Грузовик застыл в клубах пыли, из-под капота дышало жаром. Распахнулась дверь, и водитель – грузный, небритый, с тлеющей из-под щетки усов сигаретой – вразвалку прошествовал к кузову. Из кузова на дорогу по одному выпрыгивали люди в спецовке. Они потягивались, кто-то разминал руки, приседал.
- Крышу красить? – спросил водитель.
Люди закивали.
- Ждите Редьку, – он щелчком отправил окурок куда-то в кусты и полез в кузов, - а я покемарю. Вы до сколька?
- До вечера, – бодро отрапортовал кто-то.
- Ну и славненько, – зевая, отозвался водитель и скрылся под тентом.
Из-за домов вставало солнце; было раннее утро, но парило не на шутку.
- Гроза будет, - продекламировал восторженно высокий атлетического сложения блондин.
Среди людей пробежал шепот: «Гроза, гроза…»
Перед ними возвышалось серое трехэтажное здание домоуправления – обшарпанное, неухоженное и как будто помятое. Угол его тонул в кроне огромного клена, у входа раскинулись заросшие высокой травой клумбы, из которой поднимали головы лебеди – вырезанные искусным мастером из резиновых покрышек. Небо было бледно-голубым – ни облачка.
Люди в спецовке постепенно осваивались – разбредались по лавкам, прижатым к клумбе, глядели увереннее, переговаривались громче.
Наконец дверь домоуправления заскрипела, и из темного проема вышел Редька – главный здешний маляр, или как он сам называл себя, «подрядчик малярных работ», лет пятидесяти, высокий, очень худой и бледный, с впалой грудью, с впалыми висками и с синевой под глазами, немножко даже страшный на вид. Одет он был в короткие брючки и непонятного цвета вязаный свитер под самое горло.
Редька оглядел собравшихся, откашлялся и, как бы смущаясь, проскрипел:
- Ну, здорово, хлопцы.
Люди в спецовке в мгновение ока окружили его.
- И сколько вас?
- Двенадцать, отец! – ответил за всех атлет-блондин и подмигнул товарищам.
- Дюжина, значится… – задумчиво проговорил Редька. – А чего так много? Мне столько не надо.
Послышался неясный ропот.
- Семен! – крикнул Редька в сторону грузовика. – Семен!
Из-за тента показалась усатая голова.
- Чего?
- Куда мне дюжина? Работы на пятерых!
- А я чего? – прохрипел Семен и закурил.
- Короче, хлопцы, – обратился Редька к приехавшим, – считайтесь как хотите; мне пятеро – не больше. Остальные – грузитесь и езжайте на пути. Там сегодня рельсы латают.
«Хлопцы» зашептались, кто-то начал возмущаться.
- Вы шустрее там, – поторопил Семен. Он выскользнул из кузова, высморкался на пыльную дорогу и влез в кабину.
Через несколько минут дюжина была разделена. Семеро зашагали к машине, пятеро остались возле Редьки.
- Андрей! – крикнул один из семерых.
Атлет-блондин обернулся.
- Расскажешь потом! Если на путях заскучаю, деньги буду требовать!
- Не заскучаешь! – рявкнул из кабины Семен. – Работы невпроворот!
Боявшийся заскучать радостно заулыбался и юркнул в кузов. Грузовик, рыча и вздымая клубы пыли, покатил по дороге и вскоре исчез за домом.
- Ну что, хлопцы, – обратился Редька к оставшимся, – кто уже со мной трудилсь?
Руки подняли двое – атлет и средних лет толстяк в очках.
Редька недоверчиво посмотрел на него.
- Покрепче некоторых, – недовольно проворчал толстяк, снимая очки и бережно укладывая их в нагрудный карман.
- Да разве ж вас всех упомнишь, – развел руками Редька, потом кивнул на атлета – Ты за старшего будешь. Айда за мной, молодцы, за инвентарем.
И он скрылся в темном нутре здания.
Спустя четверть часа люк на крыше распахнулся – и из него показалась улыбающаяся ослепительной улыбкой голова, обрамленная светлыми кудрями. Атлет выпрыгнул наружу, ухватился за грязную, пачкающуюся коробку трубы и, закрыв глаза, шумно засопел носом. Потом он ловко, раскачивая руками, и кренясь торсом, пробежал по крыше к ветвям клена и окунул в них довольное лицо.
- Эй, дурак! – закричал на него появившийся из люка Редька. – Разобьесся!
- Не боись, отец! – отозвался атлет и также ловко проскользил обратно.
Редька покачал головой.
- Все, – произнес он, – обвязываются тросами. Тросы крепить вот тут, у трубы. Разбирайте кисти, ведра и начинайте. Обед по расписанию, до вечера работу должны закончить.
Сверху крыша казалась огромной, она распласталась во все четыре стороны – серая, покатая, крытая сухим старым шифером. Местами шифер был подернут сетью трещин, тут и там его облеплял мох.
- А со мхом что делать? – спросил черный как сажа негр, закутанный в сверкающий оранжевый халат.
Редька покосился на него.
- Хочешь – ешь. Хочешь – вниз бросай. Хочешь – по карманам рассовывай. Главное – не крась по нему.
Негр заулыбался и поглядел на товарищей.
- Первый раз на крыше? – спросил его Редька?
- Первый, – не переставая улыбаться, кивнул негр.
- А до этого где бывал?
- Много, где… отец, – негр многозначительно оглянулся на атлета. – По цехам в основном.
- Понятно, – задумчиво проговорил Редька. – Тут тебе не цех. Тут работа вдумчивая, глубокая. Близкая, так сказать, к жизни.
Негр уважительно закивал.
- Ну и славненько, – пробормотал Редька.
Он посмотрел на небо.
- Гроза что ль будет?
Атлет скромно опустил глаза.
- Ладно, приступайте.
И они приступили. Они обвязались веревками, взяли по ведру пахучей, дурманящей краски, разобрали шпатели для мха, кисти – замызганные, слипшиеся – и расползлись по крыше. Атлет мигом очутился на дальнем краю, у клена. Солнце уже выбралось из-за домов и осыпало округу горячими лучами. Домоуправление было со всех сторон окружено как под копирку выточенными четырехэтажными коробками, слева пестрела детская площадка, справа смотрел пустынно залитый асфальтом пятак с футбольными воротами. Двор буквально утопал в зелени – клены, березы и даже вишни шумели листвой, пышная сирень окаймляла тротуары. В ветвях плясали птицы. Кое-где на газоне стояли припаркованные автомобили. Если не считать пения птиц и шелеста листвы, во дворе царила тишина. Не было видно ни одного человека – разве что в окнах домов изредка мелькал какой-нибудь силуэт.
Хлопцы усердно трудились – руки их по локоть были вымазаны грязью и краской; становилось все жарче, и все чаще приходилось утирать грязным рукавом набегающий пот. Вот скинул рубаху атлет – и остался в майке, очерчивающей здоровое, мускулистое тело; вот и негр вылез из оранжевого халата – голый по пояс он враскоряку ползал по крыше как огромный черный жук. Толстяк пыхтел, багровел, но терпел. Двое других – по виду напоминавшие студентов – ютились на противоположном от клена краю, повязав рубахи на голову на манер тюрбанов.
Редька расхаживал по крыше – худой, высокий, похожий на цаплю – и «надзирал». Он подсказывал, поправлял, сетовал на неумелость, бранился иногда. Тот, кого бранили, неизменно сиял от счастья и вертелся по сторонам – видят ли товарищи? Время от времени Редька куда-то пропадал, потом опять появлялся – как будто погруженный в собственные мысли. Он тер впалые виски, уходил на дальний угол крыши и оттуда смотрел на небо, приговаривая себе под нос:
- Все может быть? Все может быть!
Около часа пополудни обедали, устроившись у трубы. Аппетит у всех был отменный – труд на свежем воздухе давал о себе знать.
- Послушайте, – обратился к атлету один из студентов, дожевывая бутерброд, – а откуда у них такой воздух? Что за смесь? Добавляют чего-то?
Атлет пожал плечами:
– Не думаю, что что-то особенное. Очищают, поводят к зелени, – он кивнул на клен.
- Мы на прошлой неделе у Зиновьева были, – продолжал студент, – так там совсем не то. Вот я и подумал, может быть, в воздухе дело?
- В воздухе, в воздухе! – воскликнул толстяк и утер рот грязным рукавом, - но не в этом, а у Зиновьева. У него там духота, многие жалуются. Все никак под растения не подберет.
Все неодобрительно покачали головой.
- А в цехах, – нарушил молчание негр, – специально духоту стали делать. Для пущего эффекта. Перебор, как по мне.
- Кому-то нравится, – сказал атлет и раскинул в стороны могучие руки.
- Отец! – крикнул он, обращаясь к Редьке, застывшему на краю крыши, – покемарим полчаса?
Редька встрепенулся, подставил ладонь ко лбу и уставился на солнце.
- Кемарьте.
Хлопцы растянулись прямо на шифере, не отвязываясь. Повисла тишина. Атлет как-то умудрился влезть под ветви клена, Толстяк дремал, прислонившись к трубе. Остальные лежали плашмя посреди крыши, накинув на лица тряпье.
Но поспать толком не удалось – через десять минут Редька заходил между отдыхающими, прихлопывая и тормоша.
- Хлопцы, хлопцы, – причитал он, – гроза идет, до грозы надобно успеть.
Хлопцы вставали, зевая и потягиваясь – всех не на шутку разморило. Атлет пришел в рабочее состояние первым и кинулся красить. Редька сделал восхищенное лицо.
И снова красили. Красили, красили, красили, потели, пыхтели, перекидывали друг другу шпатели, перешучивались.
- А может, песню, братцы? – предложил негр, и все замерли в неловком раздумье.
В этот момент один из студентов вскрикнул и исчез. На крыше остался белеть конец развязавшейся веревки. Все бросили кисти и побежали смотреть.
Студент лежал внизу, раскинув руки в стороны. Он упал спиной на одну из лавок, и лавка под ним прогнулась, будто резиновая.
Редька крикнул встревожено:
- Живой?
Студент, растерянно улыбаясь, встал и пощупал спину.
- Живой, – крикнул он в ответ.
Асфальт и лавка, принявшие на себя удар, постепенно выпрямлялись, возвращая форму. Студент перевязывал развалившийся тюрбан.
- Как так-то? – недоуменно пробормотал Редька, подбирая веревку. – Карабин, что ли, плох?
- Это он специально, – шепнул толстяку второй студент.
Толстяк замахал руками:
- И не говори мне даже, знать не хочу, – он повернулся к атлету, – вот зачем они сюда-то прут? Ведь безопасно же! На что рассчитывают?
Атлет пожал плечами.
- У нас в цеху, – вклинился негр, – один такой додумался – руку в станок сунул. Вроде даже сломал.
Толстяк плюнул себе под ноги.
Потихоньку возвращались на свои места. Показался из люка студент – несколько смущенный.
- Карабин, видать, слаб, – пролепетал он, хотя его никто ни о чем не спрашивал.
Толстяк поднял раскрасневшееся лицо и сморщился.
За работой не заметили, как небо заволокли облака. Кое-где сквозь них пробивались лучи, но кругом прилично потемнело. Зашумел как бы раздраженно клен.
- Отец! – крикнул атлет, – никак гроза!
- Гроза, – протянул Редька. – Ну, до дождичка еще можно потрудиться.
И они трудились. Трудились с удвоенной силой – даже «летавший» студент. Красили в два, в три слоя, крыша сияла – оставалось лишь несколько темных пятачков. Атлет работал лучше всех – мышцы ходили ходуном, словно свитые из металла, он ловко карабкался туда-сюда, буквально свешиваясь с края. Асфальт вокруг здания был густо усеян мхом. Со всех сторон слышалось сосредоточенное сопение, кисти скребли шифер, то и дело кто-то шумно вздыхал.
Вскоре откуда-то издалека донеслось угрюмое урчание – гром. Первая капля упала на свежевыкрашенный, но уже абсолютно сухой шифер, за ней последовала вторая, третья – и вот, вся крыша превратилась в барабан, по которому дробью хлестал свирепый ливень. Становилось все темнее - тучи сгущались. Один за одним вспыхивали огоньки окон в домах, то тут, то там небо расчерчивали изломы молний. Хлопцы сгрудились у трубы.
- Пущай, пущай льет, братцы, – приговаривал Редька успокаивающе, – трава высохнет, земля высохнет, и мы с вами высохнем. Зато какова природа, а? Стихия!
- Говорю тебе, это они вместо душа, – зашипел один студент другому. Толстяк ткнул его в бок.
Атлет вышел на середину крыши, запрокинул голову и распростер руки, словно хотел заключить небо в объятия. Дождь лил и лил.
Атлет обернулся:
- Хорошо-то как, отец! – вскричал он. – Хорошо-то как!
- Знамо дело, хорошо, хлопец, – закивал довольный Редька. – После трудового-то денька. Как нарочно.
Все притихли и смотрели. Дышали влажным, теплым воздухом, отчего-то казавшимся пыльным.
- Я им доплачу, серьезно, – проговорил толстяк в пустоту, – это ж надо.
Клен трепыхался и тянул свои лапы к хлопцам. С листьев катились струйки.
Понемногу дождь стал утихать.
- Андрей, – крикнул толстяк атлету, – как там у них с расписанием?
- На полгода вперед.
Толстяк вздохнул. Вдруг все хором ахнули. Через все небо, от одного дома к другому, протянулась сияющая радуга.
-Точно доплачу, – прошептал толстяк.
Редька утирал слезы. Дождь закончился.
- Ай, спасибо, Игнат, ай удружил, – вполголоса проговорил, глядя на иллюминацию, атлет.
Когда радуга растаяла, а небо прояснилось, хлопцы сгрудили инвентарь в одну кучу и по одному, нехотя, покинули крышу. Последним лез негр; перед тем, как захлопнуть люк, он окинул взглядом трудовой плацдарм и причмокнул пухлыми губами.
Прощались на крыльце, грузовик нетерпеливо тарахтел на прежнем месте.
- Бывай, отец, – похлопал атлет Редьку по тощему плечу.
- Бывайте, хлопцы. Заезжайте еще.
- Заедем, не сомневайся, – заверил толстяк, поправляя очки.
- Вы там заснули что ли? – закричал из кабины Семен.
Хлопцы раскланялись и поспешили в кузов. В нем уже томились семеро утренних - выжатые, замученные, они сидели, прижавшись спиной к стенке кузова и только хрипло дышали.
- Ну что, – когда затряслись по кочкам, спросил атлет у одного из семерых, – не заскучал?
- Андрей.... – прохрипел тот, – ты и представить себе не можешь, насколько это круто. Я рук не чувствую.
Андрей улыбнулся и посмотрел на удаляющееся домоуправление. Серая облезлая коробка жалась к клену, крыша уже начала выцветать. В дверном проеме светлела фигура Редьки – он стоял неподвижно, опершись плечом о косяк. Фигура уменьшалась, уменьшалась, и скрылась за домом – дорога вышла из двора.
Потом была тряска в грузовике. После нее – фактурные душ и раздевалка. Далее – прямо из раздевалки – кабина лифта, на протяжении четверти часа гудящая и придавливающая пассажиров к полу. За ней – транспортный узел, вплетавший в себя основные десять основных маршрутов. Потолок узла терялся в вышине, кругом сновали толпы людей, за ними спешили роботы всех мастей – от уборщиков и профессиональных собеседников до кинорежиссеров и независимых оценщиков. Сквозь стеклянные стены узла сияли миллионами огней титанические башенные комплексы, верхние этажи которых располагались на третьем уровне атмосферного купола. Рекламные голограммы загораживали обзор и требовали внимания, стоял невообразимый гвалт - музыка, разговоры, объявления, шум мобилей, роями высыпающихся из ворот узла и разлетающихся во все десять направлений… Все это обилие красок и звуков безжалостно обрушилось на хлопцев, согнув их под своей тяжестью.
Они прощались, стараясь как можно крепче сжать руку, договаривались о встречах, делились обрывками впечатлений, шутили и расходились по платформам.
Они, в очередной раз вкусившие честной радости простого физического труда, возвращались в мир, который в человеческом труде больше не нуждался и не мог предложить им ничего, кроме развлечений.
Похожие статьи:
Видео → Радуйся, что жена изменила тебе, а не отечеству.
Рассказы → Пограничник
Видео → У девяноста девяти из ста нет ума.
Видео → Вечно зелёная ёлка Судьбы с подарками.
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
