Ыш

Понятие времени теряет всякий смысл, когда попадаешь на планету с иным периодом вращения, с иным наклоном оси, на которой нет времён года и день сложно отличить от ночи.

                Сколько мы здесь? Три дня? Три года? Три вечности? Наши биологические часы сломались, и отсюда вечный недосып, дезориентация, нервы, депрессия. Отсюда, мать вашу, проблемы с головой.  Психологи пытаются вправить обратно мозги, но этого ненадолго хватает. Люди срываются, люди становятся непредсказуемыми, агрессивными или наоборот – вялыми и апатичными.

                Как долго мы здесь пробудем? Никто ничего не знает. Я подал уже рапорт о переводе, но отсюда никто не улетает. Только прибывают всё новые и новые – геологи, биологи, антропологи, военные, авантюристы и миссионеры. Бараки за чертой Города растут как грибы. И все мельтешат, копошатся, суетятся, поначалу полные энтузиазма. А потом – пойло, драки, азартные игры. И психолог пытается убедить тебя, чтобы ты не совал себе в рот дестройер и не оставил себя без головы. Таблетки запиваешь алкоголем. Ложась спать, подключаешься к дримеру, уносящему в сладкие фальшивые иллюзии. Но это не спасает. Проснувшись, попадаешь в мир вечного похмелья. И всё по новой.

                Вот и сейчас, проснувшись, я не смог разлепить глаза и оторвать голову от валика. Дример, установленный в режим будильника, прислал в мой сон омерзительного гнома, орущего на меня: «Вставай! Хватит спать! Рота, подъём!».  Рука нащупала что-то мягкое и тёплое рядом со мной. Чёрт, я опять притащил с собой какую-то шлюху! Ничего не помню. Наконец, пересилив себя, сполз с кровати, долго не мог попасть ногой в штанину. Прыгая на одной ноге, рассматривал спящую аборигеншу. Раньше в жизни не позарился бы на такую уродину, а сейчас…на безбабьи, как говорится… Натянув комбинезон, что было силы пнул её ногой в бок. Она свалилась на пол, вскочила, выпучив на меня испуганные рыбьи глаза, схватила своё тряпьё и выскочила из комнаты. В коридоре заулюлюкали, заржали и что-то швырнули ей вслед.

                В столовой ко мне подсел новичок из вчерашней партии прибывших.

                — Я Систошесть, – представился он, — лингвист. Какая тут красота! Вы давно здесь?

                — Давно, — проворчал я с набитым ртом. Ох уж эти новые знакомые. Избавьте. Не знаешь, куда старых девать.

                — Я так рад, что попал сюда. Конкурс был сумасшедший. Какая природа! Какой воздух! Мне так не терпится попасть в Город, услышать местную речь. Вы же общаетесь со здешними?

                — Так, изредка.

                — Не могли бы рассказать немного о Городе? Небольшой экскурс?

                — Нет.

                Я встал и пошёл к выходу, ни разу не оглянувшись.

                Конечно, мог бы рассказать, но не сейчас и не тебе. Проваливай к чертям. Я бы мог рассказать, да. Когда я сюда прибыл, спрашивать было не у кого. Мы были первыми. Отряд глубокой разведки. Триста десантников, из которых выжило лишь тридцать два. И один из этих везунчиков – я. Это мы нашли Город. И гномов, и эльфов, и орков и этих чумазых уродцев. Планета встретила нас не очень дружелюбно. В первый же день потеряли около полусотни ребят.

                Нас высадили на огромной поляне посреди бескрайнего леса. Гигантские деревья, высотой с небоскрёб и стволами толщиной в сто обхватов, окружали нас. В их тени росли деревья поменьше, под теми ещё поменьше, и так далее. Не лес, а матрёшка. И всё это яркое, сочное, пёстрое, свежее, ароматное. Чистое и непорочное, как девочка в цветастом платьице, с бантом в волосах и с воздушными шариками в ручонке, не знающая совершенно ничего о грязи взрослой жизни. Эта планета не знала асфальта, выхлопных газов, мелиорации, управления климатом, упакованных продуктов, смердящих свалок, вонючих отравленных рек, заражённых радиацией земель, терриконов, по размерам не уступающим египетским пирамидам. Она висела себе в черноте космоса ярким мячиком в полном неведении. Ничего, мы быстро лишим её девственности. Но не так безобидна оказалась эта сучка.

                Не успели мы углубиться в лес, как на нас напали жуткие твари величиной с крупную кошку, похожие на обезьян с крыльями мотыльков. Они падали с деревьев нам на головы и вгрызались мелкими зубами в лица, шеи, плечи, руки. Вырывали кусочки мяса острыми когтями.  Лично у меня три шрама остались, не считая откушенной мочки. Они порхали, кусали и взмывали вверх, освобождая место для других. Каждому должно было достаться по кусочку нашей плоти. За три минуты борьбы и паники мы потеряли шестую часть отряда. Вырванные глаза, перекушенные шеи, изодранные до костей  лица. Мы включили купол, отрезавший нас от этих тварей. Они кружились, порхали, бились о невидимую преграду, но добраться до нас не могли. С десяток попало внутрь купола, и мы быстро расправились с ними, оставив в живых одного. Оторвали ему крылья, лёгкие, полупрозрачные, покрытые яркой пыльцой. Он в ужасе метался, а потом упал на колени и сложил руки в мольбе, точно, как человек. И смотрел на нас испуганно и жалобно. А потом заговорил писклявым голосом. Мы не поверили своим ушам. Это была членораздельная речь, эмоциональная, с мимикой на маленьком сморщенном лице. Чёрт, это не животное! Это разумное существо! Кто-то додумался включить голосовой опознаватель. Через пару минут мы уже понимали, что он говорит. Он просил о пощаде, говорил, что мы вторглись на их землю, что у него дети, что он нас боится, что мы все умрём и ещё много всякой херни. Если бы его не разорвал в клочья выстрел из дестройера, монологу не было бы конца.

                Распылив погибших товарищей и обработав раны живым, на мгновенье сняли купол и жахнули по лесу из «Иерихонской трубы». Лес над нами зашевелился, и на нас посыпались тушки людей-бабочек. Тысячи, десятки тысяч расплющенных, смятых, скрученных в жгут, изувеченных трупиков. Если бы не купол, нам бы пришлось туго. Мы стояли и смотрели, как тела не долетают, бьются о невидимую перепонку и сползают, оставляя в воздухе кровавые пятна и потёки.

                — Я вспомнил! – выкрикнул парень, совсем молоденький, с веснушками на носу. Все оглянулись на него.

                — Я вспомнил, кто это! Всё крутилось в голове! Это… это эльфы! У них тоже такие крылья. Как у бабочек! Это из старых сказок. Я читал в детстве. Только я всегда думал, что они красивые. А эти…ужас.

                Интересно, об этом хотел услышать долбанный лингвист? Успел бы он разобраться в фонетике и лексиконе эльфов, пока они обгладывали его черепушку? Из скольких слов состоял бы его эльфийский словарь?

                Моя работа проста и незатейлива: охранять кучку умников, бесконечно роющихся в грунте. Они постоянно что-то бурят, но почва здесь мягкая, похожая на напитанную губку, и скважины сразу же наполняются водой, и поэтому насосы не выключаются ни на секунду, «бурёнки»  сверлят, вгрызаются в планету всё глубже и глубже. Лаборанты постоянно снуют с пробирками, наполненными образцами. Поначалу меня раздражала суета и шум техники, но потом привык, и даже мог спокойно дремать в кресле на вышке. На самом деле, периметр охраняют «Херувимы» — самонаводящиеся экстеминаторы, поражающие любой движущийся объект в заданном радиусе. Наша же задача быть на подхвате в ситуации «мало ли чего». Но на моей памяти всего один раз была попытка нападения. Мы назвали их орками – приземистые мощные твари выскочили из леса и бросились в нашу сторону, но «Херувимы» справились на славу. Нападавшим приходилось перебираться через груды тел своих товарищей, выложенных аккуратной трёхметровой полосой. Они пытались подобраться со всех сторон, и все попытки оказались тщетными. Они отступили и бросились обратно в лес. А мы курили на вышках, облокотившись о перила, и даже ради забавы не взяли в руки дестройеры, чтобы пострелять на меткость. Больше никто орков не видел. Никогда. Здесь все быстро учатся. Никому не нужно повторять дважды.

                Зато антропологи долго восхищались ещё одним видом гуманоидов и качали досадно головами, что им не достался ни один живой экземпляр. Лишь мускулистые трупы на столах патологоанатомов. Хотелось бы посмотреть на ботаника, встретившего в лесу живого орка. Один на один. Думаю, орки владеют не меньшим опытом разделывания туш. Исход очевиден, к бабке не ходи.

                Несмотря на то, что всю смену я продремал,  домой попал совершенно разбитый. Но спать не хотелось. Приободрил себя душем и парой капсул К-17, фьюзбрейна, запрещённого ещё до моего рождения, и который легко купить даже в этой глухомани. Теперь можно и в Город. Получить порцию острых ощущений. К-17 стал сносить башню, не успел я выйти из дома. Его действие сложно передать, нужно взять и попробовать. Ничего особенного не происходит, но ты просто превращаешься в другого человека. Ты мыслишь как он, у тебя появляются чужие воспоминания, чужие пристрастия, чужие странности. В голову забираются чужие тараканы, и не факт, что твоя новая личность окажется не любителем флористики и поэзии, а совершенно конченой сволочью. Бывало и такое. Смена личности проходит незаметно для тебя, лишь иногда удивляешься, что тебе нравится песня, которую ты раньше терпеть не мог, или тёмное пиво или жирные потные тёлки или ещё хуже – десятилетние мальчики. Говорят, что эти личности К-17 вытаскивает прямиком из ада.

                Пока я добирался до Города, сочинил целую поэму. Рифмы сами лезли в голову, слова складывались в ритмические арабески. И ещё хотелось встретить женщину моей мечты, которая связала бы меня и высекла основательно, и унижала, оскорбляла и плевала в лицо. Но она умерла много лет назад, даже имя всплыло – Джисемьдесятвосемьдубль. Больше ничего я о ней не знал, но мне так хотелось снова ощутить то, чего со мной настоящим никогда не могло быть. Хорошо, что меня отпустило до того, как я попал в бар. Две капсулы – это так, баловство.

                Все наши уже собрались, кроме Пастыря. Эльтринадцать, и Сигматридцатьчетыре и Зэтсемьдробьтри. И ещё парочка новичков, которых я не видел раньше.

                Я заказал себе выпивку и мясную тарелку. Бармен внёс заказ в фабрикатор, и уже через минуту я получил искусственные нанопиво и наномясо. Как бы не были они идентичны по молекулярному составу с натуральными продуктами, само осознание, что ты поглощаешь еду, сделанную машиной, перебивает весь аппетит.

                — А где Пастырь? – спросил я.

                — Ты что не слышал? – Эльтринадцать удивлённо приподнял брови?

                — Что я должен был слышать?

                — Его сегодня распяли, — поведал Эльтринадцать так буднично, как будто сказал, что Пастырь вышел поссать.

                — Как? Кто?

                — Местные ребята. Собрались всем приходом, схватили несчастного Пастыря, приколотили его гвоздями к кресту и водрузили возле церкви. Ткнули в сердце металлическим прутом. Затем принялись молиться, пока гвардейцы не увидели этот бардак и не расстреляли всех собравшихся без разбору. Троих оставили в живых и те поведали, что Пастырь вознёсся на небо и забрал с собой все их грехи. И вернётся через три дня с бумагой об амнистии. И они теперь будут чисты и непорочны. Их тоже расстреляли.

                — Тупые ублюдки! – возмутился я и залпом выпил полстакана.

                — Они не виноваты. Он сам рассказал им эту историю, а они всегда считали его посланцем Богов.

                — До нашего появления у них не было даже понятия Бога. Понимаешь? Они не знали, что такое религия.

                — Я же и говорю – Пастырь сам напросился.

                Пастырь (так называли его все, забыв о буквах и цифрах его имени) – скромный, улыбчивый толстячок с прогрессирующей плешью и маленькими заплывшими глазками прибыл сюда с целью принести аборигенам истину о Боге. Он был представителем Универсальной Вселенской Церкви, проповедующей единого Бога, пришедшего к разным народам под разными именами.

                Пастырь в считанные дни построил храм, который сочетал в себе православные купола, пики минаретов и буддийские ступы. Внутри же напоминал музей религии – злобная Кали стояла рядом с ужасным Вицлипуцли, скорбящая дева Мария соседствовала с пузатым Буддой. На стенах висели маски африканских божков и шаманские бубны, позолоченные ангелы и иконы в окладах, расписанных арабской вязью и индейским орнаментом. И всё венчало гигантское полотно, на котором Кришна распинал на кресте Магомета, а сверху, из грозовых туч на них взирал беспристрастный Ктулху. Но из всех религий Пастырь выделял сказку о Христе, как самую трогательную и поучительную. И довыделялся.

                Не знаю, как такой тихий человек вписался в компанию суровых грешников. Думаю, потому, что он никогда не пытался наставить нас на путь истинный, пил как насос и ел, как мясорубка, шлёпал по задницам официанток. Ему было легче – он всегда мог замолить свои грехи. Меня расстроила эта новость. Мне будет не хватать его тихого голоса и тонкого юмора. Мы его постоянно подкалывали, но он не обижался и смеялся вместе с нами.

                Я не удержался и, не вставая со стула, пнул проходящего мимо гнома, который нёс два маленьких бокальчика пива. Тот  упал, пиво разлилось, а сам он разбил нос. Гром вскочил, испепелил меня взглядом, но потом склонил голову, пряча глаза и пошёл обратно к бару. Я окликнул его и подозвал к себе. Когда он подошёл, я встал и, что было силы, ударил его ногой. Гном отлетел, ударился головой о ножку соседнего стола и остался лежать, похожий в своём нелепом костюмчике на тряпичную куклу.

                — За что вы его? – тихо спросил один из новичков.

                — За Пастыря.

                — Но он же…

                — Да ладно! – поднял бокал Сигматридцатьчетыре. – Просто наш друг гномов на дух не переносит. Это он тут такой смелый. Эй,  Джей,  расскажи ребятам, как эти коротышки надрали вам задницу!

                Если бы Сигма не был моим приятелем, я бы объяснил ему разницу между «надрать задницу» и сотней погибших парней. Я поломался для приличия, новичков раскрутили на выпивку и я рассказал, как мы впервые повстречали гномов.

                До города оставалось два дня пути. Мы-то этого ещё не знали, мы и о городе не знали. Шли себе и шли. Впереди раздался вопль. Я далеко был, ничего не понял, только увидел какую-то суматоху. Потом начался ад. Мне повезло, что мой отряд шёл сзади, а те, кто оказался в авангарде за считанные секунды превратились в фарш. Гномы выскакивали прямо из земли. Они были голые и грязные. И у каждого в руках маленькие ножи, кирки, лопаты, крюки.  На каждого их наших напало по несколько десятков этих сволочей. Они карабкались по одежде, облепливали людей так, что тех не было видно и резали, кололи, рвали. Несколько мгновений, несколько взмахов маленькими ручками и боец превращался в окровавленный кусок мяса. Всё это кишело, гудело, кричало, кипело. И друг стихло. Осело в высокой траве, словно ничего и не было. Мы ничем не могли помочь. Стояли в оцепенении, не понимая, что произошло. И тут трава зашевелилась, и двинулась волной в нашу сторону. Мы шли метрах в двухстах от авангарда, и это травяное цунами двигалось к нам медленно, но уверенно. Купол был разряжен, стрелять вслепую было бесполезно. Не знаю, кто вспомнил об армейских ножах. Швейцарские многофункциональные ножи – вещь незаменимая. Там есть всё – и штопор, и ложка, и лазерная пилочка, и ещё куча всякой полезной и бесполезной чепухи. И тут кому-то пришло в голову, что там есть коса, с телескопической ручкой и раздвижным лезвием. Мы стали в круг и принялись косить траву вокруг себя. Под нами, очевидно, не было нор и подземных ходов и это нас спасло. И мы пошли на эту волну, размахивая косами. Лезвия звенели и со свистом срезали всю растительность до самой почвы. Мы шли и шли, а волна так же уверенно приближалась навстречу. И вот выскочили первые гномы, и (ух!) оказались разрезанными пополам. И(ух!) следующие остались без ног, без голов, разделенные на два. Кровь, внутренности, похожие на куриные, ножки, ручки, бородатые головки разлетались в стороны. Мы шли вперёд по ещё живым телам. И тогда они бросились назад и стали уходить под землю. Когда мы дошли до нор, то швырнули туда несколько зарядов с цианидом.

                — Вот поэтому я не люблю этих злобных карликов, — резюмировал я.

                — Никогда бы не подумал. Как по мне – они очень симпатичные. В таких нарядах. Вылитые гномы.

                — Это уже наши пошутили. Обязали всех гномов, которые приходят в Город, надевать эти дурацкие колпаки, жилетки, бриджи и полосатые гетры. Они тоже нас ненавидят. Но мне плевать. Мы навели здесь порядок. Мы дали им то, о чём они даже мечтать не могли – МакДональдс, Кока-Колу,  водку, пиво, домино и карты, демократию и религию, музыку и голографинему, одежду и обувь, электричество и мыло. Даже законы и тюрьму.  Поделились своими ценностями. Мы пытаемся научить их правильно жить. Но им плевать. Они все тупые. В городе жили только люди, если можно их так назвать. Они более всего похожи на нас, только деградировавшие или не доросшие до нашего уровня.  Говорят, что этот город построили не они. Он им достался от каких-то космических бродяг вроде нас.  Говорят, ему сотни тысяч лет. Никто точно не знает. Но это неважно. Важно лишь то, что мы здесь делаем. А эти…мусор эволюции. Шлак.

                Меня совсем размазало от выпитого и жутко захотелось навести порядок в этом баре. Вышвырнуть наглых гномов, растоптать их игрушечные столики, пальнуть в кучку уродливых эльфов, чтобы оторванные крылышки закружились, как конфетти. Избить какого-нибудь жалкого «человека», затоптать ногами и у него на глазах трахнуть пивной бутылкой его подругу. Почему я их всех так ненавижу? 

                — А у меня есть версия! – встрял в мой монолог Зэтсемьдробьтри. – Думаю, что так оно и есть. Знаете, что на Земле до человечества было шесть цивилизаций. Какими они были – никто не знает. Как они жили – никаких сведений. Как они выглядели – нет информации. Но они не были людьми. Они были кем угодно, но не людьми. Может, они и были такими вот гномами, орками, эльфами, русалками. Вы слышали, что здешний океан просто кишит существами с рыбьими хвостами? А что за хребтом нашли птиц с человеческими головами, и даже подобие кентавров. Но это я думаю – враньё. А может, нет. Когда я был пацаном – обожал сказки. Откуда такие фантазии у их авторов? Это генная память, друзья мои. Наверное, первые люди застали ещё тех, кого сменили. А может, и даже сами свели их на нет. Может, и здесь та же фигня? Вот такое мне лезет в голову.

                — Интересная теория, — сказал новичок.

                — Дерьмо собачье,  — проворчал я, допил пиво и вышел из бара.

                Ко мне сразу подошла аборигенша, одетая в короткое платье с развратным декольте и чулки на подвязках. Как бы они не старались, им всё равно никогда не быть похожими на наших шлюх. Я сегодня недостаточно выпил, чтобы спать с такой «красоткой». Хотел было врезать ей хорошенько, но передумал. Плюнул ей под ноги и побрёл на остановку.

                Меня разбудила сирена. Нас всех разбудил вой, бесконечный, разрывающий барабанные перепонки и пробирающийся до самых кишок. Когда всё смолкло, передали сообщение. Диктор говорил долго и взволнованно, но суть речи можно было передать несколькими словами. Ребята, всем спасибо. Домой. Здесь нам делать нечего! Это было лучшее, что я услышал за время пребывания на этой планете.

                Во дворе находился пункт учёта, где регистрировали каждого отлетающего и выдавали талон, где указано, каким рейсом нас отправят на орбиту. Как выяснилось, я улетаю одним из последних. В этом были свои плюсы. Не нужно было бегать, как угорелому. Я пил кофе на веранде и смотрел, как в небо взмывают челноки. Как возвращаются и снова улетают.

                — Вот и всё, — услышал я голос за спиной. – Ты доволен?

                Это был Качетыре, один из тех, с кем я дошёл до Города. По-видимому, он тоже никуда не спешил. Я промолчал.

                — Нас оставили прикрывать отход, — сказал он.

                — Правда? У меня даже оружие отобрали.

                — Тебе нужно оружие? Они сейчас от одного нашего вида накладывают полные штаны. Ты знаешь, я тут даже привык. Здесь классно. Я бы остался. Что-то не хочется возвращаться ни на Землю, ни на Пандемию, ни на Крус. Там нет, и никогда не будет такого воздуха, такой зелени и таких славных аборигенов. Да, они туповаты, но это та тупость, которой нам не хватает для полного счастья.

                Да, бывали и такие, которые якшались с этими уродами.

                — Ну, так в чём дело? Оставайся.

                — Нет. Я услышал, что планету будут стерилизовать.

                — Серьёзно?

— Так говорят. Скорее всего так и будет.

— А ты не слышал, почему мы улетаем?

                — Слышал. Вчера получили решение Совета. Нефть, которую здесь нашли – полное дерьмо. Из неё можно получить только н-гептан, у которого октановое число равно нулю. Больше здесь ничего интересного нет. А то, что есть легче купить, чем добыть. Разработка этой планеты нерентабельна. Корпорация делает хорошую мину, но их игра здесь проиграна. Вот такие дела. Не хочешь смотаться в Город? Попрощаться? Времени у нас ещё полно.

                — К чёрту! Что я там не видел?

                — Ну, как хочешь.

                Качетыре спустился с крыльца и пошёл к мобилю.

                Я чуть не проспал отлёт. На корабле яблоку негде было упасть. Так, как я прибыл после всех, место мне выделили на полу. Чёрта с два. Я быстренько согнал с гамака какого-то очкарика, бросил туда рюкзак и принялся искать дисплей-иллюминатор. Я никогда не видел, как стерилизуют планету. Вытрусил из баночки три капсулы К-17, запил их водой. На время полёта можно забыть о пиве. Только вода, основную часть которой будут получать из нашей же мочи. 

                На дисплее планета выглядела сине-зелёной. Где-то там остался Город, совсем невидимый, но я знал, что он есть. Кто-то оставил его до нас, мы оставили после себя бараки, МакДональдс и Церковь. Если здесь появится новая цивилизация, они найдут это место и поселятся там, и их потомки всё забудут, просто будут жить там, как муравьи в чужом муравейнике. Но это будет не скоро. Через несколько минут вся биологическая жизнь на планете будет уничтожена. То ли Корпорация таким образом хочет отомстить за свой провал, то ли хотят ещё как-то использовать это место.

                И тут в моей голове появился гном. Он был ужасен, его сердце разрывалось от боли, он рыдал и скрипел зубами от беспомощности. Хм, интересно, никогда не слышал, чтобы К-17 запускал в мозги нелюдей. Гном заполнял меня, я увидел его изнутри, туповатого простака, воющего о своей бестолковой планетке без октанового числа. И я смотрел на окружающих меня людей, которые жадно пялились в монитор в ожидании шоу и ненавидел их. Я проклинал себя за страх, который приводил меня в оцепенение. Паника охватывала меня, и ужас сменялся злобой, лютой и безбашенной. Но я был так мал и смешон в деревянных сабо, полосатых чулках, в красном колпачке с бубончиком. Что я мог сделать? Как остановить это кошмар?

                — Нет! – заорал я. – Нет! Нет! Суки! Бессердечные твари! Не делайте этого! Кто-нибудь! Остановите это!

                А дальше понёс абракадабру на языке гномов, который я так и не выучил.

                — Тршншыр мргнатрн! Стронгрнкуи! Мыгбрюнтвекр!

                До этого я даже представить не мог, что смогу такое выговорить, а не то, чтобы запомнить.

                Ударил в челюсть одного, пнул в коленную чашечку другого, дал под дых третьему. Я сметал всех, прорываясь поближе к экрану. Меня сбили с ног, несколько человек навалились на меня, стали крутить руки, а я всё кричал и пытался вырваться. И только когда удалось нашпиговать меня успокаивающим,  я утих и провалился в бездну.

                Когда я очнулся, то первое, что пришло в голову, что я пропустил всё самое интересное.  Но шоу не было. Просто к планете понеслась невидимая волна, смертоносная, жадная и голодная, чтобы поглотить за один раз всю жизнь до последнего микроба. Чтобы пронизать планету насквозь, не дав шанса никому ни в воде, ни в земле, ни в воздухе. Чистая, мгновенная гуманная смерть, детище новейших технологий.

                Я добрался до монитора, но мы были уже слишком далеко, чтобы увидеть не только планету, но и звезду, вокруг которой она вращается.

                Великие маги планеты Ыш, могущественные и древние, как сам Космос, стояли, направив взоры в небо. Они знали всё заранее, они знали это ещё миллионы лет назад, когда там, откуда прилетели странные землеройки, ещё жили только ящеры и рыбы. Всё до каждой частички времени прописано в их летописях. Всё, что случится. И сейчас пришёл час, чтобы сделать то, что должны, то, что делали не раз и ещё сделают не раз – защитить мир. Это совсем не сложно для них. Они вышли из горных пещер, поднялись со дна океанов, спустились с ледяных небес, и смотрели, не отрывая взгляда туда, откуда появится смерть. И когда она появилась, они лишь слегка прищурились от напряжения.

                Горячая волна столкнулась с их взорами, ударилась, лишь слегка опалив верхушки самых высоких деревьев, и вернулась обратно в мёртвый космос, где ей и место. Мёртвое к мёртвому.