Снова дрожь. Это уже четвёртый раз – верный признак того, что дом просыпается. Посмотреть на хронометр – так…интервал между волнами двенадцать минут, если всё правильно рассчитал, пробуждение начнётся ровно через два «приступа».
Отсюда, с бетонного бортика старой девятиэтажки, виден почти весь район, хотя теперь-то и видеть нечего – сплошные руины, на месте многих домов даже фундамента не осталось, только горы щебёнки с короной перекрученной арматуры. Тоска. Хотя, почти всегда пробуждение – это феерично, это захватывающе, незабываемо и наверняка печально – из тысячи домов, выживает только один. Мы проверяли, когда ещё было интересно. Сейчас уже нет.
Сейчас многое неинтересно. Боже! Как быстро можно привыкнуть к…да ко всему. Все-таки, самое здоровое чувство юмора у жизни и у времени, человек уступает им по всем параметрам, хотя, если вдуматься и в нас есть что-то похожее, но вот цинизма поменьше. В разы, да чего уж там, в сотни раз. У жизни шутки злее и…короче что ли…( что-то я запинаться стал, адреналин, спокойнее) Теперь почти ничего не удивляет, пугает, это да, настораживает, но чтобы удивляло… даже представить сложно. Хотя есть вещи, к которым привыкнуть невозможно, но сейчас не об этом.
Не об этом мы думали ещё полгода назад, не о дрожи, и не о крови, и не о том кто мы друг другу волки или братья? Мысли были самыми обычными, приземлёнными даже, о куске хлеба насущного были мысли, а теперь вот мудрость житейская так и прёт через все щели. Царь Соломон, Чапаев и пустота были правы – всё пройдёт, главное чтобы не мимо…и лучше через нас, чем по нам. Смешно.
Смешно не то, что с нами произошло. Ведь если вдуматься, проникнуться всем этим сложившимся – плакать захочется. Смешна наша мудрость, заработанная за триста шестьдесят три дня. Я считал, меня всегда интересовало, как скоро мы дойдём до тупика. Дошли. Теперь можно оглядываться назад потому, что вперёд смотреть неинтересно. Могло ли быть по-другому?
По-другому… А это как?
Снова волна дрожи. Надо же как сильно. Сильный дом, может быть даже выживет. И это тоже будет красиво. Посмотреть на хронометр – двенадцать, норма. Настя всегда говорила, что дома пробуждаются по чётко заданной схеме, без вариантов. Я ей верил, наверное, потому, что любил, и уважал, хотя как можно и любить и уважать одновременно не понимаю, это из разряда горячечных фантазий. А у меня так было… Наверное, потому, что уважать начал раньше чем любить, а может и не было любви только страсть, уж больно судорожно всё между нами вспыхнуло. Но ходить она меня научила, хотя сама ходила всего месяца три. Но это немного по старым меркам, у нового мира и законы новые, и время течёт по-другому. Так вот она говорила, что дома всегда чётко подчинены процессу пробуждения и иначе не бывает.
- Запомни, - говорила она, - двенадцать минут, шесть волн – это аксиома нашего мира, всё что по-другому – враньё.
Погибла она быстро, когда штурмовала Жёлтый. Из нас никто не решился, а она пошла. Я потом много раз думал почему, даже прикидывал не из-за меня ли…По всему получалось, что из-за меня, а может и нет. С ней всегда было так - не поймешь, как ни старайся. Любить можно, а понимать не получалось.
Жёлтый развалился на восьмой минуте предпоследней волны…
Сначала разрушились аксиомы старого мира, потом нового. Так всегда бывает. Что касается меня, то я давно определил лишь одно нерушимое правило: «Нерушимых правил нет». Вот и всё. Вот и так просто. И как хочешь с этим, так и живи.
…И давай жить другим. Вот это сложно, вот это уже головоломка.
Вы когда-нибудь видели, как просыпается галстук? Обычный, матерчатый, красный или серый, или в полоску. Да причём здесь цвет? Окраска не важна. Важно то, что неизвестно чего от него можно ожидать. Еще тогда, почти год назад, когда мы были глупыми и уверенными, мне приходилось видеть… Ничего особенного, наверняка тут ничего не скажешь, может просто развяжется узел, и кусочек тряпочки враз обретя нереальную пластичность, соскользнёт по плечу и исчезнет извиваясь. А может, и так бывало довольно часто – отвердевшая до стальной твёрдости ткань сжимается всего на сантиметр, а затем вы наблюдаете как бурый стремительно теряющий сходство с мужским аксессуаром червяк, жадно впитывает кровь, разбухая как пиявка.
Сначала жутко, потом норма, и от этого ещё страшнее…
Мы много видели, нас было много – целое человечество, мы много смотрели, много удивлялись и так мало делали. Мы мало понимали. Непонимание – это чёрная дыра разума. Большинство из нас даже не опомнилось, когда их засасывало в эту самую дыру. В моём человечестве осталось шестеро – Славка Банкин, Юра Кулешов, Анюта Ким, Вентилятор с Алёнкой – два сапога пара, неразлучные как горшок с землёй, и ещё Лидка Пиманова…
Пиманова…
Я говорил, что самое поганое в мире – это не твёрдое небо и не земля, превратившаяся в сплошную голодную пасть? Самое поганое в этом мире – когда ты видишь любовь в глазах нелюбимой женщины. Говорил наверное…
Наверное, вёл себя неправильно, хотя как поймёшь в нынешние дни, что правильно, а что нет. После смерти Насти, я вообще мало с кем общался, ходил больше. Хотел совсем всё оставить. Не оставил. До сих пор думаю, что зря…
Зря-зря… Всё впустую. И Лидку спас я тоже впустую. Она глупая. Наверное, когда-то была ещё и самоуверенной. Теперь просто запуганная. Красивая и запуганная. А я герой, шёл с ней и шкурой чувствовал, что делаю ошибку. И не остановился…
Тот дом, из которого я её вытащил вообще был странным, есть такая порода – медленные, они не пробуждаются, а истаивают как холодец на солнце, оставляя после себя вонючие хищные лужи. Путешественнику такие дома обходить надо десятой дорогой, шагнуть с них конечно можно, но затраты такие, что потом пластом проваляешься не меньше недели.
Неделя…да в наших местах, дай Бог день, где пересидеть, а уж неделю…А-а-а, всё равно не поймёте.
Поймёте – не поймёте, но Лидка в таком доме прожила дней шесть, и когда я её нашёл не было на ней ни язв ни печатей! Зато слёз оказалось на троих. И это несмотря на то, что последние сутки она провела без воды (лужа на крыше впиталась в битум – верный признак, ненормальности).
Ненормальность… Очень мягко, обтекаемо даже. Что там творилось, лучше не вспоминать… В общем, шагнуть я с ней смог, и выйти к Приюту где в то время обретались только Анюта с Вентилем. Вентилятор тогда страдал – труба едва не вырвала ему кость из руки, потом всё конечно заросло, но первые две недели его правая напоминала ежа, от игл которыми Ким снимала боль. Получалось плохо. Мануалку Анька в принципе знала, но вот в реальности, частенько промахивалась. Вентиль шипел, стонал, но в ответ на все вопросы только матерился и приказывал продолжать процедуры.
Лидке они не удивились. Тогда мы уже умели не удивляться.
Удивительно другое – я стал героем.
В глазах одного человека, понятное дело, но всё равно – хуже не придумаешь.
Здесь стоит пояснить: героем может считать тебя только один человек – ты сам, остальным лучше не видеть в тебе спасителя и супермена. Так спокойнее, так от тебя никто, ничего не ждёт. Жизнь идёт тихо –мирно, относительно конечно. А вот когда начинают от тебя чего-то ждать – вот тут , извините, амба. Начинается суета и неразбериха, а при нашей-то жизни это синонимы слова «каюк».
…Каюк… очень даже может быть, но наступает он не сразу, нужно для начала сделать хоть пару ошибок.
Ошибаться я начал…и…наверное так и не могу остановиться до сих пор…
Первая ошибка – я подпустил Лидку. Ошибкой было позволить ей приблизиться, ещё большей ошибкой было прогнать её…
Иногда, нужно просто отпустить ситуацию, только нужно быть готовым к тому, что последствия придётся грести лопатой.
Какая в наше время любовь?
Наверное, мы жили в разных мирах и разных временах… Вот она меня любила, а я её… У меня в душе сплошная сухая заморозка.
Ходить я не перестал. Она провожала, ждала. А мне казалось, что я её разочаровывал, возвращаясь живым…
Глупо? Ещё бы…
Любовь в её глазах…
Вы когда-нибудь видели как дерево нападает на человека? В наше время такого уже не увидишь…Вот раньше ещё встречались ребята считавшие дерево источником дров. А всё просто, до смеха – не трогай, и оно мимо пройдёт. Но это мало кто понимал, всё больше топорами махали. Я вот, как сейчас помню картинку – на ветках старой яблони растянут окровавленный мужик, у корней дерева лежит заглохшая уже бензопила, а по телу человека с наждачным скрипом совершенно самостоятельно ползают листья, за каждым остаётся алая полоска счёсанной кожи…
Какая тут любовь? Вот загадка.
Слышу её шёпот:
- Не уходи…Останься, Злой…
Я оборачиваюсь. Серый предрассветный полумрак очерчивает её фигуру, гладкую, подтянутую, за год не растерявшую гибкости и лоска. Лицо видится размытым, но я точно знаю, что сейчас она дёргает слегка уголком чётко очерченных полноватых губ, и морщит нос и в глазах слёзы… Опять эти глаза…серые, понимающие…
У Насти были карие…
Гадко на душе.
Душа…Души наши искорёжены, шрамированы настолько, что сейчас и не разглядеть, что было дальше – сплошной загрубевший панцирь. Так проще, так легче выживать, прёшь себе напролом, и не задумываешься о последствиях. Вот мой панцирь лопнул, поплыл. Слишком много тепла в жизни стало. От тепла даже сухая заморозка тает.
Так нельзя…
Нельзя оттаивать, нельзя останавливаться. Тот кто ходит останавливаться не имеет права.
…И я пошёл дальше.
«Не уходи, Злой». – сказала она. А я промолчал, потом встал и ушел…
Никого не спасать, никого не любить, никогда не останавливаться.
Только, почему-то, кажется, что постоянно убегаю от кого-то?
…Убегаю от себя…
Толчок…последняя волна. Пора…
Так, одеть шлем, застегнуть полумаску. Если шагнуть с незащищённым лицом, выгорят и кожа и сетчатка. Ремни тоже вроде в порядке. Костюм прилегает к телу без единой складки (говорят, раньше костюмы в обтяжку носили только подводные пловцы, а теперь, вот, и на воздухе ходим) – если одежда плотно прилегает к телу, практически исключён риск пробуждения.
Снова судорога, и почти сразу же, ощущение, что земля уходит из под ног – обычное явление в такой ситуации. Иллюзия.
По лопнувшему битуму разбегаются трещины, и в глубине их почти сразу же зажигается рыжий огонь.
Огонь. Значит, у меня всего пять секунд.
Шаг, толчок и через мгновение – рёв. Дикий, низкий.
Это ни на что не похоже, ни на один голос из прошлого.
Воздух бьёт по ушам, тело напрягается, холод. Теперь главное – перевернуться на спину, тогда можно увидеть, как разом вспыхивают золотым светом все окна.
Это занимает секунду. В эту секунду становится ясно – либо пробуждение и новая жизнь для дома, либо кончина и тогда буду жить я...
На мгновение мне показалось, что сейчас воздух дрогнет, и мозаичный фасад обернётся тёмной шкурой.
Нет…
По стене наискось прошла трещина – широкая, рваная пасть чудовища. Она открывалась всё шире и шире пока не развалила серый прямоугольник здания. Из наполненного ало-жёлтым светом провала хлынул жар. Золотой свет скрутился вначале в тугой жгут и распустился невиданным цветком.
Жар окутал меня душным плотным одеялом, завертел, почти смял. Спасло только то, что успел сгруппироваться. Распустил перепонки, закачался на горячей волне, чувствуя, как прожигает костюм насквозь.
Блин. Похоже, не рассчитал. Никогда не видел такого мощного выброса энергии. Теперь главное свалить вовремя, ещё минут пять, и перепонки начнут перегорать.
Изогнулся, ушёл вправо, проваливаясь правее и ниже.
Стало немного легче.
Легко и нежарко. Сзади с глухим стоном обваливается оживший на несколько мгновений дом. Чтобы было страшно умирать, достаточно пожить лишь мгновение...
Посмотреть на шкалу сбора.
Под завязку, хватит, чтобы добраться до следующей высотки, а там и до пограничной черты недалеко.
Я не бегу…не бегу… не бегу.
Я лечу… Я иду по воздушной дороге…
2 – 4 августа 2011
Похожие статьи:
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Доктор Пауз
