Проходит время, унося года,
И вспомним поздно иногда.
О тех, кто рядом был,
Но больше не вернётся никогда.
***
В деревне Осиновка было две достопримечательности. Первая – дед Василий, которому перевалило за восемьдесят. Точный свой возраст он не помнил: – сбился со счёту, как бабку схоронил. Жил дед один, не хотел быть никому обузой, хорошо хоть, ноги пока не отказывали. К старости глуховат стал дед Василий, детвора потешалась над ним – малышне забавно было слышать, как старик невпопад на вопросы отвечает.
Второй достопримечательностью был огромный одинокий дуб, что рос недалеко от реки. Он был очень-очень старым: местные поговаривали, что и деды дедов при нём выросли. От Осиновки к реке больше деревьев не было, только под дубом можно было присесть передохнуть в жару.
***
Кое-какие ветви дуба посохли и обломились, корни повылазили наружу, торчали из земли, словно корявые лапы неведомого чудовища… Давно хотели жители деревни срубить дерево, да не решались. Всё тот же дед Василий не дозволял.
Странная история случилась с дедом ещё в те годы, когда бабка была жива. Старик любил посидеть у реки с удочкой, больше просто время проводил, хотя иногда рыбку свежую приносил. Пойдёт, бывало, утречком, только затемно домой вернётся. Как-то во время рыбалки застала его сильная гроза. Бабка все глаза проглядела, от окошка не отходила: не видно старика.
Дед Василий вернулся к вечеру. На расспросы бабки начал плести небылицы: дескать, такой сильный гром приключился, да молнии страшные, что пошёл дед под дуб прятаться, а тот старика ветвями от дождя прикрыл.
– Так он мне и говорит: «Думай о хорошем, тогда гроза стороной пройдёт». Замер я со страху, даже не пойму, чего больше боялся – ливня или голоса.
– Совсем ты, старый, из ума выжил, раз такое мерещится, - оборвала его бабка.
Обиделся дед Василий, и спать пошёл. Кто только потом его не допытывал, но никому больше дед не рассказывал о том, что в тот день у реки случилось.
Но все деревенские помнят, как на следующий вечер пошёл дед Василий к другу сына. Парень в деревне остался, не уехал в город, и всегда старикам готов был помочь. Вот дед Василий и попросил парня смастерить скамейку, да поставить её под дубом.
С тех пор дед на берегу с удочкой реже сидел, а всё больше на скамейке. Да вот странность за ним замечать стали - разговаривает старик с деревом. Да не просто так разговаривает, а словно беседу ведёт. Люди рядом проходят, здороваются, а он словно не слышит. Оно и понятно: дед Василий-то уже тогда глуховат был. Другое странно: детвора, что рядом крутилась, пересказывала – ровно с другом старик разговаривает.
– Расскажет что-то, потом остановится, будто ответ слушает, а потом вроде на вопрос неслышный отвечает, или что рассказывать примется.
Так все детишки говорили, только Тёмка малой с ними спорил, свою линию гнул, хоть и смеялись над ним друзья.
– Ветви дуба к деду тянулись. Видать, соскучились, пока он домой ночевать ходил.
–Ты, малыш, как всегда, выдумываешь, это ветром ветви колышет.
– Когда ветер, холодно у реки, меня мамка не пускает на улицу, - шмыгнув носом, ответил Тёмка и пошёл играть.
***
Пока бабка была жива, нечасто ходил к дереву, а как её не стало – повадился каждый день, в любое время года: придёт, и целый день на скамейке этой сидит. Детвору родители отправляли поиграть рядышком с ним, присматривать, кабы не простыл старик. Кое-кто поговаривал, что старик умом тронулся, но в другое-то время – здраво мыслит дед, здраво говорит, мало что глухой.
А тут лето пришло. Дерево сохнуть стало. Зелёной листва недолго держалась, быстро желтела. Ходит дед рядом – грустный, слёзы на глазах, ровно сам заболел, жизнь для него смысл потеряла. Придет, посидит на скамейке, потом встанет, обнимет дерево, поплачет, да и пойдёт домой.
При сильном ветре начали сучья у дерева обламываться, опасно стало ходить мимо: не дай бог, придавит кого ненароком.
– Не обижайся, дед, но дуб твой отжил своё – завтра пилить будем, - однажды сказали мужики деду Василию.
***
Дед Василий в то утро встал пораньше, пошёл к дубу, посмотрел на него, как на старого товарища, да и сказал:
– Не сберег я тебя, друг мой верный. А сегодня пилить тебя будут. Ты уж прости меня старого, что дал на это согласие.
Резко накатила слабость, присел дед на скамейку. Шелест послышался ему, оглянулся, а дерево ветви сухие с пожелтевшими листьями к нему тянет, тоже прощается.
Весь тот день дед Василий в районе был, поехал с соседом в поликлинику: нашёл себе заботу, лишь бы не видеть, как дуб пилить будут. А приехав, не выдержал, да и пошёл туда, где дуб рос. Всё уж распилили и унесли, только один сук возле пня лежит. Наклонился дед Василий и вдруг слышит знакомый голос:
– Бери сук поскорее, да в сторону реки иди, а потом к обрыву.
«Наверное, и моя пора пришла, отжил своё, коли голоса мерещатся. Раньше хоть сам себя убеждал, что дерево слышал, а тут только пень корявый остался», – подумал дед Василий. «Тяжёл больно, не снесу, но надо хоть попытаться просьбу выполнить», - поднял старик сук, да к реке двинулся.
Смотрит, а по берегу люди бегают, кричат что-то. Берег тут обрывистый, глинистый: видать, кто из приезжих не удержался, да и рухнул в воду. Вот когда пожалеешь, что глухой, – не понять, что случилось.
Дед Василий покрепче обхватил сук и, царапая в кровь слабые руки, поволок его по траве. Сук упирался в ямки, цеплялся за высокую траву, но дед упорно тащил его к берегу. Тут и люди старика заметили, подбежали, перехватили сук и снова помчались к обрыву. А дед Василий прилёг на траву, глаза прикрыл, и уже не видел, как вытащили неосторожного, что с обрыва свалился.
А когда отдышался немного, открыл дед Василий глаза – а вокруг чуть ли не вся деревня собралась: кто под голову старику куртку вместо подушки подсовывает, кто пораненную руку смазывает.
– Это всё он, друг мой, дуб! Он мне подсказал, куда бежать да что делать надо. И после смерти всё о живых беспокоился.
Похожие статьи:
Рассказы → Горизонты
Рассказы → Желаю, чтоб
Рассказы → Элегия
Рассказы → Так звучит тишина
Рассказы → Озерный шкипер