Тыква была очень-очень старой. Такой старой, что она уж и не помнила, сколько ей лет. Весь год она дремала на верхней полке и смотрела сны, в которых была зеленая трава, синее небо, разноцветные бабочки и сияющая радуга. Тыква не знала, приходят ли в снах воспоминания детства, или это грезы, навеянные пузырьками с волшебными снадобьями и котелками для магических зелий, что стояли на соседних полках. На чердаке было темно, прохладно и сухо. Здесь пахло травами и грибами, летучие мыши уютно шуршали крыльями, а корни мандрагоры, висевшие под крышей, бормотали заклинания на давно позабытом языке.
Только раз в год - в конце октября - тыкву доставали из шкафа, стирали с округлых, когда-то ярко-рыжих, а сейчас бледно-желтых боков пыль и вытаскивали на крыльцо. На крыльце шел дождь, доски покоробились, из щелей дуло. Тыква ерзала, устраиваясь поудобнее, ей хотелось вернуться на чердак – к мышам, котелкам и волшебным снам, - но приходилось терпеть - работа есть работа.
Поскрипывая от обострившегося ревматизма, тыква злобно щерилась тремя оставшимися зубами, пучила глаза и пугала детишек, прибегавших к дому ведьмы с криками: «Сладость или гадость!»
Ведьма тоже была старой. Как и тыква, и заброшенные котелки на чердаке, и просроченные зелья, и сам дом – покосившийся, с дырявой крышей и слепыми окнами, куда так любила раньше заглядывать полная луна. Но давно погас огонь в печке, котлы перекочевали с кухни на чердак, на кривоногом столе больше никто не резал корней мандрагоры и веревок повешенных, а на плите не кипели и не скворчали черно-зеленые и красно-синие зелья. Луне больше незачем было заходить в гости, не на что разливать бледный свет. Но она – по старой памяти, жалея и ведьму, и бесполезно увядающие на чердаке корни мандрагоры, и обиженных невниманием хозяйки летучих мышей, - раз в год, перед Самайном, посылала шаловливый лучик, пробегавший по дому в тщетной попытке пробудить хозяйку от векового склероза.
Ведьма отмахивалась от лунного зайчика, привычно, не помня зачем, выносила на крыльцо тыкву и корзинку с окаменевшими печеньями и возвращалась в спальню, держась за поясницу и ворча.
Вот и в этот раз лучик проскакал по темным комнатам, расчихался от пыли, разбудил спящих в порванной паутине древних пауков и уже совсем было собрался вернуться к луне, как услышал снаружи шум. Кто-то топал по тропинке мимо старого дома и громко распевал:
Духи, призраки и тени
К нам приходят нынче в дом.
Вспомним тех, кто жил когда-то,
Тех, кого уж больше нет.
Пригласим их всех на праздник,
Угощенье напечем:
Пироги, конфеты, сласти…
Духи, призраки и тени,
Мы вас в гости нынче ждем!
Певец изрядно фальшивил, песня была нескладная, но такая веселя и задорная, что лучик выскочил из дома и, приплясывая, запрыгал по дорожке.
- Ты кто такой - маленький, но живой? – высокий круглолицый парень остановился, засмотревшись на сверкающее пятнышко, что танцевало, рассыпая по тропинке серебристые искры.
- Я – луч луны, помощник и светлячок тех, кто ведает! А ты кто - смешной, не знающий простых вещей человек?
- Ты прав, дружок, я бестолков, и не учился ничему. Когда-то дровосеком был, но очень песни петь люблю. Теперь хожу, пою везде, но рукоделье не забыл. Смотри, на праздник я несу игрушки, сласти для детей.
И парень приподнял большую корзину, накрытую чистой белой тряпицей. Из корзины пахло марципаном, печеными яблоками и карамелью. Потом дровосек повернулся, повел плечами, и висящие за его спиной деревянные скелеты защелкали пальцами, а тыквы застучали зубами. Да так громко, что старая тыква на крыльце подскочила и, охнув, шепеляво защелкала в такт.
- А есть ли в доме кто живой? Скажи мне, лучик, не таясь. Его б я тоже угостил – печеньем или пирогом. А, может, праздник любит он? Тогда ему я подарю скелета, тыкву или мышь – она пока в кармане спит.
- Нет, нет, никаких спящих мышей нам не надо, - лунный зайчик вздохнул так тяжело, что чуть не погас. - Тут и так все спят уж которое столетье.
- Да вроде это просто дом, и он на замок не похож. Принцесса вряд ли сотню лет в такой домине будет спать.
- Неужели ты никогда не слышал рассказов о мудрой ведьме, что с незапамятных времен обитает здесь, варит зелья, готовит целебные снадобья, разгоняет тучи над созревшей рожью, призывает дождик на молодые посевы, лечит скот и людей? – удивился лучик.
- Да, помню песню с детских лет - ее бабуля пела мне. Про ведьму дивной красоты и мудрую, как звезды все. Но это ж сколько лет прошло, и ведьма вроде умерла…
- Глупый, глупый человек! – рассмеялся лунный зайчик. – Ведьмы не умирают. Но когда люди перестают верить в волшебство, ведающие забывают всё, что знали, и себя тоже забывают. Уходят в туман вечности, блуждают, не в силах найти дорогу ни в один из миров.
- Так, значит, здесь она живет? И бродит, память потеряв? Бедняга, как же плохо ей! Скажи, могу ли я помочь?
- Если ты веришь в волшебство, сегодня – правильная ночь!
Сообразив, что заговорил так же, как и дровосек – не в склад, не в лад, - лучик смущенно замигал, а парень рассмеялся, сложил возле крыльца деревянные игрушки, поставил корзинку и достал из-за пояса топор.
- Тогда приступим сей же час! И да поможет нам Самайн. Ты светом разгоняй туман, а я крылечко починю. И крышу нужно залатать, и в окна – бычьи пузыри. Потом споем с тобой сам-два – и ведьму пробудим от сна.
Весело стучал топор в ночном лесу, весело приплясывали на ступеньках скелеты, весело прыгал по кустам и веткам лунный лучик, весело голосил дровосек свои нескладные песенки. Старая тыква, забыв про ревматизм, весело прищелкивала зубами.
Летучие мыши выбрались с чердака и закружились вокруг дома, призывая духов и призраков. Старые пауки, тряся лапками, скоренько плели праздничное платье – из лунного света и тонких паутинок, ночной тишины и сушеных цветов папоротника. Корни мандрагоры бормотали заклинания, котлы и бутыли подпрыгивали на полках, а старый дом недовольно хлопал ставнями.
Старая ведьма, опираясь на клюку, вышла из спальни и оторопела. Какой-то незнакомый парень хозяйничал в пустом дворе, перебивал ступеньки скрипучей лестницы, правил покосившиеся двери. Быстрый серебристый лучик носился по дому, зажигая свечи, летучие мыши разгоняли крыльями туман. По чердачной лестнице, гремя, звеня и шурша, спешили на кухню снизки грибов и кастрюли, котелки и связки трав, огромные бутыли и крошечные пузырьки.
- Почтенная, тебе привет! Ты будь здорова много лет. Вари, колдуй на радость нам…
- …и ш нами отмешай Самайн! – выкрикнула старая тыква.
- Мы тук-постук и гром-погром, - пропели деревянные скелеты, - в твоем мы доме приберем! Поможем зелья заварить, людей-скотов будем лечить!
- Экие вы певуны! – звонко рассмеялась ведьма, отбросила клюку и выпрямилась. – Спасибо тебе, мил человек, устроил старушке праздник, вернул память ведовскую. Отблагодарю, чем могу да умею: сварю волшебное зелье, чтобы песни сочинялись складные, да пелись красиво. Станешь прославленным менестрелем, будут слушать тебя и прекрасные дамы, и знатные вельможи, и короли, и придворные, и детишки, и старички, и цветы, и травы, и звезды, и радуга.
- Да мне не надо ничего, уважаемая, - смутился дровосек…
Посмотрел на ведьму, махнул рукой.
– Ааа, ладно, давай: вари-колдуй свое зелье. Для тебя я хотел бы сочинить самую прекрасную песню на свете.
- Кажется, я здесь больше не нужен, - рассмеялся лунный лучик и взлетел в небо.
А дровосек взял за руку черноглазую красавицу и вместе с ней вошел в дом.
- Я тоше шловно шотню готкоф шброшила, - смахнула слезу старая тыква и кокетливо подмигнула деревянному скелету.
Похожие статьи:
Рассказы → Венчание в Эйлен Донан
Рассказы → Страшно, аж жуть!
Рассказы → Однажды в Америке
Рассказы → Кошмар перед Хеллоуином
Рассказы → Когда благодарят жертвы
. Я в финале тоже смахнул слезу, вот только подмигивать было некому. Трогательный плюс! 
