В странный час между ночью и утром просыпается городок. Потягиваются домики, хрустя деревянными ставнями и крылечками; хорошенькие таун-хаусы кокетливо хлопают занавесками, завивают в кудри дикий виноград на балконах. Полуразрушенная крепость покачивает головами-башнями, оттирает от грязи старые камни. Высокие тополя, что растут вдоль дороги, разворачивают запылившиеся листья; декоративные кусты и цветы на клумбах умываются росой, поправляют растрепавшиеся за ночь прически. Узкие улочки аккуратно встряхивают половички-мостовые, убирают мелкий мусор и пожелтевшие листья. Прихорашивается торговая площадь, расплескивая струи фонтана.
Тихо-тихо в городке, словно и нет здесь никого. Не проснулись еще краснорожие мастеровые и громкоголосые домохозяйки, бережливые торговцы и неугомонные детишки. Спят изнеженные болонки и дворовые псы; черные кошки на чердаках и белые – на алых подушках; спят коровы и кони, овцы и гуси. Подремывают штуки сукна и кружевные накидки; тесто в кадушке и соленые огурчики в бочонке; золотистые груши и копченые окорока. Уставшие за ночь свечи спят, свернувшись клубочками в ночниках и в фонарях, как котята в корзинках.
По молчаливым, умытым улочкам едет тележка, запряженная осликом. Бесшумно ступают копытца по брусчатке, словно войлоком обернуты. На передке тележки сидит старьевщик – седой, серый, в грязном балахоне и остроконечной шляпе.
Молчит старик, не зовет хозяек, не кричит хрипло: «Старье берем – монетку даем!» Да и зачем ему выкликать-зазывать, когда все нужное, что ненужным стало, уже у дверей выставлено, серой ветошкой прикрыто – только забрать осталось.
Вот полосатый мячик. Хозяин его – сынишка мясника – решился отдать любимую игрушку. А ведь еще три дня назад, не зная, что его отправляют в городскую школу, мальчишка бил мячиком о стенку сарая, о мостовую, бросал его лохматому псу. Но за считанные часы вырос, повзрослел, захотел избавиться от детских воспоминаний.
Старьевщик забирает мячик, кладет на порог медную монетку. Послушный ослик, что покорно ждал у крыльца, трогается с места.
Вот кукла в нарядном запачканном платье, с растрепанными волосами. Дочка кузнеца вчера поссорилась с подружкой и та, выхватив куклу, швырнула ее в лужу. Девочки помирятся, в том нет сомнений, так зачем помнить о глупой ссоре? Старьевщик бережно кладет куклу в тележку, оставляет взамен денежку.
Детским огорчениям цена невысока. Поломанные игрушки, однодневные, назавтра забытые ссоры, слезы в темной кладовке стоят медяшку, не больше. А вот расшитая серебром кружевная фата красавицы - дочери мельника, что только весной вышла замуж да через три месяца овдовела, - тянет на полновесный золотой.
Едет тележка по тихому городу, собирает старьевщик слезы и воспоминания, призраков прошлого и несбывшиеся мечты, ссоры и неурядицы, горе и боль. И за все, за все платит по-честному: где мелкой монеткой, а где и парой-тройкой серебряных или золотых дублонов.
Редко, очень редко попадаются вещи действительно стоящие. На прошлой неделе дровосек, что живет на окраине, наконец-то решил избавиться от топора, которым, по слухам, и зарубил семь лет назад непутевую доченьку и ее любовника – цыгана мимохожего. Тел-то мертвых не нашли, дровосек говорил, что сбежала девица гулящая с черноволосым красавцем. Было то – не было, - только старьевщику ведомо. Ему вещи врать не будут: всю правду, до буковки, до слезинки, до мига расскажут.
И сегодня не обошла старика удача. За котелок, в котором аптекарь зелья свои варил, отдал старьевщик целый кошель золотых. Так и есть за что. Зелья-то не обычные, не лекарства от простуды или от горячки, а те, что жены мужьям опостылевшим в суп, а нетерпеливые наследники зажившимся дедам да дядьям в вино подливают.
Старьевщика не обмануть – он настоящую цену знает. Да никто и не посмел бы. Только старик с тележкой и покорным серым осликом не боится выезжать из дома в час, что не ночь, не день, не утро; в то время, что не прошлое и не настоящее, а вечный миг между ними. Миг, когда замирает время, когда вещи превращаются в память, оживает неживое, становится бывшим небывшее. Миг, когда старьевщик забирает воспоминания, облегчая совесть, утишая слезы, даря забвение и покой.
Объехав городок, возвращается старик в дом, что стоит на отшибе, возле самого леса. Здесь он будет разбирать привезенное добро, по кучкам раскладывать, переплавлять, перешивать, ломать и клеить, растворять и варить, разбирать на кусочки и собирать заново – творить новые судьбы, новые воспоминания для тех, кто еще не родился на свет.
Возле дома ждет старьевщика древняя старуха. Опершись на клюку, стоит она у крыльца – высокая, костлявая, в черных одеждах, волосы убраны под платок.
- Доброго тебе часа, почтеннейшая! Что привело тебя сюда в то время, когда всему живому в городке заповедано спать…
- Знаю, знаю, - усмехается старуха. – Тот, кто посмеет выглянуть на улицу, когда едет по ней старьевщик, утратит и память свою, и рассудок потеряет вместе с жизнью. Я слишком стара, повелитель воспоминаний, мне не страшно умереть. А со смертью исчезнут и мои радости, и печали.
- Ни разу за долгие годы не оставляла ты ни клочка бумаги, ни старой тряпки на пороге дома. Видно, так светла и чиста была твоя жизнь, что нечего тебе было отдать старьевщику.
- Все было, старик, тебе ли не знать. И радость, и горе, и слезы, и печаль, и боль. Всего хватало, а иного и с избытком. Но ни одного мига своей жизни не променяла бы я на твои монеты, ибо нет будущего без памяти о прошлом.
- Чего же ты хочешь от меня ныне?
- Знаю я, что пришел мой срок. Сегодня – последний день моей жизни. Я готова уйти туда, откуда не возвращаются. Прошу тебя лишь об одном. Когда мое тело сгорит на костре, а пепел жрецы развеют по ветру, зажги еще один костер – костер моей памяти. Позволь моему дому со всем содержимым исчезнуть в пламени. Не строй чужого будущего из моего прошлого. Оно – лишь мое, и никому другому не должно принадлежать.
- Ничем ты не обременила меня при жизни. Я не могу отказать тебе.
- Благодарю тебя, повелитель воспоминаний.
И, низко поклонившись, старуха ушла.
А старьевщик долго еще стоял на крыльце и думал: смогут ли другие обрести мужество, которое ныне было лишь у одной старой женщины, проживавшей последний день своей жизни. Мужество помнить каждый день, каждый час, бережно хранить в душе не только радости, но и печали, не выкидывать трусливо неприятные воспоминания за порог, как ненужные тряпки.
Если бы это произошло, мир стал бы иным. Но старьевщик точно знал: такого не случится никогда, ибо трусость и слабость человеческие вечны. А значит, - не обрести ему покоя, пока живо в мире хоть одно думающее и чувствующее существо.
Похожие статьи:
Рассказы → Мокрым пальцем
Рассказы → Разговор в поезде часть 1.
Рассказы → Разговор в поезде часть 2.
Рассказы → Прошу тишины!
Рассказы → Господин Музыка (шесть картинок)