1W

Я бы хотел посвятить эти строки Вам

на личной

15 октября 2017 - Дмитрий Лагутин
article11942.jpg
Лил дождь.
 
По опустевшему тротуару, загребая сапогами листву и кутаясь в плащ, спешила длинная тонкая фигура поэта. Мокрые волосы падали на глаза, липли к щекам, поэт, встряхивал головой, поднимая фонтан брызг, но не отнимал рук от груди, к которой прижимал растрепанную кипу бумаг. Поэт то и дело озирался и обшаривал встревоженным взглядом серую, тоскливую улицу. Поравнявшись с дверью одного из множества кабаков, он неожиданно рванул в сторону и скрылся за тяжелой дубовой дверью, выпустив в холодный осенний воздух горячее облако, пропитанное табачным дымом и запахами кухни.
 
Едва дверь захлопнулась, на поэта обрушилась волна звуков, запахов и света - кабак гудел, сотрясался и напоминал растревоженный улей. Тут и там сталкивались со звоном бокалы, затягивались и обрывались песни, шумели споры, гремел раскатисто хохот. Воздух наполовину состоял из едкого белого дыма, кислило пивом, парило луком и жареным мясом.
 
Поэт, прижимая к груди бумагу, протиснулся мимо барной стойки, пересек зал и опустился за маленький столик в углу. Тут же перед ним возник силуэт официантки.
 
- Добрый день. Готовы сделать заказ?
 
- Да-да, девушка... Мне, пожалуйста... Сто пятьдесят коньяку и лимон дольками...
 
- Да, конечно, - силуэт растворился в дыму.
 
Оставшись в одиночестве, поэт выдохнул, выпрямил спину, пригладил мокрые волосы. Потом отнял-таки руки от груди и бережно, медленно положил исписанные размашистым почерком листы - мокрые и мятые - на стол. Осторожно прижал, насколько это возможно - разгладил.
 
Осень плывет надо мной...
В сердце, бросая блики,
Кружатся холод и зной...
 
Поэт потер переносицу, зажмурился. Выудил из кармана пальто тонкую блестящую ручку и принялся нервно кусать ее. Потом похлопал себя по бокам, отыскал сигареты, зажигалку. Закурил.
 
Холод великий...
 
Поэт выпустил вверх по диагонали струю дыма.
 
И зной - великий...
 
- Нет, не то, - прошептал он и аккуратно зачеркнул написанное
 
Из дыма материализовался силуэт официантки с подносом, на стол со стуком опустился пузатый графинчик с бурой жидкостью, бокал, блюдце с тонкими, просвечивающимися лимонными дольками.
 
- Спасибо...
 
Официантка улыбнулась и исчезла.
 
Прошлое видит улики...
 
- Хорошо-о... - протянул поэт и наполнил бокал.
 
За окном серебрилась стена ливня. Поэт кивнул ливню и выпил. Закрыл глаза, шумно выдохнул носом и отправил в рот наощупь найденную дольку лимона.
 
Я - не такой, как прежде...
Увы или нет - не знаю...
 
Ручка, сверкая, гарцевала по мокрым листам. Компания за соседним столом затянула нестройно:
 
- Я не хочу всегда играть... Всего забыть...
 
Я многое забыл,
но далеко не все...
 
Поэт поднес бокал к губам.
 
Ты спросишь: я любил?..
 
Выпил.
 
Быть может, и любил...
 
В бронзе коньяка отражался, изгибаясь, зал. Плыли огни, кружились лица.
 
А может, не любил...
 
Официантка промелькнула сбоку и водрузила на стол еще один графин.
 
И ветер принесет
Обрывки старых фраз...
...
 
Ручка покачалась над листом и уколола его еще несколько раз:
 
...
 
Поэт отхлебнул, откинулся на спинку стула, благодушно опустил веки. А ручка все постукивала:
 
...
..
 
- Это еще что такое?! - воскликнули удивленно где-то у входа.
 
Кто-то ахнул, кто-то взвизгнул, кто-то фыркнул. Раздался странный звук, похожий на шелест, и не успел поэт и глазом моргнуть, как на его стол вскочила, кудахча и разбрасывая кругом перья, опрокинув бокал и взметнув тучу пепла из пепельницы, толстая рыжая курица. Курица взмахнула крыльями и принялась бить клювом по листам, ни на секунду не останавливая кудахтанье.
 
Поэт в ужасе схватился за голову:
 
- Нет!!! Нет!..
 
И он принялся с остервенением выдергивать стихи прямо из-под куриных лап.
 
- Проклятая курица!.. - кричал он в ярости и отчаянии.
 
- Уберите сейчас же птицу! - зазвенел ледяной голос официантки сквозь панику и суматоху.
 
- Я не могу!.. - воскликнул с болью поэт, - она преследует меня! Она... Она склевывает мои многоточия!
 
Началась кутерьма, из-за соседних столиков повскакивали, из-за дальних показались глазки камер - самые сообразительные снимали происходящее.
 
Поэт, наконец, стащил со стола последний лист, затолкал его за пазуху и замахнулся на курицу пепельницей.
 
- Только без кровопролития! - воскликнула официантка.
 
Он со стоном опустил руку, пепельница выскользнула из ослабевших пальцев и покатилась по полу в угол. Поэт закрыл лицо рукавом и широкими шагами двинулся в сторону выхода. Проходя мимо барной стойки он незаметным движением оставил на ней несколько смятых купюр.
***
 
Фонари наполняли сквер фантастическим золотым светом - мокрые после дождя деревья сияли так, будто были отлиты из золота. Изрытые лужами дорожки разбегались вдоль лавочек, петляя и прячась друг от друга. На одной из лавочек темнела ссутулившаяся фигура. Это был поэт. Он вертел бледными замерзшими пальцами свою тонкую ручку и что-то беззвучно шептал.
 
По дорожке, опасливо косясь на поэта, протрусил старый лохматый пес, где-то заиграла и тут же смолкла музыка. С листвы срывались неугомонные капли и с тихим стуком падали на асфальт.
 
Поэт зачем-то раскрутил ручку, достал стержень, прикусил его зубами. Вдалеке раздался стремительно приближающийся звук стучащих по дорожке каблуков. Поэт поднял голову и увидел, как из-за поворота выплыл знакомый силуэт официантки. Она была закутана в пальто, каштановые локоны выбивались из-под сдвинутой чуть набок беретки. Официантка удивленно вскинула брови, узнав недавнего посетителя.
 
- Ой, это вы! - как-то неловко сказала она.
 
- Я, - ответил поэт и принялся сосредоточенно собирать ручку.
 
Официантка прошла мимо, но потом остановилась, замерла. Наконец, она обернулась и обратилась к поэту:
 
- Вы меня не проводите? Та часть парка не освещена, и мне страшно.
 
Поэт непонимающе тряхнул волосами, потом нерешительно встал.
 
- Да, конечно...
 
- Буду Вам признательна, - улыбнулась официантка.
 
Поэт быстрыми шагами поравнялся с ней, и они пошли по тоннелю из золотых деревьев. Поэт шел, засунув руки в карманы пальто и молчал.
 
- И часто с Вами такое?
 
Он встрепенулся.
 
- Что именно?
 
- Ну... как сегодня. В ресторане.
 
Лицо поэта скривилось.
 
- А, это, - он махнул рукой.
 
Повисла тишина.
 
- Не знаю, две, может быть, три недели.
 
- Это странно, Вам не кажется?
 
Поэт всплеснул руками:
 
- Вы спрашиваете, не кажется ли мне это странным? Разумеется, кажется! Но что я могу поделать, коли эта... - он выдохнул, - эта треклятая птица таскается за мной по пятам, возникая из ниоткуда в самый неожиданный момент!
 
Девушка не смогла сдержать смешок, поэт нахмурился.
 
- Конечно, Вам смешно...
 
- Простите, - улыбнулась она и склонила голову, - я не хотела Вас обидеть. Просто это... и вправду странно. Что ей от Вас надо?
 
Поэт взъерошил ладонью волосы.
 
- Я же сказал, там. Она, - он сконфуженно кашлянул, - склевывает многоточия в моих... стихах.
 
Девушка вдруг остановилась и полезла в сумочку.
 
- Я совсем забыла... Вы обронили там, в зале.
 
Она подала ему мятый исписанный лист.
 
- Я имела наглость прочесть... - тихо сказала она. - Мне очень понравилось.
 
Поэт смущенно улыбнулся, взял лист и пробежал глазами. В нескольких местах в бумаге зияли небольшие отверстия, сквозь них было видно асфальт. Оглянувшись по сторонам, поэт спрятал стихи за пазуху.
 
- Вы давно пишете? - спросила официантка, когда они продолжили путь.
 
- Сколько себя помню.
 
- Это, наверное, так здорово - писать... Я всегда мечтала...
 
- Это совсем нетрудно...
 
Они вошли в неосвещенную часть парка. Дорожка тонула во мраке, шумели заунывно деревья, сквозь черные разводы крон покачивалось затянутое тучами небо. Кое-где проглядывали звезды. Фонари здесь все-таки были, но встречались редко и через один не горели.
 
- Две, - начал поэт, - да, кажется, две недели назад я засиделся допоздна. Писал поэму из жизни бас-гитаристов. Работал я над ней около месяца - и в эту ночь как раз был близок к завершению. Оттого чувствовал себя, в некотором смысле, на пределе. Ну, понимаете, восторг творчества, то да се... Около трех часов я повалился на кровать, как был, в одежде и уснул.
 
Где-то заухала сова, девушка вздрогнула. А поэт продолжал:
 
- Однако. Примерно через час я проснулся от какого-то шума. В комнате было темно, но напротив моего окна круглые сутки горит вывеска торгового центра - и вот, представьте, мой ужас, в голубоватом свете этой вывески я вижу, что вся моя поэма разметана ровным слоем прямо по полу, и от листа к листу, перемещается какой-то темный силуэт. Признаться, понятия не имею, как я не спятил в одно то мгновение... Приглядевшись, я узнал в силуэте... курицу! Она расхаживала по моей поэме и клевала ее! спустя мгновение ужас мой сменился яростью - вероятно, сказался авторский трепет за произведение... Я вскочил, отбросив плед... Курица посмотрела на меня, потом вскочила на стол - и юркнула в приоткрытое окно...
 
Небо тем временем расчистилось, тучи как-то враз расползлись в стороны и над парком, прячась за кроны, задумчиво поплыл месяц. Стало заметно светлее.
 
- И вот, с тех пор эта скотина... прошу прощения... не дает мне покоя. Куда бы я ни пошел, она топчется где-то поблизости. Ее не останавливают ни закрытые двери, ни даже стены - и у меня нет сомнений в том, что это, разумеется, не просто курица, а нечто, в некотором смысле метафизическое...
 
Поэт вдруг запнулся и хлопнул в ладоши.
 
- Вот, пожалуйста! Вот и она!
 
Метрах в десяти перед ними, на дорожке с важным видом стояла та самая курица, что давеча устроила скандал в ресторане. Ее тускло освещал нависающий над дорожкой фонарь, и можно было разглядеть блестящие перья, маленький острый клюв и глупые выпученные глаза. Поэт остановился и вздохнул:
 
- Пойдемте, наверное, другой дорогой.
 
Но официантка не дала ему развернуться. Она взяла поэта за руку и, глядя ему в глаза, предложила:
 
- А давайте мы ее просто прогоним!
 
- Как это - прогоним? - непонимающе пробормотал поэт.
 
- А вот так! Пойдем и вместе ее прогоним! Что это за безобразие, в конце-то концов!
 
Поэт замялся.
 
- Я не уверен, что это сработает... Я сам сто раз пробовал...
 
- Но, позвольте! Вы были один. А теперь с Вами я!
 
И девушка решительно потянула поэта за собой по направлению к курице. Та никак не отреагировала на наступление и, как ни в чем не бывало, продолжала стоять выжидающе.
 
Приблизившись к птице на расстояние двух метров, девушка еще крепче сжала руку бледного поэта и, кивнув ему, воскликнула, обращаясь к курице:
 
- Эй, ты! Глупая птица! Перестань преследовать... - она посмотрела на поэта. - Как Вас зовут?
 
Он представился.
 
- Перестань преследовать... - она назвала имя. - Его стихи хороши, а даже если бы были дурны, то тебе до того нет никакого дела, и никто не наделял тебя правом преследовать порядочных молодых людей и портить их имущество!
 
- И вторгаться в жилище... - шепнул ей поэт.
 
- Да! И вторгаться в жилище! То, что ты - курица, тебя нисколько не оправдывает! Засим немедленно прекрати свои домогательства и проваливай-ка подобру-поздорову!
 
И официантка замахнулась на курицу свободной рукой.
 
Поэт стоял бледный, как полотно.
 
Курица, явно не ожидавшая подобного натиска, сделала шаг назад и присела. Потом посмотрела как будто с недоумением, повертев головой и всматриваясь в оппонента то правым глазом, то левым. А затем она медленно, не моргая, развернулась и неуклюже, переваливаясь из стороны в сторону, вышла за пределы светлого пятна и пошла по дорожке. Один раз она обернулась, замерла, но потом, будто еще раз все обдумав, ускорилась, свернула в сторону и исчезла в кустах.
 
Официантка, так и стоявшая с поднятой кверху рукой, выдохнула и опустила руку.
 
- У меня ладони вспотели, - сказала она тихо.
 
- У меня тоже, - отозвался поэт.
 
Они разжали руки, и сделали шаг друг от друга.
 
- Поверить не могу... - проговорил поэт.
 
- Я, если честно, тоже... - нервно рассмеялась девушка. - Да уж...
 
Снова заухала где-то сова.
 
- Но вдруг она... Только сейчас ушла? А завтра, например, вернется? - в сомнении произнес поэт.
 
Официантка скрестила руки на груди и задумалась. Наконец, ее лицо озарилось улыбкой.
 
- А давайте знаете что? Давайте проверим! Вот здесь и сейчас, при свете фонаря, попробуйте написать стихотворение! И узнаем, ушла ли она с концами или прячется где-то поблизости.
 
Поэт поднял брови.
 
- А ведь это идея! - воскликнул он. - У Вас не найдется ручки?
 
Официантка порылась в сумочке и выудила из нее ручку, поэт по локоть сунул руку за воротник и вытащил наугад лист. Он был исписан только с одной стороны. Поэт постарался пристроить лист на ладони, потом на коленке, но в итоге просто сел на сырую дорожку и положил бумагу перед собой. Он взял протянутую ручку, повертел ее нерешительно, оглянулся в темноту и, набрав полную грудь воздуха, принялся что-то писать, кусая губы.
 
Девушка в волнении ходила вокруг поэта, меряя шагами периметр светлого круга.
 
- И ставьте побольше многоточий, - посоветовала она.
 
Поэт кивнул.
 
Через какие-нибудь пять минут он поднял лист и, опираясь на фонарный столб, медленно встал. Девушка подошла поближе, они затихли и стали ждать, прислушиваясь.
 
Постукивали скатывающиеся с листьев капли дождя, тихонько шуршали под ветром ветви. За парком небо окрасилось россыпью разноцветных огней, раздался хлопок феерверка. Больше ничего.
 
Поэт шумно выдохнул. Девушка захлопала в ладоши.
 
- Вы поставили многоточия?
 
- Половина стихотворения из них, - поэт улыбнулся смущенно, потом сделал серьезное лицо. - Послушайте. Я не знаю, как благодарить Вас. Вы... спасли меня.
 
- Ой, ну что Вы. Скажете тоже, - официантка вернула на место упавшую на лоб прядь.
 
- Нет-нет, я серьезно. И знаете... Я бы хотел... Я бы хотел посвятить эти строки Вам. Кажется, ничего красивее я еще не писал... Возьмите, - он нетвердой рукой протянул девушке лист, который она бережно взяла.
 
Какое-то время поэт стоял и, перекладывая ручку из одной ладони в другую, ждал, пока она читала. Наконец, официантка подняла на него глаза.
 
Они блестели.

Похожие статьи:

РассказыВластитель Ночи [18+]

РассказыПо ту сторону двери

РассказыДоктор Пауз

РассказыПроблема вселенского масштаба

РассказыПограничник

Рейтинг: 0 Голосов: 0 682 просмотра
Нравится
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий