1
Прошло всего трое суток. Три кошмарных дня во вселенной, изменившейся до неузнаваемости. Пространство сломалось, и ничего уже нельзя исправить. Остался лишь один вопрос: сломаюсь ли я?
Никому не дано объяснить, что таится за пределами доказанного наукой. Мы твердо уверены в абсолютном постоянстве нашего мира. Но что, если какая-то непознанная сила вмешается в привычный ход вещей? Все представления о мире окажутся опровергнуты?
Я не ученый, чтобы что-то объяснить. Да что там! Я даже не верю самому себе – тому, что видел своими глазами! Разрозненные обрывки знаний, которые я почерпнул в школе, наталкивают на мысли о Солнце, которое каким-то образом повлияло на нашу реальность. О магнитных и гравитационных полях, что удерживают атомы Земли в единой субстанции, называемой нашим миром.
Вселенная основана на теоремах без доказательств. Но вдруг что-то изменится? Будут совсем другие силы и неизвестные правила, а все ученые мира, глядя в микроскопы или телескопы, уже ничего не смогут сделать ради нашего спасения.
Стоп. Я хотел расставить все по местам, но получилось наоборот. Кажется, я в конец все запутал. Так чего же я хочу добиться, выводя этот текст в старой тетради? Наверное, не потерять рассудок. Хотя бы восстановить хронологию событий. Каким образом? Я буду описывать все, что со мной произошло за эти три дня. Систематизирую весь этот бред. И тогда, быть может, мысли мои вернутся на место. Возможно, я найду какой-то выход из сложившейся ситуации. Как же я надеюсь на это!..
Что ж, начнем. Тем более, мне больше нечем заняться в проклятой ванной комнате, где по своей неосторожности я оказался заперт и, скорее всего, умру.
2
Мы с Витей не виделись года четыре. Когда-то и он, и я, учились на физическом факультете Саратовского Государственного Университета. Я отучился-таки первый курс, но потом с треском вылетел. Мой друг получил диплом и даже стал аспирантом.
Я же полгода просидел дома, после чего устроился работать на заводе. Скоро я понял, что запах денег (и довольно неплохих денег) гораздо приятнее долгих лет учебы и экзаменационных депрессий. И вот, через четыре года мы снова рядом – он и я.
Встретились мы случайно. Я покупал куртку тысяч за пять рублей, довольно неплохую, хотя и не самую дорогую. А Витек с увлеченностью эстета выбирал себе шапку за сотню «деревянных». Разрази меня гром, если он пришел в магазин не в той же одежде, в которой я видел его в университете! Что ж, студенты – они студенты и есть. Думают, что знают цену деньгам. Но не зарабатывают их, а лишь экономят. Мое же мнение, что деньги нужно сразу вкладывать в вещи, только тогда они принесут пользу, а не пропадут, обесценившись… как и весь наш мир.
Разговорившись о старом, мы пошли «обмывать» покупки. Витек, как человек умный и образованный, принял решение не платить за пиво. Ну а мне, «богатому» работяге, было просто в падлу не угостить старого друга.
Пиво без водки – деньги на ветер. И вот, мы уже гуляем по улице, шатаясь, как корабли на море. В тот день Солнце грело слишком сильно. Но мы не обращали внимание на жару, а просто шли и вспоминали былое.
Все как обычно: автомобили шныряют из стороны в сторону. Людей маловато… но, в конце концов, была лишь середина будничного дня. Это я со своим плавающим графиком, да Виктор, вечный студент-аспирант, нашли время погулять. Остальные же были на работе или на учебе.
Внезапно сзади раздался крик. Мы уставились на фасад двухэтажного дома, ожидая чего-нибудь шокирующего. Но увидели лишь мужчину, высунувшегося из окна и испуганно завывшего:
– Наступил Конец Света! Апокалипсис, Армагеддон!
Сначала мы были встревожены… а потом просто рассмеялись. Витек пожелал крикуну опохмелиться. Тот недовольно глянул на нас, после чего исчез в окне, с лязгом закрыв его. Около минуты мы постояли на месте, ожидая продолжения комедии, но так и не дождались.
– Пространство и время связаны, так говорил Альберт Эйнштейн, – пробормотал мой пьяный друг. – То, что мы находимся здесь: в это самое время на этом месте… не простая случайность. Это закономерность. Ведь, как говорил Эйнштейн, а теперь говорю я: «Если в поезд, несущийся на скорости света, с двух сторон на одинаковом расстоянии попадет молния… От какой из них электрический ток первой достигнет антенны, находящейся ровно посередине поезда? Ты не знаешь ответа, а Эйнштейн знает. Все давно доказано, друг мой, давно доказано. Черт… мне надо отлить.
– И это тоже доказано? – зачем-то переспросил я. Ну достал меня весь этот бред про поезда! Я еще с университета его не переваривал, а после отчисления и вовсе относился к Эйнштейну, как к главному еретику всех времен и народов, помноженных на скорость света.
– Еще нет, но сейчас я это докажу, – остроумно ответил Витя.
– Докажи-ка теорему: где отливают профессора физических наук?
– В подъездах, – кинул Виктор, убегая к двери старого дома со скоростью того самого поезда… а, может быть, и электрического тока одной из молний, о которых рассказывал. Я решил последовать за ним. Мало ли что: может, он там упадет и ногу сломает?
Я подошел к двери. Всего пару секунд назад она закрылась за Витей, уже расстегивающим ширинку в темноте подъезда. Я стоял и ждал его минуты, наверно, две… после чего начал волноваться. Он мог там просто поскользнуться и упасть, а я ничего не узнал бы. На улице такой шум!
– Эй, где ты там? – окликнул я его. – Что у тебя стряслось? Заблудился?
Ответа не было. Тогда я открыл дверь… Но никого за ней не увидел. Мой друг исчез. И еще одна деталь… Возможно, мне показалось, но подъезд стал немного другим.
Черт, я же был пьян! Я не мог знать на сто процентов: прав я или нет. Выпивал я и больше, но, может, просто водка попалась паленая? Другого разумного объяснения не было, и я вошел внутрь.
3
– Эй, Витя! Где ты? – закричал я в отчаянье. – Хватит дурака валять, выходи!
В прошлый раз, когда он заходил в подъезд… я точно это помнил… там было темно. Теперь же здесь горела лампочка. Довольно странное явление в России. Обычно случайные прохожие лампочки наоборот выкручивают. А здесь, похоже, поставили новую. Но ведь кто-то мог просто включить свет?
Так или иначе, но ни друга, ни его следов, я не увидел.
– Черт, хватит меня разыгрывать! Мне надоело здесь стоять! Все, я ухожу, задолбало! Попил, понимаешь, пивка за мой счет… иждивенец хренов!
Посмотрев вокруг и убедившись, что в подъезде никого нет, я вышел оттуда.
Ноги подкосились через пару секунд после того, как глаза привыкли к яркому, слишком яркому солнечному свету. Нет, улица совсем не выглядела странной. Дело совсем в другом! Это была НЕ ТА улица! Я точно помнил, что заходил в этот дом с проспекта Кирова, а теперь стою на улице Рахова… Двадцать минут ходьбы! А ведь я вошел и вышел через одну и ту же дверь! Все закружилось вокруг. Я ущипнул себя за руку, но это был отнюдь не сон. Явь! Нет, я не сошел с ума, лишь протрезвел еще сильнее. Так что же происходит? Все это так странно…
Тошнота подкатила к горлу. Возникло ощущение, что я несусь на какой-нибудь садистской карусели. Адреналин ударил в мозг, и я чудом не упал, схватившись за поручень. Эта труба раскалилась от солнца. Отдернув руку, я в очередной раз убедился, что все это реальность.
Когда в кармане завыл мобильник, я подпрыгнул от страха и в полный голос вскрикнул. Его вибрация сильно врезала мне по ребрам, и я не сразу понял, что причина моего страха – всего лишь маленький телефон. Звонок затих, после чего загремел вновь. Я опять заорал… Хотя прекрасно понимал: стоит нажать на кнопку, «сотик» сразу же перестанет отвратительно трещать.
С огромным удивлением я перечитывал эту надпись и номер под ней… но очередная трель мобильника вывела меня из ступора. Я, только чтобы не слышать этого резкого, раздражающего звука, нажал на зеленую кнопку и поднес к уху телефон.
– Але, привет, Витек, ты где? – на автомате пробормотал я.
– Слушай, ты не поверишь… – сбивчиво тараторил он. – Я сам чуть не обосрался. Хорошо, что успел отлить, а то бы обделался от страха. Ну, короче, мне страшно это говорить… Я нахожусь сейчас на «3-й Дачной». Хм… Ну, я понимаю, это странно звучит. Я сам бы не поверил! Но пожалуйста, я не шучу… слушай, ты сейчас где?
– На Рахова, – ответил я машинально. В очередной раз возникло странное чувство нереальности происходящего. Ведь всего минуту назад я стоял на проспекте Кирова. А теперь здесь. Череп стонал от нарастающего умственного давления, а мозг готовился к самоуничтожению. Неожиданно, к моему глубокому удивлению, на другой стороне линии раздался смех. Истерический, но все же смех:
– Рахова, ха-ха! Как ты сказал? – негодовал Витя. – Значит, ты тоже вошел в эту дверь? И не считаешь, что я тронулся умом?
– Да что за херня здесь произошла?! – неожиданно взвизгнул я и тут же замолчал. Я испугался: а вдруг Виктор, этот конченный физик, сможет ответить на сей вопрос? Но он лишь попросил меня немного подождать:
– Слушай, я сейчас к тебе подъеду. Точнее, не сейчас, а через сорок минут… Ё-моё, разрази меня гром, если я еще раз войду в эту дверь!
– Не вопрос, – отозвался я. – Эй, а давай лучше встретимся у меня дома? Так и тебе ближе будет, и мне недалеко. Все это надо хорошенько обдумать. У меня еще осталось триста рублей на карточке…
Уже в который раз по ту сторону телефонной трубки раздался смех. И снова он меня не порадовал.
Через мучительные полчаса мы смотрели друг на друга, не в силах произнести хоть слово. Я молча достал бутылку водки из сумки и стал ждать реакции. Витя тяжело вздохнул, после чего точно так же, не произнося ни звука, кивнул. Он добрался с «3-й Дачной» всего за тридцать минут – трамвай подъехал быстро. Мы знали, что ни один смертный не поверит в нашу историю. Сказать по правде, мы оба немного протрезвели после пережитого. Поэтому я просто не мог не взять еще пол-литра. Иначе вся эта волна событий сведет нас с ума на трезвую голову. У нас просто не будет оправдания для такого немыслимого происшествия.
Сегодня дверь в подъезде моего дома была настежь открыта – что-то случилось с домофоном. Мы благополучно прошли к лифту, но тот не работал. Электричества не было. Поэтому нам пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Я открыл общую для всего этажа прихожую, и мы оказались у входа в мою квартиру.
Был жуткий сквозняк. За нашими спинами с грохотом захлопнулась дверь, и мы оба вскрикнули. А потом искренне рассмеялись.
– Пугаемся тут, понимаешь, своей собственной тени, – попытался сострить я, но сам же посчитал эту шутку несмешной и дико неуместной.
Прихожая – небольшая комната с четырьмя дверьми: одна на лестничную клетку и три от квартир. И достаточно долгое время одна из них привычно вела ко мне домой. Я нашел подходящий ключ и вставил в замок. Тот, как всегда, отпирался тяжело… хотя за столько лет я прекрасно научился с ним справляться. И тут произошла очередная странная вещь.
Я, по привычке не глядя, шагнул внутрь… Черт, что произошло?! Мой лоб больно ударился о кирпичи! Давление мгновенно подпрыгнуло в венах. Скользкое чувство дезориентации подкосило ноги. Мы с Виктором тупо разглядывали старую, облезлую стену, выросшую посреди входной двери.
Мы оба понимали, что даже если эту стену кто-то зачем-то здесь построил… то уж никак она не может быть такой старой и облезлой! Почему краска изжарилась и облупилась, как будто кирпичам этим было не меньше полувека, хотя я выходил из квартиры всего два часа назад?! Я потирал лоб, осознавая, что под пальцами болит не только ушиб. А Витя, изучая мое выражение лица, робко спросил:
– Я так понимаю, этой стены здесь быть не должно? – подумав еще немножко, он продолжил: – Или мы по-пьяни перепутали подъезды?
Я пятился от проклятой кирпичной кладки. Ужас переполнял мою кровь и разрывал сердце. Каждый сердечный сосуд в мозге норовил лопнуть. Я понял одну логичную истину… но это наоборот все путало. Догадка заставляла зрачки закатываться и наполняла разум серым потоком сомнений. Я произнес те сумасшедшие слова, но слишком тихо. Поскользнувшись на коврике, я упал на пол рядом с дверью в противоположную квартиру. Виктор переспросил:
– Что ты говоришь?
– Ключи подошли, – пробормотал я… а затем вскочил и со всей силы врезал по стене ногой. – Ключи подошли к дверям! ВСЕ КЛЮЧИ, МАТЬ ИХ, НА ХРЕН, ПОДОШЛИ К ЭТИМ ГРЕБАННЫМ, ПРОКЛЯТЫМ ДВЕРЯМ!
Облако битого кирпича брызнуло на мои брюки – новые, пепельно-черные, а теперь испачканные в серо-красной пыли.
Виктор (неизвестно, как?) с первой попытки справился с замком двери на лестничную клетку. Надо было немного надавить, и только после этого можно вертеть ручку. Каким-то чудом физик сразу же сделал все нужные движения, дабы вырваться из западни. Только это не помогло.
Вместо знакомой мне светлой, синеватой лестничной клетки, была темная, очень маленькая комнатушка. По инерции Витек выскочил в эту комнату… а потом снова, как пуля или, точнее сказать, бумеранг, влетел в прихожую и захлопнул деревянную дверь за собой. Он тяжело дышал, схватившись за сердце. Мое лицо, наверно, покраснело от шока. Я смотрел в глаза друга, изучая его реакцию, как у подопытного кролика. Просто глядел в эти дрожащие, мокрые зрачки, и пытался увидеть там отпечаток своего собственного ужаса. Кишки на этот раз просто свернуло узлом. Я потерял ориентацию, и меня начало сильно тошнить. Не знаю как, но я удержался… при этом ни на секунду не прекращая убеждать себя, что весь этот бред мне просто показался.
– Матерь Божья, куда же мы попали? – по слогам выговорил Витя и замолчал. Казалось, теперь я слышал удары наших сердец. Эта тишина сводила с ума. Как и все вокруг…
Я во весь голос матернулся и еще раз двинул ногой по старой каменной стене, заслонившей проход в мою квартиру.
– Да что ж за день такой хреновый сегодня?!
4
Виктор смял свою новую шапку, которую мы всего час назад обмывали. Паника поселилась в наших головах. Она разрасталась подобно вьюну, опутывала сознание и никак не хотела нас покидать.
Мой ученый друг ходил из угла в угол и что-то невнятно бормотал. Постоянные шаги действовали на нервы, как скрежет арматуры по каменной кладке. Эта шуршащая пыль, которая перетирается между полом и грязной подошвой. Я все еще сидел на отвратительном коврике, на который минут десять назад без сил упал. Впрочем, время текло теперь по-другому. И я не нашел для себя лучшего места. Раздраженно глядя на неугомонного ходуна, я простонал:
–Эй! Может, поделишься своими гениальными идеями?!
Витек вздрогнул и остановился. Поднял взгляд с коричневого плинтуса и волком взглянул на меня. Затем снова начал ходить, но говорил уже громче и отчетливей. Эти слова теперь предназначались не только для его больного разума, но еще и для моего:
– Все это надо хорошо обдумать. Тут есть какая-то закономерность. Комнаты не могут просто меняться местами. Или эти двери – порталы, телепорты? Нет, их в реальной жизни не бывает! Что-то не вяжется. Что-то не так. Надо провести эксперимент!
С этими словами он подошел к выходу на лестничную клетку и повернул ручку. Сходу открыть на этот раз не получилось. После нескольких тщетных попыток он вопрошающе взглянул на меня. Я неохотно поднялся, подошел к двери и сам отпер ее, как и тысячи раз до этого. Кажется, в этот момент я сказал: «Вот так это надо делать», — или что-то типа того. Но я не запомнил этот момент, потому что тут же испытал сильнейший шок.
Вместе с дверью, открывавшейся наружу, я сразу же оказался в совсем другом зале. На этот раз я не выдержал, и меня стошнило прямо на мраморный пол. Ведь я находился в холле огромного музея! На стенах висели портреты дворян – красивые, хоть и потемневшие. Также совсем близко от себя я отчетливо увидел уменьшенную копию скульптуры Венеры. Голова закружилась. Я взвизгнул и сразу же кинулся обратно в прихожую. Добежав до противоположной стены, вжался в нее и стал разглядывать исполинское помещение через открытый проем. Вой сквозняка стал громче. Еще бы – в таком огромном зале, должно быть, бродит сильнейший ветер!
Потоком воздуха дверь шибануло о косяк с таким треском, что мне показалось: она сейчас рухнет на пол вместе с куском стены. Но выход просто захлопнулся, пусть и с сильным грохотом. Белый зал скрылся от нашего взора. Наступила тишина, и мы невольно вздохнули с облегчением.
И еще одна деталь. Дверь по ту сторону тоже выглядела по-другому.
– Мать твою, – пробормотал я… и меня снова стошнило.
– Подожди, – сказал Витя. Я понял, что он хочет сделать. Я мотал головой, тряс руками: нет, не надо, не делай этого! Но Виктор самозабвенно, с заинтересованным выражением на лице, прошел мимо меня, взялся за ручку… и теперь уже сделал все правильно. В который раз она распахнулась. Я тяжело вздохнул и закрыл глаза, не желая видеть, что прячется за дверью. Да только почувствовал: сквозняка нет вовсе. Ветер исчез. Хотя он всегда врывался в эту прихожую, сколько я себя помню. Снова это дикое чувство, как в центрифуге. Я открыл глаза, только когда замок вновь защелкнулся.
– Каждый раз новая комната, – задумчиво заключил Витя и продолжил рассуждать: – Это произошло в том подъезде, случилось и теперь. В чем причина? Какая-то аномалия?
Я чувствовал: если вдамся в подробности его рассуждений, точно закончу жизнь в психушке. Я молчал и слушал… а Витя самозабвенно рассуждал. Будто рассказывал заранее разученное доказательство теоремы:
– Итак, всего три двери «глючит». Нет, все-таки больше. Я не учел дверей, из которых мы ВЫХОДИЛИ. Троица – только в том подъезде… В одну мы вошли на проспекте Кирова, через две другие вышли. Нет, не через две, а через четыре. Ведь подъездов, в которые мы вошли, было ДВА. Так-то. И еще двери, через которые мы вышли на Рахова и «3-й Дачной». Теперь… Дверь в твою квартиру – всего шесть. Плюс прихожая и помещения, которые мы видели. Итого: одиннадцать проходов. Это не считая дверей комнат, которые еще не появлялись за этой дверью. Слушай! А что, если число связанных проходов ограничено? – осенило вдруг его. – Тогда, открыв их много раз, мы, по теории вероятности Альберта Эйнштейна, сможем найти выход на лестничную клетку?! Что скажешь?
– И ты думаешь, если мы вернемся туда, то уйдем из аномалии? И всего-то? – пробормотал я с сарказмом.
– Это вполне вероятно. Ну, что скажешь?
– Ты же вывел теорию, – я схватился за голову, почувствовав острую боль. Тихо простонав, я закончил: – Тебе и доказывать.
– Что ж… тогда приступим.
В этих словах таилась незримая битва заинтересованности и страха, поглощающего разум. Я закрыл уши руками и зажмурил глаза. Снова начались раздаваться эти кошмарные звуки отпираемого замка. Виктор снова и снова открывал эту чертову дверь. Я смотрел в противоположную сторону. Даже эта долбанная кирпичная стена вместо моей квартиры выглядела приятнее, чем постоянно меняющиеся комнаты вместо выхода на лестницу. Голова снова закружилась, и я опрокинулся на свой родной коврик, опершись затылком о косяк. Лязг замка выводил из себя, но я понимал, что за всем этим кроится спасение… и не вмешивался.
5
– Все, я устал, – вздохнул Витя и сел рядом со мной на пыльный пол. – Я насчитал двадцать-тридцать комнат. И все они были разные. Это значит, дверей гораздо больше, чем я думал.
– А ты можешь объяснить, из-за чего все это происходит? – с вызовом спросил я. Чем дальше заходил мой монолог, тем громче я кричал: – Ты же физик с высшим образованием! В профессора метишь! Ну, так колись: что творится в этом доме?!
– Да не только в этом доме! Ты что, еще не понял?! – взвыл Витек. – Ведь все эти двери – это тоже какие-то дома! Поэтому, кажется, это творится по всему миру!
Я покосился на него. Витя сказал это совсем не к месту. Он что, захотел посеять панику? Но возражать я не стал. Потому что слова эти были логичны. Я просто слушал.
– Понимаешь, – продолжал Виктор. – Это уже произошло в двух местах: в том подъезде и в этой прихожей. Велика ли вероятность, что именно в твоей прихожей появится аномалия, а не в какой-нибудь другой? Сосчитай количество прихожих Саратова и ты вычислишь точное число комбинаций. Вероятность равна нулю! Значит, это не совпадение. Такая аномалия – в каждом подъезде, каждой прихожей! Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? Это мировой катаклизм. Мировой! Всемирный!
– Да хватит меня пугать. Давай говори что делать! – отмахнулся я и снова уставился на кирпичную кладку.
– У меня есть на этот счет пара теорий, – пробормотал Витя. Похоже, он решил использовать пыльный пол, как доску для черчения. Нарисовал пару квадратов, внутри каждого поместил два кружка и добавил: – У каждого прямоугольника есть описанный и вписанный эллипсы. Нет, не так… Ну, в общем, видишь: это комнаты. Кубические фрагменты пространства. Пусть их построили люди, пускай так! Но мы разделили пространство. Стенами и дверьми. Допустим, кроме уже знакомой нам материи, есть пустота.
– Все пустоты забиты воздухом. Они совсем, совсем не пусты! – перебил его я. Как будто не работал на заводе, а писал диссертацию где-нибудь в МГУ. Самому странно стало.
– Да, но сейчас все дело совсем не в привычной нам материи. А в какой-то другой, – рассуждал он. – Обычные молекулы и атомы притягиваются друг к другу, они недвижимы и составляют непробиваемый каркас, который нельзя вертеть… как этот гребанный Кубик Рубика, мать его! Ну… я думаю… может быть… все дело в иной, невидимой нам материи? Какой-нибудь астральной?
– Я-то думал, ты ученый, а не бабка, снимающая порчу, – невесело усмехнулся я.
– Да брось ты! Хоть я и физик, но это не мешает мне увлекаться историями про приведений и НЛО! И ужастики я тоже смотрю, как и ты, – отмахнулся Виктор. – Короче, допустим, это пространство внутри комнат создали мы сами. Скажем, нашими магнитными полями. Мы воспринимали эти каменные куски, каждое, как свой мир. Как ограниченное пространство. Хотя по сути оно таким не является… Но человеческое сознание как-то повлияло на эти комнаты. Наполнило их дополнительным зарядом магнитной энергии.
Я обдумал его слова и скорчил рожу, показывая, что совсем ничего не понял.
– Ладно, допустим, что магнитное поле Земли ослабло, – продолжал Виктор. – Нечто, держащее все молекулы Земли в едином гравитационном поле, перестало действовать. Может быть, из-за аномалий на Солнце. Видел, как оно жарило сегодня? Так вот, все эти хреновы связи в пространстве перестали действовать. Остались только силы притяжения, созданные нашими магнитными полями. Как тебе такая теория? Молекулы стали беспорядочно перемешиваться. А вот комнаты, отделенные дверьми, остались. В отличие от обычных атомов, они могут двигаться лишь целиком! Почему? Да из-за наших магнитных полей! Мы же годами живем в этих комнатах!
– Да, да, конечно. И двери – эти деревянные квадратики, так сильно влияют на связи атомов. Что за бред?
– Двери – это узкие связи в пространстве. Понимаешь, проходы между комнатами гораздо меньше, чем сами комнаты… А где тонко, там и рвется. Поэтому пространство поделилось по этим самым дверям. И внутри них пространство… как будто сломалось.
Последнее слово окончательно вывело меня из себя.
– Ё-моё, ну и нагрузил же ты меня! – крикнул я в отчаянье. – А второй теории у тебя нет?! Более понятной и логичной?!
– Да причем тут мои теории?! Мы не сможем выбраться отсюда! – взвыл Витя. – Хотя бы потому, что комнат этих бесконечное множество! Я уже проверил тридцать и до сих пор не увидел выхода на лестницу! Они даже между собой не повторяются!
– Хорошо, ты проверил ТРИДЦАТЬ! Хрен с ними! А если комнат ТРИДЦАТЬ ОДНА?! – озвучил я вполне логичную мысль (хоть и с натяжкой). – Может, комнаты скоро начнут повторяться, и ты найдешь еще какое-нибудь объяснение и выведешь нас отсюда?
– Да почему я?! Это твоя прихожая! – нервно выплюнул Витек, – Раз уж ты такой умный, то помогай мне. Открывай… хм… Открывай и закрывай дверь в свою квартиру, что ли!
Я понял его мысль. Она была очень смелой. Хотя мне, конечно же, сильно не понравилась.
– Неужели, ты думаешь, что не только та дверь?…
– Они все, дружище. ВСЕ. Все двери в этом мире сломаны. Так что давай, помогай.
Я поковылял к отвратительной стене вместо моей квартиры и взялся за ручку. Может, кроме этих старых кирпичей тоже что-нибудь появится? Например, моя квартира? Сейчас ведь все возможно?
– Ну, ладно, приступим, господа онанисты, – сострил я своим грубым заводским юмором и закрыл дверь.
«А обязательно ли ее ЗАПИРАТЬ?» – подумал я отстраненно. Совершенно понятно, что терять больше нечего. Я твердо смотрел на вход в свою квартиру, по-прежнему боясь увидеть за ней совсем иное. Но иного выхода попросту не было.
И я дернул за ручку. В лицо подул ветерок. Похоже, от страха я закрыл-таки глаза. Нет, старых привычек не изменить и все страхи не прогнать. Уже сквозь веки я почувствовал знакомый синеватый свет. А когда вновь взглянул на пространство по ту сторону прохода, увидел свою любимую лестничную клетку! Я каждый день выходил сюда из своей прихожей. Лишь одно смущало – обычно это был вход в мою квартиру! Правда, такая маленькая разница меня уже не пугала.
Я вдохнул свежий воздух, посмотрел на створки лифта. И на них по-прежнему нацарапана надпись: «На 9 этаже суки». Этими словами неизвестные хулиганы разукрасили весь наш дом. Было стыдно спрашивать у людей, на какой этаж они едут, поэтому я всегда сразу же называл свой. Ведь если вдруг кто-то из пассажиров скажет, что ему ехать на 9-й, я обязательно засмеюсь, как ненормальный…
«Вот он, выход! – ликовал я, – Выход!» И негромко так спросил:
– Ты не это ищешь, Витя?
Мой друг оглянулся. Я увидел его измученный взгляд… и через секунду он радостно заорал:
– Ну, что, я оказался прав?!
– Нет, это Я оказался прав, – подметил я. – ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ дверь вела на лестничную клетку! Ха-ха! Бывает же такое?
– Тогда пошли!
Витек выбежал на свет и вызвал лифт. Мой старинный приятель хлопал в ладоши и махал кулаками, радуясь победе.
– Подожди, у меня шнурки развязались, – предупредил я его, после чего сел на пороге прихожей… то есть своей квартиры. Это теперь не имело значения. И стал заново перевязывать шнурки на очень неплохих ботинках за три тысячи рублей. Будет неприятно, если из-за этих дурацких шнурков, которые все время развязываются, я сломаю шею прямо у выхода из чертовой аномалии. Нет, мне этого не надо. Я готов умереть любой смертью, только не такой глупой.
Лифт подъезжал все ближе и ближе. Витек позвал меня, поторопил, сказал, чтобы я «шевелил своими батонами». А я в тот момент как раз уже затягивал узел и готовился вставать с порога. Раздался шипящий звук открывающихся створок лифта. Я не успел поднять взгляд и увидеть, что же произошло. Только услышал голос Виктора. Он испуганно, видимо глядя внутрь заплеванной кабины (или того, что там теперь было) воскликнул:
– Что?! Ну, неужели, опять?!
Зашумел ветер такой силы, что я невольно опрокинулся назад. Какая-то пылинка попала мне в глаз…
С грохотом дверь прихожей захлопнулась перед моим лицом. И отделила меня от моего старого друга. Я несколько секунд сидел без движения, а потом дернул за ручку. Со странным чувством дежа-вю осознал: такое уже случалось когда-то. На проспекте Кирова, всего пару часов назад. Витек зашел в подъезд и исчез после того, как дверь закрылась. Я тогда почти потерял его. Почти потерял… а что сейчас? Может, аномалия исчезла?
Я вскрикнул от ужаса. За дверью были каменные лабиринты. Цементная пыль обожгла мои легкие. Чердак. Чердак! Как же так…
Я почувствовал, как слезы отчаянья защекотали веки. Наконец, я вспомнил, что делал в прошлый раз. Я достал мобильный телефон, выбрал номер Виктора и нажал зеленую кнопку. Ждал минуту, ждал две. А потом, устав от тишины, оборвал вызов. И с досадой… нет, с тупым чувством поражения увидел, что значка роуминга нет. Телефон не видит ни одной антенны поблизости. А значит, он бесполезен. На нем теперь только в игры играть…
Еще бы — какие еще антенны посреди аномалии!
Я спрятал мобильник в карман и еще раз посмотрел на захламленные лабиринты чердака. «Нет, в эту гробницу я точно не пойду», – с горечью досады подумал я и присел на коврик.
С тех пор я больше никогда не видел Виктора.
6
(666)
Кажется, слезы подступили к глазам. Я боялся выйти из прихожей и в то же время хотел кинуться на поиски своего друга. Эти противоречивые чувства автоматически заставили мои руки схватить бутылку водки и открыть ее зубами. Отпив немного из горлышка, я стал заливаться слезами ужаса. Я бредил о том, что хочу найти Виктора. Хочу найти Любу, родителей, хочу к маме. Но я был заперт в прихожей, как душевнобольной в камере для буйных психов.
Какая-то леденящая пустота поселилась внутри меня. Я больше не видел смысла бежать из этой чертовой прихожей. Из этого Бермудского Треугольника… нет, квадрата, потому что дверей было четыре. Я не хотел бежать по бесконечным комнатам, я просто пил понемногу из бутылки, заедая батоном. Весь мир казался гигантским капканом, он давил на меня. А я давился водкой лишь ради того, чтобы забыть обо всем. Я действительно как будто перенесся в другое измерение – мир грез и воспоминаний. Мысли вышли на первый план. Они были спутаны. Я радовался этому и пил еще. Я рад был улететь далеко-далеко, пусть даже внутрь своего собственного, пьяного рассудка. Я по-прежнему помнил об этих дверях, но теперь они рассмешили меня. Я чокался с деревянными поверхностями, звонко стукая о них бутылкой. Посвящал им тосты. Очень скоро я уснул. Прямо на полу. Но кроме пола и этого коврика у меня больше ничего не было. Только если открыть дверь и найти за ней какую-нибудь кровать или спальню… нет уж, увольте. Лучше я буду спать на полу СВОЕЙ прихожей.
Я проснулся через шесть часов от жуткой головной боли. На полу лежала почти допитая бутылка. А рядом, в луже блевоты, плавал надкусанный батон. Как баран, я выпучил глаза на это жалкое зрелище. Я потирал виски. А может мне все это приснилось?
Я открыл дверь в свою квартиру и увидел за ней длинный коридор.
Что-то жуткое заставило сердце биться гораздо быстрее и в то же время тяжелее. Болезненная пульсация в голове усилилась. Казалось, если я войду сюда, то никогда уже не попаду в привычный мне мир… но если я не выберусь из прихожей, тем более не смогу спастись. Противно было видеть перламутровую лужу, растекшуюся по полу. Я вспомнил свою девушку Любу, и первой мыслью было, что она разозлится. Приедет из деревни, увидит лужу, увидит меня и разозлится. Еще бы, ведь этот бардак придется убирать ей.
Нет, она уже никогда не приедет сюда. Потому что весь мир перепутан. Пространство сломано. Сломано! В этих самых проходах между комнатами, потерянными среди потустороннего хаоса. Я понял это окончательно и пошел прочь, в длинный коридор, уходящий в неведомую пустоту. На всякий случай я положил бутылку на порог, чтобы дверь не закрылась. А потом сгоряча ее захлопнул, не желая больше чувствовать этот тошнотворный запах. Весь мир стерт. Ничего уже не вернуть.
Внезапно накатила тоска. Я опять достал мобильный телефон и нашел там фотографии Любы. Присел у двери и принялся их разглядывать. Такая красивая… Моя… Светлые, будто светящиеся, волосы. Теплая, как солнце, улыбка. На одной фотографии она в купальнике. Солнце блестит на бедрах, животике. Я представил, как провожу по нему руками, как веду ниже… Слезы защекотали лицо, и я выключил сотовый телефон.
– Я найду тебя, – зачем-то произнес я и двинулся в путь.
Мне хотелось жить… и пить. Меня мучила жажда. Я должен был утолить ее любой ценой. Нет, не этим подобием жидкости. Настоящей водой.
Коридор, в который я попал, был обделан коричневыми досками. На полу – бежевый паркет. Возможно, это было правительственное учреждение или крупная фирма. Я не стал открывать одну и ту же дверь тысячи раз. Зачем, когда их так много?
Не торопясь, я шел и открывал их по очереди. На каждой из них были номера, начинающиеся на пятерку: 51, 53, 55. Было очевидно: это пятый этаж. Но какая теперь разница? Коридор было очень длинным. В каждую я заглядывал лишь раз, после чего захлопывал и шел к новой. Я не мог открывать снова одну и ту же дверь. Я не хотел потеряться в бесконечных лабиринтах сломанного пространства так же, как Витя. И еще эта неуловимая боязнь сойти с ума, которая уже сама по себе может стать причиной шизофрении. Она заставляла следовать по коридору и смотреть в каждый проход лишь раз, словно за ними были обычные комнаты, просто разные… но отнюдь не меняющиеся. Спасительный самообман.
Наконец, я обнаружил большой холл столовой. Поставив в проходе стул, я заблокировал его, просто чтобы не дать в очередной раз переломиться пространству… и моей психике.
Я пошел дальше, надеясь добраться до окон. Может, на улице будет не так все запутано? Но вместо улицы за стеклом я видел лишь старую кирпичную кладку. Да, аномалия любит делать все по-своему. Как в тот момент, когда подул ветер и закрыл дверь между мной и Витей, навсегда разлучив нас. А кирпичи в окне пусть и укололи досадой, но все же не сильно. Я пошел на поиски съестного. Далеко идти не пришлось. Протянув руку, я взял с витрины яблочный сок и присосался к нему, как вампир к шее беззащитной девушки.
Это было так приятно – нажраться по-человечески! Сколько тут было разной еды… Я набрал печений, шоколада, йогурты, несколько бутылок газированной воды… Все это с трудом поместилось в три рублевых пакетика. Но ничего, на заводе я таскал вещи и потяжелее. И со спокойной душой вышел из столовой. Теперь я могу быть уверен хотя бы в том, что не умру от голода. Однако необходимо было найти выход.
Каждая дверь требовала все больше душевных сил. Ни за одной из них я не нашел выхода, и чувство досады росло подобно снежному кому, который катится с горы Эверест, а достигая низа поглощает всю нашу планету. Постепенно я начал понимать, что постоянно меняющиеся помещения сводят меня с ума.
7
Как только я позавтракал, голод и головная боль отступили. На смену им пришла давнишняя тревога. Где я? Почему я здесь очутился? Во что превратился мир? А может, эти двери как-то влияют на мой организм? Не может же так просто человек перемещаться из одной части мира в другую! Возможно, они только временно работают более-менее исправно. Если верить Виктору, и все это — мировой катаклизм… Вполне возможно, что пространство со временем будет ломаться все сильней и сильней. И в один прекрасный момент, войдя в один их проемов, я умру.
Меня всегда интересовали звуки, которые раздавались из-за закрытых дверей. Откуда они брались? Что происходило, когда они были закрыты? Может, там оставалась предыдущая комната? Или уже следующая? А может, там были все комнаты сразу? Возможно, они менялись тысячи раз в секунду, пока проход не откроется… Или там была пустота? Может быть, за закрытой дверью не было ничего? СОВСЕМ ничего? Бездна, межзвездное пространство?
До определенного момента я не слышал оттуда ни одного звука. Но однажды, в черной, как нефть, котельной, услышал щелчки.
Я вздрогнул. Почему-то эти звуки сильно обеспокоили меня. Этот противный, постоянно повторяющийся «крак» раздавался из-за ЗАКРЫТОЙ двери. Я не сразу понял всю серьезность ситуации… Я не знал, почему так происходит. И выстраивал сотни навязчивых теорий, глупых, но чертовски пугающих… Я убедил себя в том, что так щелкать может только бездна. Бездна комнат или космическая бездна? Неважно! Главное, что она щелкает – постоянно, ритмично. Может быть, это «черная дыра»? Огромный вращающийся пульсар, который притаился в безумстве хаоса.
Существовал лишь один выход из котельной. Нет, была еще печь… Я подошел к ней и открыл дверцу. Надеялся, что смогу убежать от щелкающего ужаса, найдя за створкой какую-нибудь комнату… Ведь это тоже проход! Но там оказались лишь угли. Я открывал и закрывал ее снова и снова, надеясь хоть раз обнаружить выход. И только тогда понял, в чем дело. Ну, конечно! Порталы появляются только за сплошными дверьми, а эта железная створка вся в отверстиях для воздуха. В ярости я врезал по ней ногой. Да так ни к чему и не пришел, только больно ушибся.
На всякий случай я поднял с пола лопату. Подошел к щелкающей двери. Гипнотизирующие звуки эти не были похожи ни на что. Они были искажены отвратительным эхом – механическим, жужжащим, как через очень-очень длинную трубу…
По ручке с истошным лязгом ударил черенок лопаты, которую я держал на вытянутых руках. Я знал: чем бы оно ни было, но это не нормально. ЗАКРЫТЫЕ двери никогда так странно не шумели! Это кошмарное искажение…
Тьма. Я увидел темноту. Я попытался затворить проем той же лопатой, но она не достала до ручки. Мне пришлось обходить проход с другой стороны, чтобы суметь достать до нее, не приближаясь к бездонному проходу. Я шел мимо нового выхода, вглядываясь во мрак. Один раз, слушая щелканье (оно стало более громким, а эхо исчезло), я подумал: «Вот так, друг мой, выглядит бездна. Черная, щелкающая бездна». Внезапно тьма начала наполняться деталями.
Как только глаза мои привыкли к темноте, я отказался от затеи закрывать дверь. Потому что понял, насколько сильно ошибался… и как много можно нафантазировать в постоянном страхе перед неизвестным. Там, во мраке, была обычная комната. Спальня. Большая кровать, закрытое занавесками окно (в котором, наверняка, были все те же кирпичи). Тиканье издавал будильник. Маленькие часы, стоящие на тумбочке у двуспальной кровати. Они были не электронными, а механическими, поэтому так громко тикали.
Я понял, что схожу с ума. Мне больше не хотелось бежать от своих фантазий. Я понял, что если не буду принимать мир таким, какой он есть, то окончательно свихнусь. И я вошел в эту комнату.
Дрожь пробрала меня, руки затряслись. Холод хлынул изнутри сердца и распространившийся по венам. Да, я по-прежнему боялся этой комнаты. Боялся этих щелчков. Войдя в комнату, я понял, что она все же ненормальна. В каждой из комнат был какой-то предмет, издающий звуки. Но только эти часы были слышны за ЗАКРЫТОЙ дверью. Это было ненормально. Определенно ненормально…
Гром! Грохот! Я услышал его, и мое сердце подпрыгнуло. Громкий жужжащий шум разбил в клочья кромешную тишину, сливаясь с истошным криком. Я орал, как сумасшедший, потому что подумал: пространство раскалывается, взрывается, ломается… Я продолжал кричать даже когда страшный грохот утих. Только когда мой голос окончательно был сорван, я замолчал. И в тишине я понял, что зря волновался. Ведь этим диким грохотом, которого я так испугался, был все тот же будильник. Кто-то завел его перед тем, как выйти из комнаты… а зазвенел он только сейчас. Да так противно! Так отвратительно могут звенеть только очень-очень старые механические будильники. Я засмеялся. Снова и снова называя себя идиотом, в то же время продолжая ощущать мистический ужас. Боязнь комнат, которая меня никогда не покидала.
8
Я решил продолжать идти. Теперь это звучало очень глупо… но я все же надеялся, что за одной из дверей будет улица. Выход из этого мрачного, садистского лабиринта из проклятых помещений. Еще мне очень хотелось встретить хоть одного человека. Не могли же они просто исчезнуть! Если верить логике (хотя теперь это и не так эффективно) люди точно так же, как я, затерялись среди множества комнат. Вспомнив лицо, волосы, кожу Любы, ее сладкие губы, я просто не мог НЕ надеяться на встречу хотя бы с одним человеком.
Двери вызывали все больше отвращения. Я пытался не открывать одну и ту же несколько раз, чтобы не сойти с ума. Но однажды мне все-таки пришлось это сделать.
Я прошел через странный, неказистый, изогнутый коридор, каждый выход из которого либо был заделан кирпичами, либо вел, как повелось, в совершенно нелогично выбранную комнату. Я не хотел оставаться в этом мрачном месте и вошел в первую попавшуюся дверь с номером 514.
Белый кафель, кабинки, слабое свечение лампочки… Я не сразу понял, где нахожусь. А когда осознал, искренне рассмеялся. Это был туалет. Но отсутствие писсуаров и странный, резкий запах, убедили меня в том, что уборная женская. Я никогда не вошел бы сюда… будь на двери необходимая надпись. Но когда в мире сломанного пространства был порядок?
Я поочередно открывал дверцы кабинок. Было глупо надеяться, что за ними будут проходы в другие комнаты. Я еще раз усмехнулся своей глупости и вернулся ко входу.
Он, как и всегда, закрылся от ветра. Дерево громыхнуло о косяк. Я в очередной раз вздрогнул от неожиданности. Как же доконал этот сквозняк! А может, это какие-то другие силы, о которых лучше не думать?
Я толкнул дверь и увидел кромешную тьму. Только чернота.
«А может, это и есть бездна?» – спросил я себя. И мгновенно начал рассуждать обо всех ужасах аномалии. Чернота была прямо перед моим лицом. На этот раз я не мог различить в ней ни одной детали, говорящей, что это комната.
«Я никогда сюда не войду», – сказал я себе. И тут же осекся.
«Я не псих, нет. Идти на поводу у выдумок и фантазий – значит стать психом. Бездны не существует. Скорее всего, здесь еще одна комната. И я зайду сюда, чтобы не бояться пустоты. Чтобы не испытывать постоянный страх, который сведет меня с ума. Еще одна комната. НЕ БЕЗДНА!» Я сделал шаг во тьму… и полетел вниз. Я падал. Падал все ниже. Мне показалось, что чернота бесконечна. Меня развернуло в воздухе. Светящийся квадрат двери, из которой я вышел, становился все меньше. Проход отдалялся от меня с поражающей скоростью. Я заорал, чувствуя, как воздух, когда-то дававший людям жизнь, режет мне горло. Я кричал, срываясь на визг, падая в пустоту. В бескрайнюю тьму. В БЕЗДНУ. Полет продолжался, казалось, уже долгое время… пока я не почувствовал боль. Слезы хлынули из глаз. Боль была очень резкая, сильная. И удар. Позвоночник словно разломился надвое. Хорошо, что это было не так. Иначе я бы там сгинул. Но я сумел подняться. Я находился в темной… да, комнате. Это снова была отнюдь не бездна. Простая комната. Только… дверь, из которой я вышел… Как бы это сказать? Здесь она была окном. То есть, это окно было не заставлено кирпичами, а напротив – служило выходом из женского туалета.
– Нет. Здесь и так темно, а когда она закроется, будет и вообще… ЧЕРТ! – взорвался я, когда именно это и произошло.
К счастью, я быстро привык к темноте. Здесь было совсем не так мрачно, как казалось из предыдущей комнаты. Просто там была очень мощная лампочка, а эта комната в большинстве была отделана темными тонами.
Окно находилось слишком высоко, и я не рискнул лезть обратно. Поэтому нашел еще один проем в полумраке. На другой стороне двери блестела золотистая табличка с номером «40а». Оглядев еще один проход в иное измерение, я вошел в него.
9
Комнаты, комнаты, двери… и ни одного человека. Я уже начал уставать от этого. Я с трудом осознавал, сколько километров прошел по этим лабиринтам. Окна по-прежнему были заделаны кирпичами, лишь некоторые оказывались проходами в другие помещения. Так странно видеть за занавеской железную дверь, к тому же висящую на полметра выше уровня пола. Однажды я задумался над тем, что никогда уже не встречу на своем пути хотя бы одного – самого уродливого человека… И в тот самый миг я попал в заводское помещение. Оно было очень похоже на часть цеха моего родного завода. Но нет, это был не он.
Здесь лежали большие детали каких-то механизмов. Может, тут изготовляли самолеты, а может, танки или вообще что-то космическое. Так или иначе, этот завод теперь закрыт навечно. Или по крайней мере на период поломки пространства. Хотя в том, что поломка эта временная, я теперь сильно сомневался.
Я ослышался? Кажется, я услышал плач! Это, безусловно, грустно, но с другой стороны это значит, что я нашел то, что искал! Всхлипы стали громче, когда я вышел на середину помещения, и подумал, что человек прячется в другом конце цеха. Я почти ничего не видел в темноте. Лампы все еще светились, но яркость их была уже довольно маленькой. Странно, как в этой галиматье вообще что-то работало. Но либо сломанное пространство никак не повлияло на схемы электропроводов, либо само питало их. В полумраке я ударился ногой о стол, по которому проходил конвейер. Я разбирал выстраданные, жалобные стоны впереди, поэтому осторожно перелез через резиновую ленту. Споткнувшись, я чуть не выронил сумки с едой. Заключив, что эти запасы мне сейчас только мешают, я оставил их у конвейера и пошел в темноту, выставив вперед руки.
Плач был совсем рядом, подо мной. Я присел на корточки и протянул руку. Пальцы коснулись влажной кожи, в ту же секунду девушка отскочила от меня.
– Кто ты? – спросил тонкий голосок.
Я убрал руку за спину, поняв, что, возможно, коснулся груди незнакомой девушки. А может, ножки или чего по-хлеще. Виновато улыбнувшись, я ответил:
– Я человек. А ты? Кто ты такая?
– А что, это важно? – провыла незнакомка и еще громче заплакала. Я чувствовал ее дыхание и запах духов. Слышал шорох ее одежды. Но пока не видел. С каждой секундой это все больше интриговало.
– Выходи на свет. Зачем ты прячешься? Ты что, кого-то боишься?
– Эти комнаты… Я боюсь дверей… – еле слышно простонала она.
– Ты тоже потерялась в бесконечных коридорах? Что ж, ты не одна такая. – Я присел на холодный пол, опершись спиной о металлическую трубу. – И, похоже, не только мы с тобой потерялись. Это какая-то аномалия, и она по всему миру… или, как минимум, по всему нашему городу. А ты из какого города?
– Из Калининграда. Мы же в Калининграде находимся, – удивленно ответила незнакомка.
– А я из Саратова, – прошептал я, поняв, что опасения Виктора оправдались. Холодный ком застрял в груди, а страх растекался по телу. – Значит, это все-таки мировой катаклизм. Я уж точно не дошел бы до Калининграда пешком. А как ты попала в эти лабиринты? – спросил я только чтобы разговорить ее. Как я соскучился по общению с живым человеком! Диалог был слаще, чем самые сладкие вафли, которые я нашел в той столовой.
– Мы покупали с подружками одежду. Я подобрала себе вещи, зашла в комнату для примерки, задернула занавеску… А потом… Потом… – и снова этот жуткий плач. – Когда я вышла из примерочной, я оказалась совсем в другом здании. Это был… Морг!
Я вздрогнул. Да уж, эта девушка действительно пережила сильный шок. Морг… Если бы я сразу оказался в морге, точно сошел бы с ума от страха. Я вдыхал ее духи и почему-то чувствовал отчаянное желание прекратить этот плач. Сделать ее счастливой хотя бы на пять минут.
– Не волнуйся, не плач, все позади, – попытался я успокоить ее. – Теперь ты здесь, в безопасности… А мы что-нибудь придумаем.
– Что ты можешь придумать?! – вспылила незнакомка, и в темноте раздался щелчок каблучка о бетонный пол. – Мои подружки куда-то исчезли! Все люди куда-то исчезли, и сама я попала в этот вонючий цех! А какой-то умник пришел и говорит, что что-то придумает!
Лучи света выхватили из мрака стройную, невысокую фигурку и кудрявые рыжие волосы. Незнакомка была одета в короткую красную юбочку и красные сапожки. На приличных размеров грудях была натянута черная с блестками майка. С узких плеч свисала расстегнутая кожаная курточка. А она была очень даже ничего!
Мне пришла в голову отличная мысль. Заставить ее поверить в то, что я действительно могу что-то придумать. Я расскажу теорию Витька. Ну, и немножко ее приукрашу. Она поверит в то, что я могу вывести ее из лабиринта, и хотя бы денек помолчит. Все-таки мне надоело путешествовать одному. Да и ей тоже. А так хотя бы компания будет… а что может быть лучше, чем общество красивой девушки?
– Я могу тебе объяснить, что происходит, – сказал я. – Эту теорию доказал один мой друг. Он ученый, физик. В общем, все это из-за аномалий на Солнце. Магнитное поле Земли нарушилось. Именно оно связывало молекулы и не давало им перемешаться. А теперь начался хаос, и он будет продолжаться, пока есть эта аномалия. Потом все прекратиться… только никто не знает, когда.
– Что-то мне не очень верится во все эти сказки, – сказала с вызовом рыженькая… Хотя я с радостью подметил, что она все же заинтересована разговором. Я продолжил:
– Связки между комнатами сломались, но сами они целы. Мы же с тобой считаем двери всего лишь разделением комнат? Это ни что иное, как связки. А что такое комнаты? Хм… Кубические части пространства. Каждое из них по отдельности сохранилось, потому что заряжено энергией людей. Мы же жили в этих комнатах, понимаешь? Поэтому, когда магнитное поле Земли исчезло, осталась наша с тобой энергия. Она сохраняет… хм… структуру каждой из комнат. Поэтому они, пусть и перемешиваются, но все же сохраняются.
Девушка кивнула, и в моей душе все поднялось. Она слушает. Я добился ее внимания. Надо продолжать.
– Ну и вот, эти самые двери поэтому не сохранились, и пространство сломалось именно в этих дверях, – на последок я вспомнил фразу, сказанную Витьком. – Где тонко, там и рвется.
– И сколько это будет продолжаться? И есть ли выход? – спросила незнакомка. Я допустил вольность – положил руку на ее плечо. Рыжая смиренно ждала ответа.
– Я точно знаю только одно. Пусть комнаты перемешались и до сих пор перемешиваются… Улицы остаются постоянными. Только надо найти к ним выход. Я сделал небольшие вычисления… – (Это я, разумеется, соврал). – Я пришел к выводу, что для того, чтобы выйти на улицу, нужно следовать… Этим расчетам. Короче, я считаю, что в этом аномальном мире тоже можно жить. И жизнь эта будет течь на УЛИЦЕ. Надо только найти выход туда. Ну что, ты пойдешь со мной искать выход?
Ее рука легла поверх моей. Я почувствовал тепло и мягкость ее кожи. Через секунду девушка резко отбросила мою руку и уставилась в пол. Настала тишина.
Я долго думал, что же сказать. Наконец, я встал с пола и пошел к конвейеру.
– Эй, ты куда? Не уходи! – позвала незнакомка, и внутри моего сердца стало гораздо теплее.
Я взял сумки с едой и поставил их у ног девушки.
– На, поешь. У меня тут есть вафли, йогурт, печенье, шоколад… Хочешь пить? У меня есть кола.
– Ух ты, спасибо, – наигранно, но все же радостно воскликнула рыженькая и накинулась на еду.
Я уже давно поел и поэтому просто сел рядом. Пару минут я молчал, слушая ее чавканье, а потом не выдержал и спросил:
– Как тебя зовут?
– Ка-та, – с набитым ртом произнесла девушка и, засмеявшись, поправилась: – Катерина. Катюша. Хотя нет, тебе рано меня так называть.
– Ну почему же? Хорошее имя – Катюша. Оно отлично подходит такой красивой девушке, как ты.
– Красивой?! – взвыла Катя. – Да ты посмотри, какая на мне отвратительная куртка, и какая не модная кофта! Вот если бы я тогда успела приодеться в бутике…
– Мне кажется, ты красива от природы и тебе все это не нужно… Ну, ладно, ешь, не буду тебе мешать.
– Постой, – чавкая, пробормотала Катюша. – Расскажи про себя что-нибудь. Мне так интересно.
Ну, я пару секунд подумал, с чего начать. Начал с того, что представился, сказал свое имя. Затем принялся рассказывать длинную историю своей жизни. Я умолчал о том, как вылетал с физического факультета, наврав: не хватило денег на обучение. На самом деле меня по блату устроили в бюджетную группу, и я ее, начав прогуливать, профукал к великому огорчению родителей. Зато я в красках описал, как тяжело мне даются деньги на заводе, но мне нравится это. Я не боюсь трудностей ради достижения великой цели. Какая моя цель? Зачем мне столько денег? Ну, скажем, на обучение своих будущих детей, о которых всегда мечтал…
Кате эта сказка очень понравилась, и она стала рассказывать свою историю. Про то, как «зажигала» в группе поддержки и ходила на секцию бальных танцев. О том, как потом поступила в модельное агентство. О своем богатом муже… Наверняка она умолчала гораздо больше, чем я. Впрочем, мне было все равно, что она говорит.
– Не бойся, я выведу тебя отсюда. Я не оставлю тебя в беде никогда, – сказал я, наверно, в пятый раз.
– Мы ведь выберемся?
– Да. Выберемся.
Мы провели вместе весь день. Я не знаю, сколько времени нужно простому работяге с завода на то, чтобы вырасти в глазах богатой и избалованной дамочки. Но не стоит забывать, что вместе с пространством сломались и мы с ней. Ее разум был так же затуманен, как и мой. И очень скоро мы нашли утешение наших кошмаров в объятиях. Возможно, она действительно поверила мне и чувствовала, что если откажет, и я уйду, она никогда не выберется отсюда. А может, мы просто были до смерти напуганы, затерявшись в последних клочках уничтоженной Вселенной.
Рыжая красотка впивалась в меня губами. Она сминала мою одежду, царапала ногтями. Ликуя, я понял, что оказался в плену хищницы. Голые колени обхватили меня с неописуемой силой. Под ее юбкой горело пламя, не иначе, и я чувствовал его. Девушка прекрасно знала об этом. Любовь кружила голову сильнее алкоголя. Сердце стучало, быстрыми потоками разрывая меня где-то там, внутри самого горячего хищника. И ни одна аномалия не могла нам помешать. Хотя…
Я посмотрел направо на внезапную вспышку света. Совсем рядом нахлынувший ветер открыл дверь, до сих пор незамеченную в темноте. Мурашки прошлись по спине. В проеме была холодильная камера. Струи ледяного воздуха обожгли кожу. На огромных цепях с потолка свисали ржавые крюки. Лязганье их было странно искажено… и мне показалось, что вид их сводит меня с ума. Голова закружилась, и я погрузился в мир сексуальных ласк только затем, чтобы спастись от страха. Руки дрожали, а кровь в венах стала такой же холодной, как заледеневшее мясо, свисающее с этих крюков.
Катя почувствовала страх, когда сильный порыв ветра хлопнул дверью. В мертвой тишине гром удара оглушил двух существ, бегущих от проблем в невидимый Эдем. Мы — Адам и Ева, нашедшие забытый Рай среди развалин бытия. Лакированные ногти впились в кожу. Катюша завыла от ужаса. Я стал целовать ее в шею, чтобы она, наконец, успокоилась и не разрезала мне спину до мяса.
Дверь открылась вновь. Да так сильно, что ударилась об стену. Мы вместе вздрогнули, и я понял, что причинил Котенку боль. Но она простила меня за это, и мы самозабвенно продолжили. При этом стараясь не смотреть на источник воя и треска. Я не хотел видеть, что там происходит, и Катюша, видимо, тоже.
Не глядя по сторонам, она сидела на шпагате поверх меня. Странно изогнувшись, положила мои руки себе на талию и на правую грудь. Похоже, это была поза из Камасутры, и я смело влился в эту игру. Я входил в нее, и ее крики разносились по цеху, как пение африканских птиц. Рыжие волосы в лучах ламп пылали ярче самого горячего пламени.
Да, это был огонь. В проеме бушевало пламя. Пожар пожирал комнату еще более страстно, чем Катя пожирала меня. Рыжие щупальца огня перекинулись на открывшуюся дверь. Горячий воздух дошел до нас… стало жарко.
Кожа Катюши блестела от пота, животик вздрагивал, а груди вздымались быстрее самой тяжелой музыки. С отстраненным дискомфортом я заметил металлические бочки, стоящие недалеко от выхода, из которым повалило пламя. А если в этих емкостях находится что-нибудь взрывоопасное? И не наверно, а точно – это же цех. Здесь в бочке может быть только спирт или какая-нибудь кислота…
– Стой, там горит пламя, мы можем взорваться!
– Да, да, да… – похоже, рыжая не поняла, что я пытался ей сказать. Я смотрел на все как будто со стороны и не мог сделать ничего, кроме как идти по дорогам ее желаний.
К счастью, мы быстро кончили. Котенок, обессилив, упала на спину. Я тут же кинулся к источнику смертельной угрозы. Воздух становился все жарче, и я не замечал, что ширинка расстегнута… Нужно спешить! Чуть не налетев на металлический станок, я продолжал бежать. На моих глазах из пылающей комнаты брызнули огненно-красные щепки и ударились о стенку металлической бочки.
Сердце подпрыгнуло до самого горла. В локоть вонзился рычаг одного из станков, но я не обратил внимания на судорожную, невыносимую боль. «Этилацетат», – прочитал я крупную надпись, и ниже: «Взрывоопасно!». В этот момент в пылающем проеме с потолка обрушилась деревянное перекрытие. Где-то далеко внутри горящей комнаты грянул взрыв. Ударной волной раскаленный воздух подкинул тлеющее покрывало. Кусок ткани вспыхнул в воздухе и, извиваясь, упал на бочку с растворителем.
В два шага я подскочил к ней и руками скинул дымящуюся ткань на пол. После чего подбежал к проходу и закрыл его. Огонь уже давно перекинулся на дверь, но не прожег насквозь. Она захлопнулась… а когда открылась, вместо горящего ада была очередная спальня. Холодная и темная. Полный порядок.
Я затушил тряпку ботинками и вздохнул с облегчением. Правда, тут же закашлялся едким дымом.
– Что случилось? – спросила Катюша с усталым недовольством.
– Мы чуть не взорвались! – хрипло дыша, ответил я. Видение горящих досок и отблесков пламени на бочках еще не вышло из моей головы. Даже не померкло.
– Что чуть не взорвались – я знаю. А случилось-то что?
– Ничего, – отмахнулся я и поплелся обратно к девушке. Локоть нарывал из-за столкновения с рычагом, а ладони зудели от ожогов. Казалось, по рукам несколько раз провели наждачной бумагой… но спасение того стоило. Вместе с теми бочками мог взорваться весь цех. Однако мы выжили, да еще как.
– Пошли из этого дурацкого цеха, – предложила Катя. – Вон там как раз спальня. Можно сделать все по-человечески. И вообще, на двоих твоей еды надолго не хватит. Надо искать какой-нибудь магазин или хотя бы холодильник.
Что тут можно было сказать? Конечно, она была абсолютно права.
10
В спальне было уютнее, чем в цехе. Мы, не задумываясь, легли на кровать. Она была гораздо мягче конвейера, что уж и говорить. Наконец, я подумал об одной глупости и спросил рыжую:
– А как же твой богатый муж, Котенок?
– Забудь про него, – отмахнулась девушка. – Это все осталось в прошлой жизни. Мы больше не можем следовать старым стереотипам в новом мире. Скажи, я нравлюсь тебе?
Поглаживая ее по коленке, я обдумывал вопрос. Что я мог ответить?
– Ты самая, самая, самая, самая…
– Вот и все. А это… – Катюша сняла с пальчика золотое кольцо с небольшим алмазом и красивыми узорами. – … Я выкину.
Что-то звякнуло об пол. Да, пожалуй, в мире дверей его уже не продашь. Признаться, мне стало жалко эту вещицу со здоровенным алмазом. Хорошее все-таки колечко, хоть и ненужное.
– Я люблю тебя, – зачем-то сказал я. Просто так, эта фраза неплохо звучала бы в этот момент. Хотя никаких особенных чувств (кроме оргазма… и какого оргазма!) я к ней не испытывал.
– Я тоже тебя люблю. Знаешь, наверное, с тобой я могла бы прожить всю оставшуюся жизнь.
– Эй, а как же стереотипы? – вспомнил я вдруг.
– Стереотипы… – рассмеялась Катя. После чего перевернулась, подползла ко мне поближе и поцеловала. Губы и язык ее слились с моими на целую минуту. А когда мы закончили, она мечтательно произнесла: – Пусть у нас с тобой будут самые лучшие стереотипы.
Я обнял ее, коснулся груди и почувствовал, как она тает в моих объятиях.
– А как ты думаешь: мы правда выберемся? – спросила Котенок, наверно, в тысячный раз.
– Я больше чем уверен, – снова соврал я, скрипя зубами.
– Тогда пошли.
– Куда? – пробормотал я словно в трансе.
– Как это куда? Искать пищу. Или ты хочешь, чтобы я умерла от голода?
Пройдя через все эти комнаты, я понял лишь одно: путешествие по бескрайним лабиринтам бессмысленно. Лучше сидеть где-нибудь в одном месте. Например, эта спальня – очень даже ничего. Особенно, когда рядом с тобой лежит рыженькая красавица. Я вспомнил и вдруг пожалел, что дверь в столовую закрылась. Зачем я вообще вышел оттуда? Хотя… тогда я не встретил бы Катю. Да, должно быть, нужно идти дальше. Чтобы найти еще одну такую же столовую. Да, пожалуй, ради этого стоило сдвинуться с места.
Поспав и позавтракав, мы вышли из спальни, оказавшись в маленьком офисе. Вместо одного из окон была закрытая, зеленого цвета, дверь.
– Что, пойдем туда? – спросил я у девушки.
– А куда еще?
– Хотя бы обратно.
– Нет уж, спасибо.
Я дотянулся до ручки и открыл ее. За окном располагался школьный кабинет. Из него было три выхода – два в коридор и один – на склад с учебными принадлежностями. Это был кабинет химии, как я понял по стендам, висящим на стенах. Крошка попыталась запрыгнуть на подоконник, но у нее ничего не получилось. Я пододвинул для нее стул. Наблюдая, как неуклюже рыженькая забирается наверх, я решил помочь ей. Схватив за задницу под юбкой, я подтолкнул ее. Ох, и упругая же была эта попка!
– Щас я тебе череп пробью каблуком, хочешь?! – возмущенно вскрикнула красотка.
– Извини, не удержался, – рассмеялся я. Заглядывать ей под юбку, стоя внизу, было очень приятно.
– Ладно, я прощаю тебя, – рассерженно призналась Катя. – Лезь сюда. Не оставляй меня одну. Я боюсь.
Я быстро залез наверх, и мы вошли в кабинет химии. Осмотревшись вокруг, я почувствовал сильный сквозняк. «А может, сила ветра зависит от количества дверей в комнате?» – подумал я.
Тут же раздался грохот. Путь назад отрезан. Однако ветер так и не утих. Воздух шипел, пронизывая кабинет химии насквозь. Я увидел листы бумаги, разбросанные по полу. Ветер нещадно подкидывал их и с противным шорохом возил по полу. Острые ногти Катюши впились мне в плечи. Я понял: ей овладела та необъяснимая боязнь… которая уже начала овладевать и мной. Страх перед ветром, перед комнатами и дверьми, которые вдруг ожили… А может, пространство начинает меняться? Может, этот жуткий ветер – всего лишь начало гораздо более страшного, чем поломка пространства? И эти двери пытаются засосать нас в бескрайнюю тьму хаоса?
Сквозняк вновь открыл пред нами захлопнувшийся выход. Я не успел разобрать, что скрывалось за ним, потому что через секунду с диким грохотом вновь закрылся. И в ту же секунду отворилась другая дверь – позади меня, в склад учебных принадлежностей. От неожиданности Катя вскрикнула. Еще один грохочущий звук, и мы оба уже кричим во весь голос. Все быстрее и громче они открывались и хлопали вновь. Пестрые картины постоянно меняющихся комнат дезориентируют, сбивают с толку, вызывая панический ужас. Ветер выл все сильнее… и вдруг одна из дверей взорвалась. Кабинет засыпало искрами и заволокло черным дымом.
За ней бушевал пожар. Еще одна горящая комната. Похоже, из-за ветра огонь разгорался с невиданной яростью. Парты, стоящие у проходов, вмиг загорелись. Ветер гнал огонь прямо на нас. Задымился паркет. Это был едкий запах горящего лака. Я почувствовал, как на шею падают теплые капли. Девушка рыдала, напугавшись до слез.
Двери продолжали хлопать, всасывая в себя пламя из того проклятого пожарища. Я почувствовал, как кожа моя раскалилась. От боли захотелось кричать. Уже половина помещения горела ярче бенгальских огней, а остальные парты уже начинали дымиться. Они вспыхивали одна за другой, окружая нас… И тогда я, наконец, принял решение бежать.
Спасаться через те двери, которые наводили еще больше ужаса, чем огонь? Господи… Хлопающие, грохочущие подобия выходов… на самом деле — ловушки в этом кошмарном лабиринте.
К одной из них я повел Катю. Дверь билась о косяк с жуткой силой, доски покрывались царапинами, от них отлетали огромные щепки. Я долго не решался прикоснуться к ней, пока сзади не раздался взрыв. Сразу несколько парт рухнули, подбросив до самого потолка густой сноп искр и тлеющей золы. Я схватился за деревянную кромку… и та, чуть не выдернув руку из сустава, резко начала закрываться. Помешали мои пальцы.
Из глаз брызнули слезы, когда она от души приложила руку косяком. Раздался хруст. Я смачно матернулся, а Катюша в ужасе охнула. Я схватился за дверь второй рукой и яростно распахнул.
Мы выбежали из школьного кабинета в большое помещение со сценой и рядами кресел. Был ли это актовый зал какого-то учреждения, помещение театра или дома культуры? Не было времени рассуждать. С потолка свисали красные кулисы – именно на них и перекинулся огонь.
Здесь было еще больше дверей. И ветер был гораздо сильнее. Только здесь он как бы бродил вокруг, и пламя ушло в бок. Зажигались ступени деревянной лестницы и близлежащие кресла. Я не успел оглянуться, как загорелась вся стена огромного концертного помещения. Пылали кулисы, а кресла загорались так быстро, словно были сделаны из бумаги. Дым и пламя взлетели до самого потолка.
Мы побежали через ряды кресел. Катя стукнулась ногой о подлокотник и упала, схватившись за одну из спинок. Я помог ей подняться, и мы побежали вновь, борясь с преградами и болью. Пламя шло вдоль стен. Оно все ближе подбиралась к последней двери. Еще секунда, и мы будем окружены огненным кольцом. Все выходы будут закрыты. Мы умрем. Но я вовремя увидел висящий на стене огнетушитель. Только бы получилось воспользоваться им одной рукой! Несколько драгоценных секунд провозившись с проволокой и чекой, я обдал белым потоком огонь, уже накинувшийся на единственный оставшийся проем, через который мы могли бы бежать.
Пока огонь не разгорелся с новой силой, мы кинулись к выходу. Пламя поработило почти весь зал. Мы бежали так быстро, как только могли. Катя чуть не подвернула ногу на своем высоком каблуке. Я схватил ее за талию и помог идти дальше. Вокруг раздавался треск и шипение всемогущего огня. Он был слева, справа, сзади, спереди, сверху, снизу… только не у той двери, которую я обрызгал огнетушителем.
Мы почти подошли к выходу. Но вдруг одновременно поскользнулись на пожарной пене. Упали на скользкие ступени и заскользили вниз – прямо в очаг пылающих кулис и горящей сцены. Я зацепился ногой за кресло. В ту же секунду схватил за руку Катю. Еще пара ступеней, и ее одежда загорелась бы. Но я спас ее… однако сам чуть не заскользил следом за ней. Свободной рукой я схватился за ножку кресла, находящегося выше… и взвыл от боли! Мои пальцы! Те, которые прищемило дверью того проклятого кабинета химии. Я одернул руку, заливаясь слезами невыносимой боли.
Катюша поднялась на ноги и пробежала мимо меня к выходу. Я этого даже не заметил, оплакивая сломанные пальцы. Но как только девушка схватила меня за куртку, я тут же вскочил, и мы снова побежали к выходу. Пожарная пена почти высохла… к тому же, град тлеющих досок сыпался с потолка. Я схватил раскаленную ручку и открыл дверь. Я чувствал боль, но понимал: это жертва во имя спасения.
«А ведь она могла быть заперта», – проскользнула волнующая мысль, как только мы закрыли ее за собой.
Мы находились в помещении сауны. Здесь почти не было ничего, что могло бы загореться – кафельный пол и стены, металлические трубы. В комнату проникло только облако дыма, да несколько красных искр. Под моими ногами стояла швабра. Я заклинил ей дверь за ручку и с облегчением сел на пол.
Катя сидела рядом и плакала. Ее юбка дымилась, а колготки покрылись дырами. Моя одежда тоже раскалилась и жгла кожу. Однако мы выжили. И даже боль в сломанных пальцах не могла притупить сладость спасения.
11
… С каждой минутой пальцы болели все сильнее. Они как будто увеличились, и внутри так противно пульсировали. Я сломал их. Теперь я знал это наверняка.
– Что с твоей рукой? – спросила Катюша. – О, Боже! Ты сломал пальцы, открывая эту чертову дверь… Тебе больно?
Я промолчал, но она все поняла по моей гримасе.
– Тебе нужно какое-нибудь обезболивающее, а то ты так с ума сойдешь. Пойду, поищу его.
Но она ничего так и не нашла, кроме шампуня, мыла и других купальных принадлежностей.
– Попробуй пооткрывать двери. Может, в какой-нибудь комнате будет аптечка, – предложил я.
Но сколько девушка ни пыталась искать, ни в одной из комнат не было даже намека на аптечку или хотя бы аспирин. Один раз, заглянув в проем, Катя обнаружила офис, из окна которого тут же потянулись щупальца огня. Не захлопни она вовремя дверь, пламя проникло бы внутрь комнаты и обожгло бы Катюшу. Но все обошлось. После этого красавица бросила попытки найти обезболивающее и села рядом со мной.
– А ты ведь спас мне жизнь. Нет, конечно, ты спас нам обоим жизни… Но ведь ты сам кинулся открывать эту дверь. А потом, в том зале, ты вернулся за мной, хотя мог просто убежать. Ты повел себя так смело… и пострадал из-за этого. Как ты только не плачешь от боли? Вы, мужики, такие упертые!
Настала пауза. После чего Катюша вдруг оживилась:
– Слушай, а я знаю, как избавить тебя от этой боли. По крайней мере, отвлечь от нее. Ты не против?
Я понял, что же она собирается сделать, только когда шаркнула ширинка. Ее губы щекотали, затягивали, а язык творил самые удивительные вещи в нашем мире. Сначала я не понимал, как можно испытывать удовольствие во время такой дикой боли. Но потом просто перестал ее замечать. Стараясь не шевелить пальцами, я полностью погрузился в прекрасный мир, который мне подарила рыжеволосая красавица. Она заставляла меня глубоко вдыхать, стонать от невыносимого наслаждения. И тогда, словно озарение свыше, я понял кое-что очень важное.
Я вдруг увидел одну закономерность во всем этом бреде. И, кажется, я действительно понял, как выбраться из бесконечного лабиринта дверей.
– Постой, – сказал я ей. – Эй, да подожди же. Я понял, как попасть наружу.
– Что? – встрепенулась Катя. – Ты говоришь о том, что мы можем?..
– Да. Каждый раз, когда я видел номера на дверях, я видел примерно одну цифру, – говорил я, почти не осознавая, что был способен на такую сообразительность. – Моя квартира находится на пятом этаже. Все остальные комнаты тоже находятся на этом же этаже.
– Подожди, откуда ты это взял?
– Номера на дверях. Каждый раз, когда я ходил по всем этим лабиринтам, мне попадались цифры. Может быть, мне было наплевать на них, но все было так просто, черт возьми!
– Что просто?
– Короче, моя квартира находится на пятом этаже. Так? Я вышел в коридор, цифры на дверях которого начинались на пятерку. Я почему-то не заметил подвоха, хотя надо было: это был тот же самый этаж. И потом, когда я вошел в женский сортир, что ли… Номер пятьсот… какой-то там. Тоже пятый этаж!
— Но вот что было дальше, – продолжал я. – Выйдя оттуда, я упал с высоты пары метров. Дверь была в окне. Войдя через него, я свалился на четвертый этаж. Потому что номер, который я заметил потом, был сороковым!
– И что это означает? Мы находимся на четвертом этаже, и что? – не улавливая ход моих мыслей, переспросила Катюша.
– Мы можем спуститься на первый этаж, и тогда, возможно, мы сможем выйти на улицу.
– А почему ты уверен, что двери на улицу не будут вести в другие комнаты?
– Но ведь стоит попробовать, я прав?
Рыженькая задумалась, совсем забыв о том, что делала только что.
– Ну, может быть, и прав.
– Тогда пошли.
– Что, прямо сейчас? – недовольным тоном переспросила Катя.
– А что тянуть? Еды почти не осталось, не помирать же нам с голода? Хотя ты права, можно сначала закончить то, что мы начали.
… Еще пять минут, и мы снова открыли дверь. За ней — очередное новое помещение. Следом — еще одно. И снова сотня комнат. Мы знали это… но теперь мы знали, что ищем. Открывая одни и те же комнаты, мы старались переходить в ту, пол которой был ниже, чем предыдущий. Мы старались постепенно спуститься на более низкие этажи. К сожалению, это получалось очень редко. Этаж оставался прежним.
Сколько мы ни бродили, так и не смогли разыскать еще одну комнату, дверь которой была в окне. Похоже, это было слишком редкое явление. А возможно, таких окон просто не осталось в лабиринте дверей? И теперь это просто кирпичные стены?
Что самое удивительное: мы не нашли ни одной лестничной клетки. Я четко помнил, как мы с Витей отыскали выход к лифту. Эй, а может, парень не стал входить в него, а сразу пошел вниз по лестнице? Все-таки, он далеко не дурак. В таком случае мой друг, возможно, уже давно знал ответ на вопрос: куда ведут двери на улицу?
А вот я мог только догадываться. Хотя я почему-то был уверен, и во мне не угасала надежда: такие двери отличаются от обычных. Не случайно же мы с Витей вышли на улицу из того подъезда, который так перепугал нас в самом начале аномалии? Будь это простая дверь, она вывела бы нас в другие комнаты, а не на улицу. Вряд ли это совпадение, а Эйнштейн пускай подвинется.
А вот и он, шанс спуститься.
Я потянул за ручку, и в лицо мне ударил сильнейший ветер.
Подо мной была пустота, не иначе. Мы стояли на краю какой-то огромной цилиндрической шахты. Стены были сделаны из бетона и уходили вниз, пропадая во мраке. Сверху горела лампочка, она освещала не больше десяти метров, а под ними – кромешная тьма. Под нами были и другие двери – каждая из них в прежние времена вела на другие этажи этого странного здания. Я никогда больше не входил в комнату, хорошенько не оглядев ее. Если бы не моя осторожность, сейчас я упал бы снова, но теперь вряд ли бы выжил. Это была скорее не комната, а какая-то огромная цилиндрическая шахта. А может, это была часть какого-то бункера? Взлетная шахта баллистической ракеты, которые запускают из-под земли? Вполне возможно. Этот бункер, должно быть, возвышался над землей и как раз соответствовал четвертому этажу. Справа от двери вниз спускалась металлическая лестница, привинченная к скругленной стене. Я вздохнул и обреченно произнес:
– Это наш единственный шанс спуститься. Других возможностей может не представиться.
– Ты что, я не полезу по этой ржавой лестнице!
– Тебе придется, – заключил я, тяжко вздохнул и схватился за перекладины. Они обожгли холодом. Поморщившись, я начал спускаться вниз. Было неприятное ощущение, что однажды ладони соскользнут с металлических перекладин, и я полечу вниз. Чтобы не браться сломанными пальцами, мне приходилось засовывать за лестницу руку. Это было крайне неудобно и опасно. Пару раз я касался пальцами стены и испытывал нестерпимую боль. Но то ли я не показывал вида, то ли Катя этого не замечала. Я спускался очень медленно и не хотел думать, какая здесь высота. Мне хватило бы и тех десяти метров, более или менее проглядывающихся в свете лампочки. А уж насколько ниже была глубина, меня не волновало.
Я спустился мимо металлической двери без ручки. Может, был еще какой-то способ ее открыть, но я решил не вдаваться в подробности. «Так-так-так… третий? Да, наверное, это еще третий этаж». Стало темнее. Лампочка отдалилась метра на три. Глаза чуть лучше привыкли к темноте, и я теперь разглядел еще несколько скрытых во мраке этажей. Но дна по-прежнему не увидел. А вот это было уже далеко не весело.
Я продолжил спускаться. Минуты растянулись на часы.
Немного странно наблюдать обычную входную дверь посреди огромной цилиндрической шахты. На ней я увидел номер «27б». Что ж, все так, как и должно быть. Я чувствовал гордость за то, что все больше оказываюсь прав. Это значит, что следующий этаж будет первым. А из него, вполне возможно, мы найдем выход на улицу. А там… должно быть, будет все по-прежнему. Или там не будет ничего.
– Ну что там? – услышал я сильно искаженный голосок Кати.
– Все в порядке, – крикнул я. – Сейчас доберусь до первого этажа.
– И что дальше?
– Ты спустишься следом за мной. Не бойся, тебе будет легче: у тебя две руки.
Девушка ничего не ответила. Наверно, свыклась с мыслью, что ей придется спускаться в темноту по этой отвратительной бетонной шахте в своих модных красных туфлях.
Тем временем я почти спустился до нужного уровня. Это была металлическая дверь с маленьким окошком на уровне глаз. Такие бывают в тюрьме… или психиатрической больнице. Стало боязно. Вдруг она заперта? Прочно держась за перекладины, я пнул ее ногой. Тяжелая железка с трудом приоткрылась. Перелезть на уступ было еще сложнее, чем забираться на лестницу там, наверху. Я вошел через проход и увидел коридор с высокими потолками, десятком окон, заделанных кирпичом, и выстроившихся вдоль стены проходов. Действительно, психушка. Может быть, аномалия специально подбирает самые неудачные комнаты, чтобы свести нас с ума?
Ветер подул еще сильней. Я заблокировал дверь ногой, чтобы она сама не закрылась и крикнул:
– Катя, можешь спускаться! Я внизу!
– Боже, как страшно…
– Не бойся! Тебе нужно спуститься сюда, чтобы выбраться из западни! По-другому никак не получится! К тому же, я уже спустился!
– Ладно-ладно, я иду… – простонала девушка и начала забираться на лестницу.
Я смотрел снизу и видел ее кружевные трусики под юбкой. Она спускалась гораздо быстрее, чем я. Это было очевидно – с обеими руками ей было гораздо легче. Жаль, что лампочка была наверху, и находящееся под юбкой было плохо освещено. И все равно я упорно глядел туда, радуясь увиденному.
– Эй, ты там мне под юбку не смотри! – взвизгнула Катя.
– А что, нельзя?
– Ты меня отвлекаешь, – пробубнила она.
Усмехнувшись, я повиновался и перестал смотреть на ее богатство. Тем более, света было слишком мало, и разглядеть что-либо было трудно. Неожиданно возникло чувство: вот сейчас случится что-то страшное. Катя сорвется с лестницы и полетит вниз. Но это была всего лишь паранойя. Когда девушка перебралась на уступ и вошла за мной в дверь, оба мы вздохнули с облегчением.
– Ну и что дальше?
– Попробуем найти выход на улицу.
Эта емкая и очень пафосная реплика могла бы звучать в американском боевике, если бы не была сказана мной.
12
Я думал о Солнце, которое до аномалии жарило слишком сильно.
Этот этаж как-то связан с улицей хотя бы потому, что здесь теплее, чем на четвертом или пятом этажах. Я вспотел. Катя тоже. Стало тяжело дышать. В самый жаркий день уходящего лета это нормально, тем более в душном помещении. От этого надежда выбраться только набирала силу.
– Я думаю, выходы на улицу будут за теми же дверьми, которые вели на улицу до аномалии. Я уже сталкивался с этим, когда все началось.
«Когда все началось, в том подъезде, да, – неожиданно усомнился я в своей собственной теории. – А ведь тогда все было по-другому. Я вошел в свой подъезд, поднялся по лестнице наверх. Мы открыли дверь и попали в МОЮ прихожую. Если бы аномалия была точно такой же, и подъезд был бы другим, и прихожая… Что-то не так. Хотя… нужно продолжать. И молчать…»
– Поверю тебе на слово, – произнесла Катя. – И где нам искать эту дверь?
– Этот коридор находится глубоко в здании психушки. Все двери выходят в другие комнаты или холлы. Как только нам попадется хоть один выход на улицу, мы его узнаем.
Я еще раз посмотрел на номера палат. Все цифры начинались на единицу. На стене висел план эвакуации при пожаре. На нем было четко написано, что это первый этаж. Я вздохнул и открыл первую попавшуюся дверь.
Темное складское помещение. Что ж, вторая попытка. Дурацкий магазин детских игрушек. Плюшевый слон буравил меня своим пуговичным взглядом. Нужно было продолжать, ведь подъездов на первом этаже достаточно много, хоть и меньше, чем остальных комнат. Ну вот, еще одна никому не нужная прихожая. Затем — уставленная книгами библиотека. При одной мысли, что вся эта бумага вместе с деревянными полками может вспыхнуть, как порох, заставило прикрыть ненавистный проход. Было трудно определить, что сильнее болит — ожоги или переломанные пальцы.
В очередной раз открыв дверь, я тут же закрыл ее. И в ужасе обернулся, надеясь, что Катюша не подглядывала через мое плечо. Потому что увиденное испугало меня до глубины души… а ее и вовсе свело бы с ума.
Я увидел человека. Еще одного человека. Нет, это был не Виктор, а другой несчастный. На нем не было майки, и кожа на животе приобрела синеватый оттенок. Казалось, что он спит, припав спиной к стене… Как я в своей чертовой прихожей. На секунду почудилось, что это лежу я, но это была ошибка. Человек, лежащий передо мной, был мертв. Глаза его закатились, и на меня смотрела пелена без зрачков, изрезанная кровеносными сосудами. Рядом на полу блестело лезвие, а на руках застыли темно-коричневые отметины. Должно быть, на полу была огромная лужа застывшей крови, только я не мог этого разглядеть, потому что паркет был черным. Зато надпись на белой стене, сделанную чем-то темно-бурым, я запомнил отчетливо:
«Я здесь сдох и тебе советую».
Несколько секунд, припав лбом к закрытой двери, я пытался отдышаться и прийти в себя после шока. Затем опять распахнул ее вновь, ожидая снова встретиться взглядом с трупом, своей собственной кровью написавшим на стене анекдотичную глупость… Конечно же, я не увидел его. Вместо этого передо мной открылись внутренности обшарпанного подъезда. Я чуть не закрыл проход, но вовремя понял, что выход на улицу как раз и должен там находиться. Вдали, после спуска из трех ступеней, я заметил нечто очень похожее на выход, и сердце застучало со скоростью вибрации моего «мобильника».
Я чувствовал жар: это был теплый ветер, сочащийся из щелей той самой двери. Это чувствовалось тем сильнее, чем ближе я подходил… Катя. Я забыл про Катю.
– Где ты там? Иди сюда! Ветер сильный — дверь может захлопнуться.
– Я здесь, – услышал я прямо у себя за спиной и вздрогнул. Она дышала на мою шею, и дыхание это было гораздо холоднее гуляющего здесь ветра. Теперь можно идти вперед.
Я подошел к двери. Она не открылась просто так. Я попытался толкнуть ее, пнул ногой. Катя прекратила это безумство, просто нажав на кнопку электронного замка. Раздались знакомые механические гудки. Еще одна тайна – почему все электрические приборы продолжают исправно работать? – отступила на второй план и была забыта, как только дверь открылась.
Свет. Яркий рыжий свет. Улица. Улица! УЛИЦА! Это действительно она, и это я – Я! – нашел выход! Свет ослеплял – он был гораздо ярче лампочек, горящих в этих отвратительных комнатах. Я чувствовал знакомый жар от Солнца, который никогда не возникал при электрическом свете. Я ликовал. Искренне радовался. Катя тоже, я уверен, была рада, как никогда…
Как никогда на свете.
Был это приятный сон или кошмар? Я пригляделся и увидел обугленные остовы домов. Как после бомбежки. Вся улица, весь город – как будто гигантская сковорода. Некоторые дома продолжают дымиться. На земле в слишком ярком свете пылают человеческие кости и черепа. Ими усеяна все улица. Сердце вмиг подпрыгнуло. В глазах потемнело. Не может быть! Я сильно испугался. Думал, что сильнее некуда. Пока не увидел…
… Пока я не увидел солнце. Я тут же отвел глаза, потому что они заболели. Я сжег бы сетчатку, не закрой глаза руками. Но то, что увидел, запомнил, и никогда уже не забуду.
Солнце. Солнце.
Я никогда не забуду этого страшного почерневшего монстра, пылающего на небе. Мое родное Солнце не было таким. Раньше оно было светлым лучиком тепла – белым, теплым, добрым. На закате оно, покраснев, слезно прощалось с нами. На рассвете радостно встречало, зажигая все лампы суетливого дня.
Теперь оно имело синеватый оттенок. Оно было черным, и из центра его торчали красные иглы. Наверное, потоки плазмы, или чего-то еще, о чем я не хотел думать. Мне показалось, я знаю ответ. Оно закончило жизненный цикл. Начало превращаться в «черную дыру». Через пару лет наше Солнышко станет не больше луны и засосет в себя все планеты, в том числе и Землю. А пока умирающая звезда лишь выбрасывает последние взрывы энергии – самые сильные потоки плазмы – сжигая всю и вся.
Сжигая наши дома, наши улицы. Сжигая нас.
И началось все это в то утро, когда мы с Витей встретились в магазине одежды и только начинали ощущать действие нового Солнца – угасающего и из-за этого еще более жаркого. Сначала я увидел, как кожа на моих руках начала покрываться красными пятнами, а одежда задымилась. И только потом ощутил острую боль во всем теле.
Я не помню, как мы вернулись в подъезд и закрыли дверь. Я запомнил только этот огромный иссиня черный шар… Из которого на миллиарды километров торчат эти бардовые щупальца. Я запомнил боль и то, как кожа моя потемнела. А вот как я скинул с себя загоревшуюся рубашку — начисто забылось. Она лежала в углу и дымилась, а из моей шеи, кажется, текла кровь. Солнце опалило меня с ног до головы. Я чуть не стал одним из тех обугленных скелетов, лежащих по всей улице.
Так вот куда делись все люди!
– Что это было? – не понимая происходящего, спросила Катя.
– Все, конец. Солнце почернело, оно сожгло наш мир, а мы вынуждены ходить в этой чертовой аномалии. Наверняка и сломанное пространство скоро прекратится, и мы с тобой умрем, – бредил я, плача от боли.
– Так вот, значит, как ты собирался меня спасти?! – неожиданно взвизгнула рыжая. – Ты мне врал! Ты хотел просто трахнуть меня! Ты меня использовал! Да как ты посмел?!
– Нам всем конец, – только и продолжал я. – Из-за этого и происходили все эти пожары. В каждой комнате, в которой было открыто окно, загорался огонь. И теперь пламя блуждает по комнатам. Когда-то и этот мир с нарушенным магнитным полем сгорит. Наверное, Солнце излучало не только тепло, но и какую-то другую энергию. Иного рода, еще не открытую наукой. Из-за этой силы все перемешалось. Все комнаты. Это спасло нас… пока. А потом и мы умрем.
– Так, значит, я предала своего мужа зря?! – твердила о своем Катя. – Ты не можешь меня спасти! Значит, мы не можем создать семью, у нас не будет детей, у нас не будет НИЧЕГО! Ты просто жалкий урод! Я не хочу тебя видеть! Я не хочу тебя знать, ничтожество!
Катя сорвалась с места и побежала прочь.
– Мы умрем… – твердил я, пока не увидел, куда бежит девушка. Это была другая дверь… но, похоже, она тоже служила выходом на улицу. Запасным выходом. – НЕТ, СТОЙ! ПОДОЖДИ!
… Она дернула за ручку и обернулась. Я хотел ее спасти, но получилось совсем наоборот. Вместо того, чтобы посмотреть, куда она идет, девушка взглянула на меня:
– Прощай, ублюдок. Чтоб ты сдох, – сказала она и…
Это было окно. Как выяснилось, наш новый мир не всегда был верен своим правилам. А может, они просто изменились. Так или иначе, дверь вела на несуществующий балкон третьего или четвертого этажа. Девушка оступилась и сорвалась в пылающую пустоту. Свет резал глаза. Я еще плохо видел, и мог только слышать, как истошно она кричит. Еще до звука падения раздался резкий треск. Волна черного, как смола, дыма взметнулась оттуда, загородив обугленные стены домов и горящие улицы. Густой дым наполнил прихожую, и я почувствовал запах горелой плоти. И только тогда раздался гром падения.
Это было последней каплей. Я кинулся в противоположный проход.
Я бежал так быстро, как только мог. Я не замечал препятствий, ломал мебель, которая оказывалась на пути. Коридоры, комнаты, снова коридоры, холлы… Лампочки начали мигать. Снова что-то не так? Аномалия набирает силу? Или наоборот гаснет?.. Я бежал все быстрее, а перед моими глазами Катя снова и снова желала мне смерти и падала в окно, замаскированное под дверь жестоким сломанным пространством.
Остановился я, только когда ударился о стену. Я забежал в маленькую, тесную ванную комнату, из которой не было других выходов. Упал на пол и заплакал.
И уже не помню, что произошло в следующие несколько часов.
13
Я нашел эту тетрадь и написал в ней вступление. Карандаш и лезвия, чтобы его заточить, тоже здесь были. Кто оставил письменные принадлежности в ванной и зачем? Должно быть, тот, кто не думал, что все произойдет вот так. Однако он не написал в тетради ни слова. И я решил, что теперь она будет моей.
Левой рукой я выводил корявые буквы. Это было трудно, но с каждым часом я все больше понимал, что это необходимо. Иначе я так и не пойму: что произошло со мной? Почему судьба покарала меня и загнала в эту клетку?
Я писал и писал, чувствуя жажду, чувствуя голод и головную боль. Я продолжал писать, даже когда понял, что это не поможет спастись.
Может быть, дело во мне? В каком-нибудь помешательстве? Это было бы лучше всего. Если Солнце действительно прекратило свой жизненный цикл и неотвратимо становится «черной дырой», это значит лишь одно. Конец. Точка. Последняя глава. И номер ее, конечно же, 13-тый. Какой же еще может быть номер у главы, закончившейся вот так?
Ах, да, я забыл пояснить, зачем вообще взялся за карандаш. Зачем до сих пор сижу на холодном, влажном кафеле. Да, я хотел бы вернуться и к той жизни, которая была у меня среди всех этих перепутанных комнат. Был бы не прочь вернуться туда хотя бы ради того, чтобы утолить жажду и голод. Ведь здесь у меня нет ничего съестного. Нет даже воды. Канализация – это не электроприборы. Поэтому проси – не проси, а жажда берет свое. Все питье осталось в бутылках на каком-нибудь складе или в той же столовой.
Проблема в том, что я не могу выйти отсюда.
Как только я забежал в ванную, и дверь закрылась… я некоторое время лежал на полу. А когда пришел в себя, сразу же захотел отсюда выйти. Куда-нибудь еще, потому что в новом мире дверей это самое бессмысленное место из всех возможных.
Когда я снова открыл ее, увидел лишь темноту. Внизу, вверху, слева и справа. Огромная пропасть. Я, не задумываясь, захлопнул ее. Но распахнув повторно, увидел всю ту же пустоту. Открывая и захлопывая, наверно, тысячи раз, все больше осознавал: это бесполезно. Я не могу выйти отсюда. Предо мной – одна и та же пропасть без пола и потолка, без стен. Комнаты больше не меняются местами. Аномалия окончательно угасла, но легче от этого не стало. Я нахожусь в непонятном месте, из которого нет выхода.
Тогда я взял ручку и начал писать. Я уже вспомнил все, что со мной произошло, и не собираюсь делать этого дважды. Остался лишь один вопрос. Я напишу его вот здесь и хорошенько подумаю, после чего приму решение. А ответ за меня напишет жестокая судьба.
Что мучительнее: умереть от жажды или шагнуть в темную пропасть?
16 февраля 2009 года,
г. Саратов
Похожие статьи:
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Проблема вселенского масштаба