Для многих день уже растаял: внизу, для жителей тех кварталов, что напоминали мох с высоты птичьего полета, солнце скрылось ещё час назад. Люди из тех домов наблюдали теперь только очертания собственных же крыш, выведенных трафаретом; черные силуэты антенн, словно кресты над церквями. И только Олди-тауэр по-прежнему горел золотом ─ этот надменный титан, унижающий солнце своей нерушимостью, вынуждающий звезду трусливо прятаться за горизонтом.
Тем работягам, что устало поднимали глаза кверху, отработавшим далеко не последние смены на заводах и обычным зевакам открывалось удивительное зрелище: вестник чего-то грандиозного, идол могуществу, тотем неведомому божеству, среди хлипких трущоб. И все же навсегда останется загадкой что видели они, эти люди, когда смотрели на башню: возможно, Золотую Адель, а быть может огромную руку царя Мидаса. И оттуда, из самой головы огненного гиганта, Итан Олди окидывал взглядом засыпающий город. Он стоял у окна, вытянувшись, держа осанку как и его башня. Янтарный огонь ложился на черные волосы, усы, ресницы и брови, зажигая их, делая похожими на обсидиан. Самому себе он напоминал Зевса, готовым бросит семя на землю или же обрушить свой гнев. Неизвестно как долго Итан Олди простоял у окна; по прошествии минуты, когда он так ни разу и не пошевельнулся, стороннему наблюдателю могло прийти в голову что это восковая статуя. Так продолжалось ещё несколько минут, пока складка на его вельветовых брюках, цвета самого бесцветного мрамора, не переползла чуть выше. Руки в его карманах заелозили, как если бы он пытался достать какую-то мелкую безделушку.
─ Что скажешь? ─ спросил Итан. ─ Ты либо со мной, либо нет.
Тяжелый голос разлетелся по пустому залу. Иному бы показалось что эта фраза была настолько неподъемной, громоздкой и скупой, что с трудом ей удалось не рухнуть на гранитный пол. А упади, она наверняка отколола бы кусок. В глубине пустого зала что-то задвигалось, затеплилась какая-то жизнь. Даже отсюда эта жизнь ощущалось неуверенной, скованной огромными сводами, точно в готической церкви.
─ Мне нечего тебе сказать, ─ ответил кто-то.
Кем-то был Ричард Уотсон. Он сидел за стулом, на самом углу стола, и казалось, их с Итаном разделял целый океан. И оба они ощущали себя первыми моряками: такими же беспомощными перед огромной пропастью расстояния.
─ Ты уже все решил? Хочешь сказать, мой отец...
− Я знал твоего отца, Итан, ─ перебил Ричард уже смелее, ─ ты не похож на него.
─ Как раз наоборот. Ты забыл, каким он был человеком.
− Можешь считать так, но Говард никогда не меркнул в моей памяти, а вот для тебя он стал пластелином.
Тишина повисла между ними преградой. И казалось, в ней даже тьма и бронзовый свет обретали звуки, запахи. Для Ричарда все в этой комнате нестерпимо воняло. Они молчали, боясь уколоться о ту колючую проволоку, что протянулась между ними. Итак обернулся, из-за чего его лицо исчезло, стерлось, и перед Ричардом стояла только темная фигура, из сажи или мазута; лишенная наполнения, проведенная через копирку более яркая картина.
─ Я прошу только потому, что ты лучше других знаешь что творится. Отец бы не позволил нашему кораблю затонуть, и я не позволю. Извини если ошибся, решив что и ты часть команды.
Тут из темноты зала прорезался Ричард: седые усы перетекали в бороду, обрамляя рот; костюм сидел на плечах так, словно был продолжением его образа, вырезанный из камня вместе с ним. Сам он, несмотря на робость, сидел твердо.
─ Не путай одно с другим. Ты знаешь как я отношусь к тебе и Говарду; я растил тебя, растил эту компанию также, как собственного сына. Черт, да мы с Говардом поднимали её с нуля! Но мы никогда не смели так опускаться, Итан, опомнись!
─ Я не хочу видеть как рушиться то, на что мой отец и ты угробили свои жизни.
─ Перестань! ─ крикнул Ричард. Повышенный тон не шел ему, как не идет ругань красивой женщине. Тем не менее он продолжил: ─ Не прикрывайся нашим трудом, словно это оправдывает твою авантюру.
─ Это не авантюра, Ричард, а наш шанс, неужели ты не понимаешь? Срубив одно дерево мы посадим другое.
─ Ты ведь не понимаешь, что собираешься натворить, я прав?
Итан уселся на край стола, вновь обернув взор к солнцу.
─ Я как раз понимаю, а вот ты... Скажи мне, ты сумеешь спасти компанию? Сколько ещё государственных кредитов мы получим в этом году?
─ Ни одного, ─ нехотя ответил Ричард. Он был слишком стар, чтобы врать.
─ Думаешь, мы сможем справиться с той ношей, которую на нас взвалил Говард и ты? Вы... ─ он поднялся и медленно зашагал к тому, кого недавно называл дядей, ─ вы уничтожили нас ещё тогда, когда решили достичь всего разом. Вы, как и все эти чертовы пионеры двадцатого века, решили что вам по плечу удержать на себе целый мир, и решили что и ваши потомки сумеют сделать это.
Ричард взглянул на него холодно, и сказал: ─ Не наша вина, что ваши плечи оказались слабы. Ты трус, как вся ваша братия. Обобрать работников собственной фирмы, обмануть банки, сломать все и скрыться, в надежде что тебе удастся вырастить новую яблоню рядом с гнилью старой.
─ Прекрати!
─ Не повышай на меня голос, щенок! ─ Ричард вскочил со стула, и сразу вырос над Итаном, как и много лет назад, когда тот бывало нашкодничал.
И снова они молчали. Однако там, где сталкивались их взгляды, шло настоящее сражение. Итан смотрел так долго, как только мог, и тут Ричард опустил свои глаза. Итан заглянул в них снова, заискивающе, любопытно: ни тени стыда, но то, что он увидел убивало куда сильнее, медленнее, словно отрава или пары тяжелых металлов. Разочарование.
─ Ты не знаешь, что делаешь.
─ К сожалению, знаю. Скоро ты прочтешь в Нью-Йорк Экспресс о банкротстве.
─ С чего ты решил что я полечу в Нью-Йорк? ─ будто не услышал, или же не хотел услышать это слово Ричард. Он так искренне удивился возможности прочесть об этом в Нью-Йорке, что замылил для себя последнее слово. ─ Я встречу это здесь, как и должен.
Вздохнув поглубже он продолжил: ─ Ты оставишь без заработка миллионы семей. Твой отец...
Итан отвернулся, ответив: ─ Мой отец мертв. К сожалению, или к счастью. Я выплачу столько, сколько смогу.
─ Чтобы не остаться с голой задницей самому, ─ усмехнулся Ричард, но без веселости. Его лицо тонуло в темноте, даже усугубляя её, выделяясь на её фоне.
─ Не тебе меня судить. Я предложил тебе свою помощь, в обмен на, ─ Ричард перебил: ─ Предательство. Спасибо тебе, мальчик.
Ричард направился к двери, медленно, едва переставляя ноги от волнения. В этой гладкой, вылизанной гранитной гробнице слышались только его шарканья по полу: тот уверенный шаг, который барабанил прежде в коридорах Олди-тауэр, навсегда растворился в прошлом. Он спрятал свои руки, мокрые от пота ладони, в карманы пиджака.
─ Можно считать это увольнением?
− Считай, что ты сам положил мне заявление.
Итан смотрел в спину дяде; одна его рука потирала вторую, возможно пытаясь высечь огонь. Когда тот уже подходил к огромным кованным дверям, установленным здесь ещё шестьдесят лет назад, он окликнул Ричарда.
─ Тяжелые времена, совсем другие правила игры.
− Правила задаются в начале, и не меняются на всем протяжении игры, я то думал кто-то из нас научил тебя этому...
Помолчав немного, Итан произнес то, что смог бы произнести только своему отцу: ─ Прости.
─ И ты, ─ остановившись в дверях, он чуть обернулся и повторил: ─ И ты, мой мальчик.
Похожие статьи:
Рассказы → Чужое добро
Рассказы → Белочка в моей голове
Рассказы → Опытным путём
Рассказы → Выбор
Рассказы → Наследник
Н - невнимательность.
