Григорий Неделько, Серж Юрецкий, Мария Фомальгаут
Небо над головой заволакивает серым; тянет сыростью. Юноша поднимает воротник старенького пальто и ежится от холода. Пальцы в кармане бренчат несколькими монетами, нашаривают мятую единственную купюру, увы, невеликого достоинства.
«Вот уж воистину “бедный художник”...»
Он печально усмехается про себя горькой иронии. И кто придумал фразу, что талант непременно должен быть голодным? Недалекую, впрочем, от истины. Последний раз он ел вчера утром, и, если бы не продал картину, сегодня желудок снова ныл бы без пищи.
Юноша садится на лавку, рядом стоят его полотна. Он оценивающе глядит на небо. Если все же пойдет дождь, выставку придется сворачивать. Несмотря на провал при вступлении в академию искусств, свои работы он не считает бездарными. Просто... Люди не доросли до понимания истинной красоты. Вон они, чинно бредущие по улице под руку с супругами. Рожи холеные, глаза пустые.
В груди поднимается тяжелая волна ненависти ко всем этим зажравшимся сволочам, для которых искусство не важнее голубиного помета на шляпе. Он ненавидит их благополучие, их теплые уютные дома, через окна которых по вечерам так аппетитно пахнет ужином, тогда как сам он не знает, сможет ли хоть раз поесть завтра. Ненавидит их размеренную, обустроенную жизнь, в которой все по распорядку, заведенному давным-давно. Этот уклад гласит, что если у тебя нет денег, то ты не человек – крыса помойная. Юноша терпеть не может высокомерных поляков, презрительно глядящих на его затасканную одежду. Не выносит оборотистых евреев. Он сам когда-то работал у израильтянина, что сперва зажимал деньги, а в конечном итоге вышвырнул его на улицу, не заплатив за последний месяц.
Разве можно назвать их людьми?..
Пальцы в карманах пальто сжимаются в кулаки, на худом лице играют желваки.
«Скоты...»
- Простите, молодой человек, это ваши работы? - сухой, чуть шелестящий голос выводит парня из оцепенения.
Возле картин стоит респектабельного вида высокий мужчина. Он поправляет шляпу и широким жестом обводит картины. Юноша разглядывает нового собеседника: темно-оливковый плащ, обтягивающий широкие плечи, бежевый шарф, темные брюки с тщательно наведенными стрелками, дорогие ботинки. При взгляде на такую обувь художник явственно чувствует, как в его собственных кургузых башмаках гуляет сквозняк.
- Да, господин, полотна мои.
- Недурно, право слово. Особенно эта.
Рука в тонкой кожаной перчатке касается простого деревянного оклада. На картине изображен осенний парк, дорожки которого, усеянные золотыми листьями, метет степенный дворник.
- Очень гармонирует с нынешней погодой, - замечает незнакомый человек.
- Верно. – Сидящий на лавке ежится.
Мимо по мостовой ветер проносит обрывок газеты и несколько красноватых листов клена.
- Очень недурно, очень... – Мужчина говорит со странным акцентом, чуть глотая слова. Серые глаза сквозь линзы круглых пенсне внимательно изучают полотно, щеточка черных усов топорщится, выдавая задумчивость. – Думаю, я куплю картину. Сколько?
- Двенадцать, господин, всего двенадцать. Вам завернуть?
- Да, пожалуй.
Радуясь нежданной удаче, художник сноровисто оборачивает полотно бумагой и, перевязав бечевкой, протягивает клиенту. Тот сует руку в карман плаща, а когда достает, вместо бумажника держит пистолет. Весьма необычный пистолет, это ясно даже не разбирающемуся в оружии юноше. Черный ствол переходит в толстый черный же цилиндр.
- Господин?
Живописец отступает назад, закрываясь картиной, затравленно оглядывается по сторонам. Как назло, улица пуста: мерзкая погода загнала всех порядочных граждан в уютные теплые дома, которые парень столь отчаянно ненавидит.
- Ничего не случилось, - произносит мужчина и чему-то странно усмехается. – Хотя ты не поймешь.
- Это правда, я не понимаю…
Раздается тихий хлопок – речь обрывается на полуслове. В грудь тяжело ударяет, опрокидывая на мостовую. По коже что-то течет, почти обжигает. Хмурое небо над головой вертится шальной каруселью. Он пытается встать, но рука скользит по брусчатке, и юноша опять падает на спину, больно ударяясь затылком. Перед глазами плывет, склоняющегося убийцу четко не рассмотреть. А потом яркая вспышка обжигает левый глаз, и мир исчезает.
Человек убирает загадочный пистолет в карман темно-оливкового плаща. Присев, касается шеи распростертого юнца двумя пальцами. Пульс не прощупывается.
- Лучше бы ты сдал экзамены, парень.
Убийца встает, разворачивается; напротив него, в воздухе, образуется подернутый рябью овал, по форме точь-в-точь старинное зеркало. Сделав шаг вперед, мужчина скрывается из виду, будто ныряет в никуда. Рябчатый овал пропадает.
В начинающихся сумерках зажигаются фонари, отбрасывая на улицу длинные тени. Вдруг в одной из теней словно из ниоткуда, а на самом деле, из полупрозрачного, похожего на зеркало портала появляется крепко сложенная фигура. Короткие русые волосы, мощная шея. Новоявленный одет в грубый приталенный комбинезон со множеством кармашков, сшитый из темно-коричневой ткани; на локтях и коленях – плотные накладки. Высокие шнурованные ботинки. Компактный ранец за спиной, короткий автомат со складным прикладом на груди. По бокам из «пустоты» выходят еще два вооруженных человека в форме.
Русоволосый осматривается и обнаруживает распростертое тело. Быстро подойдя к нему, проверяет, жив ли художник.
- Опоздали, - не глядя на сослуживцев, объявляет русый. – Уходим.
Почти одновременно троица запрыгивает назад в мутные «зеркала», которые немедленно растворяются во влажном воздухе.
На пустынной улице лежит юноша с прижатым к груди свертком. Край оберточной бумаги, задравшись, открывает нижний угол полотна. Там стоит подпись живописца: «Adolf Hitler».
(2013 год)
Похожие статьи:
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Золотой диссонанс (Часть 2/2) [18+]
Рассказы → Внутри Симулякры
Рассказы → Золотой диссонанс (Часть 1/2) [18+]