёра сбежится вся команда дирижабля и потерявших голову от страха станет куда больше.

Он поставил рюкзак к тонкой оградке настила и присел на него. Спешить было уже некуда.

Где-то в глубине корабля раздались голоса, затопали ноги, забренчали звоночки.

Он внимательнее разглядел трофей. Да, явно карманная модель вроде «бульдога». Потрогал подвижные части и уяснив что для чего начал разряжать оружие.

Прибежавшая вскоре команда увидела на месте «происшествия» почти пасторальную сцену. Небритый мужик в странном и даже на вид невероятно прочном костюме, как ёлка увешанный оружием преспокойно сидит и неторопливо выщёлкивает патроны из барабана револьвера. Вытащив наружу последний, странный тип ссыпал патроны в карман ещё более странного жилета, револьвер пристроил в другой, поднялся, ухватил за лямку мешок отошёл в сторону кормы на пяток шагов и снова присел на мешок. Затем обвёл взглядом всю компанию и молча указал на прореху в газовом баллоне.

Вперёд выскочил здоровяк двух метров ростом обвешанный подсумками и всевозможным инструментом. Выскочил и зарычал указывая на дыру. На вид — типичный механик, но, судя по тому как все забегали выполняя его распоряжения, ещё и боцман.

Здоровяк отдал все необходимые команды и напустился на паникёра. Тот как то сразу сдулся и принял вид нашкодившей собаки.

Кстати, он не узнавал языка на котором местный аналог боцмана песочил паникёра. Только отдельные слова звучали знакомо. Звучали и никак не складывались в речь.

Впрочем, суть речи боцмана легко читалась и без перевода. Матрос был обязан в первую очередь доложить о повреждении баллона, и лишь потом нести пургу о безбилетных пассажирах.

А матросики и впрямь забегали как тараканы. И такое впечатление, что и без команды бы забегали. Ведь дырявый газовый отсек на дирижабле всё равно, что пробоина в борту бригантины.

Пока боцман распекал матроса, вперёд вышли два парня одетые как боцман, но куда более скромные габаритами. Вид у них был хмурый, и каждый держал в руке по здоровенному разводному ключу. Они внимательно смотрели за незваным гостем и время от времени постукивали головками ключей о ладонь. И не улыбались. Оно и верно — два килограмма железа по кумполу никому не улыбается.

Он тоже не улыбался. Ничего весёлого в сложившейся ситуации не было. Куда он попал? Что делать? Как его примут? Ясно было лишь то, что он попал в какой-то иной мир, явно отличный от загробного. И дивный новый мир принимал его пока что вполне сносно: перепуганный идиот всего навсего попытался устрашить его в ответ с помощью ствола. Но вот эти два молодца с гаечными ключами не внушали ничего позитивного. И ничего определённого.

Среди членов команды сноровисто латающих дыру, появился мужчина в возрасте, в мундире с аккуратной седеющей бородой. Вот и капитан пожаловал. Здоровяк боцман доложил капитану о случившемся при этом вовсю сверля глазами паникёра. Под взглядом брошенным на него капитаном тот совсем скукожился. Капитан что-то глухо рыкнул глядя на него. Затем всё его внимание обратилось к незваному гостю. Эка взирает грозно. Как же тебя убедить миролюбии? Молодцы напряглись и вскинули ключи для удара, когда он взялся руками за автомат. Капитан свирепо оскалился. Он замер, поглядел в лицо капитану и отделил от автомата магазин. Затем передёрнул затвор, поймал выскочивший патрон. Команда дирижабля, у кого была такая возможность, заворожённо наблюдала его неторопливо-ловкие манипуляции с оружием. А он тем временем вставил патрон  в магазин и запихнул его в один из карманов «разгрузки». Таким же образом  был разряжен пистолет. На процесс разряжения дробовика уже глазели все присутствующие. Он держал дробовик левой рукой за цевьё и дергал оружие вверх-вниз, патроны выскакивали прямо на пол будто сами собой. Затем ружьё легло на колени а патроны были собраны и частью размещены в гнёздах приспособления на ствольной коробке, частью отправились в один из карманов «странного жилета».

Капитан шагнул к нему раздвинув плечами грозных механиков и требовательно протянул руку. Вернуть оружие? Пожалуйста. Он положил на лопатообразную ладонь капитана револьвер паникёра и вынутые из него патроны. Лицо капитана исказилось гневом. Коротко рыкнув он швырнул оружие через плечо и напористо потянулся к автомату. Не понял миролюбивых намёков. Или обнаглел поняв, что угрозы нет.

Не дотянулся. Капитан глянул вниз, что это вдруг его остановило, и обнаружил, что незваный гость схватил его запястье. Схватил мягко но крепко, не вырваться. Капитан взглянул тому в лицо, гневно сверкнул глазами и наткнулся на каменно твёрдый взгляд. Взгляд полной боевой готовности начисто лишенный каких-либо эмоций. Взгляд, который пугал противника даже сильнее, чем ревущая пламенем неистовая ярость. Гость не собирался отдавать свое оружие. Капитан дрогнул и готов был уже отступить, да гордость не позволила. Прошипев что-то злобное он сунул наглецу в морду крепким тяжелым кулаком другой руки. Не попал. Его знакомый всей команде кулак пошёл куда-то не туда, а сам капитан крутанулся, потерял равновесие и растянулся на полу. Едва капитан осознал сей факт, как на него сверху упали два грозных механика с разводными ключами.

На всё помещение раздался придавленный, но от этого не менее яростный рык капитана.

Раздался и затих, когда прозвучал спокойный, звенящий сталью властный женский голос.

Он оторвал взгляд от кучи-малы, увидел её и всё понял.

Да. Боцман главный на палубе, капитан главный на корабле, а корабль со всем что на нём было принадлежал этой молодой леди едва оставившей за спиной юность.

Молодая леди, наряженная как дама серебряного века, чопорно поглядела на уже расползающуюся и поднимающуюся на ноги кучу-малу и начала строгий разговор с капитаном. Капитан поначалу злился и рычал, но по мере разговора утихал и всё больше чувствовал себя идиотом. А молодая хозяйка во время разговора не отрывала своего взгляда от незваного гостя. Кода разговор закончился, она процедила что-то паникёру который подбирал своё оружие и наконец нашёл последний патрон едва ли не под её каблучком. Тот поднялся с виноватым видом и под её взглядом сжался едва ли не в точку, подобную той из которой некогда возникла Вселенная. Она буркнула тому ещё что-то, жестом отправила вон отсюда и наградила подзатыльником на дорожку.

Она ещё раз взглянула в лицо незваному гостю и жестом позвала за собой.

И он пошёл.

Поднял свой увесистый рюкзак и пошёл.

А разве можно было не пойти за этими прелестными глазами прозревшими всю твою суть за пару секунд?

Она привела его в каюту. Обвела рукой помещение, сказала что-то приглашающее, затем приблизила к нему лицо, демонстративно понюхала воздух и сморщила свой прелестный носик. Это понятно и без всяких переводов. Если четверо суток не вылезать из сталкерского бронекостюма, кто угодно начнёт попахивать. Следующее её действие не потребовалось даже угадывать: она железным пальчиком указала на дверь в углу каюты. Указала, не оборачиваясь вышла в коридор и захлопнула дверь.

Как он и думал, за дверью в углу оказался санузел с душевой кабинкой. Русская баня с веничком была бы сейчас куда лучше, но сомнительно, чтобы здесь кто-нибудь имел понятие о  таких гигиенических процедурах.

Она зашла в каюту в тот момент, когда он, уже вымытый и побрившийся, застёгивал свои запасные камуфляжные штаны. Кроме них он к тому моменту успел надеть только трусы. Зашла и застыла в дверях. Он застегнул, обернулся, так как стоял к двери спиной, и тоже застыл.

Опомнился только когда дверь каюты захлопнулась перед его взглядом.

«Она, что, запала на меня?», — подумал он припомнив её весьма выразительный взгляд и проступивший сквозь макияж румянец.

МАС-СА-РАКШ.

 

***

Как ни банально и затёрто звучит фраза, но ничто не предвещало беды.

Было утро. По заведённому распорядку семья собиралась в Светлой Гостиной. Он, пташка ранняя, как всегда пришёл первым. Пришёл, уже привычно встал к окну отдёрнув штору и начал медитировать на открывавшуюся отсюда картину. Сперва его взгляд остановился на холодном локомобиле[5] оставленном вчера на этом месте семьёй садовника. Сезон стрижки газонов был в самом разгаре. Сегодня семья садовника  продолжит стричь траву в этой части парка. Потом его взгляд перешёл на телегу с компрессором, ещё не соединённым карданным валом с рабочим шкивом локомобиля. Затем оглядел пару пневмокосилок стоящих рядом с компрессором. И наконец взгляд задержался на телеге доверху нагруженной дровами, среди которых блестела в утреннем свете двадцатилитровая бутыль негодного растительного масла — отходы с кухни. И то верно. Готовить на пережаренном масле уже нельзя, а в топке локомобиля оно изрядно добавляет жару. Да и дрова с ним разгораются веселее.

С места будущей работы садовника взгляд перебрался на место его жительства. На всех планах поместья этот двухэтажный дом, маленький только в сравнении с барским, именовался как «белый флигель».

Раньше всех из этого дома выйдет Руби, сын садовника. Выйдет, не торопясь загрузит топку локомобиля, разожжет, подрегулирует тягу в этой «печке», проверит предохранительный клапан котла и… вернётся в дом. У него будут ещё целых полчаса на неспешный завтрак и подготовку к работе. Славный парнишка, лучше всех в имении умеет управляться с техникой. Хочет стать механиком. Отец его, синьор Мартенс, придерживается более консервативных взглядов, но не спешит отвергать сходу все новшества и подрезать крылья сыну тоже не собирается.

Интересно, а кто это с утра на крышу флигеля полез? Вон, лестница сбоку приставлена. Зачем? На крышу запросто можно попасть из дома, через чердак.

Взгляд невольно переместился на чердачное окно…

Он резко отпрянул за штору. В стекле, того сегмента окна, через который он оглядывал парк, появилась дырка. За окном грохнул выстрел, а пуля влетела в стеклянную дверцу серванта и натворила бед уже там. А не отпрянь он в сторону… Тоже натворила бы разворотив сначала его голову.

Снайпер!

Он упал на пол и движением ног затолкнул себя под подоконник соседнего окна. Блин! Штору рукой зацепил.

Бах! Звон стекла, дырка в шторе, разбитая ваза на журнальном столике возле дивана.

А снайпер-то профессионал. По лёгкому движению шторы вычисляет куда клиент отпрянул. И пулю пустил ниже, в корпус. Правильно. Попасть в голову за шторой — это уже чистое везение, а не мастерство. Всё, гад, учитывает.

Одного только не учёл. Того, что клиент — воробей стреляный и потому не торчит сейчас в проёме окна за шторой, а лежит у того же окна под подоконником.

Его руки меж тем привычно ухватили отсутствующий автомат.

Массаракш!!

Да, нет с ним верного АК-103. Зато в этой комнате оружие есть. Не зря же он в ожидании этого дня потратил время и деньги на обустройство тайников. Ближайший — как раз под этим подоконником. Удар кулаком в нужное место. Вываливается доска неотличимая от деревянной облицовки стены. За доской — узкий, деревянный ящик. В нём — рычажный карабин, местный аналог «ковбойского» Винчестера. Разумеется, полностью заряженный и с патроном в стволе. А ещё пояс-патронташ без пустующих мест. И патроны не абы какие, здешний вариант «.30-30 Винчестер». Мало врагам не покажется.

— Дорогой, что за шум ты там устроил? — в гостиную вошла Эвадна.

«Массаракш!» — зло подумал он лёжа на полу мгновенно разворачиваясь ногами к малому столу. Когда в твоё окно целится снайпер, на объяснения времени просто нет. Ему было нужно, чтобы супруга как можно быстрее покинула комнату, и он добился этого запустив в неё стол мощным пинком обеих ног.

Когда довольно массивный стол вздыбился и понёсся к ней почти по воздуху, Эвадна взвизгнула и выскочила в коридор без лишних вопросов. И как нельзя вовремя. Звякнуло и посыпалось осколками стекло в другом сегменте окна, а дверь, которую она захлопнула совершенно машинально, украсилась пулевым отверстием.

Эвадна за дверью. А снайпер знает, что не попал и первые два раза: столы сами по себе не прыгают. Наверняка досадует. Ещё бы, промазать три раза подряд с полусотни метров. Цель оказалась неожиданно шустрой. А вот тебе ещё неожиданность. Не вставая с пола он прицелился в дырку на шторах, прикинул траекторию снайперского выстрела, поправился на собственное положение и взял прицел ниже. Три выстрела прогремели как короткая пулемётная очередь. Новые дырки в шторах, разбитое стекло и крик по ту сторону окна. Не крик раненого — сочная непечатная ругань. Как говорится, шалость удалась.

Да, родной мой, пятьдесят метров — это тебе не пятьсот. Тут и из револьвера может очень серьёзно прилететь, не говоря уж о дробовике и карабине.

— Ты что вытворяешь? — возмущённо спросила Эвадна, когда он с карабином в руках буквально выкатился из приоткрытой двери гостиной.

Он захлопнул дверь ногами, ухватил жену за руку, уронил её рядом на пол, и только тогда ответил на вопрос:

— Лежи, дорогая, по нам стреляют.

— Стреляют?!

— Стреляют, синьора, — подтвердил Блумквист, их дворецкий прижимавшийся плотнее к полу сам и придерживающий Родерика и Стеллу, их детей. — Из галанитской армейской винтовки.

— В снайперском варианте, — добавил он.

— Всё верно, синьор, — продолжил Блумквист. — С крыши белого флигеля.

— С чердака, — уточнил он.

Блумквист знал о чём говорит.

Пятнадцать лет назад он в составе батальона луегарских волонтёров воевал на Кардонии на стороне Ушера.[6] Так что он прекрасно умел обращаться с оружием, и вести огневой бой, в том числе в зданиях. И уж подавно не мог спутать звук выстрела галанитской винтовки с выстрелом из ушерской или лингийской.

— На нас напали разбойники? — спросила Стелла.

— Хуже — наёмники, — ответил он дочери.

— И насколько хуже?

— Разбойники сначала грабят, потом убивают. Наёмники — наоборот. К тому же стреляют гораздо лучше.

— Плохо дело, — спокойно резюмировала  Стелла.

Она как всегда была рассудительна и спокойна. И соображала быстро.

— Нас всех убьют? — наконец подал голос Родерик.

Со страхом в голосе спросил.

— Если будем торчать в окнах — убьют.

— Да, — согласился Блумквист, — не стоит подставляться под выстрелы.

Помолчал секунду и продолжил:

— Мне бы оружие, синьор.

Не поднимаясь с пола он переместился  к противоположной стене коридора, пнул ногой доску облицовки. Под ней открылся ещё один тайник.

— Хорошо, синьор, — улыбнулся Блумквист, подкатившись к тайнику и вынув из оттуда ещё один рычажный карабин с полным патронташем. — Теперь повоюем. Какой у нас план?

— Сначала нужно добраться до моего чуланчика.

— Зачем?

— Там моя боевая экипировка. Куда серьёзнее чем это, — он слегка потряс карабином.

— Хорошо, синьор.

— А нам куда, — спросила Эвадна.

— В квартирку Блумквиста. Там надёжно.

— Да синьора, — подтвердил дворецкий, — там даже ставни на окне только из шурхакена пробить можно, и то не сразу.

Эвадна бросила на мужа взгляд рачительной хозяйки ввергнутой в ненужные траты.

— Абнер, и вот на это ты тогда выпросил у меня сотню цехинов?

— Вот только не начинай сейчас…

— Ну знаешь ли, дорогой, — глаза Эвадны сверкнули административным гневом.

Она поднялась с пола во весь рост и…

И упала.

Окна светлой гостиной выходили во двор, а значит снайпер на чердаке флигеля не мог их увидеть. А окна коридора первого этажа выходили к фасаду, и выстрел сразивший Эвадну громыхнул оттуда.

— Всем лежать, — скомандовал он и вскочил.

Кто-то увидел его снаружи, выстрелил, не попал, тоже не ожидал столь шустрой цели. Цель мгновенно скрылась в простенке между окнами. А в следующую секунду вновь показалась в окне но уже целясь в самого стрелка. И это было последним, что успел увидеть и осознать стрелок. «Хня!», — вскричал второй стрелок и бросился наземь. Приземлился уже мертвый.

— Чтоб меня спорки сожрали, — изумленно выдохнул Блумквист.

Хозяин на его глазах проделал то, что он считал совершенно невозможным. Вскочил к простенку и почти тут же метнулся на пол. И, пока фактически падал, выстрелил четыре раза. В две разные цели.

— Двое? — спросил Блумквист.

— Да.

— Готовы?

— Да.

— Что теперь?

Он приложил пальцы к шее Эвадны. Жива, но с такими ранами долго не живут. А значит ему нужно добраться до своей экипировки как можно скорее.

— Отнеси её к себе и перевяжи, — ответил он дворецкому.

Тот коротко кивнул, отложил в сторонку карабин, скинул надетый через плечо патронташ и быстро подкатился к раненой. Затем чётко, без лишних движений проделал то, что в руководстве для военных медработников называется «оттаскивание раненого на боку ползком». А поскольку раненая не была крупной женщиной, оттаскивать получалось довольно быстро. Оно и к лучшему.

Он подобрал патронташ и карабин и направился за ним вдоль кровавого следа.

— Маму убили, — пролепетал всё ещё пребывающий в обалдении Родерик.

— Замолчи, дурак, — тихонько крикнула на него Стелла. Она сразу поняла, что случилось и вышла из ступора гораздо раньше, но была напугана не меньше. — Ну, чего разлёгся? Ползи за дядей Блумквистом.

Родерик подчинился без промедления. Стелла поползла за ним.

Мельком взглянув на детей он мысленно улыбнулся. И чуть-чуть похвалил себя. За что? За игру в сталкеров. Выглядело это странно, когда взрослый мужчина, хозяин усадьбы, с самого раннего утра выходил с детьми в парк и устраивал нечто вроде похода по диким местам. Со всем, что положено: тяжёлыми рюкзаками, привалами с костром, оказанием первой помощи «раненому» и палкам в роли ружей. Всякий раз вид чумазых, уставших и совершенно счастливых детей, доводил Эвадну едва ли не до истерики. Но «сцены» и «лесопилка» начинались уже после того, как дети после теплой ванны и ужина укладывались спать. И это ещё Эвадна не знала о продолжении игры на следующий день, когда Родерик и Стелла, как настоящие сталкеры, отстирывали свою испачканную одежду.

Родерик воспринимал эти походы как увлекательную игру. Стелла — тоже. Только вот относилась она ко всему гораздо серьёзнее брата. Все походные действия она выполняла со всей тщательностью и старанием. И потому Стелла ползла сейчас по-пластунски по всем правилам, в то время как Родерик скорее бежал на четвереньках, чем полз.

Но так или иначе никого из них нельзя было разглядеть в окна.

Он тоже пополз. На спине, держа на груди оружие дворецкого, не выпуская из рук своё. И непрерывно следил за окнами и коридором.

Ну, вот «чистый» коридор закончился, за поворотом начался коридор «чёрный», крыло прислуги. Ни со двора, ни с фасада не просматривается, можно вставать в рост. Он встал, проследил как дворецкий и дети ползком добрались до квартирки и только там встали на ноги. Он положил патронташ у двери, поставил карабин дворецкого рядом к стенке и бегом метнулся к первому маршу «чёрной» лестницы.

Чёрная лестница потому и называется чёрной, что не бросается в глаза, и вообще её как бы нет. Но ни один крупный особняк состоятельных людей не обходится без таковой, особенно такая большая усадьба. А потому он бежал не опасаясь быть замеченным. К тому же окна на лестничной клетке были и выложены новомодными стеклоблоками, которые свет пропускают, но через которые ничего невозможно разглядеть. Эвадна конечно поворчала изрядно увидев это «украшение», но он легко убедил её, что именно такое остекление как нельзя лучше подходит для «чёрных» лестниц и прочих служебных помещений. К тому же разбить такой «кирпич» гораздо труднее, и для ремонта не потребуется заменять всё стекло в окне. К тому же обошлось это не слишком дорого, и исключительно на его собственные средства.

С чёрной лестницы он попал в чёрный же коридор второго этажа особняка, который так же вывел его в «чистый» коридор.

Чуть пригнуться, держаться подальше от окон — и никто снаружи и не заподозрит, что ты тут есть.

А вот и нужная дверь. Его апартаменты. Две сообщающиеся комнаты, кабинет и спальня. Его обиталище в Герметиконе. Входишь, и сразу видно — мужицкий хламовник. Полы чистые, но письменный стол, бюро, журнальный столик, конторка, пара этажерок и ещё один стол непонятного назначения завалены бумагой. Полный хаос и полный ужас прислуги. Ему пришлось долго втолковывать той, что единственная бумага, которую дозволяется трогать в этом кабинете находится либо в мусорной корзине, либо на полу. То, что на столе — рабочий материал литератора, тут всё нужное, и если он этого нужного не найдёт… Ну, вы поняли.

Лишь мельком взглянув на груды бумаги, он сразу метнулся в спальню.

Ну вот и чуланчик. Всё на месте. Бронекостюм свернутый в увенчанный шлемом тючок, разгрузочный жилет нагруженный снаряженными магазинами, шкафчик с оружием. И, — главное, — жестяная коробочка из-под печенья. Стоит себе на полке серенькая, даже не очень прячется от взгляда. Взял коробочку, раскрыл, приподнял слой ваты. На месте! Желтовато-оранжевый похожий на выцветший мандарин среди комков ваты лежал неактивный «мировой свет». Тот самый, добытый им непосредственно перед перенесением в Герметикон.

Любовался артефактом не больше секунды, затем вернул вату на место, закрыл крышку и уронил коробочку в карман пиджака. И уже не отвлекаясь ни на что, подцепил на руку битком набитую «разгрузку», за ремень взял АК-103 и СПС за ремешки кобуры. Тючок бронекостюма взял другой рукой. Теперь — в квартирку дворецкого. Без промедления. Дело идет на минуты. Пока нападавшие пребывают в обалдении от неожиданного отпора и первых потерь. «Минус два, — подумал он сбегая вниз по чёрной лестнице. — И неизвестно сколько ещё там этих архаровцев». Вряд ли рота. Наверняка даже взвода не будет. Но с десяток — это точно.

Он вбежал в квартирку дворецкого. Блумквист встретил его у входа. Вооруженный.

— Ну, как она?

— Перевязал, — понурил голову дворецкий, — но с такой раной боюсь, что…

— Бояться будем после, — прервал он. — А пока держи черный ход. Стреляй в любого незнакомца с оружием.

— Есть, — ответил тот по-солдатски и вышел.

Он подошел к кровати.

— Папа, — сказала Стелла размазывая слёзы по щекам, — кровь всё идёт. Дядя Блумквист перевязал, но…

Не договорила, поперхнулась плачем.

— Никаких «но», — уверенно сказал он, сгружая поклажу на пол. — Мама не умрёт.

Из прикреплённых к «разгрузке» ножен он вытащил свой штык-нож и одним ловким движением взрезал повязку, которую дворецкий соорудил из чистой разорванной простыни. Без промедления достав жестянку, извлёк артефакт и приложил его прямо к сочащейся кровью ране.

Десять томительных секунд ничего не происходило. Затем выцветший «мандарин» засветился мягким тёплым светом. Эвадна вздрогнула не приходя в сознание.

— Мама! — вскрикнула Стелла.

— Не бойся, детка, — мягко сказал он. — Теперь мама не умрёт. Просто держите этот шарик прижатым к ране. Во, и кровь уже не течёт.

Кровотечение действительно остановилась.

— Де-держать? — вперёд выступил Родерик.

— Да, держать. Вот, всё правильно, именно так.

Он отпустил артефакт, как только на него легла ладошка сына. Его слёзы моментально иссякли. Он заворожённо уставился на мягкий «солнечный» свет пробудившегося артефакта.

Слёзы Стеллы тоже просохли. Она тоже заворожённо уставилась, только глядела не на светящуюся штучку, а на отца. И это зрелище было куда интереснее.

Секунда — и нож исчез в ножнах. Несколько секунд, точно меньше десяти, и с отца словно бы сама собой спрыгнула вся верхняя одежда. А дальше будто сам собой распустился тючок, явив на свет очень странное одеяние. Тяжёлое, но гибкое со вшитыми в толстую ткань жёсткими пластинами, немыслимо прочное даже на вид. Одеяние появилось, и немедленно началось нечто вроде причудливого танца со скупыми выверенными до секунды и миллиметра движениями. Не прошло и минуты, как отец облачился в это… в эту… Стелла не знала как это называть. Короче, отец облачился, присел на табурет, натянул на ноги столь же несокрушимые короткие сапоги. Затем странный тяжёлый жилет со множеством карманов набитых какими-то изогнутыми коробками, будто сам собой взлетел с пола и приземлился на папины плечи…

Папины ли?

Бронированный человек с папиным лицом поднялся на ноги по пути прихватив кобуру с пистолетом. Стелла глядела во все глаза и не узнавала. Знакомое лицо и без того с весьма скупой мимикой стало походить на неподвижную стальную маску с совершенно незнакомым застывшим выражением сосредоточенной отрешенности, словно человек глядел не только на то, что находилось перед ним но на всё что было вокруг, включая и то, что находится за стенами дома.

— Папа? — неуверенно спросила Стелла, когда человек закрепил кобуру на левом бедре и взял в руки шлем, такой же массивный и прочный как и весь костюм.

Человек надел шлем и поглядел на Стеллу.

— Да, детка, — сказал он, теперь уже без сомнения папа.

— Что это? — спросила она чтобы не молчать.

— Броня, — ответил папа. — Папе придется воевать.

Он присел, крепко но очень нежно обнял дочь и поднял с пола АК-103.

— Какой странный карабин, — сказала она, когда отстранилась от твердых карманов разгрузки.

— Зато очень удобный, — ответил он и улыбнулся. Улыбнулся, как умел только он, всем лицом не растягивая губ.

Его руки не глядя вынули магазин из кармана разгрузки, зарядили оружие, передернули затвор. На эти неспешные с виду действия ушло не больше секунды.

— Будьте с мамой, — распорядился он. — Главное, держите шарик прижатым к ране, и с ней всё будет хорошо.

Ещё раз улыбнулся дочери, поднялся на ноги и вышел за дверь.

И направился к черному ходу.

— Что это такое? — вылупился Блумквист оглядев его с ног до головы.

— Моя боевая экипировка, я же говорил, — ответил он ставя к стеночке карабин из Светлой Гостиной и передавая дворецкому ещё один патронташ.

— Да уж, — выдохнул Блумквист надевая патронташ через другое плечо, отчего стал похож на революционного матроса, — серьёзнее некуда.

— Вот тебе ещё карабин, — сказал он. — Задание прежнее: держи вход, стреляй в любого незнакомца с оружием кто попробует...

— Ясно, синьор. Никто посторонний не войдёт.

Блумквист ещё раз оглядел его, и столько вопросов было в этом взгляде. Но ни один не прозвучал — не время. Сперва надо бой закончить. Блумквист кивнул ему и повернулся к приоткрытой двери.

Вот и ладно. Он бегом вновь ринулся  к черной лестнице.

Уже поднимаясь он повесил АК-103 на шею, пристегнул к шлему маску, пристегнул но надевать не стал, пошарил по воротнику брони, нащупал разъёмы проводов и шлангов, соединил их, потом соединил разъёмы идущие к маске. Все, костюм снова готов к работе. Включить всю эту мощь немыслимых в Герметиконе технологий было очень просто. Он опустил забрало шлема. Пара секунд, и в поле его зрения один за другим всплыли доклады о готовности систем. И тут же встроенная рация просигналила об обнаружении устойчивого канала связи. А вот это уже интересно. Он дал команду на подключение.

«...чать, трусы мулевы! За что я вам только плачу!»

Опа! Никак наниматель? Послушаем.

«Шеф, ты не говорил, что будет бамбальеро».

А это, похоже, командир наёмников.

«Нет тут никаких бамбальеро, я бы знал».

«Тогда что за стрелок не глядя через штору едва не снёс голову Стерчу и на раз-два завалил Твирда и Гуду?»

Стерч, Твирд, Гуда — интересные у них оперативные позывные. И ожидаемые. Ну кем ещё могли назваться наёмники, как не самыми агрессивными и хищными тварями Герметикона? А Стерч у нас, значит, снайпер.

Верно говорил Азот, технарь клана «Долг», мастер золотые руки: «Радиоперехват — дело хорошее». Всего пара-другая фраз по радио, а он уже знает столько полезного. Например, что моральный дух команды наёмников здорово смердит коммерцией и считай только на ней и держится. Обнадёживающее обстоятельство.

Слушая перепалку в эфире, он поднялся на второй этаж особняка. Зачем? Во-первых, как в песне поётся, мне сверху видно всё. Во-вторых, пора серьёзно заняться снайпером. Окна коридора второго этажа выходят во двор. Белый флигель виден отсюда как на ладони.

Чердачное окно нараспашку. Вот где-то там он сидит. А вот где «там», нужно узнать поточнее. Он включил встроенную в шлем мультиспектральную камеру и отдал компьютеру соответствующее задание. Всего пять секунд потребовалось машине, чтобы вывести на дисплей-забрало картинку составленную на основе данных полученных от камеры во всех частях оптического диапазона, тепловых лучах, ультрафиолете, а ещё с учётом показаний радара и лидара.

Вот он, голубчик. Молодец, к окну близко не подходит, сидит в глубине ровно настолько, чтобы видеть окна первого этажа. Видеть и целиться. Сверху видны только его ноги.

Он прицелился. Два выстрела в ноги, а как начнет валиться — два в тушку. Или один в котелок: лист жести и тонкие доски кровли не преграда для АК-103 калибром 7,62мм. И всех делов. Но… Но лучше вывести снайпера из игры по другому.

Лидар его костюма имеет режим «БЛИК». В инструкции к бронекостюму расписано во всех подробностях, что это значит. А если без технической зауми, то в режиме БЛИК, оптический локатор превращается в антиснайперский лазер.

Так, прибор в режиме. И как бы теперь заглянуть в твоё личико, Гюльчатай.

Думай, башка, думай, «венец»[7] куплю.

Ага, есть решение!

«Стерч, — раздался в эфире голос командира наёмников, — на втором этаже кто-то бродит».

Реакция у снайпера хорошая. Резко присел чтобы оглядеть окна верхнего этажа и естественно повернулся как и куда надо.

БЛИК.

«Хня!» — зло вскричал Стерч и ещё более резко отпрянул вглубь чердака.

«Что там у тебя?» — тут же откликнулся командир.

«Этот гад «зайчика» мне в глаза пустил...».

— Минус один, — отчетливо прошептало в эфире тактической группы.

«Кто это сейчас сказал, мулевы дети? — яростно вопросил командир. — Кто тут шалить вздумал?»

Ответом ему был крик Стерча:

«Глаза-аа!! Мои глаза! Ни муля не вижу! Я осле-еп!!»

Да. Ничто так не сбивает прицел снайперу как солнечный зайчик в глаза. Но то простой солнечный зайчик. А лазерный луч, особенно через оптику, это похуже чем кулаком в глаз.

«Что?!» — взревел пораженный наниматель.

«Не вижу ничего! Не вижу!» — кричал Стерч уже с отчетливыми нотками плача.

«Стрч, кончай истерить. Скажи лучше кого разглядеть успел», — сказал командир.

«Да ни муля я не успел! Стоял кто-то, в окно на меня глядел, и сразу свет этот проклятый в  глаза… Простер, ты прав был на счёт второго этажа».

Ага, вот и позывной командира.

«Ты о чём это, Стерч?» — не понял Простер.

«Ты же вроде кого-то заметил на втором этаже, мне сказал».

«Я? Тебе? Ты что, сбрендил? Я...»

И тишина в радиоэфире. Только шорох несущей частоты на целых долгих пять секунд.

Наконец Простер выдал на весь эфир: «Хня спорочья!! Кто из вас тут шутки шутит. Пристрелю на муль, если кто ещё такое выкинет!!»

Ответы посыпались почти сразу и почти разом:

«Чего?»

«Не я».

«Я так не умею».

«Наших валят, какие шутки».

«Ты о чём это?»

«Нет, не я».

«И не я».

И в самом конце и голосом Простера:

— Угадай с трёх раз.

«Эй, ты хнявый мерин! — разярился Простер. — Не знаю кто ты такой, не знаю как ты это делаешь, но если я...»

Дальше можно было не вслушиваться. Он и не стал.

Как он это сделал? Просто. Запись голоса Простера превращается в матрицу голоса. Затем эта матрица модулируется его речью, и в таком виде выдаётся в эфир. С помощью компьютера, разумеется. Как то вот так. Во всяком случае он, совсем не технарь, именно так понял этот процесс из объяснений Азота.

Он подождал, когда крикун утихнет, и ответил совершенно спокойно его же голосом:

— Кстати, о меринах. Кому это я сейчас между ног целюсь?

Ответом послужило множественное разноголосое «Хня!» в радиоэфире.

Ни в кого он сейчас не целился. Он заходил в коридор правого крыла барского дома и что делается снаружи не видел. Но на войне врага разят не только пулями и штыками. Не менее важно поражать его боевой дух, заставлять делать не предусмотренные его планами действия. Наёмники явно не планировали попрятаться за чем ни попадя в ожидании неизвестно откуда и когда могущей прилететь пули. А вот поди ты — лежат, мандражируют и теряют время.

Он не видел, что делают наёмники, но в том, что они залегли и попрятались, не сомневался. После неожиданного, да и не ожидаемого, отпора снайперу, почти мгновенной потери двоих своих подельников и выведения из строя снайпера непонятно какими средствами, в то, что неизвестный стрелок может взять любого из них на мушку, наёмники поверили сразу и безоговорочно. Чем вызвали крайнее неудовольствие нанимателя и его пламенную речь состоящую исключительно из витиеватых многоэтажных ругательств.

Он уже спускался по второй чёрной лестнице, как на кухне началось нечто… Очень шумное. Плеск воды, громкое шипение, грохот и звон чего-то падающего, истошные крики, грязные полные страха ругательства, одиночный выстрел.

Крики, впрочем, очень скоро прекратились… Весьма характерно прекратились.

Он ворвался на кухню и оглядел воцарившийся здесь разгром. На плите стоял только одинокий лениво исходящий паром кофейник. Остальные несостоявшиеся блюда из перевёрнутых кастрюль и сковородок находились частью на плите, где одновременно сохли, поджаривались и подгорали, частью на стенах, кое-что прилипло к потолку, но большей частью — на полу вперемешку с тремя окровавленными телами.

На тела он взглянул мельком, и так видно — трупы. У одного из физиономии торчит топорик для разделки мяса. Лица двух других заслоняет плита. В Зоне и попричудливее покойники попадались. Но всё равно это было не то зрелище, которое хочется видеть прекрасным летним утром.

— Я так понимаю, — сказал он максимально светским тоном подняв забрало и приспустив с лица маску, — сегодня на завтрак будет только кофе с бутербродами.

— Похоже на то, синьор, — послышался голос по ту сторону плиты. После чего оттуда показался синьор Атталь, их повар.

Сначала повар выполз на четвереньках, затем тяжело поднялся на ноги. Весь в крови и с окровавленным кухонным ножом в руке.

Атталь никогда не был на войне, однако в битвах участвовал куда больше Блумквиста. Сначала в уличных драках, затем, по своей воле, бойцом в одном из бандитских кланов, и наконец, уже не по своей, гладиатором в подпольных боях. Семнадцать немыслимо долгих лет на арене. Талант повара он обнаружил в себе уже после весьма болезненной процедуры  отставки гладиаторов. Едва не окочурился от боли. Но не суть. Школа уличных драк, бандитских разборок и гладиаторских боёв не прошла даром. Синьор Атталь и сейчас в свои без малого шестьдесят лет, одним кухонным ножом мог завалить одного эрсийского кирасира. Ну, или троих простых наёмников. Да и прочая кухонная утварь в его руках превращалась в грозное оружие. Грозное и негуманное.

— Синьор Атталь, до меня как то доходили слухи, в какую ужасную вещь превращается в твоих руках сковородка со шкварками, — сказал он ещё раз оглядев весь бедлам. — Теперь вижу — не соврали мне и даже не приукрасили.

— Всё так, хозяин, — Атталь с натугой разогнулся дыша как загнанный. — Только вот староват я стал для таких трюков. Если ещё трое сюда забегут, одного я смогу завалить, а оставшиеся двое завалят меня.

— То есть, не помешало бы что-нибудь огнестрельное, — резюмировал он направляясь к тайнику устроенному на кухне.

Удар кулаком, выбитая доска, укороченная двустволка-вертикалка. Атталь расплылся в кровожадной ухмылке.

— О-о! А вот с этой штучкой я и взвод уложу... Пожалуй... Сколько патронов? — спросил повар отложив нож и приняв ружьё.

— Сотня, — ответил он передавая ему два полных патронташа. — И пара в стволах.

— Чем снаряжено?

— Картечью.

— Замечательно.

— Вот и ладно. Держи кухню. А я пойду с прочими потолкую.

— Кто это?

— Наёмники.

— Это то ясно. А кто их нанял?

— Заодно и это разузнаю.

Он снова пристегнул маску.

— Синьор, а что это такое на вас? — удивленно спросил Атталь.

— Броня, — пробубнил он в маску.

— Благлит?

— Гораздо лучше: арамид, углепластик и титан, — ответил он опуская забрало.

— А это зачем, синьор? Так ведь ничего не видно.

— А с этим шлемом всё наоборот: видно невидимое и слышно неслышимое... Ну, я пошёл.

Шагнув за дверь он по сталкерской привычке включил детектор аномалий, биосканер и детектор электроники. И едва подумал до чего же стойкие эти самые привычки, как детектор электроники начал находить работающие приборы. «Ну, ни фига себе!» — подумал он, когда спустя несколько секунд детектор выдал их число.

Двадцать один. Их было двадцать один.

Ситуация до абсурда стала напоминать ту, в которую он и ещё два бывалых сталкера попали в хозблоке Агропрома. Тогда на них троих попёрли бандиты в количестве двадцати одного человека, вполне резонно полагая, что троим против двух десятков не устоять. Потому бандюки не мудрствуя ломанулись в лобовую банзай-атаку. Но как же далеко было архаровцам до самураев. Когда они поняли, что за считанные секунды от них осталась едва ли половина, бросились в рассыпную и попрятались, как нынче наёмники. Кто успел, разумеется. Он один сумел тогда сорвать бандитскую атаку. А когда с флангов ударили бывалые, бандюки побежали задрав порточки. За этот подвиг он целых два дня значился в сталкерском реестре как «Щелкунчик». Но прозвище не прижилось.

«Жлун, проверь, что там возле кухни стряслось», — скомандовал наниматель.

Какой знакомый голос.

«Иду», — ответил «Жлун».

Он включил наружные микрофоны и повертел головой. Ага, есть шаги. Тихие, крадущиеся, близкие. Не на земле — на крыше пристройки. Перед глазами сам собой появился прицел АК-103.

 

***

— Твою мать, — сказал он, когда вышел из дирижабля под небо.

Точнее на трап ведущий к верхней площадке причальной мачты.

Зрелище открывшееся перед глазами впечатлило даже его, повидавшего всяких чудес сталкера. Целый лес причальных мачт, в первую секунду напомнивший знаменитый Железный лес Чернобыльской Зоны. Только вместо гирлянд фарфоровых изоляторов гигантскими флажками флюгеров реяли крутобокие туши дирижаблей. Моффет-Филд, Лейкхерст, Фридрихсхафен, Франкфурт, Кардингтон и Долгопрудный[8] даже сложенные вместе терялись на фоне этого аэродрома. Картина была просто нереальная.

Но закалённый нереальными зрелищами Зоны он даже не замедлил шага на трапе, выразив всё удивление и восхищение в этой короткой изрядно залапанной за сегодня фразе.

А дальше началась его новая жизнь.

И началась она со встречи с местной пограничной стражей.

Вернее, продолжилась, так как ещё на борту он вместе со всей командой, не исключая  хозяйки корабля, подвергся пристальному вниманию двух строгих мужчин. Как он понял, представителей местного аналога эпидемнадзора. И судя по строгому виду медиков и серьёзности с какой они подходили к своей работе, санитарно-эпидемиологическая служба была поставлена здесь не хуже армейской, а то и лучше. Позже он выяснил почему. А пока, после рассказа прелестной хозяйки корабля, он подвергся чуть более пристальному медосмотру и, ко всеобщему облегчению, всё с тем же благоприятным заключением, что и остальные люди на борту: карантин не требовался.

Не зная языка он мог только догадываться, что наплела про него судовладелица таможенникам, но после положения на их мохнатые лапы некоторой суммы в золотых монетах, те поверили её рассказу сразу и безоговорочно. И даже пропустили его через кордон без досмотра.

А дальше началось такое, что он следующие два месяца просыпаясь утром осторожно поглядывал на прикроватный столик, а не лежит ли там записка:

 

«Уехала навсегда.

                     Твоя крыша».

 

Судовладелица усадила его в лимузин здорово смахивающий на ранние «роллс-ройсы», привезла его в шикарную усадьбу за городом, устроила в комнате мало отличимой от пятизвёздочного «люкса» и… И оставила в покое.

На сутки. На те самые сутки, что он отсыпался после всех своих приключений выпавших ему и в Зоне и уже здесь.

Новая жизнь началась после пробуждения. Почти сразу он уселся за парту. Письменный стол в библиотеке этого громадного, чем-то похожего на Путевой Дворец в Твери, дома был очень похож на одноместную парту в стиле «арт-нуво». Роль профессорской кафедры сыграла выполненная в том же стиле конторка. И классная доска нашлась, размером с домашний киноэкран. А в качестве строгого учителя он получил, как потом выяснилось, целого отставного профессора-лингвиста. Благообразного сухонького старичка лет под восемьдесят. Хозяйка поставила профессору задачу обучить указанного человека языку с полного нуля в как можно более сжатые сроки.

И профессор изрядно уставший от многолетнего блуждания в теоретических дебрях, с удовольствием тряхнул стариной. Его удовольствие усугублялось как щедростью нанимательницы, так и работой с учеником, который не только оказался весьма толковым, но и радовал своего учителя познанием нового нигде ранее не слыханного языка.

Два месяца они  с энтузиазмом учились друг у друга. И по мере изучения языка перед ним открывался новый мир в котором ему отныне предстояло жить.

Выяснилось, что язык, которому он обучался называется универсалом. Планета, на которой он оказался — Луегарой. Что обитаемых планет — великое множество. А общность всех здешних обитаемых миров именуется Герметиконом.

Это был странный мир. Странный, слегка бредовый и чуточку нереальный от сочетания на первый взгляд не сочетаемых черт. Цивилизация охватившая множество миров, но при этом совершенно не космическая. Научно-технический прогресс остановился здесь в двадцатых годах ХХ века. Веяния моды и декоративного искусства замерли десятилетием раньше. А в умах царила причудливая смесь Викторианской Англии и Дикого Запада. А если учесть, что основной движущей силой машин Герметикона был пар, то перед ним разворачивалась почти нереальная картина почти классического стимпанка. Мир словно сошедший со страниц фантастических романов. А главный источник энергии Герметикона, Филослфский кристалл, добавлял картине стойкий мистический налёт. Тем более, что изготовляли это физически невозможное чудо самые настоящие алхимики. Именно так называли здесь спецов по химическому производству.

Дальше — больше.

Едва он научился свободно изъясняться на универсале, как прелестная хозяйка устроила ему день Великой Беготни.

Начала с того, что притащила его в некое учреждение, где на его имя уже был оформлен паспорт гражданина Луегары. Это не стало для него неожиданностью. Мысли о легализации за последнее время посещали его неоднократно. Однако хозяйка об этом уже позаботилась.

Следующим пунктом программы оказался местный аналог загса. Там, изрядно отсыпав на лапы управляющему и делопроизводителям, она в ускоренном порядке оформила брак с ним.

Неудивительно, что следующим на очереди стал храм, где после щедрых пожертвований, местный батюшка обвенчал их не отходя от алтаря по ускоренной процедуре и даже не поинтересовался конфессиональной принадлежностью жениха.

Потом были всевозможные конторы, беготня, бумаги, подписи, угодливые улыбочки чиновников после золотого позвякивания в их загребущих руках. Он устал и вымотался не хуже, чем от рейда по Зоне. А когда наконец прибыл домой и добрался до кровати, то сразу  провалился в сон.

Наутро вместо трогательной записки от собственной поехавшей крыши, он обнаружил на прикроватном столике паспорт гражданина Луегары на собственное имя. Он припомнил все события вчерашнего суматошного дня и понял, что проснулся мужем королевы. Не королём, но принцем-консортом.

Н-да-а. За предыдущий день прелестная хозяйка перелопатила массу дел, а точнее пожала результаты немалой работы. Легализовала его в Герметиконе, женила на себе, утрясла чёртову уйму юридических вопросов касаемых собственности, наследства и прочих связанных с этим дел. И вот теперь перед ним во весь свой небоскребный рост встал извечный русский вопрос: «Что делать?» Он вспомнил свой паспорт гражданина Российской Федерации тонкий, гибкий, компактный по сравнению с нынешним, в кустарной берестяной обложке, которую купил во время очередного пушкинского праздника в Берново. Вспомнил, улыбнулся и решил: «Что делать, что делать? Жить!» Жить дальше, жить здесь и сейчас, жить полной жизнью  и ни в коем случае не забывать о своей прежней жизни.

И он стал жить.

Для начала вернулся к литературе. Да, к литературе! Ведь вне Зоны он был литератором. А на кривоватую, полную мин-ловушек тропинку сталкерства его толкнул жесточайший творческий кризис. Сработало: после прогулки по Зоне он строчил тексты со скоростью пулемёта много часов подряд. После чего ему хватало материала на многие недели работы. С тех пор его походы в Зону за вдохновением стали регулярными. Именно за вдохновением. А трофеи, артефакты, вынужденные боестолкновения с экстремальными сафари и многочисленный фольклор Зоны были пусть и неплохим, но всего лишь довеском к километрам набиваемого текста.

О чём писать здесь, в Герметиконе? Да о той же Зоне. За прошедшее время он уже достаточно познакомился со здешней беллетристикой чтобы понять: авантюрные романы здесь в большом почете и пользуются устойчивым спросом. А истории про Зону... Да есть ли на свете что-нибудь более авантюрное!? Дело облегчалось ещё и тем, что истории эти и выдумывать не надо было. Достаточно хорошенько вспомнить.

И он без промедления начал.

Два месяца он скрипел пером, — да, самым настоящим стальным пером, которое требовалось регулярно макать в самые настоящие чернила, — и стучал пишущей машинкой, у которой имелся только ручной привод и не было ни малейшего следа устройства для подключения оной к компьютеру. Но так или иначе, два месяца спустя он с пухлой папкой под мышкой явился в  первое попавшееся книжное издательство.

Управляющий издательством его роман отверг, сказав, что такой несусветной и бредовой чуши он в жизни не видел, и что издавать такое — подрывать репутацию солидного издательства.

Во время этого литературного разноса в кабинет управляющего заглянул сам владелец издательства, тоже не последний сочинитель авантюрных романов. Узнал его, (портрет столь странного и внезапного мужа владелицы одной из крупнейших судоходных компаний светская хроника уже давно разнесла по всему Герметикону)  они поздоровались, поболтали, после чего владелец попросил почитать его опус.

Пять дней спустя владелец издательства, вместе с управляющим, юристом и кассиром, приехал к нему домой, и они заключили договор на эксклюзивное право издавать всё, что он уже написал и ещё напишет, на Луегаре. С немедленной выплатой весьма щедрого гонорара по подписании.

Издатель с восторгом сказал, что не было ещё в литературе Герметикона столь жестокого, совершенно бредового и вместе с тем столь детально и чётко проработанного мира. И что любители авантюрных романов будут от такого чтения в совершенном восторге.

Печатник знал, о чём говорил. Вскоре на его счёт в банке (Верзийском Торгово-Промышленном) медленно, но верно закапали отчисления с продаж его книги. А полученные им по договору две сотни экземпляров он позже, когда в Герметиконе разразилась настоящая сталкеромания, выгодно загнал ценителям библиографических редкостей. Для этого он снабжал книги своим автографом и экслибрисом, на котором был изображен интеллигентного вида кровосос в очках читающий книгу сидя за столиком в развалинах библиотеки на фоне пролома в стене, в котором виднелась знакомя любому сталкеру труба Чернобыльской АЭС.

Но это случилось много позже. А пока, ободренный успехом, он повёз свой роман в другие миры Герметикона.

И к нему пришла слава.

Через писательскую славу он познакомился со многими известными, влиятельными и состоятельными людьми Луегары и других планет. Через эти знакомства сделался членом Стрелкового Клуба.

Стрелковый Клуб межпланетная неформальная организация любителей охоты, всевозможной стрельбы, огнестрельного оружия и всего, что с этим связано. В Клубе состояли люди разных профессий, занятий, классов и даже сословий, лишь бы человек был способен платить членские взносы. Писательская слава позволяла ему делать это без малейших финансовых усилий.

В Клубе он сразу приобрёл известность как оружейный фантазёр и самый никудышный стрелок во всём Герметиконе.

Что касалось первого, об оружии из своих романов он был готов говорить часами. Стоило затронуть эту тему, как на собеседника непрерывным потоком начинали сыпаться названия, истории разработки, биографии конструкторов, характеристики самого оружия и боеприпасов к нему, модификации вышеозначенных предметов, особенности и тонкости применения оных в различных обстоятельствах и даже описания случаев якобы из жизни.

Что же касалось стрельбы...

Его появлений в Клубе ждали как клоунады. Все с нетерпением ожидали, чем же закончится очередной его визит. А результатом его стрельбы в Клубе частенько становились разбитые светильники, продырявленные стены, поломанная мебель, испорченный штучный паркет, отбитая с потолка лепнина, выбитые стёкла и рамы, разнесённый вдребезги истекающий спиртным бар и застреленные ещё раз охотничьи трофеи других членов клуба. А всё потому, что в его неслухмённых руках даже самое надёжное оружие начинало страдать самопроизвольными выстрелами. Человек от такой стрельбы пострадал лишь раз, да и то отделался испугом и бокалом вина в лицо. Случилось это после его очередной и безрезультатной стрельбы по тарелочкам. Вошли в столовую, он небрежно переложил  двустволку на другой локоть, та пальнула и разнесла в щепки ножку стула. Стул завалился вместе с тем, кто на нём сидел. Пострадавший утёрся и пришёл в прекрасное настроение. Ещё бы, таким приключением он мог похвастаться где и перед кем угодно. Посмеялись, повеселились от души и в очередной раз скинулись на ремонт. И всех делов.

А если он и попадал на стрельбище по своей мишени, то опять-таки в результате небрежного положения оружия на стол или случайного не прицельного выстрела с оружием в руках. Редчайшие же, не чаще двух раз в год, прицельные попадания становились поводом для праздника не меньшим, чем дни рождения председателя Клуба. Одним словом, без него в Клубе было бы далеко не так весело, как с ним.

 

***

Едва опомнившись от боли, падения и приклада собственной винтовки под дых «Жлун», в довершение всего, испытал страх какого не знал никогда в жизни. Этот страх явился ему в виде человекоподобной упакованной в немыслимого вида костюм фигуры столбом стоявшей от него в пяти метрах. В первое мгновение «Жлуну» почудилось, будто перед ним демон из чиритской[9] преисподней. Но в следующее стало очевидно, что это человек, облаченный в невиданную доселе броню, пробить которую — «Жлун» просто нутром почувствовал, — проблематично даже очередью из пуль «тигриный коготь». Броня эта несомненно имела немалый вес, но для человека её надевшего она была привычна словно собственная кожа. Тем, видать, и объяснялось то, что ствол этого странного короткого карабина, который в данный момент никуда не был нацелен, неторопливо и непринуждённо вскинулся опередив с выстрелом его, бамбальеро[10], адепта Хоэкунса[11], стрелка прошедшего через тренировки Химмельсгартна[12] и достигшего уровня «бамбмни»[13]. Не иначе, стоявший перед ним стрелок был бамбадао[14], но… Но не чувствовал «Жлун», чтобы этот человек хоть раз побывал на Химмельсгартне. Его искусство стрелка имело происхождение, которое «Жлун» не мог понять и даже представить.

Человек стоял и смотрел, держа руку на рукояти своего карабина. Ствол оружия смотрел влево вниз, что ровным счётом ничего не значило. «Жлун» был в полной власти этого непостижимого стрелка, которому, по словам нанимателя, просто не откуда было взяться. Не из Пустоты же…

Или всё-таки оттуда?

И вот от этой мысли ему стало по-настоящему страшно.

Он не стал стрелять в спину «Жлуну». Зачем? С такой раной он сегодня уже не боец. А зрелище перепуганного до смерти адепта Хоэкунса, который драпает от кого-то не помня себя, будет ещё одним превосходным пинком по боевому духу наёмников. «Жлун» им ничего не расскажет — отключится от раны, кровопотери и суперспринта на одном адреналине едва добежав до своих. А наемники, увидев что с ним стало, непременно зададутся вопросом, кто же там такой страшный сидит, что от него даже бамбальеро драпанул? Ответ на вопрос им придется искать самим. И найденный ответ очень им не понравится.

Так и вышло. Вид раздраконенного и безоружного «Жлуна» со слегка дымящейся рацией, выскочившего прямо на них, вызвал среди наёмников едва не вырвавшийся из-под контроля переполох и бурные дебаты на счёт целесообразности продолжения текущей боевой операции. И на фоне этих криков в эфире отчетливо выделялись пять голосов в дебатах не участвовавшие а занимавшиеся чем-то совсем другим сопровождавшимся женскими голосами в которых он узнал синьору Мартенс и Летти. И обладательницы этих голосов явно не восторг испытывали. Он глянул на карту локализации средств связи. Пять отметок толклись возле входа в белый флигель.

А дебаты не утихают. Даже разгораются всё сильнее. «Хня спорочья» и всевозможные «мули» гремят в эфире как фейерверки на все лады и на те же лады склоняются, хотя по  правилам универсала и не должны.

И пусть себе горланят. На ближайшее время им есть чем заняться. А вот пятеро у флигеля занимаются «делом» и это не есть гут.

Глянем в карту, как нам лучше пройти к флигелю. Замечательно. Вот отсюда можно подобраться незаметно. Ну, что же, утренняя пробежка только на пользу пойдёт. Особенно спасаемым.

Ага. Вот за этим углом вход флигеля виден как на открытке.

Оба-на!

Чёрные банданы. Менсалийцы!

С этими надо быть...

А ну-ка, ещё разок глянем.

Итак. На лужайке перед белым флигелем следующая картина. Синьор Мартенс и Руби лежат носом в землю. К земле их прижимают колени двух менсалийцев, по одному на брата. Но крепче всего мужскую часть семьи садовника держат у земли стволы карабинов упёртые им между лопаток. Ещё один менсалиец крепкий и мускулистый, держит синьору Мартенс. Держит и нагло, похотливо лыбится, глядя на то, как ещё двое занимаются Летти. Один держит девушку, завернув ей руки за спину. А другой совершенно определённо собирается вступить с ней в половые отношения, тоже несколько насильственным образом.

Как говорят у нас, — картина маслом.

Если эти пятеро менсалийцы, тогда он — далай лама, патриарх московский и верховная жрица вуду до кучи. Настоящие менсалийцы с ходу, без раздумий, пристрелили бы садовника с сыном. Подумав малость — синьору Мартенс. А вот Летти... Если бы захотели удовлетворить свою похоть, оглушили бы девушку, связали верёвкой и припрятали в сараюшке у стены флигеля, дабы попользоваться ей уже после боевой операции. А чтобы вот так, во время боя мудями трясти? Причём буквально...

Как хотите леди и джентельмены, но это переодетая шпана с района, а не суровые безжалостные бойцы с Менсалы, с детства закалённые нескончаемой гражданской войной. В Зоне от такой распальцованой шпаны было не продохнуть. И вот теперь здесь... Снова.

Он горестно вздохнул, поднял ствол АК-103 и выглянул из-за угла.

Итак, задачка. Имеются пять единиц шпаны вовсю утверждающих собственную крутость, и семья садовника вот-вот станущая их жертвой. Требуется спасти гражданских лиц, желательно без потерь.

Ага. Есть решение. Синьора Мартенс время от времени порывается защитить Летти, рвётся вперёд и невольно пригибается. Замечательно.

Крепыш, что держал синьору, вдруг судорожно дёрнулся и от очередного рывка женщины и завалился вперёд, прямо на неё. Шпана шпаной, но пацаны среагировали мгновенно. Двое держащих на земле садовника с сыном разом вскинули карабины и тут же получили по пуле. Заваливаясь один развернулся к совокупляющейся троице, его карабин пальнул от судороги в руке. Несостоявшийся насильник согнулся схватившись за живот. А тот, что держал девушку быстро её бросил и даже успел схватиться за револьвер. Так, держась за рукоять револьвера в кобуре, и умер.

Женщины завизжали. Мужчины мгновенно вскочили. Насильник взревел как раненый медведь, вытащил револьвер, намереваясь утащить с собой на тот свет хоть кого-нибудь. Но его предсмертная ярость наткнулась на праведный гнев отца семейства. Синьор Мартенс ударил его мотыгой по руке. Кулак насильника разжался, револьвер повис на пальце. Судя по всему лезвие мотыги прорубило тому руку вместе с одеждой до самой кости. Инструмент у синьора Мартенса всегда был в порядке — острый. А Руби в этот момент от всей души огрел насильника лопатой по затылку, тем самым оборвав яростный рык и, скорей всего, — жизнь. Женщины поднялись на ноги сами.

А потом Летти завизжала ещё раз указывая в сторону барского дома.

Неудивительно. Человек в сталкерском бронекостюме с бронешлемом и в мирное, особенно в ночное, время способен впечатлить обывателя до икоты. А уж девчонку, перепуганную и на взводе — подавно.

Руби среагировал мгновенно. Схватил карабин гопника и быстро нацелил на пугающую человекоподобную фигуру. Не выстрелил только потому, что фигура выпустила из рук свой короткий бредового вида карабин и подняла руки. Невысоко. Раскрытыми ладонями к нему. Синьор Мртенс взявший карабин другого своего мучителя тоже прицелился было, но опустил ствол, когда человекоподобное чудище начало выделывать руками какие-то жесты. Из всей своей семьи он был самым спокойным и потому сразу понял смысл этих телодвижений.

— Все в дом, — скомандовал он. — Прячемся в подвале. Быстро.

Дверь дома раскрыла синьора Мартенс, втолкнула внутрь подбежавшую Летти. Потом последовал глава семейства, по пути присовокупив к трофеям револьвер насильника. Последним в дверь проскочил Руби успевший снять подсумки с двух покойных гопников. Тоже молодец, позаботился о боеприпасах  к трофейным карабинам.

Дверь захлопнулась.

А на лужайке перед флигелем остались пять трупов, окровавленный садовый инструмент и бесформенная белая тряпка пару-другую минут назад бывшая панталонами Летти.

Так, здесь разобрались. Что там дальше?

Судя по карте, наёмники большей частью находились возле гаража. (Хорошо, что шофёра на сегодня отпустили). Однако не все. Две отметки направлялись к чёрному ходу. «Нехай сходють», — как говаривал легендарный сталкер Мыло. Ещё двое зачем-то толклись возле хозблока. Как раз между зданием и задней калиткой в ограде. А вот это уже интересно. Интересно, как они движутся. Перешли, остановились, потолкались на месте, снова перешли. Будто какую-то сеть плетут.

«Шлём, — воззвал в эфире Простер, — что там у тебя?»

Шлём, красивая, умная и очень опасная кошка с Менсалы, обитательница тамошних высокотравных степей именуемых Сочностью.

Ясно. Речь о псевдоменсалийцах.

— У него всё в порядке, — ответил он. — Почил с миром вместе с бригадой.

«Как!?» — гневно и  изумлённо вскричал наниматель.

— Четверых я застрелил. Пятый огрёб мотыгой по лапе с оружием и лопатой по черепу от семьи здешнего садовника. Но сначала умирающий коллега пальнул ему в брюхо из карабина.

«Как ты смог пятерых менсалийцев?!!» — уточнил вопрос наниматель.

— Легко, — ответил он. — Когда они начали дочку садовника трахать, тут бы и ты смог.

«Хня спорочья... — сдавленно прорычал Простер. — Говорил же вам, хозяин, не похожи они на менсалийцев».

«Ну, и?» — с ноткой вожделения ляпнул кто-то.

— Не успел, — ответил он.

Злобное порыкивание, скрежет зубовный и сочувствующие вздохи в эфире.

— И вообще, синьоры, — продолжил он, — не пора ли вам отсюда, пока все не полегли по-глупому?

«Не слушать его!!! — вскричал наниматель. — Сотню цехинов сверху тому, кто этого гада пристрелит!»

— С другой стороны, покойнику деньги уже ни к чему, — воодушевление вызванное золотым посулом следовало сбить напомнив о более чем реальной альтернативе.

Ему не ответили, начали переговариваться между собой. А он направился за хозблок. Тем более, что двое закончили толкотню и перешли к другой задней калитке.

А он наконец узнал голос нанимателя.

 

***

Ситуация, в которую попала очаровательная хозяйка дирижабля, иначе как паршивой и не назовёшь. Те, кто завидовал ей были безнадёжно глупы без малейшего шанса поумнеть когда-либо.

А дела обстояли так.

Её семья владела транспортной судоходной компанией. Два десятка цеппелей возили грузы и пассажиров по всему Герметикону. Компания работала успешно и, разумеется вызвала зависть конкурентов. Зависть и алчность. Её отец, впрочем, предвидел такой оборот и был не прочь укрупнить своё дело. Материально и/или финансово. И такой вариант довольно скоро нарисовался. Приятный уже не совсем, но ещё молодой человек, наследник нехилого капитала пожелал стать участником их семейного дела. По задумке владельца компании, её отца, капитал тот должен был влиться в дело посредством её брака с вышеозначенным ещё молодым человеком. Родители были им очарованы и без долгих раздумий объявили о помолвке. Её младший брат, прямой наследник предприятия, был куда более сдержан в восторгах, ибо получал не хилого конкурента. А вот ей жених не понравился категорически. Не сработало на ней его очарование. Что-то тёмное и пугающее выпирало из-под тонкой кожуры его безупречных манер и обходительности.

Предчувствия её не обманули.

Однажды её родители с братом отправились в одно из инопланетных отделений их компании. Отец не торопясь вводил своего наследника в курс дела. До места их цеппель не долетел. Не вышел из Пустоты. Такое очень редко, но случается.

И вот девушка даже не помышлявшая стать во главе семейного дела, в одночасье становится единственной законной владелицей семейной транспортной империи. На несчастную сироту обрушилось неимоверно тяжёлое, неподъёмное «счастье» подобное тому, что обрушилось некогда на Кристину Онассис.

Отрыдав по родным два часа, она взяла в руки сначала себя, а чуть погодя и всё семейное дело.

Буквально на другой день к ней подкатил женишок и начал настойчиво и бесцеремонно подталкивать свою наречённую к скорейшему заключению брака. И куда только делись его безупречные манеры? Теперь даже без всяких предчувствий стало очевидно, что этот негодяй по исполнении всех процедур по вступлению во владение компанией, устроит своей супруге «несчастный случай» и завладеет всем.

Мягко, но не менее настойчиво и бесцеремонно она дала женишку от ворот поворот.

Женишок в долгу не остался, и без промедления начал атаку на её компанию.

Первую юридическую и финансовую атаку она отбила: не нашлось в компании отца тех, кто захотел бы видеть её жениха новым хозяином, и потому тот так и не нашёл ренегата среди управляющих.

Жених попытался привлечь на свою сторону владельцев конкурирующих компаний, суля щедрый раздел. Но тоже не преуспел. Те либо не выказывали никакого интереса, либо с ходу открещивались от участия в этом деле. Им тоже не улыбалось усиление ТАКОГО негодяя. Однако, открестившись на словах, они стали поддерживать её и её компанию.

Женишок и в этот раз остался ни с чем.

Чуток поостыв от поражения, он снова начал подкатывать к своей наречённой на предмет брака. На сей раз он был вежлив, блестящ и обаятелен. Но верно говорят, что лицо потерять можно только один раз. И на этот раз фальшивая улыбка не помогла ему.

Однако настойчивости ему было не занимать, и действуя по принципу «капля камень точит», сумел своими «дружескими» визитами вытолкнуть её на самую грань отчаяния. Ещё немного и она бы сдалась. Замуж за него не пошла бы, но бросила бы всё и умчалась бы куда глаза глядят, только бы подальше.

И в этот без преувеличения критический момент истории случилось чудо: появился он. Появился во время перехода внутри газового отсека цеппеля, на котором она летала по делам. Появился словно пришелец из Пустоты вызвав немалый переполох. Она подоспела как раз вовремя, чтобы предотвратить едва не начавшуюся полномасштабную драку с возможной стрельбой. Увидев этого более чем странного безбилетника, она поняла, что судьба подарила ей реальный шанс. И она этот шанс не упустила.

Женишок сначала не понял, с чего это вдруг его уже почти дожатая жертва вдруг обрела твёрдое душевное спокойствие. И долго ещё оставляла в неведении, пока та, уже после бракосочетания, не познакомила его со своим мужем.

Она так и не поняла, каких героических усилий стоило тому остаться спокойным, сохранить на лице приветливую улыбку и ничем не выдать бушующее внутри неистовое бешенство.

Он пожал ему руку и как ни в чём ни бывало поздравил со столь удачной партией. Взгляд его при этом раздирал соперника на части  и испепелял заживо.

После чего потерпевший очередное фиаско охотник за чужой собственностью удалился. Удалился в полной уверенности, что его более удачливый соперник был спокоен потому, что никак не представлял себе степень нависшей над ним опасности.

О, нет, он представлял, да ещё как. Сколько подобных типов он встречал на своём пути по Чернобыльской Зоне. Встречал и уже давно и чётко знал, что нужно делать при таких встречах.

 

***

А вот и полянка между хозблоком и задней калиткой. Посмотрим, что эти двое здесь наворотили.

Та-ак, а это у нас что? Растяжка что ли? Она родимая. Намётанный глаз сталкера проследил по проволоке до самого фрагментированного бочкообразного корпуса насаженного на деревянный колышек. Ну, здравствуй местная сестричка такой родной и знакомой ПОМЗ[15]. О-о, да ты не одна. Целый десяток на газоне воткнули архаровцы. На случай, если кто из дома побежит.

А вот это, уже совсем не смешно. И даже на чёрный юмор нисколько не тянет. Война на истребление, вот что такое эта минная полянка.

Хотя сапёр у них... Вряд ли аховый. Просто ставил в расчете на бестолковых гражданских. А вот сталкер, если конечно не самый зеленый новичок, пробежится по этому заминированному газону даже без заметной потери скорости. Ведь что эти растяжки рядом с полем аномалий? Так, лёгкая прогулка.

Он покопался в «разгрузке», достал плоскую катушку с толстой зелёной леской и кусачки. «Эх, — подумал он, — давненько не брал я в руки шашек. Тротиловых».

Над полем боя несколько минут царила тревожная тишина которую нарушили посредством радиосвязи.

«Здесь Пришпа, — послышался вкрадчивый голос, — мы рядом с чёрным ходом».

«Не торопишься», — посетовал Простер.

«Тут что-то странное», — доложил Пришпа.

«Что там ещё?»

«Дверь приоткрыта и...»

Негромкий звук выстрела в эфире. Характерный для рычажного карабина.

«Хня!!» — вскричал кто-то и захрипел после такого же негромкого выстрела.

— Минус два, — прокомментировал он последние события.

«Вот ты значит где!» — зло прорычал наниматель.

— Нет, я в другом месте, — ответил он. — Чёрный ход стережёт дворецкий.

Да, он сейчас находился весьма далеко от чёрного хода. А именно — на крыше хозблока. Куда незадолго до этого разговора поднялся по вделанному прямо в кирпичную стену скоб-трапу. Он в своё время позаботился, чтобы на крышу хозблока можно было в случае чего попасть не только через чердак вышеозначенного строения. Зачем? Да хотя бы, чтоб наблюдать за действиями сапёра с помощью дополнительной камеры на портативной продвинутой селфи-кочерге.

Из переговоров между наёмниками он вычислил позывной сапёра — Стыр. И вправду весьма примечательное лицо. Чуть синеватое круглое с круглыми же рыбьими глазами: как есть Стыр, кардонийский водяной. Водяной в благлитовой кирасе эрсийского кирасира, превращенной в некое подобие разгрузочного жилета со всякой сапёрской принадлежностью.

«Мастерски стреляет, — сдавленно пробубнил Простер. — Как будто с Химмельсгартна приехал».

— Он там никогда не был. Зато побывал на Кардонии в Межозёрье. С тех пор регулярно посещает тир.

Кто-то ахнул на весь эфир.

Он увидел на экране как подручный сапёра, совсем молодой почти мальчишка, прямо так и подпрыгнул услышав это.

«Мельдь, ты чего разахался?» — отреагировал Простер.

«Второй батальон луегарских волонтёров, — отозвался подручный Стыра. — Из него уцелел только...»

— Ставро Блумквист, — продолжил он молодого наёмника.

Наёмники ахнули. Негромко и не вполне дружно, но ахнули.

«А группу Вирля тоже он убил?» — спросил Простер.

— Ты про троих на кухне?

«Да».

— Нет, они на повара наткнулись.

«Как же он их?..» — выдохнул кто-то.

— Судя по виду трупов, топориком для мяса, кухонным ножом и сковородой со шкварками. Хотя, подозреваю, сначала была сковорода.

Ответом ему было множественное «хня»: представить летящую в тебя струю кипящего жира не помешает даже полное отсутствие воображения.

«В Химмельсгартне рукопашке не учат», — высказался кто-то из наёмников.

— Зато у него было семнадцать лет подпольных боёв.

«Не может быть! — вскричал юный Мельдь. — Он же умер на арене двадцать лет назад!»

— На арене умер, — ответил он, — а на кухне воскрес.

«Да кто умер-то, Пустота тебя забери?!» — взревел наниматель. Нервишки у него не ахти. Неудивительно, когда твоя операция почти сразу пошла наперекосяк.

— Виржилл Атталь, — нарочито спокойно ответил он.

Вскрики удивления — да, да вскрики, не вздохи, — пронеслись в радиоэфире подобно шквалу. Вскрикнул даже сам наниматель. Чего уж говорить, известным гладиатором был синьор Атталь. Очень известным. И мгновенно списанным со счетов после того последнего боя на арене.

Но сейчас шёл совсем другой бой, и он подкинул наёмникам ещё одну информационную бомбочку:

— Кстати, я повара стволами снабдил.

«Какими?» — а Простер — профессионал, сразу к сути.

— Из которых в дверном проёме никак не промажешь.

«Дробовик», — сухо констатировал Простер и замолк.

А Стыр наконец закончил минировать подходы ко второй задней калитке. Пора делать следующий ход. Он потянул за леску.

Ба-Бах!

«Стыр, что там происходит?» — оживился радиоэфир знакомым голосом Простера.

«Кто-то напоролся у хозблока», — ответил Стыр.

«Проверь и добей».

«Само собой. Уже бегу. А ты не зевай, Мельдь. По сторонам давай гляди и готовься стрелять, если что».

«Ясно Стыр, — ответил Мельдь. — А разве он не мёртвый?»

«Молодняк… — снисходительно пробурчал Стыр, но разъяснил подручному. — Бывают везунчики. Мина рванёт рядом, а на нём ни царапинки, оглоушит только. Вот такие оглоушенные могут учудить всё что угодно. Так что… Хня!!!...»

БАХ, БАХ, БАХ, БАХ, БАХ, БАХ, БАХ!!!

Момента подрыва он не видел. Спрятал «кочергу» за краем крыши, едва сапер появился на полянке. Не хватало, чтобы единственную на весь Герметикон камеру разнесло шальным осколком.

«Стыр,  что там у тебя?!» — встревожился Простер.

Он заглянул камерой за край крыши.

А ничего там у него. Отбивная в дырявой кирасе теперь вместо него.  Но опознать лицо ещё можно: мины противопехотные. Не было у нападавших противотанковых. Незачем. Из всего имущества усадьбы на бронетехнику тянул разве что локомобиль, и то если сильно напрячь фантазию.

Мельдь уцелел только потому, что приотстал и на пару секунд задержался за углом хозблока. Как стихло выглянул весь съёжившийся, перепуганный и бледный. Увидел Стыра, позеленел и отпрянул за угол. В эфире разнеслись очень характерные звуки. Совсем ещё неопытный Мельдь. За что, наверняка, и кликуху такую получил.

А покойный Стыр был профессионалом: успел расслышать звон отлетающих предохранительных скоб и понять, что это значит. Респект и уважуха, как говаривал Рашпиль, самый «долгоиграющий» и авторитетный бандит чернобыльской Зоны.

Но война — есть война.

— Мины, значит, — сказал он спокойным и не сулящим ничего доброго для собеседников голосом. И тут же выдал в эфир большой боцманский загиб позаимствованный у сталкера Боцмана, действительно бывшего боцманом на краснознамённом Северном Флоте. На языке оригинала, разумеется.

Наёмеики не поняли ни слова, но явственно ощутили себя чадами беспутных женщин, удовлетворявших свои сексуальные потребности исключительно с крабами и осьминогами. А то, что эти явно хулительные тирады выходили в эфир без крика, бесстрастным, неестественно ровным, «механическим» голосом, тоже не прибавляло им душевного комфорта.

«Эй, что там со Стыром?!» — спросил Простер после окончания нецензурного «концерта».

— Строчка из ресторанного меню.

«Какая ещё к мулю строчка?!!!» — вне себя крикнул наниматель.

— Ассорти мясное «Ошибка сапёра».

«Ах ты!!!..» — остальные слова ринулись в горло нанимателя все разом, да так там и застряли.

— Слушай сюда Твирды, Гуды, Стерчи, Жлуны и прочие бандерлоги. Мне всё это уже осточертело. Хотите жить, прямо сейчас хватайте ноги в руки и драпайте отсюда.

«Какого муля вы его слушаете!!! — прорвало нанимателя. — Вперёд!! В атаку!! убейте всех, кто в этой усадьбе!!»

«Эй, эй, хозяин, не гони!» — осадил его Простер.

«Да как ты!!..»

«Заткнись!! — громоподобно рыкнул Простер. — Ты нам какую картинку рисовал, помнишь?! Прийти и курей передушить! И что!? Половины ребят, отличных бойцов, уже нет, а этот стрелок еще и не начинал толком! Всё, баста!! Уходим, ребята».

«А ну стоять!!! Стоять спорочьи выродки, не то я вас сам пристрелю!!!»

Лязг взводимых курков каких-то крупных короткостволов. Выстрел. Другой. Тишина.

«Эй, стрелок», — подал голос Простер через десять секунд.

— Ну, — ответил он.

«Мы тут потолковали с нанимателем и…»

— Разорвали контракт, — перебил  он. — Я слышал.

«И как теперь?»

— Десять минут. Забирайте пострадавших, обдирайте покойников и выметайтесь.

«А как же Стерч? — подал голос бывший подручный сапера. — Он до сих пор на чердаке».

«Вот и сходи за ним», — распорядился Простер.

— Как войдешь — лестница на второй этаж. Поднимешься — сразу налево дверь, вход на чердак. Не заперто, — пояснил он.

«Ну, давай Мельдь, быстрее шевелись, времени мало».

«Ага», — ответил Мельдь.

«Вали из этой дурной компании, Мельдь. А то сожрут тебя, вкусная ты кардонийская рыбка», — подумал он.

 

***

Он проследил как оставшиеся наёмники с трофеями покидают усадьбу. Среди трофеев был и раненый «Жлун». Его тащил на спине самый крепкий наёмник. Временно слепошарого снайпера тоже навьючили по полной и определили ему в поводыри не менее навьюченного бывшего подручного «Стыра».

Где-то за воротами затарахтел двигателем грузовик. Потарахтел и укатил.

Наёмники уехали на своём самом крупном трофее.

А наниматель остался.

Лежит свернувшись калачиком в лужице собственной крови, за живот руками держится. Дышит. «Ещё минут десять, — оценил он шансы того на выживание. — Паршивая рана».

Не тая шагов он приблизился к своему пока ещё живому врагу.

Так и есть. Он самый. Знакомый голос. Несостоявшийся женишок его супруги. Тот, кого он окрестил «дон Педро Зурита»[16], тем самым жестоко и незаслуженно обидев этого книжного негодяя. Ибо реальный негодяй сто крат хуже.

На что же он рассчитывал решив истребить всех в этом поместье? Да на то, что у него больше всех прав на выморочную собственность Эвадны. Официально их помолвка так и не была расторгнута.

Наречённый «дон Педро», услышал, приподнял голову.

— А, стрелок, — тихо произнёс он.

— Ага, — так же тихо подтвердил он.

Голос его был глухим и тихим из-за приспущенной маски, но «дон Педро» всё прекрасно расслышал.

— Да кто ты такой, Пустота тебя забери.

— Не переварила меня Пустота. Выплюнула, — ответил он, поднял забрало, а маску отстегнул и откинул с лица.

— Ты?!! — вскричал «дон Педро».

Вскричал, вскинулся и вновь свернулся калачиком сквозь зубы стеная от боли.

Перетерпел, и стал молча испепелять его взглядом.

Он в ответ развёл руками и сказал:

— А больше не кому. И ещё, — добавил он чуть погодя. — Эвадна тебе привет передаёт. Да, её подстрелили твои архаровцы, вот только стрелки они так себе — жить будет.

— ХНЯ-АВЫ-ЫЙ МУ-УЛЬ!! — раненым медведем взревел «дон Педро». Наконец-то понял, что проиграл окончательно.

Словно выжимая непосильный груз «дон Педро» поднялся на ноги. Словно двухпудовую гирю наставил на него револьвер. Действительно крупного калибра.

И всё.

Искаженное последней яростью лицо обмякло, глаза погасли, рука судорожно сжалась, револьвер пальнул. На метр в сторону. «Дон Педро» завалился вперёд и рухнул наземь. Приступ ярости его доконал.

Теперь действительно всё.

«Дон Педро» снарядил наёмников основательно, не поскупился на первоклассное снаряжение и оружие, одни рации в рюкзачках чего стоят. Одного только не учёл снаряжая поход этих матёрых хорьков в этот курятник — его. Его. Сталкера по прозвищу Массаракш, урожденного Леонидом Топорковым. Писателя в прежней жизни издававшего свои опусы под псевдонимом Авенир Топорков. Из псевдонима которого появилось его нынешнее имя: Абнер Байль.[17]

И он тоже не сидел всё это время сложа руки. У типов подобных «дону Педро» начисто отсутствует обратный ход для дурных идей. Просто не предусмотрен проектом. А потому «дон Педро» обязательно нанесёт удар. И по собственному опыту общения с подобными типами, он приблизительно знал когда и как это будет. А потому готовил несостоявшемуся жениху Эвадны тёплую встречу. Устраивал в доме тайники с оружием. Тренировался в стрельбе в тирах Стрелкового Клуба. Не меньше трёх раз в неделю носил начиннённые железом костюмы, чтобы не отвыкнуть от тяжести сталкерской брони. Уломал Эвадну нанять новых повара и дворецкого, которых выбрал он. И ещё много чего пришлось сделать.

И вот — победа.

Но сталкер Массаракш свою роль отыграл, пора было снова становиться синьором Байлем. Сочинителем авантюрных романов, принцем-консортом небольшой судоходной империи, счастливым мужем, счастливым отцом и тем, кому вскоре придётся объяснять  полиции, что здесь произошло. Хозяйка дома в ближайшее время будет на это не способна.

Он подошёл к чёрному ходу. Нужды таиться уже не было. Торопиться — тоже. Из приоткрытого дверного проёма высунулся ствол карабина. Высунулся и убрался через секунду.

— Синьор Байль… — облегчённо выдохнул дворецкий.

— Папа! — радостно зазвенел детский голосок.

«Стелла, звёздочка ты моя, — с нежностью подумал он. — Плохая девочка».

Не спуская настороженного ствола АК-103 с убитых наёмников спиной вперёд подошёл  к дверному проёму и, быстро оглядев окрестности через прицел, вошёл внутрь. Что поделать, сталкерская привычка. Сколько раз выручала. В Зоне бывало так, что убитый тобой враг, если его труп не уничтожила аномалия или не сожрали звери, вполне мог прийти через некоторое время и потребовать сатисфакции.

— Папа!

Маленькие ручки попытались обнять его бронированную талию. Маленькое личико уткнулось ему в бок. Уткнулось, надо сказать, уже после того, как была закрыта дверь, и Блумквист запер все засовы. Он приобнял левой рукой маленькие плечики, ласково прижал к себе, затем отпустил и легонько отвесил маленькой головке подзатыльник.

— Я велел тебе быть с мамой, — сказал он по-русски. Сказал негромко, даже тихо, только вот сказал сухим, шершавым и каким-то неживым голосом. Тем самым голосом, от которого резко сходила на нет бравада у криминальных элементов Чернобыльской Зоны.

Стелла прекрасно его поняла. Она изучала «язык сталкеров» с энтузиазмом.

Стелла испуганно отшатнулась: никогда ещё папа не был таким страшным. И он не стал пугать дочку ещё больше. Сделал голос прежним, к какому все привыкли.

— Маме плохо, — сказал он. — Помоги ей.

— Хрошо, папа, — ответила она на «папином языке» уже без испуга и убежала вглубь дома.

— А вы страшный человек, синьор, — сказал Блумквист, когда утих её лёгкий топоток.

Дворецкий не только голос слышал, но и видел его лицо в этот момент.

— В страшных местах жить доводилось, — ответил он. — Посторожи тут, пока полиция не приедет. А я к хозяйке.

— Да, синьор.

Идти было недалеко. По коридору два поворота, и вот она дверь в квартирку Блумквиста. Эвадна сначала не поняла, зачем он затеял эту перепланировку крыла прислуги. Было так ладно: от самой чёрной двери прямой чёрный коридор, комнатки прислуги удобно расположены. А тут — разгром, превращение двух торцевых комнат а настоящую квартирку, которую такой ладный прямой коридор теперь вынужден огибать с двумя коленцами. А уж во сколько всё это обойдётся!..

И вот теперь она лежит на кровати в этой самой квартирке за вроде бы тонкими стенками, которые на самом деле невозможно пробить из какого бы то ни было стрелкового оружия. Даже из крупнокалиберного пулемёта. А разносить в щебёнку свою собственность с помощью артиллерии такой «жадный муль» как «дон Педро» ни за что бы не решился. Не форт Байард, конечно, но штурм здания усложнялся изрядно.

В спальне дворецкого ничего не изменилось за это время. Эвадна лежала на залитой кровью постели Блумквиста, а Родерик весь в слезах стоял чуть согнувшись и прижимал к её ране «мировой свет». Артефакт мягко светился.

— Да прекрати ты реветь, — наседала на него Стелла. — Злые дяди ушли.

— Прикуси язык, — одернул он её. — Ему и так страшно было, да ты ещё ушла. И он остался один с умирающей мамой.

— Папа, — через слёзы улыбнулся Роди.

— Это я, малыш. Ну всё, отпускай шарик, я подержу.

Роди убрал руки, распрямился, шагнул назад и осел на пол.

— А ты, — обратился он к Стелле, — беги в ванную прислуги, неси аптечку. Маму перевяжем.

Та кивнула и убежала.

А сидящего на полу Родерика пробило на плач. На громкий, заливистый плач.

— Папа, — сказал он  между всхлипами, — мне… было… так… страшно.

— Всем бывает страшно, сынок, — ласково ответил он. — Но ты его выдержал. Очень хорошо выдержал.

Вбежала Стелла с деревянным ящичком в руках. Увидев рыдающего брата попыталась презрительно ухмыльнуться и наткнулась на взгляд папы, всего на секунду ставшим страшнее, чем его же «страшный» голос в коридоре.

— От такого страха, — продолжил он, — люди бросают всё, прыгают из окон, не глядя на каком они этаже и потом ещё бегут на сломанных ногах вышибая двери и снося кирпичные заборы. От такого страха не то что разрыдаться, в штаны навалить не стыдно. А ты даже не описался.

И уже обращаясь к дочери и гораздо мягче:

— Открывай аптечку, я приподниму маму и ты её перевяжешь. Хорошо?

— Да, папа.

Он подпихнул правую руку под плечи жены и придал её туловищу положение сидя. Левой продолжал придерживать «мировой свет». Стелла не заставила себя ждать. Игры по оказанию первой помощи «раненому сталкеру» не прошли даром. Несмотря на неудобное положение, мешающие руки отца и топорщившееся твердыми углами карманы «разгрузки», она сноровисто делала перевязку.

— Всё, папа, — наконец сказала она.

Он проверил повязку. Грамотно сделано. Хорошая медсестра подрастает.

— А что это за шарик светится? — спросила потенциальная медсестра.

— Артефакт «мировой свет». Он и не дал маме умереть, — ответил он и бережно уложил жену на кровать.

Стелла ахнула.

— Папа, ты в самом деле сталкер? — спросила она.

— Ага.

— И твой костюм — настоящий?

— А в поддельном по Зоне и километра не пройдёшь, — ответил он глядя в совершенно круглые глаза дочери.

Помолчал и добавил:

— Перепачкалась-то как. Да и брат твой тоже. Вот что, идите к себе в ванную, вымойтесь и переоденьтесь.

— Ага, — всё ещё не отойдя от удивления кивнула Стелла.

Она взяла брата за руку, потянула на себя, побуждая подняться на ноги.

— Роди, хватит сидеть и хныкать. Пойдем.

— Ага, — ответил Родерик поднялся с пола и ушёл вслед за сестрой.

«Блумквисту теперь потребуется новая кровать, — подумал он глядя на залитую кровью постель. — По крайней мере новый матрас».

Но крови натекло не так много как могло бы. «Мировой свет» довольно быстро запирает кровь даже при самых обширных ранах.

— Абнер, — Эвадна пришла в себя.

— Да дорогая.

— Что случилось?

— Тебя подстрелили.

— Где я?

— В спальне Блумквиста.

Эвадна помолчала немного.

— Они ушли?

— Да.

— Дети…

— У себя в ванной. Моются. Извазюкались ухаживая за тобой, пока мы воевали.

— Мы?

— Атталь держал кухню, Блумквист — чёрный ход. А я с остальными толковал во дворе.

— Больше никто не пострадал?

— Летти попытались изнасиловать.

— Но ты успел вовремя.

— Есть такая дурная привычка.

Эвадна слабо улыбнулась и оглядела себя.

— А что это такое светится? — она потрогала повязку под которой топорщился артефакт.

— Артефакт «мировой свет».

— Абнер, не шути.

— Никаких шуток. Не будь этой штучки, ты бы умерла.

Глаза Эвадны сделались такими же круглыми, как недавно у дочери.

— Абнер, ты!?..

— Так и есть.

Долго удивляться сил ещё не было и Эвадна отвернула лицо от него.

— Так вот почему все сходят с ума по твоим выдумкам.

— Именно потому, что я ничего не выдумывал. Это моя прошлая жизнь.

— И ты очень ловко ею торгуешь.

— Чем богаты…

— И много наторговал?

— Даже если твоя судоходная империя погорит, мы не пропадём.

— Мы? — не поняла Эвадна. — Я ведь не нужна… Стану…

«Н-н-да-а, — подумал он. — Издержки здешнего менталитета. Сильные настолько, что влияют на выводы сделанные таким  точным детектором всего и вся как женская интуиция».  Эвадна с одного взгляда поняла, что он из себя представляет. Обвешанный оружием как ёлка,  но при этом совершенно не агрессивный. Категорически не пожелавший с этим оружием расставаться, но и не собиравшийся им бряцать, и тем более палить во всё подряд. Вывалившийся из Пустоты во время перехода, не понимающий, что происходит и где находится, но не потерявший головы от страха. Стрелок и боец с внешностью не позволявшей даже заподозрить в нём таковые качества, пока не увидишь в деле — ну, совершенно не мужественное лицо. В результате она получила малоприметного мужа-тихоню, которому были по боку дела её компании, и амбиции которого были направлены исключительно в сторону литературы. И у него неплохо получилось. Большая серия его романов про Зону даже спустя столько лет находила своих ярых поклонников и до сих пор устойчиво держала весьма высокий уровень продаж. Последнее обстоятельство сделало его финансово самостоятельным, а в конечном счёте и весьма состоятельным.

Их изначально фиктивный брак спустя недолгое время сделался очень даже настоящим, когда Эвадна решила не пренебрегать больше супружескими отношениями. О чём не пожалела ни разу. И, как в любой нормальной семье, у них появились дети.

И вот теперь, полная предрассудков своего мира, она предположила, что его отношение к ней завязано на благополучии её компании. Да плевать ему было с трубы Чернобыльской АЭС и на целый флот дирижаблей, и на горы золота на её банковских счетах. Не нужно ему было всё это. А нужны были она и дети, единственные, кто был у него в этом мире, единственные, ради которых он  хотел жить, и жил с радостью.

Он не стал объяснять Эвадне всего этого. Он наклонился, приобнял её за плечи, нежно прижался щекой к её щеке и тихо, чуть сердито сказал:

— Дорогая, хватит чушь молоть, уши вянут.

Похожие статьи:

Рассказы → Черная вода

Рассказы → Словосталкер

Рассказы → И "мировой свет" в придачу... Титул.

Рассказы → И "мировой свет" в придачу... 1 глава.

Рассказы → Легенда о пленнике