Третий

Эта история началась пять лет назад, дождливым ноябрьским вечером. На самом-то деле, как я теперь точно знаю, начала у нее не было. Но людям свойственно думать, что у любой истории должны быть начало, кульминация и развязка. Попробую изложить случающееся так, как все привыкли: передать последовательность действий и фактов.

Итак, в тот вечер мы отмечали юбилей профессора Салиуса. Даже двойной юбилей: уважаемый коллега праздновал 50-летие со дня рождения и 25-летие работы в Академии.

Вы, наверное, думаете, что если математики, физики и астрономы собираются на вечеринку, то, вместо того, чтобы пить, есть и рассказывать неприличные анекдоты, они будут беседовать о принципе функционирования телепорта-черной дыры или о путешествиях во времени верхом на квантовых волнах вероятностей?

В какой-то степени вы правы. Мы действительно никак не могли оторваться от спора, начатого еще в лаборатории, – спора о природе времени. То, что время нелинейно и не движется от некоей заданной точки в прошлом к другой точке – в будущем, подобно поезду в детской задачке, - в наши дни общеизвестный факт. Но тогда каким образом связываются мгновения прошлого, настоящего и будущего? Не нужно забывать, что, во-первых, будущее вариативно, следовательно, движение времени схоже не с прямой линией, а с веером, состоящим из множества стрел-векторов. В какой же момент происходит выборка единственно верного направления движения и отсеивание ненужных? И являются ли они тупиковыми? Независимо от положительного или отрицательного ответа, не ясно, что происходит с неиспользованными возможностями: остаются ли они в потенциале иных будущих, реализуются в параллельных реальностях или что-то иное? Во-вторых, никто не может определить ту самую, стартовую точку в прошлом, от которой можно начинать отсчет. Традиционно мы «запускаем» время с момента Большого Взрыва, но насколько это корректно? Как знать, не пребывало ли время и до, и в течение этого процесса, сколь бы краток он ни был? Наши знания об окружающем мире и выведенные физические законы слишком убоги и неполны, чтобы можно было судить о таком сложном измерении, как время.

Так мы и спорили – наверное, целый час или больше, - пока вкусные блюда, поздравительные речи и выдержанное вино не развлекли нас и не заставили позабыть о работе.

Надо сказать, что вечер проходил в банкетном зале того самого казино – лучшего в городе, где я сейчас и работаю. Но тогда, разумеется, я еще не обладал информацией о том, что мне предстоит.

Вместе с товарищами я веселился, шутил с очаровательными официантками, приносившими еду и напитки, а после десерта и кофе отправился с двумя коллегами прогуляться по казино. Признаю, мы были не вполне трезвы: пары-тройки бокалов вина для не пьющих ученых может оказаться более чем достаточно. Видимо, это-то состояние и послужило причиной совершенно не свойственного нам поступка: мы решили сесть за один из столов, чтобы сыграть в американский покер.

Дилер достал запечатанную колоду и вскрыл ее при нас, сообщив, что играть будем с двумя джокерами, поскольку в партии участвует восемь человек – максимально возможное число. Не буду рассказывать о том, как протекала игра: все вы знаете, как велик азарт покера. Замечу лишь, что наши партнеры – достойные и приличные джентльмены – ни разу не заподозрили нас в нечестности, хотя троица ученых (пусть и не вполне трезвых) выигрывала с завидным постоянством.

Давалось это нам без труда. Во-первых, обладая прекрасной памятью, натренированной долгими годами расчетов и вымуштрованной строгой математической логикой, мы легко запоминали открытые дилером карты и делали выводы с высокой степенью вероятности - какая комбинация на руках у того или иного участника игры. Во-вторых, хоть наши соперники и старались сохранять невозмутимость на лицах, но нам – привычным к уловкам студентов на экзаменах – удавалось разгадать по легчайшему трепету ресниц или дрожанию жилки на виске, что именно пытается собрать партнер – стрит или каре.

Во время третьей партии (на которую, замечу, мы согласились, поддавшись уговорам соперников, желавших отыграться) я держал в руках недособранный сет и раздумывал, не фолдануть ли мне на этот раз – слишком уж малы были шансы, - но потом все же решил рискнуть. Я взял протянутую дилером карту и увидел джокера.

Кажется, я еще не упоминал, что колоды, которыми мы играли, были выполнены в изысканном барочном стиле. Как сообщил нам крупье, их рисовал для клуба малоизвестный местный художник, пару лет назад пропавший без вести. Карта же, которую я держал в руках, была, скорее, творением какого-то безумного сюрреалиста.

Растекающийся, подобно предметам на картинах Дали, непристойно изогнутый в странном экстатическом танце силуэт таял в темно-серой дымке, окутывавшей не только самого шута, но и развалины, из которых, казалось, и брал начало расплывавшийся по картинке туман. Рисунок завораживал, вызывал желание заглянуть внутрь изображения, перевернуть карту, чтобы увидеть – что таится за краем. Очарованный, словно под воздействием странной магии, я на какое-то время перестал следить за игрой, и очнулся только в тот момент, когда моя рука, действовавшая, казалось, помимо моей воли, взяла у дилера еще одну карту. Это был второй джокер.

В другое время меня, как представителя точных наук, безусловно, заинтересовало бы такое совпадение. Возможно, я начал бы просчитывать вероятность подобного события, исходя из количества карт в колоде и количества сидящих за столом. Но в тот миг я был куда больше заинтригован тем, что второй рисунок оказался совершенно не похож на первый. Равно, как не был он похож и на остальные карты по стилю исполнения.

Освещенный золотыми лучами, на картинке был изображен силуэт, уходящий вдаль. Рисунок был похож на картину, видимую в камере обскура, – с обратной перспективой. Но линия горизонта была столь высока и невозможно далека, что нарушала не только правила воспроизведения трехмерного мира в двухмерных изображениях, но и известные мне физические законы.

Не сознавая, что делаю, я скинул червового короля и протянул руку за новой картой. Это был, как я без удивления отметил, третий джокер: сияющая геометрическая фигура на белом фоне. Фигура – шаром Мёбиуса назвал бы я ее - с центром в сердце Вселенной и границами в нигде – пульсировала, переливалась всеми цветами радуги. Слои ее, похожие на слои луковицы, только бесконечные вовне и в глубину, переворачивались, мельтешили перед глазами, оставаясь все время повернутыми ко мне единственной стороной.

Внезапно все три джокера слились в единое целое, мир вокруг озарила белая вспышка.

Я оказался внутри сияющего ничто, места, где не было верха и низа, позади и впереди, где действовали иные законы пространства и отсутствовало время. И в этот миг я понял: время – это единое целое из прошлого, настоящего и будущего; это геометрическая точка, не имеющая площади. Тот, кто сумеет это понять и ощутить, как я – в непосредственном опыте – сможет перемещаться по бесконечному шару Мебиуса, который и есть – Время. Это знание было столь устрашающе невыносимо, что голова у меня закружилась. Свечение погасло.

Очнулся я от того, что кто-то брызгал мне в лицо холодной водой. Как оказалось, я потерял сознание. Друзья приписали мой обморок двум бокалам вина и спертому воздуху казино, к которым я – со всей воздержанностью предшествующей жизни - был непривычен. Я не стал с ними спорить (хотя и понимал, что мое состояние не имеет ничего общего с воздействием алкоголя и не являлось галлюцинацией), позволил вызвать такси и отправить меня домой, дав обещание назавтра непременно пригласить доктора.

Воспользовавшись тем, что врач, не нашедший никаких симптомов известных болезней, тем не менее, руководствуясь профессиональной добросовестностью, прописал мне покой и отдых от напряженных умственных трудов, я взял отпуск на неделю и начал изучать жизнь и картины художника, рисовавшего карты для казино.

По большей части это были классические пейзажи и рисунки старинных церквушек, расположенных в окрестных деревнях. Но в последних работах художника я стал замечать разбросанные, словно намеки, фрагменты тех изображений, которые я видел на картах. Эти вкрапления то золотого луча, то искаженной линии горизонта, то свернутого в половинку односторонней луковичной чешуйки листа, упавшего с дерева, - носили характер чужеродный и вызывали такое же желание проникнуть внутрь изображения, которое охватило меня в тот памятный вечер.

Когда же я добрался до газетных вырезок, сообщающих о пропаже художника, все чудесным образом прояснилось. Мастер, как обычно, заперся вечером в своем кабинете, чтобы в тишине закончить работу над заказом – колодой карт для казино.

Наутро он не спустился к чаю и не отзывался на стук и оклики. Обеспокоенная экономка пригласила соседей и полицию. Взломали дверь – в комнате никого не было. Никаких следов взлома, борьбы. Ни записки, ни пропавших вещей. Ничто не указывало на то, был ли художник похищен, убит или ушел сам. На столе стоял стакан с водой, лежали краски, кисти и изображения двух джокеров – последних карт в колоде, над которыми работал мастер.

Спустя полгода, как полагается по закону, художника признали погибшим. Приехала дальняя родственница, получила скромное наследство. Картины, в которых эта невежественная женщина ничего не понимала, забрал местный музей. А изображения карт отдали заказчику – владельцу казино. В типографии нашего городка отпечатали потребное количество колод, которое постоянно пополняется по мере надобности. Вот и вся история.

Думаю, нет смысла рассказывать дальнейшее – и очевидное, - поэтому буду краток.

Сославшись на плохое здоровье, я уволился из Академии и устроился на работу в казино – наемным партнером для покера. Меня привечают и владелец, и игроки, которым нравится состязаться с сильным партнером – играю я, без ложной скромности, блестяще. Денег, которые я получаю, хватает на мои скромные нужды.

Уже дважды мне удавалось получить на сдаче от дилера двух джокеров. Я знаю, придет день, когда я найду третьего. И на этот раз я не оплошаю.

Похожие статьи:

Рассказы → Черный свет софитов-7

Рассказы → Вердикт

Рассказы → Идеальное оружие

Рассказы → Эксперимент не состоится?

Рассказы → Белочка в моей голове